Текст книги "Грезы наяву"
Автор книги: Патриция Райс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)
Эвелин взглянула на него с понимающей улыбкой, но покачала головой:
– Я на эту роль мало подхожу. Если бы я даже знала людей, от которых это зависит, вращалась в их кругу, они вряд ли стали бы слушать женщину. А сейчас все вообще непросто. Прошлой ночью скончался лорд Грэнвилл. Так что с пребыванием в обществе мне придется повременить.
Лицо Франклина омрачилось.
– Простите, ради бога! Я не подозревал, что граф был так серьезно болен.
В уме он уже быстро перебирал недавние встречи с влиятельными членами парламента, связывая все это с тем фактом, что Хэмптон был единственным наследником титула и что сидящая перед ним женщина уже, можно сказать, графиня. Он задумчиво прищурился.
– Простите мою настойчивость, но я думаю, что вы недооцениваете ситуацию. Вы, конечно, не скоро сможете блистать на светских приемах, но как раз в предстоящие дни этот дом, так или иначе, посетят самые влиятельные люди королевства. Политика, конечно, не лучшее занятие в дни траура, но именно это печальное обстоятельство даст вам возможность встретиться с людьми, от которых зависит наше будущее. Я прошу вас помнить об этом.
До Эвелин слова Франклина дошли только после того, как он откланялся. Она не любила сидеть без дела и последние месяцы чувствовала себя бесполезной и никчемной. Она плохо представляла, как можно осуществить то, о чем говорил Франклин, но его слова запали ей в голову.
Охваченный горем, постоянно занятый множеством дел, которые разом свалились на него, Алекс опять отгородился неприступной стеной, и Эвелин его почти не видела. Она проводила свои дни в обществе убитых горем вдовы и дочери графа. Принимала поток соболезнующих, по необходимости вступая в разговор, когда Дейдра вдруг замолкала на полуслове. Элисон вообще почти не разговаривала, словно пребывая в каком-то ином, призрачном, мире. Эвелин постепенно училась управлять слугами, сама принимала соболезнования от визитеров, которых не могла принять Дейдра, знала уже, о чем и как с ними нужно разговаривать. Она представляла иногда, что разговаривает с клиентами на складе, и тогда это не казалось таким трудным и день проходил незаметно. Хуже всего было вечерами. Визиты кончались, Элисон с мужем и детьми уезжала домой, Дейдра уходила к себе. Оставались мать и тетка с Френсис, но те чувствовали себя не в своей тарелке, как незваные гостьи среди всеобщего горя, и все чаще поговаривали о возвращении в Суррей, к родственникам.
Алекс возвращался поздно ночью, и, если Эвелин к тому времени засыпала, старался не будить ее. Уходил он, в основном, когда она еще спала. Несколько раз она пробовала дождаться его, но от этого было не легче. Алекс приходил мрачнее тучи и практически не разговаривал. Занятия любовью если и случались, то были краткие и судорожные, они словно спешили излить друг другу в физическом акте свое горе, страхи, недобрые предчувствия. Алекс тут же засыпал, а она, бывало, долго лежала, уставясь в потолок.
И опять, вновь и вновь, размышляла о том, правильно ли распорядилась своей жизнью. Зажмуривала глаза, стараясь оживить моменты, когда они были счастливы, любили друг друга и все им казалось чудесным. Но если это и было, то прежде, когда еще графское достоинство не свалилось так неожиданно на них. Сейчас Эвелин боялась, что оно окончательно оторвет Алекса от нее.
Большую часть жизни лишенный каких бы то ни было обязанностей, теперь Алекс относился ко всему слишком серьезно. Часто, обняв его за широкие плечи, Эвелин так хотела взять на себя хоть часть того бремени, которое ему приходилось нести. Она чувствовала, что смогла бы, если бы он сам позволил, попросил. Но начинать очередной тягостный, бесконечный – и бесполезный в итоге – разговор не решалась. Слова не могли помочь, если он сам не чувствовал.
Иногда вспоминались слова Франклина. Ее не привлекала перспектива именоваться графиней, но в том, что в их дом потянется бесконечная череда влиятельных людей, он оказался прав. Алекс слишком редко бывал здесь, чтобы принимать их всех, и Эвелин частенько приходилось, выслушивая соболезнования, припоминать, где и когда она могла слышать ту или иную фамилию. Перед ней проходили совершенно конкретные мужчины и женщины, со своими лицами, голосами, жестами. Некоторые отвечали ее представлениям о праздной имперской аристократии, но многие казались умными и искренними людьми, глубоко опечаленными смертью графа; они с явным интересом ожидали, как проявят себя новый граф и его американская жена. Некоторые не могли скрыть насмешливого взгляда, слыша ее колониальный акцент, но истинно воспитанные люди не обращали на это внимания. Подружиться с ними, конечно, сложно, думала про себя Эвелин, но вот войти в их круг, пожалуй, стоило попробовать.
Хотя и в этом она не была уверена. Понравится ли Алексу присутствие в мрачноватом Грэнвилл-хаусе толпы незнакомцев, попивающих чай и беседующих о политике? Эвелин резонно подозревала, что нет. Но не могла избавиться от этих мыслей. Хотя ее взгляды были весьма далеки от взглядов тори, может, стоило к ним хотя бы прислушаться? Благодаря титулу Алекс теперь автоматически становился довольно влиятельной фигурой в правящей партии. Может, с этого и следовало начать? Планы и идеи возникали в самые неожиданные моменты, даже когда она пыталась убедить себя, что ничего не получится. Это становилось чем-то вроде наваждения.
Зашел как-то Томас Хэндерсон: выразить соболезнования и спросить, не надо ли чем помочь. Опять очень интересовался содержимым пакета с документами о контрабанде, но Эвелин вспомнила об этом с трудом, настолько дело казалось далеким на фоне того, что произошло. Она постаралась перевести разговор на другое, принялась расспрашивать его о тех людях, с которыми ей пришлось повстречаться в последние дни. Так что он удалился, можно сказать, не солоно хлебавши, зато она обзавелась ценными сведениями о влиятельных людях. Если она хотела, чтобы то, о чем она все чаще задумывалась, сбылось, ей нужно знать всех влиятельных людей так же хорошо, как они знали друг друга. Нелегкая задача.
От Элисон в этом плане помощи ждать не приходилось. Она не любила общество и жила, в основном, в Шотландии. Эвелин подозревала, что ей одинаково безразличны и виги и тори. У Рори, естественно, имелись связи в кругах политиков, но расспрашивать его о чем-то было еще тяжелее, чем разговаривать с Алексом. Она не была готова. Последняя надежда оставалась на Дейдру.
После первых горестных дней Дейдра несколько пришла в себя, но частенько впадала в прострацию, бродила порой по дому, сама не зная, куда и зачем идет. И Эвелин догадалась, что этой деятельной, в общем-то, женщине, нужна новая точка опоры. Ее нужно было чем-то занять, увлечь.
О светских развлечениях не могло быть и речи, да и сам свет не понял бы их, объявись они на каком-нибудь приеме. Тогда Эвелин решила пригласить к ним некоторых из наиболее поправившихся ей визитеров. К ее удивлению, многие приняли приглашение. После их визитов Эвелин расспрашивала Дейдру об этих людях, их интересах. Та с готовностью делилась всем, что знала.
Когда Франклин пришел в следующий раз, Эвелин представила его Дейдре. Он, понимая ситуацию, не старался выглядеть серьезным, и одна из его шуток даже вызвала улыбку на лице вдовы. Идея о повышении культурного уровня колоний ей понравилась, и теперь настала ее очередь задавать вопросы.
Как-то за обедом Рори обмолвился, что Алекс наконец решил занять свое место в палате лордов. Внутри у Эвелин все замерло. Ведь Алекс сам должен был сказать ей об этом. Но потом одернула себя. Нельзя требовать от него слишком многого, он и так каждую ночь приходил к ней. Днем он мог принадлежать себе. Но тогда и она может делать то же самое.
Когда вечерами в кабинете Алекса стали появляться разные люди, с которыми он подолгу разговаривал, Эвелин даже обрадовалась. Он делал то, что считал нужным, значит, и ей не мог запрещать. Вот если бы еще их интересы совпали…
Но на быстрые результаты рассчитывать не приходилось. Кроме как от Дейдры, помощи ждать было не от кого. Мать решила, что ей лучше на время уехать с сестрой и племянницей к родственникам, а не мозолить глаза новобрачным и убитой горем вдове. Эвелин начала было отговаривать ее, но Аманда была из того же теста. К тому времени, когда парламент собрался на сессию, они уже уехали.
Несколько дней спустя в порт пришел один из малых кораблей компании, и Рори решил, что это подходящий случай отправиться домой, где Элисон могла бы спокойно доносить ребенка. При зтом известии Эвелин захотелось плакать, мелькнула даже дикая мысль попроситься поехать с ними. Но она лишь сжала губы и взяла Алекса за руку. В этот вечер он пораньше пришел домой, переодеться, и тоже был огорчен. Может быть, не совсем сознавая, что делает, он в ответ крепко сжал руку Эвелин.
Вечером, когда Эвелин собралась идти к себе, в салон неожиданно явился Алекс и сказал, что проводит ее. Они молча поднимались по лестницам, шли чередой темных залов. Но вместо того чтобы пройти прямо в спальню, Алекс вдруг распахнул двери в гостиную и жестом пригласил ее войти. Эвелин не знала, что думать, но спокойно смотрела, как он налил ей и себе вина.
Она не знала, стоять ей или садиться, и ждала, что скажет муж. Но и когда он начал расхаживать по комнате, осталась стоять. Если он собирался испытывать ее терпение, она ответит тем же. Эвелин внимательно наблюдала, как облаченная в элегантный сюртук фигура мужа прочерчивала комнату по диагонали. Его густые волосы были стянуты на затылке в пучок, накрахмаленные ослепительно белые кружева прямо-таки пенились на груди, а золотые пуговицы на черном сюртуке горели. И никакого шитья, к которому раньше он был так пристрастен. Сейчас он и так казался лордом, не было нужды подчеркивать это.
Она и раньше не придавала этому особого значения. Ей гораздо больше нравилось то, что было собственно Алексом, – решительное выражения лица, упрямый твердый подбородок, темные огоньки в глазах, которые иногда не предвещали ничего хорошего. А одежда ничего не значила. И чего греха таить, без одежды он нравился ей гораздо больше.
Алекс наконец остановился возле камина и обернулся к ней. Эвелин показалось, что он так внимательно рассматривает нетронутое вино в ее бокале, что захотелось спрятать его за спину.
– Тебе очень плохо со мной, Эвелин?
От неожиданности она не знала, что сказать. Едва ли понимая, что делает, она поставила бокал на стол и принялась теребить оборку черного бархатного платья. В голове было пусто. Она посмотрела Алекса, и боль в его глазах подсказала ей все.
Она решительно пересекла комнату, вскинула руки ему на плечи и, чуть пригнув голову мужа, стала целовать его.
– События последних дней, может быть, утомили меня… – шептала она, скользя губами по его жесткой скуле. – А ты… ты дал мне столько счастья, что я даже представить себе не могла. Жаль только, что мы проводим так мало времени вместе…
Эвелин поняла, что он тоже отставил свой бокал. А потом все ощущения сосредоточились на ответном поцелуе. Алекс поднял ее на руки, и Эвелин всем телом прильнула к нему, вдыхая знакомый и уже такой родной запах.
– Господи, Эвелин! Я все время боюсь, что потеряю тебя. Я иногда не понимаю, почему ты до сих пор терпишь меня. Помоги мне понять, что я должен сделать, чтобы удержать тебя.
Его руки сжимали ее с такой силой, что пуговицы больно впились Эвелин в бок. Губы Алекса оторвались на мгновенье от ее губ, но она опять нашла их.
– Полюби меня, Алекс, – шептала она. – Мне нужно, чтобы ты полюбил меня. Не надо говорить об этом, просто покажи. Обнимай меня вот так, целуй… просто разговаривай со мной. Мне иногда так одиноко. И не отталкивай меня, пожалуйста…
Она просила его. Молила. Чего раньше никогда бы себе не позволила. Но теперь она понимала, Алекс готов был ей открыться, и сама она готова была на все, чтобы помочь ему. Его поцелуи обжигали, и она чувствовала, что теперь совсем застынет без них. Она опять сама нашла его губы.
К ее удивлению, сейчас он не спешил раздевать ее и нести на кровать, как случалось всегда. Вместо этого Алекс поднес ее к креслу перед огнем и усадил к себе на колени. Поцелуи его были нежными, едва ощутимыми, а пальцы как бы невзначай касались груди.
– Я обещал, что ты не станешь графиней еще много лет. Я и сам так думал… Мне так не хватает его… В душе осталась пустота, и я не знаю, чем заполнить ее. Когда-то я очень хотел этого титула. Думал, что вполне его заслуживаю. Думал, тогда люди будут становиться передо мной навытяжку. Самонадеянный дурак!.. Эверетт терпеливо учил меня, что означает быть Грэнвиллом. Просто и ненавязчиво. Он был гениальным человеком. Не знаю, как он это делал, но все его уважали… Когда было нужно, он всегда приходил на помощь. У него было потрясающее чувство ответственности. А со стороны казалось, что он и не делает ничего особенного. Как у него это получалось?..
– Очень много значит опыт, – суховато отозвалась Эвелин, но тут же, словно извиняясь, поцеловала его в щеку. – Но ты – не твой кузен, Алекс. И никогда им не станешь. Да, он мог позволить себе праздность и был, конечно, гениален в том смысле, что умел перепоручать свои дела другим. Он был таким, и любили его именно за это. Человека любят за то, какой он есть… А ты другой. Слишком порывистый, решительный. Именно за это я и люблю тебя… Ты не сможешь жить так, как получалось у него. А как сможешь, я пока не знаю. И нам нужно еще много таких вечеров, чтобы понять…
Алекс, склонив голову, вглядывался в пылающее лицо жены, словно видя в нем то, чего не замечал раньше. Потом провел пальцем по щеке, потрогал завиток волос за ухом. Отсветы огня бродили по лицу Эвелин, выражение его постоянно менялось. Она становилась то до боли похожей на себя, то совсем не похожей, в голове Алекса роились воспоминания о ее словах, жестах, запахах. Он начинал понимать, что все это еще будет. Она собиралась остаться. Эта мысль немного пугала и в то же время приятно волновала.
– Я не привык, что у меня всегда есть кто-то, с кем можно поговорить, – сознался он. – Не так легко сломать привычку к одиночеству. Может, я просто обольщаю тебя? У меня в этом деле богатый опыт.
На губах его появилась лукавая усмешка, а Эвелин вдруг сделалось тепло и хорошо.
– Зря стараешься. Меня уже не надо обольщать. Я не собираюсь сопротивляться. Тебе стоит только намекнуть… Но нам предстоит еще много нелегких моментов. На многие вещи мы смотрим по-разному. И тут я тебе не уступлю…
Алекс коротко рассмеялся и чуть сильнее сжал ее грудь, сосок которой тут же затвердел под его пальцами. Да, ее не надо обольщать. Не выпуская из руки ее груди, он склонился и поцеловал жену.
– А тебе не кажется, что лучше нам продолжить разговор в постели? – шептал он, ведя нежную череду поцелуев от губ Эвелин к шее.
– Мне кажется, что для одного вечера уже достаточно разговоров. Я о многом хотела спросить тебя, но сейчас все вылетело из головы…
Алекс улыбнулся, глядя в фиалковую темень глаз.
– Клянусь, ты их очень скоро вспомнишь. Идем, мой маленький тиран… Сегодня только ты и я против всего мира. Давай посмотрим, что из этого получится.
Держа ее на руках, он легко поднялся с кресла и, вместо того чтобы пройти через гардеробную, где ждал лакей, понес ее через гостиную. Прямо в спальню. Огонь в камине едва тлел, по им было вполне достаточно этого.
Как только Алекс поставил ее на ноги, Эвелин принялась отвязывать его роскошное жабо. Он смотрел на все это с усмешкой, лишь поглаживал ее по талии. Когда пальцы Эвелин коснулись его голой груди, он нагнулся и прошептал:
– Сегодня я в вашем полном распоряжении. Делайте со мной, что хотите, маленькая мятежница… Куда вы хотите направить мои силы?
– На меня, – объявила она, расстегивая его бриджи. – Вам понадобится вся артиллерия и одна-две кавалерийские атаки. Вы готовы?
Его смех долго еще звучал в спальне и слышался даже в холле. Лакей и горничная, услыхав его, поняли, что пора расходиться по своим комнатам. Граф и графиня сегодня в их услугах явно не нуждались.
Глава 31
На следующее утро рабочие начали рушить стены, соединяя гардеробные. Водопроводчики сразу же делали замеры под трубы. Суматоха, постоянный топот тяжелых сапог взбудоражили огромный, словно впавший в спячку дом. Шум доносился в передние гостиные, и визитеры порой недоуменно переглядывались.
Эвелин, объясняя, что Алекс собрался построить ванную комнату, так мучительно краснела при этом, что Дейдра, впервые после похорон повеселевшая, спешила перевести разговор на другое. Наконец объявили, что пришел мистер Фарнли, и теперь Эвелин могла спокойно удалиться, предоставив Дейдре дальше объяснять все самой.
Пожилой адвокат приветствовал Эвелин с несвойственным ему волнением. На его лице, когда он кланялся, мелькнула тень улыбки. Эвелин, усевшись в кресло, сложила на коленях руки и смотрела на него выжидательно.
И он не разочаровал ее. Устроившись в кресле напротив, Фарнли для начала снял и протер очки, потом позволил себе рассмеяться.
– Я нашел того человека, которого вы имели в виду, леди Грэнвилл.
Эвелин молчала, боясь обмануться в ожиданиях. Потом посмотрела на Фарнли, пытаясь понять, что он сам думает об этом.
– Что заставляет вас так думать?..
– Это девочка, почти четырнадцати лет. Хорошего здоровья… Односельчане весьма неплохого мнения о ней… Она посещает местную школу, священник и его жена, которые там преподают, говорят, что девочка проявляет недюжинные способности буквально ко всем предметам. Им уже практически нечему ее обучить. Она сама помогает им в обучении младших детей.
Эвелин впервые позволила себе вздохнуть с облегчением и откинулась на спинку стула.
– Продолжайте, пожалуйста…
Фарнли кивнул.
– Дороги в это время года очень плохи, поэтому мне не удалось увидеть ее самому. Но мой корреспондент пишет, что девочка отличается внешней привлекательностью. Хотя несколько диковата. Сказывается кровь Хэмптонов. У нее темные волосы, темные глаза и, к несчастью, столь же неукротимый нрав… как у отца. Думаю, сомнений быть не может. Тем более что ее мать и приемный отец – оба блондины. Да и в деревне очень мало сомнений на тот счет, кто ее настоящий отец.
Эвелин прижала ладони к глазам, стараясь сдержать слезы. Мистер Фарнли озадаченно замолчал.
– Ничего, со мной все в порядке… Продолжайте, пожалуйста.
– Мать ее несколько простовата, поэтому приемный отец главной наследницей сделал именно ее. Он умер прошлой весной и практически все оставил девочке. И она вполне разумно отдала большую часть земли в аренду, потому что сама, естественно, не смогла бы управлять таким хозяйством. Себе оставила лишь небольшие участки неподалеку от дома. И в общем-то, неплохо справляется.
– Но ей всего четырнадцать лет, – прошептала Эвелин. – Это ужасно, лишиться в таком возрасте отца! Потом, она может стать жертвой местных охотников на богатую наследницу.
– Вполне возможно. На это были намеки в письмах викария. Он выражал такие опасения и спрашивал, не смогу ли я как-то повлиять на лорда Грэнвилла. Пока я ему не ответил.
Фарнли произнес последние слова с нажимом, будто ставя перед ней вопрос.
– Значит, мне необходимо поговорить с мужем? – отозвалась Эвелин не очень решительно.
– Да. И лучше всего – немедленно. – В голосе Фарнли сквозило сочувствие.
– Но он наверняка рассердится, и это может все испортить. Нужно выбрать время… Но мне невыносимо думать, что каждая минута промедления… Она слишком мала для такой ответственности. А ничего нельзя сделать без ведома Алекса?
Фарнли прекрасно понимал ее сомнения. Oн был личным адвокатом Хэмптона уже не один десяток лет и достаточно изучил его характер. С таким вопросом к Алексу нужно подходить, как к бочке с порохом. Фарнли продумал множество вариантов, но без помощи самого Алекса никак не обойтись. Он покачал головой.
– Я бы посоветовал отправить ее в хорошую женскую школу. Но без ведома лорда Грэнвилла на такие расходы пойти невозможно. Придется рассказать ему все. Не вижу другого выхода.
Эвелин подняла голову и встретилась взглядом с адвокатом.
– Я поговорю с ним, а вы организуйте все для перевозки девочки. Я хочу, чтобы она находилась на пути сюда, когда я скажу обо всем Алексу. Если вы уверены, что это его дочь, то я не позволю, чтобы она и дальше подвергалась какой-либо опасности. В конце концов, он может относиться к этому, как хочет, но ребенок будет в безопасности. Вы сможете все организовать?
– Вы хотите забрать девочку сюда? – Недоумение в голосе адвоката давало ей понять, что он не думал о такой возможности.
Эвелин встала с кресла и выпрямилась во весь рост.
– А вы что, хотите отправить ее прямо в школу, не дав повидаться с отцом?.. Не думаю, что они подружатся. С Хэмптонами это редко случается, насколько я понимаю. На этот счет у меня иллюзий нет. Но ребенок уже достаточно большой и должен выбрать сам. Ей нужно рассказать о настоящем отце, если мать сама не сделала этого, дать подумать и потом спросить, хочет ли она съездить в Лондон повидаться с отцом. И если она на самом деле дочь Хэмптона, у нее хватит ума понять, что лучше для нее, и не упустит возможности повидаться с отцом. Хотя бы для того, чтобы высказать ему все… Всем этим вам и предстоит заняться.
Не в силах больше оставаться в комнате, Эвелин оставила адвоката одного, буквально с открытым ртом. Сердце ее так колотилось, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Алекс никогда не простит ей этого! Что же она наделала? Только-только они начали понимать друг друга, и вот она опять посмела, против его воли… Он не простит ей вторжения в его прошлое.
Но Эвелин не собиралась оставлять его дочь бороться один на один с этим жестоким миром. Она давно поняла, как нелегко бывает с мужчинами. А что могла противопоставить неопытная девушка ловушкам прожженных обольстителей или откровенному насилию наглых, уверенных в своей безнаказанности искателей легкой наживы? Эти явятся первыми. Даже самых порядочных из них никогда не смущает юный возраст жертвы. Девочку нужно спасти от всего этого… И Алекс может относиться к этому как ему угодно.
Она боялась рассказать об этом Дейдре, боялась держать все это в секрете от Алекса. Если бы Элисон и Рори остались на несколько дней! Ей так нужен сейчас добрый совет. Но никого не было рядом.
Когда Алекс опять вернулся вечером пораньше, она бросилась к нему в объятия и начала взволнованно и сбивчиво рассказывать о том, что узнала от Фарнли. Но, заметив, что он, погруженный в какие-то свои мысли, ее не слушает, обескуражепио замолчала. Алекс, чему-то хмыкнув, спросил, не сможет ли она организовать небольшой обед для нескольких его друзей с женами. Она, забыв все, о чем собиралась говорить, изумленно смотрела на него. Муж окинул ее нетерпеливым взглядом.
– Конечно, – поспешила ответить она. – Ведь самой готовить не придется. Дейдра поможет с меню и приглашениями. Ты только дай список.
Алекс нахмурился, уловив неуверенность в ее голосе.
– Ты уверена? А то я могу устроить все это в клубе…
Эвелин ощутила себя стоящей на краю обрыва. Она так хотела угодить ему, избежать досадных недоразумений, которые так легко возникали между ними, что изо всех сил старалась ни единым лишним словом не давать повода. А получалось все наоборот.
– Я буду счастлива принять твоих друзей, Алекс, – торопливо сказала она, – Просто не уверена, что им доставит большое удовольствие мое общество. Я знаю, есть люди, которым не очень правится словосочетание «графиня-американка».
Алекс смотрел, словно громом пораженный. Потом криво усмехнулся.
– Кому это не нравится?.. Кто это смеет относиться к тебе не так, как того требует наше имя? Да их к рассвету не будет в городе!
Эвелин судорожно вздохнула, не понимая, шутит он или говорит серьезно.
– Боже упаси, Алекс, я не хочу им мстить. Просто хочу, чтобы ты признал этот факт. От этого никуда не денешься… Я иностранка и чужая для этих людей. Не знаю, какие надежды ты возлагаешь на обед, просто не хочу все испортить своим присутствием. Подумай над этим.
Алекс раздраженно отмахнулся.
– Ты опять пытаешься меня защищать. Если они такие дураки, что их волнует твое происхождение, тогда мне не нужна их поддержка! Эвелин, я же не идиот…
– Ну, если мои попытки помочь тебе заставляют чувствовать себя идиотом, тогда я и пытаться не буду. Где уж глупой женщине вмешиваться в дела высокоумных мужчин! – Эвелин уже не сдерживала себя. – Дай мне список, я позабочусь о меню и оденусь как подобает, а остальное можешь решать сам!
– Эвелин, ты из любого пустяка способна раздуть проблему, которая сведет с ума! Можешь как угодно высоко ценить свой ум, но свои проблемы я буду решать своим умом!.. У меня и так хватает дел без того, чтобы упражняться с тобой в острословии…
– Ты!.. Ты просто неблагодарная свинья!
Подхватив юбки, Эвелин с высоко поднятой головой выскочила из комнаты. Но, захлопнув за собой дверь, остановилась в отчаянии. Порыв воздуха колыхнул пламя в канделябрах по всему коридору. Что делать дальше, она не знала.
Дверь гостиной распахнулась, и Алекс крикнул ей в спину:
– Неблагодарный хам! Это больше подходит… Этот неблагодарный хам и не подумает являться к тебе в постель, пока ты в ней окончательно не замерзнешь!..
Эвелин уже шла к лестнице, но обернулась и громко отозвалась:
– Я замерзну тогда, когда в аду погаснут все огни, Хэмптон!..
– Прекрасно, тогда и времени терять не буду!
И, грохнув дверью, удалился.
Эвелин застыла посреди лестницы, будто ее внезапно оставили последние силы, и разрыдалась.
Ничего не получится! Она никогда не осмелится сказать ему! Все события последних дней сплелись в такой запутанный клубок, что она не могла понять, за что браться в первую очередь и как нужно действовать. Все, что она ни говорила, вызывало у него раздражение. Хорошо если все заканчивалось постелью – это немного сближало их. Там он, несмотря на все свои проблемы и тяжелые мысли, все же хоть немного любил ее. И влечение их друг к другу с обострением отношений не только не ослабевало, но даже возрастало. Это было похоже на жизнь на краю вулкана. Но вставить в эти натянутые до предела отношения что-то иное, пусть даже проблемы его собственной дочери, не было никакой возможности.
Обед прошел на удивление гладко. Стол вызвал у всех восхищение, обслуживание было на высоте, да и компания сама по себе собралась приятная. После обеда дамы удалились в гостиную, предоставив мужчинам обсуждать вопросы политики. Многие из женщин уже бывали в этом доме, поэтому сразу завязался непринужденный разговор. Эвелин старательно отвечала на все вопросы о том, как живут люди за океаном.
После того как гости разошлись и они наконец добрались до спальни, Алекс подошел к ней сзади и взял за плечи. Эвелин замерла, но он всего лишь принялся вытаскивать заколки из ее прически. Тогда она стала поворачивать голову, чтобы ему было удобнее.
– Ну, и как прошла ваша дискуссия? – осведомился он как бы невзначай.
– Легко, – отозвалась она и тряхнула головой, от чего волосы рассыпались по плечам. Алекс, держа ее за плечи, притянул к себе и стал целовать в ухо, проводя губами по краю ушной раковины. – Мы говорили в основном о голодающих детях. Ты и не знаешь ничего об этом, правда?
Его пальцы опустились к низкому вырезу халата, и все мысли Эвелин разом куда-то разбежались. Ответить ему было нечего. А его ладонь уже скользнула под тонкую ткань, нежно обхватила ее грудь.
– Мы тоже обсуждали эту тему…
– Голодающие дети?.. Вы тоже говорили о них? – спросила она прерывающимся голосом.
Рука его нашла то, что искала, и в груди у Эвелин родилась теплая, мучительно-сладостная волна. Голова пошла кругом. Алекс улыбнулся, когда она приникла к нему.
– А вы сомневались, миледи? Конечно, в связи с отменой Почтового закона. Мы собираемся в ближайшие дни поставить это на голосование… Но какая связь между голодающими детьми и Почтовым законом?
– А ты сам не понимаешь? – Эвелин попыталась высвободиться, но он держал крепко и еще ухитрялся при этом развязывать все, что было в пределах досягаемости. – Этот закон сократил торговлю, разрушил всю нашу экономику. Мы ведь не сельские жители. Живем в основном в городах, не выращиваем себе пищу, а вынуждены покупать ее. Когда нет денег, то, соответственно, нет и еды. И дети голодают.
Лиф платья соскользнул с ее плеч, и Эвелин ощутила, как пальцы Алекса стали расшнуровывать корсет. Однако, как бы не придавая этому значения, оба продолжали разговаривать.
– Но я даже не упоминал об этом. Как ты думаешь, это само пришло им в голову?
– Каждый разумный человек должен предвидеть результат своих действий, – едко отозвалась Эвелин. Завязки корсета были распущены, и теперь он каждую секунду мог соскользнуть вниз. Она глубоко вздохнула, когда пальцы Алекса коснулись ее живота.
– А мне показалось, – шептал он ей в ухо, – что тут не обошлось без их жен. И как это могло произойти, ума не приложу. Откуда эти добропорядочные леди могли узнать о голодающих детях в колониях?
– Я тоже понятия не имею, – пожала плечами Эвелин. Корсет вместе с юбкой свалился на пол, и она, сделав шаг назад, прижалась к Алексу.
– Зато я начинаю догадываться. – Он приподнял ее и повернул к себе. Не отпуская, отодвинул ногой ворох одежды и заглянул в фиолетовые глаза. – Опять тут не обошлось без вас, миледи. И что мне за это с вами сделать?
Она глубокомысленно нахмурила лоб и принялась расстегивать пуговицы у него на рубашке.
– Мы это еще обсудим… Я вообще-то старалась помочь, а не вмешивалась… А насчет наказания… Мы можем тотчас лечь вот в эту постель, и делайте со мной все, что хотите. Или можем подождать, вы поблагодарите меня, я расцелую вас в ответ, а потом мы ляжем в эту постель и займемся тем же самым… Или…
Алекс, как ни старался, не мог удержаться от смеха. И когда тот вырвался у него из груди, Эвелин уже лежала на кровати, придавленная весом мужа.
– Тогда отбросим всякие преамбулы, – говорил он сквозь смех, покрывая поцелуями ее грудь, – и перейдем к главной части… Ну-ка, ноги чуть пошире. Придется напомнить тебе, кто тут хозяин…
– Это никогда и не подвергалось сомнению, – беззаботно отозвалась она, обхватывая ногами его бедра. – Во-первых, ты просто крупнее, чем я.
Когда он стал покусывать ее ухо, Эвелин захихикала и подалась ему навстречу. И хотя нижняя юбка еще была на ней, прикосновения его бедер и волнообразные движения торса возбуждали точно так же, как если бы между ними не было никакой одежды. Она стала делать ритмичные движения ему навстречу, стараясь следить за его шумным дыханием.
