Текст книги "Повелители камней"
Автор книги: Патриция Маллен
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава 6
Ньял ехал всю ночь, пока не зашла луна и не почернела дорога. Тогда он привязал лошадь к дереву возле ручья, где росла сочная трава, а сам завернулся в плащ и улегся прямо на землю. Но несмотря на усталость, заснуть не мог: голос Бродерика снова и снова звучал в ушах, мучительные вопросы гнали сон. Как случилось, что Телерхайд, знаменитый своей честностью, солгал всем и вырастил сына, который вовсе и не его сын? И если его отец не Телерхайд, то кто?
Чуть только рассвело, Ньял снова был в седле. Отпустив поводья, он ехал по крутым предгорьям, подступавшим с севера к Гаркинскому лесу. Время от времени он дремал в седле, резко выпрямляясь всякий раз, когда лошадь сбивала шаг и спотыкалась. Когда Ньял к вечеру второго дня пути достиг скалистой вершины Холма Единорога, он услышал издалека голос трубы.
Он спустился по пологому травянистому склону, видя впереди низкие домики кровелльской деревушки. Крестьяне покинули поля и выстроились вдоль дороги. Когда Ньял проезжал мимо, они приветствовали его громкими криками и махали шляпами, дивясь его испачканному лицу и грязной одежде. Ньял ждал этих приветствий с тех пор, как был мальчишкой, но сейчас едва замечал их. Он понукал свою лошадь вперед, к замку Кровелла.
Телерхайд встретил его в воротах. Ньял спешился во дворе, и большие руки старого солдата сжали ему плечи.
– Приветствую тебя, воин! – Телерхайд горячо обнял сына. Брэндон стоял тут же. Он по-братски похлопал Ньяла по плечу. Толстушка Гвенбар – жена Брэндона, ожидающая их первенца, – наклонилась, чтобы поцеловать грязную щеку Ньяла.
– Добро пожаловать, брат! – прошептала она застенчиво.
– Да здравствует Ньял! – крикнул повар, высовываясь из окна кладовой. Кухонная челядь высыпала во двор. Они хлопали в ладоши, а кое-кто колотил деревянными ложками по котелкам
– Отец… Телерхайд .. – запнулся Ньял. – Мне нужно поговорить с тобой.
– Конечно, мой мальчик. Но посмотри на себя! Ты же весь в грязи и в саже! Пойди почистись, ты должен выглядеть прилично, у нас гости.
У Ньяла не хватило терпения дождаться, пока Тим нагреет воду на кухонном очаге. Он схватил ведро с холодной водой и щетку и, уйдя за конюшню, принялся драить себя. Когда его кожа под мыльной пеной засветилась розовым, Тим вылил хозяину на голову еще одно ведро холодной воды. У Ньяла перехватило дыхание, он охнул, но тут же пришел в себя. Холодная вода взбодрила его. В незашнурованной куртке, в расстегнутых сапогах он торопливо пересек двор и взбежал по лестнице, ведущей в личные покои Телерхайда. Телерхайд был в своей спальне, он разговаривал с Брэндоном, глядя в окно на поля – достояние Кровелла.
– Сэр, гном Бродерик сказал, что я не ваш сын, – выпалил Ньял с ходу.
Брэндон удивленно поднял глаза, но Телерхайд лишь спокойно смотрел на Ньяла, ожидая продолжения.
– Он сказал, что я – дитя Магии и предательства. Что свет Магии и тень предательства определят мою жизнь. Это правда?
– Ты впервые услышал это? – спросил Телерхайд.
– Нет. Когда я был маленьким, Нед иногда дразнил меня. И сын повара.
– Да, я знал про сына повара. И я побил его за это. А про Недрика не знал. Брэндон, а ты что-нибудь слышал?
Наследник роста и силы Телерхайда пожал плечами:
– Слухи ходили всегда, отец.
– Сядь, Ньял. – Телерхайд указал на узкую кровать, и Ньял с бешено бьющимся сердцем уселся на край.
Телерхайд немного помолчал, словно не знал, как начать.
– Когда я был молод, мы с твоей матерью очень любили друг друга. У нас родились Брэндон и твои сестры, и мы были счастливы здесь, в Кровелле. Я бы остался с ней здесь до конца своей жизни и умер бы счастливым, но в конце концов до меня дошло, что Другие не так счастливы и что в Морбихане творятся ужасные дела. Ты знаешь, о чем я.
Ньял кивнул.
Это было время, о котором без конца рассказывалось в песнях и преданиях. Время, ставшее частью самой ткани, которая соединила Древнюю Веру и Пять Племен. Ньял вырос, слушая рассказы об отвратительном «жарком из нечисти», о героизме Телерхайда в отчаянной борьбе против эйкона Глиса и Новой Веры. О том, как Телерхайд бежал в Гаркинский лес с одним-единственным товарищем – лордом Ландесом, а год спустя вышел с армией, состоявшей из северных лордов, чародея Фаллона и всех Других, объединенных впервые за сто лет в Пять Племен. Как отчаявшихся врагов гнали до Волчьего Клыка, до самого моря, и как, наконец, сплоченные Телерхайдом и руководимые Фаллоном Пять Племен совершили первое за несколько поколений Движение Камня и победили войска эйкона.
– Знаю, – сказал Ньял.
Они были совсем разными. Старший – смуглый и могучий: самый воздух вокруг него насыщался силой. Ньял по сравнению с ним казался хрупким и бледным. Он наклонился вперед, внимательно слушая.
– Многое случилось за тот год в лесу, – тихо продолжал Телерхайд. – Все было: и растерянность, и разлука, и долгие месяцы, когда я был один. Естественно, полнятся слухами великие времена.
– Да, сэр, – сказал Ньял. – Но я ваш сын? Гном сказал…
– Я знаю, что сказал гном! И ты не хуже меня знаешь, что гномы никогда не лгут. Нет, Ньял, ты не мой сын. Но знай: до самой ее смерти я любил твою мать больше жизни. И она любила меня.
От слов Телерхайда Ньял побледнел. Воин сжал его плечо с суровой нежностью.
– Ты дорог мне так же, как была дорога она. Никогда не сомневайся в этом! Даже если бы ты был моим собственным сыном, я бы не мог любить тебя больше.
– Кто мой отец?
– Я поклялся твоей матери и ему, что не открою тебе этого. Возможно, когда-нибудь он сам скажет. Помни, то было непростое время и каждый день происходили необычные события. Ты был одним из этих событий.
Ньял кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Брэндон коснулся его плеча, глядя серьезно и ласково. Не говоря ни слова, Телерхайд привлек к себе обоих юношей, обнял крепко, словно могучий дуб, укрывающий молодые деревца своими ветвями. Мгновение спустя он сказал:
– Молчите об этом. Не давайте повода для болтовни эйкону Глису. Кроме того, если бы правда стала известна, у тебя появились бы могущественные враги, Ньял.
Ньял отодвинулся.
– Но, сэр, Бродерик не захотел посвятить мой меч Кровеллу.
Он коротко рассказал об отказе Бродерика и о странном посвящении Огненного Удара.
– Когда я повторю его слова на церемонии, все узнают правду.
– Всем Племенам, – повторил Телерхайд, хмурясь.
– Не такое плохое посвящение, если задуматься, – заметил Брэндон, вынимая Огненный Удар и рассматривая его острый клинок и простую рукоять в угасающем свете дня. – Но Бродерик мог бы постараться и получше. Баланс хороший, но на рукоятке – никакого украшения. Он такой же простой, как меч бедного лесоруба. Или тролля.
– Будь проклят этот Бродерик! – сердито сказал Телерхайд, и оба молодых человека удивленно посмотрели на него. – И так с ума сойдешь с этим эйконом и городскими лордами, бунтующими из-за территории. Сейчас не время! Ты должен отказаться от этого посвящения, Ньял.
– Но, сэр…
– Нет. Ты примешь посвящение Кровеллу, какое всегда было у наших мужчин. Никому не говори ни слова о настоящем.
– Да, сэр.
– Не бойся! Это не стоит того, чтобы испортить праздник Наименования твоего Меча! И застегни сапоги, ради Драконихи, сынок. Брэндон, помоги ему приготовиться. Он у нас до сих пор не умеет одеваться!
Брэндон подмигнул и принялся зашнуровывать куртку Ньяла. Глядя из-за темноволосой головы брата на широкие плечи Телерхайда, Ньял с болью думал о том, насколько он не похож на него.
Ньял раздумывал над ответом Телерхайда весь вечер. Отец он ему или нет, Ньял любил этого человека и полностью доверял ему. Но он не мог не спрашивать себя, будет ли его настоящий отец в зале нынче вечером, чтобы наблюдать, как не знающего о нем сына принимают на службу к Драконихе.
В тот же вечер, как велит обычай, Ньял вошел в большой зал, когда все гости уже собрались. Он был одет в простую темно-зеленую тунику, как тот Первый Воин, что хотел попасть на службу к Драконихе. Его непослушные, горевшие солнцем волосы благодаря неистовым стараниям Тима были расчесаны и смочены водой. По пути возле кухонной двери Ньял столкнулся с Фаллоном. Они обменялись приветствиями, и Фаллон ритуальным жестом начертил в воздухе пентаграмму, дабы для предстоящей церемонии привести Ньяла в гармонию с Законом.
– Ты знаком с моей ученицей? – Фаллон кивком указал на Сину, стоящую рядом с ним, такую высокую и царственную в небесно-голубом балахоне. Ее темные волосы были заплетены в тяжелую косу и обвиты серебряными нитями.
– Миледи, – растерялся Ньял.
– Ньял, – отозвалась Сина и кивнула. Растерянность юноши удивила ее. – Ньял? Ты не помнишь меня?
– Нет… прошу прощения…
– Ньял! Это я! Сина!
– Сина?
– Неужели так много времени прошло, что ты забыл меня?
– Простите, госпожа, но вы так изменились.
– И ты тоже, но я-то ведь узнала тебя.
– Простите…
Брэндон решил вмешаться.
– Не обижайтесь на моего брата, госпожа, – спокойно сказал он. – Он немного не в себе.
Брэндон сжал локоть Ньяла и отвел юношу через зал к очагу, где стоял Телерхайд.
– Не беспокойся о посвящении, брат, – прошептал он. – Отец прав: оно только вызовет сплетни и беспокойство среди наших городских союзников. А сестра у Неда хорошенькая, верно?
– Кто-кто? – спросил Ньял.
– Ну, отец, забирай его. Боюсь, от крепкого сидра он опьянел, как эльф.
– Вовсе не как эльф! – запротестовал Ньял. – Я трезв, как сама Дракониха!
Телерхайд взглядом заставил Ньяла замолчать.
В центре зала Финн Дарга – вождь племени пикси – развлекал гостей. Коротыш, крепкий, как все пикси, он был одет в невзрачную узкую коричневую тунику и ботинки, на голове – шляпа из коричневого фетра. Один из его друзей-пикси наигрывал песенку на шалклеоне – струнном инструменте из кости и палисандра. Финн снял шляпу. Раздались громкие крики и свист.
– Пойте! – крикнул снефид гномов, а Ур Логга – великанский король – зааплодировал.
Пикси пел богатым, сильным тенором, и пел со вкусом, делая паузы, чтобы повращать глазами и заставить свою публику смеяться.
Молния вспыхнет, раскатится гром,
Небо зажжется недобрым огнем,
Дрогнет земля на вершинах и склонах,
В стаю собьются испуганно птицы,
Если на девушке из Одаренных
Сын Чародея посмеет жениться.
Стуча кружками по столам, гости подхватили последний куплет:
Сила приложится к силе тогда,
Паводком в реках набухнет вода,
Магия Власти руку подаст,
Семени втуне погибнуть не даст.
Что б ни случилось, оно прорастет,
Китрой предсказанное произойдет.
Когда восторженные крики и рукоплескания умолкли, Телерхайд кивнул на воздвигнутый возле очага помост, и Ньял, взойдя на него, встал лицом к гостям.
– Начинаем Наименование Меча! – объявил Телерхайд.
По его сигналу Руф Наб, прятавшийся за кухонной дверью, застучал в барабан. Гости притихли.
– Кто идет? – произнес Телерхайд на официальном человеческом диалекте слова, которые все люди-мужчины повторяли с тех пор, как впервые пришли в Морбихан больше тысячи лет назад.
– Я Ньял из Кровелла, – нараспев проговорил Ньял. – Я хочу служить Драконихе.
Телерхайд повернулся к гостям:
– Новый воин стоит перед нами. Кто из вас поручится за него?
– Милостью мудрости Драконихи, я поручусь, – объявил Ландес.
Он поднял руку в театральном жесте и проговорил монотонно:
– Ньял из Кровелла, я взываю к тебе! Оставь же наивность и глупость.
– Я готов, – ответил Ньял.
– В соответствии с законами и обычаями людей Морбихана имеешь ли ты знак своей возмужалости?
Ньял вытащил из ножен Огненный Удар. Клинок сверкнул в свете факелов, рукоять согрела ладонь Ньяла. Он взмахнул мечом, и лезвие рассекло воздух.
– Я держу в руке знак моего обновления, – отчетливо произнес Ньял, – выкованный мастером-кузнецом специально для меня.
– А меч-то незатейливый! – прошептал какой-то крестьянин.
Ньял окаменел. Краска медленно залила его шею и лицо. Он откашлялся и продолжил, повинуясь человеческому пристрастию к ритуалам:
– Гном Бродерик посвятил этот меч… – Его голос дрогнул. – Он посвятил этот меч силе и процветанию Кровелла, плодородию полей, стад и людей, которые ухаживают за ними.
В древности церемония Наименования Меча длилась неделю. Меч вонзали в землю, им приносили в жертву коров и овец, и, наконец, новый воин надевал его на шумную многолюдную брачную церемонию. Но люди отличались бережливостью, и добрая мудрость Древней Веры несколько урезала церемонию. Теперь домашний скот не погибал, и остались от былых деньков только пир и преподнесение подарков.
Ньял поднял меч над головой:
– Бродерик выковал этот меч и назвал его Огненным Ударом.
– Пусть Огненный Удар очертит твою судьбу, Ньял! – воскликнул Ландес. – И когда бы ни говорили о твоих делах, пусть Ньял и Огненный Удар принесут почет Воинам Драконихи и людям Морбихана.
– Спасибо, благородный опекун, – нараспев произнес Ньял. – Всеми силами я буду отстаивать честь Драконихи. – И юноша красивым тенором запел Песнь Драконихи. По всему залу низкие и звучные голоса лордов подхватили песню. Допев до конца, Ньял поднял Огненный Удар еще на минуту, затем убрал меч в ножны.
– Поздравляю тебя! – сказал Ландес сердечно. Гости вежливо поаплодировали.
Ньял чувствовал себя странно опустошенным. Огненный Удар, его меч, что у горна дрожал, как живой, в его руке, в большом зале Кровелла казался холодным и тяжелым.
Голос Телерхайда усилился до гремящего рева. Этот голос так часто сплачивал его верных последователей.
– Мой мальчик, – объявил он, – в ознаменование твоего возмужания вручаю тебе знак сенешаля. – Быстрым движением Телерхайд склонился к сыну и повесил маленькую золотую печать на шею Ньяла. – Будь хранителем моего скота и полей.
– Благодарю вас, сэр. – Ньял покраснел от удовольствия.
Крики одобрения заполнили зал. Пожаловать высокую должность сенешаля такому молодому человеку – это было необычно.
Аандес сиял. Подождав, когда шум в зале затихнет, он протянул Ньялу щит из дуба, обитый железом. На лицевой стороне щита был вырезан двуглавый дракон Кровелла.
– Пусть этот щит станет подходящим товарищем твоему мечу.
Дарители выстроились в очередь. Каждый подарок Ньял показывал гостям, а те одобрительно хлопали в ладоши. От Брэндона Ньял получил шлем. От Руфа Наба – золотую чашу. Ур Логга подарил ему красиво вырезанную каменную вазу.
Сина шагнула к помосту:
– Вот вязанный эльфами плащ. Он согреет в холода.
Плащ был красивый: бордово-коричневый с вышитыми по краю зелеными листьями.
– Спасибо, миледи. – Пальцы Ньяла слегка коснулись руки девушки.
Фаллон был последним из дарителей. Он широко улыбался, его ярко-голубые глаза блестели в свете факелов.
– Ньял, смотри!
Все обернулись на стук копыт. В дверях появился Тим, державший под уздцы гнедого жеребца. Отсветы огня блестели на конской шерсти, рассыпаясь по хвосту и гриве дождем искр. Шея его была выгнута, копыта звенели по каменному полу. Занервничав при виде такого количества народа, жеребец затанцевал боком, попытался вырваться, но Тим крепко держал его. Шепот восхищения пронесся по залу. Ньял спустился с помоста, и толпа расступилась, давая ему пройти.
– Будьте осторожны, милорд, – предостерег Тим. – Он кусается.
Но Ньял пропустил его слова мимо ушей. Он погладил жеребца по голове, откинул челку с его темных глаз.
– Он великолепен! – воскликнул Ньял. – Благодарю вас, господин Фаллон.
– Я рад, что он тебе понравился. Конь превосходный, хотя еще не объезжен. Он рожден на воле, в одном из лесных табунов, близ Залива Клыка, – сказал Фаллон. – Пикси поймали его в свои сети для ловли шалков несколько месяцев назад. Они назвали его Авелаэр – Крадущий Ветер.
– Авелаэр, – повторил Ньял.
– Испытай его, Ньял, – предложил Ландес.
– Он полуобъезжен, сэр, будьте осторожны, – снова предостерег Тим, выводя жеребца во двор. Сгустились сумерки. Гости чередой вышли из зала, прихватив с собой кубки с бренди и факелы. На камни двора легли длинные трепещущие тени.
Не выпуская поводья, Тим помог Ньялу забраться в седло. Но не успел слуга подумать, что все, кажется, обошлось, как лорд Адлер поднял факел и крикнул:
– Да здравствует новый воин! Ура!
И все захлопали в ладоши и подхватили его возглас. В замкнутом дворе это «ура» было подобно взрыву. Обезумев от грохота и от чадящего пламени факелов, Авелаэр галопом пустился по двору, ища спасения.
– Его понесло! – закричал Тим, падая и выпуская поводья.
Гнедой скользил по гладким каменным плитам, ливень искр освещал землю под его копытами. Ньял вцепился в гриву, с трудом удерживаясь в седле.
– Приссии моря, спасите его! – взмолился Тим.
– Потушите факелы! Не двигайтесь! Тихо! – приказал Телерхайд.
Гости подчинились и стали смотреть, как обезумевшее от страха животное мечется по тускло освещенному двору.
Будь Ньял не таким хорошим наездником, он бы попытался вернуться в седло – он сильно свесился вбок. Вместо этого, когда жеребец скакнул в сторону, обходя сваленные возле кухни бочки, Ньял нагнулся вперед и в падении ухватился за уздечку, крепко держась при этом за шею коня. Вес всадника сместился столь неожиданно, что жеребец резко остановился и встал на дыбы, стараясь сбросить обуздывающую тяжесть. Но Ньял крепко вцепился в его шею. Ноги юноши оторвались от земли. Тряся головой и скалясь, жеребец шагнул вбок, угодил в бочки и не на шутку испугался, когда те упали и загрохотали по камням.
Гнедой боролся отчаянно, но Ньял, как пиявка, повис на шее и что-то нашептывал на ухо коню. Наконец жеребец замедлил бег и остановился, низко опустив голову. Бока его тяжело вздымались.
– Хороший мальчик, – сказал Ньял, похлопывая его по шее. – Послушный мальчик. Назад! – приказал он тихо, когда Тим хотел подойти. – Стой, где стоишь, пусть все молчат. – Он успокаивал жеребца еще минуту, затем показал ему бочки. Гнедой фыркнул, готовый снова испугаться, но Ньял продолжал говорить с ним, и конь притих. Когда он успокоился окончательно, Ньял спокойно уселся ему на спину. Жеребец вздрогнул, но не взбрыкнул.
– Хорошо, Ньял, хорошо, – сказал Телерхайд, наблюдая от двери. – Остальные молчите и не двигайтесь, пока он не завершит дело.
Ловко сидя в седле и гладя коня по холке, Ньял проехал по двору.
– Как он это сделал? – изумился Ландес.
– Ньял умеет обращаться с животными, – заметил Фаллон, улыбаясь.
– Да, сэр, – с гордостью согласился Тим.
Когда гнедой обошел двор, остановился, повернулся и даже сделал несколько шагов назад, Ньял подвел его наконец к двери конюшни и соскользнул с седла.
– Ну, Тим, вот теперь забирай его.
Волоча Тима за собой, Авелаэр бросился в привычное и безопасное стойло. Ньял усмехнулся, сделал шаг и чуть не рухнул на землю.
Телерхайд и Брэндон подхватили его под руки и, проведя в большой зал, усадили на скамью перед очагом, где теплился ленивый летний огонь.
– Я подвернул лодыжку, когда мы ударились о бочки, – сказал Ньял сквозь зубы.
Фаллон склонился над ним. Быстрыми, нежными движениями он снял с Ньяла ботинок и обхватил ладонями лодыжку.
– Не сломана, – объявил он наконец.
– Хвала Закону! – облегченно выдохнул Телерхайд.
– Но я боюсь, что настанет еще одно полнолуние, прежде чем ты сможешь ступать на ногу, Ньял, – покачал головой Фаллон.
– До тех пор мой вес будет прекрасно выдерживать жеребец, – ответил Ньял.
Ландес покачал головой:
– Ты должен сперва поправиться, Ньял. Пусть ваш коновал кастрирует коня, тогда тот присмиреет.
– Кастрировать его?! – завопил Ньял.
Брэндон засмеялся.
– Ньял – наш главный кровелльский коновал и есть, лорд Ландес. И насколько я знаю своего брата, у него свои планы насчет жеребца.
– Для боевого коня он слишком норовист, – сказал Ландес неодобрительно. – Ему никогда не привыкнуть к лязгу оружия.
– Если бы я был воином, я с вами, пожалуй, согласился бы, сэр, – отозвался Ньял. – Но я крестьянин. Дайте мне влить его горячую кровь нашим малахольным кобылам. Через несколько лет вы заплатите состояние за его жеребят!
– Ну, хватит о лошадях, – вмешался Фаллон. – Твоя лодыжка опухает рядом с огнем. Тебе нужно отдохнуть, Ньял. Праздник Наименования Меча закончен.
– Но, Мастер Фаллон, я не могу пропустить пир – надо же выпить…
– Можешь, – отрезал чародей. – Сина, проследи, чтобы он лег в кровать, и перевяжи ему лодыжку.
Сина испугалась.
– Мастер Фаллон, может, лучше вы сами? Не уверена, что мне…
– Чепуха! Ты уже умеешь справляться с растяжениями. Ты славно вылечила того слугу. Ступайте же.
Ньял перестал протестовать, и Нед и Брэндон понесли его на руках, Сина последовала за ними.
