Текст книги "Повелители камней"

Автор книги: Патриция Маллен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 2

Кровелл некогда представлял собой кольцевой форт, построенный в незапамятные времена великанами для защиты от мародерствующих людей и пикси. Древняя круговая стена была сложена из огромных камней в тяжеловесном, типично великанском стиле. За крепостным валом вдоль дорог и тропинок, выводящих к окрестным полям, сгрудились, прижимаясь друг к дружке небольшие дома. Внутренность старого форта была настолько большой, что вмещала не только замок Кровелла с его огромным залом и множеством комнат, но также конюшню, три яблони, большой огород и просторный, вымощенный серо-голубым песчаником двор, протянувшийся от парадного входа в замок до тяжелых деревянных ворот форта.

Сам замок Кровелла – массивное двухэтажное строение из камня и дерева – был возведен людьми уже после того, как великанов прогнали из их крепости. С юго-восточной стороны в выходящей во двор массивной стене замка было множество окон, забранных лучшим эльфийским стеклом. Телерхайд любил смотреть оттуда на далекий девственный Гаркинский лес. Под бдительным присмотром Телерхайда Кровелл стал важным центром, и на праздник Наименования Меча младшего сына Телерхайда прибыли гости со всего Морбихана.

В ночь, когда был выкован меч Ньяла, Кровелл заполнили толпы – и люди, и Другие. Те, что побогаче, разместились за стенами форта, заставив окрестные поля просторными церемониальными шатрами. Даже конюху Ньяла Тимерилу пришлось потесниться и разделить высокий душистый сеновал над конюшней с гномом Руфом Набом.

Тим был невысок, но для своего роста силен. Его хрупкое с виду тело, казалось, состоит не из костей и мускулов, а свито из узловатой веревки. Как и все остальные, он допоздна не ложился, празднуя канун Наименования Меча Ньяла. Глубокой ночью конюха разбудили звуки яростных ударов. Он прислушался, сдвинул брови, и его простое и симпатичное лицо стало сердитым. Редеющие светлые волосы спутались, в них набилась солома, Тим яростно почесался. Увидев слабый свет, сочившийся в щели между досками стен, он понял, что вот-вот рассветет. И когда снова раздались тяжелые удары, конюх понял, что это такое, и шепотом выругался.

Горка сена рядом с ним зашевелилась. Появилась корявая мускулистая рука, почесала рыжеватые волосы, вытащила комки сена из большущих ушей.

– Снова дикий жеребец? – раздраженно проворчал Руф Наб.

Тим кивнул:

– Сущий единорог. Я еще ни одной ночи спокойно не спал с тех пор, как чародей привел его. Пойду брошу ему сена – может, успокоится.

Он спустился с сеновала по крепкой приставной лестнице и быстро прошел между рядами стойл к тому, из которого слышались удары копыт.

– Тихо ты, зверюга! Успокойся и дай людям поспать! – приказал конюх.

В конюшне было темно. Тим едва различал гордые очертания головы жеребца. Он прищурился, неуверенно всматриваясь в темноту. То ли ему показалось, то ли он на самом деле видел блестящий глаз и прижатые остроконечные уши. Белая звездочка на морде лошади, казалось, на мгновение неподвижно повисла в воздухе, а затем стрелой метнулась к руке Тима.

Тим слишком поздно понял, что происходит. Он и глазом моргнуть не успел, как лошадиные зубы железной хваткой впились в его плечо. Тим закричал от неожиданности и боли и принялся колотить жеребца по голове.

– Назад! – прогремел голос Руфа Наба.

Вбежав в двери, гном схватил вилы и взмахнул ими перед лошадиной мордой. Жеребец отвлекся и выпустил Тима. Он щелкал зубами, раздувая ноздри. Тим, освободившись, рухнул на пол и почувствовал, как сильные руки Руфа Наба подхватили его и тащат в безопасное место.

В сушильне гном зажег фонарь и закатал порванный рукав рубашки Тима. На тощем предплечье синели два идеальных полукруга: каждый лошадиный зуб отпечатался идеально. Отметины стремительно опухали.

– Тебе повезло, нет крови. Можешь двигать рукой?

– Чуть-чуть. – Тим согнул пальцы и сморщился от боли.

– Переломов нет, – заметил гном, осторожно ощупав руку. – Тебе надо к чародею сходить.

– Не нужен мне чародей, и так заживет. – Заботливо прижав руку к груди, Тим раскачивался на стуле. Похоже, он больше страху натерпелся, чем боли.

– Дело твое. – Гном разжег огонь в очаге и поставил воду. Они сидели рядом – стройный человек раскачивался на стуле, на голову возвышаясь над приземистым крепышом гномом, – и слушали, как жеребец лягает стенки стойла.

– Разве это подарок для Ньяла? – возмутился Тим. Зубы его едва заметно стучали. – Необъезженный жеребец! Да его чтобы привязать, четверо конюхов нужно, а иначе его и не вычистишь. Ньял слишком горяч для такого коня. Он хороший парень, – поспешил уверить конюх. Руф Наб согласно кивнул. – И от работы не бегает. И к животным подход имеет. Но частенько не задумается, пока не угодит в беду. Ему нужна верховая лошадь, послушная и поосторожнее. – Эти качества Тим ценил и в себе.

– Верно, но чародей владеет мудростью Магии, – . возразил Руф Наб. – Может статься, он что-то задумал.

– Может статься, он просто ничего не смыслит в лошадях, – проворчал Тим и погрузился в молчание. Он родился не в Морбихане. Его молодость прошла далеко на севере, он был тогда мореходом. Он питал глубокое уважение к богам моря, неба и парусов, поскольку видел их в деле, но с предубеждением относился к чародеям Морбихана и к Магии вообще.

Между тем наступило утро, а предплечье Тима на малейшее движение отзывалось острой болью. Он попытался уговорить конюшенных помочь почистить лошадь, но каждый, взглянув на руку Тима и услышав, как мечется в стойле жеребец, вдруг вспоминал о чем-то срочном. Удрученный тем, что конь будет иметь столь неприглядный вид, когда его вручат Ньялу на церемонии, Тим нехотя отправился на розыски чародея Фаллона.

И нашел его на скамье во дворе, где тот грелся на утреннем солнце. Известный последователям Древней Веры как Мастер Превращений и Фаллон Дважды-испытанный, он был единственным Мастером Чародеем в Морбихане. Он был еще более худ, чем Тим, и вид имел внушительный, что дало Тиму надежду: этот свое дело знает. Как и Телерхайд, чародей уже был не молод: большие мешки под глазами, седина в некогда песочных волосах. Его борода вилась по небесно-голубому балахону.

Рядом с чародеем сидела девушка, также одетая в небесно-голубой балахон, говорящий о причастности к Магии, Ее прямые черные волосы были гладко зачесаны назад и сколоты на затылке грубой костяной заколкой. Глаза у нее были большими, темно-зелеными – цвета зимнего моря. Она с любопытством посмотрела на Тима.

– Прошу прощения, сэр, – сказал Тим и робко поклонился: – Леди,

– Что-то случилось? – Глаза чародея поразили Тима. Они были такими же бледно-голубыми, как балахон, и излучали свет подобно летнему небу.

– Я слуга Ньяла, сэр. Я ухаживаю за жеребцом, которого вы привели для Ньяла. Такой горячий конь. – Чародей взглянул тревожно, и Тим неловко переступил с ноги на ногу. – Вы порадуетесь – конь замечательный, сэр. Но он укусил меня. Я бы не стал беспокоить вас из-за этого, но я не могу шевелить пальцами. Ни сена дать, ни почистить… Все конюшенные боятся его, сэр. Я подумал: не смогли бы вы вылечить меня, сэр, чтобы я мог почистить коня до того, как Ньял вернется домой.

– Садись, парень. Дай я посмотрю.

Тим застенчиво закатал порванный рукав и показал укус. Фаллон, нахмурившись, повернул голову к девушке:

– Сина, взгляни-ка.

– Да, Мастер Фаллон, – отозвалась девушка сиплым шепотом. Холодными кончиками пальцев она провела по укусу на руке Тима. – Болит? – спросила она, нажимая на ушибленное место.

– Ай! – взвизгнул Тим. – Да, ваша милость. Сильно болит.

– Полегче, Сина, – предостерег чародей. – Во-первых, надо как следует осмотреть. Видишь Припухлость, синяки?

Сина кивнула.

– Во-вторых, ты должна собрать сведения, но смотри, не делай больнее. Парень, – обратился Фаллон к Тиму, – можешь двигать рукой?

– Да, сэр, – ответил Тим, энергично сгибая локоть. – Это же просто лошадиный укус, ваша милость. – Он хотел, чтобы его поскорее вылечили и он смог бы вернуться к работе.

– Потерпи, парень, пусть моя ученица осмотрит тебя. Сина?

После долгого молчания Сина задумчиво сказала:

– Ну… перелома нет.

– Откуда ты знаешь? – спросил Фаллон.

– Сужу по тому, как он двигает рукой, – ответила Сина.

– Это же всего-навсего лошадиный укус, – повторил Тим нетерпеливо. – Ну, немножко больно. Может, у вас мазь какая найдется?

– Сина? – снова окликнул ученицу чародей, внимательно наблюдая за ней.

– Это растяжение, – сказала девушка наконец. – И сильный ушиб.

– Верно, – подтвердил Фаллон. – Ну, как мы будем его лечить?

– Припаркой, – ответила Сина уже увереннее. – Лужайник и окопник, чтобы унять боль.

– Очень хорошо! – воскликнул Фаллон. – Ты сможешь взять их из моего сундука для трав. А также щепотку пижмы, чтобы снять припухлость. Но только щепотку.

Старинный деревянный ящик с кожаными ручками стоял на земле рядом с ними. Сина подняла крышку, ее пальцы любовно погладили полированную поверхность. Внутри было множество крохотных отделений, в них стояли бутылочки и лежали полотняные мешочки. На Тима пахнуло незнакомыми ароматами трав и пряностей.

– Я принесу кипяток из кухни, – сказала Сина и скрылась за дверью.

– Ты грум на конюшне? – спросил Фаллон Тима.

– Нет, сэр, я слуга Ньяла. Я делаю, что он велит, и забочусь, чтобы его снаряжение было в порядке. Можно сказать, приглядываю за ним, подстраховываю на охоте и в бою.

Фаллон задумчиво кивнул:

– Наименование его Меча несколько задержалось.

– Это не его вина, сэр. Телерхайд был так занят всю весну с городскими лордами. Ньял – хороший мальчик, из него выйдет прекрасный лорд.

Чародей с любопытством посмотрел на слугу, но промолчал. Тим тоже неловко помалкивал, пока не вернулась Сина с котелком. От воды шел пар. Под бдительным взглядом чародея девушка засыпала травы в воду. Когда они заварились, она опустила тряпку в отвар, вытащила ее палкой и положила на голую руку Тима. Тим задохнулся, стиснул зубы и почувствовал, что на лбу у него выступил пот.

– Нет, нет, Сина! – воскликнул чародей. – Мы же хотим вылечить его, а не обварить. Помаши тряпкой, остуди ее и только потом положи на руку.

Тим страшно желал поскорее очутиться в конюшне, но долго просидел, пока Сина под руководством Фаллона делала припарку. Наконец чародей кивнул:

– Хорошо. Теперь ты умеешь делать припарку настоящему живому человеку.

– Да, Мастер Фаллон.

– Но что важнее, каковы твои мысли?

– Осмотреть, собрать сведения, – перечислила девушка, – поставить диагноз…

– Да, верно. Но когда ты поставила диагноз и решила, как лечить, тогда о чем думать будешь?

– Выбрать травы. Нет. Кипяток? – Сина запуталась. Тим сдержал улыбку.

– Для того чтобы исцелить, твои мысли должны быть чисты, – решительно заявил Фаллон. – Ты должна думать об этом парне, но не о таком, каков он сейчас – укушенный лошадью, страдающий. Когда ты лечишь его, ты должна представлять его здоровым, с чистой рукой. Только тогда, когда ты ясно увидишь это своим мысленным взором, исцеление станет полным. Лечение – не в зельях и травах, а в мыслях Целителя. Понимаешь?

– Да, Мастер Фаллон, – ответила Сина.

– Сделай так.

Сина закрыла глаза. Чародей тоже закрыл глаза. А Тим сидел между ними и чувствовал себя не в своей тарелке.

– Видишь его исцеленным? – спросил Фаллон после долгого молчания.

– Да, Мастер.

– Хорошо. Теперь сними припарку. Парень, дай мне руку.

Он взял руку Тима и с минуту крепко сжимал ее. Холодное покалывание разлилось по руке Тима от пальцев до плеча.

– Да, уже лучше, – сказал Фаллон. – Вздремни после обеда. К вечеру будешь почти как новенький.

К радости Тима, Фаллон оказался прав. К полудню синяки побледнели. Не зная точно, когда вернется Ньял, Тим именем Телерхайда приказал полудюжине недовольных конюшенных помочь ему стреножить жеребца и привязать его менаду двумя самыми крепкими яблонями во дворе.

Конь был ярко-ореховый. Передние ноги в белых чулках он перемазал в грязи, когда брыкался в стойле. Тим увернулся от угрожающе выставленного копыта и энергично заработал скребницей и тряпками. Жеребец щелкнул зубами рядом с ухом Тима.

– Эй, глядите за ним! – гаркнул Тим, легонько ударив лошадь между глаз тыльной стороной щетки. – Тихо ты, разбойник!

Прижав уши к голове и оскалившись, жеребец вскинул голову. Веревки удержали его, не дали взбрыкнуть. Тим чистил бока коня, и шкура нервно подрагивала. К концу чистки шерсть жеребца блестела, как начищенная медь. Тим накрыл его легкой попоной, отвел в стойло, где вновь стреножил, чтобы тот не баловал. Позже Тим соснул на тихом теплом сеновале. Был уже почти вечер, когда звуки труб разбудили его и привели к двери конюшни.

Тим надеялся увидеть возвращение Ньяла. Но вместо Ньяла у ворот остановилась маленькая процессия. С десяток всадников и несколько тяжело нагруженных вьючных лошадей сопровождали большую крытую повозку со множеством странных резных символов и полированных бронзовых украшений. Стражники сердито кричали. Тим заметил Руфа Наба, тот о чем-то спорил с всадником, сжимая рукоять меча.

Когда дверь большого зала распахнулась, толпа умолкла. В дверях стоял Телерхайд, высокий даже по человеческим меркам, широкогрудый и сильный. Его когда-то черные волосы блестели серебром, как рукоять его меча. Алый плащ мел землю позади него, когда он шагал по голубым камням двора к воротам. Люди почтительно расступались.

– Кто здесь? – требовательно спросил Телерхайд.

– Эйкон Глис просит приюта, милорд. – Голос Руфа Наба был больше похож на рычание.

Как только он это сказал, вычурная повозка закачалась и заскрипела, застонала под чьей-то огромной тяжестью. Занавески раздвинулись. На бортик дверцы легли пальцы в перстнях. Вышедший человек изумил Тима не только своим ростом – он был таким же высоким, как сам Телерхайд, – но и габаритами. «Да он здоровенный, как лошадь», – подумал Тим, с трудом расставаясь с неверием в слышанные рассказы.

Эйкон Глис был в великолепной пурпурной мантии, застегнутой на пухлой шее крупной золотой пряжкой. Его волосы, по моде Моерского Укрепления, были коротко острижены и завиты на концах, из-за чего голова казалась маленькой в сравнении с объемистым телом. Тим незаметно пробрался через двор, чтобы лучше разглядеть эйкона. Черты его лица были самыми красивыми, какие Тиму доводилось видеть у мужчины: большие, глубоко посаженные глаза, длинный орлиный нос и полные округлые губы. Когда губы раздвинулись в великодушной улыбке, Тим ощутил трепет страха, будто услышал, как змея ползет по сеновалу.

– Мой дорогой лорд Телерхайд! – мелодично поприветствовал хозяина эйкон, но не было тепла в голосе Телерхайда:

– Эйкон Глис.

– Прости меня за этот неожиданный визит, но я услышал в Элии, что твой младший сын достиг Наименования Меча. Я подумал, что мне следует заехать и принести сердечные поздравления.

– Благодарю, – ответил Телерхайд с холодным достоинством.

– Это твой младший сын, не так ли? Рожденный в Гаркинском лесу? – Не дожидаясь, когда Телерхайд ответит, эйкон Глис продолжал: – Кроме того, боюсь, я должен просить тебя о милости. Я возвращаюсь в Укрепление – ездил по делам. Мы прибыли сегодня утром после тяжелого плавания и в этот поздний час оказались без крова. Я бы предпочел не беспокоить тебя по такому поводу, но со мной ребенок. – Он отдернул занавески мясистой рукой, и все увидели нежную хорошенькую девочку, белокурую и светлокожую.

«Слишком взрослая, уже не ребенок, – подумал Тим, – но, впрочем, еще не девушка». Она отпрянула в глубь кареты, увидев мужчин во дворе, и спрятала лицо.

– Это дочь моей бедной покойной сестры, Меллорит. Я бы не хотел, чтобы она ночевала в поле.

Его слова, такие простые, оказали странное действие на Тима. Хотя он знал, кто такой эйкон, он почувствовал прилив сострадания к белокурой девушке и ее могучему спутнику.

– Все, что у нас есть, к вашим услугам, – сказал Телерхайд с притворной учтивостью. – Руф Наб, найди комнату для эйкона и ребенка. Его люди могут остановиться в конюшне. – Он снова повернулся к эйкону. – Ужин – поздно вечером, когда взойдет луна. Милости просим пожаловать к нам в большой зал.

– Вы на редкость любезны, лорд Телерхайд, – ответил эйкон, отвешивая поклон настолько глубокий, насколько позволяла его непомерная тучность.

Глава 3

Меллорит подождала, когда внесут поклажу, и выскользнула в дверь.

– Меллорит! Будь она неладна! Где эта девчонка?

А девчонка закрыла уши руками и побежала, почти бесшумно шлепая босыми ногами по холодному каменному полу коридора. Раз она не услышит своего дядю, значит, и не ослушается его. А раз она его не ослушается, то останется пай-девочкой. Она предпочитала быть хорошей, потому что любое другое поведение раздражало и сердило дядю. Но ей хотелось увидеть горы.

Она не возражала против морского путешествия, поскольку выросла у моря и привыкла к нему, хотя качка и крен корабля напоминали ей о той ужасной тревоге, которая поселилась в ее душе после смерти родителей. Девочка часто плакала, но на корабле у нее была своя отдельная каюта и никто не обращал на нее лишнего внимания. А вот поездка по суше оказалась намного хуже: в тряской повозке за закрытыми занавесками, да еще дядя все время рядом. В повозке было тесно, и Меллорит приходилось изо всех сил держаться, чтобы не соскользнуть с подушек и не повалиться на дядю. От сладкого запаха духов, которыми пользовался эйкон, у девочки кружилась голова.

Поездка измучила Меллорит. Когда эйкон по прибытии в Кровелл откинул занавески и показал девочку Телерхайду, она увидела мельком что-то далекое, такое огромное, что оно заполнило весь горизонт, насколько хватало глаз. Как человек, проведший всю свою короткую жизнь у моря, девочка мгновенно поняла, что здесь есть что-то совершенно новое для нее. Горы Морбихана были первыми в ее жизни горами.

Дверь, ведущая из зала, была приоткрыта, и Меллорит выскользнула из нее. Голос дяди заглушил скрип дверных петель. Закатное солнце освещало четыре каменные башни. Башни вздымались к светлому небу, а во дворе лежала тень. По одной стене шли наверх ступени, и Меллорит подобрала юбку и бросилась вверх по лестнице. Она карабкалась по ступеням, отчаянно желая, чтобы дядя не нашел ее, пока она снова не увидит горы.

Забравшись наверх, девочка зажмурилась от яркого солнца. Она отвернулась и замерла, не в силах вздохнуть. Вдалеке высились Троллевы горы, янтарные и лиловые. Они были безмятежными и могучими, и Меллорит казалось, что это колонны и своды, поддерживающие небо. Весь страх и одиночество, которые она чувствовала в последние месяцы, рассеялись при виде этих гор. Девочка припала к парапету и тихо воскликнула:

– Ах!

Краем глаза она заметила какое-то движение неподалеку. Она думала, что на крепостной стене никого нет, но рядом с ней стоял мужчина, один из тех, что спорили с ее дядей. Он прислонился, как и она, к парапету, и вглядывался вдаль. Вечерний ветерок шевелил складки его красного плаща. Девочка наблюдала за ним искоса, но мужчина, казалось, не замечал ее присутствия. Она снова перевела взгляд на горы и почувствовала, как ее сердце ликует в груди, парит, как парили над ней эти горы. Меллорит перегнулась через парапет и ощутила на своих щеках укус чистого холодного воздуха.

– Чувствуется дыхание ледника, – сказал мужчина.

– Что? – выдохнула девочка. Теперь мужчина смотрел на нее. Высокий и суровый на вид, он говорил добрым голосом.

– Холодный ветерок. Даже в середине лета можно почувствовать, как дышит ледник.

– Что такое ледник? – спросила девочка.

– Большая ледяная река, плененная горами. – Мужчина махнул рукой в сторону заснеженных пиков. – Она никогда не тает, но медленно течет в море. Чувствуешь ее дыхание?

Меллорит кивнула, снова высунулась за парапет, чтобы ощутить холодок на лице. Она представляла себе замерзшую реку, медленно текущую к морю.

– Ты был в горах? – спросила девочка. – Кто там живет?

– Я бывал там не раз, – ответил мужчина. – Все животные там белые. Живут там волки и козы, лисы и медведи, а еще живут тролли, они одеваются в белые шкуры животных.

Меллорит кивнула: ей показалось, что она всегда знала это. Она представила себя красавицей, одетой в красивую белую меховую мантию.

– Как тебя зовут, дитя? – спросил мужчина. Он разговаривал с девочкой доброжелательно, и ее робость растаяла.

– Я Меллорит. – Она сделала реверанс.

– А я Телерхайд. – Он низко поклонился.

– Эйкон Глис – мой дядя, – сказала девочка, надеясь произвести на нового знакомца впечатление.

– Да, я знаю эйкона Глиса. – Он так странно произнес это имя, что она вздрогнула.

– Мой дядя приехал навестить нас и позаботиться обо мне, когда моя мама заболела. Она умерла, и теперь я – подопечная моего дяди. Он сказал, что я должна уехать из Моерского Укрепления и жить здесь с ним.

– Я очень сожалею о твоей утрате, – сказал Телерхайд. – Надеюсь, ты будешь счастлива в Морбихане.

– Мой дядя говорит, что это очень дурное место, которое должно быть очищено огнем и мечом.

– О, не сомневаюсь, что он так говорит, – сказал Телерхайд так тихо, что Меллорит посмотрела на него вопросительно. – Но он ошибается. Места здесь чудесные. Посмотри. – Он указал на манящие горы. – Это Троллевы горы. Они делят Морбихан пополам, как огромная стена. А видишь Великий Пик – тот красноватый утес, что возвышается там, вдали? А темно-зеленые складки у подножия гор, похожие на прекрасную мантию?

– Очень красиво, – сказала девочка.

– Да, красиво. Это Гаркин.

Она отступила:

– Там живут демоны.

– В Морбихане нет никаких демонов! – засмеялся Телерхайд. – Остров Морбихан – семья, и мы – люди – только часть братьев и сестер. Наши братья и сестры – Другие – живут в Гаркинском лесу: эльфы, великаны, пикси. Гномы живут высоко в предгорьях, где добывают железо и золото, а потом их обрабатывают. А тролли живут еще выше, прямо на горных пиках.

– Тролли лучше всех, раз они так высоко?

– Нет. Некоторые думают, что тролли хуже всех – изгои и воры. Но я верю, что нам лучше всего, когда все мы вместе. Тогда мы – Пять Племен, тогда мы очень сильны. Посмотри: вот идет гном. Можешь сама убедиться, какой он отличный парень. Поднимайся сюда, Руф! – позвал он.

Крепыш гном легко взбежал по ступеням.

– Милорд, так вы нашли девочку! Эйкон… – И опять от этого слова руки и ноги Меллорит онемели. – Эйкон будто озверел, ищет ее.

А тут появился и сам дядя. Пыхтя, он забрался по лестнице. Бисеринки пота выступили у него на лбу. Золотые кольца на его жирных пальцах заблестели, когда он протянул к Меллорит руку.

– Деточка моя, ты не должна злоупотреблять гостеприимством нашего хозяина! Я боялся, что потерял тебя. – Он притянул Меллорит к себе, потрепал по плечу, взял за руку. Сладкий запах его духов объял девочку и заглушил свежий, наполненный дыханием ледника ветерок. Тяжеловесная фигура эйкона заслонила горы.