Текст книги "Золотой плен"
Автор книги: Патриция Кемден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
– Да, полковник.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга сквозь язык пламени. У Катье зачесались руки метнуть в него оба увесистых камня.
Она шагнула к нему раз, другой. Глаза Торна выжидательно сузились, он не двинулся с места. Чувствуя на себе его взгляд, она подошла к огню. Поляну пересекало поваленное дерево. Она с размаху опустила на него плоский камень; трухлявое дерево приглушило звук. Второй камень полетел рядом.
– Вы меня разочаровали, мадам.
– Вот как, полковник? – отозвалась она, вытаскивая край юбки из-за пояса. – Очень жа... – Катье запнулась и прикусила губу, чтобы не застонать от унижения. Боже, она стоит перед ним с задранной юбкой!
– Это мне жаль, мадам, что вы, наконец, привели себя в порядок.
Смущение переросло в гнев. Она порылась в ворохе трав, корней, листьев и выбрала корень валерианы. С треском разломила его. Швырнула корень на плоский камень и ударила по нему овальным.
Сквозь потрескивание огня она расслышала мягкие шаги по траве. Ей ужасно хотелось поднять голову и посмотреть, но она удержалась. Лишь краешком глаза следила за ним. Он стоял в нескольких шагах, и лица она не видела – только ноги. Облегающие алые бриджи выступали из ботфорт и скрывались под длинным камзолом. Катье стало трудно дышать. В правой руке он держал скрученные поводья.
– Чем это вы заняты? – спросил он, в нетерпении хлестнув поводьями по бедру.
– Вы что, не признали хитростей владелицы замка?
– Я немало повидал на своем веку, мадам. Но вид красивой женщины, стоящей на коленях, не перестает возбуждать мое любопытство.
У нее похолодели руки. Красивой!.. Она поморщилась от собственной глупости и подняла на него глаза.
– Полковник Торн, вы уже два дня ходите со шрамами и не думаете о том, что ваша рана в боку может стать увечьем на всю жизнь.
Он растерянно взглянул на нее и тут же замкнулся в своей раковине.
– Приберегите ваши снадобья для тех, кому они нужны. Мне – нет.
Поводья снова резко хлопнули по коже ботфорта.
Катье склонилась над деревом и стала втирать мучнистую кашицу в широкий лист подорожника. Ей удалось сосредоточиться и унять дрожь в руках.
– Мне тоже не было нужно, чтобы меня отрывали от сына, – тихо проговорила она. – Однако это случилось. Мне не было нужно сопровождать вас в этом путешествии. Тем не менее я здесь. – Она добавила еще пучок трав и опять принялась тереть, чувствуя, как от ритмичных движений рассасывается ее гнев. Заживляющий бальзам почти готов.
Но зачем она это делает? Спину будто иглами колет его неотступный взгляд. Почему ее так волнует его боль? После всех бед, какие он навлек на нее! Они постоянно враждуют друг с другом, и подлинное примирение невозможно. Она соскребла кашицу с камня и вывалила ее на лист.
Смирись, Катье. У мужчин ты не имеешь успеха. Она посмотрела на свои перепачканные зеленью руки. Тряхнула головой. Отчим, Филипп... Если ты с ними не смогла справиться, куда тебе до полковника Торна? Иное дело– Лиз. Только она имела подход к отчиму, да и после сколько у нее было обожателей!А как бы Лиз подступилась к этому англичанину?
Палочкой Катье хорошенько перемешала приготовленную мазь. Глупый вопрос. У Лиз к мужчинам был только один подход – зато беспроигрышный. Может, стоит еще раз попробовать убедить Торна отказаться от своей охоты?
Она взяла листок с бальзамом и посмотрела на него с нежной улыбкой, хотя внутри была натянута как струна.
– Позвольте мне заняться моим ремеслом, полковник Торн, – произнесла она на тон ниже обычного своего голоса.
На его лице отразилась настороженность, быстро перешедшая в удивление, затем в непроницаемую маску. Язвительно-насмешливого Торна как не бывало.
– Я же сказал, что не нуждаюсь в лечении.
– Это облегчит ваши страдания, – прозвучал в воздухе ее мелодичный голос. – Ну, пожалуйста. Ложитесь вот здесь, у огня, и снимите рубашку.
– Оставьте свои уловки. – В голосе его слышалась угроза.
– Ну не упрямьтесь, полковник... – Она осеклась, увидев его изумленно приподнятую бровь. – Прошу вас. Я только... я хочу... – Решимость изменила ей, слова не шли с языка. Она не Лиз и никогда не сможет сыграть роль опытной куртизанки.
– Вы испытываете мое терпение, мадам. Катье вытянула на ладонях лист со снадобьем.
– Я только хочу успокоить боль, поймите. Чего бояться?
– Бояться? Вы что, издеваетесь?
Сердито сдвинув брови, он расстегнул камзол и бросил его на землю. Скрипнул зубами от нового приступа боли. Сцепившись взглядом с Катье, сдернул через голову рубаху. Бриджи сидели у него на бедрах, а над ними возвышался мощный оголенный торс.
– Бог с вами, лечите!
Он увидел, как она сглотнула комок в горле, прежде чем указала рукой на траву.
Торн улегся ничком. Боль в боку снова застигла его врасплох, и он резко выдохнул. Наверно, дела и впрямь хуже, чем он думает. Уже давно забылись те времена, когда собственное тело ему не повиновалось. Он вытянулся на мягкой траве, сложив руки под подбородком. Семь лет. С тех пор, как бежал из ада. Очень давно, а кажется, только вчера.
От прикосновения юбки к обнаженной коже напряглись вес мускулы, и он закрыл глаза, чтобы рассеять это ощущение.
– Спокойно, полковник, – раздался над ним нежный голос Я не причиню вам боли.
Что-то прохладное и шелковистое коснулось его спины. Длинными уверенными мазками мадам де Сен-Бенуа втирала бальзам. Сперва она массировала только спину, не трогая свежей раны в боку. Он заставил себя дышать глубоко и ровно. В ее мягких руках, оказывается, скрыта большая сила, они снимают напряжение мышц, а касаясь шрамов, становятся легче перышка.
Как ни странно, боль, которую он терпел два дня, начала отпускать, оставалось лишь ощущение ее пальцев на спине, втирающих прохладный бальзам. Когда ее пальцы добрались до шрама в боку, рану лишь слегка защипало, а потом они остудили жар и боль. Он начал задремывать. Боже Всемогущий, он бы продал душу дьяволу за одно такое ангельское прикосновение в черном аду Тимишоары!
Треснул уголек костра, и Бекет очнулся, глубоко вздохнул. В голове прояснилось, и он вдруг осознал, как хорошо подействовал бальзам. Теперь ее руки порождали новый жар.
Катье тоже остро ощущала под своими руками этот могучий торс. Его горячая кожа быстро впитывала прохладный бальзам. От трения чуть покалывало кончики пальцев.
При виде длинных старых рубцов у него на спине она: вновь содрогнулась. Да, такие можно было оставить только кнутом. Он напрягся, мышцы под ее руками превратились в сталь, и пальцы Катье поспешно заскользили вверх по спине.
Незнакомое тепло разливалось от ее рук к плечам, груди, к животу. Катье нахмурилась и поменяла позу: видно, она придвинулась слишком близко к огню.
Торн без предупреждения перекатился на спину, и вместо бока ее пальцы очутились на твердом плоском животе.
Охватившее его пламя разгорелось еще жарче при виде склонившейся над ним золотоволосой женщины. Он легко поймал ее запястье; она вздрогнула и отстранилась. Он едва дотронулся до нее, а в огромных серых глазах уже полыхнула страсть.
Руки его скользнули ей на плечи и чуть притянули к себе. Большие пальцы ласково погладили тонкие выступающие ключицы. Она наклонилась, почти касаясь его своим телом.
Он провел рукой вверх по ее шее и погрузил пальцы в золотистые волосы. До чего же прекрасно это лицо, подсвеченное пламенем костра! Очень осторожно он пригнул ее голову еще ниже. Ресницы затрепетали, губы медленно приоткрылись.
Катье забыла дышать. Ни мыслей, ни образов, только разлитое по всему телу тепло...
Их губы соприкоснулись легко и нежно. Он чуть отодвинулся, и сквозь сомкнутые веки она почувствовала взгляд, ощупывающий ее лицо. Но не шевельнулась, зачарованная колдовством летней ночи.
Потом услышала, как он перевел дух. Руки крепче обхватили ее, а губы вернулись к губам. Теперь в его губах точно скопился раскаленный пламенем костра воздух. Язык, проникающий в скрытые глубины ее рта, то и дело отступал, чтобы тух же еще настойчивей заявить о своих правах. Пальцы забрались внутрь корсажа, к обнаженной груди.
Какая сладкая истома! Он оторвался от ее губ и стал покрывать поцелуями лицо и шею. С каждым новым поцелуем она таяла и растворялась в его страстной силе.
Язык ласкал нежную кожу у нее за ухом, зубы прикусили мочку. Катье будто пронзила молния; из труди вырвался стон, удивленный и беспомощный.
Ее руки легли ему на плечи, пробежались по выпуклым мышцам. Она поцеловала его в шею, потом за ухом, слизывая языком следы своих поцелуев, пробуя его на вкус, словно терпкое вино.
С протяжным стоном он гладил ее спину: пальцы то соскальзывали чуть ниже, то вновь поднимались к шее, как бы запоминая очертания тела. А Катье все не могла насытиться его кожей; губы ее спустились с шеи на грудь.
Желание трепетало внутри, воспламеняя ее всю. Зловещий белый рубец над сердцем вырос на пути ее губ, и они бездумно приникли к нему.
– Господи Иисусе! – взревел он и отбросил ее от себя. Лежа ничком в траве, она в растерянности приподнялась на локтях.
– Я сделала вам бо...
Слова замерли, когда она взглянула в его глаза, холодные, как зимнее небо. Он потер кулаком длинный рубец, видя перед собой разверзшуюся черную бездну.
– Вы недалеко ушли от сестры! – отрывисто бросил он.
Тело вступило в битву с душой. Огонь в паху требовал, чтоб его загасили, а леденящие воспоминания, разбуженные поцелуем Катье, стучались в сердце.
– Черт, как я мог поддаться?!
Едва она коснулась шрама на груди, он ощутил не мягкие губы, не жар языка, а острие той кривой сабли и подумал, как тогда, что это его последнее в жизни ощущение.
– Будьте вы прокляты!.. Нет, Боже Всемогущий, я проклят, я!
Нйг adam, твердил он про себя привычное заклинание. В памяти всплыли перекошенное болью лицо, натужное дыхание, кровавый кашель. Умирающий на руках Бекета дотронулся до него тыльной стороной ладони (все пальцы были перебиты) и прошептал: Поклянись! Поклянись, что убьешь его! Клянусь! – ответил Бекет, и в горле комом встали непролитые слезы. Клянусь кровью Господа Нашего Иисуса Христа, я убью его!
Тело на руках у него обмякло, дыхание замерло.
Бекет открыл глаза, решив, что черный ад Тимишоары уже поглотил его, но увидел перед собой золотистые, озаренные пламенем костра волосы. Ну нет, женщина, подумал он, сжимая кулаки, я дал клятву, и ты поможешь мне сдержать ее.
Катье смотрела, скованная ужасом. Темные волосы заслоняли его лицо, и выражение рассмотреть было нельзя.
Зловещий, грозный голос прорезал темноту:
– Вы отведете меня к сестре и к дьяволу... Эль-Мюзиру... Все! Покончим с этим. – Он двинулся к лесу.
– Торн! – окликнула Катье.
Не оборачиваясь, он застыл у края поляны. Костер уже догорал, поэтому она не видела, а лишь угадывала игру мышц на обнаженной спине: полковник силился обуздать свой гнев.
– Кто такой Эль-Мюзир?
Воцарилась гнетущая тишина. Шипение догорающих углей, шелест ветра в вершинах деревьев, писк какой-то лесной зверушки, попавшейся в лапы хищника, – вот все, что слышала Катье на фоне собственного взволнованного дыхания.
– Может, хватит прикидываться святой невинностью?
– Я не прикидываюсь, полковник. Я в самом деле не знаю этого...
– Эль-Мюзира, – закончил он. Имя точно осквернило свежий ночной воздух. – Дьявола. Любовника вашей сестры.
– Да нет же, Лиз не...
В мгновение ока он очутился с ней лицом к лицу. Схватил ее за плечи.
– Да, мадам. Она его любовница. Сила притягивает женщин. А этот черный дьявол силен. Он питается кровью своих жертв, высасывает ее по капле.
– Что вы несете? Моя сестра... – Катье запнулась, отвела глаза. – Лиз очень красива. Мужчины всегда были от нее без ума. Но она моя сестра...
– Она шлюха. Подстилка дьявола.
Катье сбросила его руки.
– Вы забываетесь! Дьявол, чернота, кровь – такими сказками детей пугают! Вот уж никогда бы не подумала, что солдаты так суеверны.
Бекет поднес к ее глазам сжатую в кулак руку, и в отблеске костра на ней отчетливо проступили шрамы.
– А это?.. Это, по-вашему, тоже суеверие? Да, я суеверен, потому что ношу на себе следы рабских цепей. У турок есть семь разрядов рабов. Я – эзир, военнопленный. Однажды мы... я и еще один человек выехали за ворота Вены. Я был совсем мальчишка, хотя уже полковник – отец купил мне чин и полк. Играл в войну – не на поле брани, а в гостиных Парижа, Рима, Вены... Играл и думал, что весь мир у меня в руках. А турки стояли в окрестностях города. Они напали на нас из засады и продали в рабство султану Тимишоары. В рабство, понимаете, мадам? Я был чужой собственностью, как скотина! И моего хозяина даже среди своих называли неверным.
Сильный обнаженный торс блестел от бальзама, нанесенного ее руками.
Катье старалась не смотреть на него, и уж тем более ей было страшно заглянуть ему в глаза. Ведь он сразу поймет, какое впечатление произвела на нее его «сказка».
– Но почему вы думаете, что Лиз могла связаться с таким человеком? Не надо принимать ее легкомыслие за...
– Не легкомыслие, а распутство. Оно у нее в крови... как и у вас.
– Сами вы дьявол, Торн! Говорю вам, Лиз не способна...
– Ах, не способна? Вы станете отрицать, что она спала с Ориаком, Рулоном, Марайя, Гийоном, Невиалем...
– Хватит! Довольно! – крикнула она и закрыла ему рот ладонью.
Все эти имена Катье помнила из писем сестры. Тепло его губ согревало ей ладонь, и она быстро отдернула руку.
– Нет, не хватит, – возразил он. – Кроме личной мести, у меня есть другая, не менее серьезная причина расправиться с дьяволом. – Его пальцы стали непроизвольно поглаживать ей основание затылка. – Эль-Мюзир изобрел дьявольскую жидкость – смертоносное оружие. Оно называется «Пламя Люцифера» и сжигает все на своем пути, причем затушить его невозможно ни водой, ни песком. Если выстрелить им из пушки – целые батальоны полягут, не успев взглянуть в лицо врагу.
Катье затрясла головой.
– Нет! Я не верю...
Его пальцы запутались у нее в волосах.
– Вся Европа окажется во власти дьявола. Он никого не пощадит, даже королей.
– Но при чем тут Лиз? Она в глаза не видала никакого Эль-Мюзира. Пусть она не всегда была верной женой, но в последнее время исправилась. Прежде Лиз под любым предлогом уезжала из Д'Ажене и колесила по всей Франции, но теперь она уже год не покидала Константина.
– Разве она не в Серфонтене? – напомнил ей Торн.
– В Серфонтене, – с неохотой признала Катье. – Но не с Эль-Мюзиром.
– Нет, именно с ним.
– С чего вы взяли? Она взяла с собой только астролога.
Торн молчал.
– Астролога... – потрясение повторила она. – Онцелус старый человек.
– Онцелус и есть Эль-Мюзир.
– Не может быть, вы ошибаетесь! – (Онцелус делает лекарство для Петера!)– Нет-нет... – Она попятилась, замахав на него рукой. – Вы ошибаетесь, Торн! Я же видела его. Он старик.
– Видели? – переспросил Торн. – Вы видели его лицо?
– Коне... – Катье вдруг осеклась. – Нет, лица не видела, – пробормотала она едва слышно.
– Ну вот. Он и есть Эль-Мюзир.
– Да нет же! Он человек, Торн! Человек, а никакой не дьявол. – В голосе слышались истерические нотки. – Лиз никогда бы... нет, неправда...
– Почему вы его защищаете?
– Потому что это неправда. Нет! Вы лжете!
Торн дернулся, будто она его ударила. Его руки сжались в кулаки. Дыхание со свистом вырывалось из груди.
– Можете говорить что угодно, мадам. Но завтра утром вы проводите меня к нему. К Эль-Мюзиру.
Глава VII
Бекет проснулся перед рассветом. На душе было муторно. Листья под головой зашуршали, и он перевернулся на бок. Прошлую ночь он спал довольно крепко: сказалась усталость после битвы, а нынче его опять мучили кошмары. И еще сероглазая красавица.
Он с болью вспомнил, как вчера оттолкнул ее. Уже давно ни одна женщина так не прикасалась к нему. В душе опять зашевелилось презрение к самому себе, но Торн решительно отогнал его. В конце концов, он мужчина, а не памятник. Одно ее тело соблазнит хоть евнуха, а добавь сюда пылкость и гордый нрав...
Он поискал ее глазами, и сердце екнуло. Нету! Исчезла! Вскочил, натянул ботфорты и стал осматривать примятую траву, где она спала.
– Будь ты проклята!
Бекет потрогал зеленый ковер, еще хранивший тепло ее тела. Видимо, она встала совсем недавно – полчаса, не больше. Вырвал пучок травы и отшвырнул в сторону.
– Ну, мадам, на этот раз я вам не спущу!
Он обыскал поляну и легко нашел ее следы возле кустарника. Горькая усмешка искривила его губы. Сам виноват, это не она тебе изменила, а твоя собственная бдительность. Он отломил веточку и яростно терзал ее пальцами, высматривая, куда ведут следы.
Наконец отряхнул руки и зашагал обратно к кострищу. Быстро оделся, собрал вещи, оседлал Ахерона. Глаза еще несколько мгновений шарили по траве, затем он тронул поводья. Красотка сполна заплатит за свою измену!
Катье выбилась из сил, выдергивая стебли дикого винограда, прикрывавшие вход в пещеру. Времени мало – небо уже светлеет. Она глянула через плечо, ожидая и боясь увидеть человека в алом мундире верхом на вороном жеребце.
За долгие годы тут все переменилось. У нее ушло больше времени, чем она ожидала, чтобы отыскать большой холм, по очертаниям напоминающий гуся, – под ним и был заветный лаз. Ей было пятнадцать, когда она простилась с этими местами, готовясь перешагнуть порог детства. И все же память не подвела ее. Коридор, который англичанину нипочем не найти, приведет ее прямо в Серфонтен.
Вырвав последний стебель, она удовлетворенно вздохнула и юркнула в узкую нору. Прямо у входа валялись старая масляная лампа, груда свечных огарков и огниво. Но масла в лампе давно нет, огарки совсем крошечные, огниво проржавело. Катье чуть было не выругалась вслух.
Она выбрала самый большой огарок. В памяти еще звучал смех Лиз, когда сестра поднесла к лицу свечу и показала новые серьги – жемчужины в обрамлении крошечных алмазных подвесок. Нравятся ?– спросила Лиз и, смеясь, помотала головой; подвески мелодично зазвенели. Отчим подарил. А тебе ничего?
Катье посмотрела на сестру, на прелестные сережки, опустила глаза. Мне ничего и не надо.
Лиз опять захихикала. Бедняжка! Ни подарков, ни поклонников! Когда же ты наконец поймешь, чего хотят от нас мужчины?
Катье вонзила ногти в ладонь. Горечь с годами не притупилась. Разжала руку и увидела восковой шарик. В пещере пусто и тихо, если не считать гулкого стука ее сердца. Хватит бередить себе душу! Нет времени.
Она уже хотела отбросить кусочек воска, но вдруг ей пришла мысль. Присев на корточки, Катье начала скатывать все огарки в один шар, чтобы потом вылепить из него свечу.
Закончив работу, взяла кремень и огниво. Кремень изрядно стерся, железная пластина покрылась ржавчиной. Руки дрожали, ударяя огнивом о кремень. Должно зажечься, должно! Иначе ей не сбежать.
Она долго не могла высечь искру и еще дольше – запалить этой искрой фитиль. Наконец он все-таки занялся, и от радости Катье чуть не задула маленький огонек. Под ногами засверкали розовые кристаллы. Перед ней открылся черный проход: слава Богу, не засыпало!
Где-то рядом раздалось конское ржанье. Катье задушила в себе крик. Как быстро нашел! Она полетела по темному коридору, камушки хрустели под ногами. Когда-то они с Лиз отмечали ими дорогу, чтоб не заплутать в лабиринте.
– Проезжай, Торн! – шептала она в мерцающую темноту. – Все равно тебе меня не найти.
Чтобы обогнуть гряду, ему понадобится не один час. Катье свернула за угол, и дневной свет скрылся из виду.
Бекет нетерпеливо пришпоривал Ахерона. Увидев груду вырванных корней, торжествующе улыбнулся. Она думает укрыться под ними? Он спешился и быстро подошел к холму в форме гуся. Отшвырнул стебли дикого винограда, но вместо фламандки увидел отверстие в скале.
– Проклятая баба! – пробормотал он вполголоса. – И вправду сбежала!
Согнувшись в три погибели, пролез в нору и внутри не смог выпрямиться в полный рост.
В кромешной тьме его опять обступили воспоминания. Боль... горящие рубцы на спине... металлический привкус собственной крови во рту... стылый воздух, пропитанный смрадом человеческих тел, разлагающихся еще до смерти... чернильно-черная тьма, окутавшая душу, впитавшая весь свет, не оставившая камня на камне от прежнего Торна.
Он выругался, тряхнул головой, отгоняя кошмар наяву.
Поднял огниво и, заметив на нем свежие царапины, брезгливо отбросил. Сперва оно ударилось об стенку, потом скатилось на пыльный пол. Переходы были различимы лишь по сгущающейся тьме, и он заглядывал в них, пытаясь отыскать след женщины.
Гнев смешивался с восхищением. Черт побери, все-таки она молодчина! Он сцепил пальцы, обдумывая план действий. Наверняка это лабиринт, а ему даже посветить себе нечем, но в предвкушении погони кровь забурлила в жилах. А он-то считал ее изнеженной дамочкой, комнатной собачкой. Полковник отсалютовал в темноту.
– Браво, владелица замка!
Нет, здесь ему ее не найти. Он выбрался на свет, окинул взглядом раскинувшуюся перед ним гряду. Потом снова посмотрел на вход в пещеру.
Значит, один из коридоров пронизывает гряду насквозь? Он стиснул челюсти. Губы его сжались в прямую линию. Ставлю стивер – сразу за ней находится Серфонтен.
Бекет вскочил на коня. Гряда простиралась к юго-востоку насколько хватало глаз. Объезжать – не скоро объедешь. Так он навсегда потеряет фламандскую красотку. Эх, надо было привязать ее к дереву!
Он вонзил шпоры в бока иноходца и направил его вверх по холму. Ничего, еще посмотрим, чья возьмет!
Через полчаса Кайл вышла из пещеры по другую сторону меловых холмов. Все вокруг заросло густым кустарником, но тропинка, ведущая к Серфонтену, все же сохранилась. Первые лучи солнца играли на сером камне стен.
К центральному зданию с двух сторон примыкают два крыла, окаймляя двор незамкнутым прямоугольником. Извилистая аллея засажена тополями, что придает небольшому замку величественный вид. Ее отчим любил хвастаться ими, как и тем, что Серфонтен выстоял под натиском бесконечных войн, но Катье понимала, что это лишь благодаря его изворотливости.
Держась в тени, она спустилась с холма и, как только очутилась на ровной поверхности, стала пробираться по кустам. Подходя все ближе, она различала маленькие без стекол окна и выбоины в посыпанной галечником аллее.
Во дворе появилось двое мужчин, и Катье поспешно присела. Детская помещалась на втором этаже восточного крыла. Она вспомнила, как замирало сердце при скрипе колес на подъездной аллее, и тут же мысленно обругала себя. Это обычный дом, сложенный из обычных камней, скрепленных обычным раствором, а вовсе не пристанище страхов маленькой девочки и разбитых надежд молодой женщины.
Катье нахмурилась. Похоже, солдаты. Когда умерли мать и отчим, Серфонтен достался одному из племянников отчима, что живет в своих поместьях на юге Франции.
Управление замком поручили эконому. Его-то она и намеревалась уговорить открыть ей дверь.
Но почему солдаты?
Они прошли в восточное крыло. Может, здесь расквартировано воинское подразделение? Вечно ей везет – вместо родного дома попасть в казарму! Она поежилась. А вдруг Лиз вовсе здесь нет?
От грохота двери Катье подскочила на месте. Прямо перед ней нависал балкон второго этажа. Она скрючилась за пышным кустом розы, и шип задел свежую царапину на плече. До крови закусила губу, чтобы не закричать.
На балконе появился человек, за ним трое других. Офицеры французской армии. Катье наверняка бы рассмеялась от такой нелепости, не будь нервы натянуты до предела. Она потерла саднящее плечо. В лощеном облике первого есть что-то знакомое. Один из его спутников обратился к нему:
– Их здесь нет, мсье. Мы все обыскали.
– Значит, не все, раз не можете найти.
Катье похолодела. Голос ни с кем не спутаешь. Рулон.
О Боже, как быстро добрался, небось до смерти загнал коня! А эти люди– откуда они? Вид у них какой-то зачуханный, прямо как у того дезертира, которого застрелил Торн. Она содрогнулась, глядя на Рулона. Этой скотине только такими и командовать.
Граф нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
– Здесь они, говорят вам! – резко выкрикнул он. – И шлюха Д'Ажене, и ее астролог. Обыщите снова все чердаки и подвалы. Если не найдете – всем голову сниму!
Катье облегченно вздохнула: он пока не нашел Лиз. При упоминании о чердаках она подняла глаза к ряду маленьких окошек под самой крышей и улыбнулась.
Ну конечно же! За одним из них потайная комната, до которой можно добраться только одним путем.
Граф скрылся внутри, оставив за собой в воздухе поток грязной брани. Катье медленно выбралась из укрытия и бросилась к окошку под балконом. Рама висела на одной петле. Катье растворила ее пошире и забралась внутрь.
Прислонясь к стене, перевела дух. Комната пуста. Когда-то здесь спала горничная, а теперь даже всю нехитрую мебель вынесли. Перебегая из одного разоренного помещения в другое, прислушиваясь к малейшим шорохам, Катье достигла черной лестницы.
Сырые темные стены давили на нее. Она поднялась по крутым деревянным ступенькам до двери слева от лестничной площадки. Только бы это оказалась та самая дверь!
– Лиз! – шептала она себе. – Главное – предупредить Лиз!
Она приложила ухо к двери. Кажется, тихо. Чуть приоткрыла ее и заглянула в щелочку.
Библиотека. Нет, – поправилась она, – была библиотека, а теперь нагромождение пустых полок. Катье вошла, настороженно озираясь. Когда-то это была ее любимая комната. У окна стоял стол, и она часами просиживала за ним, изучая материнские травники.
А ныне все сгинуло: книги, шкафы, стулья и столы – все. Только на выцветший ковер перед огромным мраморным камином никто не позарился. Каминную доску поддерживают изящные кариатиды, полуженщины-полуангелы, единственные, кажется, знакомые лица в Серфонтене.
Из коридора донеслась французская ругань. Катье бросилась к черному ходу, но, оглянувшись, увидела отчетливые следы своих башмаков на пыльном полу – точно по свежему снегу прошлась.
– Спокойно, – пробормотала она, подавив стон. – Не теряй головы, Катье! Помни, ты борешься за будущее сына!
Она сорвала накидку и принялась лихорадочно заметать следы. Шум приближался.
Катье выскользнула за дверь и затаилась. Буквально через секунду комнату заполнили топот и шарканье ног. Сердце гулко ухало в груди: чуть не попалась! Не смей падать в обморок! – приказала она себе. Ты нужна Петеру. Стук в стену оглушил ее. Она вонзила зубы в кулак, чтоб не закричать. Мучительно тянулись минуты, воздух сотрясался от проклятий, скрипа дерева, грохота камня.
Дробный топот по деревянному полу постепенно затихал. Куда они? Она так напряженно прислушивалась, что, казалось, могла услышать, как кровь течет в жилах.
Набравшись храбрости, легонько надавила на, дверь, и та с треском распахнулась. Катье отпрыгнула, ожидая, что один из них сейчас набросится на нее как голодный волк. Но комната была пуста.
Стеллажи опрокинуты, несколько полок разбито в щепки. Ковер исчез. Солдаты даже пытались содрать обшивку со стен. У одной из кариатид отколоты голова и рука. – Нет! – прошептала Катье.
Ступая на цыпочках по голому полу, она подошла к камину. И облегченно вздохнула. Кариатида, что справа, осталась целехонька.
Катье засунула палец в рот каменной скульптуры, нажала скрытую кнопку, и потайная дверь отодвинулась.
Внезапно ее обуял страх, и она прислонилась к деревянной панели, не давая ей закрыться. Что такое? Отчего я так боюсь подниматься на верх этой каменной шахты ?..
Она оторвала скованные тяжестью плечи от двери, поставила ногу на одну ступеньку, на другую.
– Лиз...
Ведь надо еще подумать, что она скажет сестре.
Дверь с приглушенным щелчком захлопнулась. Все, путь к отступлению отрезан.
Третья ступенька. Тебя разыскивает один человек. Она едва не рассмеялась. Один человек! Да это все равно, что отозваться об океане как о пригоршне воды. Англичанин. Очень высокий, сильный, полковник английской армии.
Еще шаг. Ему нужны от тебя сведения... Только не заглядывай ему слишком глубоко в глаза, Лиз, не то они будут сниться тебе всю жизнь.
Катье держалась рукой за стену, чтобы не упасть. Хватит! Думай об Онцелусе. Один воинственный взгляд Торна – и бедный старик испустит дух. Да, он старик. Может, она и не разглядела его лицо, когда была в замке Д'Ажене – он был закутан в черные одежды, но видела длинную седую прядь волос. Какой Эль-Мюзир? Торну померещилось.
Стараясь ступать как можно осторожнее, она продвигалась вверх. Ступеньки крутые, а впереди еще два этажа и лестница на чердак...
Вот она, заветная дверь! ЕШ почудились приглушенные звуки за стеной. Катье постучалась и тихонько окликнула:
– Лиз! Лиз, это я, Катье!
Послышался скрежет отодвигаемого засова. Перед ней возникла сестра – неприбранная, в прозрачной батистовой рубашке (Лиз из принципа не носит корсета) и кружевной нижней юбке, густые каштановые волосы рассыпались по плечам. Небрежно облокотясь о косяк, она засмеялась.
– Ну и ну! Я думаю, кто там скребется? А оказывается, это моя маленькая беленькая мышка! И зачем же ты явилась, сестренка? Часы принесла?
Бекет нарочно повел Ахерона лесной лощиной позади заброшенной сторожки, чтобы галечник не шуршал под копытами. При свете дня они перевалили через гряду за час с небольшим.
Струйка воды стекала по склону мелового холма в потрескавшуюся терракотовую чашу – наверняка льется веками. Ахерон жадно напился. Бекет погладил животное по холке, гордясь храбростью и выдержкой своего верного друга. Очень опасно карабкаться вверх по гряде и куда опаснее спускаться, но Ахерон приостанавливался лишь в тех местах, где неверный шаг мог стоить им обоим жизни. Конь никогда не подведет – не то что женщина.
Давным-давно Бекет побывал на краю бездны, и теперь ему ничто уже не страшно. Однако находясь так близко к Эль-Мюзиру, рисковать он не может и потому должен обдумывать каждый шаг.
Каменные стены Серфонтена казались почти белыми под слепящим солнцем. Бекет прикинул, что замок построен не больше века назад; на нем пока нет налета подлинной старины, как на зданиях, переживших столетия войн и бурь. Если вставить стекла да начистить их до блеска, замок засверкает как брильянт на фоне унылого пейзажа.
Должно быть, нелегко расстаться с этим великолепием ради более чем скромного замка Сен-Бенуа. Собственный дом напоминал ему крольчатник из пожелтевшего камня снаружи и старого дерева внутри, но он любил его – до последнего гвоздя, до осыпающейся штукатурки.
Сложив ладони ковшом, он зачерпнул воды и ополоснул лицо, смывая воспоминания. Затем перекинул поводья через голову коня и зацепил их за куст. Такая привязь удержит Ахерона до тех пор, пока он ему не понадобится. А если вовсе не понадобится – жеребец сможет с легкостью освободиться.
Ветерок донес до него французскую речь, и Бекет спрятался за кустом, прислушиваясь. Французы не делают тайны из своего присутствия; два солдата шагают по аллее мимо сторожки и разговаривают в полный голос.
