Текст книги "Роковые поцелуи"
Автор книги: Патриция Кемден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
– Конечно, нет.
– Тогда почему ты не предупредишь его?
– Потому что я не хочу подвести свою семью. И я не оправдываю их ожиданий… Подумай о ночи со свечами! Как легко его руки сплели чары, которые я почти не могла разорвать.
– Не могла? Или не захотела?
– Не могла! Как я могла захотеть такого…
– Удовольствия? – Элеонора покачала головой, пытаясь отогнать навязчивый голос своего сознания. – Разве ты не видишь, – сказала она ему, – если я проиграю, он никогда не последует за мной. В этом же случае, когда он увидит, насколько для него сложилась неприятная ситуация, он пойдет со мной.
– Ты уверена, что он охотно пойдет за тобой?
– Конечно! Что может удержать такого человека, как он?
– Вероломство. Намного большее, чем ты собиралась применить.
Собаки вдруг начали лаять, взяв след. Элеонора облегченно вздохнула, когда старший егерь показал на север. Ей хотелось покинуть это место. Уже когда она и граф двигались на север, Элеонора подумала, бросая взгляд через плечо, что ее двойственность прекратит проявлять себя…
Д'Ажене не было.
Ее сердце словно остановилось, и она застыла. Ее мозгу потребовалось значительное время, чтобы оттаять и вернуться к реальности. Может, он просто устремился вперед вместе со всеми? Глаза Элеоноры скользнули вбок на суетящуюся толпу, следовавшую за собаками.
Элеонора повернула к краю толпы. По двое, по трое мимо нее проехали Виньи, вечно флиртующий мерзавец Флери, даже Рашан, увлеченные поиском ускользающей добычи, но Д'Ажене среди них не было. Скоро проехали все. Она посмотрела сквозь деревья на юг. Там в тени исчезал темный силуэт.
«Поверни на север, – настаивала часть ее, – поверни на север к обычным мужчинам и к их повседневной лжи. Поверни на север. Последуй за мужчинами, чьи поцелуи не обжигают, чьи ласки не разжигают огня…» Элеонора зажмурила глаза. Лай гончих удалялся. Ветер нетерпеливо теребил кончики ее волос, выбившихся из прически. В воздухе пахло сыростью. Утреннее солнце грело лицо, но надвигалась гроза. Элеонора задрожала. Она ненавидела грозу.
Ее рука, казалось, сама собой натянула поводья, направляя лошадь к югу. Протестующее нытье покинуло ее, и Элеонора открыла глаза, чтобы увидеть тропинку, ведущую в лес, тропинку, оказавшуюся совсем близко.
«Нет, гроза не придет», – подумала Элеонора поеживаясь. Она сама поедет к ней.
Ахилл вел своего коня, Широна, по сужающейся к пройденным расстоянием лесной тропинке к месту встречи с сыном Боле Жаном-Батистом. В суматохе подготовки к охоте конюх вложил ему в руку записку. Ахилл уклонился от низкорастущей ветки, шуршание бумаги было неотличимо от шороха листьев.
Был момент, мимолетное мгновение, когда он посмотрел на сложенную записку и почувствовал наплыв ожидания. Любовная записка от графини Баттяни? Ахилл не сомневался, что ее тело будет принадлежать ему, когда он захочет взять его, но письмо будет означать, что он добился большего.
Потом он вернулся к своему нормальному состоянию. Печать была обычной, поставленной второпях. Но он достаточно узнал графиню, чтобы понять, что то, что она может послать, она вряд ли открыто скрепит собственной печатью.
Ахилл нетерпеливо надорвал послание, открыл его и узнал почерк Жана-Батиста. Что так быстро узнал о графине юноша? Несколько искаженным почерком он настоятельно просил графа встретиться с ним в заброшенном лагере угольщика к югу от развалин Дюпейре.
Такая секретность не была присуща Жану-Батисту. Это заставило Ахилла насторожиться, и он удивился, что было такого в сведениях о графине Баттяни, что потребовало встречи для рассказа в таком странном месте. Действительно ли она была связана с Рашанам? А если так, то как он собирается заставить ее заплатить?
Тропинка повернула на восток. Она пройдет через заброшенный лагерь угольщика и в конце концов приведет к готическим развалинам Дюпейре на востоке от озера.
Ахилл иронично улыбнулся этому. Меньше чем в полумиле на север от лагеря находился грот влюбленных. Его мышцы напряглись, когда он представил, как будет обладать Элеонорой там, как она будет отвечать на его ласки, которые приведут их к полному страстному удовлетворению.
Что же было в Элеоноре такого, что его так неуклонно тянуло к ней? Желание познать страсть с нею как последнее воспоминание, которое он мог бы взять с собой на войну, а может, и на тот свет?
Она была настоящей женщиной, сложной, и эта сложность манила.
Приглушенный треск, как удар лошадиного копыта о камень, заставил Ахилла придержать Широна. Он пробежал прищуренными глазами по деревьям позади себя, все его чувства обострились. Там не было никакого постороннего движения, никакой неестественной тени. Тот, кто следовал за ним, умел прятаться. Это мог быть всего браконьер, ожидавший, когда он пройдет.
Однажды под Филипсбургом он попал в засаду в точно таком же лесу и к точно такому же молчаливому невидимому врагу.
Ахилл поднял бровь. Враги? Он мрачно улыбнулся и тронул коня, внимательно прислушиваясь к сигналам, за которыми он по-прежнему следил. Они были здесь. Едва заметные, но были.
Он горько поблагодарил тех венгерских гусар, которые тогда поймали его в ловушку. Если бы не они, он не знал бы сейчас, за чем смотреть, не знал бы, что за ним следит графиня Баттяни.
Его постигло разочарование. Итак, в итоге она работала на Рашана. Зачем еще следить за ним? Вне всякого сомнения, именно это хотел сообщить ему Жан-Батист, ожидавший его впереди, но внимание Ахилла оставалось прикованным к тени позади.
Разочарование превратилось в злость. Прекрасная Элеонора захватила его врасплох. Дурачила его своей ложью, своим изощренным притворством. Это поднимало ставки. Это действительно поднимало ставки очень высоко.
И он увидит, как она заплатит – заплатит сполна.
Элеонора следила сквозь скрывающую ее листву за графом Д'Ажене. Полчаса назад он остановился, и она была уверена, что он заметил ее или услышал, хотя Элеонора не могла сказать, что было громче – удар копыта о камень или стук ее сердца. Но Ахилл поехал вперед, сердце ее слегка успокоилось, и его биение стало напоминать барабанную дробь.
Она попыталась держаться на расстоянии, как этому учил ее дедушка, но возросшее число пней в подлеске сказало ей, что они приблизились к заброшенному лагерю угольщика.
Вьющееся растение погубило стоящее впереди дерево, и его длинные стебли скрыли Д'Ажене от ее взгляда. Элеонора осторожно и медленно продвигалась вперед, сконцентрировавшись на мешающих ей побегах.
– Свидание, мадам графиня? – Граф Д'Ажене сидел на своем коне на краю поляны, глядя на нее холодными черными глазами.
– Едва ли, месье, – ответила Элеонора, смотря мимо него на поляну. Она казалась пустынной. Элеонора подъехала ближе. – По крайней мере, не для меня. Но, возможно, вы?..
Он изучал ее, прищурив глаза.
– Возможно, я… что, мадам? Вы думаете, я встречаюсь с проституткой, чтобы удовлетворить себя, пока вы не окажетесь в моей постели? – Ахилл наклонился к Элеоноре почти вплотную. – Зачем вы ехали за мной?
Резкие слова заставили Элеонору вздрогнуть. Птицы умолкли, создавалось впечатление, что в лесу наступила тишина, нарушаемая только тяжелыми ударами ее повинного сердца.
– Кажется, я последовала за вами просто так. – Элеонора посмотрела на мирную поляну. Она оказалась дурой. Ей следовало бы знать, что Рашаны больше болтают, чем делают. – Я думала…
Д'Ажене схватил ее голову и закрыл ей рот рукой.
– Вниз. – Он перекинул ногу через круп коня и спрыгнул на землю, увлекая Элеонору за собой как раз в тот момент, когда пистолетный выстрел ворвался в тишину. Пуля врезалась в рядом стоящее дерево. Граф толкнул ее за ствол, потом хлестнул лошадей, посылая их в лес.
Прислонившись спиной к дереву, он вытащил шпагу. Д'Ажене посмотрел на Элеонору через разделявшее их пространство.
– Вы думали – что, мадам?
– Д'Ажене, я… – начала Элеонора, но ее слова были прерваны грубым смехом с поляны.
– Не прячьтесь, не прячьтесь, месье, – раздался хриплый голос. – Вы пришли встретиться с вашим ве-е-ер-ным слугой, а? Тогда идите сюда. Он с нетерпением ждет вас.
Граф негромко выругался.
– Жан-Батист. – Его взгляд надолго задержался на Элеоноре. Она задрожала от злости, увидев в них презрение. – Вы стоите человеческой жизни? – горько спросил Ахилл.
– Нет! Я…
– Согласен, мадам. – Он напрягся, словно пружина. – Подождите, – хрипло прошептала Элеонора. – Я думаю, у него есть еще один пистолет.
– Я тоже. Есть еще что-нибудь, о чем вы хотите меня предупредить?
Шея Элеоноры побагровела. Она открыла рот, чтобы сказать что-нибудь – что? – затем отрицательно покачала головой.
Д'Ажене вышел из-за дерева, держа наготове шпагу.
– Будьте осторожны, – прошептала она, зная, что он ее не услышит.
Элеонора посмотрела сквозь листву. Трое крепких мужчин ожидали Д'Ажене. Они стояли полукругом вокруг одного, державшего нож у горла юноши. В животе у Элеоноры что-то сжалось. Эти люди относились к тем, которых она часто видела после войн. Безжалостные, развязные, кичащиеся своей бесконечной надменностью, которую они выбрали в качестве слабого утешения жестокости.
С болью в сердце из-за того, что она допустила это, Элеонора проглотила ком, образовавшийся в пересохшем горле.
– Видишь? – сказал Д'Ажене тот, который держал его слугу. – Вот он. Ждет как верный и преданный раб.
– Он слуга, а не раб, – обходительно ответил Д'Ажене. Мужчина фыркнул и бросил:
– Одно и то же. Теперь бросай свой фруктовый нож и дай возможность Тилло показать тебе прекрасную веревку, которую мы приобрели в Марселе. – Он указал на человека с пистолетом.
Шпага Д'Ажене не шевельнулась. Мужчина хмыкнул:
– Этот старый толстяк, любитель мальчиков, что заплатил нам, сказал, чтобы ты был связан ласково и нежно, как новогодний подарок. – Он поднес нож к горлу слуги так близко, что, если бы даже юноша глотнул, лезвие порезало бы его. – Но бывают разные случаи. Так ведь, месье? Тилло…
– Нет, – прошептала Элеонора.
Почему она не предупредила его? Скрытая вина безжалостно заплясала внутри нее. Ее руки тряслись, когда она лезла в карман достать спрятанный пистолет.
Д'Ажене не поддался уговорам, он стоял твердо, широко расставив ноги. На первый взгляд, он не двигался совсем. И еще, он вдруг показался ей туго сжатой пружиной. У Элеоноры волосы встали дыбом.
Она подняла пистолет и прицелилась. Высокое мускулистое тело графа частично загораживало линию выстрела по тому, которого звали Тилло. Оставалось животное, которое держало Жана-Батиста. Элеонора прикрыла левый глаз и прищурилась.
Бандит был одет в ношеную многослойную грязную одежду. «Разумная защита», – подумала Элеонора. Пуля могла застрять в одежде, а она ошибиться и не попасть в закрытое одеждой тело. Но было одно место, которое он не мог спрятать. Между глаз. Элеонора прицелилась… И выстрелила.
Голова мужчины откинулась назад.
Сквозь едкий пороховой дым Элеонора увидела, что Д'Ажене даже не стал избегать боя. Он наскочил на Тилло, шпага свистнула рядом с пистолетом. Удар едва успел отразиться на лице того, а клинок уже вошел ему в сердце.
Оставшийся негодяй атаковал графа шпагой. Он был неумел, и это делало его опасным. Д'Ажене был быстр и способен парировать жестокие удары, нацеленные на него. Сапоги дерущихся взметали комья гниющих листьев, их ругань и хрипы заполнили поляну.
Жан-Батист резко упал на землю, когда рука убитого внезапно разжалась. Он с трудом встал на ноги, как раз когда противник Д'Ажене безжизненно рухнул к его ногам.
На них опустилось молчание. Элеонора непроизвольно начала дрожать. Поблизости раздался безошибочный звук рвоты. Она закрыла глаза и стиснула зубы, предотвращая собственную тошноту. «Святой Стефан, я убила человека». Теперь она знала, что такое преднамеренное убийство.
– Жан-Батист, – услышала она голос Д'Ажене.
– Прошу прощения, месье, – ответил юноша. – Я уже оправился. – Элеонора бессознательно напряглась, готовясь услышать страх, даже ужас – не уважение – в словах паренька. Она повернулась посмотреть на хозяина, озабоченно склонившегося над своим слугой.
– Юноша поднялся на ноги, вытер лицо и, качаясь, поклонился Д'Ажене сел на ближайший пень и, махнув рукой Жану-Батисту, предложил ему сделать то же самое.
– Садись и опусти голову между ног.
После еще одного качающегося поклона слуга сел, но сел робко, на край.
– Опусти голову.
– Но, месье! – вскричал Жан-Батист.
– Вниз.
Слуга подчинился, потом добавил приглушенным голосом:
– Я бы никогда не простил себе, если бы вас ранили.
Граф потер легкий порез на тыльной стороне ладони.
– И я бы не простил тебе. Теперь рассказывай, как это все случилось.
Юноша поднял голову, его лицо приобрело нормальный цвет.
– Ох, месье, я ужасно подвел вас. Я не долго ехал после Эпиналя, когда попался. Очень милая девушка… – Он запнулся и посмотрел на Элеонору, краска разлилась по его щекам. – Очень дружелюбная девушка, если вы понимаете, месье, подошла ко мне и… и смело спросила, не еду ли я в Пассау. Я не ответил ей… клянусь, не ответил. Но позже она постучала в дверь моей комнаты на постоялом дворе и сказала, что поскольку мне предстоит такое долгое путешествие, то, может быть, мне нужен кто-то… ах… – Он умолк и виновато сглотнул.
– Позднее трое мужчин, гремя и вопя, что я опорочил их дочь и сестру, выломали дверь и потащили меня прочь. Я думал, меня изобьют и ограбят, но сразу же за городом они заплатили девушке, связали меня, словно мешок с зерном, и притащили сюда.
– И, месье, странная вещь. Вы никогда не догадаетесь, чей голос, разговаривавший с бандитами, я слышал. Маркиза…
– Де Рашана, – закончила Элеонора.
– Да, мадам! – воскликнул Жан-Батист, взгляд невинного удивления отразился на его лице. – Как вы догадались?
Д'Ажене поднял руку:
– Этот вопрос я обсужу с мадам графиней сам.
Холод в голосе Д'Ажене, когда он говорил о ней, а не с ней, заставил Элеонору насторожиться.
– Вы не можете думать, что я была частью этого.
Граф встал, не замечая ее.
– Помоги мне перетащить тела в ту хижину, – сказал он Жану-Батисту. – Управляющий пришлет кого-нибудь закопать их.
Элеонора отвернулась, чтобы не смотреть на печальную работу графа, и зашагала к тропинке, которая привела ее сюда.
– Не уходите далеко, – предупредил ее граф.
– Лошади…
– Жан-Батист приведет их.
– Месье! – Элеонора обернулась, как раз чтобы увидеть, как два человека затаскивают последнее тело в разрушенную мазанку. Она вздрогнула, но удержалась на месте.
– У нас с вами есть неоконченное дело, мадам, – сказал Д'Ажене. – И я собираюсь его закончить.
Глава 9
Граф подошел к свернутой кольцами веревке, валявшейся у ног мужчины, которого звали Тилло. Нервы Элеоноры напряглись еще больше.
– Почему вы себя так ведете? Я спасла жизнь вашему слуге!
– Вы едва ее не отняли, – ответил он с осуждением. – А может быть, так и было задумано.
– Что? Да как вы смеете…
– Жан-Батист, поищи лошадей, они не могли…
– Как вы смеете! Как вы можете предполагать это!
– …уйти далеко по этой тропинке. – Жан-Батист припустился вдоль поляны.
– Месье граф. – Элеонора подбоченившись стояла перед ним. – Вам чертовски повезло, что у меня нет другого пистолета, в противном случае я бы убила вас на месте.
Пистолет лежал на земле там, где Тилло выронил его. Д'Ажене подтолкнул его носком к Элеоноре.
– Вот, мадам. Вы неплохо стреляете по неподвижной мишени. – Он вытянул руки по швам. – Я не шевелюсь.
– Ублюдок! – Она отбросила пистолет в сторону, повернулась к нему спиной и двинулась прочь через поляну.
Ахилл схватил Элеонору за запястье, рывком повернул к себе, чуть не оторвав рукав у платья, и прижал к дереву.
– Пустите меня! – Она попыталась освободиться, но напрасно, хватка была железной.
Он накинул веревочную петлю на одно из ее запястий и привязал руку к низко наклонившейся ветке. Тогда она стала колотить по его плечу другой рукой, сжатой в кулак.
– Мерзавец, отпусти меня!
Он схватил ее за другую руку и привязал точно таким же образом.
– Нет! – закричала она. – Не связывайте меня. Не надо, пожалуйста… Почему вы делаете это? Д'Ажене… Д'Ажене… – Он привязал запястье Элеоноры к дереву так, чтобы она не могла ударить его. Она боролась, и связывавшая ее веревка натянулась. – Ради Бога, Ахилл…
В этот момент вернулся Жан-Батист, ведя на поводу обоих коней. Он широко открыл глаза и разинул рот.
– О Господи! Жан-Батист, помоги м… – Но не успела она проговорить это, как в нем заговорила кровь нескольких поколений французских слуг, текшая в его жилах, и он быстро пришел в себя. Через несколько секунд Жан-Батист с каменным лицом смотрел вдаль.
– Кони, месье.
– Спасибо, Жан-Батист, – ответил Д'Ажене со способным вызвать бешенство спокойствием. – А теперь садись на мерина…
– Нет! – воскликнула Элеонора.
– …и поезжай в замок Дюпейре. Ни с кем не разговаривай, Жан-Батист. Особенно с услужливыми молодыми женщинами. Отправляйся к своему отцу и скажи, чтобы он тебя никуда не отпускал. Никто не должен говорить с тобой, и ты не разговаривай ни с кем.
– Да, месье. – Он кивнул, так и не смотря в сторону Элеоноры, и взобрался в седло. Натянув поводья, он направил коня в сторону тропинки, а затем остановился.
– Месье, – произнес он, глядя прямо перед собой в направлении леса.
– Да?
– В Эпинале я слышал о знатной иностранке, которая, проезжая через деревню, уплатила врачу за визит к больной дочери мельника. Она заплатила за молитвы, вознесенные Святому Стефану.
– В путь, парень.
Вместе со слюной Жан-Батист, возможно, проглотил свои дерзкие слова и пришпорил коня. Через мгновение Элеонора и граф Д'Ажене остались одни.
– А теперь, мадам…
– Ахилл, прошу вас. Развяжите меня. Почему вы так поступаете? Я пришла предупредить вас.
Он схватил ее шею рукой, отведя голову назад.
– Разве? Я не слышал никакого предостережения.
– Ахилл…
– А сегодня утром? Когда я повстречал вас на лестнице, я не услышал от вас ни единого слова предупреждения.
– Я полагала…
– Вы полагали, что на меня нападут. – Он пронзил ее взглядом своих черных глаз. Полыхавшее в них пламя гнева казалось адским.
– Нет! – Она старалась смотреть на него сквозь сомкнутые ресницы. – Ахилл, как вы можете говорить такое обо мне?
– А как иначе? Выслеживая меня, вы проявили сноровку венгерского гусара, Элеонора. Зачем бы вам это было нужно, если не по наказу Рашана.
Зачем? Она открыла рот, чтобы ответить, но, поняв, что это невозможно, привалилась спиной к стволу дерева. Слеза, скатившаяся по щеке Элеоноры, упала ему на руку. Ахилл стряхнул ее, словно она обожгла ему руку.
– Клянусь Святым Стефаном, Ахилл, я ничего не делаю для Рашанов.
Элеонора втянула в себя воздух. Путы, стягивавшие ее, казалось, ослабли, когда она перестала натягивать веревку.
Его черные глаза ясно говорили о том, что он не верит ее словам, но он не двинулся с места, чтобы затянуть веревку потуже. Собирался ли он убить ее? Во многих странах знатные люди могли убивать безнаказанно, но только не равных себе. Так ли обстояло дело во Франции? Горький смех клокотал у нее в горле, как будто это имело значение для такого человека, как Ахилл. Разве не он убивал знатных господ в Париже?
Она бросила взгляд на хижину, где лежали тела бандитов, схвативших Жана-Батиста. Она тоже убила одного из них. Похоже, спровоцировать на убийство можно, не разбирая званий.
Голова Элеоноры откинулась назад на ствол дерева.
– Я думала, что все это будет, как у цивилизованных людей, – сказала она. – Чисто по-французски. Приедет, например, священник или интендант, вручит вам письмо, написанное самым изящным почерком, вы кивнете в ответ и поедете вместе с ними. Рашаны хотели заключить вас в Бастилию, но я была уверена, что через день-другой вы вернетесь как ни в чем не бывало.
Ахилл оперся рукой на ствол у нее над головой. Другой он начал ласкать ее шею.
– Вы так и не сказали, почему вам хотелось, чтобы была разыграна, пусть и самая незатейливая, сцена. – Он развязал узел завязанного бантом шарфа, украшавшего ее амазонку, протягивая его концы между пальцев.
– Позапрошлой ночью…
– Да? – Его пальцы трудились над верхней пуговицей ее костюма.
– Ахилл, пожалуйста, я была смущена. Я…
– Мужчина целует вас, а вы хотите отправить его в Бастилию? – Он расстегнул и остальные золотые застежки. – Мудро ли это, как вы думаете? – Он распахнул лиф, открыв почти прозрачную сорочку, под которой она носила корсет. – Так как, Элеонора?
– Ахилл, – прошептала она, стараясь собраться с духом, лицо ее стало напряженным.
– Знаете ли вы, что я за человек? – Он разорвал ее сорочку так, что стали видны холмы ее груди, которые поддерживал корсет. Элеонора ахнула и отвернулась в сторону, часто и прерывисто дыша.
Он отступил назад и рванул куртку на груди. От страха под ложечкой у Элеоноры словно свилась холодная змея. Нет, прошу тебя, Боже, не допусти, чтобы он…
– Знаете ли, Элеонора? – По поляне разнесся громкий протестующий треск белья, когда Ахилл безжалостно разорвал рубашку и обнажил твердую мускулистую грудь. Рядом с правым плечом был виден шрам.
– Вот я каков. Это – отметина, оставшаяся со времени моего пребывания в Жемо, когда я разыгрывал из себя мужлана в обсаженной кустами аллее с этой шлюхой ла Рашан. Я пресытился жизнью. Я ищу… – Он отвернулся от нее, с силой запустив пальцы в волосы. К нему отчасти вернулось самообладание.
– Боже, каким я был глупцом. Я думал, что это одна из рискованных игр. Игра, заглушающая скуку, Богом проклятую вечную скуку. Но вы… вы подняли ставки. Черт вас подери, мадьярка, вы подняли ставки слишком высоко.
– Я подняла их? – удивилась она. – Они никогда не были так высоки, как в те минуты, когда вы тешились с мадам де Рашан. Вы знали, что они ненавидят вас за то, что вы натворили в Париже. Вы пытались исправить положение этими знаками внимания? Это не помогло, Д'Ажене. Они по-прежнему ненавидят вас за это.
– Осмелюсь сказать, что они не одиноки в этом, мадам. – Он продолжал стоять спиной к ней, но она видела, как он пожал плечами. Многие подумали бы, что он просто отбросил эту мысль, но она заметила, что он напряжен, по тому, как неестественно прямо он держится. – Я не тешился с ла Рашан. В то время я даже не знал, с кем я. Неосторожно выпитый стакан вина и печаль легко могут довести до безумия.
– И это зовется сумасшествием! – Она безжалостно вырвала с корнем ростки сочувствия, пробившегося неожиданно для нее самой. Он связал ее! «Святой Стефан знает, что у меня не может быть никаких чувств к нему», – сказала она себе. Но когда эта мысль окончательно оформилась, Элеонора поняла, что это ложь. Нет! Она не должна питать к нему никаких чувств… Ее планы, ее планы…
– Ахилл, я не была замешана в их заговор. Я только подслушала их разговор, – заговорила она, пытаясь вытянуть из веревочной петли правую руку в перчатке. Ей необходимо было убежать. – Я и правда хотела вас предупредить.
Она похолодела, увидев недоверчивый взгляд Ахилла, брошенный через плечо, после чего он вновь вернулся к созерцанию леса.
Пока Элеонора пыталась высвободить руку, перчатка на тыльной стороне ладони разорвалась, и кора царапала кожу. Стиснув зубы, она продолжала вытаскивать руку. Та выскользнула из перчатки… Элеонора сразу же принялась вытягивать другую.
– Но я… я хочу сказать, что поняла лишь немногое из сказанного ими.
Во время отчаянной борьбы Элеонора вытянула юбки из стягивавшей их веревки, так что теперь она могла освободить ноги.
– Вы скрываете свои истинные намерения, мадам. Уже с первых минут, проведенных с вами на балконе, я понял, что вы далеко не глупы. Я не верю тому, что вы ничего не поняли из услышанного.
– Нет-е-т, – осторожно ответила она, делая шаг прочь от дерева. Она изучила дорожку, идущую на восток от поляны, и беспокойно облизала губы. Элеонора была совсем не уверена в том, что ноги не откажутся ей служить. – Нет, конечно, я кое-что поняла.
Она мысленно поблагодарила его за то, что он не слишком крепко затянул веревки, и вдруг ее охватило внезапно нахлынувшее чувство страха. Что, если он и не собирался крепко связывать ее? Ее пронзила внутренняя дрожь. «А что, если у тебя мозги расплавятся и вытекут на землю?» – высмеяла она себя.
Она подхватила юбки обеими руками.
– Кое-что я поняла слишком хорошо, – проговорила она.
И бросилась бежать. В три прыжка она очутилась на краю поляны и скрылась за деревьями.
– Мадам! – донесся до нее крик Д'Ажене.
Листья хлестали ее по лицу, ветки цеплялись за волосы. Она высоко подобрала юбки, ноги ее проворно и ловко перепрыгивали через предательски торчавшие корни, лишь одни они напоминали о срубленных деревьях. Она бежала во весь дух, сердце ее колотилось как бешеное, башмаки ее с глухим треском ударялись об утоптанную тропинку.
Впереди за деревьями она увидела желтый камень. Развалины! Может ли она спрятаться там? Она с трудом дышала.
Элеонора увернулась от низко нависшей ветки. Она была как дитя: только что она так радостно бежала, но бег наполнил ее душу радостным возбуждением, а не дурными предчувствиями. Ветер овевал ее разгоряченное тело с выступившей от страха испариной, видневшейся под разорванным лифом, и холодил ее кожу.
Она слышала сзади стук конских копыт. Элеонора рискнула оглянуться. Пустив коня рысью, Ахилл догонял ее. Он казался кентавром, слившись в единое целое с конем, неумолимым и непреклонным. Он был уже недалеко. Она была готова в любую секунду почувствовать на спине горячее дыхание коня.
Проклятье! Тропинка свернула в сторону. Впереди в каменной стене виднелся просвет с полукруглым сводом. Туда! Элеонора заставила быстрее двигаться свои горящие от усталости ноги. Пусть попробует промчаться рысью по этому крепостному валу!
Когда ее каблуки застучали по булыжнику, в душе беглянки вспыхнула надежда. Там! Справа от нее широкие ступени вели наверх, опоясывая каменную башню. Сзади послышался гулкий стук копыт по камням.
Она ринулась к лестнице, стараясь перепрыгивать через две ступеньки, и поскользнулась. Споткнувшись, она удержала равновесие и принялась снова поспешно подниматься по лестнице.
– Мадам! – позвал ее Д'Ажене. – Элеонора.
От напряжения ее сердце сильно стучало. Элеонора продолжала бежать вверх.
– Элеонора, спускайтесь, – спокойно произнес Ахилл. – У вас нет выбора.
Она взбежала наверх. Прислонилась к каменной стене, ловя ртом воздух, ноги ее дрожали. Узкий каменный выступ опоясывал верхнюю часть башни и спускался вниз – к ступеням, по которым она только что поднялась.
До нее донесся голос Д'Ажене:
– Это не настоящая башня, Элеонора. У вас нет иного выхода, кроме как спуститься.
– Вижу, Д'Ажене, – откликнулась она, тяжело дыша. Ее жакет и рубашка были распахнуты.
Башня, на которую она взобралась, была одной из двух, окружавших внутренний дворик. Сзади, там, где развалины примыкали к скале, в стене были видны три сводчатые арки, лишь в одной из которых, по-видимому, действительно была башня. Ее пальцы впились в камень. Фальшивая башня, ненастоящие двери, неискренние манеры – фальшь… везде. Неужели здесь нет ничего настоящего?
Ахилл смотрел на нее, его фигура выделялась темным пятном на фоне светло-желтой стены. Тень кентавра, которую он отбрасывал, сменилась тенью коня, нетерпеливо перебирающего ногами, которого он и не думал успокаивать. Или это было его нетерпение?
– Мой гнев, Элеонора, неподделен. – Тень кентавра замерла. – Если вы в сговоре с Рашанами…
– Нет, говорю я вам. – Она сквозь зубы бормотала одно из ругательств своего брата. Посмотрела вниз на Д'Ажене. – Я подслушала их, да! Как и говорила вам. Случайно! Но я не знала о Жане-Батисте. Клянусь, не знала.
– Я слышу ваши слова, Элеонора. Но я хочу увидеть в ваших глазах, что они искренни. Спускайтесь. – Его голос был бархатным и легко доходил до нее.
У нее пересохло в горле. Его тон был ласкающим, но она чувствовала сталь под бархатом. Элеонора открыла глаза и посмотрела на фигуру в темноте внизу. Его намерения были абсолютно ясны: если он поверит, то не причинит ей вреда.
Но если он не увидит правды в ее глазах…
– И я слышу ваши слова, Д'Ажене. И вашу угрозу. Но у меня нет выбора, так ведь? Но вы меня не свяжете. Вы слышите меня? Вы меня не свяжете.
– Согласен.
Она сглотнула, ее язык прилип к небу, будто запрещая сказать больше.
Она подошла к краю башни, где начиналась лестница.
– Тогда я спускаюсь, Д'Ажене.
– Я буду ждать.
Спускаясь по бесконечной спирали, Элеонора держалась рукой за песчаный камень стены. Повороты и ступени казались бесконечными. Она шла медленно – сначала ставя одну дрожащую ногу на ступень, потом приставляя к ней другую.
Светило яркое солнце, и ей приходилось жмуриться от его лучей. Было ощущение, что она уже шла по этим ступеням месяцы и годы, шла к ожидавшему ее графу Д'Ажене, но тени говорили ей, что день еще даже не перевалил за вторую половину.
Она сделала последний поворот. Он ждал, по-прежнему сидя на коне, порванные куртка и рубашка открывали рельефную мускулатуру его груди и живота. Элеонора остановилась, не дойдя нескольких шагов до выхода.
Стараясь глядеть прямо на Ахилла, она сказала:
– Смотрите внимательно, Д'Ажене, и вы увидите искренность моих слов. Я не была и не являюсь частью заговора Рашанов. Я не виновна в их преступлениях.
Он спокойно спросил:
– Тогда в чем виновны вы?
Элеонора сделала шаг, затем другой, пока не подошла к выходу во двор.
– В одном – в глупости.
– А в другом?
Она задумалась. «Спокойнее, спокойнее», – сказала она себе. Она чувствовала внутри слабость, которая могла отразиться в ее глазах, поэтому выдавила улыбку.
– Глупость занимает много места, месье.
– Это ваше предложение, мадам. – Перекинув ногу через круп лошади, Д'Ажене спешился одним ловким движением. Он приблизился к ней, его лицо находилось в нескольких дюймах от Элеоноры, но он не прикоснулся к ней.
– Ваши глаза двусмысленны, – произнес он низким голосом. – И, как у древних оракулов, они прячут столько же, сколько и открывают. Я вижу в них многое, мадам, но многого не вижу. Я вижу правду, но какую? И нигде… – он провел пальцем по ее подбородку, – совсем нигде я не вижу глупости.
– Посмотрите, Д'Ажене, я была глупой. Маркиза сказала, что у нее есть lettre de cachet. Я подумала…
Элеонора потерла лоб. Почему он стоял так близко? Разумеется, чтобы напугать ее, смутить, не дать ей скрыть свои чувства. И это ему удалось. Она покачала головой, стараясь разобраться в своих чувствах. «Святой Стефан, как я дошла до такого».
– Вы знаете, что я подумала.
Она услышала, как Ахилл отошел назад, и посмотрела с облегчением, но оно оказалось кратковременным. Он отвязал от седла винный бурдюк.
– И поэтому вы поехали посмотреть, как самонадеянный французский аристократ понесет заслуженное наказание, – сказал он, протягивая ей бурдюк.
