Текст книги "Роковые поцелуи"
Автор книги: Патриция Кемден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
Глава 15
Ахилл через плечо посмотрел на служанку:
– Сейчас, милочка.
Девушка отпрыгнула.
– Да, месье, – пропищала она и поспешила к шкафу. Она схватила две охапки атласа и бархата и повернулась, чтобы бросить их на кровать. На полпути служанка остановилась и шумно вздохнула, переводя взгляд с неприкрытого матраса на покрывало перед камином и беспорядочно сваленные подушки.
Девушка начала дрожать. Она крепко прижала к себе платья и спросила:
– М-мадам, с вами все в порядке? – Ужас заставил мускулы ее лица непроизвольно дергаться. Она закрыла глаза, и из них потекли слезы. – Пожалуйста, ответьте, что он не причинил вам вреда. П-прошу вас, мадам. Вы были так добры ко мне. – Она перевела мокрые от слез глаза на Ахилла, потом посмотрела на Элеонору.
– Святой Стефан, – тихо сказала Элеонора Ахиллу. – Она думает, что ты изнасиловал меня. Разреши, я подойду к ней.
– Сначала пообещай.
– Пообещать?
– Что досмотришь эту игру до конца.
– До конца. Поездка к твоей матери – это еще не конец. Сожги портрет. Это твой конец. Твоя мать все будет отрицать. Какая женщина не стала бы?
– Можно понять и без слов, – многозначительно ответил Ахилл, глядя на смятое покрывало. – Твое обещание.
– А если я его не дам? – спросила Элеонора, потом покачала головой. – Не отвечай. Я не сомневаюсь, что ты потащишь меня через весь замок к своей карете. – Она кивнула. – Обещаю.
– Хорошо. – Ахилл отпустил ее запястье. – Позже мы обсудим, как ты заплатишь, когда проиграешь. И не вздумай бежать. Не только венгры могут хорошо охотиться. – Он поклонился, повернулся и отошел, крепко сжимая в руке пергамент.
Стук дверной задвижки за ним прозвучал, как скрежет засова тюремной камеры.
– М-мадам?
Элеонора встала и подошла обнять дрожащую девушку.
– Все хорошо, Мартина. Тс-с-с. Все хорошо. Месье Д'Ажене не причинил мне вреда. По крайней мере, не тем образом, как ты думаешь. – Она вытерла служанке слезы. – Правда.
– Прошу прощения, мадам, – сказала Мартина, хлюпая носом. – Я, наверное, поставила вас в ужасно неловкое положение.
– Ты была очень смелой, что могла сказать это перед ним.
Служанка расправила плечи и подняла подбородок.
– Если бы месье Д'Ажене приказал меня высечь, я бы стерпела.
– Ну, я не думаю, что он накажет тебя. У него… разное в голове. И требуется много мужества, чтобы противостоять этому. Надеюсь, что и я смогу быть такой же смелой.
Глаза служанки снова широко раскрылись.
– Вы действительно поедете с ним?
– Я должна. Я обещала.
– Но вы…
– Погублю свою карьеру? Ну я думаю, что это будет означать всего лишь отсутствие приглашений поиграть в карты с эрцгерцогиней Австрийской. – Глаза Элеоноры прошлись по смятому покрывалу, ее разум и тело вспомнили экстаз, который подарил ей Ахилл. Она проглотила застрявший в ее горле комок, словно камень с острыми краями. – Такова цена игр с дьяволом.
Ахилл большими шагами шел по коридорам замка Дюпейре, а в его венах, будто боевые барабаны, призывающие к сражению, стучала холодная черная ярость. В дверях возник лакей.
– Приготовьте мою карету и лошадей, – приказал Ахилл, проходя мимо. Напуганный лакей отпрянул и побежал по коридору. – И еще одну для багажа, – добавил Ахилл. – Мадам Баттяни едет со мной.
Лакей замер и уставился на него, открыв рот. Ахилл не замедлил шага.
– Сейчас же, – бросил он, повышая голос, словно отдавал приказ, перекрывающий шум битвы.
– Да, месье! – крикнул слуга и умчался прочь.
Красочные воспоминания об отце со смехом и улыбками кружились в мыслях Ахилла. Потом они покрылись пятнами и унеслись так далеко, как мужчина, которым он стал, отстоит от мальчика, которым он был когда-то.
Эти воспоминания, несколько безделушек и его книги – все, что осталось у него от отца. Сейчас Элеонора хотела отнять у него и эти воспоминания, сделать их не воспоминаниями о любящем отце, а о старикашке-рогоносце. Его мать тоже старалась отнять у него их разрушением старого замка Д'Ажене, поэтому к тому времени, когда ему исполнилось двадцать, не осталось ни одного камня, который видел его отец. Но она не сумела отнять у него воспоминания.
И это не удастся сделать графине Баттяни.
Когда Ахилл дошел до своих комнат, он остановился и положил руку на задвижку двери. Он думал о прошедшей ночи. Неужели экзотическая графиня вознесла его столь высоко только для того, чтобы он так низко пал?
К его ярости примешались неясная боль и сожаление. Прошлой ночью он впервые мельком увидел возможность получить удовольствие без сексуального экстаза, за гранью плотского удовольствия, а из интимной дружбы, которая могла состояться между мужчиной и женщиной. Но это был лишь намек, словно солнечный блик на озере вдали. А потом она все отняла.
Рука Ахилла сорвала задвижку. Она действительно сдержала свое обещание.
– Месье! – крикнул Боле, когда Ахилл вошел в комнату. – Слава Богу. – Слуга повернулся к мужчине, стоявшему возле двери и нетерпеливо похлопывающему себя шляпой по ноге. – Видите. Я говорил вам, что он придет.
Ахилл бросил свернутый пергамент на кровать и сказал Боле, не обращая внимания на курьера:
– Оберни в водонепроницаемую ткань. Не читай. Мы уезжаем в течение часа.
Слуга, уловив, что Ахилл спешит, торопливо начал стягивать с него куртку и жилет.
– Конечно, месье. Капитан Эро здесь говорил, что дорога на восток…
– Мы поедем на юг, – оборвал его Ахилл. – В Валерию.
На лице Боле отразилось потрясение, потом он справился с собой.
– Валерия, месье? – Он смущенно посмотрел на курьера. Вы хотите нанести визит святым сестрам монастыря Святой Валерии? Но полковник Жийон ждет вас в Баварии.
Ахилл через голову стянул рубашку.
– Ты поедешь с Жаном-Батистом в багажной карете. С вами будет служанка мадам Баттяни.
– Мадам Баттяни? – переспросил Боле, в его голосе звучало замешательство. – Та, из Венгрии? Племянница мадам Дюпейре? Я… я…
Курьер шагнул вперед, чопорно поклонился и протянул запечатанный пакет.
– Месье Д'Ажене, здесь письмо с вашим офицерским патентом от полковника Жийона. Я должен немедленно ехать. Из-за дождей начнутся наводнения, а я хотел бы добраться до места, пока не смыло мосты.
– Тогда отправляйтесь, – резко бросил Ахилл. Казалось, что его желание воевать осталось в далеком прошлом.
Курьер выглядел ошарашенным. Его взгляд блуждал между Боле и графом, потом он посмотрел на пакет в руке, словно потерял его.
– Но… но как насчет пяти тысяч луидоров?
– Ничего не покупается. Поэтому нет и пяти тысяч.
Курьер повернулся к Боле.
– Это значит, что я промучился в этом чертовом кресле всю эту чертову ночь просто так? Ты говорил, что он волнуется о назначении, что он землю роет, ожидая его? Ты говорил… черт! Я бы мог развлечься с какой-нибудь гор-ничной-ой-ой…
Острие шпаги уперлось ему в горло, мешая говорить. Ахилл обратился к курьеру с убийственным спокойствием посредством длинного клинка.
– А ты говорил, что реки выйдут из берегов. Езжай, а то поплывешь по одной из них, вместо того чтобы форсировать ее.
– Д-да, монсеньор, – выдохнул курьер. Ахилл опустил шпагу, и мужчина бросился к двери. Он задержался возле нее, казалось, собирая немного фальшивого мужества для мгновенной злости.
– Я уверен, вы понимаете, это означает, что полковник Жийон не будет…
Ахилл бросил шпагу, как копье. Клинок вошел в дверь на волосок от руки курьера. Тот завопил и выбежал. Боле быстро оправился от своего шока.
– Я так понимаю, месье, вы отказываетесь от предложения полковника Жийона.
Ахилл натянул сапоги и, опершись о дверь, выдернул шпагу, торчавшую из нее.
– Ты правильно понимаешь, – ответил он, оглядывая отполированный клинок.
Его английский дядюшка подарил ему эту шпагу на рождение. Он фехтовал ею, будучи ребенком, под тщательным присмотром Константина, убивая мифических драконов Тристана, призраков Парцеваля… до тех пор, пока отец не умер. Потом… потом, шесть лет спустя, он впервые использовал ее, чтобы убить человека, защищая честь отца.
Ахилл повернул лезвие, давая солнцу поиграть на вороненой стали. А теперь? Слова графини были больше, чем слух, больше, чем сплетня, и борьба с ее ложью потребует большего, чем дуэль в утреннем тумане. Но он будет драться.
Ахилл повернулся к Боле.
– Мы отправляемся через час.
– Как пожелаете, месье.
«Нет, – подумал Ахилл, – это было не так, как он хотел. – Он сжал эфес. – Но так, как должно быть».
В комнате служанка набросила на плечи Элеоноре плащ и разгладила ткань дрожащими руками.
– Спасибо, Мартина, – улыбаясь, поблагодарила Элеонора девушку, – Ты уверена, что сможешь ехать в багажной карете вместе с Жаном-Батистом и его отцом?
– О да, мадам! – ответила девушка, ее глаза блестели. Она покраснела и опустила глаза. – Я хочу сказать, что месье Боле очень добр, а Жан-Батист такой… такой… – Застенчивые глаза посмотрели на Элеонору, и девушка покраснела еще сильнее. – Он был тоже очень добр.
– Я вижу, – сказала Элеонора. – Тогда беги. Не думаю, что нам стоит испытывать терпение месье Д'Ажене бесцельным времяпрепровождением.
Мартина присела в реверансе и, нахмурившись, спросила:
– Вы уверены, что не хотите, чтобы я ехала с вами?
– Я уверена в том, что не хочу препятствовать развитию событий. А теперь поторопись. Я скоро буду, – напутствовала Элеонора служанку и подтолкнула ее к двери для слуг.
Оставшись на некоторое время одна, Элеонора оглядела свои комнаты в последний раз. Какая ее часть осталась здесь? Женщина, вошедшая сюда, была так самоуверенна, так высокомерна, бесконечно готовая следовать судьбе, которую ей выбрала семья.
Но женщина, которая выходила… Элеонора накинула капюшон плаща. Эта женщина сама выбрала себе судьбу и сейчас должна следовать ей.
Элеонора целую минуту слушала вопли тетушки Женевьевы, и лишь потом дверь открылась.
– Этого не может быть! – кричала Женевьева, влетая в комнату. – Скажи мне; что слуги сошли с ума.
Элеонора взяла тетю за локоть и мягко повернула спиной к двери.
– Вы были так добры, – сказала она и поцеловала Женевьеву в щеку. – Пойдемте со мной до кареты, и я попрощаюсь с вами надлежащим образом. – И Элеонора повела тетю из комнаты в зал.
– Нет! Как ты можешь это делать? – плача, вопрошала Женевьева, стараясь не отставать от широко шагающей Элеоноры. – С кем угодно, но не с Д'Ажене. У меня не укладывается в голове! Я имею в виду Д'Ажене. Боже мой! Элеонора, он опасен. Он убивал!
– И мои братья тоже, тетушка. Именно так поступают солдаты, когда они должны выполнить приказ.
– Но его дуэли! И то, что случилось в Париже. Он абсолютно безжалостен, Элеонора. Прошу тебя, не уезжай с ним!
В коридоре Элеонора остановилась и прижала к себе Женевьеву.
– Знаю, что все это смущает вас. И меня тоже. Но… так сложилось. Так иногда бывает, так ведь? Не беспокойтесь. Со мной все будет в порядке.
Глаза тети наполнились слезами.
– Ох, это я во всем виновата. Вся эта ничего не значащая чепуха о том, что тебе нужен любовник. Ты не должна была слушать это. Правда!
– Нет, нет, вы ни в чем не виноваты! – заверила тетю Элеонора. Прямо перед собой через плечо пожилой женщины Элеонора увидела и узнала диван у окна, где она впервые увидела Ахилла. Яркий, живой, неотразимый человек сидел там, а не дьяволоподобное создание, которое она создала в своем воображении. Она по-прежнему помнила, как он смотрел на нее, когда увидел подходящей к нему.
Она должна была развернуться и уйти, когда у нее была такая возможность. Если бы она у нее была.
– Но Д'Ажене, Элеонора! Чего только я о нем не слышала. Я так его боюсь.
– О таких людях, как месье Д'Ажене, тетушка, всегда много говорят, – заметила Элеонора.
Женевьева фыркнула:
– Но ты даже не спросила, что говорят!
Элеонора подняла глаза. Ей не надо было спрашивать. На линии ее видения – словно между двумя зеркалами, двери в дверях внутри дверей – в распахнутой входной двери стоял Ахилл: руки на бедрах, ноги в сапогах для верховой езды.
– Я должна идти, тетушка. – Элеонора снова крепко обняла тетю. – Не ругайте себя. Вы были так ласковы и добры ко мне. Спасибо.
– Я зажгу за тебя свечку в церкви. Слезы внезапно сжали Элеоноре горло.
– Спасибо, тетушка, спасибо. Думаю, мне понадобятся ваши молитвы. – Она повернулась и пошла последним длинным коридором к ожидавшему ее графу Д'Ажене.
Ахилл расслабился и дал возможность своему телу качаться вместе с каретой. На сиденье рядом с ним лежал тщательно завернутый портрет Элеонориного пользующегося дурной славой турка, а напротив – сама Элеонора, державшаяся за кожаный ремень, чтобы не вылететь из кареты. Ахилл приказал своему кучеру гнать во весь опор, и тот следовал этому приказу с превеликим удовольствием. Чем быстрее они проедут эти разбитые бурями колеи проселочных дорог и доберутся до главной, тем скорее кончится это издевательство.
– Удобно? – спросил Ахилл Элеонору.
Она быстро взглянула на него, потом сделала вид, что рассматривает ландшафт местности, по которой они проносились.
– Будет ли иметь значение, если нет?
– Ни в малейшей степени.
– Мне очень удобно, благодарю вас.
Ахилл зевнул и потянулся, потом поставил ноги на сиденье рядом с Элеонорой, скрестив их в лодыжках.
– Прошу прощения, мадам. Я мало спал прошлой ночью.
Щеки Элеоноры покраснели, и Ахилл увидел легкую улыбку, приподнявшую уголки ее губ.
– Я тоже. Какое-то животное не давало мне спать своими стонами.
– А-а, именно стоны разбудили вас? Что касается меня, это были очень приятные короткие крики. Снова и снова…
– Ахилл! – Элеонора посмотрела на него, и, хотя ее голос был резок, в зеленых глазах было что-то, что сказало Ахиллу, что его издевки достигли своей цели.
Ахилл изменил тактику.
– Возможно, будет умнее почитать книгу, – подумал он вслух. Носком сапога он подбросил к Элеоноре книгу, лежавшую в углу сиденья. – Полагаю, эту вы читали вчера вечером.
Элеонора удивленно посмотрела на Ахилла и взяла книгу.
– Морис де Сакс «Мои маневры», – прочла она на корешке. – Да, я проглядывала ее вчера. – Она опять положила книгу на сиденье и тихо добавила: – До моего ночного кошмара.
– Совершенствуетесь в тактике? – спросил Ахилл. – Его мысли относительно развертывания армий в сражении скорее фантазия, нежели реальность. Вероятно, вам следовало бы почитать «Покорение галлов» Цезаря.
Элеонора ответила прямым взглядом.
– Уже читала.
Они добрались до пересечения дорог и повернули на юг. Как только под колесами оказалась главная дорога, движение кареты стало более плавным. Ахилл перестал задевать Элеонору, и она вернулась к созерцанию ландшафта за окном.
Ахилл смотрел, как тело Элеоноры качается в такт движениям кареты. Она не сидела напрягшись, как это делают многие, а свободно покачивалась.
Она занималась любовью точно так же, двигаясь в такт, не сопротивляясь сладкой тирании желания. Его издевки, предназначавшиеся ей, теперь задели его самого. Ее стоны и крики были сладкими, спонтанными. Тело Ахилла напряглось. Удовольствие, которое она доставила ему, оказалось большим, чем он ожидал. Намного большим, чем просто обладание ею. Это помешало ему узнать, насколько ее страсть разжигала его собственную.
Ахилл молча обругал Элеонору. Ее страсть, очевидно, проходила. Как еще объяснить то, что она играет в эту жестокую игру? Изучая ее настолько близко, насколько он мог, Ахилл по-прежнему не мог найти жестокости, которая должна была быть в ней. Ошибается ли он? Было ли это за стеной, которую он увидел в ее поразительных зеленых глазах?
Внешне Элеонора сидела спокойно. Единственным намеком на ее тревогу была рука на коленях, сжавшаяся в кулак. Может, это уязвимость, которую она прятала от него? Или только лед?
Элеонора, нахмурившись, повернулась к Ахиллу.
– Когда мы снова повернем на восток? Приближается еще одна гроза. Мы попадем в нее, если будем продолжать двигаться на юг.
– Мы не поедем на восток.
– Что? – бледнея, спросила Элеонора. – Я думала, что замок Д'Ажене находится прямо на востоке отсюда.
– Он, да.
– Но мы едем на юг.
– Мы, да.
– Прекрати отвечать, как чертов иезуит! Куда мы едем? Ты говорил, что мы направляемся к твоей матери.
– Да. Моя мать – настоятельница женского монастыря святых сестер, называемого монастырем Святой Валерии.
– Настоятельница!
Ахилл опустил ноги на пол и наклонился к Элеоноре.
– Да, мадам графиня, женщина, которую вы обвинили в связи с неверным, теперь монахиня. Вы хотите отказаться от своих слов? Мы можем вернуться в Дюпейре до того, как разразится гроза. Сознайся в этой лживой игре, Элеонора!
Рука на коленях Элеоноры задрожала.
– Я не могу, – прошептала она. – Это не ложь.
Ахилл отодвинулся.
– Ты очень хорошо играешь в эту бессердечную игру, – зло произнес он, ударив ногой по сиденью рядом с Элеонорой, и она подпрыгнула. – А я более чем хочу заставить тебя заплатить, когда ты проиграешь.
Несколько часов подряд они ехали на юг. Гроза захватила их, но кучер по-прежнему гнал лошадей с сумасшедшей скоростью. Элеонора сидела, уставившись в страницы книги де Сакса, как бы впитывая его, ее глаза блуждали по описаниям, как формировать боевые ряды, в то время как Ахилл молчал, погруженный в собственные черные мысли. Обдумывал ли он, как собирается заставить ее заплатить? Она поежилась. Возможно, в конце концов она попросит тетю Женевьеву рассказать все то, что говорят о нем.
Дождь усиливался. Тяжелые капли все чаще и чаще брызгами влетали в окно, и Элеонора отвязала кожаную занавеску. Стало темно, и она больше не могла читать.
Скоро они неслись по лужам, сопровождаемые прерывистым звуком постоянно гудящей воды, отбрасываемой под карету колесами. Элеонора думала о своем детстве в доме, расположенном высоко в горах в Венгрии. Европейцы называли мадьярские крепости орлиными гнездами, но для нее древние цитадели, построенные, чтобы противостоять гуннам, туркам и татарам, означали безопасность. Камни защищали от всех, кроме Бога… и дьявола.
«Гроза, гроза, – подумала Элеонора, – если бы только она ушла». Она почувствовала себя разбуженной ночным кошмаром, тревога детства перекрыла тревогу взрослой Элеоноры. Графиня потрясла головой, стараясь избавиться от наваждения. Дождь, ослепительная молния, гром. И сквозь все это она слышала маниакальный смех кучера.
Ахилл, казалось, вышел из погруженности в себя.
– Эрве наслаждается своей работой, – прокомментировал он.
– Наслаждается! – Сверкнула молния, через несколько секунд раздался раскат грома. Элеонора заморгала, не успев сдержаться. – Ахилл, это становится опасным. Наша карета с багажом отстает на час. Нет никого, кто бы…
Карета повернула. Элеонора схватилась за кожаный ремень. Вода полилась ручьями, и Эрве закричал от восторга.
– Твой кучер сумасшедший!
– Конечно! Какая польза от нормального кучера? Он будет останавливаться перед каждым препятствием.
Снова молния и гром, на этот раз почти одновременно. Элеоноре удалось сохранить внешнее спокойствие, но внутри у нее все сжалось. Она ненавидела свой страх перед грозой, она ненавидела себя.
«Думай о доме», – сказала она себе. В голове у Элеоноры издевательски хихикал голос: «Думай об этом». Элеонора раздраженно заворчала и бросила книгу в спинку сиденья Ахилла.
– Ты – сумасшедший, я – сумасшедшая. – Она потерла руками лицо. – Почему я здесь? Скажи мне, что это ночной кошмар. Святой Стефан, как я могла быть такой дурой?
– Элеонора…
– Что? Не «мадам графиня»? – Она сжала руки в кулаки перед собой. – Мадам идиотка будет лучше!
Снова сверкнула слепящая молния: Гром. Смех. Элеонора закрыла уши руками и наклонилась вперед.
– Боже, я ненавижу грозу, – закричала она.
– Элеонора! – Ее спину обняла рука. – Элеонора, послушай меня. До реки здесь нет места, где можно остановиться. Элеонора, ты слышишь меня? Мы должны переправиться через реку, прежде чем сможем… – Гром прервал Ахилла.
– Заставь его прекратить смеяться! Заставь его… Да, да, я слышу тебя! – Элеонора отодвинулась от Ахилла, крепко обнимая себя. – Я слышу тебя! Я слышу тебя! Перевези нас через реку.
Ахилл постучал в окошко кучеру. Тот открыл его и посмотрел с сумасшедшей улыбкой. Капли дождя стучали по нему, колотили по его кожаной шляпе.
– Да, месье? – закричал он. Его изрядно кустистые брови, казалось, двигались независимо друг от друга. – Вы хотите, чтобы я ехал быстрее? – Элеонора не могла поверить, как этот человек мог быть переполнен радостным весельем.
– Перестань хихикать, Эрве.
– Это лошади, месье. Счастье, счастье – они не были так счастливы с тех пор, как вылетели из Парижа! Но я скажу им. Не знаю, послушают ли они, но я скажу им. – Окошко захлопнулось.
– Скоро мы будем у реки, – сообщил Ахилл, поворачиваясь к Элеоноре. Он остался сидеть рядом с ней, хотя она во мраке кареты не видела его глаз. – Покончим с этим, Элеонора.
– Ты покончишь с этим, – бросила она. – Забудь, что ты видел этот рисунок. – Страницы альбома с набросками его матери остались у нее в голове. – Хотела бы я, Боже, чтобы могла…
– Хотел бы я, Боже, чтобы пришли твои братья, – резко продолжил Ахилл. – Что они за мужчины, если послали женщину отомстить за себя?
– Они из тех, кто воюет. А это месть всей нашей семьи. Мы, мадьяры, бьемся, когда нас обижают, Ахилл. Последние сто пятьдесят лет мы воевали с турками, а когда мы не воюем с ними – воюем с королем. Тридцать лет назад Йозеф, эрцгерцог Австрийский, был королем Венгрии. Принц Ракоци и пол-Венгрии поднялись, чтобы бросить ему вызов. Моему мужу было двенадцать. Он один уцелел из своей семьи. Мы согласны, чтобы нами правили. Но мы сражаемся, когда должны.
Ахилл наклонился к ней:
– Так поступаем и мы, ублюдки.
Элеонора посмотрела на свои руки, лежавшие на коленях. Как много она должна рассказать ему? Она снова и снова задавала себе этот вопрос на протяжении долгих часов, проведенных в карете. Если она расскажет ему все о планах своей семьи, его злость обратится в ненависть и презрение. Он был опасным человеком, но лишь мысль о презрении остановила ее, презрение к ней, презрение в его глазах, которое она не смогла бы вынести.
– Зло, причиненное нам, будет отомщено. – Элеонора расцепила руки и положила их на юбки. – Я была… второй – это не твой дуэльный термин? Я должна была соблазнить тебя пойти со мной и…
– Встретить твоих братьев в месте по их выбору, не моему, – закончил Ахилл за нее.
«Нет, – мысленно ответила Элеонора. – То, что ждет тебя в Вене, совсем не так благородно».
– Что я должен считать причиной такой жажды моей крови? – спросил Ахилл, но так лениво, словно и не ждал ответа. Тыльной стороной ладони он провел по щеке Элеоноры. – Если бы их гнев родился сейчас, конечно, я бы хорошо понял. Я думаю, ни один брат не будет спокоен, если его сестра находится в руках человека, не являющегося ее мужем. Особенно в руках человека, с которым он дрался в бою.
– Их ярость будет неоправданна. Я так же проклята, как и ты.
– Да, мадьярка согласилась, так ведь?
Она согласилась. И еще… Руки Элеоноры перестали дрожать. Она согнула пальцы. Не было колебаний и боязни. Ее ужас ушел, исчез, как коса в летней траве. Она не будет больше трусить перед ним. Она любила его, но любовь была невозможна, она должна похоронить ее в себе навсегда.
Элеонора подняла голову, расправила плечи и повернулась к Ахиллу.
– Я согласилась. Но это было мое тело, которое я согласилась отдать тебе прошлой ночью. Мое тело я согласилась везти в этой карете. Только мое.
Посмотри мне в глаза, Ахилл. Стена все еще стоит. Я отдала тебе свое тело, но остальное я тебе не дала. Мой разум, моя душа – моя венгерская душа – по-прежнему принадлежат мне.
Элеонора сидела в одиночестве на берегу реки. Рев проносящейся воды заглушал даже стук дождя по крыше кареты. Снаружи Ахилл и кучер стояли на краю моста и думали, что делать дальше. Мост был поврежден, хотя и не разрушен.
Она ждала, глядя на перевязанный портрет Эль-Мюзира. «Если бы у меня вообще было какое-то мужество, – подумала Элеонора, – я бы выбросила эту отвратительную вещь в реку». Нет, это стало бы уже подлостью, а не трусостью. Как бы то ни было, прошедших часов не исправишь. И не облегчишь боли, которую она причинила Ахиллу.
Несколько мгновений спустя дверца кареты распахнулась. Ахилл посмотрел на нее, не обращая внимания на воду, заливавшую ее.
– Нам придется переходить реку вброд, – прокричал он. – Эрве хочет попробовать по мосту с лошадьми и каретой. – Сверкнула молния, и сразу же раздался гром. Ахилл посмотрел через плечо, потом повернулся и протянул руку. – У нас нет выбора. Гроза слишком близко.
Элеонора подала руку и вышла из кареты. Поток дождя заставил ее оступиться, но она удержалась на ногах и направилась к мосту.
Вода бурлила вокруг древних каменных свай. Обглоданная половинка луны на глазах Элеоноры исчезала в беловато-сливовой дымке. Огромная старая ива раскинулась у другого конца моста перед валунами, которые, казалось, вырастали прямо из-под земли. Перед нею по-прежнему находилась дорожка размером чуть больше ширины кареты, выглядевшая твердой.
Элеонора глубоко, почти с облегчением вздохнула. С какими еще физическими препятствиями она могла встретиться впереди? Она подобрала свои тяжелые сырые юбки и начала переход. Чулки были видны до колен, но это было лучше, чем путаться в юбках. Прежде чем Элеонора сделала второй шаг, она почувствовала на своих плечах руки.
– Не спеши, – сказал ей в ухо Ахилл. – Медленнее.
Элеонора кивнула и продолжила движение. Давление рук Ахилла было не сильным, но уверенным, и его присутствие сзади давало ощущение надежности, большей, чем камни под ногами. Оно успокаивало ее сильнее, чем ей хотелось бы признать это.
Вода прибывала. Грязно-коричневая муть начала захлестывать уже скользкие камни. Руки Ахилла крепче сжали Элеонору. Это придало ей уверенности и позволило сконцентрироваться на каждом шагу, на каждом камне, куда она ставила ногу.
– Примерно туда, – сказал Ахилл.
Скоро Элеонора увидела длинные и тонкие ветви ивы, раскачивающиеся взад-вперед от дождя и ветра. Еще два шага. Потом один.
Давление на ее плечи прекратилось.
– Ахилл…
– Туда, – произнес Ахилл, указывая на валун-укрытие за ивой. Позади Ахилла Эрве начал подводить к мосту упирающихся от испуга лошадей. Элеонора направилась к валуну, потом поняла, что Ахилла сзади нет. Она повернулась. Ахилл был уже на середине моста и помогал кучеру.
Еще два камня внезапно отскочили.
– На помощь, – заорала Элеонора. – Река… Кожу головы закололо. В воздухе запахло горелым.
Молния. Элеонора присела, чтобы прыгнуть к валуну… Но не смогла вздохнуть.
Ива разорвалась на части.
Тяжелый воздух. Вода. Сырая, текущая, серая, темно-серая, почти черная… Черная.
Дымка снов Элеоноры, смеющихся дьяволов и черных ангелов, медленно исчезала в пробуждении. Она снова начала ощущать свое тело, а уши начали слышать. Она слышала… тишину. Сладкую блаженную тишину. Без стука капель дождя. Без грома. Без гула реки. Она повернулась и потянулась.
Раздался женский смешок.
– Вы видите, месье? – произнес незнакомый женский голос. – Она всего лишь утомилась до изнеможения от всех этих волнений. Хороший сон, и ваша жена будет в прекрасном настроении.
Жена? Элеонора открыла глаза. Она находилась в чьей-то спальне. Маленькой и простой, как и женщина, стоявшая у края ее кровати и смотревшая на нее.
– Ахилл? – позвала Элеонора. Осознание того, что она спит, привело ее в замешательство. Она ощутила свою голову – та была завязана полотенцем.
– Я здесь, – ответил Ахилл, кладя свою руку на ее. Он стоял в одной рубашке рядом с кроватью. – Молния ударила в иву. Миссис Фремо и ее муж оказались так добры, что пустили нас к себе.
– Лошади? Эрве?
Ахилл расплылся в улыбке. «Ему не следовало этого делать», – хмельно подумала Элеонора. Это заставляло ее забыть, насколько он опасен. Это заставляло ее забыть все, кроме той ночи у камина.
– Эрве одобрил бы порядок твоих вопросов, – ответил Ахилл. – Они все ужинают в конюшнях. С ним все в порядке, как и с лошадьми.
Миссис Фремо просияла улыбкой:
– Думаю, вы не откажетесь от супа, мадам. Он очень вкусный. Ваш муж может это подтвердить.
– Мойму?.. – Элеонора оборвала себя на полуслове, почувствовав, как Ахилл сжал ей руку. – Суп – это звучит замечательно. Спасибо. – Миссис Фремо присела в реверансе и проворно вышла из комнаты, ее деревянные башмаки прогрохотали по полу.
Когда они с Ахиллом остались одни, Элеонора повернулась к нему.
– Что это еще за же?..
– Тс-с, – прошептал он, прикладывая палец к ее губам. И многозначительно посмотрел на тонкие занавески в дверном проеме. Понизив голос, Ахилл сказал: – О некоторых ошибках не стоит беспокоиться.
– Я хотела бы, чтобы эта мысль вернула тебя назад в замок Дюпейре.
– Я сказал ошибки, а не ложь.
Элеонора опустила глаза и снова ощутила повязку на голове.
– Я ударилась? Я не чувствую никакой боли.
– Миссис Фремо обмотала тебе голову, чтобы ты не намочила постель. Он наклонился и стал разматывать полотенце. Длинные золотисто-каштановые пряди упали тяжелыми локонами на них обоих, и полотенце запуталось в них.
– Делай сама, – раздраженно сказал Ахилл. Элеонора хихикнула:
– Беспорядок, правда?
Ахилл медленно поднял руку, давая возможность влажным шелковым прядям соскользнуть с рук, и отвернулся.
Он подошел к камину и начал перемешивать угли, не обращая внимания на боль в ноге, возникшую, когда он встал на колени. Лошадь ударила его копытом по левому бедру, и на его штанах для верховой езды проступило пятно крови.
Он сказал Элеоноре, что молния ударила в иву. Верно. Сказал, что она упала в воду. Верно. Но не сказал, как испугались лошади, как они ржали и брыкались, когда переходили по мосту, волоча за собой карету, как одно из колес чуть не задело ее голову.
Выворачивающий внутренности наизнанку ужас охватил Ахилла, когда он вспомнил эту картину. Он отогнал видение. Ахилл не хотел, чтобы Элеонора умерла. Он всего лишь хотел, чтобы она признала свою ложь.
Но если бы она была мужчиной, смерть была бы как раз тем, к чему он стремился. Ее игры угрожали всему, во что он верил, всему, чем он жил. Смерти, вот чего он пожелал бы. И Элеонора бы ее получила.
Позади себя он услышал шуршание Элеоноры, отбрасывающей полотенце, покрывавшее ее волосы. Ахилл попытался не обращать внимания на звуки, но не мог. Он никогда не проводил время с женщиной подобным образом: вечером, вдвоем в комнате, и без любовных отношений – да и не мог бы. Он оставил попытки игнорировать интимные звуки, доносящиеся сзади, прислушался к ним и почувствовал странное умиротворение.
Но оно не захватило его, и Ахилл встал.
– Мы доберемся до Валерии не раньше чем завтра поздно вечером.
Шуршание прекратилось, затем возобновилось снова.
– Неудобно, а? – спросила Элеонора, в ее голосе прозвучал сарказм. – Думаю, ты поймешь, что я не испытываю большого желания просить прощения. Но спасибо, что привез меня сюда.
