Текст книги "Золотые розы"
Автор книги: Патриция Хэган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)
Глава 13
Эмбер заставила себя вернуться к происходящему на арене. Если она намерена была строить свою будущую жизнь с Армандом, она должна была научиться без содрогания смотреть корриду, но пока это не очень-то получалось. Однако Арманд ожидал от нее этого, и потому стоило приложить усилия. Эмбер знала, что никогда не полюбит бой быков, но надеялась, что со временем сможет хотя бы выносить его.
Приняв решение, она почувствовала себя лучше. В конце концов одно положительное следствие жизни в Мексике все-таки было: она постепенно становилась взрослой, рассудительной женщиной.
Тем временем быком занялись пикадоры. Замелькали пики, лошади то двигались вперед, то уходили в сторону, избегая рогов.
– Первую рану всегда наносит младший пикадор, – объяснил Диего. – Вот он готовится к выпаду… ага, видите? Благодаря этому удару шейная мышца рассечена, и бык уже не может вскинуть рога так высоко, как обычно. Однако что это? Выносят дополнительные пики? Хм… это означает, что животное попалось не из легких. Этот бык будет посильнее многих других.
Валдис оглушительно захлопал в ладоши над ухом у Эмбер. Та повернулась к своему спутнику за объяснением.
– Ваш брат чувствует законную гордость скотовода, которому удалось вывести особенно крупный и могучий экземпляр, – торопливо объяснил Диего, не отводя от арены горящего взгляда. – Смотрите, что он делает рогами, этот чертенок! Сеньор Алезпарито вправе гордиться!
Еще одна лошадь жалобно заржала, когда рог проехался по ее боку, оставив глубокую рану, окрасившуюся кровью. Эмбер отвернулась.
– Значит, этот бык все-таки особенно опасен?
Диего ответил не сразу, поскольку в это время на арене вновь появился Арманд. Наконец он вспомнил про заданный вопрос и повернулся к Эмбер:
– Сеньор Мендоса намерен стать звездой сезона, потому и выбрал самого свирепого быка. Сейчас вы увидите, как исключительно умело он владеет плащом. Должен признаться, я не помню матадора, который достиг бы таких вершин в этом искусстве. Это мнение разделяет вся столица.
Эмбер не могла не признать справедливости этих слов, зачарованно следя за действиями Арманда. Вот он развернул плащ перед мордой быка, а когда животное пронеслось мимо, сделал изящный жест рукой, отчего яркая ткань на секунду обвилась вокруг его тела. Движение было точным и одновременно плавным, в нем угадывалась поэзия, непередаваемая легкость подлинного мастерства. Еще один быстрый жест – и бык, несущийся назад стремительным галопом, снова замер на полушаге.
– Ole! Ole! – неистовствовала толпа.
– Они без ума от него! – заметил Диего, небрежно кивая на ярусы трибун, над которыми колыхался лес поднятых рук.
Арманд снова отвернулся от быка и направился к подручному, который передал ему еще одно, более короткое, чем шпага, оружие, дважды обернутое куском красной ткани, – мулету. Переложив оба оружия в левую руку, Арманд правой снял с головы montera и церемонным шагом прошествовал в самую дальнюю часть арены. Тем самым он, по словам Диего, просил у собравшихся разрешения на убийство быка, что являлось непременной частью зрелища. Нечего и говорить, что разрешение было милостиво (и более чем охотно) даровано ему. Однако вместо того чтобы сразу же вернуться к быку, Арманд направился в сторону президентской ложи. На этот раз Эмбер понимала, что происходит, и затрепетала.
Он остановился напротив ложи и некоторое время смотрел снизу вверх сияющими, полными любви глазами. Потом со счастливой улыбкой он бросил montera, которая, как уже было однажды, точно приземлилась на колени к Эмбер. Все зрители, как один, вскочили на ноги, чтобы получше рассмотреть ту, которой их любимец посвятил первого быка в этой корриде.
Валдис и Маретта застыли, как два каменных изваяния, не в силах стереть с лица гримасы гнева. Диего пожал плечами, хотя чувствовалось, что и он не в восторге от откровенного изъявления чувств, которое позволил себе Арманд.
– Ну-с, сеньорита, и как вы поступите? Намерены вы подтвердить посвящение? Матадор ждет знака. Сейчас ваша очередь. Или примите посвящение как выражение его любви, или верните montera.
Эмбер смутилась, не зная, как ей поступить. Решение надо было принимать быстро. А почему бы и нет, подумала она с вызовом. Еще утром она заметила в букете на туалетном столике поразительно красивую розу и прикрепила ее к корсажу платья. Теперь она торопливо отколола ее и поднялась. На миг прижав цветок к губам, она бросила его Арманду. На этот раз тот недвусмысленно протянул руку задолго до того, как роза оказалась в пределах досягаемости.
– Gracias! – воскликнул он и низко поклонился, прижимая цветок к груди.
Он и теперь не сразу направился к животному, которое, к непреходящему удивлению Эмбер, оставалось на месте, хотя и продолжало свирепо рыть песок обоими копытами попеременно. Как и подобает матадору в подобной ситуации, Арманд довольно долго смотрел на предмет своего обожания. Наконец он любовно украсил розой ворот своей куртки и отвернулся от президентской ложи.
Все это время Валдис и Маретта оставались со злобными лицами в позе каменных идолов. Эмбер трепетала при мысли о том, какой смелый поступок совершила. Диего, который ничего не принимал близко к сердцу, быстро вернулся к роли гида и привлек ее внимание к тому, как Арманд держит оружие. Тот стоял, вытянувшись в струнку и вскинув руки с зажатой в них мулетой, опущенное острие которой было направлено в лоб быку.
– Взгляните, как он держит оружие, – не без волнения объяснял Диего. – Правая рука сжимает рукоятку, левая лежит поверх нее. Это намного более опасная хватка, чем если бы мулета была в левой руке. Заметьте, на данном этапе матадор совершенно не прибегает к помощи шпаги!
Эмбер всей душой желала, чтобы у нее хватило сил зажмуриться и не открывать глаз, пока все не будет кончено. Однако веки не желали опускаться, и оставалось только смотреть на происходящее. Диего еще что-то говорил, но его голос все больше напоминал размеренное гудение шмеля, парящего над цветком.
Неожиданный крик, вырвавшийся разом из множества глоток, заставил Эмбер вскочить с места.
– Боже мой, что он делает! – с неподдельным удивлением воскликнул Диего, при этом чисто автоматически хватая ее за локоть, чтобы поддержать. – Это слишком опасно, слишком рискованно! Это все равно, что подставиться под рога… матадоры всеми силами избегают такого подхода…
Дальнейшие его слова заглушил глубокий единодушный вздох, прокатившийся по рядам и быстро перешедший в оглушительный вопль. Эмбер до тех пор не понимала, что происходит, пока бык не метнулся вперед, и тело Арманда в ярком костюме не взлетело вверх так легко, словно было невесомым.
Диего что-то говорил, пытаясь усадить ее, но она отбросила его руку и начала шаг за шагом отступать к выходу из ложи, медленно качая головой в безмолвном «нет». Все окружающее начало расплываться перед глазами Эмбер, и она усилием воли подавила дурноту. Сейчас не время падать в обморок, с тупой болью в душе думала она, Арманд не одобрил бы этого.
– Арманд!
– Madre de Dios! Madre de Dios! – визгливо донеслось откуда-то снизу, заглушая ее выкрик. – Бык подхватил его прямо на рога!
Почему-то Эмбер не могла отвести взгляда от арены. К счастью, происходящее было скрыто от нее мельканием малиновых пелерин, так как все второстепенные участники корриды разом выскочили из укрытия и теперь старались отвлечь обезумевшее животное.
– Сядьте! Сядьте же! – повторял Диего, переводя взгляд с застывшей как статуя Эмбер на Аллегру, которая сползла на пол и скорчилась там, едва слышно постанывая. – Арманду окажут всяческую помощь… нужно успокоиться и вести себя достойно.
– Я должна быть рядом с ним, – говорила Эмбер, не слыша собственного голоса. – Сеньор де ла Приерда, отведите меня к нему.
– Ты совсем потеряла стыд, подлая тварь! – крикнула Маретта. – Я тысячу раз видела Арманда на арене, и никогда он не вел себя так нелепо и безрассудно, как сегодня, – словно новичок, едва начавший выступать! Он думал не о поединке, а о тебе! Что, добилась своего, puta!
Эмбер не ответила, устремив на нее неподвижный взгляд расширенных глаз. Неужели это правда, крутилось в ее затуманенном сознании, неужели Арманд пострадал из-за нее?
– Отведите меня к нему, – это было все, что она могла произнести, – отведите меня к нему…
По периметру парапета уже выстроился персонал – рослые молодые люди в униформах образовали кордон, чтобы удержать зрителей, лезущих через головы друг друга, чтобы увидеть поверженного любимца. Они пропустили на арену только двух подручных с носилками. Суматоха стояла такая, что Эмбер нетрудно было ускользнуть от Диего и Валдиса. Она спустилась по лестнице, с неожиданной силой растолкала собравшуюся толпу и устремилась к двери, за которой скрылись носилки с телом Арманда. Зрители толпой спешили к зданию, и ей пришлось снова работать локтями, чтобы пробиться к входу. С обеих сторон от тяжелой двери стояло по дюжему молодцу с каменными физиономиями. Нечего было и думать миновать их. Не давая оттеснить себя от двери, Эмбер стала ждать, пока та откроется.
Прошло не так уж много времени, и на пороге появился человек в белом халате, весь низ которого был забрызган кровью. У Эмбер потемнело в глазах, ее затошнило. Сквозь туман в глазах она едва поняла, как человек в белом что-то приказал охране.
– Постойте! – окликнула она, видя, что он собирается вернуться в здание. – Мне необходимо повидать сеньора Мендосу. Я уверена, что он спрашивал обо мне… прошу вас, сеньор!
– Ваше имя? – резким, недобрым голосом спросил доктор и бесцеремонно оглядел ее прищуренными глазами.
– Эмбер Форест, – пролепетала она. – Поймите, мне очень нужно его видеть! Мы с сеньором Мендосой… близкие друзья. Он посвятил этого быка мне.
Выпалив последнюю фразу, она почувствовала себя нелепо. К тому же это звучало святотатством. Однако доктор кивнул.
– Да-да, сеньорита, он действительно повторил ваше имя несколько раз. Вы можете войти. – Он больно схватил Эмбер повыше локтя и буквально поволок за собой. – Не вздумайте биться в истерике и волновать его, лучше сделайте все возможное, чтобы облегчить его последние минуты. Остальное, увы, уже не в человеческих силах.
Комната, в которой они оказались, поразила Эмбер своей неприглядностью: побелка на стенах потрескалась и отваливалась кусками на утрамбованную землю, которая заменяла здесь пол. В углу стоял простой деревянный стол, на нем лежали инструменты и груда окровавленных тряпок. Под единственным высоко расположенным окном, на кушетке, лежал Арманд, до самого подбородка укрытый простыней, по которой расползлось громадное бурое пятно. Возле него, склонившись, стоял, по-видимому, еще один врач. При появлении Эмбер он выпрямился, оглядев ее с откровенным недовольством.
– Это та самая женщина, которую он все время зовет, – объяснил доктор, который позволил ей войти.
Второй неохотно кивнул и отошел в противоположный угол комнаты, вытирая о тряпку окровавленные руки.
У Эмбер подкашивались ноги. Она приблизилась к кушетке на цыпочках. Комната внезапно стала еще более тесной и темной и почти совершенно лишенной воздуха. Борясь с удушьем, Эмбер наклонилась над неподвижным телом. Лицо Арманда было бледным до синевы, сухие потрескавшиеся губы приоткрылись, обнажив белую линию зубов. Это напомнило ей зловещий оскал черепа, и она не сразу нашла в себе силы коснуться окровавленной руки, высовывающейся из-под простыни. Казалось, слова так и не смогут сорваться с внезапно онемевших губ.
– Арманд… – прошептала Эмбер, заставляя себя дышать, несмотря на тяжелый запах крови, витающий вокруг умирающего. – Ты слышишь меня, Арманд?
Взгляд, казавшийся совершенно остекленевшим, медленно переместился на нее. Рука шевельнулась, слабо сжав ее пальцы.
– Моя пенорожденная… – прошелестел голос, уже мало похожий на голос человека из плоти и крови, – как же я люблю тебя!..
– Да-да, милый, я тоже люблю тебя всем сердцем! – воскликнула Эмбер, подавляя рвущиеся из груди рыдания. – До сегодняшнего дня… до этой минуты я не понимала, что в тебе мое счастье, в тебе вся моя жизнь! Прошу тебя, живи! Не поддавайся, Арманд, будь сильным! Ты должен жить ради меня!
– Поздно, Эмбер…
Она должна была наклониться к самым его губам, чтобы расслышать это. Арманд сделал конвульсивное глотательное движение, тихо кашлянул. Чувствовалось, что он собирается с силами, чтобы продолжить.
– Все кончено… сегодня победителем остался… остался бык… сегодня умереть суждено матадору…
– Не говори так!
Она не могла больше бороться с собой и зарыдала, с силой качая головой, отчего крупные слезы, срываясь со щек, падали на бурое пятно крови, растворяясь и теряясь в нем. Рука Арманда приподнялась, дрожащий палец коснулся ее губ.
– Я не разрешаю тебе умирать, Арманд! Не разрешаю! Я приказываю тебе жить!
– Сегодня закончилась еще одна шутка Бога… под названием «Жизнь… Арманда Мендосы, матадора и повесы»… но ты не должна плакать, моя… моя пенорожденная… ведь смерть не так уж страшна. Боли я не чувствую… только слабость. И еще – сожаление… потому что посвятил тебе выступление, которое оказалось… оказалось жалким.
Эмбер продолжала плакать, теперь уже беззвучно, прижимая к груди пальцы Арманда, на которых кровь успела засохнуть и потемнеть. Она совершенно потеряла представление о времени и даже не вздрогнула, когда на плечо легла рука. Это был не доктор, как она ожидала, а Корд Хейден, мрачный как туча. Она шевельнула губами, но не смогла произнести ни слова.
– Корд… – выдохнул Арманд и закашлялся, выплюнув сгусток крови. – Корд, дружище… ты ведь позаботишься о ней, правда? Ради меня? Не оставляй… ее. Обещай мне это…
– Ты знаешь, что я сделаю все, что смогу, – угрюмо буркнул тот в ответ.
– Перестань, перестань, Арманд! – вырвалось у Эмбер, и она прижалась щекой к слабой, бессильной руке. – Ты не можешь умереть, ты должен, обязан поправиться!
– Моя пенорожденная… – прошептал он, пытаясь погладить ее лицо холодными пальцами, – как я люблю тебя!..
В следующее мгновение она ощутила слабый трепет его тела, который через мгновение сменился полной и абсолютной неподвижностью. Рука выскользнула из ее пальцев и бессильно упала. Эмбер безумным взглядом посмотрела на Корда, потом снова на Арманда, на лице которого было теперь безмятежное, мирное выражение. Его раскрытые глаза были устремлены на нее.
Корд отстранил ее – не грубо, но холодно, – поднял руку Арманда и сунул ее под простыню. Несколько секунд он смотрел на мертвого друга тяжелым взглядом, потом подхватил Эмбер под мышки и вздернул на ноги. Доктора, которые о чем-то негромко переговаривались в углу, поспешили к кушетке, чтобы прикрыть глаза мертвому и натянуть простыню повыше.
– Я знаю, ты должен был обещать ему… но теперь ты свободен от всяких обязательств, – как во сне, заговорила Эмбер, не поднимая глаз. – Я хочу отныне идти своим путем.
Корд не удосужился ответить. Сжав губы в тонкую злую линию, он стиснул запястье Эмбер и повлек ее вон из здания. Протолкавшись сквозь притихшую толпу, откуда доносились разноголосые женские рыдания, они завернули за угол здания. День уже клонился к вечеру, на горизонте горел зловещий красный закат, словно смерть Арманда была предначертанным событием, которое высшие силы оплакивали по-своему. Несмотря на удушливый жар, лившийся на город, Корд все ускорял и ускорял шаг, пока не пустился бегом. Эмбер, вынужденная тоже бежать за ним, несколько раз споткнулась и наконец взмолилась:
– Отпусти! Я не хочу идти с тобой! Отпусти, Корд!
– Я собираюсь сделать то, что должен был сделать в ту же минуту, как только узнал, что ублюдок Валдис держит тебя взаперти, – ответил тот ровно и холодно. – Если бы я так и поступил, все сложилось бы иначе.
У нее не нашлось сил для дальнейшего протеста. В конце концов они оказались возле фургона, в который Корд забросил Эмбер, словно она была тюком с вещами. Он сразу же вскочил следом, подхватил поводья и хлестнул лошадей, направив их в один из переулков.
Пока фургон шел, покачиваясь на выбоинах, Эмбер пыталась собраться с мыслями. Что такое нашло на Корда, что заставило его внезапно похитить ее? Почему он не позволил ей остаться с Армандом? Разве это не ее право? Но если уж так случилось, что она оказалась свободной от постоянного надзора Валдиса, не лучше ли разыскать тетку Арманда?
Однако, если не разум, то интуиция подсказывала, что ситуация переменилась, что теперь она может рассчитывать на помощь только одного человека – Корда Хейдена. Валдис ни за что не позволил бы ей остаться с Армандом, а тетка… тетке теперь было не до нее.
Пока Эмбер мучилась раздумьями, Корд молчал в гробовой тишине, и она была благодарна ему за это. У нее не осталось сил и почти не осталось воли к борьбе. Сейчас ей не вынести упреков!
Дорога заняла не так много времени, как надеялась Эмбер, и это означало, что они не уехали далеко от места событий. Корд осадил лошадей перед каким-то сооружением, очень похожим на постоялый двор. В дверь выглянула толстушка мексиканка, на лице которой при виде Корда расплылась радушная улыбка.
– Мне нужна та же комната, что и всегда, – быстро приказал он. – Розита, оставляю сеньориту на твое попечение. Как долго меня не будет, сказать не могу… возможно, пару дней или чуть больше. Могу я быть уверен, что она никуда не денется?
Женщина кивнула, зачесала назад пальцами, как гребнем, волосы с потного лба и направилась обратно внутрь. Корд помог Эмбер спуститься и потянул ее следом. Они пересекли тесную и сумрачную переднюю комнату с баром, прошли по темному коридору и вошли вслед за Розитой в самую последнюю комнатку. Это было скромное помещение, холодное и неуютное, с простой и грубой обстановкой – узкой железной кроватью, рама которой сильно проржавела, столом и двумя стульями, расшатанными до кривобокости. Окон в комнате не было, только отдушины под самым потолком. Пол представлял собой утоптанную глину.
– Что все это значит? – спросила Эмбер, озираясь. – Чем эта тюрьма лучше асиенды Алезпарито?
– Приготовь бутылку текилы! – не отвечая, приказал Корд мексиканке. – Следи за тем, чтобы эта женщина не голодала. Как только она постучит, неси еду, да получше.
Толстушка вышла, и он повернулся к Эмбер, схватив ее за плечи так, что она охнула от боли.
– Мне нужно отдать распоряжения, необходимые для того, чтобы Арманда похоронили со всеми почестями, – процедил он ей в лицо. – Валдис будет искать тебя, и, чтобы сбить его со следа, я должен некоторое время побыть на виду. Здесь он тебя не найдет. Потом я вернусь за тобой, и все будет в порядке.
– Мне больно! – крикнула она, вырываясь. – Почему ты так ведешь себя? Я не хочу от тебя такой помощи! Если ты делаешь все это из чувства долга, то не утруждайся. Я уже прошла через такое, что как-нибудь обойдусь и без тебя.
– По-моему, Эмбер, у тебя от горя помутился рассудок. Без меня ты шагу не сделаешь по улицам Мехико… если, конечно, тебе не хочется снова оказаться в доме Валдиса. Здесь ты отдохнешь, придешь в себя и постепенно поймешь, что моя помощь тебе просто необходима. Что ж, оставайся, оплакивай вчерашний день, а потом можно будет заняться днем завтрашним.
– Почему ты помогаешь мне, Корд? – медленно спросила Эмбер, безуспешно пытаясь смигнуть навернувшиеся на глаза слезы. – Только потому, что обещал это умирающему другу? Вот уж не думала, что ты – человек чести! Куда проще было бы забыть о моем существовании…
Он наконец отпустил ее и пожал плечами, пытаясь улыбнуться. Вместо улыбки вышла жутковатая гримаса, и он, должно быть, понял это, потому что снова стиснул зубы. Что-то мелькнуло в его глазах, но Эмбер не успела понять, что именно.
– Так уж складывается, что я не могу сейчас ответить тебе. В другое время, в другом месте в этих вопросах вообще не было бы необходимости… может быть, когда-нибудь мы это обсудим, но не сейчас.
Он коснулся лба Эмбер легчайшим поцелуем и вышел, закрыв за собой дверь на ключ.
Через несколько минут Эмбер забыла и о Корде, и о том, где находится, полностью отдавшись своему горю и воспоминаниям об Арманде.
Глава 14
Время тянулось, не разделяясь на день и ночь, так как в отдушины под потолком свет не пробивался из-за низко нависающей кровли. На столе постоянно горела масляная лампа, давая недостаточно света, чтобы осветить углы.
Вскоре после ухода Корда Розита принесла еду, к которой Эмбер не притронулась, ограничившись несколькими глотками текилы из бутылки. Она и потом продолжала понемногу попивать ее. Это притупляло боль потери.
Она лежала на грубом покрывале, заложив руки за голову, и с нетрезвым удивлением разглядывала пятна копоти на потолке. В какой-то момент ей пришло в голову, что Корд намерен переправить ее через границу и оставить на произвол судьбы на первой же миле американской территории. Это заставило Эмбер хрипло засмеяться. Теперь она это переживет – о, теперь она переживет все! Лишь бы только оказаться подальше от Валдиса, от его похотливых глаз и рук…
Она потянулась, нащупала бутылку на столе и схватила ее, едва не перевернув неверной рукой. Еще несколько хороших глотков – и текила кончится, равнодушно думала она. Розите придется принести другую бутылку, потому что не дай Бог протрезветь. Трезвая, она будет плакать и плакать, а слезы лишают воли. Слезы – непозволительная роскошь в таком положении, как у нее.
Единственное, что как-то сумело пробиться сквозь туман равнодушия, вызванного алкоголем, было беспокойство за Аллегру. Несчастное создание было слишком слабым, слишком кротким, чтобы восстать против дьявола в образе человеческом. Подумать только, вяло качала головой Эмбер, никто в Мексике не знает, что вдова знаменитого матадора лишилась всего – как имущества, так и воли, – что она живет день за днем в полной прострации! Что нужно сделать с человеком, каким пыткам его подвергнуть, чтобы довести до подобного состояния? Как жаль, что все случилось так внезапно и так… так ужасно… что судьба не позволила забрать Аллегру с собой, к новой жизни…
До сознания Эмбер донесся сначала звук ключа, поворачивающегося в замочной скважине, а потом и скрип двери. Эмбер попыталась сесть, но рухнула навзничь.
– Розита? – окликнула она невнятно, едва шевеля заплетающимся языком и почти не чувствуя смущения при мысли о том, что ее увидят пьяной. – Розита, меня тошнит!
– Скоро тебя еще не так затошнит, дрянь! – раздался знакомый голос, но Эмбер так и не вспомнила, кому он принадлежит.
Она помотала головой, чтобы прочистить мозги, но от этого окружающее поплыло и странным образом изменилось. В дверях стояла Маретта, оскалив длинные белые клыки, между ними выскальзывал и снова исчезал тонкий и раздвоенный красный язык. Смутно понимая, что бредит, Эмбер закрыла глаза.
– Уходи… – прошептала она. – Я не хочу тебя видеть.
– Берите ее!
Двое приземистых широкоплечих спутников Маретты прошли к кровати и подняли безвольное тело Эмбер.
– А ну, просыпайся!
Эмбер открыла глаза и часто заморгала. Она чувствовала жесточайшее похмелье. Во рту было сухо, язык казался пергаментным, сердце тяжело колотилось, отдаваясь в висках сильной болью, желудок сводила тошнота.
– Маретта… – едва выговорила она, разглядывая сводную сестру затуманенными глазами. – Как ты здесь оказалась?.. Но ведь это не постоялый двор!
Еще раз окинув глазами комнату, в которой находилась, она убедилась, что она гораздо меньше прежней, хотя и та была невелика. Монашеская келья!
– О постоялом дворе можешь забыть, – усмехнулась Маретта, с удовольствием прислушиваясь к тенькающим звукам колокола. – Ты в монастыре, о котором я как-то раз рассказывала тебе. Здесь ты пройдешь через покаяние и очищение, благодаря чему будут изгнаны демоны, овладевшие твоей душой. Кроткие сестры Асмодеевы славятся искусством изгонять нечистую силу.
Эмбер попробовала протянуть руку, но в запястье тотчас проснулась боль. Очевидно, она снова была связана и совершенно беспомощна.
– Маретта, неужели ты всерьез решила так поступить со мной? Не делай этого! – взмолилась она, понапрасну извиваясь в своих путах.
Должен же быть какой-то способ пробиться сквозь безумие этой женщины! И почему она раньше не поняла, как далеко зашла болезнь Маретты?
– Не оставляй меня здесь, Маретта, не бери греха на душу!
– А почему бы и нет? Ты заслужила эту участь, белая кудлатая сучонка! Я даже не уверена, что настанет день, когда с тебя снимут эти веревки, потому что очень сомневаюсь, что душа вроде твоей способна к очищению. Может быть, спустя годы… многие годы, когда ты уже будешь старой и сморщенной… – Маретта наклонилась к самому лицу Эмбер и заговорила раздельно и внятно: – Я не позволю тебе выйти замуж за брата и стать хозяйкой на асиенде Алезпарито. Чтобы ты прибрала к рукам мой дом так же, как прибрала к рукам Арманда? Ни за что на свете!
Она высказала все это с такой силой, с таким глубоким убеждением, что Эмбер впервые стало ясно, чего Маретта опасается больше всего. Та не могла даже представить себе, что Эмбер мечтает как можно скорее покинуть ранчо. Увы, это стало ясно слишком поздно!
Несколько секунд Эмбер лихорадочно собиралась с мыслями, подыскивала доводы, которые заставили бы Маретту понять… но потом отказалась от этого намерения. Она была слишком слаба, чтобы вступить в этот поединок, чтобы противопоставить свою волю чьей-либо. Она позволила Маретте подойти к двери, открыла было рот… но снова закрыла его. Что толку тратить остаток сил на спор: эта женщина давно утратила способность воспринимать разумные доводы.
– Желаю тебе сгнить здесь! – послышалось прощальное пожелание, и Маретта закрыла за собой дверь кельи.
Эмбер удалось забыться сном всего на несколько часов, после чего муки духовные сменились физическими. Посреди ночи три монахини выволокли ее во двор, к пруду, питаемому ледяными горными источниками, и, даже не развязав рук, по очереди держали под водой, пока у нее не начинало мутиться в голове. Только когда Эмбер переставала биться и всплывала, захлебнувшись, ее за волосы вытаскивали на берег и откачивали, давая глотнуть немного воздуха. Сразу после этого пытка возобновлялась.
Очищение водой длилось до самого утра, пока Эмбер не потеряла сознания надолго. Очнувшись, она впала в тяжелейший бред, во время которого видела картины, одна ужаснее другой. В них сменяли друг друга злобные черные глаза с красноватым отливом, окровавленные рога, лужи крови на песке и тело Арманда, взлетающее в воздух. Время от времени, обезумев от кошмаров, она вскакивала с каменной лежанки с пронзительным криком, и тогда одна из сестер Асмодеевых, которые ни на минуту не оставляли ее в одиночестве, снова укладывала ее и с торжеством провозглашала, что еще один демон покинул ее душу.
Наконец, решив, что на первый раз Эмбер достаточно очистилась от грехов, сестры отнесли ее в подвал на соломенный тюфяк и заставили выпить какого-то отвара, от которого она впала в забытье, продолжавшееся долгие часы.
Она проснулась от звука собственного голоса, снова и снова зовущего Корда. Открыв глаза, она увидела над головой низкий сырой потолок, а повернувшись, наткнулась взглядом на заплесневелую стену. Руки и ноги онемели от промозглого холода, но Эмбер почти не чувствовала его из-за множества других неприятных ощущений. Все ее тело было в синяках, запястья и лодыжки распухли от грубых пут.
В углах слышалась какая-то возня и торопливый стук коготков, но она отнеслась к этому с полнейшим равнодушием. Она не могла думать ни о чем, кроме сна. Спать… спать…
Она не сразу обратила внимание на новый звук, сначала совсем тихий, но потом перекрывший остальные звуки подвальной жизни: крысиную суету, стук капель, шорох осыпающейся земли. Что это может быть? Несмотря на слабость и апатию, Эмбер приподнялась и всмотрелась в темноту. Звук как будто шел из-за двери. Неужели снова сестры Асмодеевы? Она не выдержит нового этапа пыток так скоро!
– Не пугайся, Эмбер, – послышался шепот.
Голос показался молодым и знакомым.
– Это я, Долита. Со мной сеньора Аллегра. Если ты слышишь нас и можешь ответить, то скажи об этом, но тихонько.
– Да… все не так уж плохо… я могу и двигаться, – пробормотала Эмбер, прилагая усилие, чтобы подняться на ноги.
Дверь открылась тяжело, но без скрипа. Четыре руки нащупали Эмбер в темноте, сразу же подхватили под руки и повели прочь из подвала, вверх по лестнице и наконец по извилистому, кромешно темному тоннелю. За стенами монастыря стояла глубокая ночь, ее сладостный воздух – воздух свободы – наполнил легкие, заставляя жадно дышать.
– Как вам удалось найти меня?
– Сейчас нет времени для объяснений, сеньорита, – послышался шепот Долиты. – В любую минуту вас могут хватиться. Самое главное – поскорее добраться до лошадей. Мы оставили их неподалеку, в ущелье.
Едва держась на ногах, с сильно бьющимся сердцем, Эмбер послушно позволяла вести себя и направлять. Вначале они спустились по узкой тропинке в небольшое ущелье, потом пересекли полосу кустарника – и все это время происходящее казалось ей прекрасным сном, в конце которого ожидает ужасное пробуждение.
Аллегра как будто угадала ход ее мыслей. Когда они оказались достаточно далеко от монастыря и остановились передохнуть, она со вздохом отвела со лба Эмбер перепутанные волосы и печально улыбнулась:
– Это не сон, дитя мое. Бонита рассказала мне о том, как Корд Хейден ворвался на ранчо и обвинил Валдиса в том, что тот похитил тебя с постоялого двора. Недоумение моего пасынка показалось Боните искренним, и это натолкнуло меня на мысль о том, что же произошло на самом деле. Неприятно и неловко говорить об этом, но несколько лет назад, когда с Мареттой совсем не стало сладу, я отослала ее в этот монастырь. Разумеется, я ничего не знала о том, что здесь происходит, и считала это место святым, несущим добро. Позже я отправилась проведать дочь, но монахини наотрез отказали мне в свидании. Я пожаловалась Валдису, а у того скорая рука на расправу. С группой своих людей он взломал ворота монастыря и разыскал Маретту. В тот момент она только что перенесла очередное очищение водой и находилась в подвале, как и ты. По рассказам Валдиса я примерно представляла дорогу и молилась лишь о том, чтобы нам удалось выкрасть тебя незаметно.
– На случай тревоги я подготовилась, – сообщила Долита с усмешкой и приподняла подол юбки, показав нож, подвязанный повыше колена широкой лентой. – Впрочем, хорошо, что это не понадобилось.
– Не понимаю, что за люди могут быть такими жестокими… – прошептала Эмбер и содрогнулась.
– Это дьяволопоклонницы, моя милая, – сказала Аллегра так спокойно, словно ничего необычного в этом факте не было. – Не знаю точно, откуда они прибыли сюда… из-за океана, из достаточно цивилизованной страны, где их зловещие ритуалы были запрещены под страхом строгого наказания. Здесь закон допускает многое из того, что запретно в других частях света, тем более что монахини никого не трогают, за исключением девушек, семьи которых добровольно помещают их в монастырь.