Текст книги "Золотые розы"
Автор книги: Патриция Хэган
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
Глава 30
Корд долгое время сидел рядом со спящей Эмбер, молча и неподвижно. Ветер утих, и она лежала, разметавшись и чуть откинув голову, омываемая потоком лунного света. Серебристые волосы окружали ее голову мерцающим ореолом, и невозможно было не думать: эта спящая женщина слишком прекрасна, чтобы быть реальной.
Корд перевел взгляд на Арманда, который откатился во сне под куст чапараля и теперь тихонько посапывал там, свернувшись калачиком. И откуда в мальчишке такие способности к выслеживанию? Вот уже второй раз Арманд находил его в незнакомой местности. Конечно, Корд заметил своих преследователей задолго до того, как они приблизились: он постоянно оглядывался из опасения, что Валдис кого-нибудь послал по его следу.
Интересно, как им удалось ускользнуть, думал он, по очереди разглядывая осунувшиеся лица беглецов. Однако сам факт этого не очень его удивил: голос рассудка очень скоро заглушил отчаяние, овладевшее Кордом после представления, устроенного Эмбер. Возможно, он знал ее не до конца, не до самых тайных уголков души, но все же знал достаточно, чтобы не поверить своим глазам. Каким-то образом Валдис сумел принудить ее к нелепой сцене, вспоминать о которой до сих пор было горько.
Как ни жаль было нарушать крепкий сон Эмбер, рассвет был близок, поэтому Корд решил, что лучше будет продолжить путь. Протянув руку, чтобы тронуть ее за плечо, он вдруг заколебался. Глубокое дыхание размеренно приподнимало ее грудь, и это движение завораживало. Поддавшись порыву, Корд коснулся едва заметной выпуклости соска и улыбнулся, когда она заметно увеличилась. Из полуоткрытых губ Эмбер вырвался тихий, как дыхание, стон.
Интересно, что ей снится, подумал он, не в силах стереть с губ улыбку. Ладонь сама собой скользнула вниз по животу к развилке бедер. В ответ на прикосновение все тело Эмбер едва заметно подалось навстречу. Устоять перед таким искушением было просто невозможно! Корд медленно поднял подол платья до самой талии. Рассвет уже окрасил горизонт в мягкий розовый цвет, и белая кожа Эмбер словно засветилась изнутри нежнейшим перламутровым светом.
Это будет хороший, сладостный сон, думал он, мягко раздвигая ей ноги и совсем легонько дотрагиваясь до самого сокровенного ее места. Он начал ласкать ее все более смело, и она отвечала приглушенными звуками удовольствия. Сначала он даже не думал о том, чтобы заняться любовью в полном смысле этого слова, но наслаждение Эмбер слишком волновало его, чтобы отступать. Оглянувшись на Арманда и убедившись, что тот крепко спит, повернувшись к ним спиной, Корд расстегнул брюки. Он не помнил, чтобы когда-нибудь был настолько возбужден. Он чувствовал себя так, словно каким-то образом оказался внутри сна Эмбер, проник в него незаметно для нее и слился с тем воображаемым Кордом, который сейчас снился ей. В этом было что-то запретное и потому особенно сладостное.
Войдя в нее, он до боли закусил губу, чтобы не дать вырваться возгласу наслаждения: он был принят нетерпеливо, с готовностью и желанием, словно вернулся домой после долгой разлуки. Его как будто обнял и стиснул горячий влажный бархат, подходивший для него в совершенстве.
Эмбер сделала быстрый глубокий вдох, но Корд заглушил крик поцелуем. Он чувствовал прикосновение рук, бессознательно обхвативших его за спину, комкающих ткань куртки, впивающихся в нее ногтями. Частая мелкая дрожь зародилась внутри ее тела, начала быстро нарастать, и он едва удержался, чтобы не дать себе волю. Ему хотелось чувствовать каждое ее содрогание, каждый толчок бедер, хотелось ощутить, когда ее наслаждение пойдет на убыль и растает совсем. Только тогда он позволил себе излиться в нее.
Несколько минут они не выпускали друг друга из объятий. Потом затуманенные глаза Эмбер открылись, и она прошептала:
– Я спала не все время, Корд Хейден…
На ее лице счастье смешалось с досадой, словно она не могла простить того, что у нее не спросили согласия. Корд перекатился на бок, оперся на локоть и насмешливо пожал плечами.
– Если ты разразишься гневными упреками, то разбудишь Арманда. Он все поймет, и ты умрешь со стыда. К тому же нам надо поговорить.
– Значит, я не могу и слова сказать? – прошипела Эмбер с излишней горячностью. – Какое бесстыдство – подкрасться во сне и… и соблазнить!
– Скажите, какое благородное негодование! – протянул Корд с неизъяснимым сарказмом и положил руку ей на грудь. Эмбер попробовала стряхнуть ее, но он только засмеялся. – Довольно странная реакция для женщины, которой пришлось зажимать рот, чтобы она не стонала в полный голос. И потом, ты такая прелесть, когда строишь из себя недотрогу, что это наводит меня на все те же бесстыжие мысли… Не пугайся, все равно нет времени. Но прежде чем мы тронемся в путь, ответь-ка мне на пару вопросов. Не далее как сегодня днем я видел тебя в объятиях Валдиса. Надеюсь, в тех кустах, откуда он тебя вывел, вы занимались чем-нибудь благопристойным? У тебя был что-то очень довольный вид!
Эмбер больно ущипнула его за руку, которая по-прежнему лежала на ее груди.
– Я по глазам вижу, что ты сам все понимаешь! – процедила она сквозь зубы, пылая негодованием. – Приходишь, соблазняешь как ни в чем не бывало, а потом делаешь вид, что оскорблен до глубины души? В этом ты весь, Корд Хейден. Ладно, скажу тебе. Валдис пригрозил, что Арманда убьют, если я не сыграю свою роль убедительно.
– Он мог бы не заходить так далеко, – хмыкнул Корд. – Когда ты начинаешь играть роль, ты всегда играешь ее убедительно. Я уже не раз говорил, что ты прирожденная актриса. А теперь расскажи мне все, от начала до конца.
Эмбер испепелила его взглядом, но сочла за лучшее не спорить. Когда рассказ был завершен, наступило молчание.
– Вижу, пришлось тебе хлебнуть лиха, – заметил Корд спустя несколько минут.
– Знаешь, у меня тоже есть в чем упрекнуть тебя, – вдруг сказала Эмбер неожиданно для себя и прикусила губу.
– О чем речь?
– О твоей так называемой любви ко мне, – неохотно объяснила она. – Похоже, она существует больше на словах, чем на деле. Твое бегство в Штаты…
Она умолкла, и Корд мягко, без насмешки усмехнулся.
– Что ж, сомневаться во мне – твое право, тем более что я и сам очень долго сомневался в себе. Возможно, жизнь даст мне шанс доказать, как много ты значишь для меня, а пока… пока нам надо спешить.
Он помог ей подняться и поправить одежду, потом разбудил Арманда, глаза которого счастливо раскрылись во всю ширь при виде его. Корд послал мальчика отвязать лошадей и взял Эмбер за плечи.
– Мой план вот каков. На этот раз я просто довожу его до твоего сведения и не стану вступать в пререкания. Мы трое немедленно направимся к границе. Экспедиция майора Пауэлла со дня на день должна двинуться ниже по течению Колорадо, и, чтобы не отстать, мне нужно будет лететь как на крыльях. Если я не найду их на месте, а скорее всего так оно и будет, придется догонять – значит, снова спешка. Но главная проблема в том, что я не надеялся на твое появление и потому не сделал никаких распоряжений. У меня нет дома, где я могу оставить тебя и Арманда. Не отпускать же вас куда глаза глядят! Так как Валдис, конечно, пустится в погоню, вы будете со мной, пока я не найду подходящий вариант. Вопрос с жильем надо будет решить как можно скорее, потому что в экспедиции ждут моего возвращения, а пока впереди у нас троих адская гонка. Как, по-твоему, вы справитесь?
– Конечно, справимся, – пылко заверила Эмбер. – Обещаю не путаться у тебя под ногами. И жалоб ты тоже не услышишь.
– Надо же, какой умницей ты можешь быть, – задумчиво произнес Корд, скользя кончиками пальцев по ее щеке. – Если бы ты была настолько покладистой с самого начала, многих бед не случилось бы. Что ж, Эмбер, пора в дорогу. Время покажет, чего стоит слово каждого из нас.
Глава 31
Чем дальше к северу удалялась маленькая группа, тем чаще между Эмбер и Кордом воцарялось долгое молчание. Бывали дни, когда они едва обменивались словом. В молчании они ели, в молчании устраивались на отдых. Самым счастливым из них был маленький Арманд, но и он чувствовал, что взрослым не стоит надоедать. Стоило им возобновить путь, как он начинал подгонять пони, чтобы вырваться вперед, где и оставался большую часть времени. Молчание не тяготило его, от рождения привыкшего находиться в одиночестве.
Поначалу такое положение дел казалось Эмбер странным и тревожным, потом она стала находить его естественным. Она приняла это как медленный и нелегкий процесс привыкания, когда несколько фраз несут больше значения, чем долгий диалог.
Постоянная близость Корда тревожила Эмбер, заставляла задаваться множеством вопросов, снова и снова переосмысливать свои чувства.
Как могло случиться, что она полюбила человека, до такой степени непредсказуемого и резкого, неуступчивого и своенравного? И все же она любила его так, что чувство к Арманду, которое когда-то казалось настоящей любовью, теперь вспоминалось как бледная ее тень. Любовь принесла с собой ревность, и Эмбер часами обдумывала все, что знала о связи Корда с Мареттой, представляла их в постели… Корд утверждал, что никогда не любил Маретту, но был ли он до конца честен, даже сам с собой? Какие еще тайники существовали в его душе, о которых она ничего не знала и не имела надежды узнать?
Но более всего довлело над ней сознание того, что Корд обдумывает способ как-нибудь избавиться от нее и Арманда, чтобы можно было спокойно возобновить участие в экспедиции. Конечно, он называл это иначе: устроить их поудобнее – но смысл оставался все тем же. В моменты уныния Эмбер угрюмо сравнивала себя с обременительным багажом, который оставляют на хранение, когда он мешает. Ей казалось, что любящий человек просто не способен надолго расстаться с той, которую любит.
Довольно долго вокруг тянулись леса, но в Аризоне они расступились и сменились каменистыми бесплодными равнинами. Чем дольше тянулась пустыня, тем большее напряжение ощущала в себе Эмбер. Оно напоминало гулкую пустоту, готовую подхватить и многократно усилить любой возглас. А тишина все углублялась, порой не нарушаемая даже шелестом ветерка, словно на путников разом опустилось все безмолвие, существующее в мире…
По мере того как разгорался рассвет, окружающий туман менял оттенок с серого на фиолетовый, потом на розово-бурый. Было очень тихо. Эмбер охватило абсурдное чувство, что безмолвие стремится пробраться внутрь нее, заполнить душу и поглотить ее. Ей хотелось криком разбить тишину, но она не осмелилась, словно такой поступок был бы богохульством.
Туман поредел внезапно, словно по мановению волшебной палочки, и впереди открылся каньон. Арманд громко ахнул и засмеялся от восторга. Зрелище и впрямь было поразительное. Эмбер выпустила поводья и замерла в созерцании. Скалы, уступы и провалы виднелись как бы сквозь радужную вуаль, медленно распадающуюся на части и повисающую на всем подряд переливчатыми клоками. Здесь были все краски палитры в самых тончайших своих оттенках.
Когда они достигли почти самого края бездны, Эмбер и Арманд осадили коней. Корд обернулся и сделал нетерпеливый жест, приказывая продолжать путь. Еще несколько шагов – и стал виден крутой спуск. Это была узкая каменистая тропа, вокруг которой вздымались обрывы из серого песчаника, кое-где утыканные кустами можжевельника и мескита, чудом укоренившимися на крутизне. Лошади с опаской ступили в узкий коридор, за поворотами которого залегала глубокая загадочная тень. Над головой то исчезала, то появлялась снова ломаная линия синевы – далекое небо.
Утесы, окружающие тропу, меняли цвет каждые несколько футов. Поначалу невыразительно серые, вскоре они сменились темно-коричневыми, потом бурыми в более ярких, почти алых пятнах, еще позже – пурпурными и зеленоватыми. Эмбер понятия не имела, что такое богатство красок возможно в камне.
Чем ниже они спускались, тем прохладнее, а потом и холоднее становился воздух. Наконец Эмбер озябла настолько, что усомнилась, на самом ли деле вокруг стоит разгар лета. Завернув за острый выступ скалы, они вдруг оказались в тополиной роще с удивительно яркой листвой. Кроны плакучих ив покачивались из стороны в сторону всей массой длинных гибких ветвей, временами приоткрывая вид на речушку.
Здесь Корд наконец остановил свою лошадь. Эмбер облегченно последовала его примеру, сделав знак Арманду. Спешившись и раздвинув завесу ив, они остановились на несколько секунд, не в силах сделать и шагу.
– Вот это да! – вполголоса произнес Корд. – Индейцы назвали это «просто ручьем». Наверное, он впадает в реку Колорадо.
– Но что за синева! – воскликнула Эмбер. – Разве вода бывает такого цвета? Она похожа на кусочек неба.
Она была так захвачена и тронута окружающей красотой, что впервые за долгое время забыла о скором расставании с Кордом.
– Я слышал от индейцев, что поток начинается с родника в одной из расселин. Там он вполне обычный, прозрачный, как любая ключевая вода, но чем дальше течет по каньону, тем более насыщенным становится его цвет. Странное явление, правда? Можно понять, почему океанская даль порой кажется такой синей: просто в ней отражается синева небес. Но этот ручей неглубок – думаю, не больше метра, – и небо никак не может отражаться в нем, потому что его скрывают то утесы, то ветви ив… – Он покачал головой, бессознательно улыбаясь, и продолжал тоном человека, испытавшего внезапное счастье. – Ниже по каньону ручей становится речкой. На ней четыре водопада, всего в нескольких милях отсюда. Хотел бы я видеть это!
Он вдруг заметил выражение лица Эмбер, помолчал и добавил с оттенком смущения:
– В мире так много красоты, милая, и что-то во мне отзывается на нее с такой силой, перед которой невозможно устоять. Стоит мне увидеть нечто вроде этого, – он обвел рукой вокруг себя, – и у меня закипает кровь. Я готов сорваться с места и бродить, бродить по свету, открывая красоты, о которых, быть может, не слышал ни один человек. Я – бродяга по натуре, Эмбер… впрочем, ты уже успела это понять. Я рассказал тебе так много о своем прошлом… Но ты слишком много думаешь в последнее время и слишком часто грустишь. Я могу предположить ход твоих мыслей. Тебе кажется, что я считаю чувство к тебе узами, которые меня душат, от которых я бегу, потому что не способен выносить их долго. Ты очень ошибаешься. Желание участвовать в экспедиции не имеет отношения к тому, что связало нас. Для меня это возможность показать, на что я способен, заняться делом, не имеющим ничего общего с ненавистью и кровью. Можешь ли ты понять это?
– Я постараюсь, – ответила Эмбер искренне. – Но и ты тоже пойми меня. Много лет я жила затворницей, и вдруг настоящая, жестокая жизнь ворвалась в мой мирок, разметав его. Столько всего успело случиться за такой короткий срок! Я должна разобраться в себе… и в тебе. Прости, но я должна убедить себя, что Маретта и я – нечто совершенно разное для тебя, а не просто две очередные, одинаково забавные интрижки.
– Что было, то было, – с некоторой резкостью заметил Корд. – Открещиваться от прошлого – не дело для мужчины.
Эмбер отвела взгляд и промолчала.
– Едем дальше! – коротко приказал он и вскочил в седло.
Эмбер поманила Арманда и, понурившись, тронула лошадь следом.
Спустя некоторое время (она не могла бы сказать, как долго они ехали вдоль ручья) Корд вдруг резко вскинул голову. Она проследила за его взглядом и вздрогнула: с одной из скал вниз смотрело несколько краснокожих лиц.
– Не волнуйся, все в порядке. Оставайся здесь.
Эмбер опасливо подвинулась к Арманду, с лица которого не сходила широчайшая улыбка: ребенок явно считал происходящее самым захватывающим приключением в своей жизни. Тем временем Корд спешился и начал взбираться на утес по уступам. Эмбер следила за ним, пока он не исчез за иззубренным гребнем. После этого она отвлеклась и начала оглядываться. Когда сверху с шорохом скатился камешек, она сильно вздрогнула. Оказывается, Корд вел с собой нескольких индейцев довольно сурового вида.
– Мы обо всем договорились, – сказал он сдержанно, улыбаясь лишь краешками губ. – Они заберут тебя и мальчика вниз по течению, в свою деревню. Здесь недалеко.
Эмбер казалось, что она уже приняла разлуку, как неизбежность, но теперь ее омыла новая волна тоски. Она смотрела в суровое, отчужденное лицо человека, которого любила, и знала, что нет таких слов, которые заставили бы его изменить решение. Да и могла ли она признаться ему в том отчаянии, которое чувствовала при одной мысли о близком расставании? До самой последней минуты она надеялась, что судьба каким-то образом все исправит, что Корд передумает и возьмет ее с собой. Но в экспедиции не могло быть места ни для женщины, ни для ребенка, а она не для того боролась за Арманда, чтобы снова разлучиться с ним.
Она опустила голову и кусала губы, чтобы удержаться от слез, но они едва не вырвались рыданием, когда ее макушки коснулись губы. Невероятным усилием воли Эмбер удалось справиться с собой.
– А если это наша последняя встреча? – спросила она почти твердым голосом. – В жизни всякое бывает. Что, если ты не вернешься? Что будет тогда со мной… с нами обоими?
В ответ Корд прижал ее к своей груди изо всех сил, так что Эмбер чуть не задохнулась в его объятиях. Пальцы Корда блуждали в ее волосах, скользили вверх-вниз, как живой гребень. Наконец он заставил ее поднять голову, и долгий, бесконечно долгий поцелуй соединил их губы.
– Никто и ничто не помешает мне вернуться, Эмбер. Если есть клятва, которой ты веришь, считай, что я произнес ее. Может быть, когда я вернусь, твои сомнения рассеются, останутся только доверие, близость и любовь.
Он отвернулся, взял под уздцы лошадь и пошел прочь. Эмбер смотрела сквозь пелену слез, как он вскакивает в седло, как удаляется, как исчезает за поворотом. По обыкновению, он ни разу не обернулся.
Глава 32
Каждой дороге, даже самой нелегкой, приходит конец. Корд не удивился тому, что при виде майора Пауэлла и других членов экспедиции его сразу охватила радостная приподнятость. Все переживания последнего времени разом отошли на второй план, и верилось, что настанет день, когда и Эмбер поймет, насколько все это для него важно.
Люди внизу активно сворачивали лагерь, когда Корд увидел их с вершины обрыва. Словно ощутив его пристальный взгляд, один из них выпрямился и помахал не рукой, а обрубком ее, едва достигавшим локтя. Корд жестом показал, что спускается, и повернул лошадь назад, туда, где начиналась широкая промоина, сейчас сухая.
Двигаясь вниз по извилистому ущелью, промытому дождевыми водами, он думал о человеке, которого давно и глубоко уважал. Майор Пауэлл был личностью необычной. Потеряв руку в сражении при Шайло, он вышел в отставку в чине майора и был с распростертыми объятиями принят в Иллинойский университет в качестве профессора геологии. Кипучая и беспокойная натура Пауэлла требовала постоянной деятельности, поэтому, несмотря на преподавательскую работу в университете и колледже, он организовал серию экспедиций в Скалистые горы.
Корд улыбнулся, вспоминая некоторые странности майора. Тот был подлинным воплощением чудака-профессора. Например, у него был пунктик по поводу собственного низкого роста, и он совершенно не выносил шуточек и подначек на этот счет. Близкий друг Пауэлла, известный геолог Мак-Ги, человек высокого роста, прекрасно об этом знал и не раз посмеивался над майором, пока тот не рассвирепел и не предложил пари.
– Уж он и так издевался, и эдак, – со смехом рассказывал Пауэлл Корду, – а я молчу себе да разглядываю его голову, вроде как прикидываю ее размер. «Знаешь что, приятель, – вдруг говорю я, – а ведь мозгов у меня побольше будет, хоть ты и изрядная жердь». Он, конечно, осекся, посмеялся надо мной, а потом начал спорить. Ну и побились мы об заклад. Как мы узнаем, кто победил? Каждый из нас составил завещание, чтобы его мозг после смерти был передан другому на хранение, а остальное уже дело докторов. Когда мы оба отойдем в лучший мир, они сравнят оба мозга и вынесут вердикт.
– Господи Боже! – воскликнул тогда Корд, не скрывая изумления. – Но ведь ни один из вас так и не узнает, кто выиграл!
– Ерунда! – Пауэлл жестом отмел возражение, как несущественное. – Зато наследники будут знать, у кого из нас было больше мозгов в голове, и для одной из семей это послужит предметом законной гордости. Положа руку на сердце, мой мальчик, – тут он понизил голос, – я заключил пари не без задней мысли. Если этот каньон когда-нибудь станет знаменит, то и мое имя не будет забыто. Однажды мою биографию издадут и, конечно, упомянут о нашем споре с Мак-Ги.
Таков был человек, под началом которого Корд прошел войну и намеревался трудиться в мирное время. Помимо чудачеств, у майора было немало прекрасных качеств. Не он один потерял на войне руку, но даже среди тех, кому это не помешало вернуться к полноценной деятельности, немногие могли похвастаться такой карьерой и множеством заслуг…
– А я уж было решил, что ты передумал, – сказал Пауэлл, выходя навстречу Корду. – Молодец, что нашел нас до отправления. Тот лагерь, где нас, помнится, чуть не смыло в реку грозой, мы оставили всего неделю назад, а здесь работы оказалось немного. Ну как успехи? Спас ли ты свою прекрасную даму из лап огнедышащего дракона и успел ли повести ее к алтарю?
– Помнится, майор, вопрос стоял иначе, – усмехнулся Корд, энергично встряхивая протянутую Пауэллом левую руку. – От меня требовалось только схватиться с огнедышащим драконом, а вот алтарь – это уже ваши домыслы. Не знал, что вы еще и романтик.
– Ну конечно! Я – романтик, а ты, мой мальчик, просто бродяга, которому вздумалось совершить добрый поступок! На первый взгляд человек, который несется сломя голову навстречу опасности, всегда выглядит одинаково, но внимательный глаз отличит влюбленного от авантюриста. Да перестань ты хмуриться, Хейден! Скажи лучше, что так же рад видеть всех нас, как мы рады видеть тебя в полном здравии.
За время отсутствия Корда к группе присоединился только один человек. Мужчины представились друг другу, потом Корд обошел остальных, по очереди пожав еще восемь крепких мозолистых рук. Некоторые из тех, кого Пауэлл отобрал в экспедицию, были охотниками, жаждущими приключений, другие – бывшими собратьями по оружию, но все они были людьми надежными и дружелюбными, с беспокойной душой бродяг.
– «Эмму Дин» – ту лодку, что села на мель еще при тебе, – пришлось как следует подлатать, – рассказывал Пауэлл, – зато «Дева каньона» и «Китти Клайд» в прекрасной форме. Нет ничего лучше лодки, построенной на верфях Чикаго! А вот эта новая. Думал я, думал, как ее назвать, – ничего не лезет в голову. Так и прозвали ее – «Безымянная». – Он любовно похлопал суденышко по боку и подмигнул Корду. – После того как ты уехал на поиски счастья, нас чуть было не застала еще одна гроза. Все ограничилось ливнем, но налетел он как раз тогда, когда мы едва отчалили. Он шел с верховий, и река сразу поднялась. Нас понесло, как щепки, вниз по течению, и потом пришлось наверстывать это расстояние.
Корд с интересом слушал рассказ о том, как усталые и насквозь промокшие члены экспедиции добрались до излучины реки. Течение там давало большой круг, огибая утес, и так сильно подмыло его, что частично уходило под скалу. За утесом обнаружилась удобная гавань с плоским полумесяцем берега, где удалось разжечь костер, обсушиться и отдохнуть.
– Почему-то мне не спалось, несмотря на усталость. Пользуясь остатками дневного света, я поднялся на утес и обошел его вокруг, разглядывая поразительные – да-да, совершенно поразительные! – слоистые берега. Некоторые пласты были настолько интересны… однако, мой мальчик, я совершенно заговорил тебя! Заскучал?
– Вовсе нет, все это очень интересно, – поспешно возразил Корд, успевший привыкнуть к долгим и малопонятным монологам Пауэлла.
– Ах, интере-есно! – ехидно протянул тот. – Расскажи-ка мне лучше о твоей прекрасной даме. Вот это будет по-настоящему интересно.
Видя, что отчета не избежать, Корд вкратце посвятил майора в события, случившиеся за время его пребывания в Мексике.
– Я оставил ее и мальчика с индейцами племени хавасупаи, – закончил он. – Надеюсь, там они будут в полной безопасности.
– Можешь не сомневаться. Я рад, что познакомил тебя с этим племенем. Люди они мирные и дружелюбные. Пока твоя леди будет жить среди них, она узнает о каньоне побольше, чем мы за время всей нашей экспедиции. Вот только как насчет их простой, незатейливой жизни? Придется ли она ей по вкусу?
– Придется ли по вкусу, не знаю, зато уверен, что хныкать и жаловаться Эмбер не станет.
– Вот и славно. До чего же я рад, что ты покончил с той маленькой историей, заставившей тебя броситься из армии в бега! Теперь ты сможешь в любое время вернуться за своей леди и начать оседлую жизнь.
– Заставила меня броситься в бега! – хмыкнул Корд, возводя глаза к небу. – Я сделал это только по вашему настоянию, майор. Если бы не вы, я бы остался и боролся.
– И эта борьба скорее всего закончилась бы танцем в петле, – спокойно возразил Пауэлл. – Ах, молодость, молодость! Все эти высокие чувства, вера в абсолютную справедливость… неужели ты до сих пор не излечился от этого? Я бы на твоем месте сказал спасибо за совет исчезнуть с глаз закона. Так или иначе, тебя оправдали, и это все в прошлом. У нас есть дела поинтереснее.
В скором времени лодки вышли на быстрое течение, и река понесла их туда, где ее воды сливались с самой Колорадо. Это означало, что еще один приток могучей реки обследован и нанесен на карту во всех подробностях. Удерживая и направляя суденышко, Корд вполглаза следил за тем, как мимо стремительно несутся берега, крутизна которых увеличивалась с каждой минутой. Каньон сменялся каньоном, перемежаясь короткими участками более отлогой местности.
Наконец река начала круто менять направление, несколько раз вильнула и вдруг резко повернула почти в обратном направлении. Начались пороги. Со всех сторон летели фонтаны брызг, днища то и дело натыкались на камни. К счастью, это продолжалось недолго.
– Вот вам и первый опыт спуска через пороги, – объявил Пауэлл с таким торжествующим видом, словно то было творение не природы, а его лично. – Мы неплохо справились!
Он совершенно промок, но жестикулировал все так же оживленно и казался совершенно счастливым.
Ниже по течению снова оказались пороги, на этот раз более опасные. Так как обойти их по берегу не представлялось возможным, пришлось направить лодки в бешено бурлящую воду. Каждый яростно подгребал веслом то слева, то справа, чтобы избежать столкновения с торчавшими из воды валунами. То и дело приходилось перевешиваться с борта на борт, поддерживая равновесие лодок, или дружно откидываться назад, когда оплеуха волны высоко подбрасывала корму. Стиснув зубы, путешественники взлетали на гребни высоченных волн, пена с которых неслась в лица, а если нос лодки зарывался в воду, волна и вовсе накрывала легкие суденышки. Были мгновения еще страшнее, когда лодка летела в коридор, созданный двумя водяными горами, в котором легко можно было угодить на торчащий камень и пойти ко дну.
И вдруг все кончилось так же внезапно, как и началось, словно случившееся было всего лишь кошмарным сном, от которого все очнулись разом. Река выплеснулась в более широкое ложе и успокоилась. Послышались вздохи облегчения.
Дальнейший путь вплоть до вечера не ознаменовался никакими особенными трудностями. На закате маленькая флотилия достигла бухты, окруженной пляжем из крупного песка и гальки и каменистым плато, поросшим густой растительностью. Здесь было решено устроиться на ночлег. После сытного ужина Корд уселся в сторонке, привалившись к валуну и глядя в желтовато-розовое небо над головой. С более высокой точки закат, должно быть, смотрелся куда величественнее, но обрывистые берега закрывали видимость.
– Красивые здесь места, не правда ли? – спросил майор Пауэлл, присаживаясь рядом.
– Не только красивые, но и на редкость зеленые, и это кажется мне довольно странным, – заметил Корд. – Здесь ведь сплошной камень, откуда вся эта пышная растительность берет влагу?
– Ты многое замечаешь, мой мальчик, и это мне нравится. Дерево, которое шумит почти над самой твоей головой, – это прелюбопытнейшая штука, дуб Гембеля. Если присмотреться, можно заметить, что его корни растут не вглубь, а в стороны, как лучи звезды. Они расположены так близко от поверхности, что молодые побеги без труда начинают рост. Там, где сумело укорениться одно деревце, постепенно образуется целая роща. Человек неискушенный решит, что перед ним не меньше пятидесяти деревьев, а между тем оно одно-единственное, что-то вроде мангровой рощи, но не над водой, а на скале. А это – пондероз, пинии и можжевельник. Все они тоже по праву считаются обитателями скал и утесов. Смотри, какой лес из них получился!
– Дух захватывает, – кивнул Корд с полной серьезностью.
– Уже? – хмыкнул Пауэлл. – А ведь мы, можно сказать, только начали экспедицию. То ли еще будет, мой мальчик! Я бы не отказался прогуляться здесь в качестве туриста, но боюсь, им никогда не побывать в самых красивых местах. Эти пороги… они очень беспокоят меня. Невольно приходит мысль, кто дольше продержится в таких условиях: люди или лодки.
– О чем это вы? – нахмурился Корд. – Неужели опасаетесь, что экспедиция развалится, если придется круто?
– Не знаю, не знаю… мы ведь не на фронте и не можем клеить ярлык дезертира, а между тем я не уверен в троих своих подчиненных. Они очень изменились в последнее время, а сегодня, после перехода через пороги, так и не приободрились. Что я могу сделать? Призвать их к порядку? Но ведь они ничего мне не должны, они добровольцы. Остается только поговорить с ними и воззвать к чувству долга, объяснить, как важна их поддержка для исхода экспедиции. Кстати, как ты сам? Ты ведь тоже не обязан оставаться со мной до конца.
От костра к ним шел дежурный по кухне с котелком кофе, и оба дружно протянули навстречу жестяные кружки.
– Костер, дымящийся котелок с кофе… все это довольно романтично, так ведь, Хейден? – спросил Пауэлл, когда они снова остались наедине. – Так и подмывает рассказать какую-нибудь легенду или сказку.
– Ну так расскажите, – поощрил Корд, довольный переменой темы.
– Тогда слушай легенду о золотых розах.
Корд все слушал и слушал, пока на него не накатились думы. Майор искоса оглядел его и едва заметно покачал головой, скрывая усмешку. Наконец со словами «Доброй ночи!» он направился к лагерю, а Корд еще долго сидел, погруженный в сон наяву.
Спустя неделю после того дня, когда Корд вновь присоединился к экспедиции, он стоял на берегу, с подозрением глядя на гладкую как стекло водную гладь. Это было тем более удивительно, что совсем рядом, за излучиной, река бурлила и клокотала так, что грохот был прекрасно слышен там, где собрались путешественники. На этот раз им предстояло пройти каньон Лоудор, длина которого, по предварительным данным, оценивалась в двадцать миль. Устье каньона тоже вселяло тревогу: скалы на милю возносились вертикально вверх, словно их вытесали с искусной точностью.
