Текст книги "Кружевница. Романы"

Автор книги: Паскаль Лене

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Глава двадцать первая.
Как Жюльен загипнотизировал дверь своей комнаты

Теперь он понял, теперь он все понял! Ему хотелось надавать себе пощечин! На что он надеялся со своими детскими воспоминаниями, своей детской нежностью, детской любовью и детскими клятвами? Жюлиа ставила всех перед фактом: она – взрослая! Она – женщина! Вот почему она втюрилась в Шарля! Потому что глубокое безответное чувство к чужому красавцу-жениху делало ее интересной!

– Милый мой Жюльен… Твоя кузина в таком возрасте, когда девушки очень чувствительны, очень ранимы. Она сейчас старше, чем ты, гораздо старше! Понимаешь?

А затем тетя Адель пошла в замок утешить Жюлиа, потому что Жюлиа нуждалась в утешении. И Жюльен, в очередной раз провинившийся, недовольный собой, в очередной раз пристыженный, остался на лужайке один, один со своей неискушенностью, запертый в детство, точно в клетку. О! Разве кто-то его в чем-то упрекал? Нет, что можно было требовать от него! Он и сам это знал. И вдруг он почувствовал, что между ним и Жюлиа пролегла пропасть.

Ему оставалась только Пуна, такой же ребенок, как он! Он любил Пуну, но, глядя на нее, слишком ясно понимал, как выглядит сам в глазах окружающих. Пуна и он были малышами! Их чувства, их страдания, – стоит ли это принимать всерьез? Пройдет с годами. Тут впору заплакать!

Он поднялся к себе, стал рыться в стопке комиксов: Ги Молния, Увалень, Маг Мандрейк… Он выбрал выпуск приключений Мандрейка и лег на живот у окна, уткнувшись подбородком в сложенные кулаки, – все знают, что детям нравится читать именно так!

Мандрейк прячется в углу за дверью. На следующей картинке он распахивает дверь сильнейшим пинком (Жюльен рассекает воздух правой ногой). В комнате мы видим небесное создание, крепко привязанное к стулу. Веревка стискивает плечи и обвивается вокруг талии. Рядом стоят и курят два злобно ухмыляющихся гангстера. Оба в шляпах, но без пиджаков, с засученными рукавами.

«Мандрейк обнаруживает притон, где ужасный Гассер со своей бандой держит в плену молодую танцовщицу Веру», – прочел Жюльен.

Затем Мандрейк мощным прыжком переносится на середину комнаты, но Гассер выхватывает браунинг.

К счастью, на следующей картинке Мандрейк вытягивает перед собой руки на уровне глаз, которые вдруг загораются необычайным огнем. И все бандиты застывают на месте, даже тот косой, что стоит прямо перед ним, а ведь это не кто иной, как сам Гассер.

«Но за миг до того, как бандиты успели выстрелить, Мандрейк загипнотизировал их своим магическим взглядом».

Жюльен сел, вытянул руки, растопырил пальцы и, насупив брови, наморщив лоб от натуги, устремил грозный взгляд на дверь.

– Эй, что это с тобой? – удивилась Пуна, без стука вошедшая в комнату: ее никак не могли научить стучаться перед тем, как войти.

«Так! Малышня в сборе», – подумал Жюльен!

– Хочешь, пойдем кубики разрисовывать? – ехидно спросил он.

– Жюлиа катается на лошадке, – в том же тоне ответила Пуна. – А что если пойти к пруду? Можем там побарахтаться. Можем пописать в воду, вот будет потеха!

Глава двадцать вторая.
Как Шарль поумнел

На берегу пруда они увидели Шарля и Клер, лежавших на траве в купальных костюмах и старательно загоравших то на одном, то на другом боку.

– Эй вы, младший класс, идите играть подальше! – крикнула Клер, прикрываясь полотенцем.

У Клер иногда случались необъяснимые приступы стыдливости. Ей это казалось чрезвычайно шикарным! Она не улеглась на место, пока не убедилась, что Пуна и Жюльен устроились достаточно далеко от нее. Шарль сел и достал бутылочку с маслом для загара. Надувая бицепсы и грудные мыщцы, он стал натираться жирной темной жидкостью. Он находил себя неотразимым.

Пуна сняла босоножки и шлепала по воде.

– Давай искупаемся! – предложила она.

– Ты взяла купальник?

– А мы будем купаться нагишом, как Лизелотта!

– На глазах у этой парочки?

Жюльен кивнул в сторону Шарля и Клер: жениха с невестой не было видно за высокой травой, зато их было отчетливо слышно.

Шарль повернулся на бок, чтобы намазать маслом Клер. Покончив с этим, он запечатлел не ее плече долгий поцелуй.

– Оно сладкое!

– Что, дорогой?

– У тебя сладкое плечо.

Клер, взволнованная страстностью Шарля, вдруг погрузилась в мечты.

– Мы можем поехать в свадебное путешествие в Венецию.

– Да, в Венецию. Или на озера. На озерах климат здоровее.

– Ах, Венеция! Сан Марко, Лидо, Риальто, Вапоретто, Популо! – размечталась Клер.

Шарль воспользовался этим, чтобы закрепить преимущество. Он схватил Клер в объятия.

– Осторожно! Ты весь в масле!

Но Шарль уже не слышит Клер, он спускает одну бретельку купальника, затем другую. Это будет впервые! Да! Он впервые увидит грудь Клер!

– Шарль! Я сейчас рассержусь!

Пусть себе сердится! Шарль тянет и тянет бретельки, которые Клер пытается удержать на месте, скрестив руки на груди. Вскоре мужская сила и решимость одерживают верх.

И зачем он старался? Груди не было. Или почти не было!

Шарль не мог опомниться. А ведь под блузками, платьями, свитерами как будто что-то виднелось…

Напряжение спало, и Шарль ощутил в душе смертельную тоску. Впрочем, он, возможно, не разглядел, ведь Клер лежала на спине. А он от кого-то слышал, что в таком положении грудь не смотрится! Ну хорошо! Он должен как следует удостовериться. Перевернуть Клер! Уложить ее на живот! Тогда будет видно!

– Шарль! Что ты делаешь?

Эврика! Нельзя, конечно, сказать, что это целое богатство. Но кое-что имелось. Безусловно!

Теперь, когда Шарля коснулась ледяная рука сомнения, ему необходимо было окончательно обрести уверенность. Воспользовавшись тем, что Клер лежала на животе, он быстрым движением открыл молнию купальника у нее на спине. Клер резко повернулась, но было уже поздно. Купальник сполз не только с груди, но и с бедер юной особы, которая скрестила ноги, чтобы удержать между ляжек ускользающий покров ее стыдливости.

– Нет, Шарль, – стонала она. – Нет! В Венеции! В Венеции! В Венеции!

Она приписывала жениху намерения, которые у него еще не успели возникнуть. Шарль хотел всего лишь проверить и успокоиться. Почему бы и нет, в самом деле? Через несколько месяцев они должны пожениться! Родители уже обо всем договорились, установили размер приданого, назначили день свадьбы, решили, кого пригласить, а кого нет. А ему, Шарлю, пока только удалось выяснить, что у Клер есть родинка чуть ниже пупка.

Теперь надо взглянуть на ягодицы! Шарль изо всех сил старался еще раз перевернуть возможный предмет своих вожделений. Он хотел увидеть ягодицы! Клер находила, что с ней обращаются довольно-таки бесцеремонно, что любовь – утомительная возня: то на спину, то на живот, опять на спину, опять на живот! О таком ее не предупреждали. Ей тоже было очень страшно.

Зад! Зад! Вот что у нее было редкостное и великолепное! Контур ягодиц был безупречен, и Шарль нашел, что они изумительно симметричны. Он снова потянул за купальник, чтобы как следует рассмотреть лучшее украшение Клер! Хрупкая юная особа извернулась, чтобы подхватить съехавший купальник. От этого движения два полушария слегка разошлись, и Шарль увидел, что у наливного плода – две косточки. Одна была маленькая и круглая, как у черешни, другая – продолговатая, красивого пунцового цвета. Эта вторая косточка, похоже, раскрылась, словно у слишком спелого абрикоса, лопнувшего под щедрым солнцем. Там, где косточка треснула, в самой щелке, блестела капелька росы.

«Щелка! Это она и есть! Это щелка!» – пронеслось в голове у Шарля. (Молодой человек, конечно же, не был полным профаном! У него, как положено, была любовница. Как положено, он занимался с ней этим делом в темноте! Накануне помолвки он с ней расстался: опять же как положено! В сущности, единственным, что он о ней знал, был выключатель у ее кровати.)

– В Венеции, любимый! – стонала Клер. – Там я буду вся твоя! В поезде, если хочешь! Да, в поезде! Это будет чудесно! Не надо, Шарль! Умоляю!

Шарль оказался в большом затруднении. Он видел то, что хотел увидеть! И успокоился. Теперь он был согласен ждать до первой брачной ночи, – в поезде, в Венеции, на озерах, где угодно, ведь до этого еще так далеко, он успеет все обдумать!

Но купальник Клер остался у него в руке. Девушка перестала защищаться и смотрела на победителя. Она ждала, а он, Шарль, смотрел на купальник, который держал в руке. Вообще-то он предпочел бы вернуть его ей. Клер перевернулась на спину и с серьезным видом стала пристально разглядывать жениха. Она больше ничего не говорила. Шарль, напротив, подыскивал слова, все выходило чересчур глупо, не станет же он заниматься этим среди бела дня, в траве, где полно мошек и букашек.

– Дорогая! Умоляю! – пробормотал он.

– Иди ко мне! Иди! – произнесла Клер замирающим голосом.

Колени он себе расцарапает, это уж точно!

Сначала Пуна и Жюльен прислушивались. Потом им показалось, что это продолжается слишком долго. А теперь, когда наступила тишина, им стало неинтересно. Через несколько минут они услышали негромкий, в меру жалобный крик, вырвавшийся у Клер.

«Все в порядке!» – подумал Шарль. Наконец-то! Переводя дух, он с нежностью и гордостью увидел, как из глаз Клер брызнули слезы.

– Тебе больно?

Девушка утвердительно кивнула, и Шарль почувствовал себя на седьмом небе. Ему тоже было больно. Он ободрал себе колени о камни, порезал осокой, но это пустяки! Его блаженство было бы полным, если бы он смог потушить свет. Солнце и взгляд Клер смущали его.

Глава двадцать третья.
И что случилось потом

Тем временем Пуна, которая все еще шлепала по воде, поймала лягушку, крохотную зеленую лягушку, и зажала ее в руке. Она там вертелась и щекотала Пуне ладонь.

– Что это у тебя? – спросил Жюльен.

– Я поймала лягушку!

– Покажи!

– Нет! Она удерет!

Пуна сунула лягушку в карман, который был у нее спереди на платье. Минуту-другую она, упершись в грудь подбородком, смотрела, как странно подпрыгивает ее живот. Ей было щекотно между ногами. И очень холодно. Но не сказать чтобы противно. Она отправилась на поиски второй лягушки.

Она наловила их полдюжины, и вскоре все они затрепыхались у нее на животе.

– Ну и что ты будешь с ними делать? Есть?

Пуна на секунду задумалась. Не могла же она просто взять и отпустить своих лягушек!

– Что ты будешь с ними делать? – повторил Жюльен.

У Пуны возникла одна мысль. Она вылезла из пруда и, приложив палец к губам, сделала Жюльену знак идти за ней. Один за другим они подошли к Клер и Шарлю, которые снова надели купальные костюмы и снова принялись чинно загорать: каждый за себя, и все в свое время.

Шарль находил, что Клер чересчур романтична и немного легкомысленна. А Клер находила, что мужчины – грубые эгоисты. Конечно, она все еще любила Шарля, но он не должен был брать ее силой. Это нехорошо. В общем, было бы лучше, если бы перед этим они объяснились.

Пуна тихонько подошла к одежде, которую жених и невеста совсем недавно, когда Клер была еще девушкой, оставили на большом плоском камне. Жюльен спрятался в траве, в нескольких метрах от кузины, и смотрел. Пуна взяла брюки Шарля, достала пригоршню лягушек и засунула в карман. Брюки, сложенные по складкам на плоском камне, вдруг надулись сами по себе, точно при эрекции. Остальных лягушек Пуна разложила по декоративным карманчикам на платье Клер: их было по два на груди и на бедрах. Потом она на четвереньках отползла назад и улеглась на живот рядом с Жюльеном.

– Тебе не холодно, любимая? – спросил Шарль: пора было сказать что-то ласковое.

– Пожалуй, да!

Они встали и надели: одна – платье с фестонами, другой – штаны с начинкой. И оба одновременно испустили жуткий вопль.

– Ай! Что это? – кричала Клер.

Бедняжка задергалась, словно от удара током.

– Лягушки! Тут полно лягушек! – кричал Шарль, выкидывая из карманов их прыгучее содержимое.

– Сними с меня эту гадость! Прошу тебя! Сними с меня эту гадость!

А всего в нескольких метрах Пуна и Жюльен корчились от беззвучного смеха. Вытащив лягушек из платья Клер, Шарль внимательно огляделся по сторонам, и лицо его приняло хищное выражение.

– Поймаю их – уши надеру!

– Пойдем домой, милый. Они испортили мне день. Я маме скажу! Обязательно скажу маме!

Клер и в самом деле расстроилась. Она оперлась на руку Шарля и заметила, что прихрамывает. Между ногами как будто что-то жгло. Она теснее прижалась к Шарлю. Этот день должен был стать великим днем, а они его испортили! Она ненавидела брата! Ненавидела!

Глава двадцать четвертая.
Жюльену и Пуне запретили выходить из комнаты

Эдуар долго хохотал, услышав историю про лягушек. Точно так же восприняла ее и тетя Адель, но Аньес решила, что из уважения к жениху, чьи родители собирались выкупить заложенный замок, виновные должны быть наказаны. Надо было угодить ему хотя бы этим!

Матильда взяла поднос на левую руку, а правой постучала в дверь Жюльена.

– Нет! Нет! Подождите!

Поздно! Матильда уже вошла. Жюльен повернулся на пятках, чтобы стать к ней спиной, и быстро завязал шнурок пижамных штанов.

– Куда поставить, месье Жюльен?

– Что? – выдохнул Жюльен, глянув через плечо и убедившись, что Матильда, на его беду, все же проникла к нему в комнату.

– Поднос поставить на стол?

– Куда хотите! – ответил Жюльен, согнувшись пополам и раскорякой отступая к кровати. Сев на кровать, он расправил на коленях полы пижамной куртки. Нужен ему этот поднос!

Матильде он тоже не был нужен.

– У вас еще не прошли спазмы, месье Жюльен?

Жюльен бросил на нее растерянный взгляд и скорчился на кровати.

– Если вы будете все время так себя мучить, у вас круги под глазами появятся.

Жюльен скорчился еще сильнее.

– Надо как-то облегчить ваше состояние, месье Жюльен! Сейчас я вам сделаю холодный компресс.

Она поставила поднос на пол, взяла лежавшую на нем салфетку и графин с водой и, не развернув ее, намочила водой. Жюльен молча следил за Матильдой расширенными от изумления глазами.

Три ночи подряд он видел ее во сне! Это был один и тот же сон. Он видел ягодицы Матильды такими, какими увидел их позавчера утром, когда служанка нагнулась за тряпкой. Две поблескивающие от пота беломраморные ротонды, два храма богам-близнецам Туда и Обратно.

У двух зданий были одни пропилеи, утопающие в буйной темной растительности, которую Жюльен увидел лишь на миг, перед тем как Матильда выпрямилась. И с тех пор он предавался мечтам. Он мечтал войти в это святилище, он бы бросился туда очертя голову, если бы мог. Там он впал бы в забытье, словно мистик, созерцающий Божественную Сущность. Но сейчас ему было страшно! Хотя Матильда ободряюще улыбалась. Компресс сразу поможет, уверяла она. А если нет, надо будет попробовать что-нибудь другое. Жюльен охотно верил ей. У него не было ни малейшего желания вступать в спор. Ему хотелось только одного: чтобы Матильда ушла. Тогда он смог бы представить ее себе с этим компрессом. Мягким движением она отстранила бы его руки, которые он держал прижатыми к животу, развязала бы шнурок на пижамных штанах. Может быть, даже спустила бы их до полу. Она осторожно высвободила бы то, что Жюльен крепко сжимал между ногами. И наложила бы компресс.

При этом несколько капель воды, конечно, упали бы ей на платье. И ей пришлось бы снять его. А затем она села бы на кровать рядом с Жюльеном: так удобнее. Все это происходило не во сне, а наяву, ибо Матильда не выходила из комнаты. Теперь она извинялась за то, что на ней нет такого красивого белья, какое носят дамы, и снимала трусики. Но действительность отличалась от сна: когда то, что Жюльен едва успел вообразить, сразу же сбылось, он разволновался так, что компресс оказался уже не нужен.

– Да вы совсем перепугались! – заметила пышнотелая брюнетка.

«Пожалуй, тут потребуется не холодный, а горячий компресс», – подумала она.

– Что вы делаете? – воскликнул Жюльен.

Матильда уже не могла ответить на этот вопрос: Жюльен увидел, как она утвердительно кивает головой, но не сразу догадался, что она вовсе не расположена поддерживать разговор.

Матильда кивала головой у него между ног с такой убедительностью, что очень скоро добилась полного согласия со стороны партнера.

А партнер теперь двигался в том же ритме, что и Матильда, и постанывал от блаженства. Встав, Матильда отступила на шаг, чтобы оценить результаты своих усилий. Жюльен открыл глаза: он испугался, что Матильда бросит его на этом сладостном пути. Но у служанки были заготовлены для него и другие радости.

Глава двадцать пятая.
Как Матильду выгнали из прекрасного замка

Тем временем в столовой все отужинали. Шарль решил проявить милосердие и простить инцидент с лягушками.

– Милый Шарль, – сказала Аньес, – у вас золотое сердце! Сейчас я пойду к нашим сорванцам и скажу им, что вы за них заступились и они теперь могут присоединиться к нам в гостиной.

На губах Шарля появилась растроганная, великодушная и довольная улыбка, а Аньес встала и направилась в комнату Жюльена.

Матильда перевернулась на спину, закрыв глаза, приоткрыв рот. У Жюльена захватило дух при виде изобильной белоснежной плоти, распростертой на его постели. Это была его первая встреча с бесконечностью! Он замер на месте, скованный желанием раствориться, затеряться в этой несравненной наготе, – но каким образом? В самом средоточии этой белизны пышная черная растительность расступалась, открывая нежный розоватый овал, где выступила прозрачная капелька. Жюльен увидел, как эта капелька едва приметно дрогнула, а затем медленно скатилась вниз и исчезла в складках плоти. Казалось, Матильда забыла про молодого человека и целиком ушла в себя, с наслаждением отдаваясь собственной наготе.

Обе ее руки легли на темные заросли. Указательный и средний пальцы одной раздвинули дивные лепестки, между которыми Жюльен увидел набухающий пестик, весь покрытый росой. Указательный палец другой руки проник в сердцевину орхидеи и ненадолго исчез, а затем появился снова, залитый прозрачным желе.

Миг спустя палец снова исчез и снова появился, а затем опять исчез, и движение его все более ускорялось.

Казалось, Матильда стала невесомой, ее живот приподнялся, все тело от плеч до пят изогнулось, как лук стрелка. Палец все еще двигался, послышалось слабое журчание, и Жюльен увидел, как между ног служанки обильно потекла жидкость, от которой черная шерсть завилась блестящими колечками.

Внезапно левая рука Матильды покинула чудотворный источник, правая же не прекращала омовений, в то время как уста молодой служанки возносили благодарственные молитвы. Какое-то мгновение свободная рука блуждала в воздухе, словно растерявшись от избытка чувств. Затем она опустилась на голову Жюльена и вцепилась ему в волосы с такой силой, что у него вырвался крик боли. Через секунду его подбородок, рот и нос покоились, купались, плыли, тонули – как описать это ощущение? – в горячей лагуне бесконечного желания.

– Лижи меня! Соси меня! – стонала Матильда.

– Ах! – воскликнула Аньес: она постучалась в дверь и, не дождавшись ответа, вошла.

Бедная мать двоих детей (взрослой девушки и уже большого мальчика, если вы забыли) застыла посреди комнаты, раскрыв рот, выпучив глаза, схватившись за неистово бьющееся сердце.

Жюльен и Матильда услышали крик Аньес. Лицо Жюльена увлажнилось от счастья его партнерши, он увидел приближающуюся мать словно сквозь слезы, не успел увернуться и получил звонкую пощечину.

Обольстительно нагая Матильда превратилась в комок, испуганно сжавшийся в изголовье кровати, у стены, которая никак не желала раздвинуться. Аньес обратилась к комку со следующими словами:

– Вон из этого дома, голубушка! Забирайте ваше тряпье, и чтоб мы вас больше не видели!

Глава двадцать шестая.
Пуна хочет увидеть ягодицы Жюльена

Помимо прочих наказаний Жюльену было запрещено покидать свою комнату в течение всего дня. Исполнение приговора доверили месье Лакруа. Матильду рассчитали, месье Лакруа привез ее на станцию и вместе с маленьким фибровым чемоданом определил в купе третьего класса. Пусть недостойная кухарка дает пробовать свои соусы где-нибудь еще!

Месье Лакруа поручили также в присутствии всех домашних дать Жюльену двадцать ударов ремнем – в назидание.

Тетя Адель заступилась за мальчика. Она всегда за него заступалась. Эдуар в глубине души был доволен сыном. Он без удивления отметил, что мальчик – весь в родню, и, как мудрый отец семейства, решил в следующий раз взять Жюльена с собой в Париж. Там он поведет его в один знакомый ему дом, полный благосклонных красавиц. А сейчас надо проявить строгость. Замять скандал! И Жюльен получил свои двадцать ударов.

На следующий день, ближе к вечеру, когда Жюльен, лежа на животе, размышлял о непрочности счастья, Пуна осторожно открыла дверь к нему в комнату.

Жюльен услышал, как она вошла. Он повернул к ней голову – больше он ничего не мог повернуть – и вымученно улыбнулся. Видно было, что он страдает. Пуна взяла стул и села у кровати.

– Пожалуйста, покажи ягодицы!

– Тебе обязательно надо их видеть? – пробурчал Жюльен.

– Я только на секунду взгляну!

– А потом ты от меня отстанешь?

– Честное слово! – просияла Пуна.

Не меняя позы, Жюльен спустил пижамные штаны, и стали видны его ягодицы, изборожденные красными полосами.

– Ух ты, больно, наверно, было! – сказала Пуна. У нее захватило дух от восхищения. Ей бы не хотелось получить двадцать ударов ремнем, однако следует признать, что большие страдания, жестокие кары ставят человека в центр внимания!

Жюльен приподнялся на локтях и взглянул на кузину. Он вдруг напустил на себя вид много испытавшего человека.

– Ну, как тебе сказать! Скорее это морально тяжело.

– Но все-таки! Это же больно!

И тут вошла тетя Адель. Она принесла большой тюбик с мазью. Пуна встала, уступая ей место. Жюльен стыдливо натянул штаны.

– Нет! Не двигайся! – сказала тетя Адель, усаживаясь рядом.

Она выдавила немножко мази и кончиками пальцев стала массировать правую ягодицу Жюльена. Мальчик выгнулся на локтях с гримасой боли.

– Чуточку жжет, – признала тетя Адель, – но зато тебе станет лучше.

Жюльен хмыкнул в знак согласия, а тетя Адель с задумчивым видом принялась за его левую ягодицу.

– Тебя так сильно интересуют женщины?

– Ой!

– Ты еще на них насмотришься!

Она вытерла платком руки и закрыла тюбик. Затем повернулась к Пуне:

– Послушай, ты, гадкая мартышка! Держу пари, это тебя забавляет!

Пуна утвердительно хихикнула. Адель встала и поцеловала ее в голову. Перед тем как выйти из комнаты, она обернулась к Жюльену.

– Все не так страшно, милый Жюльен! Раны любви не бывают смертельными! Особенно раны на ягодицах.

Она расхохоталась и вышла.