355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Паскаль Лене » Кружевница. Романы » Текст книги (страница 21)
Кружевница. Романы
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 00:04

Текст книги "Кружевница. Романы"


Автор книги: Паскаль Лене



сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава сорок пятая.
Жюльен дарит Жюстине жемчуг

В амбар загружали солому. Мадам Лакруа правила тележкой. Жюстина и другая работница вместе с Жюльеном сидели на снопах. Головы у них были повязаны яркими косынками. Их неприглядные серые платья, надетые на голое тело и застегивающиеся спереди, больше походили на халаты. От пота под мышками и под грудью проступили темные круги. Жюстина расстегнула платье и протерла груди пучком соломы. Жюльен смотрел на нее. Она ему улыбнулась.

– Вам не жарко, месье Жюльен? Вы что, никогда не потеете?

– Месье Жюльен ведь из господ, а господа никогда не потеют! – философски заметила вторая девушка.

– Но он-то работает! Это другое дело!

Они подъехали к амбару. Тележка должна была въехать задом. Жюльен первым соскочил на землю, чтобы помочь управиться с волами.

Жюстина и вторая девушка начали сбрасывать с тележки охапки соломы. Жюльен подхватывал их на вилы и забрасывал в глубину амбара.

– Этот молодой господин силен, как трое наших батраков, – заметила Жюстина.

Вскоре работа была закончена. Девушки спрыгнули с тележки и присоединились к Жюльену, который улегся на кучу соломы, пьяный от усталости. Мадам Лакруа пошла за сидром. У Жюльена пересохло в горле, уши горели, в висках бешено стучало. Он все глубже утопал в горячей соломе, и ему казалось, что его онемевшие руки и ноги потихоньку уплывают от него. Солнце, уже опустившееся к самому горизонту, освещало амбар внутри, и в его лучах кружились золотые пылинки. Мадам Лакруа вернулась, неся по две бутылки в каждой руке. Девушки потянули Жюльена за руки с обеих сторон, чтобы помочь ему сесть.

– Давайте, месье Жюльен! Вы заслужили небольшую премию! – Женщины понимающе переглянулись и прыснули со смеху. Жюстина приподняла Жюльена за плечи, а другая девушка поднесла горлышко бутылки к его губам. Жюльен отпил порядочный глоток, его осторожно уложили на солому. Жюстина сняла с головы косынку и вытерла ему шею и подбородок.

– Вы весь в сидре, месье Жюльен!

– Славная она у нас, Жюстина! – сказала мадам Лакруа.

И дополнила эту похвалу жестом, намекающим на пышные формы Жюстины.

– Он нам так хорошо помогает! – сказала Жюстина. – Один заменяет всех наших работников!

– Не во всем, к сожалению! – заметила мадам Лакруа и расхохоталась.

Жюльен уже чувствовал себя лучше. Он бы выпил еще сидра, но ему не хотелось шевелиться, не хотелось вставать. Он ждал, пока Жюстина снова приподнимет его за плечи, а другая девушка поднесет горлышко бутылки к его губам. Ему хотелось бы, чтобы с ним возились, как с малым ребенком. Он услышал, как открывают вторую бутылку, и издал что-то вроде повелительного агуканья. Жюстина подала ему бутылку, и он стал жадно сосать сидр из горлышка.

– Осторожно, месье Жюльен, – хохотала мадам Лакруа, – а то вы чересчур разбухнете!

Остальные покатились со смеху. Жюстина взяла бутылку у Жюльена.

– Я тоже заслужила небольшую премию!

И в три глотка допила бутылку.

– Жюстина, ты тоже разбухнешь! – сказала мадам Лакруа.

Жюстина поднялась и встала перед Жюльеном, положив руки на бедра, расставив ноги, выпятив грудь и втянув живот.

– У меня талия, как у пятнадцатилетней! Правда, месье Жюльен?

Все опять засмеялись. Мадам Лакруа решила, что момент подходящий, и тихонько толкнула локтем вторую девушку. Обе они вышли, а Жюстина открыла еще одну бутылку сидра и плюхнулась на солому рядом с Жюльеном.

– Бедный малыш… Сегодня он хорошо выспится! – рассмеялась вторая девушка, выйдя из амбара.

– А все-таки у нее ветер в голове! – сказала мадам Лакруа.

– Это темперамент у нее такой. Она мне говорила, что ей это нужно каждый день. И даже два раза в день! А теперь, когда ее парень уехал…

– Слушай, всем нам сейчас несладко! Каждая могла бы себе в оправдание сказать то же самое!

Жюстина еще раз поднесла бутылку Жюльену, а Жюльен поперхнулся, закашлялся и обрызгал себе рубашку.

– Да вы весь мокрый, месье Жюльен! Это вредно при такой жаре. Вы простудитесь.

Недолго думая Жюстина вытащила полы рубашки из брюк и расстегнула ее. Жюльен безумно перепугался. После приключения с Матильдой похотливые мечты часто посещали его по ночам. Но проснувшись, он отгонял их. Ведь эта история так скверно кончилась! Жюстина погладила его по груди.

– Как у вас сердце бьется!

Жюльен испуганно уставился на дверь амбара: она даже не была закрыта! Кто угодно мог войти сюда!

Жюстина приложила ухо к его груди.

– Можно мне послушать, как оно бьется?

Через минуту она поднялась и пристально взглянула ему в лицо.

– Вы волнуетесь, месье Жюльен?

Жюльен утвердительно кивнул, не сводя тревожного взгляда с двери. Какое несчастье случится на этот раз? Ему хотелось встать и проверить, не разгуливает ли кто-нибудь поблизости? Но Жюстина толкнула его, опрокинув на солому. Потом улеглась на него, и вскоре он почувствовал, как соломинки покалывают ему голые ягодицы.

И опять она пристально взглянула на него.

– Куда это вы так уставились? – спросила она с интересом.

– Пытаюсь увидеть что-нибудь снаружи, – запинаясь, ответил он.

– Нашел время! – воскликнула она. – Сейчас я тебе покажу кое-что получше!

Она приподнялась и встала на колени, чтобы стащить с себя платье. Под платьем у нее ничего не было. Жюльен был так поражен, что наконец оторвал взгляд от двери. Широко раскрытыми глазами он смотрел на невероятно пышную рыжую поросль, поднимавшуюся у Жюстины до самого пупка, покрывавшую ляжки и свисавшую между ног наподобие помпона. Жюстина, хорошо знавшая мужчин, не сомневалась в произведенном впечатлении. Но во взгляде Жюльена была такая оторопь, что ее это даже тронуло.

– Хочешь увидеть остальное?

И она гордо повернулась спиной, расставив ноги, чтобы показать меховую накидку, прикрывавшую ее сзади и прекрасно сочетавшуюся с муфтой, которую она носила спереди: надо полагать, руки у нее никогда не мерзли.

Вернувшись в прежнее положение, Жюстина сразу заметила немую дань восхищения со стороны Жюльена, до глубины естества взволнованного ее прелестями. Пусть дверь остается открытой! Пусть Аньес врывается сюда со всеми домашними! Все равно это не помешало бы Жюльену выразить свой восторг так наивно и так красноречиво, что Жюстина ответила комплиментом на комплимент:

– Какой вы здоровенный!

И она обрушила на это юное богатство столько пыла и столько ласк, что Жюльен не смог устоять: слишком долго он ждал, слишком много ночей провел в мечтах, неотрывно глядя на дверь!

– Осторожно! Осторожно! – простонал он вдруг.

Поздно! Жюстина приподнялась, несколько разочарованная, и увидела, что ее рыжий мех весь усыпан отборным жемчугом.

– А вы чувствительный, месье Жюльен! Ну ничего! Сейчас мы опять наберемся сил.

Она откупорила последнюю бутылку сидра и протянула Жюльену. Он отпил несколько глотков.

– Это поможет вам расслабиться! В следующий раз не будете такой нервный.

И она заставила Жюльена выпить почти всю бутылку.

Потом напилась сама и улеглась рядом с мальчиком, у которого на данный момент внутри все было тихо, если не считать бурчания в животе.

– Ну же! – подбадривала его Жюстина. – Перед тем как идти на абордаж, надо поднять флаг!

Но Жюльена сильно кренило.

– Кажется, вы заставили меня слишком много выпить, Жюстина.

Нельзя же было оставаться на месте! Жюстина изо всех сил тянула за фал, налегала на снасти и такелаж. Уж она-то знала, как управлять кораблем! Она прошла через множество испытаний: мертвые штили, затишья после бури, коварные мели! Немного терпенья, немного уменья – и можно снова пускаться в путь!

Ничего не поделаешь! Жюльен заштилел в куче соломы. Он даже храпел! Раздосадованной Жюстине пришлось завершить путешествие в одиночку, с помощью весла.

Затем она оделась и вышла из амбара, оставив Жюльена, уносимого своевольным течением.

Глава сорок шестая.
Жюльен вновь предлагает Жюстине жемчуг, но она отказывается

Было уже почти темно, когда в амбар зашла мадам Лакруа. В слабом свете лампочки, висевшей под самой крышей, она стала искать Жюльена.

– Месье Жюльен! Пора ужинать!

Нога спящего высовывалась из соломенной подстилки, и мадам Лакруа споткнулась об нее. Жюльен разом проснулся и увидел, что лежит голый, как младенец в Рождественских яслях, а перед ним стоит, улыбаясь, мадам Лакруа. В смущении он взял горсть соломы и положил на живот.

– Эту зверюшку, месье Жюльен, соломой не накормишь! – рассмеялась жена управляющего.

Она прислонилась спиной к двери, а Жюльен стал торопливо одеваться. Он стоял задом к ней, но чувствовал, что она продолжает с легкой улыбкой наблюдать за ним. В этой улыбке сквозила насмешка и еще что-то, чему он не мог дать название. Неужели она не могла смотреть в другую сторону? Чтобы выйти, ему пришлось пройти мимо нее.

– А что скажет ваша мама, если увидит это?

И она вынула из волос Жюльена две соломинки. Потом достала платок, смачно плюнула в него и провела им по лицу Жюльена.

– Теперь вы чистый, как новенький су!

Когда он пришел в столовую, ужин был окончен и все уже вставали из-за стола.

– Извините меня! Я заснул!

– Воспитанные люди в таких случаях просят, чтобы их не ждали! – сухо сказала Аньес.

– Он слишком много работает, – вступилась тетя Адель. – Жюльен, милый, иди поешь чего-нибудь на кухне!

Жюльен сожрал в холодном виде банку фрикасе из кролика в белом вине и банку цыпленка в пряном соусе. На десерт он съел две тарталетки с ежевикой. И в этот момент вошла Жюстина, неся из столовой грязную посуду. Она даже не подняла глаз на Жюльена, ей было слишком некогда. Она бросила приборы в раковину, где уже лежали пустые банки, открыла кран и начала все мыть.

Жюльен, опешив, глядел на нее: она не улыбнулась, не подмигнула ему, просто повернулась спиной и вся ушла в мытье посуды. Вилки стукались о банки, пена перетекала через край раковины, а он, Жюльен, значил не больше, чем один из этих пузырьков, с треском лопавшихся в воздухе. Невероятно! Два часа назад они с Жюстиной хотели принадлежать друг другу, разве не так? Да! Принадлежать друг другу! А теперь – такая разительная перемена!

Он встал, он хотел по крайней мере объясниться с ней, заявить о своих правах, нельзя же так грубо порвать с ним, он хотел только сделать ее счастливой, она еще убедится в этом! Убедится!

Он тихонько подошел к ней сзади и поцеловал в затылок – неуклюже, но с чувством. В ответ его сердито оттолкнули.

– Но… Я думал…

– Думал? – воскликнула Жюстина. – А ты не думай!

– Но… Это было только что!

– Что было, того уже нет! Надо было суметь этим воспользоваться, приятель!

Глава сорок седьмая.
Как Жюлиа увидела у кузена соломинку, но отнюдь не в глазу

Жюльену оставалось только присоединиться в гостиной к людям своего круга. Дамы играли в бридж. У Жюлиа было преимущество. Мягкий свет лампы, сделанной из китайской фарфоровой вазы, подчеркивал белизну ее точеных пальцев. Жюльен сел на диван напротив Жюлиа и снова задумался о романтических и безответных чувствах, которые испытывал к кузине.

Пуна села рядом с ним.

– Что это у тебя тут?

– Где? – рассеянно вздохнул Жюльен.

Пуна показала пальцем. Жюлиа подняла голову и посмотрела тоже.

– Да вот же! – сказала Пуна и прыснула от смеха.

У Жюльена из ширинки торчала соломинка, он стал ее вытягивать, стараясь не привлекать к себе внимания, но теперь все смотрели на него, а соломинка оказалась длинная-предлинная, и как это он ее не почувствовал? По меньшей мере сантиметров пятнадцать. Нет, двадцать! Пуна, естественно, корчилась от смеха! А партия в бридж была прервана!

– Что происходит? – спросила тетя Адель.

– Пойду-ка я спать… Спокойной ночи! – сказала Жюлиа, вдруг вставая.

Глаза девушки сверкали так грозно, что Жюльен отвел умоляющий взгляд.

Глава сорок восьмая.
Что довело до слез мадам Лакруа, и как Жюльен захотел осушить эти слезы

Этим вечером Жюльену не спалось. Он лег в постель, долго думал о Жюлиа, долго думал о Жюстине, долго думал о женщинах вообще. Какие же они странные существа! Они обижаются, когда на них смотришь – и когда не смотришь, когда их любишь – и когда не любишь: ну как тут угадать?

А вдруг Жюстина ждет его сейчас у себя в комнате? Как узнаешь? А Жюлиа? Что могла значить для нее эта соломинка? Могло ли это быть поводом для ревности (ведь она наверное ревновала), если известно, что она уже давно потеряла к нему интерес?

Спустя некоторое время Жюльен уже был уверен, что Жюлиа скоро признается ему в верной и неизменной любви и что она только из женского кокетства делала вид, будто интересуется Шарлем.

Женское кокетство! Вот ключ к разгадке! Главное – слушать их и все понимать наоборот. Жюстина, конечно же, ждет его! А если заставить ее ждать слишком долго, она опять обидится. Значит, надо подняться к ней! Немедленно! Если уже не слишком поздно. Ведь на эти раздумья ушел целый час!

И вот он на этаже, где живут слуги, перед дверью Жюстины. (Да, а на что он решился, в конце концов? Хотя нет! Ни на что он не решился. Просто он стоит перед дверью. Уже минуту. Уже пять минут.) Может быть, стоило одеться, не появляться перед ней в пижаме. Ей это безусловно не понравится. В пижаме! Не собирается же он, в самом деле, провести с ней ночь! Он только хотел извиниться за недавний промах! Только извиниться! Возможно, лучше было бы написать ей. Да! Письмо! Женщины любят письма! Он бы все объяснил, Жюстина поняла бы и простила его. Он уже мысленно сочинял это письмо, стоя перед дверью, ибо он не двинулся с места, он еще не решился, он не мог решиться ни на что, именно поэтому ему не везло с женщинами, он это знал, он это знал…

…Кто-то взял его за запястье и осторожно потянул в сторону. Жюльен вздрогнул и обернулся. Чья-то рука закрыла ему рот, заглушив удивленное восклицание.

– Идемте! – прошептала мадам Лакруа, увлекая его в свою комнату.

И он очутился на большой кровати, обе спинки которой затрещали, когда Амели вскочила на мальчика верхом. Она сбросила ночную рубашку. Это была высокая худощавая очень смуглая женщина, ребра слегка обозначались у нее под кожей, но ее длинные тяжелые груди напоминали две полные фляги, и Жюльен был бы не прочь присосаться к их темным блестящим горлышкам.

Это утомленное тело откровенно, почти смиренно свидетельствовало о двадцати годах терпеливой скуки, двадцати годах скитаний по пустыне, где он, Жюльен, оказался, быть может, первым оазисом.

Мадам Лакруа пристально разглядывала мальчика, словно никогда раньше его не видела или желала удостовериться, что он действительно здесь, под ней, и нечто нежное и твердое, вылупившееся внизу, не приснилось ей, а существует на самом деле. Она глядела на него, тяжело дыша, она не двигалась, но кровь пульсировала в ее жилах, страсть уносила ее в бешеной скачке. Раскаленная лава вскипела в ней и вскоре выплеснулась на Жюльена.

– Вы тоже потом будете злиться? – пролепетала она.

И вдруг разрыдалась. Жюльен приподнялся на локтях, широко раскрыв глаза, в которых наслаждение постепенно уступало место изумлению.

– Понимаете, – призналась жена управляющего, – муж всегда бьет меня потом… И даже во время!

И она стала оплакивать себя, двадцать лет своих страданий! Жюльен, который еще не забыл удары ремнем, полученные от месье Лакруа, охотно соглашался, что этот человек – грубое животное. Но не в том была суть! Он подвигал задом, – инстинкт заменял ему опыт, – и в итоге Амели очень скоро увидела конец своих мук и стала содрогаться не только от рыданий.

– Птенчик в гнездышке, – сказала она, чувствуя, как конец ее мук входит в нее с нежным щебетом. Ее красивое лицо преобразилось, засияло восторгом.

Она немножко поерзала, желая убедиться, что все это происходит наяву, и Жюльен тихонько застонал.

– Не дайте ему улететь, месье Жюльен!

Это была беспокойная натура! В жизни ей достались лишь заботы и горькие разочарования, муж, который вначале бил ее, чтобы возбудиться, а потом за то, что она его возбудила, но все же она любила его, да, она любила это грубое животное, она хотела этих побоев, сама не зная, почему, а потом она увидела Жюльена, там, в амбаре, как он лежит совсем голый, нежный, словно младенец Христос, и не понимала, что на нее нашло, думала об этом весь вечер, не смогла уснуть, пошла за ним, но он уже был тут, в коридоре, он тоже не спал, и вот, и вот, и вот!

Теперь мадам Лакруа скакала на молодом человеке через темную чащу своей нелегкой жизни. Галопом! Галопом! Наконец-то чаща расступилась, впереди забрезжил свет, открылись новые горизонты! Быстрее! Быстрее! Белый зад всадницы подпрыгивал, побеждая тьму, озаряя ее блеском вновь обретенной юности!

И вдруг мадам Лакруа остановилась!

– Что случилось? – воскликнул Жюльен, находившийся в преддверии блаженства.

Мадам Лакруа не ответила. Лицо ее исказилось от ужаса. Там, впереди! Над изголовьем кровати! Месье Лакруа! В овальной раме! А рядом с ним, в подвенечном платье – она, мадам Лакруа, изменница, прелюбодейка! На фотографии им по восемнадцать лет. Какая была свадьба! Месье Лакруа тогда еще не был управляющим, он был работником на ферме, она это помнит! Помнит! Двадцать лет он неустанно трудился, чтобы стать управляющим имением Сен-Лу! Двадцать лет труда и самоотречения! Двадцать лет он первым вставал и последним ложился, наблюдал за работами в поле и на ферме, в любую погоду, в дождь, в град и в грозу! Двадцать лет насморка и эвкалиптовых ингаляций! И чего ради? К чему, для кого все эти жертвы? Для распутницы, которая изменила ему с хозяйским сыном, мальчишкой, сорванцом, изменила, как только он, Лакруа, ушел защищать родной очаг и любимое отечество! Какая подлость!

Мадам Лакруа проливала горькие слезы раскаяния. Бедная женщина превратилась в фонтан! Она источала влагу отовсюду. Неудивительно, что ее муж так часто простужался!

Внезапно она встала, не пожелав воспользоваться большой губкой, которую любезно подал ей Жюльен; губка внушала ей отвращение, словно могла ее запачкать!

– Не надо! – воскликнула она. – Мы не должны!

И отчаянно зарыдала, раздираемая между долгом и наслаждением, теснимая, с одной стороны, желанием, а с другой – совестью. Она схватила ночную рубашку и стала вытирать ею поочередно то лицо, то бедра, ибо слезы и стыд не заставили иссякнуть источник ее вожделения, а белье, увлажненное ее страстью, усиливало волнение и вызывало новые слезы, которые приходилось вытирать и здесь, и там! Терзаемая противоречивыми чувствами, она наклонилась к Жюльену и порывисто протянула руку к предмету своей страсти, но тут же, охваченная внезапным отвращением, уткнулась лицом в рубашку и разразилась бурными рыданиями.

Эти метания не ослабевали, от каждого импульса сразу возникал противоположный, превосходящий его по силе. То она жадной рукой хваталась за лекарство, способное ее исцелить, сжимала его и дергала, словно желая оторвать и забрать себе, а через мгновение в ужасе отшатывалась и взмахивала протянутой рукой, как бы негодующе отталкивая что-то. То она преклоняла колено перед маленьким идолом, божественным гостем своих недр, и касалась его трепещущими губами, целиком брала его в рот, будто собираясь проглотить, а через секунду с криком вскакивала, осознав меру своей низости, готовая отдать жизнь во искупление!

Наконец Жюльен прекратил страдания несчастной, бросив ей в лицо то, что она не хотела ни взять, ни упустить.

Глава сорок девятая,
в которой мадам Лакруа снова заливается слезами

Рубашка снова пошла в дело. Затем, видя, как убывает и исчезает причина ее страданий, мадам Лакруа решилась успокоиться. Поразмыслив, она убедила себя, что на самом деле не изменяла супружескому долгу, и на нее снизошло умиротворение. Впрочем, дилемма, вставшая перед ней недавно, была не лишена привлекательности, и она пришла к выводу, что в этом первом сражении добродетель ее укрепилась, а в дальнейших испытаниях восторжествует окончательно. Она улыбнулась, глядя на стройное юношеское тело Жюльена. Значит, вот каков он, источник ее страданий? Совсем еще ребенок! Ребенок, покорно заснувший перед закрытой дверью блаженства, не требовавший ничего большего! Мадам Лакруа снова втихомолку всплакнула, но то были слезы умиления. Она положила голову на живот Жюльена, прильнув губами к ангелочку, вздохнула и погрузилась в сон.

«Мы прибыли в расположение части в Седане, – громко и раздельно читала Аньес. – Генерал Гамель, которого я встретил сегодня утром (он тебя почтительно приветствует), дал мне понять, что долго мы тут не пробудем и что наступление неминуемо. Я не вправе сказать тебе больше. Разумеется, англичане оказались не готовы. Нам одним придется вынести на себе всю тяжесть битвы…»

Аньес вдруг отложила письмо. Жюльен, сидевший перед ней, задремал на стуле.

– Да что же это, Жюльен! – воскликнула она. – Твой отец сообщает нам, что наступление неминуемо, а ты спишь! (Пуна уже встряхивала Жюльена, пытаясь его разбудить…)

Клер сделала презрительную гримаску.

– Ребенок! – вынесла она приговор.

Жюльен утвердительно кивнул и встал.

– Что с тобой? Почему ты уходишь? – спросила Пуна.

– Я слишком устал. Пойду посплю!

А она всю неделю ждала воскресенья! Ведь по воскресеньям не работают. Жюльен мог бы провести время с ней!

Пуна пошла за ним, но увидела только, как он бросился ничком на кровать.

– Какая тоска, – сказала она, все же усевшись на кровать. – Поговорить не с кем. Даже ты стал не такой, как раньше!

– Нет, я такой, как всегда, – пробормотал Жюльен, засыпая.

– И вообще, мне скоро в пансион, а ты даже не знаешь, когда вернешься в коллеж, потому что твои кюре ушли на войну.

Жюльен повернулся лицом к стене.

– Жюльен, скажи, в чем дело? Я тебя обидела? Ты на меня сердишься?

Но Жюльен уже крепко спал. Пуне оставалось только на цыпочках выйти из комнаты.

– А я люблю тебя по-прежнему! – сказала она едва слышно перед тем, как закрыть за собой дверь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю