Текст книги "Заводная"
Автор книги: Паоло Бачигалупи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)
49
Из доков выходит целое войско сотрудников «Агрогена». Канья и ее подчиненные – почетный караул заморских демонов – вытянулись по стойке «смирно». Фаранги щурятся от тропического солнца, готовясь прибрать к рукам страну, которую видят первый раз в жизни, тычут пальцами в сторону местных девушек, галдят, гогочут. Что за неотесанный народ – ведут себя как хозяева.
– Самоуверенные-то какие, – негромко произносит Паи.
Она вздрагивает, услышав собственные мысли, но ничего не говорит, только ждет и смотрит, как Аккарат встречает этих существ. За главного у них хмурая светловолосая дама по имени Элизабет Бодри – само воплощение сути «Агрогена». На ней, как и на остальных, длинный, в пол, черный плащ, на котором поблескивают фирменные колосья. Радует одно: в этих мерзких одеждах им должно быть невыносимо жарко. Лица фарангов залиты потом.
– Вот их отведешь в банк семян, – говорит ей Аккарат.
– Вы уверены?
– Им нужны только образцы, новый генный материал. Королевству от этого тоже будет польза.
Канья рассматривает людей, которых недавно называли демонами-калорийщиками и которые теперь нагло разгуливают по Крунг Тхепу, Городу Божественных воплощений. С кораблей сгружают ящики зерна – на каждом ярко отпечатана эмблема «Агрогена» – и заполняют ими запряженные мегадонтами повозки.
Догадавшись, о чем думает Канья, Аккарат говорит:
– Прошло то время, когда мы отсиживались за своими стенами и надеялись на выживание. Пора вступить в контакт с внешним миром.
– Но семенной банк! Это же наследие короля Рамы! – не повышая голоса, протестует Канья.
– Они возьмут только образцы. Не стоит так переживать. – Аккарат приветствует очередного фаранга, пожимает ему руку на заморский манер, говорит на ангрите, указывает путь, потом поясняет своей спутнице: – Это Ричард Карлайл. С насосами наконец решено. Сегодня днем он отправит за ними дирижабли. Немного удачи, и мы успешно переживем сезон дождей. – Тут Аккарат добавляет значительно: – Ты осознаешь, ты понимаешь, чем я тут занимаюсь? Лучше пожертвовать небольшой частью страны, чем сразу всем королевством. Есть время вести войны, но есть и время вести переговоры. В полной изоляции нам не выжить. История показывает, что налаживать связи с остальным миром необходимо.
Канья в ответ сухо кивает.
За ее плечом вырастает Джайди.
– Зато Ги Бу Сена им ни за что не получить.
– По мне, так лучше отдать его, чем банк семян.
– Да, но потеря Ги Бу Сена злит их гораздо больше. – Призрак показывает на Бодри и говорит: – Вон та порядком взбеленилась, кричала даже. Совсем потеряла лицо – расхаживала туда-сюда, руками вот так размахивала, – изображает он женщину-фаранга.
Канья ухмыляется.
– Аккарат тоже был сердит. Весь день меня выспрашивал, как так вышло, что мы позволили старику сбежать.
– Он очень хитрый.
– Кто – Аккарат?
– Нет, генхакер.
Прежде чем Джайди успевает посвятить Канью в свои соображения, подходит Бодри со специалистами по семенам, а вместе с ними старый китаец-желтобилетник. Последний замирает, вытянувшись по струнке, и, приветственно кивнув, сообщает:
– Я буду переводить для куна Элизабет Бодри.
Канья заставляет себя ответить вежливой улыбкой, попутно разглядывая прибывших. Вот до чего дошло – фаранги с желтобилетниками.
– Реальны одни перемены, – вздыхает Джайди. – Тебе не помешало бы об этом помнить. Цепляться за прошлое, переживать о будущем… Все в этом мире – страдание.
Фаранги ждут, проявляют нетерпение. Наконец Канья дает им знак и ведет по разрушенной боями улице. Издалека, со стороны якорных площадок, доносится выстрел из танкового орудия – должно быть, группа непокорных студентов, тех, чье представление о чести иное, чем у нее. Канья подзывает двоих новых подчиненных – Маливалайю и Ютхакона, если верно запомнила их имена.
– Генерал, – начинает первый, но она делает недовольное лицо.
– Я говорила – никаких генералов. Хватит этой ереси. Я капитан. Если Джайди хватало такого звания, то и мне другое незачем.
Маливалайя делает ваи, прося прощения.
Канья приказывает усадить фарангов в удобное чрево дизель-угольного автомобиля. Ей не знакома подобная роскошь, однако она сдерживает эмоции при виде этого неожиданного откровения о богатстве Аккарата. Шурша колесами, машина мчит их по пустынным улицам к Священному столпу.
Четверть часа спустя они выходят под палящее солнце. Монахи почтительно склоняют головы, признавая тем ее, Каньи, власть. Она кланяется в ответ, чувствуя себя при этом скверно: в этом самом месте Рама XII поставил министерство выше самих монахов.
Служители открывают ворота и ведут новоиспеченного генерала вместе с ее окружением вниз, в прохладное подземелье. Герметичные двери отходят вверх, с шипением от перепада давления вырывается очищенный, идеальной влажности, зябкий воздух. Температура падает, Канья сдерживает желание обхватить себя за плечи. За чередой защищенных тройной системой безопасности дверей, которые приводит в движение энергия угольных моторов, тянутся коридоры.
Терпеливо ожидающие гостей монахи в желтых облачениях почтительно расступаются перед Каньей, которая напоминает Бодри:
– Не заденьте их случайно, они дали обет не прикасаться к женщинам.
Желтобилетник переводит. Вслед за резкими звуками незнакомого языка она слышит взрыв смеха, но заставляет себя не обращать внимания. Чем ближе банк семян, тем возбужденнее голоса Бодри и ее генхакеров. Китаец даже не поясняет их нелепые возгласы, но по довольным лицам все ясно и без слов.
Канья ведет их все глубже в подземелье, к хранилищу, а по пути размышляет о том, что такое преданность. Лучше расстаться с конечностью, чем с головой. Тайцы практичны, поэтому пока другие страны гибнут, королевство продолжает существовать.
Белесые глаза фарангов алчно ощупывают полки, заставленные вакуумными контейнерами с тысячами семян, каждое из которых – линия обороны страны от заморских демонов. Перед пришельцами лежит истинное сокровище королевства. Их трофей.
Когда бирманцы осадили Аютию, город сдался без боя. Теперь происходит то же самое. Потоки крови и пота, бесчисленные смерти и тяжкий труд, подвиги святых спасителей семян и мучеников вроде Пхра Себа, девочки, отданные в рабство ги бу сенам, – все, что было, кончилось бесславно: ликующие фаранги стоят в самом сердце королевства, вновь преданного министрами, которым наплевать на честь короны.
– Не переживай ты так, – говорит Джайди, коснувшись ее плеча. – Мы все вынуждены мириться с собственными неудачами.
– Простите. Простите меня за все.
– Давно простил. У каждого из нас есть обязательства перед теми, кто стоит выше. Это камма свела тебя с Аккаратом раньше, чем со мной.
– Представить не могла, чем все закончится.
– Да, страшная потеря… Но даже теперь можно все изменить.
Один из ученых ловит на себе быстрый взгляд Каньи и что-то говорит Бодри – то ли ехидно, то ли озабоченно. На плащах в отблесках электрических ламп играют пшеничные колосья.
– Что бы ни происходило, ее величество королева всегда остается на троне.
– И что толку?
– Разве не лучше, если тебя будут помнить так же, как тех крестьян из Банг Раджана, которые встали на защиту Аютии, зная, что война проиграна, и недолго, но сдерживали наступление бирманцев? Или хочешь быть как те трусливые придворные, которые принесли в жертву свое королевство?
– Это все честолюбие.
– Возможно. Но открою тебе правду: на фоне всей истории Аютия – песчинка. Разве тайцы не пережили ее разграбления? Разве не было сотен таких же историй? Разве не остались в прошлом бирманцы? А кхмеры? Французы? Японцы, американцы, китайцы? Калорийщиков разве не пережили? Не сопротивлялись им успешно, когда другие государства сдавались? Кровь и плоть нашей страны – народ, а не этот город. Народ носит имена, данные ему династией Чакри, народ – вот что важнее всего. А придает ему сил этот самый банк семян.
– Но ее величество заявляла, что мы всегда будем защищать…
– Король Рама и гроша ломаного не давал за Крунг Тхеп. Только из-за своей заботы о нас он создал символ, который бы мы защищали. Но важен не город, важен народ. Что толку от города, если его жители – рабы?
Она дышит часто, взволнованно, холодный воздух дерет горло.
Бодри что-то произносит, и генхакеры начинают вопить на своем жутком наречии.
– Действуй, как я, – говорит Канья Паи, достает пружинный пистолет и в упор стреляет в голову женщине-фарангу.
50
Голова Элизабет Бодри, дернувшись, заваливается назад. Облако мельчайших красных капель оседает на новенькой одежде Хок Сена. Под взглядом генерала белых кителей старик немедленно падает на колени рядом с телом заморского демона и в знак повиновения делает кхраб. Мертвые глаза светловолосого создания удивленно смотрят прямо на него. Вдоль стен стрекочут диски, кричат люди.
Внезапно наступает тишина.
Генерал рывком поднимает старика на ноги и тычет в лицо пистолетом.
– Не надо, – лопочет Хок Сен по-тайски, – я не такой, как они.
Дама в белом кителе, посмотрев внимательно, резко кивает, отталкивает его к стене – тот немедленно притихает в углу – и начинает отдавать хлесткие приказы. Тела агрогеновцев быстро оттаскивают в сторону. Хок Сен удивлен тем, как ловко эта неулыбчивая женщина управляется со своей командой. Она подходит к монахам – хранителям банка семян, почтительно делает кхраб и что-то быстро говорит. Несмотря на этот символ уважения к их духовной власти, совершенно ясно, кто здесь на самом деле главный.
Старик холодеет от ужаса, когда слышит, какие именно приказы она отдает – замыслила страшные, недопустимые разрушения, однако монахи послушно берутся задело и вскоре непрерывным потоком идут из подземелья. Генерал распахивает двери, скрывающие за собой целые арсеналы, и распределяет отряды: один – к Большому дворцу, другой – к насосу Коракот, третий – к шлюзу в Клонг Той.
Отдав указания, она мельком смотрит на Хок Сена, который съеживается под ее взглядом – после всего услышанного его вряд ли оставят в живых.
Тем временем монахи торопливо снимают с полок контейнеры с семенами, уходят, в помещение вбегают все новые и новые, аккуратно ставят ящики на пол – один за другим, ряд за рядом. Зерна, которым многие сотни лет, которые время от времени берут, чтобы прорастить в совершенно изолированных от внешнего мира помещениях, а затем вернуть на место; коробки, хранящие тысячелетнее мировое наследие.
Река бритоголовых людей в шафрановых одеяниях безостановочно складывает контейнеры себе на плечи и выносит главную драгоценность своего народа прочь из подземелья. Хок Сен завороженно следит за тем, как богатейший генетический материал исчезает во внешнем мире. Снаружи едва слышны песнопения – монахи благословляют замысел, несущий разрушение и обновление.
Белый генерал снова смотрит на старика. Тот не опускает голову, не хочет пресмыкаться. Пусть его убьют – убьют, иначе и быть не может, – но он не покажет страха. Хотя бы умереть надо с достоинством.
Однако дама, презрительно скривившись, лишь кивает ему на открытую дверь.
– Беги, желтобилетник. Этот город больше не сможет тебя укрывать, – говорит она и снова показывает на выход.
Хок Сен глядит удивленно, замечает на ее губах тень улыбки, торопливо делает ваи, вскакивает и бежит по тоннелям навстречу горячему уличному воздуху, проталкиваясь сквозь реку людей в шафрановых одеждах. Оказавшись на поверхности, поток монахов разделяется на несколько ручейков, которые текут к разным выходам, по пути разбиваясь на все меньшие и меньшие группы, на небольшие отряды, у каждого из которых своя цель, свое давно подготовленное место в далекой глуши, тайное укрытие, оберегаемое Пхра Себом и духами предков; место, куда не добраться калорийщикам.
Хок Сен, еще на мгновенье задержав взгляд на людях, непрерывно выходящих из семенного банка, бежит на улицу.
Заметив его, подъезжает рикша.
– Куда?
Старик, уже сидя в повозке, лихорадочно размышляет. Якорные площадки – только оттуда можно наверняка сбежать от подступающего хаоса. Ян гуйдзы Ричард Карлайл скорее всего еще там – он и его дирижабль, который летит в Калькутту за угольными насосами для королевства. В воздухе точно будет безопаснее – только надо застать заморского демона до того, как он поднимет последний якорь.
– Так куда едем?
«Маи».
Хок Сен мотает головой – теперь-то зачем не дает покоя мысль о девочке? Он ничего ей не должен. Какая-то рыбачка, никто. Но ведь вопреки здравому смыслу старик почему-то позволил Маи остаться рядом, пообещал взять себе в прислугу, уберечь от бед – ничтожная, но все-таки плата за помощь. Однако то было раньше, когда он планировал сбежать с деньгами калорийщиков, а значит, и тот уговор теперь не действует. Поймет.
– На якорные площадки. Гони. Опаздываю.
Рикша кивает и давит на педали.
«Маи».
Хок Сен проклинает себя. Ну что за идиот! Почему никогда не может сосредоточиться на главном? Почему его вечно что-то отвлекает, а в итоге прахом идут все планы спокойной и безопасной жизни?
Злясь на себя, злясь на Маи, он командует:
– Нет, подожди. В другое место. Сперва к мосту Крунгтон, потом на якорные площадки.
– Это же совсем в другую сторону.
– А я, по-твоему, не знаю?
Рикша притормаживает, разворачивает повозку в ту сторону, откуда только что приехали, встает на педалях и снова набирает ход.
На улицах наводят порядок, бурлит пестрый город – город, который не подозревает о неминуемой гибели. Велосипед скользит по залитым солнцем дорогам, рикша плавно переключает скорости и все быстрее и быстрее везет старика к девочке.
Хок Сен успеет, если только ему очень повезет, поэтому он молится об удаче, о том, чтобы хватило времени забрать Маи и не упустить дирижабль. Будь старик умнее – взял бы, да и сбежал один.
А он молится об удаче.
Эпилог
Дамбы разрушены, насосы взорваны; шесть дней – и Город Божественных воплощений мертв. С балкона высотки, в которой расположены лучшие в Бангкоке апартаменты, Эмико наблюдает за тем, как море стремительно заполняет улицы. От Андерсона-самы осталась лишь телесная оболочка. Пока гайдзин не испустил дух, девушка выжимала воду ему в рот, а он приникал к мокрой тряпке, как ребенок к груди, и просил прощения у видимых лишь ему призраков.
Услышав мощные взрывы на краю города, Эмико не сразу поняла, что происходит, но когда в воздух над плотинами, извиваясь гигантскими нагами, поднялись двенадцать столбов дыма, стало ясно: насосы Рамы XII, спасавшие от наводнений, уничтожены и жизнь города опять под угрозой.
Три дня Крунг Тхеп пытались спасти, но пришли муссоны, и все попытки сдержать наступающий океан были оставлены. Полил дождь, мощные потоки смыли с улиц пыль и мусор, закружив и подняв над землей каждую щепочку. Из домов, держа над головами пожитки, хлынули люди. Медленно наполняясь водой, Бангкок превращался в огромное озеро, волны которого стучали в окна третьих этажей.
На шестой день ее величество объявила, что священный город решено оставить. Сомдета Чаопрайи больше нет – только королева и сплотившийся вокруг нее народ.
Белые кители, всего несколько дней назад ненавидимые и презираемые, теперь повсюду – выводят людей на север, а командует ими новый Тигр, странная неулыбчивая женщина – как говорят, одержимая духами. Она настраивает подчиненных на самоотверженную работу, на спасение стольких жителей Крунг Тхепа, сколько вообще возможно спасти. Когда доброволец в белой форме проходит по коридорам здания и предлагает пищу и чистую воду, Эмико сидит тихо. Город гибнет, но доброе имя министерства природы восстановлено.
Бангкок пустеет, на смену велосипедному звону и крикам торговцев приходят плеск океанской воды и вопли чеширов. Иногда Эмико думает, что она – единственное здесь человеческое существо. Заведя однажды радио, девушка узнает, что столицу переносят в Аютию, которая стоит выше уровня моря, что Аккарат остриг голову и ушел в монахи искупать свою вину, так как не смог защитить город. Но все это от нее очень далеко.
В сезон дождей жизнь Эмико делается сносной – вода теперь повсюду, пусть застойная, воняющая отходами миллионов людей, но вода. Она находит лодочку и плавает на ней по заброшенному городу. Льет каждый день, и девушка подставляет свое тело под струи, которые смывают воспоминания о прошлом.
Эмико добывает пропитание, копаясь в мусоре и охотясь, ест чеширов, голыми руками ловит рыбу – с ее стремительными движениями метко проткнуть карпа одним ударом не составляет труда; сытно ест и спокойно спит – когда кругом вода, перегрева можно не бояться. Подходящее для Новых людей место виделось ей другим, но и это вполне подходит.
Она украшает квартиру – как-то раз переплыла широкое устье Чао-Прайи и навестила фабрику «Мисимото», где некогда работала. В разрушенном здании нашлось несколько сувениров, напоминающих ей о прошлом: сорванные со стен панно с иероглифами и традиционные чайные чаши – тяван.
Пару раз встречались люди: по большей части искали пропитание, и им не было дела до странно подергивающегося создания, которое скорее мерещилось, чем ясно виделось, но были и те, кто в беззащитной на первый взгляд девушке усматривал добычу. Этих Эмико успокаивала быстро и так гуманно, как только умела.
Дни идут за днями. Она уже настолько привыкла к своей спокойной жизни искателя пропитания в водном мире, что когда за стиркой на балконе третьего этажа ее застают незнакомый гайдзин с девушкой, встреча оказывается для нее полной неожиданностью.
– Это еще кто?
Эмико вздрагивает, чуть не падает с перил, спрыгивает на пол и, шлепая по воде, убегает в безопасный сумрак заброшенной квартиры.
Лодка гайдзина утыкается в балкон.
– Саватди кхрап!..Здравствуйте!..
Человек стар, кожа вся в пятнах, живо блестят умные глаза. На лице гибкой смуглой девушки играет мягкая улыбка. Облокотившись о перила, они всматриваются в темную комнату.
– Не убегай, малышка. Мы совсем не опасны. Я так вообще не могу ходить, а Кип у нас – натура кроткая.
Эмико ждет, но пришлые никак не уходят и продолжают упорно ее высматривать.
– Пожалуйста, покажитесь, – просит девушка.
Вопреки здравому смыслу Эмико выходит им навстречу, осторожно шагая по щиколотку в воде. Она уже давно и ни с кем не разговаривала.
– Дергунчик! – ахает Кип.
Старика это словечко веселит.
– Но сами себя называют Новыми людьми. – В его голосе нет неприязни. Гайдзин показывает две тушки чеширов: – Не желает ли юная госпожа с нами отобедать?
Эмико показывает на балконную ограду, к которой под водой привязан ее сегодняшний улов.
– Мне ваша помощь не нужна.
Старик замечает нанизанных на веревку рыб и смотрит уже по-новому, с уважением.
– Действительно не нужна. Если только вы не иной модели, чем я думаю. – Он просит ее наклониться поближе. – Здесь живете?
Эмико показывает наверх.
– Чудесная у вас недвижимость. Мы с удовольствием бы отужинали с вами сегодня вечером. Если чеширы вам не по вкусу, то и рыбы отведаем с радостью.
Она неуверенно пожимает плечами. Ей одиноко, а старик с девушкой на вид безобидны.
Темнеет. Костер из мебели разводят на балконе ее квартиры и жарят рыбу. В прорехи облаков выглядывают звезды. Под ними лежит темный лабиринт города. Когда с ужином покончено, гайдзин придвигает свое израненное тело к огню, а девушка ему помогает.
– Вот объясните, что тут делает пружинщица?
– Меня бросили.
– Нас тоже. – Старик с помощницей обмениваются улыбками. – Впрочем, полагаю, этот отпуск скоро подойдет к концу и меня вновь будут ждать прелести генетических войн и интриг вокруг калорий, поскольку, надо думать, белые кители опять найдут мне применение, – заканчивает он уже со смехом.
– Вы генхакер?
– Надеюсь, больше чем просто взломщик генов.
– Вы говорили, что знакомы с моей… моделью.
Ухмыльнувшись, старик подзывает помощницу, как ни в чем не бывало проводит ей ладонью по ноге снизу вверх и при этом не сводит глаз с Эмико, которая видит, что та одновременно и девушка, и мужчина. Кип, угадав ее мысли, улыбается.
– Я читал о таких, как вы. О генах, о воспитании… Встать! – внезапно рявкает он.
Не успев ничего понять, Эмико уже стоит на ногах, дрожит от страха и непреодолимого желания подчиняться.
Старик качает головой:
– Жестоко с тобой обошлись.
– А еще сделали сильной. Я могу причинить вам боль. – Пружинщица кипит от злости.
– Верно, можешь. Создатели спрямили некоторые углы, обходные пути есть, хотя и скрыты воспитанием. Взять это ваше желание повиноваться – откуда его взяли, не знаю. Может быть, от лабрадоров. Но почти во всем остальном вы превосходите людей. Быстрее, умнее. Лучше видите и слышите. Вы покорны, зато не боитесь болезней вроде тех, что у меня. – Он показывает на исполосованные шрамами гноящиеся ноги. – Вам везет.
– Так вы один из моих создателей?
– Не совсем, но что-то вроде того. Мне знакомы ваши секреты – так же как секреты мегадонтов и пшеницы «Тотал Нутриент». – Старик кивком указывает на тушки чеширов: – Вот об этих кошках я знаю все. Если бы захотел, заложил бы в них генетическую бомбу, которая уничтожит их маскировку – несколько поколений, и они опять станут своей предыдущей, менее успешной версией.
– Вы действительно бы так поступили?
– Нет, – смеется старик. – Такими они мне симпатичнее.
– Ненавижу людей вроде вас.
– Потому что тебя создали мне подобные? – Он снова хохочет. – Надо радоваться, что встретила меня. Ближе к богу быть невозможно. Ну же, разве тебе не о чем просить бога?
Эмико хмуро кивает на чеширов:
– Будь вы моим богом, первыми сделали бы Новых людей.
Эта мысль веселит старого гайдзина.
– Я бы с удовольствием.
– Мы бы тогда взяли над вами верх – вот как чеширы.
– Вы и сейчас можете – ни пузырчатой ржи, ни цибискоза не боитесь.
– Не можем. Мы не способны размножаться, и в этом зависим от вас. – Она шевелит рукой, показывая прерывистые марионеточные движения. – Я помечена. Мы всегда помечены и заметны не хуже десятируких или мегадонтов.
– Ерунда. Эти ваши движения не принципиальны. Нет особой причины, почему их нельзя устранить. А вот стерильность… Ограничения снять можно, их устроили ради безопасности, и на то были причины, но необходимости в них нет, хотя из-за некоторых создавать вас труднее. Все в вас поправимо. – Гайдзин улыбается. – Когда-нибудь все станут Новыми людьми. Вы еще будете смотреть на нас, как мы на бедных неандертальцев.
Эмико молчит. Потрескивает костер. Потом она спрашивает:
– Вы знаете, как это сделать? Можете дать мне такую же способность к размножению, как у чеширов?
Старик и Кип переглядываются.
– Так можете или нет?
– Твое нынешнее устройство мне не изменить. У тебя даже яичников нет. Ты способна дать приплод не больше, чем твоя кожа.
Эмико подавленно замолкает.
Старик снова хохочет:
– Выше нос! Женские яйцеклетки как источник генетического материала мне и так никогда особо не нравились. Пряди волос вполне хватит. Тебя уже не изменить, а вот твоих детей – в генетическом, не в физическом смысле – их можно сделать фертильными. Они станут частью естественной природы.
У Эмико сердце из груди выпрыгивает.
– Вы действительно можете это сделать?
– Да. Конечно, могу. – Мыслями гайдзин уже где-то далеко. На его губах играет улыбка. – Могу и это, и много чего еще.
