Текст книги "Борьба без проигравших"

Автор книги: Памела Бэрфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава вторая

Увидев Элизабет, он сразу же понял, что она не спала. Веки у нее набрякли, вокруг глаз образовались красные круги, она часто моргала, как это бывает при переутомлении.

Вот и хорошо. Он надеялся, что она провела эти несколько часов в безумной тревоге за свою судьбу, гадая, кто это чудовище, во власти которого она оказалась.

Ее слова разбили его надежды:

– Доброе утро, Калеб.

Немного помолчав, Калеб спокойно ответил:

– Доброе утро, Лиззи.

Затем он отстегнул наручник. Ладно, одну загадку она разгадала. От этой куколки только и жди сюрпризов.

– Как спалось?

– А я не спала. У меня было более приятное занятие: я вычисляла, на сколько лет тебя засадят за похищение.

Элизабет слегка поморщилась от боли, потому что он сжал ее пальцы вокруг наручника, и она уже не могла массировать запястье. Чтобы быть жестоким с Лиззи Ланкастер, Калебу стоило лишь вспомнить, что эта женщина сделала с его братом.

– Ты не в форме, Рэмбо, – насмешливо сказала Элизабет.

В ее глазах появился суровый блеск. Калеб увидел, что за это короткое время ее ужас сменился холодной ненавистью. Этого он и добивался.

Калеб понимал, что Элизабет будет искать способ добраться до своего пистолета. На ее месте он сам поступил бы так же.

– Отсюда ты не выберешься. Даже и не мечтай, – сказал он. – Кроме того, здесь ты ничего подходящего не найдешь. Ни ножа, ни стекла. И никаких тяжелых тупых предметов. Конечно, ты можешь попытаться удавить меня шнуром от лампы. Это будет забавно. – Он посмотрел на нее сверху.

– Вот так-то, милочка. Лично я не сторонок традиционных способов: рукоприкладства, круглосуточных допросов, издевательств, угроз, бессонницы, заключения в одиночную камеру… Это, конечно, быстрый, но жестокий способ, и я считаю, что он больше создает проблем, чем решает.

Калеб чуть было не рассмеялся при виде удивленного и недоверчивого выражения ее лица.

– Ты собираешься депрограммировать меня?!

Элизабет сидела, выпрямившись на кровати.

Блестящие темные волосы, вся раскраснелась, красивая полная грудь, плотно обтянута ночной рубашкой… Она была похожа на прекрасную нимфу. В эту минуту Калеб понимал, почему его брат потерял голову из-за этой женщины.

– Долго же до тебя доходило, – ответил он. – Я уверен, что Лу набил твою голову страшными историями о депрограммировании. Но, на твое счастье, я человек цивилизованный. Я предпочитаю просто предоставить тебе возможность прийти в себя. – Калеб пожал плечами. – Все зависит от тебя, Лиззи. От того, как ты будешь себя вести.

– От того, как я буду себя вести?

– Давай будем сотрудничать, и тогда все уладится быстро и безболезненно. Мы можем, не спеша, обсудить твое глупейшее решение вступить в коммуну. Кто знает, может, в конце концов, ты будешь благодарна мне.

По выражению ее лица Калеб понял: чего-чего, а благодарности он дождется не скоро.

– Конечно, если ты предпочитаешь вступить со мной в борьбу или попытаешься бежать, тогда я буду действовать силой. – Калеб помахал перед ней наручниками. – Мне это не трудно, но для тебя не слишком приятно, так что подумай хорошенько.

Элизабет откинула одеяло и поднялась с постели. Она была высокого роста, но, конечно же, все равно ниже его.

– Кто нанял депрограммиста, чтобы следить за мной? – спросила она. – Я никому не говорила, что собираюсь вступить в «Авалон». И даже если бы сказала, ни одной живой душе до этого нет дела.

Калеб вскинул бровь.

– Вот тут ты права, Лиззи. Душа, о которой идет речь, уже покинула этот мир.

Элизабет глубоко вздохнула и отвела глаза.

– Дэвид никогда бы не разрешил тебе поступить со мной подобным образом, – сказала она чуть слышно.

– Почему же? Потому что он слишком сильно тебя любил? – усмехнулся Калеб.

Элизабет посмотрела на него не то печально, не то виновато.

– Да, – еще тише ответила она.

Он сжал наручники так сильно, что у нее свело пальцы.

– Дэвид умер, Лиззи. Он любил тебя, несмотря на все то, что ты с ним сотворила.

Он вплотную подошел к ней, но Элизабет не сдвинулась с места.

– Тебе доставляет наслаждение водить мужчин за нос и прикидываться, будто ты влюблена…

– Это Дэвид тебе сказал?

– Не будем продолжать этот разговор, милочка. Мне он действует на нервы. А уж если я переступлю черту…

На лице Элизабет отразилось разочарование. Калебу казалось, что она была готова выложить ему свои маленькие хитрости и лживые увертки – все, что она должна была придумывать последние несколько месяцев, чтобы оправдать свое бессердечное отношение к человеку, который любил ее до безумия… и, в конечном счете, не смог жить без нее. К удивлению Калеба, она просто спросила:

– Какое отношение ко всему этому имеет Дэвид?

– Если бы это зависело от меня, то я оставил бы тебя прозябать в этой проклятой коммуне, и скатертью дорога!

Она молча смотрела на него, ожидая объяснений.

– Но Дэвид позвонил мне и заставил поклясться. У Лиззи нет родных, сказал он, и никто о ней не позаботится. Он взял с меня слово, что я позабочусь о тебе, если с ним что-нибудь случится.

– Боже мой! И ты согласился?

– Я только старался его успокоить. Откуда мне было знать, что он собирается повеситься?

– И заставить тебя сдержать обещание.

– Он был так возбужден, что я мог на все согласиться, лишь бы Дэвид успокоился. Я пытался образумить его, просил вернуться домой, но он все твердил, что у него там какое-то важное дело. – В голосе Калеба зазвучала сталь. – А теперь мы знаем, что это было за дело.

Калеб сжал челюсти при воспоминании о бессвязных словах Дэвида, о том, как тот перескакивал с одного на другое во время их последнего разговора. Младший брат всегда был эмоционально уязвим, но после жестокого отказа Лиззи он совсем потерял голову. Так он связал свою судьбу с «Авалоном», который вовсе не являлся прибежищем для людей разумных и уравновешенных.

Когда Калеб узнал о смерти брата, он не поверил в самоубийство. Однако, немного успокоившись, вынужден был признать, что это похоже на правду.

Очевидно, Дэвид вступил в «Авалон» в отчаянной попытке забыть Лиззи, начать новую жизнь и постараться найти цель существования. К несчастью, было уже слишком поздно. Может быть, Дэвид намекал Калебу о своих намерениях, когда заставил пообещать заботиться о Лиззи, если с ним самим что-нибудь случится?

Калеб не хотел себя обманывать. Все указывало на самоубийство. Единственной виновницей смерти Дэвида была Лиззи Ланкастер.

– Калеб, – произнесла Элизабет на удивление мягко, – почему ты не сделал этого с Дэвидом? – Она указала на себя, на комнату, на кучку вещей в углу. – Почему ты просто не пришел и не забрал его оттуда?

Калеб глубоко вздохнул и горько усмехнулся. Если бы он не засмеялся, то зарыдал бы.

– Потому что похищение людей противозаконно. Тогда мне это казалось слишком крутой мерой. Я все время твердил себе, что он разумный человек и сам разберется, что к чему.

Но он не смог. А потом было уже поздно. Какая жестокая ирония: похищение Дэвида – это как раз то, чему Калеба обучали как оперативника спецназа, где он был одним из лучших. Но когда дело дошло до спасения его собственного брата…

Обхватив себя руками, Лиззи смотрела ему прямо в лицо.

– Если Дэвид просил тебя заботиться обо мне, не мог же он иметь в виду это… – Она замотала головой, как бы отбрасывая от себя воспоминания о событиях последних нескольких часов. – Я вполне дееспособна и освобождаю тебя от всякой ответственности за мою жизнь.

– Нет, Лиззи, этот номер не пройдет. Я дал клятву своему брату. Своему маленькому братишке, который погиб из-за тебя. Видит Бог, ты не заслуживаешь ни секунды моего внимания и заботы, так же как не заслуживала и его любви. Но это мы не будем обсуждать. Я обещал уберечь тебя от опасности. Это значило, что тебя нужно забрать из «Авалона» и депрограммировать. Поэтому ты здесь и останешься. Разумеется, ты не покончила бы с собой, как Дэвид, но существует множество других опасностей. Во-первых, наркотики, а во-вторых, ты слышала когда-нибудь о СПИДе?

– Ошибаешься, Калеб. По-настоящему я не являюсь членом коммуны.

В ответ Калеб лишь засмеялся.

– Послушай, я пришла туда, чтобы узнать, почему погиб Дэвид. Я думаю, что его…

Он схватил ее за плечи, грубо повернул к себе спиной и сдернул лямку ночной рубашки с ее плеча. Вот оно! На правой лопатке у нее была крошечная татуировка в виде солнца – обязательный знак для членов «Авалона». Вождь коммуны, англичанин по имени Грэхем Хойт-Гейнс, называл себя Лу в честь древнего кельтского бога солнца.

Лиззи ухватилась за лямку, чтобы рубашка с нее не соскользнула.

– Дай я тебе объясню…

– Заткнись! Оставь свои байки для влюбчивых дурачков вроде моего брата.

Калеб провел пальцами по татуировке и почувствовал, как Элизабет вздрогнула. Она вырвалась и натянула лямку на плечо. Когда она снова подняла на него глаза, их выражение было враждебно-ядовитым.

– Даже если предположить, что ты говоришь правду, – заметил Калеб, – хотя эту ложь противно слушать, тогда ты находишься в еще большей опасности. Ты об этом подумала? Ты лезешь в «Авалон», суешь свой нос куда не следует. Для меня это лишний повод оставить тебя здесь и сдержать свое обещание.

По выражению ее лица он понял, что Элизабет не подумала о таком повороте.

– Рассуди сама, Лиззи. Мы связаны друг с другом моей клятвой. По крайней мере, до тех пор, пока я не буду уверен в том, что ты решила уйти из коммуны и стать прежней милой деточкой. – В его голосе звучал сарказм. – И ты уж, милочка, постарайся сыграть эту роль получше. Я не очень доверчив.

Элизабет выпрямилась и вздернула подбородок.

– Если ты отпустишь меня прямо сейчас, я прощу тебя. Но, клянусь Богом, Калеб, если ты будешь удерживать меня силой, я не успокоюсь, пока ты не окажешься за решеткой.

Ее угрозы не произвели никакого впечатления. Калеб не собирался ее отпускать. Он должен быть уверен на сто процентов, что она полностью депрограммирована. А к тому времени Элизабет будет только благодарна ему за спасение. Калеб кивнул в сторону вещей и коробок, сваленных на полу.

– Собери свое барахло и спускайся в кухню в семь ноль-ноль. – Он посмотрел на часы. – У тебя двадцать минут. Поможешь приготовить еду и прибрать дом.

Элизабет вскинула брови:

– Ничего себе! Ты меня похитил, держишь взаперти и хочешь, чтобы я изображала из себя домохозяйку? И не мечтай, Рэмбо.

Калеб пожал плечами:

– Тебе выбирать. Кто не работает, тот не ест. И сидит прикованный. – Он побренчал наручниками.

Она довольно долго выдерживала его взгляд, словно раздумывая. Потом решительно прошла к коробкам. Она заглянула в каждую и поморщилась, увидев, что все в них перерыто. Она оставила свои вещи в полном порядке.

– Я там кое-что конфисковал, – сказал Калеб.

– Догадываюсь. Ножи, стекло и тяжелые предметы, – сухо сказала она и внимательно оглядела комнату.

– Ты начинаешь понимать. Я уверен, мы с тобой прекрасно поладим.

Он уже направился к двери, но Элизабет спросила:

– А где мои лекарства?

– Лекарства? – Калеб нахмурился. – Какие еще…

Потом до него дошло, и он разразился хохотом.

Ну, умница! Изобретет подходящую болезнь, и он будет вынужден освободить ее.

Заметив, как она побледнела, Калеб вдруг умолк.

Элизабет тяжело опустилась на край кровати и закрыла лицо руками.

– Они остались в моей комнате в «Авалоне». Ты забрал вещи из моей комнаты?

– Милочка, я же не пригонял туда багажный фургон. Единственный груз, который был мне нужен, чистил унитазы в час ночи.

Да, это была ее обязанность после целого дно тяжелой работы. Если бы он не похитил ее, она, возможно, уработалась бы до смерти.

Лиззи удивляла Калеба. Теперь, когда они встретились лицом к лицу, он не мог не удивляться тому, что такая женщина вступила в «Авалон». Она обладает мужеством, это он должен признать. И она сообразительна. Ее образ совершенно не вязался с его представлениями о безмозглых красотках из «Авалона».

– Хочу дать тебе совет, Лиззи. Мы с тобой поладим гораздо лучше, если ты оставишь все свои хитрости и будешь со мной откровенна.

Калеб сделал шаг, чтобы выйти из комнаты, но, сам не зная почему, остановился и облокотился на косяк двери. Он стоял, проклиная самого себя. Потом обернулся к Элизабет.

– Ладно, – сказал он сердито. – Выкладывай. Какие там у тебя лекарства?

– Бета-блокер. Я принимаю его каждый день.

– Бета-блокер? Разве это не от сердца?

– От мигрени.

Калеб испустил вздох облегчения.

– Так все дело в простой головной боли? Элизабет мрачно взглянула на него.

– Это не простая головная боль. От нее слепнешь, от нее сходишь с ума. Назвать это головной болью все равно, что назвать прободную язву расстройством желудка. Кроме бета-блокера, у меня есть еще два лекарства. Одно – чтобы остановить мигрень, когда она только начинается, а другое – сильно действующее обезболивающее. Я его принимаю, когда первые два не помогают. – В ее огромных глазах вспыхнула надежда. – Ты можешь получить рецепт. Телефон моего врача…

– Вот еще! Как только я буду уверен, что с тобой все в порядке, ты вылетишь отсюда. Ну а если тебе придется несладко… что ж, это будет только справедливо.

Если бы он ударил ее, она не была бы так уязвлена. Но и Калеб чувствовал себя как на иголках. Он постоянно напоминал себе о Дэвиде и о том, что Лиззи с ним сделала. Но сейчас это не помогало.

Элизабет с видимым усилием взяла себя в руки. Она встала, подошла к небольшому комоду на низких ножках и принялась поднимать свои вещи и складывать их в пустые ящики комода.

– Двадцать минут, Лиззи, – напомнил Калеб и вышел.

Элизабет уныло брела по усыпанной листьями тропинке до тех пор, пока деревья перед ней не расступились и не открылась поляна, на которой стоял дом Трентов. Дом, ставший ее тюрьмой.

Дэвид рассказывал ей, что двадцать шесть лет назад, когда умер отец, мать продала их шикарную квартиру на Сентрал-Парк-Саут в Манхэттене и поселилась в загородном доме к северу от Нью-Йорка. В своем параноидальном стремлении к одиночеству она установила проволоку под напряжением на высоком каменном заборе, огораживающем этот покрытый лесом участок в двадцать акров, и никогда не выходила за его пределы.

А теперь Элизабет и Калеб были единственными обитателями просторного двухэтажного бревенчатого дома. Проволока на заборе до сих пор находилась под напряжением, и Элизабет, после того как обошла весь участок по периметру в напрасной надежде увидеть или услышать кого-нибудь из людей, поняла, насколько надежно она изолирована. Здесь можно кричать до хрипоты, и никто ничего не услышит.

Завтрак и ленч прошли в напряженной атмосфере. Весь разговор сводился к обсуждению Лу и «Авалона». Элизабет нервничала и едва прикоснулась к еде. Но, как и было приказано, она помогала готовить еду и убирать дом.

Остальное время она была предоставлена самой себе. По-видимому, если она будет послушной и не станет начинать военных действий, похититель оставит ее в покое и даст время «прийти в себя». И Элизабет решила пока оставить все как есть. В конце концов, что она могла поделать? Надежды одолеть его силой у нее не было. Если она и сумеет убежать, то только благодаря своей хитрости.

Во время прогулки Элизабет убедилась, что Калеб действительно убрал из дома и с участка все опасные предметы. Посуда была только пластмассовая. При необходимости Калеб пользовался большим перочинным ножом, который носил в кармане. Никаких чугунных кастрюль и сковородок на кухне не было. В аптечке отсутствовали бритвы и лекарства. В нескольких комнатах Элизабет обнаружила пустые телефонные розетки. Сарай, где хранились инструменты, и гараж были крепко заперты, так же как и подпол в кухне. Калеб держал у себя ключи от всех комнат. Он мог запереть ее в любой комнате, но было и кое-что похуже: она не могла запереться от него. Из-за этого она не спускала глаз с двери ванной комнаты, пока утром принимала душ.

После ленча Калеб уединился в своем кабинете первом этаже и занялся какими-то бумагами. Перед этим он предложил Лиззи прогуляться по дому и по парку… практически попросил ее поискать способов побега, настолько был уверен, что у нее ничего не выйдет.

Теперь Элизабет благословляла самоуверенность Калеба. Она радовалась, что может, не вызывая подозрений, обследовать все потайные уголки дома. Она спокойно поднялась на второй этаж и откинула крышку люка в потолке, которая вела на душный чердак. Среди старой мебели, одежды и игрушек она обнаружила одну очень интересную вещицу и составила план, на который теперь возлагала все свои надежды.

Солнце склонилось к западу, и подул прохладный ветерок. Элизабет поглубже засунула руки в карманы своей видавшей виды ветровки и обогнула угол дома. И резко остановилась, увидев Калеба, сидевшего на корточках у черного хода. Он ее не заметил: его внимание было поглощено тощей беременной кошкой, которую он гладил. Даже издалека Элизабет разглядела непомерно большое кошачье брюхо.

Калеб гладил ее черную шерстку и при этом тихонько напевал. Его резкие черты смягчала добрая улыбка. Элизабет внезапно вспомнила, как его шершавые пальцы вытирали слезы с ее лица прошлой ночью, когда она, связанная, испуганная, стояла, прислонившись к «лендроверу». Это было единственный раз, когда Калеб ласково коснулся ее. Почему-то мысль о том, что этот суровый десантник способен на нежность, взволновала Элизабет больше, чем воспоминание о его грубом обращении с ней.

Бездомная кошка настойчиво мяукала, и Калеб не обманул ее ожиданий. Элизабет покачала головой и улыбнулась: вот он поднялся и принес консервную банку. Кошка почуяла запах и из благодарности стала кружиться вокруг него так, что чуть не выбила банку из рук. И прежде чем Калеб успел переложить содержимое банки в пластмассовую мисочку, кошка жадно набросилась на еду, выхватывая куски рыбы прямо из банки.

Калеб наблюдал, как она ест. А Элизабет наблюдала за ним. Она видела, как переливаются могучие мускулы под свитером кремового цвета и синими джинсами. Любое его движение, каким бы легким оно ни было, напоминало о его силе и о ее беспомощности.

Калеб попробовал погладить кошку, пока она ела, но та недовольно зарычала и возмущенно задергала хвостом. Элизабет подошла поближе, и он поднял глаза. Их мягкое выражение тут же сменилось равнодушным.

Взгляд его серых глаз скользнул по ее потертой куртке с обтрепанными манжетами и сломанной молнией, по выцветшим джинсам, по изношенным кроссовкам. Выражение его лица оставалось неизменным, но Элизабет вся внутренне съежилась. Она проклинала себя за свое глупое смущение. В конце концов, Калеб рылся в ее вещах. Уж он-то знает, насколько убог ее гардероб, какие дешевые и старые все ее вещи. Даже ее любимые шелковые ночные рубашки были куплены в магазинах уцененных товаров.

Она откашлялась и постаралась улыбнуться.

– Говорят, когда начинаешь кормить бездомное животное, потом к нему привязываешься.

– Надеюсь, это не так, – ответил Калеб, смерив Элизабет неприязненным взглядом. Ее засунутые в карманы руки невольно сжались кулаки. Неужели этот сукин сын собирается все время оскорблять ее? Она открыла было рот, чтобы спросить об этом, но вовремя передумала и перевела взгляд на кошку. Она ничего не добьется, если будет противоречить. И сможет добиться многого, если усыпит его бдительность.

Кошка закончила вылизывать миску и теперь сидела и мыла язычком себя. Калеб поднялся на ноги.

– Я вовсе не хочу, чтобы эта чертова кошка стала моей собственностью, – резко сказал он. – Она здесь не останется. Кошки – животные независимые. Теперь, когда она получила, что хотела, она отправится восвояси.

Элизабет прикусила губу. И эта изголодавшаяся кошка на сносях распрощается с полюбившимся ей тунцом? Ну-ну, Рэмбо…

– Я думала, твоя мать живет здесь, – сказала она, меняя тему разговора.

– Она умерла вскоре после смерти Дэвида.

– О, Калеб, прости, я не знала!

Эти сердечные слова вырвались у нее прежде, чем она осознала, что говорит.

– Удар оказался слишком тяжелым для нее. Сердце…

Его ненавидящий взгляд говорил яснее слов. Элизабет поняла, что Калеб обвиняет ее и в этой смерти. Но ведь Дэвид рассказывал, что его мать в последнее время чувствовала себя все хуже. Конечно же, Калеб знал об этом, даже если и бывал здесь только во время отпусков.

Эта мысль заронила в ней искорку надежды.

– Ты в отпуске?

Быть может, подумала она, ему вскоре нужно вернуться на службу?

– Я расстался с армией.

Его слова удивили ее. Он расстался с армией?! Этот головорез решил сменить профессию?

Ей вспомнились две фотографии, которые она видела у Дэвида и которые помогли ей узнать Калеба. Одна из них, официальная, была вставлена в рамку и красовалась на каминной полке. На ней Калеб был запечатлен в военной форме и в берете, украшенном какой-то таинственной эмблемой. Дэвид сказал ей, что Калеб учился в Вест-Пойнте и отличился, когда был еще «зеленым беретом», а потом его взяли в Дельта-Форс, в знаменитое подразделение борьбы с террористами, где служили десантники. Там Калеб получил звание капитана.

Судя по этой фотографии, братья были не очень похожи. Калеба отличал пронизывающий взгляд светлых глаз и неулыбчивый рот с чувственными губами. Хотя разница между ними была всего восемь лет, Калеб казался намного старше: на его черты наложила печать та жизнь, которую он вел и которую Дэвид, художник-график из Манхэттена, и представить себе не мог.

Другую фотографию брата Дэвид носил в своем бумажнике. На ней Калеб довольно ухмылялся прямо в объектив. Он был в повседневной форме, в руках небрежно сжимал какое-то оружие типа автомата. Выглядел он куда более интригующе, чем красивый капитан на официальном снимке. Прямо настоящий коммандос.

– Почему ты ушел из армии?

По выражению его лица она поняла, что вопрос неуместен.

– Я не хотела быть бесцеремонной, – сухо сказала она. – Просто хотела спросить, чем ты теперь занимаешься.

Она знала, что ему вовсе не надо работать, чтобы прокормиться. Тренты были состоятельными людьми. Но почему-то Элизабет не могла представить себе этого человека в роли бездельника.

– Я даю платные консультации по безопасности. Над этим и работал сегодня.

– Другими словами, тебя нанимают для того, чтобы обезопасить себя от тех плохих ребят, которые занимаются тем же, что ты проделал со мной сегодня ночью?

Она могла поклясться, что он подавил улыбку. Калеб потянулся погладить кошку, но та отскочила в сторону и стрелой помчалась по лужайке.

– Где ты была?

– В парке.

Он внимательно посмотрел на Элизабет.

– Я не хочу, чтобы ты туда ходила.

– Ты собираешься защищать меня от львов, тигров и медведей? О Боже, как благородно!

– Ты удивишься, если узнаешь, сколько всякого оружия можно смастерить из предметов, найденных в лесу.

– Тебя этому учили в школе, Рэмбо?

Он небрежно дотронулся до ее куртки, и что-то внутри ее взорвалось.

– Нет! – Она отступила назад, гнев клокотал в ней и словно просачивался сквозь поры ее кожи. – Ты больше не дотронешься до меня.

Элизабет вонзила ногти в ладони. Она быстро оглядела его с головы до ног, выбирая цель. Видит Бог, если он дотронется до нее, она двинет по его красивому прямому носу, и пусть их договор идет к чертям собачьим!

Калеб стоял молча очень долго, опустив глаза в землю. Когда он, наконец, заговорил, голос его был ровным и спокойным:

– Хорошо. Тогда покажи мне, что там у тебя.

Он скрестил руки на груди и кивнул, требуя, чтобы она вывернула карманы своей куртки.

– Пошел ты к черту!

– Советую тебе подумать, Лиззи. Я редко иду на компромиссы.

Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

– Ну что я могу там спрятать, как ты думаешь?

Он пожал плечами.

– Камень или, может быть, острую палку.

– Камень? – Ее глаза широко раскрылись. Она похлопала себя по бокам.

Это был ее компромисс.

– Ну что, теперь ты доволен, Рэмбо? – насмешливо фыркнула она. – Нет у меня никаких камней, и тебе не грозит смерть во сне.

Он сжал челюсти.

– Не называй меня Рэмбо.

– А ты не называй меня Лиззи. – Она слегка улыбнулась. – Воображаешь, будто я стану думать о каких-то там глупых палках и камнях! Эх ты, герой! Лес полон таких интересных растений!

Элизабет помолчала, наблюдая за тем, как он это переварит. Когда он, наконец, раскрыл рот от удивления, Элизабет прощебетала с самым кротким видом:

– Ладно. Пойду-ка я готовить ужин.

И быстро проскользнула в дом.