Текст книги "Друзей не выбирают...(СИ)"

Автор книги: Овсей Фрейдзон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

  – Не знаю, у нас с мамой нет друг от друга секретов, а друзей кроме неё у меня в Израиле нет, я ведь вначале здесь занималась в школе для детей дипломатов пока выучила как следует иврит и только два года, как пошла в тихон стала вращаться среди израильтян.

  В разговор неожиданно вмешался Галь, уверенно управлявший машиной на запруженный в этот час трассе:

  – Патрисия, твой родной язык испанский?

  – Да, мы иногда с мамой и сейчас на нём разговариваем.

   – А Офер, то есть твой отец, тоже говорил на испанском?

  – Конечно, а как без этого, ведь мы жили в Чили!

  Но, он плохо знал язык, мама над ним смеялась.

  Галь закусил губу – это же надо, про жизнь лучшего друга юности он ничего практически не знает.

  – Девочка, а на какие средства вы живёте, мама работает?

  – Почти нет, несколько часов в неделю в мэрии, а какие мы получаем деньги, я не знаю.

  Собираюсь этим летом пойти подрабатывать в кафе официанткой, вот только сдам экзамен по математике.

  – А, на что ты хочешь заработать?

  – Хочу вместе с мамой побывать в Испании!

  – О, для этого работы официанткой будет маловато!

  – Хватит, тратить не буду и за два месяца две тысячи евро заработаю, я у девочек интересовалась.

  – Папа, что ты вцепился в Патрисию, а у меня ничего не спрашиваешь?

  – Габи, у тебя мать известный профессор, а отец, как ты знаешь, служит в ШАБАКе и не плохо зарабатывает, а у девочки мать почти не работает, а отца, будет ему пухом земля, уже пять лет как нет в живых.

  Глава 5

  Свернув с основной трассы на дорогу, ведущую в посёлок, где проживала его мать, Галь вдруг опомнился:

  – Послушайте, ребетня, а ваши мамы знают, что вы поехали вместе со мной сюда к бабушке?

  – Конечно, нет!

  Если бы мама знала, что ты приедешь, то никогда бы не отправилась навестить бабушку в эти выходные, ты же знаешь, что действуешь на неё, хуже, чем красная тряпка на быка!

  – Почему, тогда ты это устроил?

  – Потому что ты этого очень хочешь!

  Галь помолчал несколько секунд, пока собрался с мыслями.

  – Габи, ты не должен был этого делать, потому что своим поступком только расстроишь мать, а мои желания пусть тебя не беспокоят – я сам в своё время сломал нашу семью, мне самому её и чинить!

  Юноша усмехнулся.

  – Пап, а почему ты этого до сих пор не сделал?

   А мне приходится с самого раннего детства раздираться между вами, потому что обоих очень люблю.

  – Сынок, рядом с нами сейчас находится посторонний человек, которому нет смысла вникать в передряги нашей семьи!

  – Это Пати посторонний человек?!

  Папа, она больше в курсе всех дел в нашей семье, чем я, потому что её мама, не в пример, моей, разговаривает с ней, как с подругой!

  От вас я только и слышу – подрастёшь поймёшь, не твоего ума дело, мы сами разберёмся и так далее!

  Галь затормозил напротив ворот виллы, в которой проживала его мать и где его Веруш поклялась, не бросать своего любимого до конца их жизни.

  – Габи, сынок, поди и поинтересуйся у своей матери, вытерпит ли она моё присутствие какое-то время, если нет, то я разворачиваюсь и уезжаю...

  Парень укоризненно посмотрел на отца:

  – Пати, пойдём, нам предстоит выполнить очень сложную дипломатическую миссию, надеюсь на твою поддержку.

  И он, выскочив из машины, подал руку девушке.

  Галь, глядя сквозь густо растущую вокруг изгороди зелень, пытался рассмотреть происходящее во дворе – а ребята, похоже, не просто друзья, такое создаётся впечатление, что тут зарождается большое чувство.

  Дай бог им лучшего продолжения отношений, чем случились у них с Верой, хотя семейная жизнь Наташи с Офером явно удалась и неважно, что они долго были бездетны, и тут господь, в конце концов, пошёл к ним на уступки и подарил такую симпатичную дочь!

  При виде, входящих в калитку молодых людей, сидящие в шезлонгах с холодными напитками в руках взрослые приветливо, заулыбались.

  Габи подскочил к бабушке и покрыл её лицо и волосы поцелуями:

  – Бабулечка, как я рад видеть тебя здоровой и красивой!

  – Всё, мой мальчик, относительно, а на счёт моей красоты, явно перехватил слишком...

  – Не слишком, не слишком, тебе же не тридцать, а только пятьдесят!

  – Уймись подхалим, мне уже восемьдесят.

  Лучше, дай подойти ко мне этой очаровательной девушке, чтобы и она могла со мной поздороваться.

  Патрисия смущённо приблизилась и поцеловала пожилую женщину в щёку.

  – Здравствуй, я рада видеть тебя здоровой и весёлой!

  – Что, вам далось моё здоровье, лучше скажите, как сюда добрались?

  Молодые люди переглянулись, не решаясь озвучить просьбу Галя.

  Быстрей всех догадавшаяся о создавшемся чрезвычайном положении Наташа, повернулась к Вере:

  – Верка, он приехал к матери и имеет полное право, насладиться нашим обществом.

  Тебя никто не обязывает бросаться к нему на шею, но потерпеть его рядом просто необходимо.

  Представляешь картину – он сейчас разворачивается и на виду всего посёлка дует обратно.

  На Веру уставились четыре пары умоляющих глаз, и она сдалась:

  – А я при чём, он ведь приехал к своей матери.

  Ответом был облегчённый выдох четырёх

  благодарных дорогих ей людей.

  Счастливый Габриель бежал открывать ворота для проезда машины отца на парковочную площадку во дворе особняка, а Патрисия подошла к матери:

  – Мам, ты на меня сердишься, что я приехала сюда с Габи?

  – Нет, с чего ты взяла?

  Ты, у меня уже взрослая, сама можешь решать, куда и с кем ехать!

  Девушка обняла мать за шею.

  – Прости меня, прости, пожалуйста, я не хотела тебя рассердить и расстроить...

  – Патик, вокруг люди, не будем устраивать спектакль, но моё слово впредь, до того пока на самом деле не станешь самостоятельной, должно иметь вес для тебя.

  – Мамочка, но Габи...

  – Тебе не кажется, что ещё очень рано столько времени проводить с одним и тем же парнем, а не в большой шумной компании молодёжи?

  Девушка насупилась:

  – Мама, ты зря на меня сердишься – Габи для нас не чужой и кроме меня у него пока в Израиле нет друзей и знакомых.

  Наташа насторожилась, и Вера тоже превратилась вся в слух.

  – Дочь, что значит нам не чужой?

  – Ну, вы же с тётей Верой давние подруги, а Галь был моему папе самым большим другом.

  Кстати, Галь по дороге сюда это подтвердил и расспрашивал меня о том, как мы живём, какие у меня планы на будущее...

  Девушка рассмеялась.

  – Габи даже приревновал!

  В это время Галь заглушил мотор и вышел из автомобиля, опираясь на свою уже неизменную трость.

  Он первым делом подошёл к матери, а расцеловавшись с ней, двинулся в сторону пристально глядевших на него женщин:

  – Здравствуй, Наташа, хорошо выглядишь!

  – Здравствуй, здравствуй, ты тоже не подкачал, светишься, как новенький шекелёк!

  Галь уже отвернулся от Наташи:

  – Вера, здравствуй!

  Тебе идёт твоя новая причёска!

  – Здравствуй, Галь!

  Я рада видеть, что ты не катишься в коляске, а идёшь на собственных ногах и неважно, что опираешься на киёк!

  – Правда, рада?

  – Правда!

  Я тебе никогда зла не желала и больше того...

  Ладно, не будем продолжать эту тему.

  Как нашёл Габриэля?

  – У нас прекрасный сын, но он меня немножко расстроил, сообщив, что намерен идти в боевые части, а я ведь мог воспользоваться своими связями...

  – Не смеши, он, что не твой сын?!

  Их разговор прервал Габриэль:

  – Мам, ну, скажи тёте Наташе, чтобы не увозила сегодня Патрисию домой.

  Я только что созвонился с Ионотаном, помнишь мальчишку, живущего в этом посёлке, с которым мы когда-то сдружились, так они целой большой компанией чухают на дискотеку и нас позвали с собой!

  Мам, ну, мам, поговори с Наташей, пожалуйста?!

  Вера, как и Наташа поднялась из шезлонга – подруги некоторое время вели немой разговор глазами:

  – Натаха, они ведь едут большой компанией...

  Веру поддержал Галь:

  – Наташа, девочке ведь уже восемнадцатый год, вспомни себя в этом возрасте...

  Наташа процедила сквозь зубы:

  – Не хочу я вспоминать себя в этом возрасте и не хочу, чтобы моя дочь была похожа на меня в мои семнадцать лет!

  Ладно, побуду здесь, если ты останешься.

  И несколько глаз с тайной надеждой посмотрели на Веру.

  – Наташа, почему я должна идти наперекор всем, оставайся, пусть ребята оторвутся на дискотеке, ведь Габриэлю через месяц в армию.

  Глава 6

  Молодёжь, обрадованная удачным разрешением вопроса с дискотекой, убежала мыться и переодеваться, а Гиля поманила к себе Веру:

  – Ты не поможешь мне стол к ужину накрыть?

  – Конечно, помогу, я даже могу сама похлопотать, ведь давно уже здесь не чужая.

  – Нет, нет, ты уже забыла, где и что лежит.

  Вера догадалась, что пожилая женщина просто хочет увести её со двора, чтобы переговорить с ней наедине.

  Так и оказалось – зайдя на кухню, Гиля прижалась, своими седыми кудряшками в неизменно короткой стрижке, к груди Веры:

  – Доченька, я знаю, что он перед тобой очень виноват, но ведь Галь давно уже всё осознал и сам столько лет мается одиноким!

  Я бы тебя поняла, если бы ты к этому времени обзавелась новой семьёй, другим мужчиной, но ведь тоже мыкаешься по свету, воспитывая одна сына...

  – Мама, у меня нет столько времени, чтобы тратить его на мужчин, семью и прочие глупости...

  – Веруш, личные отношения мужчины и женщины – это не глупости – я на старости лет осталась одна и не скажу, что мне в этом положении хорошо – какой бы не был Абрашка, но с ним было гораздо веселей, спокойней, а главное, я чувствовала себя нужной.

  Я не прошу тебя забыть обиды и простить Галя, а тем более сойтись с ним, но у вас ведь общий ребёнок, который очень любит обоих родителей, смири гордыню, не старайся отца вашего сына везде и во всём игнорировать...

  Гиля тяжело вздохнула:

  – Я не знаю, сколько мне ещё осталось прожить, но, как бы я хотела пока навеки закроются мои глаза увидеть своего младшенького счастливым, а таким он может стать только рядом с тобой!

   – Мама, не рви мне душу, ради тебя я бы могла пойти на многое, но не могу заставить себя опять полюбить Галя, он убил во мне это чувство навсегда!

  – Ты такая правильная, а я своему Абраму, да будет ему светлая память, столько прощала, что могло бы этого хватить на тысячу жён.

  Доченька, но иногда общаться вы ведь всё же можете?

  – Хорошо, вы меня с Габриэлем убедили – через неделю у нашего сына День рождения и парень очень просил, чтобы за нашим столом присутствовал его отец.

  Я ему поначалу отказала, но теперь, пожалуй, соглашусь.

  Ты довольна?

  Счастливая Гиля начала покрывать поцелуями улыбающуюся Веру.

  – Мама Гиля, ну, что ты делаешь, за что так благодаришь свою вредную невестку?

  – За всё, моя хорошая, за всё, что было и, дай бог, будет!

  В этот момент Вера осознала, насколько постарела её любимая свекровь.

  Она быстро накрыла на задней стороне дома видавший виды, но до сих пор прочный обеденный стол, вышла на крыльцо и посмотрела на Галя с Наташей, которые при её появлении замолчали:

  – Ну, что и тут против меня заговор?

  – Больно ты нам сдалась, вон Галь хочет кинутся в меценатство – положить на счёт Патрисии деньги на учёбу в университете и отправить нас в июле с дочерью в Испанию!

  – А разве я тебе этого не предлагала или мои деньги хуже пахнут, чем его?

  – А пошли бы вы оба на хер со своими деньгами!

  Наташа вскочила на ноги и заметалась по двору.

  – Мы с Пати не нищие – все бабки, что мне выдали за Офера, включая за стаж работы, из пенсионной кассы, какие-то страховки, я не растратила, а берегу ей на будущее.

  Не волнуйтесь, там хватит и на учёбу, и даже часть для приобретения новой квартиры!

  Я не жалею на дочь денег, покупаю ей самые модные шмотки, и она посещает все школьные экскурсии – поверьте мне, выглядит не хуже других.

  Я её с самого раннего детства отдавала в различные кружки – она отлично танцует, играет в большой теннис, музицирует на пианино и гитаре... да, что это я, как будто её сватаю!

  Уверяю вас, и в будущем моя девочка ни в чём нуждаться не будет... ну, если только в отце!

  – Подруга, ты чего озверела, мы, что тебя в кабалу загоняем или заставляем за нашу дружескую помощь, перед нами плясать?

  Мы, что последнее отдаём?

  Вмешался Галь:

  – Наташа, мы ведь для вас с Патрисией не чужие люди?

  Обе женщины одновременно вдруг потупились и побледнели.

  – Что я такого сказал? Что с вами?

  Галь переводил непонимающий взгляд с одного лица на другое, не зная, что и подумать.

  Обстановку разрядили Габриэль с Патрисией, вышедшие на крыльцо – намытые, причесанные и в неизменных джинсах, майках и кроссовках.

  – Верка глянь на них, и это называется наряд, чтобы отправиться на дискотеку!?

  – Наташка, ты становишься старой брюзгой, на себя лучше посмотри, уже разменяла пятый десяток, а шпенделяешь в рваных джинсах и топик ещё можешь нацепить...

  – Да, чего вы взялись меня то наделять деньгами, то воспитывать... золушку нашли, я вот возьму и после посещения Испании, вернусь на работу в ШАБАК!

  Галь, походатайствуешь?

  – Без вопросов, даже могу взять в свой отдел.

  – Мама, а про какую ты тут обмолвилась Испанию?

  Патрисия подбежала к матери и порывисто обвила её за шею.

  Наташа нежно погладила дочь по жёстким чёрным волосам:

  – А, вот, добрые дядя с тётей покупают нам с тобой путёвки в Испанию!

   Поедем?

  – Мамочка, правда!?

  Поедем, поедем, поедем!

  Девушка затанцевала на месте, тормоша мать.

  – Тихо ты, угомонись, постыдилась бы людей – кобылке восемнадцатый год, а радуется, как пятилетний ребёнок.

  Все находящиеся в этот момент во дворе, видели, какая между матерью и дочерью царит любовь, взаимопонимание и доброта, от которых у присутствующих выступили на глазах слёзы.

  – Мама, а нас Габи приглашает с тобой на свой День рождения, который собирается отметить в русском ресторане...

  – Ну, про это я уже слышала от Веры, тоже мне новость.

  Габриэль, увидев, как от сообщения Патрисии сжались губы у отца, опустил в смущении голову, но на выручку тут же пришла мать:

  – Габуш, а почему ты папу не приглашаешь?

  Отец с сыном во все глаза смотрели на Веру, стоящая на крыльце Гиля, радостно улыбалась, тишину нарушил голос Наташи:

  – Ни себе хрена, пельмень!

  – Мама, ты ведь обещала не ругаться?

  – Патрисик, отвали в сторону, пойду обниму мою несравненную сучку!

  Вот, ты профессорша выдала, похлеще космического аппарата!

  Вера оттолкнула дурашливо обнимающую её подругу.

  – Всё, хватит, концерт окончен!

  Мама Гиля, у нас ведь к ужину уже всё готово?

  – Да, доченька, готово, мойте руки и к столу.

  Габриэль остановил мать:

  – Можно мы только быстренько перекусим, нас уже ждут...

  Вмешался Галь:

  – А на чём вы поедете?

  – У Ионотана есть машина, правда, нас семеро, но втиснемся...

  – Не надо тискаться, бери мой автомобиль, ведь я остаюсь здесь ночевать, но смотри, ни капли спиртного и никакой травки!

  – Папа, за кого ты меня держишь?

  – Знаю я вас, молодёжь, позволяю одну банку энергетика, не больше!

  Наташа смотрела на дочь.

  – Мама, я даже энергетик пить не буду, честное слово!

  – Раз Галь разрешил баночку своему сыну, то и тебе можно, не будешь ведь там белой вороной, хотя с твоими волосами, не больно ты на неё тянешь.

  Смеясь, все потянулись на задний двор ужинать.

  Глава 7

  После затянувшегося допоздна ужина, с отъездом на дискотеку молодёжи и ухода спать Гили, разговор у оставшихся во дворе Галя, Наташи и Веры не клеился.

  Все попытки Наташи повернуть беседу на общую тему, воспоминаний об их совместной удалой молодости, ни к чему не привели.

  Главной виновницей не получавшегося разговора была Вера, которая тщательно избегала острых моментов, где они с Галем, влюблённые и счастливые покоряли вершины нежности, наслаждения и ласк в памятных для обоих местах.

  Она всячески игнорировала загоравшихся воспоминаниями собеседников, делая вид, что её это не касается, отрешённо не участвуя в обсуждениях.

  Наташа поднялась из шезлонга:

  – А пошли бы вы в баню, я, что вам массовик-затейник?!

  Пошла спать или делать вид, что уснула, ведь замечу – моя дочь впервые ушла на дискотеку!

  – Во, выдаёшь!

  Она же довольно-таки взрослая девушка, и при этом, рядом с ней Габи...

  – Верка, прикрой рот!

  И, резко отвернувшись, ушла в дом.

  – Вера, что с ней?

  Наташа так изменилась за последнее время!

  – Она не изменилась, жизнь вокруг неё очень изменилась, а Наташа после смерти Офера залезла в свой кокон и не хочет оттуда выкарабкиваться!

  Постарайся сделать так, чтобы она не передумала вернуться на работу – это ей крайне необходимо, а то замордует свою повзрослевшую дочь и себя окончательно изведёт самокапанием.

  – А ты, по-прежнему уверенная в себе и в правильности своих поступков?

  – Галь, тебя это совершенно не касается, ты последний человек в списке, с которым я бы хотела подобные вопросы обсуждать.

  Спокойной ночи!

  За Верой захлопнулась дверь дома, а Галь очень пожалел о том, что два года назад, после смерти Давида Цура от рака лёгких, бросил курить.

  Вере, обосновавшейся в комнате, где она когда-то жила до свадьбы, никак не удавалось уснуть.

  Встреча с Галем перевернула что-то прочное, хорошо устоявшееся в её жизни и душе – нет, у неё в сердце не появилось ничего из того, что когда-то так тянуло к этому человеку, но ненависти, презрения и отчуждения, почему-то не стало.

  Он казался ей сейчас приятным собеседником, симпатичным мужчиной с волнующей аурой – это был не тот парень, пленивший девичье воображение, но повзрослевший Галь, не потерял свою притягательную силу.

  Как ей все эти долгие годы со дня их разлуки было легко его отталкивать и выхолащивать из души, а вот, встретились на близком

  расстоянии, перекинулись ничего не значащими словами и пропало отторжение.

  Ладно, завтра они уедут отсюда, в многолюдной компании отпразднуют День рождение сына и можно опять спрятаться от него, окунувшись в любимую работу.

  Предательское сердце стучало и стучало – зачем скрываться, зачем нагораживать баррикады, зачем противиться ходу судьбы...

  Вера порылась в сумочке и достала какую-то квитанцию и ручку – сто лет она уже не писала стихов, а тут вдруг накатило!

  Не спалось и Наташе, но бессонница была вызвана совсем другими мыслями.

  На земле кроме неё существовало только два человека, знавших о родительстве Патрисии – Вера и Офира.

  За ту и другую она не волновалась, потому что не в интересах биологической матери было обнародовании этого факта в её биографии.

  Вера – кремень, вернейшая подруга и она тоже совсем не желает огласки по многим соображениям.

  Боже мой, ну, а вдруг отношения Пати и Габи перерастут в пылкую любовь... ужас!

  Офер ушёл на тот свет, так и не узнав правды, кто приходится биологическим отцом его дочери – она не посчитала нужным его в это посвящать и, наверное, правильно сделала.

  Галь, если вдруг узнает правду, не простит им с Веркой подобного вероломства, что от него всю жизнь скрывали наличие на земле его родной по крови дочери.

  Ладно, с этим можно смириться и спокойненько жить, но, а вдруг он начнёт качать права, призовёт к ответу Офиру и замахнётся на её святое святых – на её и только её – любимую доченьку, на её единственную Патрисию!

  Что делать, что делать?!

  Да, надо возвращаться на работу в ШАБАК, быстренько хорошо себя зарекомендовать и ко всем хренам, как можно скорей, хватать Пати и линять, как только получится подальше из Израиля!

  Не спал в своей комнате и Галь, ворочаясь с боку на бок.

  Вот, наконец, он и встретился со своей Веруш...

  В миг обострилось чувство вины за измену этой женщине, до сих пор красивой, умной и влекущей к себе сексуальной притягательностью!

  Все эти годы разлуки он корил себя за то, что смог поколебать любовь к человеку, который в самые трудные для него годы, оставался рядом с ним, не шёл ни на какие компромиссы с совестью, жертвуя, самым дорогим, что было тогда у неё – юностью и радостью любовных утех!

  Он прислушался к себе – нет, не хотелось больше заниматься самобичеванием, распыляться в благодарностях... А, чего ему хотелось?!

  Ох, как ему желалось прижать к себе по-прежнему сочное тело, смотреть в голубые колодца любящих сияющих глаз и пить, пить до полного изнеможения любовь пылкой несравненной Веруш!

  Только спокойно спала в этом доме стареющая Гиля – она добилась того, что её любимые дети – Галь и Вера, не будут больше смотреть издали друг на друга подраненными зверьми, один с чувством жуткой вины, а другая, со жгучей обидой.

  Вера так и не сомкнула глаз до самого рассвета и слышала, как крадучись на цыпочках прошли к своим комнатам, возвратившиеся в районе четырёх утра танцоры и воспалённым воображением быстро нарисовала затяжной поцелуй перед расставанием молодых людей в прихожей.

  Всё, хватит себя изнурять – она резко поднялась с кровати, захватила начатое стихотворение и через окно в пижамной паре, состоявшей из шортиков и топика, выскочила наружу.

  Наташа сделала вид, что крепко спит, когда рядом с ней опустилось на кровать худенькое тело дочери.

  Непроизвольно втянула, шедший от неё запах, подаренных ею духов, впитавшегося в волосы чужого табачного дыма и других родных и появившихся запахов – пусть уснёт, тогда поднимусь и прошвырнусь по саду, страшно хочется покурить.

  Галь встретил сына, сидя в трусах на кровати.

  – Папа, почему не спишь?

  – Не спится сынок, думы всякие в голову лезут.

  – Ты о маме думаешь?

  – Нет, о себе, в жизни которого до сих пор могла бы присутствовать твоя мама.

  Габриэль притянул к своей груди седеющую голову отца и поцеловал в волосы:

  – Папа, а мне почему-то теперь кажется, что у вас скоро всё будет хорошо, я этого очень давно желаю и сегодня мне было приятно видеть вас рядом!

  – Я тоже хочу быть с ней рядом, но ты ведь знаешь свою мать?!

  Парень рассмеялся.

  – Нет, я её совсем не знаю, только утром она мне отказала в твоём присутствии на Дне рождения, а вечером выдала такое, что я чуть в обморок не упал!

  – Падай ты уже на кровать, спи, а я, пожалуй, выйду на свежий воздух – чего зря подушку мучить.

  Вера устроилась под навесом в дальнем углу сада, где когда-то занимался спортом Галь, чтобы вернуть после операции прежнюю подвижность и физическую форму и с головой ушла в написание стихотворения.

  Птицы, ошалевшие от прихода юного рассвета, подняли такую какофонию, что Вера не слышала, как к ней подошёл Галь – он стоял напротив, опершись двумя руками на трость и широко улыбался:

  – Веруш, пишешь по-прежнему стихи, может почитаешь?

  – Галь, я ведь тебя уже давно предупредила, что твоя Веруш умерла!

  – А может быть, она долгие годы пребывала в коме?

  Вера проигнорировала шутку.

  – Могу прочесть, но ты ведь всё равно ничего не поймёшь.

  – Кто его знает, кто его знает... – я ведь долгие годы уже изучаю русский и многих поэтов читаю в подлиннике!

  – Правда! Это интересно!

  – А тебе интересно, что я в Иерусалиме наткнулся на русскую библиотеку, назвал твоё имя и мне выдали сборничек, который я успешно украл!

  Лицо женщины густо покраснело.

  – Галь, а чего ты стоишь, ведь тебе, поди, трудно...

  – Нисколько, но я с радостью присяду рядом с тобой.

  – И я тоже.

  Подышу с вами чистым утренним воздухом и подпорчу его дымом сигаретки...

  Увлёкшись разговором, они не заметили, как к ним приблизилась Наташа.

  Она по-хозяйски уселась в шезлонг и вырвала из рук Веры листок и с пафосом начала читать:

  Ты из сердца меня изгони...

  Я развею туман утром ранним,

  шёпот нежный туда оброню...

  но не свяжем узлы из желаний,

  предаваясь в объятьях огню.

  И неважно – то день иль минуты,

  губы слились, сердца вразнобой... -

  я сама создала эти путы,

  в них изранилась наша любовь.

  Обмани нежным, ласковым словом,

  поступали ведь так искони,

  в этой жизни всё вновь, но не ново,

  ты из сердца меня изгони...

  Наташа подняла глаза от листочка и особым взглядом одарила подругу:

  – Верка, какая ты талантливая и, что удивительно, во всём!

  Хотя нет, в любви ты полный профан!

  Оглянулась на Галя – тот сидел, как истукан, до белизны пальцев, сжав набалдашник трости.

  – Подруга, а слабо нам кофеёк соорудить – хотца покурить под этот благородный напиток.

  Да и с Галем надо до конца перетереть моё возвращение на работу.

  Глава 8

  В течение всего субботнего дня до самого вечера пока они не разъехались, Галю так и не удалось больше побыть с Верой наедине.

  Ему показалось, что, если он только чуть-чуть надавит и её ледяной панцирь растает.

  Выждав два дня, он набрал её номер мобильного телефона и застыл в напряжении...

  Но, напрасно он ждал многого от этого разговора, потому что дружеской беседы просто не получилось.

  Как только Вера услышала его голос, тут же окаменела и, выяснив, что у него нет особой причины для звонка, а просто желание продолжить начатую беседу в саду, тут же раскланялась, сославшись на занятость.

  Вера, отключив телефон, нервно заходила по комнате – это же надо, только слегка ослабила свои позиции в угоду Гили, и он возомнил, что может так запросто ей позвонить и разговаривать, как будто не было за плечами почти восемнадцати лет отчуждения.

  Вот, в пятницу вечером встретятся в ресторане, отметят День рождения Габи и можно опять ничего не знать и не слышать друг о друге.

  Правда, он всё же ей интересовался, даже стихи почитывает... – лицемер проклятый, ведь с самого начала творческого пути Веры в Израиле возненавидел этот её род деятельности.

  Оглянулась на лежащий на прикроватной тумбочке блокнот, в котором за эти двое суток уже было исписано несколько листочков.

  Безделье снова окунуло её в сочинение стихов, в которых она забывалась на время, погружаясь в мир образов, рифм и аллегорий!

  Чёрт, если бы она могла в ближайшее время приступить к преподавательской работе и с головой уйти в научные изыскания, так нет, на её счастье контракт истёк накануне лета, когда студенты сдают экзамены и скоро выйдут на каникулы.

  Дозвонилась до профессора Зива, но старый маразматик решил, что она хочет навести с ним мосты для совместного времяпрепровождения, а может дряхлого пердуна ещё на секс пробило.

  Нет, определённо, её возвращение в Израиль не выглядит триумфальным, а весьма рядовым и даже с возникшими осложнениями.

  Наташка, как назло, именно сегодня уехала на свою дохлую работу в мэрии, забрала машину и теперь не высунешься из дому.

  Быстрей бы уже её новенький гибрид прибыл в Израиль.

  А, что изменит машина, куда ей ехать?!

  Ладно, сколько не откладывай, а родителей навестить надо, а, как не хочется, хватает и телефонных разговоров!

  Услыхав, наконец, урчание подъехавшего автомобиля, сошла со второго этажа на встречу входящей в дом Наташе:

  – Прости Вер, что тачку надолго забрала, надо было срочно появиться в своей конторе, чтобы уволиться...

  – Уже?!

  Ты, с ума сошла, ведь тебя ещё не взяли на другую работу?!

  – Возьмут, куда денутся, я уже без Галя подсуетилась, прошлась по старым связям – оказывается помнят, ценят и ждут!

  – Ну, и, когда ты выходишь?

  – Не ехидничай, с первого августа – вот, Пати в начале июля завершит учебный год, сгоняем с ней в Испанию и вперёд, правда, на загранку пока рассчитывать не приходится, нет подходящих вакансий.

  – Натаха, только не надо брать денег у Галя на поездку в Испанию, я с удовольствием тебе ссужу любую необходимую сумму...

  – Послушай, Вероника Николаевна, тебя сразу послать или дождаться, когда вы будете рядом с твоим бывшим?

  – Для чего, и почему столько неприкрытой агрессии и сарказма в голосе?

  – Чтобы не тратить время и нервы на каждого по отдельности, а обложить хренами вас оптом – благодетели херовы, нищую нашли?!

  Верочка, я для своей дочери всё сделаю, чтобы она была счастлива, могла бы, так и отца из-под земли достала!

  – Всё, угомонись подруга, тебя уже тошно слушать, как с цепи сорвалась!

  Делай ты, что хочешь и поступай, как знаешь!

  Давай ключи, поехала я к родителям.

  Вот чёрт, проснулась в припоганейшем настроении, а тут ещё подруга подлила желчи!

  Тоскливо мне было в Штатах, за то тут стало весело – день ото дня всё веселей!

  Пребывая в мрачных думах, даже не заметила, как уже въехала в Ашдод.

  С кислой миной на лице вошла в квартиру, в которой за долгие годы ничего не изменилось.

  Открывшая дверь мама, уже с порога завелась, зудя, как старая испорченная пластинка:

  – Что не позвонила, не предупредила, чем я тебя теперь буду кормить, я же рассчитывала только на нас двоих...

  И без паузы:

  – Коля, Коля!

  Да, оторвись ты, наконец, от ящика, принимай свою драгоценную дочь, снизошедшую до визита к родителям, не озаботясь даже предупредить об этом!

  По касательной чмокнув мать в щёку и дав себе зарок не реагировать на все её шпильки, прошла в салон и, не позволив отцу подняться из кресла, обвила его руками за шею и поцеловала в лысину:

  – Сиди, сиди, а я устроюсь напротив и можешь сколько хочешь меня рассматривать...

  – Верунечка, зачем ты волосы выкрасила в этот яркий красный цвет, ты же солидная женщина, а не какая-нибудь там ведущая развлекательного шоу?

  – Папуля, чтобы скрыть седину, я ведь солидная женщина.

  Вера улыбнулась.

  – Папа, а тебя больше ничего не интересует кроме моей причёски?

  – Ну, как же, ну, как же!

  Вот, скажи, как эти гадкие пендосы обходятся без русских?

  Напридумывали всякие санкции-сманкции, можно подумать напугали Путина...

  Он им ещё покажет, где раки зимуют!

  Хохлам – этим бендеровцам показал, грузин на место задвинул, он и Америку с Европой раком поставит...

  – Папа!

  Ты чего разошёлся, нет мне никакого дела до Путина с его амбициями, как и до Абамы с его санкциями, я израильтянка и меня волнует, что происходит в нашей стране!

  А ты сидишь целый день у телевизора и смотришь всякую ерунду, где тебе нашпиговывают мозги патриотическим русским бредом...

  – Вера, ты ведь образованная умная женщина, занимаешь такую солидную должность, а разговариваешь и думаешь, как провинциальная Хайка с базара!

  Вера засмеялась и тут же посерьёзнев:

  – Я и есть Хайка, только не с базара и не могу волноваться за всё человечество, а беспокоюсь за то, чтобы в нашей стране всё было тихо, а особенно потому, что через месяц мой сын пойдёт в армию и собирается служить в боевых частях!

  – Тоже мне армия... вижу я этих великих солдатиков на наших улицах, даже винтовку толком по-настоящему не могут держать в руках...

  Вера широко распахнутыми глазами смотрела на отца и не узнавала.

  – Папа, ты это серьёзно?

  Может ещё одобряешь действия Хамаса?

  – Успокойся, не одобряю, а вот, от действий армии нашей хвалённой тошнить хочется – они по нам ракеты шпуляют, а мы впустую бомбим пески, а зашли в прошлом году в Газу и обосрались!