Текст книги "Путь ученого"

Автор книги: Осип Осипов

Соавторы: Екатерина Домбровская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава V. Первая любовь

В конце февраля к братьям Жуковским приехала погостить из Орехова сестра Машенька.

Конца не было рассказам о разных деревенских происшествиях, подраставшем брате Володе и сестре Вере, о зимнем празднике у соседей, где Машенька участвовала в живых картинах и изображала Психею…

Привезла она и домашней провизии, собранной заботливыми руками Анны Николаевны и няни Арины Михайловны.

Решили устроить блины.

Тесная студенческая квартирка еле могла вместить всю молодежь, нагрянувшую на вечеринку к Жуковским.

Сейчас же начались шумные разговоры и споры. Коля горячо развивал какую-то новую мысль об устройстве Вселенной. Ему возражал Преображенский. Он бегал по комнате, ерошил волосы и так увлекся, что, к ужасу Машеньки, схватил со стола салфетку, высморкался в нее и с усилием стал запихивать ее в карман брюк.

– Да будет вам спорить! – закричал Ваня. – Коляндра, забудь ты на минутку свою математику. Сашенька пришла!

Коля оборвал спор на полуслове, покраснел, засуетился и как-то бочком подошел поздороваться с гостьей.

Сашенька Заблоцкая – кузина молодых Жуковских – была прелестная девушка. Она окончила пансион и теперь, по примеру девушек 60-х годов, отвоевывала самостоятельность. Однако к братьям ее пускали только тогда, когда приезжала Маша или Анна Николаевна.

Ваня и его друзья Офросимовы сейчас же завладели вниманием девушек. Все наперебой говорили, не слушая друг друга, и чему-то смеялись. Кто-то предложил танцевать.

Длинноногий Смецкой уселся на комоде и с усердием начал наигрывать на гребенке польку.

Все ему подпевали: «Что танцуешь, Катенька? Польку, польку, маменька» – и умудрялись весело кружиться между столом и стульями.

Николай никак не мог добраться до Сашеньки. Чтобы обратить на себя ее внимание, он прошелся в «диком плясе» со Щукиным, подшиб при этом Шиллера и Машеньку. Те упали на диван; поднялся визг и хохот. Но тут Маша велела всем угомониться и усесться за стол: принесли блины!

Николай ухитрился сесть около Сашеньки и был бесконечно счастлив. За столом было тесно, шумно и весело. Ваня декламировал экспромты в стихах. Офросимовы потешали всех смешными анекдотами и тостами. Машенька сетовала, что не хватает тарелок и стаканов.

Но велись и серьезные разговоры.

– Да поймите же, теперь все по-другому! – убежденно говорила Сашенька. – Я не хочу просто быть «барышней», я хочу стать самостоятельной, жить для других. Вот моя подруга сделалась портнихой, как Вера в «Что делать?» Чернышевского, а я… я хочу стать актрисой…

– Актрисой?! Да ты… да вы с ума сошли!.. – посыпались возгласы.

– Ну вот! Я так и знала. А Федотова – разве она не замечательная женщина?

Николай вдруг набрался храбрости. Он нагнулся к Сашеньке.

– Пойдем со мной в Малый театр смотреть Федотову в «Макбете»! Пойдешь? – задыхаясь от волнения, спросил он.

– Пойдем, – шепнула Саша. – Зайди завтра за мной. С тобой меня мама отпустит.

Николай не помнил себя от радости. Весь остальной вечер не отходил он от Сашеньки.

После блинов, удавшихся на славу, всей шумной компанией пошли провожать Сашу до самого дома.

– Так не забудь – завтра… – успел шепнуть, прощаясь, Коля.

Действительно, на другой день Сашеньке удалось упросить мать отпустить ее с кузеном Колей в театр. Счастливые, смущаясь непривычной близостью, сидели они высоко, на галерке, и восторженно приветствовали любимицу Москвы – молодую Федотову.

Выходя из театра, они тотчас стали припоминать ее слова, жесты, мимику.

– Помнишь, как она вытирала кровь с рук?.. – восторгалась Сашенька.

– А каким мрачным огнем горели ее глаза в последнем выходе! – перебивал ее Николай.

Они быстро пересекли Театральную площадь. У подъезда Большого театра толпилась публика. Подъезжали кареты, слышались громкие возгласы швейцара, вызывавшего собственные выезды. Подкатывали лихачи, поодаль теснились «ваньки». Молодые люди выбрались из толпы и пошли вниз по Моховой.

– Сашенька, поедем прокатиться! – вдруг предложил Николай.

– Ой, что ты, разве можно?

– Ну, один разок ничего. Немножко позднее домой придешь. Поедем.

Как раз их догнал не нашедший седока лихач. Он медленно ехал рядом с ними.

– Пожа… пожа… прокачу! – приглашал он.

Вороной конь под голубой сеткой переступал на стройных забинтованных бабках, как будто просил ходу. Кучер повернулся к ним. Из-под круглой меховой шапки с квадратным верхом смотрели добродушные глаза, а черная борода казалась седой от мороза. Он откинул медвежью полость. Николай подсадил Сашеньку, сам присел на кончик узеньких высоких санок. Вороной рванул, и они помчались вверх по Тверской.

– Пади! Пади! – кричал кучер.

Комья снега ударялись о передок саней. Николай не знал, сон это или явь. Они пролетели под Триумфальными воротами, вынеслись на шоссе, дальше, дальше… Замелькали сказочные, покрытые белыми шапками деревья Петровского парка. На меховой шапочке Сашеньки искрились снежинки, щеки ее разрумянились от мороза. Она взяла озябшую руку Николая и грела ее в своей теплой муфте…

Тихо возвращались обратно. У подъезда своего дома Сашенька выскочила из санок и остановилась на крыльце.

Николая вдруг точно варом обдало. У него было только три рубля! Он беспомощно порылся во всех карманах, будто там чудом могли появиться еще деньги, и, отвернувшись, протянул скомканные бумажки извозчику.

– Маловато, сударь, добавьте! Глядите – вся лошадь в мыле. Синенькую бы с вас следовало.

– У меня больше нет, – еле выговорил Николай.

Кучер сердито потряс бородой. С уст его готова была сорваться малоприятная реплика, но, видно, ему жаль стало молоденького студента. Он махнул рукой и отъехал от дома.

Николай со страхом повернулся к Сашеньке.

«К счастью, она, кажется, ничего не заметила», – подумал он и подошел к ней.

Сашенька стянула с руки варежку и так восторженно смотрела на него большими серыми глазами, что Николай забыл извозчика, трешницу, все на свете. Он схватил маленькую руку и крепко поцеловал холодные пальчики.

«Никого на свете нет лучше Сашеньки!» – думал он, шагая вниз по Поварской.

Скоро, однако, кончилась сказка юношеской любви. Перед пасхой приехали говеть в Москву Анна Николаевна и Егор Иванович. Как-то вечером пришла Сашенька.

Николай всегда смущался в ее присутствии и невольно таким образом выдавал свою любовь к ней. Часто замечал он на себе в этот вечер пристальный, испытующий взгляд Анны Николаевны.

Перед отъездом Анна Николаевна сказала, сыну:

– Колюшка, мой друг, очень рада твоей дружбе с кузиной Сашенькой, но не думаешь ли ты, что вам не следует слишком часто встречаться?

Николай покраснел и не сразу решился ответить.

– А если бы мы полюбили друг друга? – наконец сказал он.

– Бог с тобой, Николушка, ведь ты ей двоюродный брат! Разве ты не знаешь, что браки между родными запрещены нашей церковью? Не огорчай меня и отца и смотри не сделай Сашеньку несчастной.

Николай любил Сашеньку, но настолько уважал мать и отца, что никогда не решился бы огорчить их.

Когда через несколько дней он увиделся с Сашей, оба они смутились.

Кончилась прежняя детская дружба, им было неловко друг с другом. Они стали встречаться все реже…

Преодолев свое первое разочарование, Николай еще усерднее погрузился в занятия.

Все свободное от лекций время он проводил в библиотеке или бегал по урокам, чтобы заработать на жизнь себе и братьям.

С первых же дней университетской жизни Николай начал зарабатывать. На первых порах отыскать уроки помог ему Репман: он рекомендовал его репетитором в несколько домов. Оплата была невысокая: по полтиннику за два часа, но этого было достаточно, чтобы не только прокормить себя и покупать нужные книги, но и нести значительную часть расходов за содержание в Москве Валерьяна..

Средства Егора Ивановича были весьма ограниченны, к тому же большая часть их уходила на содержание Вани, любившего хорошо одеться и повеселиться. Николай же по-прежнему был очень скромен.

После разрыва с Сашенькой единственным его увлечением в университетские годы, кроме математики и механики, было посещение Малого театра зимой да охота по тетеревам и бекасам во время летних каникул в Орехове.

Глава VI. Неудача

Николай Жуковский пробыл в университете четыре года. На старших курсах его любимым предметом стала механика.

«Весь мой жизненный интерес сосредоточился на любимой мной науке механике», – сказал в одной своей речи Н. Е. Жуковский, будучи уже знаменитым ученым.

Он всегда с удовольствием и благодарностью вспоминал своих учителей, из которых любимыми были Ф. А. Слудский и В. Я. Цингер. Оба они читали механику, но методы преподавания у них были различны.

Федор Алексеевич Слудский был строгий, требовательный экзаменатор, но студенты знали, что у него на экзамене не приходится опасаться каких-либо случайностей, надо только давать ясные и точные ответы.

Механика, как преподавал ее Слудский, считалась среди студентов очень трудным предметом. Среди ученых в то время был принят способ доказывать все теоремы механики и решать задачи алгебраическим способом, называемым в высшей математике аналитическим, то есть при помощи вычислений и формул. Способ этот весьма сложный, особенно если дело идет о движении твердых тел или жидкостей. Однако в то время, когда учился Жуковский, только немногие ученые применяли в своих работах другой, более наглядный и простой метод доказательств – геометрический.

Профессора Цингера – второго любимого учителя Жуковского – справедливо считают основателем школы геометров Московского университета. Блестящие лекции этого талантливого ученого, в которых приводились наглядные, чисто геометрические методы доказательств теорем механики, в значительной степени определили характер научного мышления Жуковского. Впоследствии в научных исследованиях Николая Егоровича геометрические методы играли всегда совершенно исключительную роль.

При чтении лекций он всегда пользовался равным образом как аналитическим, так и геометрическим методом: чертежами, моделями, опытами, и умел извлекать все то ценное, что имелось в каждом из них.

Весьма затрудняло тогда студентов и отсутствие учебников на русском языке. Приходилось со всей возможной тщательностью записывать лекции и затем издавать их литографским способом или переписывать. Это отнимало много времени, но что было делать? Пользоваться учебниками на иностранных языках мог далеко не всякий. Однако Жуковский и его товарищи преодолели все эти трудности и ко Бремени окончания университета были уже хорошими математиками.

Всем четверым друзьям было предложено остаться при университете. Преображенский и Шиллер остались аспирантами. Жуковский же и Щукин не изменили своему давнишнему намерению – стать инженерами. Они решили ехать в Петербург и поступить там на второй курс Института путей сообщения.

Выпускные экзамены Николай Жуковский сдал блестяще. Получив диплом и послав прошение в Петербург, он покатил, счастливый и довольный, по недавно отстроенной железной дороге в Орехово, где его с нетерпением ждали все домашние.

Быстро пролетели летние каникулы, и вот не успели оглянуться, как вся семья провожала Николая Егоровича в Петербург.

Грустно стало в Орехове после его отъезда. Поздняя осень. С деревьев опали все листья, птицы давно улетели. Машенька вырыла свои любимые георгины и убрала их в подвал до будущего года. Валерьяна и Володю увезли в пансион.

Прошло больше недели, как уехал Николай Егорович, а писем от него все не было.

В Орехове начали беспокоиться. И вот наконец письмо пришло. Анна Николаевна увидела из окна Верочку[8]8
  Младшая сестра Николая Егоровича, родившаяся в 1861 году.


[Закрыть], которая неслась по двору, размахивая белым конвертом. За ней поспевал Кирилла Антипыч. Он два раза в неделю ходил на почту в село Ставрово.

– Письмо! Письмо от Черненького! – кричала Верочка, еле переводя дух. (Она называла так Николая Егоровича за смуглый цвет лица и черные волосы.)

Вся семья собралась в охотничьей комнате, где на зиму устраивали столовую. Позвали няню. Анна Николаевна начала вслух читать письмо Николеньки.

«13 октября 1868 года.

Мои дорогие папа, мама, Мари и Верёнок! Вот уже третий день, как я поселился в нашей северной столице, и все медлил вам писать, потому что ожидал своего окончательного определения в студенты института. Вчера сообщили мне, что я буду принят и утвержден на первой конференции, но тем не менее могу посещать лекции с понедельника.

Теперь расскажу вам, как я распорядился денежными делами, Мне пришлось сделать несколько более трат, нежели я ожидал, а именно: кроме постели и тюфяка, я должен был еще купить себе комодик и кой-какие чертежные инструменты – всего на 15 рублей. Поэтому я дал хозяйке только 25 рублей, после этого у меня остается 10 рублей, которых вполне достаточно на мое остальное прожитье.

Теперь перехожу от делового письма к повествовательному. Ехал в спальном вагоне; это прекрасная штука (вот если бы такие вагоны завелись от Нижнего). Они, по-моему, лучше второго класса… Сидеть свободно, вагоны высокие, светлые. Вечером устраивают постели и дают подушки.

Постели расположены вдоль стены одна под другой: спать на них весьма удобно. Вагон разделен на два отделения: в одном мужчины, в другом дамы. Днем мужчины и дамы сидят вместе. В Петербург мы приехали в 8 часов утра.

По дороге всматривался в петербургские улицы. Они носят совсем особый характер. Дома такие высокие, трубы у них по большей части в стенах. Магазины, на них вывески просто смех: у портнихи, например, люди – господин с ногами наподобие ниток. Против института наша квартира. Она решительно прекрасна. Щука устроился с большим комфортом, накупил много мебели. Когда он пришел из института, то чуть меня не задушил от радости. Житье мое здесь идет, как на масленице…»

Бодро вступал Николай Егорович в новую жизнь, но вскоре его постигла неудача.

Неспособность Николая Егоровича к рисованию отразилась на его занятиях по геодезии. И хотя он энергично принялся за овладение техникой черчения, целые дни проводя за чертежной доской, первый же экзамен по геодезии кончился провалом. Жуковский решил распроститься с Петербургом и весной 1869 года вернулся в Москву.

Он уехал с твердым намерением заниматься дома, чтобы экстерном сдать экзамены за второй курс института.

Приехав в Москву, он поселился вместе с братьями в дешевых меблированных комнатах около Арбатской площади и опять начал бегать по урокам, чтобы заработать себе на жизнь.

Николай Егорович никак не мог забыть неудачу по геодезии. Он все время раздумывал над способами измерения поверхности земли, начал разрабатывать проект машины для геодезической съемки, предназначенной для нанесения вертикального профиля местности, то есть для определения координат любого пункта на местности, и его превышения над уровнем моря. Раз начав, он всецело увлекся изобретательством и совсем забросил занятия.

Скоро проект прибора был готов. Николай Егорович с торжеством описал его в письме к Щукину и даже заявил патент на свое изобретение. Но оказалось, что какой-то немец уже изобрел такую машину.

На этом Жуковский не остановился. Он начал изобретать машину для плетения кружев, для вязания чулок.

Николай Егорович был молод, мечтал стать инженером, а кто из инженеров не увлекался в молодости изобретательством? Но это увлечение продолжалось недолго. Ясный ум Жуковского подсказывал ему, что, покуда он не обладает достаточным запасом теоретических и практических знаний, его попытки являются бесцельной тратой сил и времени.

«Я решил серьезно заниматься и отложить на время всевозможные выдумки, на которые истратил немало времени, – написал он Щукину. – Прежде всего нужно знание, знание и знание».

Николай Егорович попросил Щукина прислать ему учебники, конспекты, лекции и засел за работу.

Зима 1869 года была тяжелым периодом жизни Жуковского. Он чувствовал себя как бы выброшенным in борт корабля. Все его товарищи уже нашли себе дело. Шиллер и Преображенский держали магистерский экзамен. Лишь он один не имел никаких определенных занятий и никаких ясных видов на будущее.

Но не в характере Николая Егоровича было предаваться унынию.

Ранней весной он поехал в Орехово.

Весна – излюбленное время года охотников. Прошумят последние зимние вьюги, покажутся из-под снега озими, зашагают желтоносые грачи. Несмело запоет первый жаворонок. Потянутся с юга стаи диких гусей и уток.

Николай Егорович и Валерьян, приехавший на пасху в Орехово, готовились к тяге – собирались идти на тетеревиный ток.

Раз как-то Николай Егорович возвращался вечером после дальней одинокой прогулки. Он шел с ружьем в руках по меже вязкого поля, с наслаждением вдыхая запах влажной земли и набухающих почек. На краю овражка он невольно остановился и долго стоял как зачарованный. Откуда-то издалека доносился крик и гоготание перелетных водяных птиц. Николай Егорович не заметил, как начал накрапывать теплый весенний дождь. Ему казалось, что с приходом весны и он как будто обновился. Исчезли сомнения. Он ясно ощутил, что путь найден. Его дорога – дорога ученого, исследователя законов природы, которую он так знал и любил.

Вернувшись в Москву, Николай Егорович затребовал из Института путей сообщения документы и подал прошение в университет с намерением держать экзамены на право защиты магистерской диссертации.

Чтобы уменьшить расходы семьи, он остался на зиму жить в Орехове.

Валерьяна и Володю Анна Николаевна также оставила на зиму дома – не хватало средств вносить за них плату в гимназию. Николай Егорович решил сам заниматься с братьями и подготовить сестру Веру в первый класс.

На семейном совете было решено с осени 1870 года, если Николаю Егоровичу удастся поступить на службу, всем домом переехать в Москву.

Теперь же братья и сестры, как в детстве, собрались в деревне.

Зима была снежная, кругом нанесло огромные сугробы. Газеты и письма получали редко. По вечерам няня рассказывала страшные истории про разбойников, которые «пошаливали» около Васильевского леса, по дороге от станции.

Развлекал всех Володин зверинец. У него жила за шкафом сова. Ее кормили мышами, но ела она их только в одиночестве, когда никто на нее не смотрел, и всегда аккуратно выплевывала комочек шкурки и хвост. Ни Володе и никому из братьев не удавалось подсмотреть, как она это проделывает.

Была у Володи и ученая галка. Она знала свое имя – Чука и умела внятно произносить его. Чука летала на свободе и всюду проказничала. Она не могла равнодушно видеть блестящие предметы – непременно стащит и засунет куда-нибудь. Мария Егоровна прятала от галки наперсток и свои кольца. Чука умела расстегивать пуговицы на туфлях, открывать спичечную коробку и выбирать оттуда все спички по одной. Володю она очень любила и подолгу сидела у него на плече. Когда тот читал, Чука подбиралась к нему, мешала ему и невпопад переворачивала клювом страницы.

– О, уж эта мне галка! – говорила Анна Николаевна, разыскивая спицы от вязания или мелочь, которая только что лежала на буфете.

По вечерам занимались чтением. С увлечением читали Тургенева, Салтыкова-Щедрина, но охотнее всего Жюля Верна. Особенно увлекался Николай Егорович романами «Пять недель на воздушном шаре» и «80 000 километров под водой». Даже своего охотничьего щенка назвал он «Капитан Немо», по имени капитана подводной лодки «Наутилус».

Зимою молодежь со своими деревенскими друзьями детства устроила на пруду огромную гору. Там, как в былое время, катались на лубках, подмороженных решетах, самодельных санках. Иногда утаскивали со двора розвальни. С шумом и хохотом садилась в них куча девушек, парней, и все съезжали с высокой горы в овраг.

Но Николай Егорович не всегда любил шумное веселье. Часто он, надев валенки и полушубок, с Немо и молодой легавой Маской уходил далеко в поле на лыжах, с ружьем за плечами. На дорогах виднелись стаи нарядных щеглов, желтых овсянок. В лесу постукивал дятел, стрекотала голубая сойка, да изредка сыпался снег, когда перепрыгивала с ветки на ветку белка…

В августе 1870 года Николай Егорович получил место преподавателя физики во 2-й московской женской гимназии и одновременно начал энергично готовиться к сдаче магистерских экзаменов.

Глава VII. Молодой ученый

В сентябре 1870 года семья Жуковских переселилась на зиму в Москву. В деревне остался один Егор Иванович. В день отъезда все так захлопотались, что и не заметили, как Верочка сунула в доверху набитый тарантас корзинку с двумя ручными зайчатами.

В Москве, увидев зайчат, Анна Николаевна так и всплеснула руками:

– Этого еще недоставало! Вечно вы со своими затеями! Зайцев притащили! Час от часу не легче.

– Мама, дорогая, золотая, позвольте им у нас жить! Не сердитесь, я за ними буду ходить, они у меня и у Маши будут жить! – умоляла Верочка, прижимая к груди длинноухих зайчат.

Няня поддержала просьбу своей любимицы, уверяя, что зайцы будут пугать мышей. И действительно, пока они жили, мышей в квартире не водилось.

После деревенского раздолья Жуковские не скоро привыкли к городской жизни. Няня жаловалась на дороговизну. Верочку Анна Николаевна никуда, кроме палисадника около дома, не пускала одну. Маша едва успевала за всеми прибирать и всех обшивать.

Николай Егорович с начала учебного года начал преподавать физику во 2-й женской гимназии.

С некоторым страхом шел он в первый раз на урок. Он хорошо знал, какое значение имеет первое впечатление, произведенное на учеников, – да еще в женской гимназии! Последнее обстоятельство его особенно смущало.

Когда на кафедру поднялся высокий, тонкий, с живыми черными глазами двадцатитрехлетний преподаватель и начал дискантом говорить о физике как о науке, которая учит любить и понимать природу, девочки переглянулись и зашептались. Но скоро увлечение Николая Егоровича передалось гимназисткам. В классе наступила тишина.

Как только зазвенел звонок, девочки в коричневых платьях и черных передниках окружили нового учителя. Он знакомился с ними и обещал на следующий урок повести их в физический кабинет.

С первых уроков Жуковский сделался любимым учителем в гимназии. Спрашивал он строго, но зато никто так, как он, не умел заинтересовать девочек своим предметом. Жуковский старался каждую задачу, каждый раздел физики представить возможно нагляднее. Сам мастерил модели, показывал различные опыты в физическом кабинете и заставлял девочек работать самостоятельно.

Оклад преподавателя был невысок. Семье жилось трудно. И все же, несмотря на скромные средства, в небольшой квартире Жуковских всегда было весело.

Жили дружной, большой семьей. Когда Анна Николаевна уезжала погостить в деревню к Егору Ивановичу, дома оставалась, кроме старой няни Арины Михайловны, одна молодежь.

Однажды вышел забавный случай.

Николаю Егоровичу нужно было сшить себе форменный вицмундир. Так как денег не было, решено было перешить для этой цели старый фрак Егора Ивановича. Но при этом упустили из виду, что фрак синего цвета, как носили в старину, а преподавателям полагалось иметь черные мундиры. Когда Николай Егорович явился в гимназию в новом мундире, все ахнули. Учителя долго смеялись над его рассеянностью, а он поскорей отдал перекрасить мундир в черный цвет.

В апреле 1871 года Жуковский сдал последний экзамен на звание магистранта. Это давало ему право преподавать в высших учебных заведениях и право выступить с публичной защитой диссертации на степень магистра математических наук[9]9
  В настоящее время это примерно соответствует ученой степени кандидата физико-математических наук.


[Закрыть].

В конце учебного года, по рекомендации профессора Слудского, Николая Егоровича назначили преподавателем математики, а затем и механики в Техническое училище и в Коммерческую академию. Заработок его значительно увеличился.

Брат Николая, Иван Егорович, был назначен товарищем прокурора и уехал в Тулу. Там он женился, получил в приданое имение и уговорил Егора Ивановича переехать к нему, чтобы вести его хозяйство. Валерьян, окончив гимназию, уехал к брату в Тулу и поступил там на работу. Анна Николаевна часто ездила гостить в Тулу, предоставив в Москве хозяйничать Марии Егоровне.

Любимым отдыхом и развлечением Николая Егоровича в то время, как и в старые университетские годы, был театр.

Как-то раз он встретил там Сашеньку Заблоцкую. Ее детское увлечение Федотовой перешло в тесную дружбу с великой артисткой. Сашенька не вышла замуж и после смерти матери переселилась к Гликерии Николаевне Федотовой. Она хорошо знала языки и зарабатывала переводами немецких и французских романов.

– Ну, а что ты делаешь? Как твои формулы? – спросила она двоюродного брата.

Было решено, что Сашенька попросит у Федотовой разрешения представить ей Николая Егоровича, а сама обязательно придет к Жуковским повидать Машу и маленькую Верочку.

Николай Егорович познакомился с Федотовой и с тех пор стал бывать у нее. Сашенька иногда заглядывала к Жуковским. Изредка они встречались в театре. Их юношеская любовь с годами перешла в спокойную дружбу.

Первое время после переезда в Москву, занятый уроками и лекциями, Николай Егорович отложил работу над диссертацией, но не переставал думать о ней. Долго не мог он окончательно остановиться на выборе темы.

В одном письме к своему приятелю Щукину Николай Егорович писал:

«Думаю подзаняться немного относительно любимого мною вопроса о машинах, действующих нагретым воздухом, имею по этому вопросу весьма своеобразные мысли в голове и, вероятно, буду на эту тему писать диссертацию».

В середине XIX века, когда во всех странах начали строиться железные дороги с паровыми двигателями, инженеры занялись исследованиями того, сколько же тепла, расходуемого на нагрев воды для образования пара, превращается в полезную работу. Выяснилось, что большая часть тепла улетучивается с дымом, идет на нагрев котлов и не дает полезной работы.

В целях экономии топлива и усиления действия локомотива стали конструировать машины, действующие не паром, а нагретым воздухом. Но вскоре выяснилось, что они в действии уступают паровым, и интерес к ним отпал.

Однако Николай Егорович свой первый ученый труд написал не на эту тему.

Раньше чем начать работать над диссертацией, он решил углубить свои знания в области математики и механики. Все свободные часы проводил он в университетской библиотеке. Последние гроши тратил на покупку книг.

Прежде чем изобретать и создавать новые научные теории, надо узнать все, что уже достигнуто в этой области. Урок, который Николай Егорович получил, изобретая уже сделанную машину, он твердо помнил всю жизнь. Он хотел также приобрести как можно больше знаний, чтобы совершенно свободно владеть любым методом доказательств.

Изучая механику, Николай Егорович все больше убеждался в том, насколько прав был старый профессор Давыдов, который говорил: «Уравнения гидродинамики недостаточны».

Наименее разработанным отделом механики в то время было учение о движении жидкости, обусловленном действующими на нее силами.

Совершенно не была разработана наука, изучающая движение отдельных частиц жидкости, свободно перемещающихся относительно друг друга.

Некоторые ученые делали попытки создать общую теорию движения жидкостей. Но они, как и все математики начала XIX века, излишне усложняли доказательства бесконечными формулами и уравнениями и исследовали лишь частные случаи.

Николай Егорович, размышляя над выбором темы для своего первого научного исследования, решил работать в этой области и попытаться создать общую теорию «Кинематики[10]10
  Кинематикой называют раздел механики, в котором изучается движение тел без учета действующих на них сил. Кинематика жидкостей составляет часть гидромеханики.


[Закрыть] жидкого тела», как он называл тему своей магистерской диссертации.

Ежедневно, закончив подготовку к лекциям, садился он за диссертацию и работал далеко за полночь. Летом, живя в Орехове, он трудился целыми днями.

Одно горестное событие чуть было не подорвало надолго его силы: умер его любимый брат Володя. Он заболел дифтеритом. Спасти его не могли. Тогда еще не была изобретена противодифтерийная сыворотка.

Смерть брата очень огорчила Николая Егоровича. Лишь в работе находил он утешение. Почти до утра горел теперь свет в его кабинете, пока тихонько, в мягких туфлях, не приходила Анна Николаевна и молча не задувала лампу.

Наконец долгожданный день защиты диссертации настал.

Еще с вечера Мария Егоровна приготовила брату чистую крахмальную сорочку, тщательно отутюжила сюртук. Рано утром вся семья была на ногах. Анна Николаевна с няней отправились на рынок закупать провизию для торжественного обеда. Верочке позволили ради исключительного дня пропустить уроки в гимназии.

Сидя за чаем, Николай Егорович просматривал газету «Московские ведомости». Он искал там извещения о защите своей диссертации. Как нарочно, попадалось все не то: то объявление о сдаче внаймы квартиры с конюшней и сараем, то сенсационное сообщение о «рыбном дожде в деревне Бейбулатовой». Но вот наконец и объявление, которое он искал:

«Императорский Московский университет сим объявляет, что кандидат Жуковский 23 сего октября, в четверг, в 2 часа пополудни, в новом здании университета, в публичном заседании физико-математического факультета, будет защищать диссертацию под заглавием: „Кинематика жидкого тела“, написанную им на получение степени магистра математических наук».

Вскоре вошел новый друг семьи Жуковских, профессор механики Федор Евплович Орлов.

– Пора, пора, Николай Егорович! Собирайтесь, ваша защита первая.

Начались сборы. Николай Егорович ходил по всем комнатам и в волнении терял то носовой платок, то ключи.

Няня побежала за извозчиком.

– Побольше смелости, Николай Егорович! Вы так прекрасно владеете своим предметом, защита не представит для вас трудности, – ободрял Орлов Жуковского.

Зал был полон студентами университета и Технического училища, собрались многие профессора. Пришел и Репман. Среди студентов Николай Егорович заметил бледную от волнения Сашеньку Заблоцкую. В первом ряду сидели оппоненты Жуковского – маститый профессор физики Столетов, профессора Слудский и Цингер.

Сначала Николай Егорович очень волновался, но постепенно увлекся. Просто и ясно изложил он основы своей работы и под общие аплодисменты закончил:

– Я старался сделать изложение по возможности простым, предпочитая, где было можно, геометрические соображения аналитическим. Надеюсь, что мой скромный труд не останется бесполезным.

Следует сказать, что с первых шагов научной деятельности Николай Егорович в своих исследованиях стремился доказывать выдвигаемые им положения двояко. Во-первых, путем математических вычислений, прибегая к методу высшей математики (анализу), которым он владел в совершенстве. Но одновременно широко применял – и обычно предпочитал им пользоваться – геометрический метод, основанный на наглядном графическом изображении движения точки в пространстве.

Диссертация Николая Егоровича была признана учеными одной из наиболее выдающихся работ того времени в области гидродинамики. Эта его первая капитальная работа показала, какие глубокие знания в математике и механике успел он приобрести, насколько оригинален его метод изложения, насколько исчерпывающе углубляется он в решение поставленной перед собой задачи.