Текст книги "Битвы и приключения"

Автор книги: Орлин Василев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Успокойся, дружок!

– Я спокоен!

Но было совершенно ясно, что ни Пламен, ни его друзья не могли уже быть спокойны.

– Ну, Пламен, говори!.. Открой свой план.

– Сейчас открою… Мы… Мы прежде всего должны соблюдать строжайшую тайну. Никто в селе не должен даже подозревать, что мы узнали о преступлении, чтоб ни в коем случае не спугнуть вора раньше времени.

– Хорошо! Хорошо! – согласились все. – Давай говори дальше!

Но Воробей решительно сдвинул брови:

– Нет, ничего я вам не скажу, пока не дадите честное пионерское, что будете немы, как карпы в нашем водохранилище!

Ребята, а вместе с ними и учитель подняли руки:

– Честное пионерское, мы будем немы, как карпы в нашем водохранилище!

– Так!.. Теперь можно говорить…

Ох, мама родная, какой грандиозный план придумал и разработал этот щупленький Воробей!

Не были предусмотрены в этом плане только реактивные самолёты, атомный ледоход и межконтинентальные ракеты.

Зато для выполнения его нужны были: 17 команд разведчиков, по два человека в каждой, – наблюдатель и связной, и одна группа захвата, состоящая из пятерых взрослых. Кроме того, необходимы были: 1 карабин, 1 револьвер, 1 легковая машина «Волга», 1 радиоузел, 639 радиотрансляционных точек, 7 громкоговорителей, 1 диктор, и так далее, и так далее.

Определено было и время секретной операции: завтрашнее утро.

Начало операции – 5 часов 25 минут.

Обнаружение вора – 5 часов 32 минуты.

Захват – 5 часов 38 минут.

Окончание операции – 5 часов 47 минут.

Вся операция должна длиться 22 минуты – и ни секунды больше.

Эх, почему не были вы в Бунине в тот день – сами бы посмотрели, как всё это произошло! А то словами разве передашь…

Утром рано-ранёшенько, ещё кооператоры не выходили на поля, сады и виноградники, в селе началось какое-то таинственное движение. То тут, то там мелькали пионерские разведывательные команды. В то же самое время на площади перед почтой появились Светлин Ганушев, Кры́стю Лесник с карабином через плечо и милиционер Мате́й с револьвером на поясе. Минутой позже на кооперативной «Волге» подъехал председатель сельсовета До́чо Канинский, а за рулём машины сидел шофёр Стама́т.

Ганушев оглядел высоких, сильных мужчин, удовлетворённо хмыкнул и сказал шёпотом, хотя рядом никого чужих не было:

– Группа захвата в полном составе.

А Матей добавил озабоченно:

– Только бы разведчики справились с заданием! Всё-таки мальчишки!

– Не беспокойся! – отозвался Крыстю Лесник. – Наши пионеры – ребята смелые и разумные. Помнишь, как храбро помогали они гасить лесной пожар возле Гайдуцкого ключа?

– Поглядим, поглядим! – недоверчиво покачал головой Матей. – Девчонок, во всяком случае, можно было не включать в отряды!

– Это ещё почему? – вмешался председатель совета Дочо Канинский. – Уж не думаешь ли ты, что наши девчата уступают в чём-нибудь мальчишкам? Как бы не так! Ни в чём они им не уступают: ни в занятиях, ни в работе, ни в озорстве.

– Ну, насчёт озорства я согласен, – усмехнулся Матей и поправил на плече карабин.

Недоверчивый милиционер тревожился напрасно: разведывательные команды уже занимали свои посты.

Одни наблюдатели карабкались на самые развесистые деревья и усаживались там, притаившись среди густых ветвей, а их связные слонялись возле заборов, готовые в любой миг ринуться с тревожным известием к моторизованной группе захвата.

Другие через чердаки вылезали на крыши и прятались за печные трубы.

Третьи, передвигаясь ползком, как настоящие пограничники, забирались в старые плетёные корзины, скрывались в соломе или в зарослях бузины.

Четвёртые, самым невинным образом раскрыв книжки, сидели у окон своих домов, но не читали, а только для виду склонялись над страницами.

Пятые играли в чехарду у чужих ворот.

Шестые…

Да разве перечислишь все необычайно хитроумные способы маскировки, которые придумали семнадцать разведывательных команд! Впрочем, и неважно, где какая команда устроилась. Важно, что возле каждого частного пчельника в селе оказалось по наблюдательному посту. А ещё важнее то, что каждый пост видел всё, что происходит на пчельнике, видел, сам оставаясь невидимым. Ведь, согласно плану, придуманному Пламеном, в одном из пчельников скоро должно было что-то произойти…

И правда: ровно в 5 часов 25 минут, ещё до того, как заговорило радио – София, Светлин Ганушев вошёл на почту и кивнул телефонистке Лати́нке, которая руководила местным радиоузлом.

– Готово, Латинка! Начинай…

В то же мгновение телефонистка щёлкнула выключателем и пустила по радио самый громкий боевой марш.

В каждом бунинском доме была трансляционная точка, передававшая всё, что говорилось с почты.

639 домов – 639 трансляционных точек.

А кроме частных трансляционных точек, в деревне в семи местах висели семь громкоговорителей величиной с церковные колокола. Загремят они – и даже глухие столетние бабки разбирают, какую песню поют и о чём речь говорят.

В это утро все эти колокола грянули так, что спугнули даже ворон на скалах у Синего омута.

Раздался тревожный голос Латинки:

– Внимание! Внимание! Внимание! Раньше чем мы начнём регулярную передачу программы софийского радио, учитель Светлин Ганушев сделает очень важное сообщение! Внимание! Внимание! Внимание! У микрофона товарищ Ганушев!

И тут над селом, над скалами, над садами и фермами загремел голос Ганушева:

– Дорогие односельчане! Прежде всего разрешите пожелать вам доброго утра, хотя утро сегодня совсем не доброе. А не доброе оно потому, что я вынужден сообщить вам чрезвычайно неприятную, сверхнеприятную новость: прошлой ночью в Бунине была совершена кража. Ограблен пионерский пчельник на школьной опытной станции. Унесены все рамки из верхнего магазина улья номер один. Виновник этого позорного деяния должен быть немедленно обнаружен и пятно с нашей репутации снято. Сообщаю всем, что для этой цели образована проверочная комиссия под моим руководством. Как только закончится передача, комиссия начнёт осмотр всех пчелиных ульев в деревне. Мы найдём школьные рамки, так как на каждой из них я лично поставил тайный знак. Пока комиссия не осмотрит улья, ни один пчеловод не должен заходить на свой пчельник и открывать улья. Повторяю: никто не должен входить на свой пчельник. Это относится и к вору! Он будет пойман и передан судебным властям! До свиданья. Начинаем проверку!

Строгий голос учителя умолк. Но все буничане, потрясённые дурной новостью, продолжали стоять там, где застало их начало передачи.

Только один буничанин, вернее, не буничанин, а буничанка, и даже не буничанка, а полбуничанки – маленькая Светла летела в эту минуту, как пёрышко, подхваченное ураганом, по главной улице села. И если бы кто-нибудь мог измерить скорость, с какой мелькали её резиновые тапки, юная пчеловодка наверняка была бы объявлена чемпионкой мира в беге на тысячу метров.

…Вот она у кондитерской «Фиалка»… Вот ласточкой пронеслась через мост… Памятник… фонтан… Бежит к почте.

Ганушев увидел её с заднего сиденья «Волги» и крикнул:

– Стамат! Включай мотор!

Шофёр нажал педаль, повернул ключ, дал газ, и «Волга» уже готова сорваться с места.

– Ну, Светла?

– Там… Сучья Лапа!.. – запыхавшись, еле-еле выговорила девочка.

Учитель втащил её в машину и посадил рядом с собой.

– Давай к пчельнику Сучьей Лапы!

Стамат включил первую скорость, потом вторую, потом третью – берегись, цыплята, утки и поросята! И ты берегись, Сучья Лана проклятая!..

Го́чо Дры́ндаров, прозванный в деревне Сучьей Лапой, когда-то служил в полиции. Хоть и был он бедняк бедняком, но за даровую полицейскую форму и выпивку, которую ставили ему кулаки в корчмах, душой и телом продался фашистам. Подлая служба и бездельничанье по участкам так развратили его, что он потерял стыд и совесть – стал настоящей полицейской ищейкой, которая только и умеет, что выслеживать партизан в лесах и пещерах возле Искырского ущелья.

Вместе с другими фашистами Гочо – Сучью Лапу судили за преступления перед народом и посадили в тюрьму. Но и после того, как он отсидел свой срок и вышел на волю, Сучья Лапа не пожелал стать честным гражданином. Вместо того чтобы заняться земледелием, Гочо стал торговать на чёрном рынке. В тяжёлые послевоенные годы он скупал в деревнях яйца, мясо и другие продукты, в корзинах и чемоданах возил их в Софию и продавал по домам втрое, вчетверо дороже.

Его опять задержали, судили, снова посадили в тюрьму. Но на этот раз он отсидел всего год. А когда вышел на волю, заявил, что берётся за новое благородное ремесло: будет пчеловодом.

Пчеловодом так пчеловодом – отлично, превосходно! Знай смотри за своими ульями, разводи новые рои, вынимай мёд, продавай его – зарабатывай, сколько пожелаешь. Но ещё со времён древних славян известно, что развести пчельник не так-то легко, а Сучьей Лапе не терпелось разбогатеть поскорее. И потому…

…Потому пионерские команды очутились сейчас на своих тайных постах.

Потому Гочо, единственный из буничан, испугался радиопередачи и бросился в сад к своим ульям.

Потому Светла стала непризнанной чемпионкой в беге на тысячу метров.

Потому и «Волга» летела сейчас прямо ко двору Сучьей Лапы…

Стамат нажал на тормоза, и Матей первый соскочил с переднего сиденья. Высыпали через широкие дверцы и остальные преследователи.

Что же они увидали?

Маленький мальчуган с красным галстуком на шее вцепился в высокого, сутулого, как верблюд, мужчину, не давая ему убежать, и кричал сквозь слёзы:

– Стой! Стой!.. Бросай рамки!.. Бросай!..

Высокий человек в самом деле держал в руках несколько полных, только что вытащенных из нового улья рамок. Он дёргался из стороны в сторону, крутился, дрыгая то одной, то другой ногой, но никак не мог вырваться из рук своего ничтожного на вид, но крепенького и смелого противника. Наверно, он всё-таки отделался бы от мальчишки, если б не обрушилась на него как снег на голову – точно по плану! – группа захвата.

– Стой, ни с места, Сучья Лапа проклятая! – загремел страшный голос Матея.

– Держи его, Пламен! – взвизгнула Светла.

– Пусти ребёнка! – закричали во всё горло остальные мужчины.

Не понадобилось ни вытаскивать револьвер, ни взводить карабин. Вор покорно опустил свои длинные руки. Прямо так, с зажатыми в них рамками. Жалко только сладкий весенний мёд, который янтарными ниточками стекал из сломанных во время борьбы восковых ячеек.

Ну ничего!

Наши бунинские пчёлы умеют трудиться не хуже бунинских ребят: живо отремонтируют ячейки и снова наполнят их янтарным мёдом. А от мёда, как вы сами убедились, и ум становится ясной, и руки крепче, и сердце смелее.

Что вам ещё сказать?

Ах да, про тайный знак.

Увы! Как ни любите вы всё таинственное, должен честно сознаться, что никаких знаков на рамках не было. Учитель Ганушев выдумал это, чтобы припугнуть вора, чтоб попался он, как лиса в капкан. Он и попался.

Так-то!

Битва в лесу

Когда бы ни вспоминал я родное село, всегда вспоминаю я и лес, куда мы, мальчишки-пастухи, загоняли в полдень свои стада.

Это был общественный лес. Привольно росли здесь дубы, высокие, развесистые, увитые плющом и повителью. Лишь кое-где деревья расступались, открывая места заячьих игрищ – зелёные полянки, по которым солнце разбрасывало узорчатые тени.

Лес… Это было наше, пастушье, владение. Пока овцы спали, приткнувшись одна к другой, мы бесились так, что увлекали своим озорством даже седобородых стариков.

Одни расчищали место для костра и разжигали буйные огни, другие, забравшись в кукурузу по ту сторону оврага, возвращались, нагруженные крупными тыквами и початками, укутанными шелковистым волосом. Мы разрубали тыквы пополам, укладывали их в самый жар, засыпали перегоревшими угольями, а сверху принимались печь кукурузу. Зерна лопались, кипел молочный сок, потрескивая на углях…

Эх, нет ничего на свете слаще медовой тыквы и печёной молодой кукурузы!

Но радость наша никогда не бывала полной. Нас вечно держали в страхе опаснейшие враги. Что бы мы ни делали, мы всё время должны были оглядываться и прислушиваться, не готовит ли нападение опасный враг.

Будь это волки, мы спустили бы на них злых своих собак, отогнали бы их острыми ножами и тяжёлыми дубинами.

Будь это медведи, созвали бы охотников из села – ведь многие из них мечтали о тёплом тулупе и медвежьей шапке.

Будь это гадюка девяти локтей длиной, мы бы забили её камнями.

Нет, враги наши были многочисленней всех волков, медведей и змей, вместе взятых.

Это были страшные лесные разбойники – осы из дупла на Кривом дубе.

Когда поселились они на этом дереве, старики не упомнят. Жили они там, может, сто лет, а может, и двести… Расплодилось их бесчисленное множество роев и с каждым летом становилось всё больше и больше. Хозяйничали они не только в лесу, но и по всем окрестным полям и даже в селе. Стоило поставить где-нибудь для просушки противень с ломтиками яблок и груш, как осы с жадностью кидались на него – грабить.

Были они здоровенные! Брюшко чёрными и жёлтыми поясками перепоясано, глаза выпученные, огромные, как желудёвые колпачки, челюсти – детский палец перекусят, а жало… Лучше уж, чтоб в тебя цыганскую иглу воткнули, чем это жало ужалило. Укусит ядовитая оса – сразу весь пухнуть начинаешь. А случалось, и умирали люди!

Дерево с осиными гнёздами росло возле маленького лесного озерка, где мы поили своих овец, прежде чем пустить их пастись на луг. Там мы и купались, наевшись печёной тыквы. И хоть и были мы все не робкого десятка, но раздевались всегда со страхом, оглядываясь на триста сторон – не зажужжит ли где крылатый разбойник. А заслышав жужжание, тотчас кидались в воду.

Мы тоже не давали осам пощады. Стоило им попасться нам подальше от гнезда, и мы безжалостно били и давили их.

Одного из наших товарищей звали Гаврил. Он уже не пас овец, потому что поступил учиться в гимназию, а летом вместе со взрослыми работал в поле. Но как-то заболел его дед, и Гаврилу пришлось снова взять в руки пастушью палку.

В первый же день, увидев, как пугливо раздеваемся мы на берегу, он вспомнил своих старых недругов. Подошёл он к Кривому дубу, внимательно осмотрел вход в дупло и угрожающе покрутил головой.

– Послушайте, ребята! – повернулся он к нам. – До каких пор будем мы терпеть этих разбойников? Пора их всех перебить!

Пастушата рассмеялись – не родился ещё герой, который осмелился бы сразиться с бесчисленным роем.

– Чего хохочете? – нахмурился Гаврил. – Ос можно победить.

– Что ж, попробуй, – поддразнил его Атанас.

– Нет, в одиночку их не осилишь, – ответил Гаврил. – Над разбойниками только общими силами можно верх взять. Слушайте мой план…

План Гаврила был простой и разумный. И мы решили завтра же все вместе начать сражение.

Заметили мы, что осы в полдень забираются к себе в дупло на отдых и отдыхают, пока спадёт жара. И задумали атаковать их именно в это время.

Все пастушата разделились на четыре группы: поджигателей, закупорщиков, залепильщиков и охрану.

Принесли мы из села шерстяные тряпки и огромный клубок трута. Сгребли в кучу сухой конский навоз. Скатали из глины несколько больших лепёшек. Нарубили целый ворох лёгких веток, покрытых листвой, свалили в одну груду свои пиджачишки.

Двое поджигателей подожгли навоз и трут.

Двое закупорщиков свернули шерстяные тряпки в тугие клубки.

Четверо залепильщиков взяли в руки по глиняной лепёшке.

Остальные ребята из охраны схватили ветки и пиджаки и двумя рядами прикрыли первую группу атакующих.

Подбирались мы к дереву так тихо и с такими предосторожностями, как волк к овечьей кошаре не подбирается. Отверстие-то в дупле было большое – человечья голова пролезет. Мы были уже рядом с Кривым дубом, когда оса-наблюдатель взвилась над нашими головами и ринулась в дупло, наверно, чтоб сообщить о нашем нападении. Но в эту самую минуту поджигатели сунули в дупло зажжённый трут и дымящийся навоз.

– Затыкай! – заорал наш командир.

Закупорщики стали запихивать в дупло шерстяные тряпки. Не успели они отойти, залепильщики уже метнули свои глиняные лепёшки и замазали каждую дырочку, через которую могла бы выбраться наружу хоть одна оса.

– Бей! Бей! – гремел голос командира.

Позади нас кипел великий бой. Охрана, размахивая ветками и нашими пиджачишками, убивала всех ос, которые летели к дуплу, и не подпускала их к поджигателям и закупорщикам.

А едкий дым заполнял дупло и травил ос. Целых три часа несли мы караул возле замазанного дупла, хлестали ветками опоздавших разбойников.

И в лесу настал мир.

Игры наши сделались ещё веселей, ещё беззаботней. Мы уже не спешили нырнуть в озеро, мы бегали по полянам, загорали на солнце, так что к концу лета были чёрными, как негритята.

Произошло всё это много лет назад. Если какой-нибудь пастушок из наших мест прочтёт этот рассказ, пускай проверит, не вернулись ли в дупло возле озера лесные разбойники, не развелись ли снова в лесу. А если развелись, пусть соберёт друзей и смело идёт в атаку.

Разбойников только общими силами одолеть можно.

Страшный змей

Ты можешь лучше всех мастерить бумажных змеев, но, если тебе негде взять лист плотной бумаги, если нет клубка бечёвки и ветра, мастерству твоему грош цена.

А в селе газету и то трудно было раньше найти!

Но и я так легко не сдавался. Упросил почтальона, и он принёс мне из города толстой бумаги. Я взял бечёвку, которой дед латал кожухи, выстругал планки, сварил из муки клей, и через два часа змей был готов. Огромный, мне до подбородка достаёт, с длинным хвостом и оглушительной трещоткой. Я нарисовал ему углём страшные-страшные глаза и оскаленный рот.

Но не было ветра.

Страшная засуха сжигала поля. Зелёные листья кукурузы желтели до времени. Крестьяне поглядывали на небо: не покажется ли из-за гор хоть какое-нибудь облачко.

Бабушка каждый вечер зажигала восковую свечу, прилепляла её к стене и подолгу молилась.

– Господи, святая богородица, пошлите нам дождь! Смилуйся, святой Илья, прокатись на огненной колеснице по небу, открой небесные бочки, пошли нам дождичка!

– И о ветре, бабушка, попроси, – сказал я, поглядывая на бумажного змея в углу.

– Правильно, сынок, – ответила бабушка. – Будет ветер, будет и дождь.

Прошёл день, два, три…

Каждое утро я взбирался на холм за околицей и подставлял ладонь – проверял, не подул ли ветер.

На пятый день с запада потянул слабый ветерок.

Прошло немного времени – он усилился.

Потом перестал, потом опять задул…

Я бросился домой за змеем.

Когда я снова взобрался на холм, ветер дул уже сильно и равномерно. Я отпустил немного бечёвку, побежал против ветра, и змей медленно и тяжело забил хвостом. Я бежал, разматывая бечёвку, пока не запустил его высоко-высоко.

Р-р-р… Р-р… – трещала трещотка.

Я не спеша пошёл к селу. Ветер усиливался, трещотка трещала всё громче и радостней. Так я добрался до пустыря у корчмы деда Пе́тко. А сам всё смотрел на змея и думал:

«Мой змей так высоко взлетел, что его, наверно, и негритята в Африке видят».

Вдруг хвост у змея оторвался, змея закрутило, будто смерчем, швырнуло на дикую грушу посреди пустыря, и бумага разодралась. Я заплакал от досады, выдернул бечёвку, швырнул змея в кусты бузины и пошёл домой.

Прошло немного времени, и крестьяне стали возвращаться с поля. На западе сгущались тучи. Я подумал, что люди спешат спрятаться от дождя. Пришли и наши.

– Почему вы так рано? – спросил я бабушку.

– Ох, не спрашивай! – ответила она. – Говорят, змей упал на пустыре, у корчмы.

– Змей? – перепугался я.

– Змей, сынок, змей! – качала головой бабушка. – Видели люди, как он летел впереди туч. Летит и гудит, гудит… Это он привёл тучи и дождь. Добрый змей!

И, не договорив, бабушка заковыляла к воротам. Следом за ней побежал и я. У пустыря собралось до сотни крестьян. Все с опаской посматривали на заросли бузины и терновника. Староста и сельские сторожа держали наготове ружья. Какая-то женщина объясняла, показывая на небо:

– Со стороны вон того холма появился. Хвост как у змеи, а пасть – целого медведя проглотит. Из глаз молнии выскакивают, извивается и гудит: бу-у-у… бу-у-у. Покрутился над домами и повис над корчмой, высоко-высоко. Потом вдруг как завертится – ф-р-р… и грохнулся посреди пустыря.

– Сквозь землю провалился! – прибавил какой-то крестьянин.

– Это он тучи привёл.

– Он, он…

– А вдруг змей не провалился? – спросил дед Петко-корчмарь. – Спрятался где-нибудь да потом на нас кинется.

Сторожа ещё крепче перехватили свои ружья и нацелили их на заросли. Стало совсем страшно. Женщины и дети заплакали. А тучи нависли уже над самым селом. Потемнело, загремели первые раскаты грома.

– Надо посмотреть, что там, в зарослях! – сказал староста. – Кто пойдёт?

Мужчины опустили головы. Никто не шевельнулся.

– Ну! Ведь на войне-то вы были?

– На войне дело другое… Там змеев нет, – отозвался один.

– Дяденька староста, – вдруг выкрикнул я, – давайте я поймаю змея!

Все засмеялись.

– Сопляк! – обругал меня староста. – Ты лучше за бабкин подол держись!

Но я уже бежал к зарослям.

– Держите его! Держите! Он тронулся! – кричали мне вслед.

А я смеялся.

Перемахнул через плетень, забрался в бузину и нашёл разорванного бумажного змея.

– Змей его съел! Съел его змей! – слышал я причитания бабушки.

– Поймал! Поймал! – крикнул я в ответ.

Когда я вернулся и показал «страшного змея» – хохотал и стар и млад.

Но вот наконец хлынул долгожданный дождь. Все разбежались по домам, довольные и весёлые.

Когда мы вернулись к себе, бабушка сказала мне, улыбаясь:

– Послушан, сынок, если снова начнётся засуха, сделай снова такого же доброго змея. Пусть он опять приведёт тучи.

– Сделаю, бабушка, сделаю! – рассмеялся я. – Будет ветер, будет и дождь.