Текст книги "Правосудие с короткими ногами"

Автор книги: Опанасий Заколебанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Спускаюсь к ребятам.

– Там они, голубчики. Давай, потихоньку, через забор.

– Я посижу здесь, – трусливо отнекивается Веня.

– Не выйдет. Идем вместе.

Мы падаем, по очереди, в кусты полыни вперемешку со жгучей крапивой. Кожа покрылась волдырями пока мы пробирались через заросли к беговой дорожке.

– Значит так, – я толкаю речь полководца. – Сейчас гуськом до первого рва. Потом разделяемся на две группы. Маркел, Эн, Гена – вы заходите слева, туда где барьер и обезвреживаете одного охранника. Он сидит в кустах. Мы с Веней убираем другого и Амбулаторий наш.

Я только видел как кулак Маркела мелькнул над кустиками живой изгороди, а больше ни звука – чисто сработано. Теперь дело за нами.

Я подкрался к телохранителю сзади. Он курил, напевая что-то веселое. Хватаю его за ноги и обрушиваю навзнич. Веня, к удивлению моему, молнией сорвался с места и забил рот упавшего комком из крапивы.

– Молодец, – как не похвалить такую расторопность. – Только зачем так жестоко.

– А, под руку попалась. – отряхнувшись, он сел на поверженного телохранителя.

Итак, препятствия устранены. Противник без охраны. Необходимо приблизиться.

– ...мы уже подготовили одну партию. Сегодня же и завезем. Смотри, чтобы твои орлы раньше срока не выпили...

– А там уже пить нечего. – я поднялся из травы.

Все трое обернулись на мой голос. Мося с испуганным, затравленным взглядом; директор – с непонимающе-встревоженным; Амбулаторий – со злым прищуром.

– Ты предал меня!? – гневно выкрикнул он и бросился на стоявшего рядом со мной Веню.

Тот побежал наутек. Обоих пришлось догонять. Еле удалось отодрать рассвирепевшего Амбулатория от визжащего Вени Ухайдакина.

– Придется тебе им заняться, – я отряхнул одежду последнего от пыли.

– Хоть сейчас, – отдышался он.

– Вы думаете, что справились со мной? Ошибаетесь, – Амбулаторий все еще валялся: никто не помогал ему подняться, а самому ворочать тяжелым телом было физически невозможно. – Вы думаете я один? Нет. Меня обязательно выручат. Вы не сможете даже покинуть поля.

– Если ты про своих горилл, то они валяются без сознания.

– Нет, не про них, – Амбулаторий дьявольски захихикал, увидев, что-то за моей спиной. Судя по отвислым лицам моих соратников там было что-то неприятное. И я обернулся.

Глава 16.

Это были вооруженные люди. Какие-то машины в человеческом облике: рослые, с безразличными физиономиями, похожие на близнецов. Впереди них стояла женщина. Она была так дьявольски красива в своем обтягивающем тело черном кожанном костюме, что я не сразу узнал ее. Зеленые глаза, стать пантеры, нежная грация девственной амазонки.

Господи, да это же она – та самая, которую я видел перед тем как нашел труп Петровича.

– А ты, подлец, не думай, что я пришла защищать тебя. Скорее – твой секрет.

Ее тихий, уверенный голос словно гипнотизировал.

– Да ты что, Пашенька. Мы же с тобой старые друзья, – запел Амбулаторий и завился ужом, стараясь хотя бы встать на колени. – Поможет мне кто-нибудь или нет?

– Были когда-то, – ее слова прозвучали как приговор. – поднимите его.

Сильные руки амбалов встряхнули толстую, зашедшую в причитаниях, жабу.

– Ты же не хочешь сказать, что я уже не нужен. – Амбулаторий был на грани истерики и брызгал слюнями, своим жалобным голосом пытаясь добиться снисхождения.

– Именно. – Ослепительная Паша изящными пальчиками сделала еле заметное движение и ее люди направились к Амбулаторию.

– Нет, нет. Я не хочу!

– А тебя никто и не спрашивает, – произнес один из лбов и сверкнул складным ножом.

Я бы предпочел наблюдать за происходящим с экрана телевизора, но, увы, это была жуткая реальность. Пришлось отвернуться. Я услышал только тонкий всхлип...

Медленно раскачивая бедрами, Паша подошла ко мне. Тонким пальчиком она подняла мой подбородок, хотя я и без того смотрел на нее снизу вверх.

– Хочешь работать в моей команде? – ее, прежде холодный, голосок стал приторно сахарным.

– Конечно, какой разговор, – сказав это, я нагло схватил ее за задницу и прижал к себе.

Охрана дернулась, но она дала знак рукой и они замерли, не смея приблизиться, затем засмеялась, запрокинув голову и разметав шикарные волосы, выгнулась, не вырываясь из моих объятий и, обхватив меня за шею, впилась в мои губы жадным поцелуем.

О, подлый изменник! Клянусь, в этот момент я думал только об одном – как бы затащить богиню в койку и от души насладиться ею.

Страстно дыша, она отпрянула, руки мои безжизненно повисли, от нахлынувшей слабости не в силах удержать ее гибкое и сильное тело.

– Я думаю, у нас еще все впереди, мой милый.

Я испытал приступ разочарования. Она мгновенно стала холодна как лед.

– Всех вязать. Его – ко мне в машину, – показала на меня и от того, как она это произнесла, мне впервые в жизни стало по настоящему страшно.

Могучие лапы схватили меня, я почувствовал укол в плечо и почти сразу же ощутил полную невозможность сопротивляться: обмякли мышцы, тело потеряло способность двигаться. Слава богу, мозги не отказали. Меня поволокли к сиреневому лимузину, заботливо уложили на широкое заднее сиденье, напротив села хозяйка. Когда дверь закрылась, она снова превратилась в легкое небесное создание, погладила меня по голове.

– Все будет хорошо.

– Куда нас везут? – я удивился необыкновенно слабости моего голоса.

– Ко мне в берлогу. Если будешь послушным мальчиком – это место станет нашим.

– Паша – это твое настоящее имя?

– А что – слишком мужское?

Она наклонилась надо мной и, тяжело дыша, прошептала:

– Тебе я разрешаю звать меня Эмилией. Это настоящее.

Я застонал от невозможности потрогать ее волосы и прикоснуться к ее телу. Такая женщина рядом!

– Что это у тебя? – ее нежные руки вытащили из кармана бутылку "Крови". Откуда?

– Трофей.

– Это кстати. Сейчас мы отметим нашу встречу.

Она нажала кнопку на обитой дорогой тканью перегородке, отделявшей от нас водителя и из выдвижного ящичка выполз набор хрустальных фужеров.

Наверное она сумасшедшая. Или нимфоманка. Впрочем, одно другому не мешает – диагноз может быть общим.

А ведь она не знает про существование зелья. Разве стала бы пить?

Эмилия уже разлила напиток и протянула мне бокал.

– Ах, да. Ты же не можешь.

Она опустошила оба. Как извозчик.

– Неплохо...

Ее развезло довольно быстро.

– Я вовсе не плохая. Правда, правда. Но не люблю, когда мне пытаются мешать или, хуже того, – обманывают.

– Кто тебя обманул, дорогая?

– Амбулаторий. – икнула она и хлопнула еще.

– Не пей больше.

– Нет уж – раз начала, то надо допивать. – Эмилия подняла темную бутыль и взболтала вино, чтобы знать, много ли еще осталось. Судя по ее растроенному лицу – совсем чуть чуть.

Я, насколько это было возможно, оперся на левый бок, чтобы она не добралась до второй посудины.

Вскоре она уже вовсю сопела, уснув под легкое покачивание машины. Я тоже почувствовал как подобралась дрема и погрузился в тревожный сон.

Звяканье бокалов вернуло меня в реальность. Лимузин явно съехал с хорошего шоссе на какую-то загородную дорогу и теперь его ощутимо раскачивало.

Эмилия тоже открыла глаза и села, заняв часть моего сиденья. Я не переставал удивляться ее переменам. Создавалось впечатление, что два разных человека появляются передо мной, незаметно подменяя друг друга. Я не был уверен, что эта женщина несколько минут назад могла осушить поллитра за несколько минут. Она была очень серьезна и казалась абсолютно трезвой.

– Подъезжаем, – таким тоном говорят надзиратели, когда приводят заключенного к камере смертников.

– Послушай, Эмилия... – кашлянул я.

Она посмотрела на меня таким взглядом, как будто я с луны свалился. Или голым зашел в банкетный зал. Второе было гораздо вернее.

Я уж и не знал: стоит продолжать. Немного смущенный, я осторожно поинтересовался:

– Чего ты хочешь от меня?

– Скоро узнаешь.

Лучше бы она этого не говорила.

Наша карета плавно затормозила, из распахнутых дверей ударило в глаза солнце, тяжелые фигуры вытряхнули меня из салона, одна из них взвалила мое бренное тело на нехилое плечо и поволокла в сторону шикарнейшей виллы, отгороженной от асфальтированной площадки для машин фонтаном с сверкающей золотом статуей Самсона, рядом с которым почему-то не было льва.

Так вот куда делась эта скульптура. Помню, три года ее искали по всей стране. А она, оказывается, совсем рядом. А куда же льва дели? Надо будет спросить на досуге.

Стайка мускулистых собак неизвестной породы встретила нас вилянием обрубков. Клыки толще пальцев на моей руке. Однако, бежать отсюда будет непросто.

Меня внесли на второй этаж, где в глубине коридора скрывалась маленькая скромная комната с камином посреди внешней стены, на двух других – низкие рамы окон, бросили на пухлый диван, сняли ботинки с недвижимых ног, повернулись и вышли, цокнув замком.

Мне показалось странным, что обыскивающие меня люди забрали револьвер, но не прикоснулись к вину. Бутылка, согретая моим телом, торчала горлышком наружу.

Я попытался пошевелить онемевшими пальцами. Мне это удалось. Суставы в локтях работали плохо и, вообще, ниже пояса я все еще был парализован.

Так я лежал, не в силах перевернуться на спину, довольно долго, пока не почувствовал как по всему телу пробежала дрожь, покалывание тысячи иголочек, взмокли от напряжения ноги, всего залихорадило. Вскоре отпустило и я понял, что могу шевелиться.

Как будто заново родился. Ноги еле слушались, когда я, шатаясь и хватаясь за спинку кресла, двух стульев, подобрался к окну. Стекло было толстое, пуленепробиваемое. Я всей массой навалился на него, расплющив нос.

Там внизу, детина в черном сидел на крошечной, по сравнению с его комплекцией, механической газонокосилке и наворачивал круги по гигансткой лужайке, конец которой прятался от моего взгляда за кронами деревьев. Небо было затянуто тучами и наводило тоску. Скоро ночь.

Лимузин, очевидно в котором меня доставили так и стоял, брошенный, с раскрытыми дверцами. Вверху загрохотало, первые капли, словно боясь, легко ударили по карнизу, несколько секунд ничего не было, а потом – как будто дядя с седой бородой и нимбом решил отвернуть краник на полную – хлынуло так, что загудели под тяжестью стволы тополей. Горилла в стильном костюме бросился с крыльца закрывать лимузин.

Я обернулся на звяканье замка в двери.

На пороге стоял сухой старик с подносом в руках, он вошел, шаркая домашними тапками и тряся головой, следом за ним, как кошка, неслышно ступая, появилась Эмилия.

– Захар, ты свободен.

Старикан покорно согнулся в три погибели, изобразив крючок, затем произошла заминка: он охнул, видимо не смог выпрямиться, и, боком-боком, боясь вызвать гнев, выскользнул из комнаты.

Эмилия скинула с подноса салфетку и я сразу же почувствовал острое желание почревоугодничать.

Мои пальцы лоснились от жира после ножки индейки, в голове шумело от водки и пережитых неприятностей, хотя неизвестно, что впереди: может это последний обед пленника. С кресла Эмилия с нескрываемым интересом наблюдала за моей трапезой, ни произнеся ни слова.

Я вытер пальцы, прочистил языком передние зубы, и, мужик я или нет, схватил Эмилию за умопомрачительно изящное запястье и рванул к себе, жадно прижал, осыпав поцелуями ее очаровательную шею.

– Детка, давай на диван, а?

Она никак не отреагировала на мое бурное проявление чувств, чем ввергла в замешательство.

– Нет, ну я так не могу. – фальшиво закапризничал я, а потом подумал, что действительно не могу.

Я вскочил и пошел кругами вокруг кресла.

– Ты кто такая? – заорал я ей в лицо, ничего не боясь: ни ее нового ее превращения, ни появления обезьян-телохранителей, ни черта, ни дьявола.

Она тихонько хмыкнула и, сорвавшись с места, – я не успел ее задержать очутлась возле двери. Улыбнулась на прощанье и скрылась, оставив меня одного, злого и ничего не понимающего.

Что за женщина! Я вдруг вспомнил про Долорес и почувствовал, что то что было между нами – цветочки, по сравнению с тем, что я испытываю к этой зеленоглазой кошке.

Подлец, предатель. Стоило этой жуткой дамочке появиться на горизонте, как ты готов забыть все на свете. Как многоликое чудовище, она затянула меня в свои сети. Теперь мне конец. Если она не будет моею – я труп.

Погодите, господин хороший. Интересно, как это она может стать твоею, если ты, а не она – игрушка.

Да очень просто, болван. Надо сменить правила игры. Ты что не понял, как можно с ней справиться?

Вино! Конечно! Идиот, как я сразу не догадался. Надо действовать.

А ты что, Веней прикинешся? Что ты сможешь сделать?

– Да попытаюсь хотя бы. – крикнул я себе.

Я бросился к дверям и заколотил в них громким боем. Бил пока кулаки не покраснели и не послышались шаги.

– Чего надо? – хрипло ответил голос.

– В туалет хочу.

– Сейчас.

Он выдернул меня из комнаты и поставил рядом с собой – здоровый слон, на три головы выше.

Надо было действовать быстро и решительно и я поступил самым детским, тут же пришедшим на ум способом.

– Что это у тебя? – мои глаза впились в пуговицу на его животе.

– Где? – он нагнулся, хотя лучше было бы для него, если бы он этого не делал.

Я ударил его ногой в пах, так, что он еще больше согнулся – как раз, чтобы я мог вмазать по шее. Я побоялся за целость кости, когда под моим ударом он рухнул на паркет. Не его кости – моей.

Схватив его за ноги, затащил в комнату, ковер при этом задрался и мешал. Ага, зато сгодится.

Вскоре скатанный в трубочку ковер валялся за диваном, а я осторожно крался по коридору.

Глава 17.

Звуки. Звуки. Мой напряженный слух пытается задержаться на каждом из них. Вот кто-то кашляет надсаженно где-то внизу; похожее на стариковское шарканье раздается с лестницы, стихает; собака лает под дождем, который шумно бьет в стекла; в комнате рядом потрескивают дрова в камине. Здесь все пропитано тревогой и опасностью.

Ворчит дверь, словно предупреждая меня, и я успеваю спрятаться в нише рядом с теплой печной трубой. Зажегся свет и шаги невидимого мне человека проследовали в конец коридора. Примерно с минуту было тихо, затем раздался рев унитаза и шаги направились обратно. Снова темно.

А чего я собственно добиваюсь? Ну, допустим, найду я ее, а она как заорет, как позовет своих орясин – тут мне и крышка.

Ну ты, Прутиков, и трус, оказывается. Когда это ты боялся к бабам по ночам ходить?

Как же мне ее найти? Попробуем логически мыслить.

Если она хозяйка, то должна жить в самой лучшей комнате, причем выходящей на передний фасад, чтобы можно было видеть приезжающих.

Молодец. Уже есть что-то. Пойдем дальше. Где тут лучшая комната? Наверху? Внизу? Это определить трудно. Может спросить?

Ха! Ха! Ха! Как смешно. А впрочим, если у Захара только. Он сопротивляться не будет. Шейка как у воробышка – пусть только пикнет.

Я спускаюсь по каменной лестнице, в темноте ощупывая каждую ступеньку. Внизу свет и шепот людей.

Так вот где она. Ясно: не будут же два обалдуя сидеть возле пустой комнаты. Спать давно пора. Значит кого-то охраняют. Изнутри пройти не удасться. Может снаружи. Ее комната почти под моей.

Я карабкаюсь вверх и возвращаюсь к себе.

Окно насмерть задраено. Что же делать?

Труба!

Я сунул руку внутрь – она вся оказалась в саже. Еще ни разу не приходилось этого делать, но выхода нет – надо лезть.

Оказывается сажа – штука скользкая. Два раза я сползал вниз, стараясь при этом произвести как можно меньше шума. Но отчаянная злость толкала меня вперед.

В том месте, где соединяются трубы, я вдруг, потерял опору и снова заскользил вниз, но уже не к себе, а куда-то в сторону. Так это же здорово. Не надо на крышу лезть, а потом спускаться, да еще собаки на улице – я уже наверняка на месте.

Ошибочка вышла. Комната не производила впечатления жилой – голые полы и стены.

Я подошел к двери и приник глазом к замочной скважине. Оказывается я промахнулся и совсем рядом с этими двумя.

– Что-то Махмуд опаздывает, – говорит один другому.

– А ты его хоть раз видел?

– Нет.

– Говорят, он сквозь стены ходить может, – лицо первого приняло зловещее выражение и он посмотрел в обе стороны коридора.

– Иди ты, – второй тоже тревожно оглянулся. – А кто он такой?

– Да какой-то шаман негритосовский. Его хозяйка из Африки выписала, что бы он ей сеансы магии устраивал. Сегодня должен был приехать. А мне жутко интересно посмотреть на него.

– Ахла-махла-кузай-задахла! – я пинком распахнул двери и вывалился наружу, протягивая свои черные руки, чтобы не было сомнений в моей рассовой принадлежности.

– О, приехал, – первый от испуга потерял сознание, а второй испуганно оскалился.

– Ав! – клацнул я зубами перед его носом и он тоже вышел из игры.

Я рассадил их по местам, как будто уснули, и заглянул внутрь комнаты.

Будуар императрицы: огромная кровать с шелковым балдахином на ажурных тонких колоннах; изумительный запах – смесь тонких ароматов; тоскливый свет ночника.

И женщина!

Афродита!

Она лежала в прозрачной ночной рубашке, тонкая, теплая, нежная. Я опустился на пол и, неслышно подполз к изголовью кровати, и смотрел на нее, не в силах решиться разбудить.

– Эмилия, – наконец позвал я.

Она шелохнулась, повернула ко мне свою прелестную головку.

– Это я, – я побоялся, что моя чернильная рожа испугает ее и предусмотрительно повернул зрачок ночника в ее сторону.

– Я пришел, чтобы помочь тебе. – продолжил, не дождавшись ответа.

Она протянула мне свою руку и я жадно припал к ней губами.

– Скажи мне, кто я? – наконец прозвучал ее голос.

– Ты – Эмилия.

– А кто такая Паша? – она присела, подмяв подушку под колени.

– Это другая женщина. Не ты. Ты – хорошая, добрая.

– Почему ты черный? – без оттенков, механический, голос.

Эх, Веню бы сюда.

– Скажи, Эмилия, где мои друзья?

– Паша знает.

– Спроси у нее.

– Она не хочет говорить.

Ладно. Надо сматываться отсюда. Но только вместе с ней.

– Милая, подожди меня здесь. Никуда не уходи. Я скоро приду.

Я стал соображать, каким образом разузнать куда дели пленных. Ведь были же у нее помощники. Кто? Водитель.

– Где твой водитель?

– В пристрое, – все так же сухо протянула она.

– Умоляю, будь здесь.

– Хорошо, – она послушно легла.

– Умница.

Я высунул голову в коридор, осмотревшись, пробежал к стеклянному павильону, соединявшему пристрой. В здании опасаться было нечего – все мирно спали. А вот на улице – там собаки. Надо будет подумать, как выбраться.

Я доковылял до пристроя. Из щели в воротцах струился яркий свет и слышны были голоса играющих в карты людей. Двое.

– Ты по что мухлюешь? – сиплый голос гневно взвизгнул.

– Да ты что? – вякнул второй, шепелявый.

Коренастый обладатель сиплого голоса схватил шепелявого за грудки, приподнял и бросил обратно на инструментный ящик.

– Ладно, ладно. Вот карта. А у тебя все равно больше.

Коренастый обиженно засопел, а шепелявый ударил его два раза картами по носу.

– Надо было на деньги играть, – сожалеючи произнес он.

Я поскреб ногтями по плинтусу. Звук привлек внимание игравших. Шепелявый потянулся за монтировкой.

– Опять крыса. Недавно ведь травили.

– Боюсь я их – хвосты такие противные, голые, – коренастый передернулся.

– Пойду, шугану.

Лиловая тень загородила свет лампочки и я вжался в холодное стекло павильона.

Как только показалась лысина шепелявого, я рубанул его ладонями по ушам. Негромкий хлопок и тело обмякло.

– Тихо, тихо. Не торопись падать, – прошептал я и принял его массу, оттащил в сторонку и упал вместе с ним, потом выполз и перекатил его тело с себя на спину.

– Эй, Гога. Ну что, убил?

Я стащил с безмолвного Гоги носок и скомкав его, бросил в комнату.

Судя по раздавшемуся визгу, он благополучно был принят за крысу. Я запрыгнул следом и набросился на коренастого. Повалил его на кафельный пол и схватив за горло, пообещал сдавить, если он не скажет того, что мне нужно.

– Все скажу. – часто-часто закивал он.

– Где те люди, которых взяли с иподрома?

– В городе. Дом номер шесть по Большой улице. Они в бойлерной.

– Спасибо, – в благодарность я все-таки сдавил его шею, заставив ненадолго уснуть.

Впрочем можно было его не трогать, поторопился. Придется самому вести машину. Вот только как до нее добраться?

Я вернулся к Эмилии. Она не спала и я заметил в ее глазах блеск тревоги. Хоть какие-то чувства, а то – кукла куклой.

– Пойдем.

Она послушно поднялась, я напялил на нее японский, в букетах, халатик и повлек за собой к зашторенному окну. Надеюсь в ее комнате оно не забито. Шагала она как в сомнабуле – медленно и путая направление. Пришлось взять ее на руки. И опять Долорес возникла перед глазами. Что же теперь будет?

Рама поддалась и, крякнув, раскрылась. Я усадил драгоценную ношу на подоконник, перелез сам и принял ее тело с другой стороны.

На улице ветер и тихо каплет дождь. Лимузин совсем недалеко – каких-то метров тридцать. Я спустился по скользким от воды мраморным ступеням парадного. Шаг, еще, другой. Мы все ближе к заветной цели. Я уже чувствую под ногами влагу травы.

Шорох. Короткий тихий треск, похожий на стон сломленного дерева. Эхом он отзывается от каждого куста, клумбы, фонтана, повторяется за спиной, перекатывается на лужайку, за машину.

Собаки!

Это их рык заставляет мой пульс забиться слабым ручейком.

Они везде!

Я напрасно вглядываюсь в набитый легкой поволокой воздух: им видно, а не мне.

Почему же они не нападают?

Догадываюсь: наверное от того, что Эмилия в моих объятиях. Она не кричит, не зовет о помощи. Противник ошеломлен и не знает как поступить. Скорее к машине!

Легко сказать – скорей. После каждого шага, ворчание за моей спиной и впереди меняет тональность, в нерешительности передвигается, готовое превратиться в зловещий утробный хрип, когда животное, наконец, собирается накинуться на врага.

Только бы Эмилия не застонала во сне.

До машины остается не более трех шагов, а я уже потерял с потом столько влаги, что губы с треском лопаются, когда я пытаюсь облизнуть их сухим языком.

Последний шаг! Только бы не было замкнуто.

Я щелкнул ручкой и, о, счастье! дверца клацнула и освободила вход. Вместе с Эмилией я нырнул внутрь, в этот момент она капризно хныкнула и свора бросилась вперед. Но я успел захлопнуть дверь, прежде чем свирепая морда оказалась рядом.

Неуклюжий кобель уткнулся мордой в стекло с такой силой, что я испугался выдержит ли. Удар, однако на него нисколько не подействовал. Разве что, поняв, что с этой стороны ему не светит, пес бросился к соседней двери, а я, весь объятый дрожъю начал нервно ударять по фиксаторам дверей, словно был уверен, что у злобной твари хватит ума открыть замок.

Из мрака вынырнули остальые. Они с разбега бросились на капот, оттуда полезли на крышу, глухо рыча, уже не опасные, царапая когтями стекла. Теперь я засмеялся. После такого напряжения.

Я занял место водителя и повернул ключ. К реву зверей присоединился еще один – дружественный.

Все таки неудобная штука – автомобиль. То ли дело мой мотоцикл. Достался он наверное "красным шапочкам".

Я вырулил в направлении ворот. Они оказались заперты. Добавив газ, я ударил в огромную решетку. Правая фара погасла, стекло тут же покрылось сетью трещин, капот задрался горбом, но, слава богу, едем.

Собаки первый километр не отставали ни на метр. Одна из них умудрилась вцепиться зубами в колесо – глупо и неудачно: раздался истошный визг, а машина вздрогнула, вроде как налетев на небольшую кочку.

Вскоре псы отстали, но шина была повреждена – я это почувствовал по вихлянию руля. По хорошему следовало остановиться и сменить колесо, но страх заставлял гнать вперед.

Минут через пять, когда я понял, что никуда не денешся – остановился.

Кошмарное зрелище предстало моим глазам – разорваный пополам пес, челюсти которого сомкнулись вокруг превратившейся в лохмотья резины. Как уж его разделило и где вторая половина – не укладывалось в голове.

Заставляя себя поторопиться, я кинулся к багажнику. Весь хлам пришлось выбросить на дорогу. Отстегнув колесо, я нащупал в темноте балонный ключ и домкрат.

Скользкие гайки омерзительно холодили пальцы. Потянув изувеченное колесо на себя, и сорвав его, я толкнул его в канаву и незамедлительно принялся вставлять запасное, но от усердия и бешенной спешки умудрился затоптать две гайки. Мало того – раздавшийся издалека собачий лай привел меня в ужас и я наскоро наживил оставшиеся три гайки, и даже как следует не подтянув их, завертел рукояткой домкрата.

Не стал я ничего собирать, и багажник не закрыл – скорее вскочил за руль и газанув, сорвался с места, уже на ходу захлопнув за собой дверь.

Через полкилометра мы на перекрестке шоссе. Вспыхнувший от света фары указатель дал знак двигаться направо – к городу.

Я неустанно следил за температурой: главное чтобы от удара не потек радиатор. К счастью, все было в норме. Можно прибавить скорость.

Вообще-то ничего, если привыкнуть. Решено: если живым выберусь из этой кутерьмы, куплю себе такую же машину. Уж очень надежная.

Глава 18.

Лимузин рассекает морозный ночной воздух своим лакированным кузовом, на спидометре – полторы сотни. Я упиваюсь дорогой.

Эмилия рядом со мной, на пассажирском сиденье, не шелохнется. Ничего, дорогая. Сейчас отобью моих товарищей от твоих архангелов и все будет как надо.

Вот и показались огни города. Нас встретил музыкальный щит, встречающий каждого приезжего неизменной песней вот уже на протяжении двух десятков лет.

И сейчас рожа полудебильного бобра распевала, разбрасывая лучики на окрестные замшелые деревья, старающиеся спрятаться со стыда в темноту леса:

– ...Родной Землепупск – середина земли!..

На бешенной скорости, с визгом шин я свернул на объездную дорогу, где можно было не замедлять ход. Еле освещенные улицы вдали казались безжизненными и наводили тоску. Миновав мост, отделяющий центр от предместий, я лихо скатился с пригорка на Большую улицу. Останавился перед нужным мне перекрестком и потушил фару. Дом номер шесть – это клуб любителей кегельбана. Он и сейчас работает – прекрасно видно за витринами слоняющихся людей могучего телосложения с крохотными головками на плечах. Игра эта – самая интеллектуальная, после перетягивания каната.

Я сдал немного назад – во дворик жилого дома: пожалуй так меньше привлечем внимания. На прощанье, я дотронулся ладонью до бархатной щеки Эмилии, и с шумом выдохнув, попятился назад, закрыл за собой двери на ключ и направился в клуб.

Опасаться того, что меня могут узнать не стоит – сейчас я все еще негр, правда ладони побелели от прикосновения руля и пота. Вот только вопрос – любят ли здесь негров? Может всех не любят, а Махмуда – должны. Все-таки это Пашино заведение.

Я приблизился к стеклянным дверям. Совсем рядом двое били друг друга кеглями. Я присмотрелся – нет, это не кегли – бутылки из под шампанского. Разобрал интерес – чья голова крепче? Остановился, не отрывая глаз от любопытного зрелища. Похоже не одному мне хотелось узнать исход битвы: четыре бритых затылка торчали из окна, истошными криками подзадоривая одного против другого.

Наконец – звон разбитого стекла и хлопок упавшего тела. Дикий вопль победителя оглашает вымершую улицу. Где-то вдалеке раздалось завывание сирены, и четверо, выпрыгнув на улицу, помогли Тарзану затащить покалеченного внутрь. Я пристроился в хвост этой процессии и мимо двух обкуренных охранников благополучно проник в зал.

Первое время на меня никто не обращал внимания и это дало мне возможность присмотреться к обстановке.

Пожалуй, народу многовато. Человек тридцать – не меньше. Половина – возле дорожек, остальные – у стойки бара. М-да, если все они на меня попрут – худо придется. Как бы мне незаметно пробраться в служебное пемещение, двери которого охраняют два атлета?

Ладно, для начала надо кинуть несколько шаров.

Компания, стоявшая на подиуме, встретила меня несколько суровыми взглядами. Но ничего пока не говорят. Я попросил смотрителя вывести на табло мое имя. Зелеными буквами вспыхнуло: "Махмуд". Никто не среагировал, странно. Ну, ничего. Мне бы только успеть кинуть пару разиков, пока эти рассисты не перешли грань между просто живым интересом и желанием проверить, какого цвета у меня кровь. Особенно мне не понравился один типик в светло-зеленой шапочке и с багровым то ли от алкоголя, то ли от реакции к моему появлению лицом.

Господи, никогда не задумывался, как живется черномазым в нашей стране.

Беру в руки шар и запускаю его на дорожку. Гром смеха раздался рядом и со стороны бара. Похоже, им очень понравился мой бросок: только одна кегля упала, а две покачались, покачались, словно насмехаясь над игроком-мазилой, и снова замерли, лениво смотря своими рыльцами во все стороны.

– Хо-хо-хо! – мой "конфуз" благостно подействовал на типика. Его хамелеонская морда переменила цвет на бледно-желтый, остались только румяными щечки.

Боюсь, придется продолжать в том же духе.

Второй удар – и шар зигзагами катится по дорожке и, к общему удовольствию, промахивается, так и не затронув ни одной.

Они что, думают мне так легко? Я же, как никак, – победитель зональных выступлений девяносто девятого года. Да они в то время у мамки сиську просили, щенки пузатые.

Ну ладно, начнем помалу.

Я сделал вид, что хочу размахнутся как следует. Шар уже свистит, рассекая воздух, но я еще не решаюсь на бросок. Толпа подняла одобряющий вой, который нарастал с каждым махом. Наконец, я выбросил вперед руку и, не думая отпускать, полетел вместе с шаром по скользкому полотну. Кегли прощаются с привязанными к ним тесемками, рассыпаются передо мной в бегстве, и я скатываюсь на конвейер.

Сзади – гул смеха, визга, стона. Дураки, они не понимают, что я их обул. Минут пять у меня в запасе.

Пока меня не засосало в узкую щель шароприемника, соскочил на пол и, рыская взглядом, ищу дверь бойлерной. Шар я не оставил: мало ли чего.

Вот и она, обшарпапанная, обитая мятым железом. Замок закрыт, но нет ничего невозможного – я как следует бью шаром и в образовавшееся аккуратное круглое отверстие просовываю руку и дергаю щеколду.

– Это я!

– Козьма пришел! – вся компания была в сборе, включая ненавистного Амбулатория.

– Собирайся, народ, – я поторапливаю своих, помогая освободить руки и ноги от веревок и проволоки.

– А меня? – Амбулаторий захныкал и пополз ко мне, чуть ли не лижа ботинки.

– Пущай полежит, – злорадно хмыкнул Веня и пнул бывшего босса под зад, отчего тот перевернулся на спину и, задрыгав ногами, забился в истерике: – Я не хочу ту-у-у-ут! Хочу домо-о-ой! Я больше не буду-уу-уу-уу!

Директор ипподрома и Мося тоже проявили изрядное беспокойство, почувствовав, что их могут оставить на растерзание бандитам. Особенно заволновался директор. Он забрызгал слюной и дико заржал, изображая из себя необузданного мустанга, норовя лягнуть ногами чью-нибудь морду. Но когда я сказал, что при таком поведении ему не видать свободы и своей любимой Мерилин как своих ушей, он приник и смирно занял позу бревна. Мося же с самого начала повел себя благоразумно – он извиняюще улыбался, дескать: прости брат, бес попутал.