Текст книги "Первые шаги в жизни"

Автор книги: Оноре де Бальзак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

«И это Жорж! – подумал Оскар. – Человек, у которого было тридцать тысяч дохода, когда я с ним расстался!»

– У господина де Пьеротена есть еще свободное место в купе? – насмешливо спросил Жорж.

– Нет, мое купе занято пэром Франции, зятем господина Моро, бароном де Каналисом, его женой и тещей. У меня есть только одно место в общем отделении.

– Черт! Оказывается, пэры Франции при любых правительствах путешествуют в дилижансах Пьеротена! Я беру это место, – сказал Жорж, не забывший истории с г-ном де Серизи.

Он окинул внимательным взглядом Оскара и вдову, но не узнал ни сына, ни матери. Оскар на африканском солнце загорел; у него были пышные усы и густые бакенбарды; худое лицо и резкие черты гармонировали с военной выправкой. И ленточка офицерского ордена, и изувеченная рука, и строгость одежды – все это сбило бы Жоржа с толку, даже если бы у него и сохранились хоть какие-нибудь воспоминания о его давнишней жертве. Что касается г-жи Клапар, которую Жорж некогда видел лишь мельком, то десять лет, посвященные самому суровому благочестию, совсем ее изменили. Никто не подумал бы, что эта женщина – почти монахиня – была одной из Аспазий 1797 года.

Грузный старик в простом, но добротном платье – Оскар сейчас же узнал в нем дядюшку Леже – медленно приближался, волоча ноги; он дружески поздоровался с Пьеротеном, видимо относившимся к нему с тем почтением, которое всюду питают к богачам.

– Да это дядюшка Леже! И он становится все внушительнее, – воскликнул Жорж.

– С кем имею честь?.. – сухо спросил дядюшка Леже.

– Как? Вы не узнаете полковника Жоржа, друга Али-паши? Мы с вами однажды путешествовали вместе с графом де Серизи, который ехал инкогнито.

Одной из самых распространенных глупостей среди людей опустившихся является желание непременно кого-то узнавать и стараться быть узнанным.

– А вы изрядно изменились, – ответил старик посредник, ставший миллионщиком.

– Все меняется, – отозвался Жорж. – Разве «Серебряный Лев», или дилижанс Пьеротена похожи на то, чем они были четырнадцать лет назад?

– Пьеротену теперь одному принадлежат все почтовые кареты долины Уазы, и они у него превосходные, – ответил г-н Леже. – Он теперь бомонский домовладелец, хозяин постоялого двора, где останавливаются приезжающие в дилижансах; у него есть жена и дочь, и не какая-нибудь деревенщина…

Из дверей гостиницы вышел старик лет семидесяти и присоединился к путешественникам, ожидавшим минуты, когда можно будет сесть в дилижанс.

– Что ж, папаша Ребер, – сказал Леже, – недостает только вашей знаменитости.

– Вон она, – сказал управляющий графа де Серизи, указывая на Жозефа Бридо.

Ни Жорж, ни Оскар не могли узнать прославленного художника, – его лицо, теперь всем столь известное, было крайне измождено, и держался он с той самоуверенностью, которую придает успех. В петлице его черного редингота виднелась ленточка ордена Почетного легиона. Одет он был чрезвычайно изысканно – по-видимому, собирался за город на какое-нибудь торжество.

В это время из конторы, занимавшей бывшую кухню «Серебряного Льва», вышел служащий с листом бумаги в руке и остановился перед дверцей пустого купе.

– Господин де Каналис с супругой – три места! – крикнул он. Затем вошел внутрь дилижанса и начал перечислять:– Господин Бельжамб – два места. Господин де Ребер – три места. Господин… как ваше имя? – обратился он к Жоржу.

– Жорж Маре, – ответил вполголоса бывший богач.

Потом служащий подошел к ротонде, возле которой толпились кормилицы, сельские жители и владельцы молочных лавочек, шумно прощавшиеся друг с другом; усадив шесть пассажиров, служащий вызвал четырех молодых людей, которые взобрались на империал, и вместо всякого сигнала сказал:

– Трогай!

Пьеротен поместился рядом с кучером, молодым человеком в блузе, который в свою очередь крикнул лошадям:

– Но…о, пошли!

Четверка лошадей, купленная в Руа, не спеша побежала в гору, через предместье Сен-Дени; но, поднявшись над Сен-Лореном, дилижанс покатил, точно почтовая карета, и через сорок минут был уже в деревне Сен-Дени. Пьеротен не остановился у трактира, славившегося слоеными пирожками, а свернул влево от Сен-Дени, па дорогу, которая ведет в долину Монморанси.

На этом повороте Жорж, наконец, нарушил молчание, которое царило до сих пор среди пассажиров, разглядывавших друг друга.

– Теперь дилижансы ходят все-таки побыстрее, чем пятнадцать лет назад, – сказал он, вынимая серебряные часы, – правда, папаша Леже?

– Люди великодушно зовут меня господин Леже, – поправил его миллионщик.

– Да ведь это тот самый проказник, который ехал с нами при моей первой поездке в Прэль! – воскликнул Жозеф Бридо. – Ну что ж? Участвовали вы еще в походах – в Азии, в Африке, в Америке? – спросил знаменитый художник.

– Черт побери, я участвовал в Июльской революции, и этого слишком достаточно, ибо она меня разорила…

– А, вы участвовали в Июльской революции? – сказал художник. – Это меня не удивляет; я никак не мог поверить тем, кто утверждает, будто она сделалась сама собой.

– Как тесен мир, – заметил г-н Леже, глядя на г-на де Ребера. – Смотрите, папаша Ребер, вот клерк того нотариуса, которому вы, вероятно, обязаны своим местом управляющего именьями семьи де Серизи…

– Недостает только Мистигри, теперь прославившегося под именем Леона де Лора, да того глупого юнца, что стал распространяться насчет накожных болезней графа, от которых он в конце концов излечился, и насчет супруги графа, с которой он наконец расстался, чтобы мирно окончить свои дни, – сказал Жозеф Бридо.

– Не хватает и самого графа, – заметил Ребер.

– О, я думаю, – меланхолически заметил Жозеф Бридо, – что последнее путешествие, которое он совершит, будет из Прэля в Лиль-Адан, чтобы присутствовать на моем бракосочетании.

– Он еще катается в экипаже по своему парку, – сказал старик Ребер.

– А супруга часто его навещает? – спросил Леже.

– Раз в месяц, – ответил Ребер. – Она по-прежнему предпочитает Париж; в прошлом сентябре она выдала замуж свою племянницу, мадемуазель де Рувр, – на которую перенесла всю свою любовь, – за молодого, очень богатого поляка, графа Лагинского.

– А к кому перейдут земли господина де Серизи? – спросила г-жа Клапар.

– К его жене, которая его и похоронит, – ответил Жорж. – Для пятидесятичетырехлетней женщины графиня очень хорошо сохранилась, она всегда прекрасно одета; и, на расстоянии, она еще вызывает некоторые иллюзии…

– У вас она еще долго будет вызывать иллюзии, – сказал Леже, словно в отместку мистификатору.

– Я отношусь к ней с большим уважением, – ответил ему Жорж. – А кстати, куда делся тот управляющий, которого тогда уволили?

– Моро? – спросил Леже. – Он же депутат от департамента Уазы.

– А-а! Так вот это кто – знаменитый «депутат центра Моро Уазский»! – заметил Жорж.

– Да, господин Моро Уазский, – ответил Леже. – Он поработал для Июльской революции побольше вашего и в конце концов купил великолепное поместье Пуэнтель, между Прэлем и Бомоном.

– О! Рядом с тем, которым он управлял? Под боком у своего бывшего хозяина? У него вкус неважный, – заявил Жорж.

– Не говорите так громко, – заметил г-н де Ребер, – в купе находится госпожа Моро с дочерью, баронессой де Каналис, а также ее зять, бывший министр.

– Какое же он дал за дочерью приданое, чтобы выдать ее за нашего знаменитого оратора?

– Да что-то около двух миллионов, – сказал папаша Леже.

– У Моро был вкус к миллионам, – улыбаясь, сказал Жорж вполголоса, – он начал наживаться еще в Прэле…

– Ни слова больше о господине Моро! – живо воскликнул Оскар. – Мне кажется, вам уже пора бы научиться в дилижансах держать язык за зубами.

Жозеф Бридо несколько секунд всматривался в безрукого офицера, потом воскликнул:

– Вы не стали посланником, но эта ленточка свидетельствует о том, что вы вышли в люди и достигли этого благородными поступками, – мой брат и генерал Жирудо не раз упоминали о вас в своих рапортах…

– Оскар Юссон! – воскликнул Жорж. – Ну, знаете, если бы не голос, я бы вас не узнал.

– Ах, это вы так храбро вырвали виконта Жюля де Серизи из рук арабов? – спросил де Ребер. – И это вам граф предоставил место сборщика налогов в Бомоне, пока не освободится вакансия в Понтуазе?

– Да, сударь, – сказал Оскар.

– В таком случае, – сказал знаменитый художник, – окажите мне честь присутствовать на моей свадьбе, в Лиль-Адане.

– А на ком вы женитесь? – спросил Оскар.

– На мадемуазель Леже, – ответил художник, – внучке господина де Ребера. Граф де Серизи был так добр, что устроил этот брак, а я и без того уж многим обязан ему как художник. Но, перед тем как умереть, он решил заняться моим состоянием, о котором я сам и не помышлял…

– Значит, папаша Леже женился… – начал Жорж.

– На моей дочери, – ответил г-н де Ребер, – и без приданого.

– И у него были дети?

– Дочь. Этого вполне достаточно для человека, который овдовел и до того не имел детей, – ответил папаша Леже. – У меня, как и у Моро, моего компаньона, зятем будет знаменитость.

– И вы, – продолжал Жорж, обращаясь к папаше Леже уже с некоторым почтением, – вы живете по-прежнему в Лиль-Адане?

– Да, я купил Кассан.

– Ну что ж, я рад, что проезжаю именно сегодня через долину Уазы, – сказал Жорж. – Вы можете быть мне полезны, господа.

– Чем? – спросил господин Леже.

– Вот чем, – сказал Жорж. – Я служу в компании «Надежда»; эта компания только что возникла, ее устав будет утвержден королевским указом. Это учреждение предполагает через десять лет давать девушкам приданое, а старикам – пожизненные пенсии; оно намерено платить за образование детей; словом, оно берет на себя заботу о всеобщем благосостоянии…

– Верю, – сказал папаша Леже улыбаясь. – Короче говоря, вы страховой агент.

– Нег, сударь, я главный инспектор, и мне поручено подыскать по всей Франции корреспондентов и агентов; а пока я действую один, ведь найти честных агентов – дело трудное и щекотливое…

– Но как же вы лишились своих тридцати тысяч дохода? – спросил Жоржа Оскар.

– Так же, как вы лишились руки, – сухо ответил бывший кандидат в нотариусы бывшему кандидату в стряпчие.

– Вероятно, вы с помощью вашего состояния совершили какие-нибудь героические дела? – спросил Оскар с горькой насмешкой.

– Ну да, черт возьми! К несчастью, даже слишком много дел… Так что остался не у дел.

Дилижанс прибыл в Сен-Ле-Таверни, и пассажиры высадились. Пока перепрягали лошадей, Оскар восхищался тем, с какой ловкостью Пьеротен отстегивает постромки, а кучер разнуздывает пристяжных.

«Этот бедный Пьеротен, как и я, не слишком преуспел в жизни, – думал Оскар. – Жорж впал в нищету. Все остальные, с помощью спекуляций или таланта, добились успеха…»

– Мы завтракаем здесь, Пьеротен? – спросил он вслух, хлопнув старика по плечу.

– Я не кучер, – сказал Пьеротен.

– А кто же вы? – спросил полковник Юссон.

– Владелец, – ответил Пьеротен.

– Ну, не сердитесь на старых знакомых, – продолжал все тем же тоном превосходства Оскар и указал на свою мать. – Разве вы не узнаете госпожу Клапар?

Оскар познакомил свою мать с Пьеротеном, и это было тем похвальнее с его стороны, что в эту минуту г-жа Моро Уазская покинула свое место и, услышав фамилию Клапар, презрительно посмотрела на Оскара и его мать.

– Ну, сударыня, ни за что бы не узнал ни вас, ни вашего сына. Видно, в Африке солнце здорово печет?..

В той своеобразной жалости, которую Оскар испытывал к Пьеротену, сказался последний остаток его тщеславия, и он был за него еще раз наказан, хотя и довольно мягко. Вот как это произошло.

Два месяца спустя после того как Оскар обосновался в Бомоне-на-Уазе, он начал ухаживать за мадемуазель Жоржеттой Пьеротен, за которой отец давал полтораста тысяч франков приданого, и в конце зимы 1838 года женился на дочери владельца почтово-пассажирской конторы в долине Уазы.

История, происшедшая с Оскаром во время путешествия в Прэль, научила его сдержанности; вечер у Флорентины укрепил в нем честность, суровые испытания военной службы показали ему значение социальной иерархии и внушили покорность судьбе. Благоразумие и способности привели его к счастью. Перед своей смертью граф выхлопотал ему должность сборщика податей в Понтуазском округе. Покровительство г-на Моро Уазского, а также графини де Серизи и барона де Каналиса, который рано или поздно снова станет министром, сулят г-ну Юссону место главного сборщика податей, и семейство Камюзо теперь признает его за родственника.

Оскар – обыкновенный человек, мягкий, скромный и без притязаний; как и его правительство, он придерживается мудрой середины.[68]68
  «Мудрая середина» – выражение, впервые употребленное применительно к политике Шарлем де Монтескье (1689–1755). В эпоху Июльской монархии (1830–1848) «мудрая середина» была политическим идеалом французской буржуазии.


[Закрыть] Он не вызывает ни зависти, ни презрения. Словом – это современный буржуа.

_{Париж, февраль 1842 года}

КОММЕНТАРИИ

Повесть «Первые шаги в жизни» (Un debut dans la vie), или «Молодежь», как ее сначала предполагал назвать Бальзак, написана в 1842 году; в посвящении автор указывает, что сюжет был ему предложен его сестрой Лорой де Сюрвиль.

Впервые повесть, разбитая на главы, была напечатана под названием «Опасность мистификаций» в газете «Лежислятюр» в июле – сентябре 1842 года. В 1844 году повесть вышла отдельным изданием, в двух томах (с приложением рассказа «Мнимая любовница»), и получила новое название «Первые шаги в жизни».

В 1845 году Бальзак включил ее в первое издание «Человеческой комедии», где она заняла место в разделе «Сцены частной жизни»; здесь деление на главы было упразднено и впервые появилось посвящение.

Более тридцати персонажей, проходящих перед читателем в этой повести, встречаются и в других произведениях «Человеческой комедии».

О том, как оценивал «Первые шаги в жизни» сам автор, можно судить по его письму к сестре:

«„Молодежь“, – писал он сестре в феврале 1842 года, – заполнила целый том, и я считаю ее одним из перлов в моем венце, я горд ею за тебя».

Любопытно, что Лора де Сюрвиль и сама разработала этот сюжет в рассказе «Поездка в „кукушке“», вошедшим в ее книгу «Друг домашнего очага» (1854).