Текст книги "Любовный напиток. Лучшая персидская лирика"

Автор книги: Омар Хайям

«Кто сорвет покрывало с тебя, чаровница?..»

 
Кто сорвет покрывало с тебя, чаровница?
Кто насыплет зерна тебе, райская птица?
 
 
Сон бежит от постели моей, как представлю,
В чьих объятьях тебе нынче сладостно спится.
 
 
Мало общего между возжаждавшим мною
И тобою, что кары небесной боится.
 
 
О хмельные глаза, о злодеи с ножами!
Как легко этим сладким вином опьяниться!
 
 
Ловчий сокол – не праведник и не святоша.
Мечут в сердце греховные стрелы ресницы!
 
 
Ты не слышишь моих заклинаний и стонов —
Так высок неприступный престол твой, царица!
 
 
Дай огня, не гневи всемогущего Бога —
Пусть влюбленного сердца дворец озарится!
 
 
Злые духи миражем людей обольщают.
Берегись! Нет в пустыне воды, чтоб напиться!
 
 
Прежде чем добредем мы до старости нашей,
Сколько раз мы успеем в пути заблудиться!
 
 
Я не тот, кто задумал бежать из неволи.
Цель Хафиза одна – госпоже покориться…
 

«Та смугляночка, с которой я вкусил все наслажденья…»

 
Та смугляночка, с которой я вкусил все наслажденья,
Радость с пьяными глазами – только в ней залог спасенья!
 
 
И хотя на свете много обольстительных красавиц, —
Только в ней равно прекрасны и уста, и их реченья.
 
 
Дивный лик, талант великий, и при этом – непорочность!
В ней все помыслы Аллаха воплотились, вне сомненья.
 
 
Есть на этом дивном лике родинка над верхней губкой…
Это – гибель для влюбленных, это – знак уничтоженья!
 
 
Видит Бог: моя смуглянка собирается в дорогу!
Как же раненое сердце будет жить без утешенья?
 
 
Как втолкуешь вам такое: та, которая убила,
Лишь она одна владеет дивным даром воскрешенья!
 
 
Можешь смело полагаться на почтительность Хафиза,
Ибо ты великодушна и достойна уваженья.
 

«Я в реки превращу глаза, терпенье возвращу пескам…»

 
Я в реки превращу глаза, терпенье возвращу пескам,
Я сердце грешное свое швырну в морские волны сам.
 
 
Из сдавленной грехом груди я извлеку палящий вздох,
Чтоб искупительным огнем испепелить твой грех, Адам.
 
 
Я ранен огненной стрелой. Дай мне вина, чтобы спьяна
Узлы на поясе твоем я уподобил Близнецам.
 
 
На Сулейманов трон плесну из чаши влагою хмельной
И рокот чанга вознесу я к светозарным небесам.
 
 
Основа счастья моего – там, где любимая моя.
Стараться буду поскорей я тоже оказаться там.
 
 
Скорее пояс развяжи, в короне солнечной луна,
Чтобы скатилась голова влюбленного к твоим стопам.
 
 
Хафиз, откладывать не смей на завтра счастья своего:
Ошибка и великий грех – доверить жизнь свою часам.
 

«Ты видишь, до чего доводит людей тоска, как ночь черна?..»

 
Ты видишь, до чего доводит людей тоска, как ночь черна?
Когда любимая уходит – что с нами делает она?!
 
 
Какие игры развернулись вокруг нарциссов этих глаз!
И люди трезвые свихнулись и захмелели без вина.
 
 
Из-за жестокости любимой у слез горючих – цвет зари:
Звездой судьбы неумолимой меж нас резня учинена.
 
 
Во мраке молния сверкнула из полога шатра Лейли —
Сожженная душа Маджнуна теперь навек омрачена.
 
 
Саки, налей мне кубок пенный! Ведь автор книги бытия
За той завесой сокровенной Бог знает что творит спьяна!
 
 
Он золотом по небосводу все наши судьбы начертал,
Но не дано людскому роду понять, что значат письмена.
 
 
В Хафиза молния попала! В груди – мучительный огонь.
Друзья, что с вашим другом стало? Он пел в былые времена.
 

«Где благочестье – и где я, хмельной?..»

 
Где благочестье – и где я, хмельной?
Длинна дорога между им и мной!
 
 
Что общего меж риндом и аскетом?
Там – проповедь, здесь – чанг звенит струной.
 
 
Противны мне и рубище, и келья.
Где чаша с хмелем? Где кабак родной?
 
 
Дни радостных свиданий миновали…
Где ласковый укор? Где взор шальной?
 
 
Что может враг в твоем лице увидеть?
Где гаснущий ночник? Где свет дневной?
 
 
О, ямочка на круглом подбородке!
Где здесь ловушка? Где капкан стальной?
 
 
Пыль у твоих дверей – сурьма для глаза.
Где выход мне найти? Где путь иной?
 
 
Спокойствия и сна Хафиз лишился.
Где сон? Где утешенье? Где покой?
 

«Если выпадет мне счастье быть с тобой наедине…»

 
Если выпадет мне счастье быть с тобой наедине,
Я упьюсь вином свиданья, утоплю печаль в вине.
 
 
Горькое вино аскета душу мне не веселит,
А от жгучих поцелуев вся душа моя в огне.
 
 
Ты для пьяниц расточаешь сахар губ и глаз вино,
Разреши и мне, хмельному, пить с другими наравне.
 
 
Я сойду с ума от страсти: каждой ночью до зари
Я веду с луной беседу, вижу милую во сне.
 
 
Даже пыль под каблуками жаждет милостей твоих,
Я же – твой слуга давнишний. Вспомни, пери, обо мне!
 
 
Не ко всем ловцам в капканы слово редкое идет.
Редкие слова – фазаны. Мастер – сокол в вышине.
 
 
Коль стихов моих не ценишь – расспроси у знатоков:
Сам Мани хотел купить их по неслыханной цене.
 
 
Не Хафиз, а я, беспутный, научу тебя, как стать
Собутыльницей Плеядам, собеседницей луне!
 

«Я звал друзей, взывал я к состраданью…»

 
Я звал друзей, взывал я к состраданью —
Друзья не вняли моему рыданью.
 
 
Я ждал: когда же дружбы плод созреет? —
Как садовод, привыкший к ожиданью.
 
 
Не в правилах моих болтать впустую —
Тебя не стану осыпать я бранью.
 
 
Твой взор приучен к хитростям военным,
А я тебя считал невинной ланью!
 
 
Не жалуюсь. Любви не изменяю.
Не призываю страждущих к восстанью.
 
 
Краса твоя, как роза, расцветает
Благодаря такому обожанью.
 
 
А я, поскольку ты любвеобильна,
Жду случая склонить тебя к свиданью…
 
 
Скажи: «Ты сам, Хафиз, мне сердце отдал —
Я никого не облагала данью!..»
 

«Грудь от сердечного огня, всю ночь горя, сгорела…»

 
Грудь от сердечного огня, всю ночь горя, сгорела.
Такой огонь был в очаге – часть алтаря сгорела.
 
 
И тело плавилось всю ночь, как воск, вдали от милой,
А от любви душа моя, твой лик узря, сгорела.
 
 
Свечою яркою зажглось от слез горючих сердце
И, мотыльком вокруг огня всю ночь паря, сгорело.
 
 
Закаялся я пить вино – душа моя от горя
Тюльпаном черным без питья, зарок коря, сгорела.
 
 
Мои терзания поймут лишь родственные души:
Как весть подать, что спесь моя, себя смиря, сгорела?
 
 
Бродягой горьким нарекла меня хмельная влага —
Обитель разума, вино боготворя, сгорела.
 
 
Оставь испытывать судьбу, назад вернись, чтоб око
От радости зажглось, Творца благодаря, сгорело!
 
 
Брось глупости болтать, Хафиз, бери скорее чашу:
Ведь мы с тобой не спали ночь – и свечка зря сгорела…
 

«Расцветшей розе говорит влюбленный соловей…»

 
Расцветшей розе говорит влюбленный соловей:
«Не зазнавайся! В цветнике есть много роз милей».
 
 
Смеется роза: «Пусть ты прав, но любящий вовек
Подобных слов не говорил возлюбленной своей!»
 
 
Кто жаждет пить из этих уст – тот осужден судьбой
Сверлить ресницей жемчуг слез до окончанья дней.
 
 
Тот в жизни запаха любви ни разу не вдохнул,
Кто бородою кабака не вымел до дверей.
 
 
Вчера, когда в земном раю рассветный ветерок
По воле страсти разметал венок ее кудрей,
 
 
Я прорицателя спросил: «Что звезды говорят?»
А он в ответ: «Увы! Померк огонь звезды твоей!»
 
 
Слова любви всегда с трудом приходят на язык.
Довольно праздной болтовни! Саки, вина налей!
 
 
Что делать, коль сердечных мук не в силах скрыть Хафиз?
Унес рассудок в океан соленых слез ручей…
 

«Сегодня – Откровенья ночь!..»

 
Сегодня – Откровенья ночь! Об этом звезды говорят:
Счастливое для наших дел расположение Плеяд.
 
 
О том, чтоб руки подлецов не трогали ее волос,
Молитву каждый божий день смиренные уста творят.
 
 
О, эта ямочка-силок на подбородке у нее,
И тысячи погибших душ – на шее, как жемчужин ряд!
 
 
Увидев этот светлый лик, себя на стойкость испытай.
И солнце ходит вкруг нее, покуда небеса горят.
 
 
Кем стану в свите у нее я, оседлавший муравья?
Рассветный ветер оседлав, за нею всадники летят.
 
 
Я верноподданный ездок, с лицом – как зеркало луны.
Одна лишь пыль из-под копыт – моя одежда, мой наряд.
 
 
Высокая досталась честь каламу-ворону: писать
Прилежно имя божества. Да будет этот жребий свят!
 
 
Я разлучаться не хочу с вином и лалом алых уст.
Таков уж, ты меня прости, моей религии обряд!
 
 
Любую боль снесет Хафиз – лишь усмехнулся краем губ,
Хоть сердце стрелами насквозь ресницы божества пронзят!
 

«Пошел я в сад поразмышлять на воле…»

 
Пошел я в сад поразмышлять на воле.
Там голос соловья звенел от боли.
 
 
Бедняга, как и я, влюбленный страстно,
Над розою стонал… Не оттого ли,
 
 
Что вся она в шипах? Бродя по саду,
Я размышлял о соловьиной доле.
 
 
Из века в век одна и та же песня:
Она – в шипах, а он – в слезах. Доколе?
 
 
И что мне делать, если эти трели
Меня лишают разума и воли?
 
 
Ни разу люди розы не сорвали,
Чтобы шипы им рук не искололи.
 
 
Увы, Хафиз! Нет счастья в этом мире,
Нет утоленья нам в земной юдоли…
 

«Нет спасенья от муки – спасите!..»

 
Нет спасенья от муки – спасите!
Нет лекарств от разлуки – спасите!
 
 
От красавиц, от их произвола,
От жестокой любовной науки – спасите!
 
 
За один поцелуй – четвертуют,
Жилы вытянут просто от скуки – спасите!
 
 
Правоверные, где ж избавленье
От моей кровожадной подруги? Спасите!
 
 
Как Хафиз, я брожу и стенаю,
Заломивши в отчаянье руки: «Спасите!»
 

«Рассвет забрезжил… В голове – туман…»

 
Рассвет забрезжил… В голове – туман.
Неси вина, не стой как истукан!
 
 
Скорей, друзья, бокалы наполняйте —
Росой уже наполнился тюльпан!
 
 
С лужайки райский ветерок повеял…
Скорее пейте, кто еще не пьян!
 
 
Налей вина, подобного рубину, —
На троне роза распрямляет стан.
 
 
О милая, твои уста и зубы —
Как соль на боль моих душевных ран!
 
 
И в этот час привратник в харабате
Захлопывает двери, как капкан!
 
 
Спеши попасть в него перед закрытьем,
Стучи, кричи: «Эй, отвори, тиран!»
 
 
Судьба-красотка сбросит покрывало!
Не плачь, Хафиз, не сетуй на обман.
 

«Виночерпий, сияньем вина озари мою чашу скорей!..»

 
Виночерпий, сияньем вина озари мою чашу скорей!
Веселей, музыкант, ибо кончилось время скорбей!
 
 
В полной чаше на донышке вижу любимой лицо.
Сладко пить из нее. Как мне жалко непьющих людей!
 
 
Никогда не умрет тот, кого воскресила любовь.
Быть бессмертным и мне суждено до конца моих дней.
 
 
Сколько стройных красавиц дарило мне ласковый взор!
Всех затмил кипарис, остальных кипарисов стройней.
 
 
Как прекрасно быть пьяным от взгляда пленительных глаз!
Я отбросил узду – становлюсь все пьяней и пьяней.
 
 
В День Возмездия, шейх, от твоих «разрешенных хлебов»
Больший будет ли прок, чем от влаги «запретной» моей?
 
 
Ветер, к милой лети! Прошуми над ее цветником,
О влюбленном поэте красавице мысли навей.
 
 
Все пройдет! – ей скажи. – Время память о милом сотрет.
Для чего же меня забывать преждевременно ей?
 
 
Безграничны, как море, щедроты Кавама-Хаджи!
Месяц – словно кораблик в просторах небесных морей,
 
 
Зерна слез из очей рассыпай неустанно, Хафиз:
Может, птица свиданья твоих не избегнет сетей…
 

«Как мне тебе пересказать желание мое?..»

 
Как мне тебе пересказать желание мое?
Тайник твоей души познать – желание мое.
 
 
Я невозможного хочу. Мою любовь к тебе
От всех соперников скрывать – желание мое.
 
 
Дарованную мне судьбой единственную ночь
С тобою до утра не спать – желание мое.
 
 
Ах, как бы я сверлил всю ночь жемчужное зерно!
С морского дна его достать – желание мое.
 
 
О ветер утра, помоги мне в эту ночь любви!
Рассвет тюльпанами устлать – желание мое.
 
 
Пасть пред возлюбленною ниц и стрелами ресниц
Пыль на дороге подметать – желание мое.
 
 
На горе всем моим врагам, соперникам моим,
В стихах Хафизу равным стать – желание мое.
 

«Убей кокетством сердце, сделай милость…»

 
Убей кокетством сердце, сделай милость:
Оно само в силки кудрей стремилось!
 
 
Коль станешь исполнять мои желанья —
Остерегись, чтоб стража не явилась!
 
 
Мое желанье ночью – словно свечка,
Которая, сгоревши, испарилась…
 
 
Ведь говорил я: «Не влюбляйся в розу —
Она давно сама в себя влюбилась!»
 
 
Не нужен мускус ей – благоуханье
С рожденья от ее одежд струилось.
 
 
Забудь дорогу в дом «хозяев мира»,
Чтобы душа в тиши уединилась.
 
 
Сгорел Хафиз от страсти – но обетам
В сгоревшем сердце верность сохранилась!
 

«Познанья тайный враг…»

 
Познанья тайный враг, ханжа в сужденьях строг:
Винит меня в любви, как впавшего в порок.
 
 
Поверь: любовь – не грех! Любовь – венец творенья —
Грехом считает тот, кого обидел Бог.
 
 
О милая моя! Твоим благоуханьем
Сильнее, чем вином, пропах наш погребок.
 
 
Пожалуй, лишь Сохейб сумел бы уклониться
От стрел твоих очей, кокетливый стрелок.
 
 
Склонись ко мне! Поверь: согласие влюбленных —
Ключ от дверей любви, закрытых на замок.
 
 
Пастух долин любви достоин поощренья:
Он честно за тебя служил немалый срок.
 
 
Все ведает Хафиз о жизни и о смерти,
Рассказ его из глаз исторгнет слез поток.
 

«Без любви весна не хороша…»

 
Без любви весна не хороша.
Чаша без вина не хороша.
 
 
И лужайка сада без любимой,
Хоть и зелена, – не хороша.
 
 
Роза? Но без трели соловьиной
Даже и она – не хороша.
 
 
И картина без моей любимой
С ликом, как луна, – не хороша.
 
 
Без объятий и без поцелуев
Лучшая жена не хороша.
 
 
Жизнь, Хафиз, что мелочь: для нисара
Не годна, скудна, не хороша.
 

«Я верю: счастья птица в мой залетит силок…»

 
Я верю: счастья птица в мой залетит силок,
Коль милая решится ступить на мой порог.
 
 
Коль в чаше отразится любимое лицо —
От радости я шапку швырну под потолок!
 
 
Когда не может ветер проникнуть в твой дворец —
Как передать любимой хотя бы пару строк?
 
 
Душа моя смирилась, я перестал мечтать,
Что мне источник счастья подарит хоть глоток.
 
 
«На душу не надейся! – твой локон мне сказал. —
Душа попала в сети, раскинутые впрок».
 
 
Не покидай страдальца, по Книге погадай:
А вдруг счастливый жребий мне уготовил рок?
 
 
Когда луна желаний взойдет на небеса,
На крышу нашу хлынет сияния поток.
 
 
Пыль твоего квартала где б ни вдохнул Хафиз —
Его души коснется блаженства ветерок!
 

«Похитил прекрасный нарцисс навек мою душу и мысль…»

 
Похитил прекрасный нарцисс навек мою душу и мысль.
Навек мою душу и мысль похитил прекрасный нарцисс.
 
 
Лишь губ твоих розовых близ душа оживает моя.
Душа оживает моя лишь губ твоих розовых близ.
 
 
О пери, любой твой каприз – цветник наслаждений моих,
Цветник наслаждений моих – о пери, любой твой каприз.
 
 
О сердце, как мы увлеклись, как горестно страждем о ней!
Как горестно страждем о ней, о сердце, как мы увлеклись!
 
 
Миср – твоя красота, а я – ханаанский Юсуф.
Я – ханаанский Юсуф, а красота твоя – Миср.
 
 
Кипарис моего цветника – твой стройный пленительный стан.
Твой стройный, пленительный стан – моего цветника кипарис.
 
 
Я – сладкогласый Хафиз, подари мне свою красоту.
Подари мне свою красоту, ведь я – сладкогласый Хафиз!
 

«Лика твоего не видно – а поклонников не счесть…»

 
Лика твоего не видно – а поклонников не счесть.
Воспевают нерасцветшей розы красоту и честь.
 
 
Что же странного, что в толпах почитателей твоих
Будет лишний нищий странник на поклон к святыне бресть?
 
 
В харабате или в келье – одинакова любовь.
Каждый светлый луч во мраке – о тебе благая весть!
 
 
Похваляться аскетизмом, отрешиться от любви —
Всё равно что христианский крест всю жизнь покорно несть.
 
 
Чем и как твое вниманье мне, влюбленному, привлечь?
Если это – род недуга, то искусный лекарь есть.
 
 
Не напрасен плач Хафиза, не напрасен скорбный стон:
С горя часто удается стих прекрасный произнесть!
 

«Проповедники блистают благочестьем в Божьем храме…»

 
Проповедники блистают благочестьем в Божьем храме,
А тайком совсем другими занимаются делами.
 
 
У мудрейшего спросил я: «Отчего святоши эти,
Призывая к покаянью, каются так редко сами?
 
 
Неужели словоблуды, угрожая страшной карой,
Сами в Судный день не верят и лукавят с небесами?»
 
 
Господи, поставь на место этих пастырей незваных:
Пусть развратники своими занимаются ослами!
 
 
Я – прислужник старца магов в кабаке, где нищий дервиш
Посыпает вместо праха голову себе деньгами.
 
 
Приходи к нам, неимущий, ибо в этом харабате
Люди, выпив чашу хмеля, укрепляются сердцами.
 
 
Такова краса владыки, что одни из нас убиты,
А другие от восторга в прах склонились головами.
 
 
Изгони из сердца страсти – пусть идут в другое место;
Властелин души не может жить в одном дому с грехами!
 
 
В драгоценностях менялы вечно будут смыслить мало
И стекляшки бус ослиных будут путать с жемчугами.
 
 
У порога харабата прочитай молитву, странник,
Ибо духа опьяненье в этом доме правит нами.
 
 
Поутру с небес раздался голос: «Те из вас святые,
Кто Хафиза поминает благозвучными стихами!»
 

«Не стоит этот мир одной слезинки нашей…»

 
Не стоит этот мир одной слезинки нашей.
Блажен аскет, хиркэ за ковш вина продавший.
 
 
За святость не дадут и чарки в харабате,
А коврик для молитв не стоит дружбы с чашей.
 
 
Соперник мой твердил: «Не верь слезам поэта!»
Мол, пыли у дверей не стоит низко павший…
 
 
Как всех к себе влекут держава и корона!
Но павшей головы не стоит трон монарший.
 
 
Я вздумал морем плыть, но всех жемчужин мира
Не стоит ураган, мой парус разорвавший.
 
 
Страданий войск твоих не стоит блеск победы,
Поверь, о властелин, весь мир завоевавший!
 
 
Будь нищим, как Хафиз, презри тщету мирскую.
Велик не взявший все – а все другим отдавший.
 

«Наставник наш, распутства стойкий враг…»

 
Наставник наш, распутства стойкий враг,
Покинувши мечеть, зашел в кабак.
 
 
Как нам, ученикам, теперь молиться
И обращать лицо к святыне как?
 
 
Нам и подавно место – в харабате!
Должно быть, это свыше тайный знак.
 
 
Узнав, как хорошо нам в этих путах,
Мудрец иных не пожелает благ.
 
 
Твой лик явил нам «чудо милосердья»,
Забыли мы, что значит «зло» и «мрак».
 
 
Расплавится и каменное сердце —
Так мы вздыхаем и стенаем так!
 
 
Загнать всем миром в сети птицу сердца
Пытались мы – и не могли никак.
 
 
Хафиз, тебя пронзили стрелы вздохов?
Остерегайся этих стрел, простак!
 

«В саду весны блистанье утром рано…»

 
В саду весны блистанье утром рано.
Принес мне ветер вести от тюльпана.
 
 
О ветер, донеси мои приветы
До розы, кипариса и рейхана.
 
 
Когда бы знала о моем смятенье
Луна, чей локон – вроде чоугана!
 
 
Боюсь я тех застольцев в харабате,
Кто над чужой бедой смеется пьяно.
 
 
Будь другом божьих слуг. Ковчегу Ноя
Откроется земля средь океана.
 
 
И корки хлеба не проси у неба,
Оно не кормит, а казнит нас рьяно.
 
 
Я выместь пол ресницами согласен
Пред красотою мага-мальчугана!
 
 
Проникнуть в тайну мира не пытайся,
Твой слабый ум – орудие обмана.
 
 
Тем, чья постель последняя – могила,
Что проку от высокого эйвана?
 
 
Зачем темницу ты благословляешь,
О царь Египта, месяц Ханаана?
 
 
Зачем жгутами заплетаешь косы?
Какая страсть смутила дух султана?
 
 
Гуляй, Хафиз, будь пьяным и веселым
И в западню не превращай Корана!
 

«Пусть проповедник городской взошел на пьедестал…»

 
Пусть проповедник городской взошел на пьедестал —
Пустые речи говоря, он праведным не стал.
 
 
И человеком зверь не стал, хотя не пьет вина.
Быть милосердным не ленись – не так уж ты устал.
 
 
Доступен жемчуг должен быть для множества людей,
Чтоб перлом редкостным никто подделку не считал.
 
 
Величье – в собственных делах, а не в людской молве.
За Сулеймана сатану никто не принимал.
 
 
Я проповедую любовь. Ученья моего
Ничто не в силах сокрушить – оно прочнее скал.
 
 
Она сказала: «Утолю желания твои».
Дай Бог, чтоб слов своих кумир обратно не забрал!
 
 
Ты – мироздания венец. Я Господа просил,
Чтоб он меня твоим лицом напрасно не смущал.
 
 
Пылинка малая – и та, как говорил Хафиз,
Не засияет на свету, коль света Бог не дал!
 

«Я вспомнил свод твоих бровей…»

 
Я вспомнил свод твоих бровей как раз перед намазом,
И застонал, и позабыл я все молитвы разом.
 
 
Не жди терпенья от меня и самообладанья:
Исчезла сдержанность моя и помутился разум.
 
 
Вино процежено, пришла пора любви и хмеля,
Настало время соловьям петь хором звонкогласым.
 
 
Повсюду аромат любви к нам ветерок доносит,
На розах – капельки росы, подобные алмазам.
 
 
Покои брачные готовь, довольна будь судьбою,
Встречай, невеста, жениха – не огорчай отказом!
 
 
Мир приукраситься спешит, надеть наряд зеленый.
Лишь ты красива без прикрас – твой облик чужд прикрасам.
 
 
Плодами отягощены фруктовые деревья.
Бесплодный счастлив кипарис – ничем ни с кем не связан.
 
 
Певец, чтоб я не позабыл любовные обеты,
Хафиза лучшую газель спой с чангом или с сазом!
 

«Поменьше знайся с тем, кто о душе хлопочет…»

 
Поменьше знайся с тем, кто о душе хлопочет,
Не презирай того, кто жить беспечно хочет.
 
 
Ты тонок, ты умен – от близкого общенья
С носящими хиркэ тоска тебя источит.
 
 
Я вижу только грязь на рубище аскета,
Который кару нам и Страшный суд пророчит,
 
 
Большого нет греха в веселой жизни ринда
И в том, что свой кафтан буян вином омочит.
 
 
Иди-ка погляди на этих лицемеров:
«Кровь сердца» пьют они, барбат струной рокочет.
 
 
Коль налил мне вина – не подливай мне яду.
Питье вдвоем со мной тебя не опорочит.
 
 
Садись, но берегись горячности Хафиза —
В его груди всегда котел страстей клокочет!
 

«Врачам я жаловался зря…»

 
Врачам я жаловался зря —
Не помогли мне лекаря.
 
 
Пусть от стыда краснеет роза,
Любовью ветрено соря!
 
 
Я свой недуг поведал другу,
Об излечении моля.
 
 
Дай Бог очам опять увидеть
Лик милой, светлый, как заря.
 
 
Любовь – как ларь, и нет печати
На крышке этого ларя.
 
 
Так сделай доброту законом:
Дари и нищим, всем даря!
 
 
Хафиз, мужей ученых слушай —
Тогда страдать не станешь зря.
 

«Свидетель мохтасеб, я не из тех…»

 
Свидетель мохтасеб, я не из тех,
Кто враг вина и чувственных утех!
 
 
Я, грешник, часто каюсь. Но весною
Не пить и не любить красавиц – грех.
 
 
В саду весной я книгу не листаю,
А наслаждаюсь розой без помех.
 
 
Не замочу одежд в ручье богатства,
Хоть в нищете моей не счесть прорех.
 
 
О милостях судьбу молить не буду —
Я в бедности своей богаче всех.
 
 
От злого рока не ищу защиты:
Огонь любовной страсти – мой доспех.
 
 
Достиг я, грешный, соглашенья с чашей.
Что мне укор аскета? Просто смех!
 
 
Я сыплю жемчуг слез… Коль так богат я —
К чему удача мне? Зачем успех?
 
 
Коль чаша – веха по дороге к раю,
Не надо мне иных, небесных вех.
 
 
Впустую не заигрывай с Хафизом:
Его не проведешь – он не из тех!