Текст книги "Ты — любовь"

Автор книги: Оливия Уэдсли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Глава VIII

– Я знаю только одно: я обожаю его, – сказала Пенси, усаживаясь поглубже среди белых шелковых подушек дивана. – Я всегда любила его. Я не знаю, почему это так, Анна, но в Дикки есть какое-то особенное обаяние, которое так привлекает к нему всех. Может быть, это потому, что внешне он кажется совершенно равнодушным, а я знаю, что это только внешняя холодность и что в душе он совсем другой. Но Анна, – она вдруг поднялась, опершись на локоть, – я должна тебе признаться, что Дикки совсем не такой идеальный влюбленный, каким я его себе представляла раньше. Я не знаю точно, чего я от него ждала, но я чувствую, что это не то, что должно быть. Он, конечно, очень мил, нежен и внимателен ко мне, но все это не то. Я думала, что он будет совсем необычайным, когда по-настоящему полюбит.

Она задумалась, и в ее глазах промелькнул вопрос, который не решились вымолвить губы.

Тем не менее, Анна поняла ее и ответила. Отодвинувшись от зеркала, перед которым она пудрила лицо и пробовала на разные лады причесывать свои нестриженые, несмотря на моду, волосы, Анна сказала:

– Дикки боготворит тебя, дорогая. Я должна тебе сказать, что как бы он ни старался скрыть свои чувства, их очень легко отгадать.

– Анна, милая, ты в этом уверена?

– Совершенно уверена, клянусь тебе всем святым в этом, – рассмеялась Анна.

Поддавшись внезапному порыву, Пенси призналась:

– Я спрашиваю тебя потому, что недавно я была ужасно огорчена… Дикки такой спокойный, такой… ах, я не знаю, как это сказать… ну, совсем другой. Может быть, на него так подействовало то, что мы помолвлены. Что ты думаешь об этом, Анна?

– Я предполагаю, что у него просто денежные затруднения, и он улаживает сейчас свои дела, чтобы не возиться с ними в будущем, – сказала Анна, стараясь ободрить ее. – Ведь он очень беден, не так ли?

– Да, но зато я богата, – невозмутимо заявила Пенси. – В моем распоряжении всегда имеется много денег, которые мне дает отец, он ведь прямо ангел доброты. И, кроме того, еще бабушкины деньги. Таким образом, у меня есть пять тысяч фунтов в год, дорогая.

Повернувшись в позолоченном кресле стиля ампир и глядя на Пенси, Анна сказала:

– Может быть, именно поэтому он так озабочен – кто знает.

– Но ведь я могу и хочу ему помочь даже сейчас, если ему нужны деньги, – воскликнула Пенси.

Анна тихо рассмеялась.

– Конечно, дорогая, ты можешь. Но, может быть, он не захочет взять ни одного пенса из твоих денег. Я считаю, что новость о том, что он женится на тебе, несколько успокоит легионы кредиторов – я не сомневаюсь, что их численность велика, – а потом, когда вы повенчаетесь, ты будешь нести известную часть расходов, оплачивать свои туалеты, например. Так, мне кажется, должно обстоять дело.

– Я сделаю Дикки божественные подарки, – сказала Пенси.

Анна опять рассмеялась.

– Конечно, сделаешь, и ему это будет приятно.

– Значит, ты полагаешь, что материальные заботы сделали его таким? – настаивала Пенси.

– Я полагаю, что он вовсе не изменился, – несколько устало ответила Анна. – Мне кажется, ты в глубине души начертала правила поведения для какого-то необыкновенного жениха, а Дикки, простой смертный, не сумел их исполнить – вот почему ты слегка разочаровалась в его отношении к тебе. Признайся откровенно, разве это не так?

Пенси внезапно сорвалась с места и, вся дрожа, упала к ногам Анны, обвив ее колени руками.

– О, как ты не понимаешь меня. Не хочешь понять. Неужели ты думаешь, что я настолько глупа, что ничего не вижу и не знаю моего жениха… Я знаю его очень хорошо. И я повторяю тебе: он совсем не такой, как раньше. Анна, ты мой друг, ты наверняка знаешь или слышала о Дикки что-нибудь, чего я не могу услышать. Смотри мне прямо в глаза – скажи, у него есть кто-нибудь, кроме меня? – с мольбой спросила она.

Анна ласково погладила ее дрожащие белые плечи. Ее большие серые глаза спокойно встретили взгляд изумительных глаз Пенси.

– Насколько я знаю, нет. Я не слышала ни о ком, – ответила она. – Пенси, возьми себя в руки, дорогая, нельзя так распускаться.

Пенси закрыла лицо руками, и Анна почувствовала, что она плачет. Наконец, подняв мокрое от слез лицо, Пенси просто сказала:

– Я не могла справиться с собой. Я очень мучилась, думая, что Дикки не любит меня. Теперь я знаю, что все в порядке; я возьму себя в руки. Мне нужно было высказаться. Прости, что я устроила такую сцену.

– Милая, милая девочка, – мягко сказала Анна, лаская рукой золотистую головку Пенси.

Бледная, дрожащая улыбка мелькнула по лицу Пенси. Она рассмеялась слегка надорванным смехом, поднялась и медленно подошла к зеркалу.

– Какой у меня ужасный вид. И зачем мы вообще плачем. Слезы ведь так портят лицо, – сказала она.

– Ничто не может испортить твоей красоты, – сказала Анна, любуясь Пенси, которая пудрила лицо. – Пенси, скажи мне, что это за чувство – сознание собственной безукоризненной красоты?

Пенси покраснела и сказала несколько робко, но вполне искренне:

– О, это очень весело. Очень приятно знать, что все смотрят на тебя с удовольствием, а некоторые с завистью, и чувствовать, что ты очень хороша собой. Но единственное время, когда сознание своей красоты приносит настоящее счастье, – это когда ты любишь. Тогда ты счастлива, безумно счастлива этим сознанием, потому что он с восторгом смотрит на тебя, гордится тобой, с удовольствием показывает тебя своим друзьям. О, тогда ты по-настоящему счастлива.

– Но если человек действительно любит, – задумчиво сказала Анна, – он ведь не перестал бы любить и тогда, если бы красота исчезла.

– Не перестал бы, – скептически отозвалась Пенси. – О нет, я не верю в это.

Она переоделась, отвезла Анну в клуб, а сама отправилась в Ренли, чтобы встретиться там с Хайсом, который должен был поехать туда играть в поло.

В клубе Анна столкнулась с Баром, который весь засиял при виде ее.

– Как Пенси? – был его первый вопрос.

– Она только что рассталась со мной, – ответила Анна, – и поехала в Ренли, чтобы посмотреть, как Дикки развлекается там, я полагаю.

Она внимательно следила за Баром и заметила, что его лицо омрачилось.

Тогда, поддавшись внезапно нахлынувшему порыву, она спросила:

– Бар, вы часто встречались с Дикки последнее время?

– О нет! Чертовски мало.

– Бар, почему вы это говорите таким тоном?

Горько усмехнувшись, Бар взглянул на нее.

– Потому, что это правда… Я не хочу видеть его больше вообще. Чем меньше я буду с ним встречаться, тем лучше.

– Почему?

– О, у меня есть на то основания, Анна.

– Я хочу знать их. Вы мне скажете, Бар?

Лицо Бара внезапно перекосилось, глаза налились кровью, он резко сказал:

– Ходят слухи, что он без ума от той девушки, которая находится сейчас у него в доме. Мы видели ее, Пенси и я, как-то ночью, в квартире Робина. По-моему, поведение Хайса возмутительно, особенно теперь, когда он помолвлен с Пенси – девушкой, за которую любой из нас продал бы дьяволу душу. И она Невеста Хайса. Они помолвлены, они повенчаются через месяц… А он проводит все свое свободное время с девушкой, о которой никто ничего не знает.

– Каким же образом вы узнали о нем такие подробности? – вспыхнула Анна.

– Каким образом? Не все ли равно. Я очень хорошо осведомлен, и то, что я знаю, – правда, – выпалил Бар.

Анна оставила его и прошла в комнату для игры в бридж.

Значит, Пенси была права. Во время игры мысли Анны то и дело возвращались к Хайсу и к Пенси. Она вспомнила тот день, когда встретила их и Бара в Ренли, и они все вместе пили там чай; как она думала тогда, глядя на них, что Пенси очень влюблена в Хайса и как жаль, что Хайс не любит ее. А в тот же вечер состоялась их помолвка.

«Тут дело нечисто: Пенси, должно быть, слишком стремительно атаковала его, – решила Анна, – за всем этим что-то кроется; если он не любит ее, то я буду молить Бога, чтобы этот брак расстроился. Хайс, искренне преданный, любящий, был бы идеальным мужем; но Хайс, преданный только по обязанности, Хайс ласковый и нежный только из вежливости или из жалости – о, это было бы ужасно. Потому что Хайс принадлежит к числу тех людей, которые, хотя много играют в любовь, отдают ей всю жизнь, когда к ним приходит настоящее чувство. В этом его очарование, его сила… О, если бы Пенси могла понять это».

Она кончила партию и выиграла; начала вторую, но внезапно, потеряв всякий интерес к игре, извинилась перед своими партнерами и направилась к выходу.

В дверях она столкнулась с Пенси.

– Дикки не был в Ренли. Я сейчас позвоню ему.

– О, ты хочешь… – начала Анна, но в этот момент радостно вскрикнула и поспешила навстречу молодому человеку, который окликнул ее таким тоном, точно ее имя было военным кличем, благословением и хвалебным гимном – всем вместе.

– Это Борис, – радостно сказала она, обращаясь к Пенси. – Борис Дивин, мой кузен.

Она протянула обе руки высокому молодому человеку, который почтительно поднес их к губам.

– Разве он не очарователен, – рассмеялась Анна. – Он наполовину русский, по отцу. Его матерью была Анита Ринли. Пенси, прости это отступление и разреши представить тебе Бориса. Борис, это леди Виола Трент, самая красивая девушка в Лондоне, как ты сам видишь.

– Действительно, – сразу очень охотно согласился Борис, с нескрываемым восхищением глядя на Пенси своими светло-голубыми глазами.

Когда он снова обернулся к Анне, Пенси взглянула на него с интересом. Он был действительно очень хорош собой: великолепно сложен, очень высокого роста, с широкими плечами атлета. Резкий контраст с его светлыми глазами составляли черные, как вороново крыло, волнистые волосы. На нем был темно-синий костюм и темный галстук, в который была вколота булавка с черной жемчужиной необычайной красоты.

«Он какой-то необыкновенно жизнерадостный и крепкий», – подумала Пенси.

Сияя совсем детской улыбкой, Борис сказал:

– Теперь я никуда не отпущу вас, Анна, – он резко повернулся и, не выпуская ее рук, взглянул на Пенси, – и тем более вас, леди Виола. Теперь, когда судьба так чудесно столкнула нас. Знаете что: пойдемте сейчас ко мне, я живу совсем близко отсюда. Я приехал в Лондон на некоторое время по делу и потому снял и обставил для себя небольшую квартирку. Пойдемте. Неужели вы откажетесь?..

– Я с удовольствием пойду, – сказала Пенси. – А разве ты не хочешь, Анна?

Так как у Анны было большое желание пойти к Борису, и она, по-видимому, была свободна – она охотно согласилась, и они пешком отправились к нему.

Борис очень оживленно болтал всю дорогу. Он отлично, почти без всякого акцента, говорил по-английски.

Его родители безумно любили друг друга и боготворили Бориса, своего единственного сына. Несмотря на это, он совершенно не был избалован. Его отец погиб во время мировой войны на русском фронте, и это свело в могилу его мать. Борису было тогда девятнадцать лет. Он тотчас же реализовал все огромное состояние, доставшееся ему от отца, и навсегда покинул Россию.

Долгое время он жил в Париже, а потом в Италии. Моментами он настолько остро чувствовал свое одиночество, что был близок к самоубийству.

Сейчас, в течение этих пяти минут, вся его жизнь резко изменилась: он отчаянно и бесповоротно влюбился в Пенси.

Его квартира находилась в двух шагах от Бонд-стрит. Когда они поднялись наверх, их обеих поразило огромное количество цветов, которые стояли повсюду; затем они отметили, что у Бориса отличный вкус – это было видно по обстановке его квартиры. Стены гостиной, как он назвал комнату, в которой они находились, были обиты старинной тканью блекло-золотистого цвета; от этих стен веяло необычайным покоем. Такой же характер носили картины в широких рамах из черного дерева: березовый лес осенью или летний пейзаж после дождя. В комнате стояли огромные кресла, обитые гобеленами, маленький рояль из черного дерева, масса книг и очень красивый старинный письменный стол, заваленный письмами и бумагами.

– Мы сейчас будем пить чай, – сказал Борис, нажимая кнопку звонка. На звонок явилась весьма мрачного вида личность – лакей во вполне приличной ливрее, но почему-то в черном высоком жилете с серебряными пуговицами; узкая полоска безукоризненно чистого воротника служила границей между черной материей его костюма и почти таким же черным лицом, с которого угрюмо глядели тусклые глаза.

Борис сказал ему что-то по-русски, и он улыбнулся, обнаружив исключительно красивые зубы. От этой улыбки лицо его совершенно преобразилось и прежнее мрачное выражение исчезло.

Он низко поклонился Анне.

Борис сказал Пенси:

– Он был слугой моей матери и обожал ее. Вы себе не можете представить, как он был ей предан – как собака. Он готов был ради нее на все. Я только что сказал ему, что Анна – ее кузина.

Чай был подан: настоящий русский чай из прекрасного старинного самовара; лимон, нарезанный тонкими ломтиками, марципановый кекс и длинные желтые русские папиросы в маленьких изящных мундштуках.

– Я их привез из Вены, – сказал Борис, – то есть, вернее, Григорий.

После чая он сел к роялю и долго и очень хорошо играл с очень серьезным выражением лица и печальными, устремленными вдаль глазами.

Улыбаясь, он сказал Пенси:

– Я непременно должен снова встретиться с вами.

– Обязательно, – улыбнулась она в ответ. На этот раз Борис, без улыбки глядя на нее своими голубыми глазами, спросил:

– Когда? Сегодня вечером? Где вы будете – в театре или в дансинге?

– На балу у Баррингтона, – ответила за нее Анна. – Я возьму тебя с собой, Борис, если хочешь.

– Возьмете? Вы настоящий ангел, Анна. А леди Виола будет там? – воскликнул он.

– Конечно, будет, – сказала Анна. – Ну, Пенси, пойдем, нам пора, если ты хочешь попасть туда. Ты знаешь, уже почти половина восьмого.

Борис вышел их проводить и долго глядел им вслед, стоя с непокрытой головой на тротуаре.

В автомобиле Анна обратилась к Пенси с нарочитой беспечностью:

– Обворожительный юноша, не правда ли? Женщины от него без ума.

Пенси что-то пробормотала в ответ. Анна рассеянно кивнула. В ее мыслях мелькнуло: «Хорошо… А почему бы и нет».

* * *

Селия вся вспыхнула; она повернулась к вошедшей сиделке с выражением отчаяния на лице.

– Инспектор не сказал вам, зачем я ему нужна? – тихо спросила она.

– Нет, он сказал только, что хочет поговорить с вами. Я сейчас позову его, а вы постарайтесь поскорее от него освободиться.

– Хорошо, я попробую, – ответила Селия. Она быстро и глубоко вздохнула. Было очень досадно, что инспектор Твайн явился именно теперь и разрушил все очарование проведенных с Хайсом мгновений. За долгие недели болезни она забыла обо всем – о прежней жизни, о жемчужине… А теперь все снова вернулось к ней.

– Мне лучше уйти или остаться с вами? – мягко спросил Хайс.

– О, останьтесь, милый, навсегда, – ответила она. Оба рассмеялись. Очарование минувшего часа, казалось, возвращается к ним.

Когда инспектор Твайн вошел в комнату, Хайс каким-то подсознательным чувством, интуитивно, уловил, что надвигается опасность; он ясно почувствовал, что теперь ему придется столкнуться лицом к лицу с фактами, которых он так тщательно избегал раньше. Он не мог бы логически объяснить, откуда у него взялась такая уверенность, но он был убежден в этом.

Поднявшись навстречу инспектору, он приветливо сказал:

– Здравствуйте, инспектор. Вы не должны утомлять мисс Лоринг, она была очень больна.

– Я слышал об этом, милорд. Я был очень огорчен, когда узнал это, – ответил Твайн. – Как вы себя чувствуете теперь, мисс Лоринг?

– О, значительно лучше, – весело кивнула Селия. – Почти совсем уже хорошо. Скажите, пожалуйста, инспектор, зачем вам понадобилось видеть меня? Это что-нибудь важное? Я надеюсь, что нет ничего страшного.

– Конечно, ничего, – ответил Твайн успокоительно. – Речь идет о черной жемчужине, мисс Селия. Вы помните, что слуга мистера Лоринга, Рикки, нашел черную жемчужину. В тот день, когда с вами произошел этот несчастный случай, он явился ко мне и рассказал весьма странную историю о ней, причем в заключение добавил, что эта драгоценность находится у вас. Тогда я решил, что как только вы сумеете меня принять, я попрошу вас показать мне эту вещь.

Большой и плотный, он приятно улыбался, глядя на Селию; его присутствие действовало как-то успокаивающе, несмотря на цель его прихода.

– Покажите мне ее, пожалуйста, если вы ничего не имеете против, – повторил он, – и если не будет трудно найти ее.

– О нет, совершенно не трудно. – Краска сбежала с лица Селии. – Мне кажется, она была в моей сумочке; я сейчас попрошу сестру Харнер, она мне принесет ее.

– Где лежит ваша сумочка? – спросил Хайс. – Я найду ее, если вы скажете, где нужно искать.

На одно мгновенье глаза инспектора блеснули любопытством. Он украдкой бросил быстрый, испытующий взгляд на Хайса. Потом опустил ресницы, и его лицо приняло прежний бесстрастный вид.

– Она лежит в этом ящике… Вот здесь, – сказала Селия, указывая на шифоньерку, стоявшую в углу. – Во втором ящике снизу, Дикки.

Глаза Твайна снова блеснули тем же огнем, когда Селия так нежно назвала лорда Хайса по имени; он не следил за Хайсом, пока тот искал в ящике сумочку. Это был маленький мешочек из черной парчи, и Хайс нашел его сразу. Он открыл сумочку одной рукой, делая вид, что еще ищет ее. К счастью, в ней было очень мало вещей, и его пальцы нащупали жемчужину. Незаметно спрятав ее в руке, он отнес сумочку Селии.

То краснея, то бледнея от волнения, Селия тщетно старалась отыскать в ней жемчужину. Наконец, она перевернула сумочку вверх дном и стала усиленно вытряхивать ее: оттуда выпала платиновая оправа от запонки. Селия снова принялась вытряхивать сумочку, сжимая мягкую парчу рукой; сумочка явно была пустой.

– Посмотрите сами, – сказала она, протягивая сумочку Твайну. – В ней ничего нет, а между тем я уверена, что там была жемчужина. Я показывала ее лорду Хайсу…

– Действительно, инспектор, – перебил Хайс, – мисс Лоринг показывала мне ее: это была черная жемчужина средней величины; этот кусочек изогнутой платины, по-видимому, часть оправы, из которой она выпала.

– Сколько может весить такая жемчужина и какова ее ценность, милорд? – спросил Твайн.

Но Хайса не так было легко поймать на удочку.

– Я не смогу вам точно сказать это, – ответил он задумчиво. – Но насколько помню, я подумал тогда, что это прекрасная вещь. Не забудьте, что я только мельком видел ее.

– Я спрашиваю вас об этом просто потому, что вы, вероятно, лучше меня знаете цену таким вещам, милорд, – спокойно сказал Твайн. – Может быть, у вас лично есть черные жемчужины? Вы разрешите мне взглянуть на них, чтобы иметь о них хоть какое-нибудь представление.

Сердце Хайса бешено заколотилось: в этот момент он ясно понял, что Твайн подозревает в убийстве Лоринга его самого.

Он тотчас же ответил:

– Я вам сейчас принесу мои черные жемчужные запонки.

У себя в комнате он вынул из кармана жемчужину, которую нашел в сумочке Селии, и сравнил ее со своими запонками: жемчужины были совершенно одинаковы. Когда Роберту исполнился двадцать один год, отец подарил и ему такие же запонки.

«Хотел бы я знать, что именно он знает, – подумал Хайс, стоя посреди комнаты и разглядывая жемчужину. – Он что-то подозревает и пришел сюда, по-видимому, с целью удостовериться в своих подозрениях. Ну, что ж. Пусть попробует. Хорошо, по крайней мере, что он не может добраться до Робина. Робин сейчас в безопасности, и я позабочусь о том, чтобы он жил так же спокойно и в будущем. Я ничего не пожалею, чтобы добиться этого».

Он спрятал жемчужину в коробку с папиросами. «Никогда нельзя знать», – пробормотал он, пожимая плечами. Вынув из маленького потертого футляра запонки, он вернулся в комнату Селии.

Когда он вошел, Селия и Твайн разговаривали. Селия обратилась к нему:

– Вы знаете, Дикки, инспектор Твайн думает, что Рикки не совсем здоров. Он говорит, что Рикки прямо одержим желанием найти убийцу Лорри. Он ни о чем другом не думает и целые дни проводит в поисках. Разве это не трогательно?

– О, да. Бедняга, он очень несчастен, – согласился Хайс. – Я посмотрю, что для него можно будет сделать, Селия. Вот, инспектор, мои запонки. Я думаю, каждая жемчужина стоит пятьсот фунтов, а в точности веса их я не знаю.

Твайн положил запонки на свою огромную ладонь и подошел к креслу Селии.

– Не можете ли вы мне сказать, мисс, была ли та жемчужина, которую нашел Рикки, похожа на эти. Может быть, вы помните, какой у нее был вид? – спросил он.

– Мне кажется, она была такая же, – с легким сомнением ответила Селия. – Во всяком случае, такого же странного цвета – серого с зеленоватым оттенком.

– К сожалению, это очень мало дает, – улыбнулся Твайн. – Ну, ничего. Мы все же отыщем эту жемчужину. – Он обернулся к Хайсу. – Мисс Лоринг предполагает, что жемчужина выскользнула из ее сумочки, когда автомобиль сбил ее с ног. Если так, то мы ее найдем, у кого бы она ни находилась. Мы пустим в ход все средства: перероем все ломбарды, предложим крупное вознаграждение. Однако мне пора, я не стану вас больше задерживать, милорд.

Он попрощался с Селией.

– Благодарю вас за то, что вы приняли меня, мисс. – В дверях он на мгновенье задержался и обратился к Хайсу:

– Не можете ли вы уделить мне несколько минут, милорд? Я задержу вас очень недолго.

– Пожалуйста, – согласился Хайс, выходя вслед за инспектором на широкую площадку лестницы.

– Пройдемте в кабинет, – предложил он.

– Спасибо, милорд.

Маленькая комната была вся залита солнечным светом и напоена благоуханием цветов.

– Хотите сигару? – предложил Хайс.

– Нет, благодарю вас, милорд. Я хотел бы получить другое, если вы ничего не имеете против.

Он подошел к Хайсу и протянул свою большую руку.

Их взгляды встретились: в них не было ни страха, ни угрозы. В них была настойчивость, выражение железной воли, сила…

– Я бы хотел получить ту черную жемчужину, которую нашел Рикки, – добавил Твайн.