Текст книги "Семейный стриптиз"
Автор книги: Оливия Голдсмит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– А как насчет оплаты? Сколько это будет стоить?
– Ах да! – ахнула Джада, вспомнив Брузмана с его «предварительным гонораром». – Я понимаю, вы не можете работать даром…
– В Центре действует скользящая шкала тарифов, однако основные судебные расходы, должна признать, несут на себе клиенты. Впрочем, у нас есть и некоторый фонд для… особых случаев. – Энджи улыбнулась, пытаясь подбодрить Джаду. – Послушайте-ка, сейчас у вас и без того масса проблем. Заплатите, сколько можете, а если ничего не можете – мы все равно будем вас представлять. Бесплатно. – Она с улыбкой поднялась из-за стола. – Не выпьете ли со мной по чашечке кофе?
Джада тоже встала и схватила за руку молоденькую адвокатессу.
– Спасибо вам! – пылко сказала она. – Спасибо, спасибо, спасибо!
В полный рост Энджи выглядела еще моложе, но Джада уже не думала о ее юном возрасте. Эта девочка была полна энергии и сострадания, а больше ничего и не нужно. Исполненная благодарности к Мишель за то, что привезла ее сюда, Джада устыдилась своих недавних мыслей о «белых куколках».
– Так пойдемте? – повторила Энджи. – Сегодня у нас вкуснейшие датские булочки. Обожаю обсуждать военную стратегию за кофе со свежей сдобой. На мой взгляд, нет такой ситуации, которая не прояснилась бы от доброй порции калорий.
Они уже подошли к двери, но Энджи неожиданно остановилась.
– Кроме шуток, миссис Джексон, – добавила она, – в ближайшие сорок восемь часов вы непременно увидите своих детей.
Покидая комнатушку, Джада впервые за много дней смогла улыбнуться по-настоящему.
ГЛАВА 22
Энджи окончательно поняла, что пора подыскать себе отдельное жилье. Ленч с Джоанн Метцер и все увеличивающийся поток клиентов убедили ее, что она очень скромно, но сможет прожить на жалованье, которое обеспечивала работа в Центре. Вопрос лишь в том – где жить. И как.
По сути, Энджи никогда не жила в одиночестве. Все годы в колледже, а затем и в юридической школе она делила жилье с подругами, несколько месяцев после выпуска снимала комнатку в квартире с хозяйкой, а потом уж и к Рэйду перебралась. Теперь же… Она точно знала, что от отца нужно съезжать, но знакомых, к которым можно было бы попроситься на время, у нее не имелось. В деле съема квартиры Энджи, увы, была новичком и понятия не имела, с какого боку к нему подступиться. Более того, она не совсем представляла, где хотела бы жить и что за жилье может себе позволить. Однако она точно знала, что отныне хочет жить одна и что страшно соскучилась по своим вещам. Прибывшие из Марблхеда коробки по-прежнему хранились на складе, где за каждое место ей – точнее, отцу – приходилось платить. Довольно. Назад пути нет, в Марблхеде ноги ее больше не будет, а значит, пора начинать новую жизнь.
Билл сочувственно отнесся к намерениям Энджи и даже перечислил газеты, где стоило поискать варианты. Дождавшись ленча, она купила одну из списка Билла, устроилась за столиком в «Синей птице» и открыла страницу «Сдать – снять».
«Солнечная, уютная квартира с одной спальней, – сообщало первое объявление. – Великолепный вид из окна. Комм. усл. включены в оплату. $1200 в м-ц».
У Энджи глаза полезли на лоб. Это еще что?! Тысяча двести баксов за небольшую квартирку? Ее взгляд скользнул вниз по длинной колонке. «Уютная студия на первом этаже. Тихо. Вид во двор. Есть небол. патио. С собаками просьба не беспокоить. $600».
Энджи обводила ручкой это объявление, когда у нее за спиной раздался голос.
– И не думайте даже! – произнес приятный баритон. Обернувшись, Энджи встретила приветливый взгляд коллеги из Центра, Майкла Раиса.
– Подыскиваете квартиру?
Она кивнула без особого энтузиазма, сама не зная, приятен ей интерес Майкла или тяготит.
– За первый вариант, который вы отметили, просят слишком дорого, а второй наверняка окажется у черта на рогах.
Он кивнул на свободный стул за столиком и вопросительно приподнял брови. Энджи так же молча чуть развернула стул к нему. Устроившись, Майкл склонился над газетой.
– Я сам недавно переехал, так что арго подобных объявлений мне теперь известно, уж поверьте. – Он постучал пальцем по второму из отмеченных Энджи объявлений. – Перевожу на нормальный язык: Уютная – значит, с гулькин нос. Первый этаж в паре с Тихо означает кромешный мрак. Бывает и по-другому, но только в том случае, если Первый этаж сочетается с Окнами на юг или Солнечной стороной. Добавлю, что если цена такая низкая, то вы наверняка придете в ужас от окрестностей и соседей. Уловили? Энджи улыбнулась, позабавленная и в то же время сбитая с толку.
– Не скажу, чтобы вникла во все тонкости… К примеру, как насчет этого: «Изумительная квартира. Пятый этаж. Солнечно. Великолепный вид. Гладильная, гимн, зал. Столовую можно использовать как доп. спальню»?
Майкл покачал головой.
– Приманка для приезжающих на день-два. Дом, как пить дать, у самой железной дороги. Большинство жильцов – из тех, кто работает в Нью-Йорке, а здесь проводит только выходные. Да и цена наверняка заоблачная, иначе она была бы указана.
– Гм-м-м… А вы в прошлом не в брокерской фирме работали?
– Разве что в прошлой жизни, – усмехнулся Майкл. – Сочинял объявления типа: «Роскошный пентхауз в двух шагах от Нила. Потряс, обзор пирамид. Спешите видеть».
Энджи тоже рассмеялась:
– Нелегкий труд!
– Читать объявления куда тяжелее, – возразил он. – Такой выбор, что глаза разбегаются, но стоит приехать по адресу, как понимаешь, этот вариант исключен из-за страшного неудобства, а тот из-за дороговизны. В результате начинаешь тонуть в море недвижимости, обращаешься к хорошему брокеру и… что-нибудь подходящее да выплывет.
Энджи наконец дождалась своего заказа.
– Вас послушать – все так легко и просто, – с улыбкой сказала она, разворачивая горячий сандвич с сыром.
– О да! – хохотнул Майкл. – В жизни вообще все легко и просто! – Поднявшись из-за столика, он шагнул к стойке буфета. – Возьму что-нибудь, перекушу в кабинете. Одно дело горит, а то я бы к вам присоединился. Кстати, могу посоветовать своего брокера, Эстер Андерсон. На мой вкус, не в меру болтлива, но зато профессионал отличный. Номер в телефонном справочнике. Позвоните. – Он махнул Энджи на прощанье и вышел с пакетом сандвичей в руке.
Энджи неожиданно ощутила укол разочарования. «Эй, девочка, да он наверняка женат!» – тут же прошипел внутренний голос. «Ну и что? – беззвучно возразила Энджи. – Я ведь не интрижку завязать собралась, а пообедать в кафе в приятной компании. Угу, Лиза тебя поддержала бы».
Энджи принялась было за сандвич и капустный салат, но ее вдруг с такой силой замутило, что она ринулась через зал в туалет и едва успела добежать до кабинки.
Итак, у Энджи появилось занятие: в конце каждого рабочего дня она встречалась с одним из брокеров, и они вместе отправлялись на осмотр местных «достопримечательностей». Чтобы это дело не выглядело в ее собственных глазах нудной обязанностью или, еще хуже, лихорадочными поисками нового смысла жизни отчаявшейся женщины, Энджи решила превратить его в развлечение. Чем не театр, в конце концов, где декорациями служили попеременно квартиры, студии, и даже небольшие домики, сдававшиеся внаем? Актеры встречались невыразительные, встречались скучноватые, но время от времени попадались истинные бриллианты.
Однако Майкл оказался прав: его протеже Эстер Андерсон была вне конкуренции. В болтливости ей и впрямь не было равных, но Энджи покорили ее профессионализм и честность. «Вы достойны лучшего, дорогая», – могла заявить она по поводу своего же варианта. Или по поводу другого: «Здесь слишком маленькая кладовка. Куда вы, скажите на милость, денете вещи? Только не надо об антресолях, умоляю. Кто теперь пользуется антресолями? Там же ничего не найдешь!»
В этой-то пресловутой квартире с неподходящей кладовкой у Энджи снова случился приступ тошноты. Господи, да что с ней такое?! На нервной почве, что ли, желудок взбунтовался? Озноба нет, на грипп не похоже… но к врачу, пожалуй, сходить придется.
Энджи метнулась в ванную, где ее в который раз за последние дни стошнило. С горящими от стыда щеками – миссис Андерсон наверняка распознала доносившиеся из-за двери звуки – Энджи несколько раз спустила воду, прополоскала рот и вернулась на кухню, где миссис Андерсон изучала узкий шкафчик у самого окна.
– Отличное место для вина, – сообщила Эстер. – От батареи такое тепло идет! Месяц – и уксус готов. – Она поднялась с корточек. – Что-нибудь не то съели, дорогая?
– Даже не знаю…
– Нервы, должно быть, – выдала заключение Эстер. – Одно хорошо – вы точно знаете, что это не утренняя тошнота. Дело-то скорее к вечеру, верно?
В машине, по дороге к дому отца, Энджи опять стало нехорошо, – на этот раз от предположения, так дипломатично высказанного миссис Андерсон. Мысль о том, что она может быть беременна, повергла Энджи в панику. Она копалась в памяти, пытаясь вычислить, когда в последний раз занималась с Рэйдом любовью. В ночь перед юбилеем? Или в предыдущую? А месячные когда были?.. Она честно пыталась подсчитать. Но не смогла.
Ты просто перенервничала. Пережила шок. Причина для задержки более чем очевидна. Чего проще – притормози у первой попавшейся аптеки и купи тест на беременность.
Но Энджи продолжала давить на газ, стараясь отогнать от себя эти мысли. Ведь если… ЧТО ей тогда делать?
ГЛАВА 23
Высадив Джаду у ее машины на стоянке перед банком, Мишель по пути домой решила заскочить в магазин за собачьим печеньем для Поуки, молоком и овощами. Вспомнив, что давно не приближалась к духовке и не заглядывала в кондитерскую, она в последний момент бросила на движущуюся к кассе ленту несколько пачек «Ореос». Полезной эту пищу не назовешь, лучше было бы взять что-нибудь не такое сладкое, но уж очень захотелось побаловать ребят.
Весь остаток пути стрелка спидометра прыгала за предельно допустимую цифру, зато Мишель успела попасть в дом прежде, чем автобус подвез к воротам детей. Она как раз достала салфетки и выложила печенье на любимую тарелку Фрэнки – ту, что с Братцем Кроликом в центре, – когда ребята появились на пороге. Поуки, как обычно, зашелся счастливым визгом, извиваясь всем своим рыжим тельцем, и в результате изобразил приветственную пляску. Сердце Мишель вдруг наполнилось такой радостью от встречи с детьми, что она и сама готова была исполнить собачий вальс, но ограничилась тем, что обняла Дженну крепче обычного.
– Ну, ма-а-а-ам! – протянула дочь отрепетированным тоном «взрослого» возмущения и отпихнула Мишель, но тут же добавила в качестве компенсации за грубость: – А я получила четверку по диктанту.
«Почему не «пять»?» – чуть не спросила Мишель, но вовремя прикусила язык.
– Здорово! – Наградив Дженну улыбкой, она помогла Фрэнки стащить со спины рюкзачок. – А у тебя как дела в школе, солнышко?
– Завтрак был вкусный. – Малыш пожал плечами, зашагал прямиком к столу и вскарабкался на свой стульчик. Штанишки, судя по всему, остались сухими. Что ж, и на том спасибо. – О-о! «Ореос»! Клаш-шно! – прошамкал он уже с полным ртом печенья.
Мишель не сдержала улыбки. В такие моменты бледнеют любые неприятности, через которые они уже прошли, и трудности, которые им еще предстоят. Дети с ней, муж рядом, вместе они выстоят, какие бы юридические бури их ни ожидали.
– А знаешь, какой сегодня ужас случился? – вдруг спросила Дженна, устраиваясь за столом.
Мишель едва не подавилась печеньем. Господи, неужто опять ее девочку терроризировали в классе или в автобусе? Страсти ведь, казалось, улеглись. Память человеческая, к счастью, коротка: газетчики переключились на новый скандал, обвинение Фрэнку так и не выдвинули… Так почему же дети продолжают страдать?!
– Н-нет, – выдохнула Мишель. Какой ужас ждет ее на этот раз?
– Математичка, миссис Блэкуэлл, задала нам целую кучу заданий на выходные. И почти все, представляешь, по проблемам мировой экономики! Терпеть не могу мировую экономику! А ты, мам?
– Я тоже, – с облегченным вздохом призналась Мишель. – Но ваш папуля в ней разбирается.
Дженна кивнула, довольная, что помощник нашелся, и занялась печеньем, первым делом, как обычно, разделив слепленные кружочки и слизав шоколадную помадку в середине. Сладкоежка Фрэнки к этому времени успел уничтожить свою пачку и взялся за долю сестры.
– Довольно, – остановила его Мишель. Сын уставился на нее блестящими глазенками.
– Можно я пойду поиграть с Кевоном?
– Нет, солнышко. – Мишель покачала головой. Ну как объяснить малышу, куда исчез его приятель? – Зато сегодня я разрешу тебе посмотреть любой мультик по видео, а потом ты поиграешь с папулей. Сегодня он рано вернулся домой.
Только тут Мишель с удивлением отметила, что Фрэнк не вышел к ним навстречу, хотя машина стояла во дворе. Обычно присутствие Фрэнка не проходит незамеченным; о нем волей-неволей узнают все домашние: то он музыкальный центр или телевизор на полную мощь включит, то молотком орудует, то по телефону беседует, опять же на повышенных тонах.
Приказав дочери немедленно садиться за уроки и включив сыну видео, Мишель в сопровождении преданного Поуки отправилась на поиски мужа.
Мастерская, которую Фрэнк сам оборудовал позади гаража, была пуста. Заглянув в кабинет, где царили темнота и тишина, Мишель решила, что и там тоже никого нет. Но тут Поуки дружелюбно фыркнул и прошлепал в самый дальний и темный угол. Глаза Мишель привыкли к темноте, и она увидела Фрэнка, застывшего совершенно неподвижно за письменным столом, в своем любимом старом кресле.
Мишель стало нехорошо при виде мужа – безмолвного, отрешенного, почти неподвижного, если не считать ладони, машинально поглаживающей собаку. Он ведь так хорошо держался! Неужели напряжение последних дней все-таки сломило его? Не поднялся, хотя не мог не заметить, что она пришла; даже не поздоровался…
– Фрэнк, – шепнула Мишель чуть слышно, чтобы не напугать мужа, – он, казалось, впал в транс или грезил наяву. – Фрэнк! – чуть громче повторила она.
Медленно, очень медленно он повернулся в кресле, но взгляд его, устремленный в пространство, остался неподвижен. На один безумный миг Мишель вспомнилось изображение Христа, всегда висевшее в гостиной у матери. Глаза на иконе словно существовали отдельно, всюду следуя за маленькой Мишель и наблюдая – как утверждала мать, – вытерла ли она пыль не только там, где видно, но и за книгами, и под диваном. Только сейчас все наоборот. Фрэнк перед ней весь – кроме взгляда, упорно направленного в неведомую точку за окном.
Мишель испугалась и окаменела, как это всегда бывало с ней от страха.
– Что случилось, Фрэнк? – выдавила она с трудом. – Ты… в порядке? Не заболел? – Поездка с Джадой в Кризисный центр утомила Мишель, но она знала, что никакая усталость не помешает ей, если нужно, утешить Фрэнка и вырвать его из этого столбняка. И с детьми она сама справится, объяснит им, что папа устал.
– Обвинение будет предъявлено, – безжизненным голосом отозвался Фрэнк.
– Обвинение полиции? – не поняла Мишель.
– Не полиции! Мне!! – рявкнул Фрэнк в бешенстве – так кричат на ничего не соображающих идиотов. – Они обвиняют меня!
Мишель отшатнулась, невольно сделав несколько шажков назад, пока не наткнулась спиной на книжные полки.
– Но… за что?! Как они могут обвинять тебя? Я не понимаю… – Голова у нее пошла кругом.
– Не знаю. Собрали какое-то тайное жюри присяжных. Трудно поверить, но это, оказывается, законно! Брузман сказал, что расследование шло уже много месяцев и прокурору удалось убедить судью, что улик против меня достаточно. Заседали всю прошлую неделю.
– И никто не знал? Ни Брузман, ни твои влиятельные друзья? Хоть кто-нибудь?!
– Если и знали, то не сказали, – со злобной горечью произнес Фрэнк. – Чего стоят все эти деловые ленчи и пожертвования на предвыборные кампании? Брузман… – Фрэнк сделал паузу; и, явно пытаясь успокоиться, запустил пальцы в густые волосы. – Приходится ему доверять. Лучше его во всем Уэстчестере нет. Пока я ему плачу, он мне предан, но скоро я…
Уловив страх в его голосе, Мишель и сама запаниковала.
– Что все это значит, Фрэнк?
– Ничего. Абсолютно ничего.
– Как это – ничего?! Тебе собираются предъявить обвинение, а ты говоришь, что это ничего не значит? – Она стиснула трясущиеся руки. – Я не ребенок, Фрэнк, так что не надо обращаться со мной как с маленькой. Ты что, пытался кого-нибудь подкупить, чтобы замять дело? Пытался выяснить, что есть на тебя у окружного прокурора?
– Мы все испробовали, – не стал отрицать Фрэнк.
– Ну и?.. Что же все-таки произошло? Ты убеждал меня, что у них ничего нет. Обещал, что никакого обвинения не будет. А теперь… Что происходит, Фрэнк?!
Молчание, казалось, длилось вечно. Мишель ощущала бешеное биение пульса, болью отдающееся в висках. Наконец Фрэнк заговорил:
– Обвинение будет предъявлено очень скоро. Возможно, в понедельник. По словам Брузмана, они считают, будто я возглавляю что-то вроде банды, торгующей кокаином и амфетамином.
Мишель сдавленно застонала, и Фрэнк отвел глаза.
– Брузман узнал об этом как раз вовремя, чтобы предупредить, но слишком поздно, чтобы помешать процессу. – Покачав головой, Фрэнк вновь остановил взгляд на жене. – Я невиновен, Мишель! Ведь ты это знаешь, правда?
– Но… – Мишель запнулась: она понимала, что лучше было бы промолчать, но слова сами рвались с языка. – Как же они могли организовать обвинение, если у них ничего против тебя нет?
Фрэнк резко крутанул кресло так, чтобы смотреть прямо на нее.
– Так ты считаешь, что я могу быть наркодельцом? Стал бы я, по-твоему, морозить задницу на крышах и лаяться со своими лоботрясами-рабочими, если бы делал бабки на отраве? – Он выбросил вперед руки. – По-твоему, эти пальцы были бы покорежены гвоздями и щепой, если бы я торговал зельем, а не клал шифер? – Фрэнк отвернулся, уронив руки. Голос его зазвучал тихо, почти скорбно. – Не могу поверить, что ты – ты! – это спросила. Разве копы нашли в доме хоть крупицу порошка? Разве я катаюсь на «мерсе» вместо дряхлого пикапа «Шевроле»? Может, у нас миллион припрятан на счету, о котором ты мне забыла сообщить? Не могу поверить… – простонал он.
Веки Мишель обожгло слезами. Она тоже не могла поверить. Не могла поверить, что все это происходит с ними. Неужели чья-то ошибка способна разрушить жизнь ее семьи? Как случилось, что именно ее… их… выбрало провидение и подвергло такой пытке?
У нее вдруг закружилась голова, и она, наверное, упала бы, если бы Фрэнк не подбежал к ней. Со стоном Мишель прислонилась к мужу.
– Боже мой! Что же мы будем делать, Фрэнк? – Ее голос звучал тоньше и жалобнее, чем голосок Дженны.
Он крепко прижал ее к себе.
– Я невиновен, Мишель. Ты ведь веришь мне? – Она кивнула, со свистом втянув в себя воздух. – Значит, будем бороться, – сказал Фрэнк. – Будем держаться вместе, защищать друг друга и детей. И победим. Обвинение – еще не осуждение. Не знаю, почему меня решили стереть в порошок, но клянусь, им это не удастся.
– Сколько это будет стоить? – прошептала Мишель. От Джады Брузман потребовал десять тысяч долларов. А от Фрэнка? Сколько уже вытянул этот скользкий слизняк? – Сколько это будет стоить, Фрэнк?
– О деньгах не волнуйся; деньги – моя забота. А ты позаботься о детях. – Он отклонился, чтобы увидеть ее лицо. – Позаботься о Фрэнки, о Дженне и обо мне, детка. Сможешь?
Если бы она была в этом уверена! Мишель кивнула.
– Мы победим, – притянув жену к себе, хрипло сказал Фрэнк. – Обещаю. Я сумею вас защитить. – Внезапная дрожь его голоса ранила Мишель в самое сердце. – Только не бросай меня, – умоляюще выдохнул он. – Прошу, Мишель, не бросай меня!
ГЛАВА 24
Пустив горячую воду тонкой струйкой, Джада отмокала в ванне. Обычно она предпочитала душ – быстро и удобно. Но сейчас, в зловеще-пустом доме, эта комнатка казалась единственным безопасным местом. Лишь здесь, в ванне, до краев наполненной горячей водой, стихала дрожь в руках, хотя карусель мыслей продолжала кружиться.
Любой сторонний наблюдатель, должно быть, принял бы ее за ненормальную: виданное ли дело – пять раз за день принимать ванну? Но Джаду тянуло сюда как магнитом; она погружалась по самую шею в очень-очень горячую, насколько выдерживало тело, воду и сидела до тех пор, пока отупение не сменялось лихорадочной жаждой деятельности, вытягивавшей ее из ванны. Тогда она опять вытиралась, опять одевалась, опять принималась за домашние дела – и бросала, так и не закончив. Или опять щелкала кнопками телевизионного пульта, чтобы через час вновь оказаться в ванне, повернуть кран и пустить воду.
Счастье еще, что у нее выдался перерыв между купаниями в тот момент, когда мама позвонила с Барбадоса, исполняя их ритуал еженедельной телефонной связи. Голос матери проливал бальзам на исстрадавшееся сердце Джады, но она не решилась посвятить родителей в кошмарные перемены в своей жизни. Когда мама позвала к телефону внучат, Джаде пришлось сочинить детский пикник у соседей, куда отправились Кевон с Шавонной. Она надеялась, что господь простит ей эту ложь во спасение. Насчет местопребывания Клинтона ей не пришлось сочинять небылицы: своего мнения о нем родители не изменили и никогда о нем не спрашивали.
Джада любила мать, не хотела ее тревожить и волновать, но главное – она не хотела признавать правоту родителей. Сейчас Джада это отчетливо понимала и горько сожалела о том, что не решилась на признание. Мама ведь всегда хотела ей только добра, только самого лучшего… а ее дочь со своей распроклятой гордостью и ослиным упрямством не пожелала открыть душу перед самыми родными людьми. Гордость – вот ее порок.
Пытаясь хоть чем-то оправдаться, Джада решила, что ей просто нужно время. Да, всего лишь немного времени. Она найдет в себе силы поделиться с родителями, как только вновь увидит своих малышей. Пусть ей вернут детей; больше ничего не нужно. Она сменит замки, вышвырнет вон вещи Клинтона и память о нем, привыкнет к мысли и приспособится к роли матери-одиночки. А уж мама не станет судить дочь слишком строго, хотя ни в их семье, ни в общине разводы никогда не приветствовались. Джада была уверена в том, что мама даже не напомнит ей о своем пророчестве насчет низкой, подлой натуры Клинтона.
Ожидание встречи с детьми тянулось невыносимо долго, облегчение наступало только в горячей воде. Недаром она Водолей по знаку Зодиака. Вообще-то, Водолей – знак воздуха, но Джаде это всегда казалось неправильным; Водолей должен быть знаком воды. Она вдруг вспомнила скалистые островки в Карибском бассейне, и ей мучительно остро захотелось оказаться дома, у родителей. Не в Америке, а на Барбадосе, где она, собственно, никогда и не жила, а лишь приезжала погостить. Все равно ее дом там!
Там она была бы в безопасности, была бы счастлива… с мамой, папой и своими малышами.
Прошлая ночь, самая длинная ночь в ее жизни, вымотала Джаду до предела. Она бродила из одной пустой комнаты в другую, по пути то включая свет, то выключая – и так по кругу, до бесконечности. Пустые детские наводили на нее страх, кухня казалась запущенной, а гостиная – слишком большой для нее одной. Но сильнее всего отвращала спальня. Она ни за что не легла бы в постель, которую столько лет делила с Клинтоном, поэтому прикорнула на диване в гостиной, проснулась в пять и с тех пор не находила себе места.
Недолго осталось. Скоро ты увидишь детей.
Кареглазой Ромаззано-Уэйкфилд из Кризисного центра как-то удалось за один день добиться встречи с судьей по семейным делам и получить разрешение на общение с детьми. Джаде же удалось остановить выплату по чеку Брузмана и отозвать заявление о ссуде. Бесплатный адвокат, как выяснилось, может быть не менее толковым – и, уж во всяком случае, куда более сострадающим – чем тот, чьи гонорары исчисляются цифрами со многими нулями. Конечно, два часа дважды в неделю, отведенные судьей для общения матери с детьми, выглядели смехотворно и оскорбительно, но Джада все равно была на седьмом небе от счастья.
Научиться бы ей плакать – говорят, боль со слезами уходит… Джаде пришло в голову, что ее тяга к горячей воде служит своего рода заменой слезам. За прошлый вечер, всю ночь и утро она не проронила ни слезинки; тишину в пустом доме нарушали лишь голоса и музыка из телевизора да звук льющейся воды.
Ну и, конечно, телефонные звонки. Кроме мамы и Энджи, звонила еще Мишель. Два раза звонила, да благословит ее господь! Сначала приглашала на ужин, а позже, незадолго до полуночи, просто справлялась о самочувствии. Судя по голосу, подруга была расстроена не меньше самой Джады, но Мишель ведь вообще гораздо эмоциональнее. Напоследок она предложила переночевать у Джады и даже попыталась пошутить:
– За детьми и Фрэнк может присмотреть, а я составлю тебе компанию, чтобы тишина не давила. Ты ж меня знаешь, я молчать не стану.
Джада оценила заботу и была очень благодарна Мишель за внимание, но все равно отказалась. Уж лучше страдать в одиночку, чем на глазах у другого, даже ставшего близким, человека. К тому же пора привыкать к одиночеству.
Она взглянула на часы и решила, что можно начинать одеваться. Выбравшись из ванны, Джада наскоро вытерлась полотенцем, прошла в спальню и распахнула дверцу шкафа. Хотелось бы знать, что положено надевать на свидание с официально украденными детьми? Ее выбор пал на плотные брюки защитного цвета и свитер с латиноамериканскими мотивами. Удобно и вместе с тем респектабельно, а ей сейчас важно не ударить перед Клинтоном в грязь лицом. Она как раз взялась за расческу, когда в первый раз за утро подал голос телефон.
Джада ринулась к аппарату, холодея от ужаса и перебирая самые невероятные, страшные причины звонка: Клинтон отказался приводить детей; судья отменил свое решение; кто-нибудь из малышей попал в больницу. Руки снова затряслись, но Джаде как-то удалось схватить трубку и поднести ее к уху.
– Ал-ло? – прохрипела она, с трудом выдавив первый звук за много-много часов.
– Джада? – взволнованно произнес голос Мишель. – Ты здорова?
– Физически – да. За мозги не поручусь.
– Хочешь, я тебя отвезу?
– Нет. До дома свекрови я и сама как-нибудь дорулю. А ты можешь поехать следом, чтобы убедиться, что я не убила ни Клинтона, ни его мать.
– У тебя есть пистолет? – вскинулась Мишель. Ну не прелесть ли? Сама наивность и доброта!
– Нет у меня никакого пистолета. Много ты знаешь менеджеров провинциальных банков, и чернокожих в придачу, которые держали бы под рукой оружие? Посоветуй-ка мне лучше вот что, подруга: как вести себя с детьми? Я ведь понятия не имею, что им наплел Клинтон. И еще – что мне с ними делать? Домой везти – времени не хватит. Дорога как раз два часа и займет.
– Скажи им главное – что ты их очень любишь и что скоро все закончится. Своим я только об этом и твержу. Скажи, что вы с папой поссорились, но ты их заберешь, как только сможешь. Да, и неплохо было бы разузнать про их житье-бытье: в какую школу ходят, кто готовит и всякое такое.
– Верно, – согласилась Джада.
– Кстати, ты их вещички любимые сложила? Маечки, тапочки, тарелочки?..
Джада тяжело вздохнула.
– Если б ты знала, как не хочется увозить их вещи! – призналась она. – Своими руками, кажется, отнимаю у малышей этот дом и отдаю их в чужой.
– Ох, Джада, Джада. Без тебя им там так плохо! А тебе без них… Боже, как тебе, должно быть, одиноко и страшно!
– Ты не представляешь.
– Представляю, дорогая. Поверь мне, представляю.
– Ого! Почти двенадцать. Мне пора, Мишель.
Джада повесила трубку, быстренько обулась и заглянула в сумочку. Все было на месте, начиная с ключей от машины и кончая кремом для губ. Она взяла приготовленную с ночи дорожную сумку с детскими вещами и во всеоружии – за исключением, увы, собственно оружия – направилась к гаражу.
Клинтон заставил ее проторчать перед домом двадцать минут, прежде чем соизволил наконец появиться с Шерили на руках и Кевоном с Шавонной по бокам. Джада не смогла заставить себя выбраться из машины и подойти к нему – не иначе как из страха задушить голыми руками. Поэтому она лишь открыла переднюю и заднюю дверцы. Шавонна тут же плюхнулась рядом с ней, а Кевон, пыхтя, перелез через сиденье для грудничков и устроился сзади.
– Ты опоздал, – заявила Джада мужу. – Я привезу их ровно на столько же позже: в двадцать минут пятого.
Клинтон не произнес ни слова. Джада выискивала на его лице хотя бы следы сожаления или стыда, но на нем было написано не больше, чем на бумажном пакете для овощей. Усадив Шерили в сиденье, он захлопнул дверцу, и в то же мгновение Шавонна повисла у Джады на шее. Господи, ее девочка, уже год как воспылавшая презрением к «телячьим нежностям», сама обняла маму! Джада стиснула дочь в объятиях и прижалась губами к ее щеке.
– Привет, ребята! Сегодня гуляем?
– Через два часа чтоб были дома. – Клинтон демонстративно посмотрел на часы.
Не удостоив его ответом, Джада вдавила педаль газа в пол и с громадным удовольствием, хотя и с риском для колес, унеслась прочь от человека, который разрушил ее жизнь.
– Хочу чипсы, хочу чипсы, хочу чипсы! – безостановочно вопил Кевон.
Джада затормозила на парковке у «Макдоналдса», выключила двигатель и сделала глубокий вдох.
– А кетчуп не хочешь, кетчуп не хочешь, кетчуп не хочешь? – пропела она, повернувшись к сыну. Иногда помогает, если включаешься в их игру.
Кевон улыбнулся, в полном восторге, что мать приняла его правила.
– Нет, не хочу; нет, не хочу; нет, не хочу! – Он захихикал.
– В «Макдоналдсе» вся пища вредная, – неожиданно заявила Шавонна.
«Господи, только этого не хватало! – в смятении подумала Джада. – Что это – влияние Тони?»
– Ну, да-а! – протянул Кевон. – А сама опять слопаешь половину моих чипсов!
– Так. Ну все, довольно. – Джада была в шоке. И почему они грызутся беспрестанно?
Уже устраивая Шерили в высокий стульчик в кафе «Макдоналдс», Джада заверила сына, что его порция никому другому не достанется. Бедняжка Кевон. Сестра старше, сильнее, знает больше, вечно его поправляет и почти всегда оказывается права. Не так ли и зарождается мужская антипатия к женщинам умным и сильным? Но ведь не все они росли со старшими сестрами! У Клинтона, во всяком случае, никакой сестры не было, даже младшей.
– Садись, милый. – Джада кивнула на стульчик, и малыш послушно вскарабкался на желтое пластмассовое сиденье.
– Я хочу сидеть рядом с мамой! – угрожающе повысив голос, заявила Шавонна.
Непрекращающиеся стычки между детьми раздражали Джаду, но материнское сердце растаяло. Сама того не осознавая, Шавонна снова обнаружила свою любовь!
– Вы оба можете сесть рядом со мной, – пресекла Джада военные действия на корню, – но тогда Шерили придется усадить напротив, и вы будете помогать мне ее кормить.
– Ой, да она ничего и не будет, – махнул ручонкой Кевон. – Пошвыряет все на пол, только и делов!
