Текст книги "Семейный стриптиз"
Автор книги: Оливия Голдсмит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
– Что ж. У вас нет денег – у меня нет времени. Джада не шелохнулась. Так и сидела, молча глядя на адвоката, понимая, что слова бессильны.
– Время, миссис Джексон. Время решает все.
Рука Джады почти не дрожала, когда она вынула из сумочки чековую книжку и выписала чек на баснословную сумму. Пододвинув листок к середине стола, Джада поднялась и взглянула на адвоката сверху вниз:
– В таком случае не тратьте его даром.
ГЛАВА 18
– Ну? Идем? – спросила Джада с порога, прислонившись плечом к косяку кухонной двери.
– Знаешь… – неуверенно пробормотала Мишель, – сегодня я, наверное, не смогу. В кладовке нужно прибрать, белья неглаженого куча…
Мишель легла в полтретьего, в полшестого была уже на ногах, но не могла позволить себе передышку. Уборка ее успокаивала; единственное, что она сейчас могла делать, – наводить порядок в доме – и в собственной жизни.
Джада уставилась на нее во все глаза.
– Да ты совсем, что ли, свихнулась, Золушка? – Она решительно сдернула с крючка лыжную куртку Мишель. – Ну-ка, надевай немедленно и топай! На белье целый день остается. И вечер. И даже ночь, если уж так невтерпеж. Переведи дух, красавица. Заодно и Поуки поищем.
Мишель кивнула и послушно натянула куртку, хотя мыслями все еще была со своими несчастными, неглажеными и не разложенными по цвету и размеру полотенцами, наволочками, салфетками. Ладно уж. Сразу после завтрака и займусь.
Вытащив подругу на улицу, Джада окинула ее выразительно-критическим взглядом. Мишель смущенно потупилась. Чего греха таить – на титул «Мисс Америка» ей сейчас не потянуть. Голова два дня не мыта, под глазами синева; старые мужнины штаны с пузырями на коленях, выцветшая рубашка Дженны и ее же стоптанные кроссовки тоже красоты не добавляют.
– Хорош видок, – хмыкнула Джада. – Одобряю. Будто из лепрозория сбежала… и, главное, это так похоже на тебя!
Мишель чуть не расхохоталась; во всяком случае, впервые за последние жуткие дни на душе у нее стало легко.
– Сомневаюсь, чтобы моей скромной особой заинтересовался журнал «ЕПе», – с улыбкой парировала она. – А раз так, то плевать на внешность. Расскажи лучше, как успехи у Брузмана. – Сунув руки в карманы, Мишель скорчила гримасу. Черт! Перчатки забыла. Мало того что наряд босяцкий, еще и походка такая же – руки-то не вынешь, вмиг пальцы окоченеют. Черт, черт!
Джада промолчала, закусив и без того истерзанную нижнюю губу.
– Ну? – выдохнула Мишель. – Неужто все так плохо?
– Не то слово! Право видеться с детьми он мне обещает, но вернуть их пока не может. И на звонки не отвечает… почти. С ума сойдешь, пока он позвонить изволит!
Мишель понимающе кивнула.
– С Фрэнком та же история. Висит на телефоне, накручивает номер офиса Брузмана. Сам не свой. Вчера вечером Фрэнки разлил молоко, так он его чуть не ударил. Впервые в жизни, представляешь? Если б не я… не знаю, что бы с ним уже было.
– Мужчины все слабаки.– Джада со вздохом покачала головой. – Хвосты распускать перед нами горазды, а как до дела дойдет…
– Значит, с детьми ты сможешь увидеться? – Мишель вытянула шею, вглядываясь в декоративный кустарник за ближайшим забором, где как раз что-то мелькнуло. Увы, не Поуки. Пичужка какая-то.
– Увидеться смогу, а забрать – только после слушания дела.
– День уже назначен? Думаю, для Брузмана с его связями не составило труда сдвинуть судебный график?
– Не так все просто, как кажется, – вздохнула Джада. – Хотя, по-моему, ему просто мое дело до лампочки. «Быстрота и натиск». Ха! Что ж он тогда волынку тянет? Я боюсь, что еще немного – и свихнусь окончательно. Пока не увижу детей…
– Непременно увидишь! – поспешила заверить ее Мишель. – Рано или поздно, но Брузман их вернет, не сомневайся. Даром такую славу не заработаешь. Я это и Фрэнку говорю, но он в последнее время сам не свой; видно, что держится из последних сил. Мне тоже нелегко, но я не позволяю себе срываться на детях или муже… – «Пока не позволяю, по крайней мере», – добавила она про себя, а вслух сказала: – Фрэнку, пожалуй, валиум не помешал бы. Весь на нервах. Только ведь ни за что не заставишь.
– Точно, – согласилась Джада. – Мужчины беспомощны, как младенцы, я уж молчу об упрямстве…
– Это нечестно! – простонала Мишель. Она задыхалась от быстрой ходьбы; морозный воздух срывался с ее губ матово-белыми облачками. – Несправедливо, правда?
– Ишь, чего захотела! – с горечью хмыкнула Джада. – Справедливости в этой жизни не дождешься. Обо всем приходится заботиться самой. Вот я, к примеру. Кто заботится о детях? Я. А о доме? Тоже я. И еще мне нужно думать о том, чтобы не вылететь с работы. Мало того – мне нужно было обхаживать мужа и следить за собой, потому что если я не буду следить за собой, то потеряю мужа, а если я потеряю мужа, то останусь одна, и тогда мне придется справляться со всем в одиночку. Но, черт побери, я ведь и так со всем справляюсь в одиночку! – Джада рассвирепела; изящно очерченные брови сошлись на переносице. – Разве он когда-нибудь заботился обо мне? Черта с два! Плевать ему на жену, а уж на детей тем паче!
Джада замолчала, вновь закусив губу. Мишель хотелось обнять ее, утешить, но она не осмелилась, зная гордый нрав подруги.
– Представления не имею, куда Клинтон увез моих малышей. Но одно знаю точно: стоит Шавонне пару раз взбрыкнуть, как она это умеет, а Шерили пару раз за ночь проснуться – и он с легкой душой отдаст их на усыновление. Думаешь, Клинтону дети нужны? Он меня решил припугнуть и наказать, а до детей ему дела нет. У Кевона с учебой нелады? Папочке по фигу. Шавонна дерзит? Папочка носом в газету зарылся. Господи, да он дверь в гараже не в состоянии починить, а о воспитании детей и говорить нечего!
– Я тебя понимаю, – сочувственно шепнула Мишель. – Честное слово, пони…
– Еще бы тебе не понимать! – Джада разошлась не на шутку. – Еще бы не понимать. Попробуй найти женщину, которая бы не понимала. Но это еще не самое худшее. Хуже всего то, что жизнь в конце концов чертовски классно нас натаскивает – мы учимся сами заботиться о себе. Иначе не получается. Иначе погибнем вместе с детьми. А потом мужья заявляют нам, что мы ожесточились. Дескать, сила женщины в ее слабости, которой у нас больше нет. Где, дескать, та хрупкая девочка, на которой я женился? Нет ее!
– Фрэнк сказал мне то же самое, – вставила Мишель, – только его, по-моему, это радует.
– Неужели? – с сарказмом прошипела Джада. – Ну, так это только начало, куколка. Если выстоишь сейчас, не сломаешься, да еще и детей вытянешь – он объявит тебя стервой, сломавшей ему жизнь. Попомни мои слова, девочка! Сначала они обещают заботиться о тебе, потом ноют, что им нужна твоя забота, потом взваливают на твои плечи детей и дом. И наконец обвиняют во всем тебя же!
– Силы небесные! – воскликнула Мишель. – Прямо-таки четыре истины Будды. Ей-богу, Джада, тебя цитировать можно.
– К дьяволу Будду! – Джада яростно мотнула головой. – Четыре горькие истины – это точно. Все до единой замужние женщины по всему миру эти четыре истины на своей шкуре испытали. Всех их уже тошнит от горечи. – Стиснув кулаки, Джада развила спринтерскую скорость.
– Погоди! – взмолилась Мишель. Пока она высматривала Поуки в зарослях у дороги, Джада отмахала полсотни метров. – В боку колет! – Мишель, задыхаясь, прижала ладонь к животу.
– А ты привыкай к боли, привыкай. Тебе еще с ней долго жить.
На вершине последнего в их маршруте холма Джада неожиданно застыла. Помня, что подруга терпеть не может терять темп, Мишель сделала глубокий вдох и припустила вверх.
– Спасибо, что подождала, – сказала она, остановившись рядом с Джадой.
– Я не ждала. Я думала. Чего ради мы это делаем, скажи на милость?
– Чего ради делаем что? Замуж выходим? Держимся за мужей? Заботимся о семье?
– Нет. Вышагиваем изо дня в день по этим чертовым буграм. Во мраке. Под ледяным ветром. Почему? Да потому, что мы, взрослые тридцатипятилетние женщины, хотим выглядеть на двадцать пять. Чтобы весы, не дай боже, не показали ни на унцию больше, чем перед выпускным балом. Абсурд. Курам на смех! – Махнув рукой, она решительно зашагала вниз.
Мишель не верила собственным ушам. Впервые за время их знакомства подруга готова была отказаться от прогулок! Она полетела следом, скользя на крутом склоне и едва не падая в попытке угнаться за спутницей.
– Послушай, Джада… Не торопись… Ну послушай же! Я понимаю, как тебе тяжело. То, что сделал Клинтон, – чудовищно. И все-таки ты не права. Разве мы с тобой встречаемся по утрам только ради красоты или здоровья? Не знаю, как ты, но я – точно нет. – Мишель схватила Джаду за руку. – Мне приятны наши прогулки, потому что ты моя подруга и я тебя люблю. Ты мне нужна. Только по утрам, когда мы вместе, я становлюсь… становлюсь самой собой! Только с тобой я могу говорить все, что думаю, и не бояться услышать, что я дура или ненормальная. Джада сверкнула глазами в сторону Мишель.
– Сейчас услышишь, девочка. Ты и впрямь ненормальная дура, если заводишь дружбу с такими, как я. – Ее следующий жест противоречил резкости тона. Улыбнувшись, Джада обняла Мишель и на миг прижалась щекой к ее щеке. – Все верно. Думаю, потому я и запихнула тебя в куртку, потому и вытащила силком из дому. Нам обеим нужны эти прогулки.
– Спасибо, – шепнула Мишель, до слез тронутая искренним проявлением чувств обычно такой сдержанной Джады.
Они дошли до конца Лавровой улицы, откуда их путь лежал назад.
– Ну же! – хмыкнула Джада, останавливаясь. – Давай дотронься до столба. У тебя ведь руки чешутся.
– Да ну его! Я-то думала, он нам удачу принесет. Не сработало. Наоборот, вся жизнь кувырком полетела. Э-эх! – Мишель махнула рукой, но не удержалась – похлопала-таки по привычке злополучный столб.
– Забудь про удачу и обратись к богу… – начала было Джада, но вдруг расплылась в белозубой улыбке: – Гляди-ка! Стоило лишь вспомнить о нем, как свершилось чудо.
Проследив за взглядом подруги, Мишель ахнула:
– Поуки!
Ее любимец выбрался из-под гаража и потрусил к ней с невозмутимым видом, будто отлучился на минутку, а не пропадал невесть где столько дней.
– Поуки! – Мишель упала на колени и зарылась лицом в грязновато-рыжую шерсть. – Нашли, Джада! Мы его нашли! Или он нас нашел. Это чудо!
– Вовсе нет, – ухмыльнулась Джада. – В том, что Поуки найдется, лично я не сомневалась. Но я, представь себе, рада его видеть – вот это чудо так чудо. – Она покачала головой. – Чертяка лохматый. Дети тебя вконец избалуют. Ну что ж… Хоть какой-то просвет, верно?
Мишель молча закивала, не в силах выпустить блудное создание из объятий.
– В таком случае – выше нос, девочка. Вперед!
ГЛАВА 19
Из Марблхеда Энджи вернулась как в тумане. Деловая поездка отца оказалась кстати – описывать Тони свой идиотизм было бы выше ее сил. Спать, спать, спать! Больше ей ничего не хотелось. Все мысли и чувства, владевшие ею, когда сон уходил, были полны такого отчаяния, такой обиды, такого унижения, что Энджи опасалась за собственный рассудок. Ей не так-то легко было осознать и поверить в то, что Рэйд, эта низкая душонка, это двуличное мерзкое животное, растоптал ее любовь; но куда труднее оказалось поверить в то, что он это сделал в объятиях Лизы.
Идиотка. Идиотка! Наверняка в любом языке найдется более подходящее название для таких доверчивых, тупоголовых, безмозглых кретинок, но ей не пришло на ум ничего, кроме «Энджи».
Во вторник, не дождавшись звонка от дочери, Натали позвонила сама и пригрозила лично приехать, за шиворот поднять с кровати и волоком притащить в офис. Энджи смирилась с неизбежным и объявилась-таки в Центре, точно зная, что по виду ее скорее примут за раздавленную бедами клиентку, чем за адвоката, способного облегчить жизнь несчастным женщинам. Но ее приняли как родную: Майкл Раис дружески хлопал по плечу; юрист-общественник Билл пригласил на ленч и поделился собственным горьким опытом – беднягу тоже регулярно предавали Мужчины; секретарша Сьюзен вручила коробку засахаренных фруктов и уточнила, сияя, что «все твое, до последнего ломтика!».
– Даже не думай никого угощать, Энджи!
Согретая всеобщим вниманием и добротой, Энджи приняла решение. В самом деле, нельзя же провести остаток дней, валяясь на отцовском диване, даже если сейчас это занятие кажется ее предназначением. Нет уж, милая. Зря, что ли, отдала столько сил и времени учебе? В Центре ты по крайней мере будешь приносить пользу, помогая другим обманутым женщинам. Мама права – трудно представить себе более достойный жизненный путь.
Итак, решено! Она берется за эту работу – пусть на время, но берется. Ее жизнь загублена, но можно хотя бы попытаться спасти другие. А когда Карен Левин-Томпсон вернется (если вернется) и услуги Энджи здесь больше не понадобятся, она подыщет себе место в какой-нибудь похожей организации, куда приходят за помощью неимущие и обездоленные. И преданные. Не одна она такая доверчивая дура, позволившая лгуну разрушить свою жизнь.
В свой первый рабочий день Энджи засиделась допоздна, страшась самой мысли о возвращении в пустой отцовский дом, на дурацкий диван. К одиночеству.
Коллеги один за другим прощались с ней и уходили, а Энджи, включив настольную лампу, все листала и листала папки бесчисленных дел. Около семи вечера в ход пошли засахаренные фрукты. К половине десятого коробка опустела, а с Энджи произошло что-то странное. Был ли тому виной избыток сахара в крови или наступило просветление в мозгах, но ее внезапно охватила злость. Да-да, элементарная злость.
Где справедливость? Разве виновата миссис Хуанг в том, что муж подсунул ей подложные документы и заставил подписаться? Разве виновата Терри Сондерс в том, что человек, с которым она прожила в браке двадцать семь лет, ободрал ее как липку, лишив даже родительского наследства, после чего устроил себе роскошную жизнь на пару с бывшей нянькой их детей?
Наивные, доверчивые души, они пострадали от мужского эгоизма, вранья, жадности. Но сами они никого не обидели и не обманули. Уж лучше быть миссис Хуанг или Терри Сондерс, чем следовать примеру их подлых муженьков. Уж лучше быть Энджи Ромаззано, чем Рэйдом Уэйкфилдом или, к слову, Лизой Рэндалл. В первый раз со дня ее несчастного юбилея чувство вины в душе Энджи притихло, уступив место ярости.
Назавтра, когда Энджи провожала к выходу очередную клиентку, неловко поглаживая ее по плечу в бесплодной попытке хоть чуточку утешить, сзади подлетела Натали и шлепнула дочь по мягкому месту.
– В перерыв не занята? – спросила она, как только за миссис Готтфилд закрылась дверь.
Энджи задумчиво повела бровью:
– Вообще-то меня пригласил на ленч Брэд Питт, но он, по слухам, спит с мисс Сопрано, так что пошлю-ка я его, пожалуй, подальше.
Натали шумно вздохнула:
– Очень не хотелось тебя огорчать, девочка. Мисс Сопрано – еще цветочки. Он спит со всем окружным хором мормонов.
– Ну надо же. И почему меня это не удивляет?
– Причесаться не желаешь? – небрежно поинтересовалась мать, пока обе надевали пальто. – Чего ты добиваешься, скажи на милость? Косы отращиваешь? Ах да, ключи от машины не забудь. Я, возможно, там задержусь.
– Где – там? В кафе? И при чем тут машина? До угла можно и пешком дойти. Я даже кошелек не собиралась брать, ты ведь угощаешь, верно?
– Не совсем, – загадочно отозвалась Натали. – Будь умницей, захвати и сумочку, и ключи.
Энджи послушно кивнула, хотя с удовольствием ограничилась бы простым сандвичем в ближайшей закусочной. Следуя совету матери, она кое-как пригладила кудри, провела помадой по губам и даже воспользовалась румянами. Усилия не пропали даром. Из зеркала на нее по-прежнему смотрело пугало, но хотя бы приобщившееся к цивилизации.
На пути к стоянке Энджи дернула мать за руку и кивнула в сторону кофейни «Синяя птица».
– Может, все-таки в «Птичку»?
– Еще чего! Долой забегаловки, да здравствует настоящий ленч! Садись за руль и поезжай за мной.
Проще сказать, чем сделать, учитывая, что водителя хуже Натали свет не видывал. Не зная города, Энджи бездумно рулила в автомобильном потоке, стараясь не упускать из виду машину матери. К счастью, с уводившей от центра улицей движение становилось все спокойнее, а на узкой пригородной дороге Энджи смогла наконец пристроиться сразу за Натали. Та все прижималась к обочине, время от времени без всякой видимой причины забирая за сплошную полосу. Наконец, к изумлению дочери, Натали лихо свернула влево, не удосужившись мигнуть подфарником. Энджи с ухмылкой покачала головой. Ну кто еще способен так кошмарно водить, как не дама, всю жизнь проведшая в Нью-Йорке без машины?
Не тебе судить, милая. Прошлая твоя жизнь рухнула, а будешь торчать у Тони и пользоваться этой телегой – новой тоже не построишь.
В самом деле, пора подумать о жилье… средств на которое, впрочем, все равно нет. Жалованья юриста Кризисного центра хватит разве что на завтраки да бензин. Могут ли они платить больше? Станут ли? Где жить, если уйти от отца? И, главное, как жить в одиночестве? Покупать постельное белье и полотенца, выбирать пылесос и кофеварку – все это было для Энджи в радость, когда она обустраивала семейное гнездышко с Рэйдом. Но делать то же самое для себя?! Дорого, тяжело и абсолютно бессмысленно. Не более бессмысленно, чем носиться по магазинам ради человека, который спит с твоей лучшей подругой. Пожалуй, идея собственного жилья не так уж и плоха. Энджи вздохнула. Есть о чем подумать.
На миг отвлекшись от дороги, она обвела взглядом окрестности, поросшие азалией и горным лавром. Этот уголок Уэстчестера считался самым красивым и, соответственно, самым дорогим, но Энджи почему-то не видела себя среди всей этой ухоженной роскоши. Куда она меня, интересно, тащит? К черту на кулички? В тот момент, когда Энджи, потеряв терпение, задалась этим вопросом, слева у дороги, словно из-под земли, выросло потрясающей красоты здание с вывесками «Гостиница» и «Ресторан».
– С кем встречаемся? – поинтересовалась Энджи у матери, выбравшись из машины на стоянке. – Или ты каждый день обедаешь в таких заведениях?
– Терпение, дорогая! – со смехом отозвалась Натали. – Обещаю, останешься довольна.
Джоанн Метцер выглядела потрясающе, как и положено известной писательнице. Теперь ее имя гремело по всей стране, но Энджи помнила еще никому не известную миссис Метцер – в школьные времена Энджи летом подрабатывала в офисе мужа Джоанн.
– Как поживаешь, дорогая? – Джоанн тепло обняла Энджи. – Счастлива тебя видеть!
Джоанн значилась в списке приглашенных на бракосочетание Энджи и Рэйда, но в тот момент колесила по Японии с лекциями, откуда и прислала самый восхитительный из всех свадебных подарков – прелестное старинное кимоно, расшитое золотыми и алыми нитями. Вместе с остальными вещами, которые Энджи забрала из Марблхеда, кимоно дожидалось своего часа на складе. От мысли, что эта дивная вещица томится в коробке, Энджи даже расстроилась. Была бы своя квартира – повесила бы на самом видном месте. Думай, Энджи, думай!
Пока Натали посвящала Джоанн в грустную историю дочери, Энджи молчала, прислушиваясь к себе. Странно, но вместо боли ею владела одна только ярость. Хороший знак… наверное. Первый симптом того, что она идет на поправку. Если, конечно, это не первый симптом полного безумия.
Наклонившись через стол, Джоанн сжала руку Энджи.
– Слов нет, дорогая, как мне жаль. Я так тебя понимаю! Сама через это прошла.
Возникший за спиной Джоанн официант, должно быть, решил, что странная компания устроила спиритический сеанс – все трое заказали рыбный салат.
– Соус отдельно, но побольше, – скомандовала Натали, и Энджи улыбнулась; ее мать была известной любительницей покушать.
За аперитивом тему беседы сменили, заговорив о работе Кризисного центра. Энджи знала, что Джоанн входит в совет директоров, но никак не думала, что мать успела сообщить ей о новом сотруднике Центра.
– Видишь ли, – продолжала Натали, – поток клиенток все увеличивается; мы по-прежнему платим Карен и надеемся, что она вернется, но юристов катастрофически не хватает. Вот я и решила – если все равно кого-то нужно брать, то почему не Энджи? Семейственность развожу, как по-твоему?
– Несомненно. – Джоанн рассмеялась. – Ну и что в этом плохого? Я вот тоже сына в издательство пристроила. – Она помолчала, пока официант расставлял тарелки с салатом и соусницы, потом взглянула на Энджи: – Важно другое: ты готова? Я не профессиональную подготовку имею в виду; уверена, что юрист ты отличный. Готова ли ты морально? Когда Джером меня бросил, я еще долго… – Она не смогла подобрать слово и вопросительно взглянула на Натали.
– Заблуждалась, – без колебаний выдала та и подняла глаза от тарелки на дочь. – Все надеялась, что они в конце концов снова сойдутся. Полагаю, у Аляски с Сибирью шансов больше.
Усмехнувшись, Джоанн вновь обратилась к Энджи:
– Ты еще ждешь его звонков? Думаешь о нем постоянно? Хочешь вернуться?
Энджи покачала головой:
– Нет. Ни за что.
– Я ею горжусь! – расцвела Натали. – Представляешь, сама отправилась к нему, забрала свои вещи – и вернулась.
Энджи сделала глубокий вдох. До сих пор ей не хватало решимости рассказать матери о Лизе, но сейчас, глядя на двух старших, более опытных женщин, она решила присоединиться к легиону обманутых и выстоявших.
– Между прочим, я узнала, с кем он мне изменил. С моей коллегой и лучшей подругой!
Джоанн зажмурилась и замотала головой. Натали, ахнув, уставилась на дочь.
– Боже… Ну и стерва! Только не вздумай себя в этом винить, Энджи. Она поступила гнусно, а не ты!
Джоанн открыла глаза.
– Легче тебе не станет, дорогая, но я все-таки скажу. Могло быть хуже. Он мог переспать с твоим сексологом.
Если Энджи и не расхохоталась, то была очень к этому близка. Во всяком случае, ей стало гораздо легче от того, что тайна о Лизе перестала быть только ее тайной, и от того, как отреагировали на новость собеседницы.
– Наверное, – согласилась она, проглотив порцию салата. – Только в жизни так не бывает.
– Еще как бывает! – Натали кивнула в сторону Джоанн. – Ей лучше знать. Она платила негодяйке двести баксов в час за то, чтобы поболтать о постельных проблемах с Джеромом, а та с ним трахалась!
– Правда? – Энджи уставилась на Джоанн во все глаза.
– Ну-у… не совсем. Во-первых, платила я сто семьдесят в час, а во-вторых, они еще тогда гм-м-м… не… трахались, но трах был уже рядом. – Джоанн улыбнулась. – Тяжело было, конечно. Но сейчас я уже не считаю себя жертвой. Не скажу, чтобы мне было приятно вспоминать тот период жизни, но он остался позади, а я иду дальше. – Она снова улыбнулась, искренне и светло.
Салаты доели молча, а за кофе Натали с Джоанн вернулись к проблемам Центра. Когда они углубились в финансовые вопросы, Энджи потеряла нить разговора.
– Может быть, к Адрианне обратиться? – вынырнув из своих мыслей, услышала она голос матери.
Имя Адрианны Лендер, знаменитой актрисы и кинорежиссера, Энджи было известно.
– Адрианна помогает Центру? – удивилась она. Натали ухмыльнулась:
– Радость моя, Адрианна и есть наш Центр!
– Значит, нам надо выкроить побольше денег на зарплаты. Сколько, по-твоему, нам может понадобиться? Видишь ли… —задумчиво протянула Джоанн, – контракт на мою следующую книгу…
«Самое время откланяться», – решила Энджи. Не только потому, что не хотела присутствовать при обсуждении собственного жалованья. Просто она вдруг почувствовала, что с ней произошло что-то очень важное. Нелегкое это, оказывается, дело – признание в предательстве мужа и лучшей подруги. Зато теперь у нее было ощущение, что все осталось позади.
