Текст книги "Цена зла (ЛП)"

Автор книги: Оливия Александер

Соавторы: Рэйвен Дарк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Э-э-э. – Я прижимаю ботинок к его горлу с такой силой, что он давится и размахивает руками. – Где Адамсон?

– Пошел ты, – фыркает он, когда я расслабляюсь достаточно, чтобы позволить ему ответить.

Я надавливаю, а он давится и цепляется ногтями в мой ботинок.

Проходит секунда, потом две. Его лицо багровеет.

– Не собираюсь спрашивать в третий раз. – И снова я успокаиваюсь. – Где Абель Адамсон?

– Он… – Засранец кашляет. – Его здесь нет, – хрипит он. – Он никогда не приходит сюда лично.

– Конечно, он этого не делает. Сколько их здесь?

Он ничего не говорит.

Мой ботинок давит вниз, пока он не начинает дергаться.

– Восемь, – фыркает он. – Четверо – обученные охранники. Тебе не выбраться отсюда живым.

Я убираю ногу. – Смотри на меня. – Я наклоняюсь, хватаю его за голову, одной рукой сзади, другой спереди, и резко поворачиваю. Раздается треск, и он обмякает.

Десять минут спустя остальные мужчины мертвы. Два охранника навалились на стол на кухне, еще один мертв в прихожей. Остальные трое мужчин, те, которые перетаскивали дерьмо в фургон, тоже мертвы, один из них на водительской стороне фургона, двое в подвальном хранилище, где сейчас собрались Страйкер, я и другие ребята.

Костюм солгал. Там было всего трое мужчин. Очевидно, вместо того, чтобы обманом заставить меня ослабить бдительность пораньше, он попытался напугать меня, сделав вид, что это место слишком хорошо охраняется, чтобы у них был шанс. Это похоже на ребенка, который притворяется, что его родители дома, когда кто-то звонит и спрашивает, дома ли мама.

Хотя, скорее всего, он говорил правду об Адамсоне. У всех мужчин есть удостоверения личности, и ни у кого из них нет этого имени.

За исключением груды коробок, сложенных у задней стены, комната пуста, но отпечатки на ковре указывают на то, где когда-то стояла тяжелая мебель. Диван, стулья, журнальный столик и, возможно, письменный стол. Разбитая лампа лежит на полу, все еще включенная. Вероятно, она стояла на столе, и кто-то так торопился убрать стол отсюда, что лампа упала.

– Вам двоим повезло, – говорит Рипер, оглядывая почти пустую комнату. – Учитывая размеры этого места, тут, вероятно, было намного больше людей, но их, скорее всего, отправили раньше.

– Посмотрите на это место, – говорит Пип, проводя рукой по золотой филиграни на темно-зеленых стенах. – Мистер Толстосум жил здесь.

– Не пускай слюни, проспект, – говорю я ему, открывая коробку, лежащую на вершине стопки. Там полно бумаг. – Иди, постой на страже. Если увидишь кого-нибудь, кричи.

Пип уходит.

Я достаю папку и открываю ее, листая бумаги. Есть десятки листов, но на всех них нет ничего, кроме длинных строк цифр. Я запрокидываю голову. – Рэт!

Шаги гремят на лестнице за пределами комнаты. – Ты кричал, босс?

Я показываю ему бумаги. – Что это такое?

Он просматривает бумаги, пробегая пальцами по рядам цифр. – Это похоже на номера кредитных карт. – Он поднимает голову. – Мошенничество с кредитными картами? – я вижу это по его узкому лицу; он знает, что это не имеет смысла.

Я качаю головой. – Что бы здесь ни происходило, это нечто большее. – Тому, кто зарабатывает на жизнь мошенничеством с кредитными картами, не нужно было бы оружие. Если он использует это место в качестве операционной базы для мошенничества с кредитными картами, то это то, что у него есть на стороне. Это не его основная деятельность.

– Дай мне взглянуть на них.

Я протягиваю Рэту стопку папок. Пока он листает их, я просматриваю другие, и заставляю Страйкера просмотреть еще больше, в то время как другие ребята поднимаются наверх и осматривают фургон.

– Спайдер, смотри. – Рэт показывает мне одну из папок. Там полно бумаг, на которых есть черно-белые ксерокопии удостоверений личности. Некоторые выглядят как различные типы виз в США, рабочие визы и тому подобное. Другие – студенческие удостоверения. Там десятки мужчин и женщин, несколько подростков разного возраста.

Там есть несколько копий фотографий, люди, которые выглядят так, как будто их сняли высококлассной камерой, все с именами, полом и возрастом, написанными рядом с ними.

– Похоже, у этого парня есть досье на десятки людей, но кто они такие? – спрашиваю я больше для себя, чем для кого-либо другого. Все сигналы тревоги в моей голове срабатывают.

– Зацени это. – Страйкер протягивает мне страницу из своей папки.

Я просматриваю ее. На ней есть ряды телефонных номеров. – Похоже на какой-то список контактов.

– Еще фотографии, – говорит Страйкер, поднимая их.

– Держу пари, если мы проверим, эти кредитные карты принадлежат людям на этих фотографиях, – говорит Рэт. – У него здесь чертова база данных.

– Да, но это еще не все. – Я просматриваю еще несколько телефонных номеров, не узнавая ни одного из них.

– Тогда в чем же дело? – спрашивает Страйкер. – Спайдер, что, черт возьми, здесь происходит?

Я провожу пальцем по другому списку номеров, все из которых помечены как мотели или отели типа «постель и завтрак» и несколько пансионатов, большинство из них в Неваде.

Мой мозг замирает, когда я вижу номер в одном из списков. – Страйкер. – Я поднимаю страницу, указывая на номер. – Пансионат Рози. По этому номеру звонила Стефани.

– Спайдер, здесь перечислены сотни мест. Тут… о черт. – Он замирает, уставившись на одну из страниц в своей руке. – О, Спайдер… – Он произносит мое имя низким певучим голосом. – Кому-то нужно кое-что увидеть.

Мне не нравится, как это звучит, я выхватываю у него бумагу и смотрю на черно-белую копию фотографий на странице. В отличие от большинства фотографий, которые являются плохими снимками удостоверения личности, которые вы получаете, когда регистрируетесь для получения водительских прав, этот снимок выглядит гламурно, как будто он был сделан профессиональным фотографом.

Второй раз за этот день кровь стучит у меня в ушах.

Черт бы меня побрал.

Имя рядом с изображением – Эмма Вайнмэн. Имя другое, но лицо безошибочно узнаваемо.

Это моя маленькая воровка.

Глава 21

Возвращение монстра

Эмма

За несколько минут до конца моей смены Моника просит меня доставить заказ одному из членов MК в комнату для вечеринок. Она наливает виски и добавляет его на поднос с корзинкой крылышек, затем ставит поднос на стойку для меня.

Кухня обычно закрывается в полночь, а сейчас уже почти семь, но приказано, чтобы кухня оставалась открытой для членов MК в любое время.

Я беру поднос и оглядываюсь через плечо на Клайва, охранника, который следил за каждым моим движением с тех пор, как Спайдер ушел со Страйкером более часа назад.

– Ты собираешься следовать за мной, пока я доставлю это? – наполовину поддразниваю я, поднимая поднос.

Стоящий у стены возле бара охранник с суровым лицом смотрит на меня бесстрастным, невозмутимым взглядом. Он весь такой холодный и деловой, мало чем отличается от охранников в Колонии. Мне от этого не по себе, но я его часто видела, и он всегда такой. По крайней мере, он не жуткий, не смотрит на меня так, словно раздевает своими глазами, как Тони.

Я начинаю задаваться вопросом, не было ли каких-то проблем с Ублюдками Сатаны. Я надеюсь, что Спайдер просто перестраховывается.

Я направляюсь в холл, который ведет к ряду комнат для вечеринок, к охраняемой двери, через которую я пробежала с этими чаевыми, как будто тысячу лет назад. Он смотрит на меня, но не следует за мной. Но сейчас на этот раз я не войду в эту дверь.

Остановившись у комнаты, как раз перед охраняемой дверью, я стучу в дверь комнаты для вечеринок.

– Войдите.

Глубокий, низкий голос принадлежит Аксу, врачу, который ввел мне противозачаточный имплант. Это был единственный раз, когда я его видела, но я узнала его голос.

Я толкаю дверь, ожидая увидеть его сидящим на диване с одной из танцующих для него стриптизерш, но, когда я заглядываю, я его не вижу.

– Ваш заказ, сэр. – Я вхожу в комнату.

Он появляется рядом со мной словно из ниоткуда, и я вздрагиваю. У меня едва есть шанс рассмотреть его очки и узкие черты лица, прежде чем я вижу, краем глаза как его рука быстро двигается.

В моей руке острый укол боли. Я вздрагиваю, и поднос с грохотом выпадает из моих рук. Я открываю рот, чтобы закричать, но рука Акса прикрывает мне рот.

Накатывает головокружение, и комната кружится.

Акс подхватывает меня на руки.

Мир становится черным.

Я просыпаюсь секундой позже в полной темноте.

Мир полностью лишен света, в такой полной темноте я уже бывала раньше.

Меня охватывает паника. В последний раз, когда я была в такой темноте, я была в изоляции в Колонии. Я дергаюсь, но мое тело кажется медленным и тяжелым, мои мысли формируются медленно.

Когда я тяну за поднятые руки, звук звенящей цепи проникает в мои уши. Мои руки кричат от боли, как будто они слишком долго находились в одном и том же положении.

Сразу несколько осознаний поразили меня.

Во-первых, мои руки вытянуты надо мной, и холодная металлическая цепь обмотана вокруг моих запястий, звенья впиваются в кожу. Во-вторых, я стою на цыпочках, мои пятки оторваны от земли. Грубый цемент холодит мои босые пальцы. В-третьих, на мне нет одежды.

Я голая.

Снова.

Серьёзно? Как это продолжает происходить?

За исключением того, что последние два раза, когда я была обнажена, меня привязывал к кровати Спайдер, а затем к дереву в жаркой пустыне. Теперь такой удачи не будет. На этот раз я подвешена, вишу на цепи, как рыба, которую вот-вот выпотрошат.

Я никогда не слышала, чтобы пасторы раздевали прихожан догола, когда помещали их в изолятор, и они не делали этого со мной, когда я была заперта там.

Должно быть, я все еще с Дьявольскими Бандитами, но зачем Спайдеру вздергивать меня вот так? Между нами так многое изменилось. На прошлой неделе, после того случая с Кэпом, он был совсем другим человеком. Нежный. Сострадательный. Любящий.

Это не имеет смысла.

Мой взгляд скользит по сторонам, но куда бы я не смотрела, в комнате слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Здесь прохладно, и запах плесени висит в воздухе, как в подвале. Если и есть окна, то они заколочены досками, чтобы не пропускать свет.

Я ничего не вижу, но у меня такое чувство, что, если бы я могла, мое зрение было бы размытым.

Я помню это чувство. Это похоже на то, когда я испытываю оргазм, но без приятных, божественных ощущений, связанных с этим. У меня гудит голова, и по венам бегут мурашки.

Затем воспоминания о том, что произошло за несколько секунд до того, как я отключилась, нахлынули снова.

Укол иглы в мою руку. Акс, поднимающий меня на руки. А потом… ничего.

Накачанная наркотиками. Доктор накачал меня наркотиками.

Почему?

Очевидная мысль сильно поражает меня. Он работает против Спайдера. Предал его по какой-то причине. Это не имеет смысла, но Спайдер не стал бы внезапно подталкивать его к чему-то подобному. Не после прошлой недели. Он бы не стал.

Если боль в моих руках – это какой-то признак, то не прошло и секунды с тех пор, как Акс вонзил в меня эту иглу. Тогда как долго?

– Спайдер! – мой голос звучит дрожащим и слишком высоким. – Выпустите меня отсюда!

Никто не отвечает, и темнота остается.

Те дни, которые я провела в одиночестве, темнота изолятора заполняла мои мысли, разрушая мою решимость. Этот страх, что я останусь здесь одна и буду забыта, пронизывает меня до костей. Я представляю, как стены этой комнаты, где бы они ни были, смыкаются, мой кислород иссякает. Я представляю, как минуты превращаются в часы, потом в дни, а потом еще дольше, пока я не умру от голода или жажды.

– Спайдер! Кто-нибудь, помогите мне!

Несколько долгих минут проходят в молчании. В комнате нет ни звука, кроме моего собственного прерывистого дыхания. Минуты тянутся бесконечно. Бесчисленное количество раз я извиваюсь и пытаюсь высвободить руки, но цепи слишком туго натянуты. Паника сжигает мои внутренности.

– Выпустите меня отсюда!

Никто не приходит. Все еще остается тьма, густая и бесконечная. У меня болят руки и ноги. Еще несколько минут тянутся, пока я не уверяюсь, что мои руки отвалятся.

– Помогите! – я кричу. – Кто-нибудь, помогите мне!

Мое дыхание прерывается короткими вздохами, сердцебиение наполняет мои уши.

Если никто не придет за мной…

Слезы щиплют мои глаза, но я сжимаю их и сдерживаю слезы. Нужно оставаться сильной. Кто-нибудь придет. Я должна в это верить. Кто бы это ни сделал, он не может просто оставить меня здесь.

Или может?

Должно быть, прошел добрый час после того, как я пришла в себя, загорелся свет, длинные тонкие люминесцентные стержни, установленные в верхней части побеленной стены. Стержни гудят от электричества.

На мгновение ослепнув, я закрыла глаза, отворачивая лицо, пока они не привыкли. Мое зрение затуманено; случайные узоры на сером цементе, покрывающем пол, выглядят нечеткими.

Постепенно мое зрение начинает проясняться, и я оглядываюсь вокруг.

Я нахожусь в камере размером с небольшую гостиную. Четыре простые белые стены смотрят в ответ, безликие и без украшений, без чего-либо, указывающего, где я нахожусь. Окон нет. Там нет ничего, кроме маленькой металлической койки с тонким пожелтевшим матрасом у стены напротив стальной двери. Я оглядываюсь через плечо. Только еще одна глухая стена.

Нет, она не совсем пустая. В углу под потолком установлена маленькая камера, темная линза смотрит прямо на меня, как единственный черный глаз.

В изоляторе тоже были такие, что позволяло пасторам ежесекундно наблюдать за пленниками.

Я не могу быть тут. Меня не могли забрать обратно в Колонию. Если бы это было так, доктору пришлось бы работать на Его Святой Мир, и в этом примерно столько же смысла, сколько в том, что у меня две головы. Члены Его Святого Мира считали людей из внешнего мира ниже себя, а преступники, подобные байкерам, были бы низшими из низших. Члены церкви скорее умрут, чем вступят с ними в союз.

Итак, если я все еще с Бандитами, сколько друзей Спайдера там, наверху, наблюдают за мной? Он тоже там?

Я закрываю глаза. Это снова похоже на вечеринку Дизеля. Я ненавижу, когда за мной наблюдают, и ненавижу выставляться напоказ в таком виде.

И все же, вот она, моя сердцевина, пульсирует, точно так же, как в ту ночь. Мое тело – такой предатель.

Резкий металлический звук заставляет меня резко перевести взгляд на вход в комнату.

В двери открылась планка. На долю секунды я замечаю глаза, смотрящие на меня, прежде чем она захлопывается.

Ключи звякают снаружи комнаты. Щелкает замок. Мои мысли все еще двигаются вяло, и я качаю головой, пытаясь прогнать одурманенное чувство. Если у меня недружелюбный посетитель, я не могу позволить себе ошибиться в суждениях. Мне нужно быть настороже. У меня кружится голова, и я стону.

Дверь открывается. Несмотря на все мои опасения по поводу того, что Бандиты наблюдают за мной, какая-то безмозглая часть меня наполовину ожидает увидеть, как войдет Сет. Или Джейкоб. Дьякону Джейкобу нравилось сажать людей в изолятор за малейшее нарушение, оставляя их там так долго, как только мог, не попадая в неприятности из-за плохого обращения с прихожанами.

Рациональная часть меня ожидает увидеть Акса, но мой посетитель не член «Мира» и не клубный врач.

– Проснись и пой, Дикая кошка.

– Спайдер? – пищу я.

Он ухмыляется мне и закрывает дверь, запирая ее.

Я сонно качаю головой, словно пытаясь избавиться от его образа, который, несомненно, должен быть галлюцинацией, вызванной наркотиками. Нет. Когда я смотрю на него, Спайдер все еще тут, больше, чем в жизни, одетый в низко сидящие джинсы и подстриженные светлые волосы, зачесанные назад. Сексуально, как всегда.

Он не галлюцинация. Он действительно тут.

– Ты сделал это? – срываюсь я.

Он разводит руками, пожимая плечами.

Предательство прорезает ледяную дорожку в моем сердце. Ярость горит во мне, раскаленная добела и обжигающая. – Почему? – рычу я.

– Почему? Правда? – он подходит, пока не оказывается передо мной, и скрещивает свои огромные татуированные руки.

Я бьюсь, и цепь на моих запястьях тяжело звенит, больно натягивая мои руки. – Я доверяла тебе!

Улыбка сползает с его лица. Выражение его лица меняется так быстро, что это тревожит, его глаза превращаются из танцующего голубого огня, который охватывает мою наготу, в ледяные сферы опасности.

– Не надо, – рычит он, шагая вперед, пока его лицо не оказывается почти у моего. – Не говори со мной о доверии.

Смысл этих слов ножом вонзился мне в грудь. Предательство сочится из его тона.

Мое сердце начинает бешено колотиться.

Единственное, чем я могла это сделать, чтобы вывести его из себя достаточно сильно, это телефонные звонки, которые я делала с мобильного Сэм. Должно быть, он узнал о них.

Абсурдное чувство вины пронзает меня. Не желая поднимать голову, я заставляю себя смотреть ему в глаза, подавляя желание посмотреть на его ноги и показать слабость.

Он отступает на шаг и осматривает меня. Его глаза блуждают по моей груди, по моей обнаженной плоти. Знакомый голод, который когда-то заставлял мою кровь бежать, как огонь, вспыхивает в его глазах, но это происходит всего за мгновение до того, как свет в них гаснет, и он снова становится льдом.

– Каковы были правила, которые я дал тебе в тот день, когда ты снова начала работать в Логове Дьявола?

Сглатываю. Так что все дело в телефонных звонках. Вот только что-то не так. Он слишком зол для этого. Он сказал, что, если я попытаюсь сбежать, он убьет меня, но я чувствую это, я что-то упускаю.

Я ничего не говорю.

Он улыбается, но это пустое выражение, без юмора. Мужчина передо мной – это не тот мужчина, с которым я занималась любовью каждую ночь в течение прошлой недели. Это не тот человек, который рассказал мне о своих ужасных, жестоких родителях и том ужасном укусе паука, который чуть не убил его. Это монстр, который похитил меня. Тот, кто угрожал лишить меня жизни. Убийца, который лишен эмоций и ничего не чувствует ко мне.

Мой похититель вернулся.

– Сейчас не время разыгрывать молчаливую карту, воровка.

Воровка. Я снова вернулась к этому статусу. Эта мысль выводит меня из себя.

– Каковы были правила? – холодно повторяет он.

Предупреждение в его голосе не оставляет сомнений. Если я не отвечу, меня ждет такой ад, что ночь, которую я провела, привязанной к тому дереву, покажется легкой прогулкой.

Я ненавижу, как сильно дрожит мой голос, когда я отвечаю. – Не уходи без разрешения. Отдай все мои чаевые, и…

– И?

Я делаю дрожащий вдох. – Никаких телефонных звонков.

Его руки сжимаются на груди, его глаза ловят мои. – Кому ты звонила, Стефани? Или мне следует называть тебя Эммой?

Использование моего настоящего имени вызывает во мне дрожь.

Он знает, кто я на самом деле. Как?

Мои мысли несутся вскачь, вопросы сами собой возникают у меня в голове. Знает ли он о Колонии? Или о Сете, и почему я ушла? Он знает, что я должна была выйти замуж за Сета? Или о моих родителях, или о Саре?

И если он знает, будут ли они в опасности? Нанесет ли клуб им визит? Они отправят меня обратно?

И то, и другое вызывает у меня физическую тошноту. Мысль о том, что меня заставят выйти замуж за Сета, вызывает у меня такую же тошноту, как мысль о том, что Спайдер приблизится к моим родителям или найдет Сару.

Мне может показаться странным думать, что банда байкеров захочет иметь какое-либо отношение к религиозному культу или у нее есть какие-либо причины заглядывать к ним. Дело в том, что я слышала бесчисленные истории от пасторов о бандах, которые, по их утверждению, пытались заставить их отказаться от своих источников дохода – бизнеса, который позволил им жить вне мира без посторонней помощи. Но я также должна была рассмотреть возможность того, что они решат выместить мои действия против них на моих родителях и друзьях в Его Святом Мире.

Члены Колонии хорошо защищены своими охранниками, но только охранники знают, как защитить себя. Прихожанам в Колонии запрещено сражаться, и их запрограммировали не мстить, скрывая от них любые знания, которые позволили бы им защитить себя. Если бы у Дьявольских Бандитов была хоть какая-то причина причинить им вред, стражники отомстили бы. Было бы кровопролитие. И если бы Бандиты превосходили охранников численностью, они бы проиграли. Мои родители, мои друзья… Они были бы ягнятами на заклание.

Рассказывать ему что-либо о Колонии – это не вариант.

Я опускаю голову, чтобы скрыть панику, которую он может увидеть на моем лице, и пытаюсь контролировать дыхание. Даже если Бандиты не пойдут за ними, если он отправит меня обратно, через несколько часов после того, как меня бросят к ногам Сета, я буду вынуждена идти с ним к алтарю. И затем…

Я вздрагиваю. Я бы предпочла, чтобы он вытащил пистолет, который носит в кобуре на бедре, и застрелил меня прямо сейчас.

– Кому ты звонила, Эмма?

Напустив на себя, как я надеюсь, храброе выражение, которое ничего ему не дает, я поднимаю на него глаза. – Зачем ты утруждаешь себя вопросом, Спайдер? Ты уже знаешь.

Он знает, я вижу это по его глазам.

– Потому что я хочу услышать это от тебя.

Я не отвечаю.

Спайдер делает шаг вперед и хватает меня за волосы на затылке в кулак. Он сильно дергает за них, оттягивая мою голову назад и игнорируя мое шипение от боли.

– У меня есть все время в мире, Эмма. Если ты не ответишь, я буду счастлив провести здесь несколько часов, заставляя тебя говорить. К тому времени, когда я закончу с тобой, ты будешь петь всю историю своей жизни. Кому. Ты. Звонила?

Предвкушение в его голосе заставляет мою кровь похолодеть. Я не хочу знать, какие извращенные методы пыток он использует, чтобы заставить меня говорить. Он не только сделает это, но и получит от этого удовольствие.

– Нян… агентство няни и… ах… пансионат.

Он отпускает мои волосы, только чтобы провести большим пальцем по моим губам. Я отворачиваю голову, и он касается моего лица ладонью. Это легкий, почти ласковый стук.

Что, черт возьми, с ним не так?

– Зачем? – он спрашивает. – Зачем ты им звонила?

И вот тут-то все становится сложнее. Я не могу рассказать ему о Саре. Это может подвергнуть ее опасности со стороны него и клуба или чего похуже. Единственная другая причина, которую я могу назвать, приведет к тому, что меня убьют. Но в том-то и дело. Я уже мертва. Я уже однажды пыталась сбежать. Он не может оставить меня в живых.

Когда я не отвечаю, он снова хватает меня за волосы, но на этот раз он дергает мою голову вниз, наклоняя меня вперед.

Напряжение, уже заставляющее мои руки болеть, удваивается по интенсивности, и я вскрикиваю, когда они дергаются назад.

Он расслабляется, позволяя мне ответить. Я фыркаю, давая единственно возможный ответ. – Разве это не очевидно?

– Ты пыталась сбежать. – Его голос грубый, демонический и совершенно неузнаваемый.

Я замираю. Предательство в его тоне выворачивает меня изнутри.

– Скажи это, – приказывает он.

Я молчу, не в силах произнести слова, которые положат конец моей жизни.

Спайдер снова отпускает меня и отступает на шаг.

Он достает пистолет, взводит курок и приставляет дуло к моему лбу.

Ожидая, что он нажмет на курок и мои мозги разлетятся по стенам, я кричу.

Спайдер поднимает голову, наблюдая за мной своими пустыми голубыми глазами. Дуло его пистолета вдавливается мне в кожу. Все мое тело сотрясается, глаза закрываются, дыхание становится прерывистым.

Так вот оно что. Это момент, когда он заканчивает мою жизнь, как и обещал, и он даже не собирается утруждать себя тем, чтобы сначала трахнуть мой череп.

– Я пыталась сбежать! – я выпаливаю.

Из всего прочего на его губах появляется улыбка. Это довольное выражение, которое еще более пугает, потому что оно не касается его глаз.

Он ставит пистолет на предохранитель и возвращает его в кобуру. – Видишь? Это было так трудно?

– Ты приставил пистолет к моей голове… – я дрожащим голосом хриплю.

Я не знаю, почему я удивлена. Вот кто он такой. За последнюю неделю я думала, что он изменился. Он этого не сделал. Он все еще убийца. Чудовище. Я была глупой, позволив себе забыть, кто он такой. Отвращение к себе пробивает дыру в моем сердце.

Он опускает руки и поворачивается ко мне спиной, медленно шагая к стене передо мной. Кажется, он изучает стену.

– Да, я сделал это. И если ты не скажешь мне то, что я хочу знать, я найду способы заставить тебя рассказать. И если это не сработает, в следующий раз, когда я приставлю свой пистолет к твоей голове, я спущу курок.

Сказать ему то, что он хочет знать? Какой информацией я могу обладать, которая была бы ему полезна?

Когда он снова поворачивается ко мне лицом, его черты превращаются в холодную маску. Был ли это тот взгляд, который видели те люди из Ублюдков Сатаны, прежде чем он убил их? В его глазах совершенно нет сострадания, в них нет той теплоты, которую я видела над собой, когда он был во мне так много раз. Господи, я ненавижу это выражение.

Он приставил пистолет к моей голове. Я ненавижу его.

– Какой смысл тебе что-то говорить, если я все равно умру? – этот вопрос призван выиграть время.

Улыбка, которая растягивает его губы, говорит мне, что он это знает.

Спайдер наклоняется и вытаскивает клинок из ножен с боку своего ботинка. Длинное лезвие поблескивает в голубовато-белом свете комнаты. Он приближается, медленно, шаг за шагом.

Он собирается ударить меня ножом. Черт возьми, он не собирается стрелять мне в голову, он собирается выпотрошить меня прямо здесь и сейчас.

Я мечусь и извиваюсь, едва чувствуя, как агония разрывает мои плечи и руки сквозь панику.

– Страх и боль – хорошие мотиваторы. – Его тон настораживает. – Ты когда-нибудь слышала выражение «смерть от тысячи порезов»?

Я этого не слышала, но я могу понять, что это значит. Я бьюсь сильнее.

Остановившись прямо передо мной, Спайдер хватает меня сзади за затылок. Моя грудь тяжело поднимается и опускается. Его ладонь обжигает мне затылок, огромная, сильная и неотвратимая, как сталь.

Лезвие в его руке поблескивает. До сих пор я никогда не понимала, насколько острым выглядит нож. Ожидая, что он воткнет это мне в живот, я зажмуриваюсь.

– Хитрость заключается, – добавляет он теперь, – в том, чтобы надавить ровно настолько, чтобы пустить кровь, но не настолько, чтобы заставить тебя истечь кровью. Небольшие порезы. Это медленный путь. Мучительный. Это займет несколько часов, если ты этого хочешь. Это может занять несколько дней.

Он хорош, надо отдать ему должное. Я могу себе представить, что после достаточно небольших, мучительных порезов, когда кровь медленно вытекает в течение бесконечных часов или дней, человек был бы готов сказать ему что угодно, только чтобы остановить боль.

Когда я была ребенком, я читала рассказы о Салемских процессах над ведьмами. Женщин, которых подозревали в колдовстве, пытали, чтобы заставить признаться в использовании магии. Инквизиторы использовали методы извлечения, которые заставляли меня чувствовать тошноту после их прочтения и ярость за бедных женщин, которые часто признавались в убийстве и бесчисленных других немыслимых преступлениях, только чтобы покончить со своими страданиями.

С его ледяным безразличием и холодной деловитостью из Спайдера вышел бы фантастический инквизитор.

Мое сердце колотится.

– Что ты хочешь знать?

Этот вопрос не означает, что я собираюсь ему что-то рассказывать. Нет. Это тактика, предназначенная для того, чтобы прочувствовать ситуацию и выиграть больше времени.

Он снова отпускает меня и отступает на шаг. Молча наблюдает за мной.

Проходит секунда. Потом еще одна. Затем…

– Кто такой Абель Адамсон?

Я моргаю, глядя на него. Я никогда в жизни не слышала этого имени. В Колонии нет никого с таким именем, которого я знаю, и единственный человек, с которым у меня были длительные контакты за пределами МК или Логова Дьявола – это мой предыдущий работодатель.

– Кто? – я спрашиваю.

– Не играй со мной в игры, Эмма.

– Я не играю, – огрызаюсь я. – Я не знаю никакого Абеля Адамсона.

Он сцепляет руки за спиной, расставив ноги в стороны. Позиция воинственная, напоминающая мне о том, как иногда стоят охранники на территории Колонии. Я не настолько глупа, чтобы забыть, что нож все еще у него в руке, даже если я его не вижу.

– Ты уже доказала, что ты не только воровка, но и лгунья. Кто он такой?

– Я же сказала тебе, я не знаю, – говорю я натянуто.

И снова он молча наблюдает за мной.

– С чего ты взял, что я его знаю? Кто он такой?

– Если ты его не знаешь, тогда почему у него твоя фотография?

Мои брови хмурятся. У него есть моя фотография?

Это не имеет смысла. С тех пор как я покинула Его Святой Мир, я взяла за правило нигде не фотографироваться, отказываясь предоставлять какие-либо свидетельства о себе, которые могут попасть в чужие руки. Несколько раз мой предыдущий работодатель хотел сфотографироваться на день рождения и Рождество своего ребенка, и я старалась не приближаться к камере.

Меня так и подмывает подумать, что он сделал один без моего ведома, но его звали не Адамсон. Это был Портер. Может быть, он сделал один без моего ведома, и этот Адамсон каким-то образом завладел им. Но это звучит неправильно.

Спайдер, должно быть, пытается как-то меня подставить, пытается обмануть.

– Ты лжешь, – говорю я.

Спайдер лезет в карман своей куртки и достает листок бумаги. Он разворачивает его и показывает мне.

Конечно же, на странице есть черно-белая фотография. Изображение зернистое, как будто его сняли с фотокопии, из-за чего невозможно разглядеть, какой фон мог быть позади меня или что-либо еще, что могло бы подсказать мне, когда или где был сделан снимок, но это определенно я. И рядом с изображением мое имя, Эмма Вайнмэн.

Мысли кружатся, я слизываю капельку пота с губ. – Я понятия не имею, кто такой этот Адамсон и почему у него это было.

– Ты лжешь. – Он складывает фотографию и кладет ее в карман. – Эта фотография была в его доме вместе с десятками фотографий других людей.

Десятки других?

Ладно, это начинает приобретать все меньше и меньше смысла. Единственное объяснение в том, что остальные, как и я, из Колонии. Но никому за пределами Колонии не удалось бы сфотографировать людей там без чьего-либо ведома. Посторонним вход воспрещен, а даже если бы и был, им бы этого не позволили. И никто в Его Святом Мире не сделал бы этого. Фотографии означают бумажный след, простой способ, чтобы документация попала в руки людей, которые, не теряя времени, попытаются уничтожить культ, как только поймут, что там происходит.

Подождите. Была ли Сара на одной из этих фотографий?

Я облизываю губы. – Дай мне посмотреть на них.

Его глаза сужаются.

– Другие фотографии. Дай мне взглянуть на них.

Хитрая улыбка растягивает его губы. – Ты действительно думаешь, что я собираюсь это сделать?

Ну, нет. Я действительно не ожидала, что он мне это покажет. Просто это дало бы мне больше времени, чтобы понять, что делать, и, возможно, помогло бы мне понять, что, черт возьми, здесь происходит. И мне нужно посмотреть, есть ли Сара на одной из них. Или мои родители.