Текст книги "Проба памяти"

Автор книги: Ольга Покровская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Он посмотрел на часы, полюбовавшись ими лишний раз, и поднялся. Правильно я их тогда купил... Сегодня – к родителям, подумал он. Правда, не в гостиницу же ехать. А завтра разберемся...

Он вышел к остановке. Рядом стоял продуктовый киоск, какой-то мужик буднично писал на стенку, словно так и надо, а киоскерша, высунувшись по пояс наружу, кричала: "Сволочь! Пошел вон отсюда!". Однако почему-то не выходила. Максим усмехнулся и тормознул "Жигули" почище.

– На Щукинскую, – бросил он водителю.

Тот кивнул, но, когда Максим залез внутрь и захлопнул дверь, протянул ему бумажку и карандаш. На бумажке криво было написано "Куда?". Боже, подумал Максим и хотел уже вылезти, но машина уже тронулась, орать глухому водителю было уже бесполезно, и он смирился. Ладно, подумал он. Главное, чтоб не слепой и не безрукий. Зато не станет приставать с разговорами за жизнь... Борька ж вот тоже такой...

Он послушно нацарапал на бумажке требуемый адрес и ткнул водителю в лицо. Тот покивал, соглашение было достигнуто, и они молча поехали. Только фиг я тебе лишнего заплачу, думал Максим. Надоели вы мне все, больные и увечные... и вообще все надоели.

Родительский подъезд неприятно удивил. Дурными запахами и грязью. Максим уже успел у себя дома от этой экзотики отвыкнуть. Эк, как тут, подумал он. Стоило переезжать из родных пенатов. Но ничего. Я ненадолго. Он позвонил в дверь, и отцовский голос весело закричал из-за двери:

– Славочка, я сейчас!..

Здрасте, подумал Максим. И тут не ждали. Славочку какого-то ждут... В общем, надо было, конечно, позвонить... Но это ж родители все-таки, не кто-нибудь.

Открылась дверь, и отец – Николай Георгиевич – ахнул:

– Батюшки!.. Что такое? Что случилось?

– Ничего, – ответил Максим хмуро. – Войти-то можно?

– Да входи, входи... Что, с Валей что-нибудь? Или поругались?.. Нина!..

Но мама – Нина Максимовна – уже мчалась к двери, на ходу вытирая руки о фартук.

– Что, что такое, в чем дело? Ты какими судьбами?

Изучив за несколько секунд лицо сына и составив себе представление о причине его появления, она произнесла:

– Ночевать будешь? Эх, говорили тебе, дураку... Есть, небось, хочешь?

Максим тут обнаружил, что есть хочется чрезвычайно. С утра во рту крошки не было... Чего ж удивляться, что так фигово...

– А я-то думал – Слава... – проговорил Николай Георгиевич, суетясь и мешая проходу. – Сейчас Слава обещал заехать. Брат Александра Арсеньевича... Помнишь Сашу, он в Америку уехал, а Слава до сих пор в институте работает...

– Ай, к черту твоих всех Слав, дай сыну-то войти, – отрезала Нина Максимовна, приговаривая вполголоса. – Говорили дураку, говорили... Не слушал...

Вот, приперся, подумал Максим. Сейчас все дружно вспомнят, как ему не советовали уходить от первой жены, сейчас заявится еще этот Слава из института, будет жаловаться на нищую жизнь, и я еще окажусь виноватым за то, что развалили страну... Интересно, сестра дома или нет, еще и она добавит... В коридоре мелькнула худая и очень некрасивая девочка-подросток, и Максим даже не сразу понял, что это племянница, которую он года два как не видел. Господи, вот уродину вырастили...

– Сейчас я все приготовлю, – сказала Нина Максимовна. – В гостиной тебя положим. Если звонить будет, твоя-то, чего сказать?

– Скажите, нету, – объяснил Максим и молча пожал руку своему лысому зятю, тоже появившемуся в коридоре.

– Может, помыться хочешь? У вас вода горячая есть? Слышишь, – Нина Максимовна обернулась. – Катьке скажи, трубку будет брать, так его нету.

Горячая вода у Максима была, но он решил, что это, пожалуй, оптимальный вариант – отсидеться полчасика в уединении. Заодно и душ принять...

– Да, – сказал Максим, – я уж сразу в ванную...

– Полотенце сейчас чистое дам! – прокричала Нина Максимовна и скрылась.

Максим прошел в ванную и присел на бортик. В атмосфере уверенного присутствия матери ему стало немного легче. Натравить бы ее на Вальку, подумал он мечтательно. От той бы, пожалуй, перья б полетели, так что любо-дорого... Ладно... не хочется мать втравливать... Сам мужик, сам разберусь... тем более что действительно все говорили, и обо всем предупреждали... Он услышал звонок, раздавшийся в прихожей, и голос Николая Георгиевича:

– А вот он и Слава! Проходи, Слав!

– Здравствуйте, – ответный голос действительно очень напоминал и по тембру и по интонациям хорошо знакомый голос отцова сослуживца, Александра Арсеньевича. Они на рыбалку все раньше вместе ездили. Громкий такой был мужик, веселый... этот вроде потише... но и времени сколько прошло, не все до пенсии веселиться... – Я ж на минуту – на охоту еду... Это вот к чаю... с гарантией, что съедобно. Даже вкусно. Сам надзирал за исполнением... сам заставил этих лишенцев руки помыть. Так что этим точно отравиться нельзя.

– Проходи, Слав, проходи...

Голоса проследовали мимо двери ванной в сторону кухни, и Максим включил воду. На охоту он еще едет. Тот был рыбак, этот охотник... Хотя что ж ему еще остается, в институте-то работая... Странно, что к брату не уехал. А впрочем, семья, наверное... А впрочем... какой у него еще институт... может, он какую-нибудь историю КПСС изучал... нет, эти-то ребята сейчас все в шоколаде, это народ изворотливый...

Постояв немного под теплым душем, Максим пришел в себя. Ничего, подумал он, случалось и не такое... Утро вечера мудренее... завтра встану, там будет видно, что к чему. Подумаешь – жена. Не первая и не последняя. Подумаешь – друг-приятель. Одним меньше, одним больше... Раз живой, значит, все в порядке. Вон Борька как... и тот не рыдает... Взять бы сейчас того же Борьку, мы б с ним таких дел наворочали... Ладно, об этом завтра лучше думать...

Когда Максим вышел, Нина Максимовна крикнула откуда-то из комнаты:

– Иди на кухню, я тебе положила! – вслед за этим послышался энергичный хлопок, как от знамени на ветру, очевидно, Нина Максимовна встряхивала пододеяльник.

Максим вошел на кухню. Там на одном краю стола был сервирован чай с то ли кексом, то ли пирогом, облитым глазурью, а на другом краю – ужин, предназначенный Максиму. Вячеслав Арсеньевич сидел к нему спиной, обтянутой китайской байковой рубашкой в невообразимую клетку и говорил:

– Да мне она на самом деле такая на фиг не нужна. Я бы, понимаешь, лучше бы вездеход купил. Все эти их машины на нашу грязь все равно не рассчитаны. Или завязнешь... или подвеску поломаешь. Но у нас же не думают о родной промышленности, наоткрывали этих дурацких автоцентров, вот и покупай, чего дают. А на вездеходе даже если и поедешь, то это до первого мента, на взятки больше потратишь. Да и девать его некуда... плохо. Все говорят, поддержка отечественного производителя, а где она?..

– Да, да, – подтверждал Николай Гергиевич. – Совсем о своих не думают.

Точно, убито подумал Максим. Началось... Поздоровавшись, он посмотрел на Вячеслава Арсеньевича. Оно самое. Обнищавший инженер. Грошовая рубашка. Жиденькие седые волосы домиком. За толстыми стеклами очков лукавые-лукавые глаза. Наверняка в КСП когда-то участвовал. Сейчас начнут рыдать о судьбах родины... Он решительно взял в руки вилку.

– Помнишь Вячеслава Арсеньевича? – спросил Николай Георгиевич. – Это брат Александра Арсеньевича, – Максим уже слышал эту информацию раньше, но покорно кивнул. – Как там Саша-то, Слав?

– Так, ничего, – лукавые глаза Вячеслава Арсеньевича еще заискрились от чего-то, кажущегося Вячеславу Арсеньевичу очень смешным. – Он там совсем от жизни отстал. Уезжал-то он, когда мы тут спирт "Рояль" хлебали, ну ему все так и кажется...что мы тут милостыню в метро собираем. Он как-то посылку прислал. А в посылке бутылка бренди, такого, что в нем только носки полоскать, и водолазка, сделанная в стране, которой не то что на карте, а и в природе-то, по-моему, нету. Юморист...

– Что ж, – вздохнул Николай Георгиевич. – Оторвался от корней... Ты ему, Слав, привет от меня передавай.

– Обязательно. Да ты сам ему напиши. Почта быстро ходит. У них с географией плохо, но страну Россию все-таки знают, худо-бедно отправляют правильно... Он как-то жаловался – в Киргизию писал, так шло чуть ли не через Мозамбик... а к нам пока правильно идет, в неделю может.

– Напишу, – сказал Николай Георгиевич и словно что-то вспомнил. – Я уж тыщу лет никому писем не писал, разучился... Ты пей, Слав.

– Уж пью, – согласился Вячеслав Арсеньевич. Он поднял подстаканник на уровень глаз и полюбовался медово-золотым светом, вспыхнувшим в стакане на просвет. – Хороший чай, – произнес он с удовольствием. – Вкусный.

Максим тоже невольно поднял глаза на стакан, но тут его внимание привлекла рука, сжимавшая ручку подстаканника, и его словно ударило. Маникюр. Настоящий. Ногти подпилены, кожица с лунок срезана... Опять бред. Такого просто не может быть. Или он педик? Нееет... Инженеры не бывают педиками. Или запутался в смутное время? Или подрабатывает массажистом где-нибудь в салоне красоты, так знакомая маникюрша сделала... но зачем? Нет, нет, все не то... Бред, да что ж такое, везде, куда ни пойдешь просто полоса какого-то сплошного сумасшествия... Живой Борька... Валя с Серегой... инженер с зарплатой тридцать баксов и с маникюром на руках... скоро марсиане с неба посыплются... Может, куда-нибудь в санаторий?... нервы подлечить?..

– Ты чего? – спросил Николай Георгиевич, заметив Максимово смятение. – Плохо себя чувствуешь?... – он понимающе крякнул и пояснил Вячеславу Арсеньевичу, стараясь не вдаваться в семейные подробности. – Работы много. Бизнесмен, – он произнес это слово, как будто в нем было что-то неприличное. – Да они теперь все бизнесмены. Другое поколение, неромантичное. Деловое. Все на деньги считают. Так что ж... может, так и надо время от времени... трезвый взгляд на вещи...

– Ничего подобного, – возразил Максим, угрюмо жуя. – Тут у нас кругом одни романтики. Вон Толян... помнишь? Так он на этой романтике просто помешался. То к кришнаитам ходил, голову брил, то к каким-то экстрасенсам... псалмы поет, раскачивается... за колокольчики дергает. Душа у него, видишь ли. Возвышенного требует. Дышать-то и то по-человечески не может... все по-Стрельниковой... по Бутейко... – он покосился на гору грязной посуды в раковине. Валя, по крайней мере, никогда себе такого не позволяла.

– С жиру бесится, вот и все, – махнул рукой Николай Георгиевич. – Это ж он сам не знает, чего хочет, вот и дергается.

– Ну, почему, – проговорил Вячеслав Арсеньевич задумчиво. – Само по себе неплохо. Леонтьев вот говорит, что любой порыв к мистицизму позитивен, как отвлечение от прозы жизни, даже к самому кривому мистицизму. Правда, он имел в виду людей с твердым христианским воспитанием, а у нас тут какое ж воспитание. Пустыня. Был моральный кодекс строителя коммунизма, да и тот не читали...

– Этот-то, – презрительно хмыкнул Максим, удивляясь столь хорошо сохранившейся неопытности Вячеслава Арсеньевича. – Он что ему велят, то и скажет.

Вячеслав Арсеньевич снова засмеялся про себя, и глаза за стеклами очков хитро засветились.

– Не тот Леонтьев, – произнес он мягко и погладил наманикюренными пальцами ручку подстаканника. Максиму снова стало не по себе, и он промолчал.

– А вы ведь рядом работаете, – вспомнил Николай Георгиевич. – Вы же это... Ты ведь рядом с НИИ "Гранат" работаешь? Зеленое здание такое, в переулке? Они рядом, – пояснил он Вячеславу Арсеньевичу.

Максим мстительно усмехнулся про себя. Вот ты откуда, подумал он. Ну-ну. Знаем твой "Гранат". Съедим скоро твой "Гранат" вместе с твоими умствованиями. У себя на кухне будешь умничать.

– Знаю, – проговорил он и, помолчав добавил. – Знаю даже одну организацию, которая ваше здание хочет занять. Скорее всего, займет.

Не скорее всего, а точно, подумал он про себя.

Глаза у Вячеслава Арсеньевича стали уже просто какими-то радужными от избытка радости. Просто конкурс детсадовского рисунка. Солнышко, и птички поют.

– Передайте этой организации, – сказал он иронично. – Что у них вряд ли чего получится, – и он обратился к Николаю Георгиевичу. – Они все думают, что у нас НИИ. Что мы наукой занимаемся. Была наука, милые мои... Была когда-то... А к примеру, даже вот этот пирог, – он указал пальцем на тарелку, – и тот у нас в подвале узбеки испекли. А я проследил, чтоб чистыми руками... Наукой-то у нас во всем институте три человека занимаются... сам академик и два аспиранта, которым корочки нужны, что они кандидаты. Им это на визитках написать, говорят, сейчас ценится... Ладно, Коль, – он допил чай и поднялся. – Поеду я, спасибо. Темно уже, а мне ехать черте куда... Всего хорошего, – проговорил он в Максимову сторону, насмешливо наклонив голову.

Максим что-то промычал в ответ, и Николай Георгиевич пошел провожать гостя, а Максим уставился непонимающими глазами на пирог. Что за черт... может на понт берет... мы же все проверили... все выяснили... обычный НИИ... во флигеле библиотека... да не может быть, нет такой секретности сейчас, чтобы мы не знали, что там происходит... все секреты давно уж проданы... или это не те секреты... Ну, допустим... Он тупо отломил кусок пирога, положил в рот и пожевал. Вкусный... ну и что?.. Да! На чем он поедет? Максим вскочил и уставился в окно. Седоголовый человек вышел из подъезда, поиграл брелком сигнализации, и здоровый "Лексус", стоящий у бровки, откликнулся и мигнул фарами. Вячеслав Арсеньевич привычно осмотрелся по сторонам – не подошли ли сзади – легко вскочил внутрь, и "Лексус" пополз к выезду, огибая по дороге наставленные там и тут машины. Максим замер. Вездеход ему, подумал он. Отечественный производитель ему нужен... На охоту он поехал... Или все-таки мне это снится, и завтра я проснусь? А если не проснусь?.. Отпуск завтра срочно, с утра же... И пусть Серега сам все расхлебывает... У меня права подписи нету... Или лучше вообще уволиться, мало ли...

Он пошел в гостиную, где на диване была расстелена свежая постель, присел на одеяло, все еще находясь в какой-то прострации, и услышал приглушенный шепот из соседней комнаты.

– И чего? Чего они пришел? Так он здесь у нас и жить будет? Сначала женится на какой-то твари, а потом является подарочек...

Сестрица, гадюка, понял Максим. Я же сам в эту их квартиру сколько вложил, а теперь ей дивана жалко... Муженек ее в жизни в дом копейки не принес, да и сама она в своей инвестиционной так называемой компании девочкой на побегушках...

– Цыц! – сердито отозвалась Нина Максимовна. – Я тебе! Брат родной, а ты нос воротишь. Ну, воспитала я тебя, ну воспитала...

– А чего брат? Эта комната Катьке нужна. Ей уроки делать где?..

Пошли вы все к черту, подумал Максим. Завтра же уеду... В санаторий поеду. Один, никто не пожалеет, никто руку помощи не протянет... Он чуть даже не всхлипнул от жалости к себе. Пойду лягу в больницу... как Борька говорил, что он в больницу тогда лег. Или в санаторий. В санаторий лучше. На воздухе гулять, на природе... ванны принимать... Полечусь месяц, пока оно само по себе здесь уляжется... А там видно будет... Нет, лучше даже не в санаторий, а дом отдыха, наш любимый дом отдыха, мы как-то туда в командировку вчетвером уезжали, дома думали, что мы в Смоленске... и Новый Год мы там как-то встречали... Максим вспомнил в подробностях, как встречали. Да, там лучше, и обстановка привычнее. Там перезимую.... Тихо и незаметно. И, весь измученный от общей обиды, он уснул.

Утром, пока все бегали мимо полуодетые и собирались, кто на работу, кто в школу, он принципиально не просыпался. Пусть себе в своей убогой клетушке остаются, думал он. Я поеду туда, где поля... где свежий воздух...

Когда все разошлись, он позвонил на работу.

– Вера, – велел он секретарше. – Оформи мне с сегодняшнего дня отпуск. За свой счет. На месяц.

– Хорошо, – Максим Николаевич, – согласилась Вера, но тут за пределами трубки возникло какое-то смятение, и Вера, чуть помедлив, спросила: – Максим Николаевич, а вы где?

– На Кипре, – ответил Максим. Пусть думают. Пусть, коли нужен, на Кипре поищут...

– А... – начала было Вера, но тут у нее выхватили трубку, и Серегин голос, темный от общей неловкости и стремящийся куда-то в сторону инфразвука и полного пропадания, произнес: – Макс. Ну, приезжай, слушай... Поговорим.

– Я в отпуске, – сказал Максим сухо. – До свидания.

– Я тебя уволю! – завопил Сергей.

– Во, – сказал Максим довольно. – Увольняй.

И он повесил трубку.

Выйдя из подъезда, он бодро потянулся и посмотрел на небо. Небо было серое, но не дождевое. Для выстраданного начала новой жизни хотелось бы, конечно, от природы чего-нибудь более торжественного... И на том спасибо. Мы к солнышку не привыкшие... Слава богу хотя бы за то, что нет проливных дождей, бурь, ураганов, града и других катаклизмов... Оглядевшись по сторонам и приведя себя в состояние готовности к решительным переменам, Максим принялся думать. Машина оставалась на стоянке рядом с работой. Являться туда не хотелось. Да и зачем машина человеку, намеревающемуся залечь на дно. Бог его знает, что там за стоянка, у дома отдыха, может, там местные школьники гвоздиками царапают на капотах что-нибудь вроде "слава КПСС", как в нашем сопливом детстве...Рядом с офисом целее будет... Без машины вообще-то непривычно, и даже, можно с уверенностью сказать, что отвратительно. Как улитка без раковины. Но что поделаешь... Придется еще немного побыть с народом. Максиму вообще-то казалось, что в последнее время он уже перевыполнил план по нахождению среди народа, можно и сделать перерыв... но с другой стороны, ну не дадут же ему в электричке булыжником по башке? Вернее, будем надеяться, что не дадут, о таких вещах никогда нельзя говорить с уверенностью... Кстати, а какой же там вокзал?...Павелецкий? Курский?... Максим вспомнил, какой ему нужен вокзал, и решительно направился к остановке. Через час он уже сидел в полупустой электричке, шедшей в сторону от Москвы, и наблюдал в окошко за проплывающими мимо полями и лесами, а также за дачными поселками, пристанционными избушками и столбами линий электропередачи. В конце концов, не так страшен черт, как его малюют. В вагоне было, конечно, грязно до ужаса, и коробейники проходили со своими универсальными отвертками и сборниками тупых кроссвордов через каждые пять минут, но все-таки не так уж страшно. В разных углах вагона сидели несколько человек, и у кого-то из них мерзким истерическим хохотом всю дорогу заливался в кармане мобильник, так что Максиму самому хотелось пойти и навесить веселому владельцу по ушам, но никто из сидящих не устанавливал связь, поэтому было неясно, кому именно навешивать. Под большим подозрением был бледный, но вполне довольный жизнью юноша с копной немытых черных волос и в темной футболке с непонятными письменами, но юноша держал в тонких, усеянных мелкими ссадинами пальчиках, другой мобильник -молчащий, и всю дорогу увлеченно играл, периодически шипя и морщась на наиболее острых моментах. Или у него два мобильника? От этой нынешней молодежи всего можно ожидать...

Доехав до нужной станции, Максим отправился искать попутный транспорт. Вообще-то в дом отдыха ходил автобус. Даже наверняка ходил. Максим точно помнил, что ходил. Правда, из памяти ускользало название дома отдыха. Зеленый мыс, кажется... или нет? При чем тут мыс, ближайшее море за полтысячи километров... Или все-таки мыс?.. Точно что-то зеленое. А какое еще? Тут других цветов и нету... Максим поискал глазами щит на остановке, но вместо щита висел тетрадный клетчатый листок с надписью от руки "продажа авиамест на Душанбе в неограниченных количествах". Видимо, злободневное объявление...Приехал в глубинку, называется. Максим посмотрел по сторонам, ища адресатов объявления. Адресатов не нашел. Правда, были двое в оранжевых железнодорожных жилетках, руками собирающие на площади мусор в полиэтиленовый пакет, но Максим мог бы поклясться, что это не таджики. Скорее, узбеки. Или казахи. В общем, что-то ярко выраженное монголоидное. Да еще мимо прошел парнишка с плеером, громко распевающий самому себе "Батарейка кончилась! Оой! Батарейка кончилась!", но это уже было явное Закавказье. Вот, наконец, европеоиды полезли... лучше бы и не появлялись. На площадь не торопясь, ломающимся шагом, вышел длинный молодой человек. В фетровой шляпе, черной кожаной куртке, в черных высоких ботинках и с ухом, истыканным серебряными серьгами. В таком виде и небитый. Удивительно. Сильно изменилась область... Из ботинок торчала бирка Camelot. Стоило выпендриваться. Молодой человек встал на остановке, вынул из кармана куртки пакетик и принялся аппетитно закусывать какой-то гадостью. Максиму даже была видна надпись. Желтый полосатик. С ума сойти. Интересно, существуют ли синий полосатик, красный полосатик и зеленый полосатик... Нет, ну точно это был Зеленый мыс, хоть зуб даю... Из-за ларька, обогнув бетонный вазон с тощей календулой, вышла разносчица в толстых шерстяных носках и домашних тапках, с подносом, покрытым грязной тряпкой и двумя большими термосами на боку.

– Пиироги! – заунывно раздалось над площадью. – Саамса! Чай, кофиии!

Разносчица остановилась рядом с Максимом и взвыла еще раз, персонально ни к кому не обращаясь и глядя исключительно в пространство. Максим покосился на грязноватую тряпку. Самса. Пойми, из каких собак ее тут делают. Это тебе не самса из кулинарии ресторана "Прага", Валина любимая... впрочем, к черту Валю. Ехать, ехать... пора ехать. Разносчица повернулась и пошлепала к рынку, и Максим направился следом за ней. У рынка кстати нашлась машина, пыльный битый Жигуль, и Максим, беспокойно ежась в своем офисном костюме, с опаской залез внутрь.

Со стороны дом отдыха выглядел хуже, чем запомнился Максиму. Наверное, сильно тогда мы были пьяные... сарай сараем. Но выбирать уже не приходилось. Вокруг было совершенно безлюдно, кроме пенсионера, мирно спавшего у шлагбаума на въезде – никого. В темном холле тоже было пустынно, только у самой стойки толпился народ. Максим подошел ближе. Пятеро плотных мужиков весело шуршали анкетами и заигрывали с администраторшей. Максим пригляделся. Ухоженные, не бедные. Пока трезвые, но видно, что с намерением. Только один в пиджаке, и то на полосатую фуфайку. Остальные в джемперах. Морды обветренные, кирпича просят. Не москвичи, скорее всего, областной райцентр. Какая-нибудь оптовая база. Или строительная. Эти гудеть будут не по-детски... не слишком удачное соседство для тонкой натуры, исстрадавшейся душой.

– Вы нам это, девушка, – гомонили оптовики. – Вы нам самый лучший номер дайте. Самый-самый, какой есть! Президентский! У вас тут президент не отдыхал?

Девушка в ответ сдерживала улыбку, сильно сжимая углы губ, отчего походила немного на крокодила. Того самого, в аквариуме. Я ж по крокодилам специалист, подумал Максим. У нас там все крокодилы... Почему они не могут нормально улыбаться? Хочется ей с ними похохмить... почему бы и нет? Зачем так мучить лицо...

– Президент не отдыхал, – процедила администраторша благожелательно. – Есть номер, в котором артист отдыхал, со своим другом.

Артист был назван по имени, и оптовики возмущенно зароптали.

– Да чтоб мы, – громогласно пророкотал круглолицый голубоглазый мужик, – в номер, где пидоры жили? Да никогда! Да вы что! Вы нам это... нормальный дайте!

Морально здоровые люди, подумал Максим. Хоть и на том спасибо... Он молча потянул чистый бланк анкеты и отошел в сторону, за горшок с анютиными глазками.

– Мне давайте из-под артиста, – сказал он администраторше, когда оптовики, получив ключи, рассосались по номерам. – Я не такой брезгливый.

Затем он поднялся на второй этаж, прошел по коридору, застеленному зеленой дорожкой и пахнувшему какой-то едкой химией, открыл дверь в номер. Дверь, прямо скажем, не роскошная. Битая дверь. Внизу на косяке отметины. Совершенно очевидно, что этим косяком кололи орехи. Звезда ли эстрады отметилась в перерыве между романтическим времяпровождением, или еще кто-то из высоких гостей постарался... Максим прошел в номер, сел на диван и осмотрелся. Дом отдыха был годов семидесятых. Мебель того же времени. Из опилок. Перекошенная – не от времени, а согласно первоначальному техническому заданию. Сделана, как для злейших врагов. Дверь у шкафа с трещиной, и скрипит. Максим прошел в ванную. Сантехника худо-бедно отмыта, но под ванной следы дуста. Вторая комната. Столик. Сервант. В серванте посуда – черепки местного завода фаянсовых изделий. Балкон. Впечатление гнетущее. Максим сел на кровать, откинул покрывало, помял в руке уголок простыни и задумался. Казенный дух времени был невыводим. И мебель сделана – не для людей, и чашки в серванте– не для людей, а уж что говорить про обои... В таком номере хотелось не совершенствоваться душой, а предаваться безобразиям до полного исчезновения видимого мира. Куда ж деваться, придется, обстоятельства вынуждают... Максим вытащил трубку и набрал номер.

– Алло, – кисло сказали в трубке.

– Привет, – сказал Максим игриво. – Что, не рада меня слышать?

– Ты кто? – сказали, переходя от безразличности к раздражению. – Алло!... – и потом, после небольшой паузы. – Ой!.. Это ты?... Вот уж не ждали, так не ждали...

– Кто это, кто это? – защебетал голос рядом с трубкой. – Катька, ну кто это?

– Отстань. Это Макс, – сказала Катя в сторону.

– Маакс! – завопила Илона. – Надо же! Ой, Маакс! Он такой пушистый!

Что это они там, совсем обдолбались, подумал Максим. Какое сейчас время суток? Вроде утро... Вменяемые они или нет?

–Тут маза появилась, – заговорил он проникновенно. – Отдохнуть недельку. Шикарная точка – зеленый мыс. Кругом безбрежные пространства... Как, есть настроение?

– Ммм... – сказали в трубке задумчиво.

Впрочем, соглашение сторон было достигнуто довольно быстро. Настроение у Максима сразу улучшилось, потому что в перспективе появились какие-то занятия. Он пошел в ресторан и пообедал гречневой кашей с привычным с детства общепитовским вкусом. Оптовики уже были там же всей компанией, наворачивали за пятерых и беспокойно стреляли глазами по сторонам, грязно приставая к официанткам. Максим посмотрел на них снисходительно и с чувством превосходства. Потом он вышел за территорию и отправился на поиски цивилизации. Надо было как минимум купить какие-нибудь джинсы, чтобы не бродить в костюме и не провоцировать население, а также сделать припасы на несколько дней. Еще следовало пойти договориться насчет сауны, потому что конкуренты могли упасть туда на несколько дней, по всему видать, мужики здоровые... в общем, неожиданно появилось много дел. Разыскав в поселке магазин, Максим с тоской долго изучал содержимое винных полок, водя глазами по длинной шеренге из различных сортов "Балтики" и "Сибирской короны". Он вдруг обнаружил, что очень хочет самого обыкновенного пива, но в картину, нарисованную им в дальнейшей перспективе, пиво не въезжало никак. Наконец он принял компромиссное решение – пиво ему одному и на сегодня, а все остальное – троим и назавтра... Наконец, когда все было куплено и доставка организована, Максим с наслаждением завалился на кровать в собственном номере с бутылкой пива, хвостом вяленой корюшки и телевизионном пультом. Жизнь впервые за последние несколько дней показалась ему если не прекрасной, то хотя бы в какой-то мере нормальной и упорядоченной. Артист тут с другом... Максим попрыгал спиной на кровати. Ишь ты. Ну и подумаешь, артист... Мы сами артисты такие, что диву даешься...

Спал он крепким здоровым сном, даже не реагируя на то, как под окном какие-то вдребезги пьяные мужики хором тянули жалобными голосами: "Сиреневый тумаан... над нами проплывает...." Один только раз он лениво перевернулся с боку на бок, и на фоне продолжающего сна у него проскользнула мысль: сейчас встану... бутылкой засвечу с балкона... но затем мысль пропала, и он заснул.

Утром Максим встал, не надеясь особенно на горничных, сдвинул в угол пустые бутылки, смахнул с постели рыбные кости и отправился к станции встречать гостей.

Гости прибыли с опозданием на час. Он долго ждал, развалясь на лавочке, выпив еще две бутылки пива и успев изучить площадь до самых мельчайших подробностей. Вот, наконец, загудела отходящая электричка, из прохода посыпались прибывшие, и среди них два гибких силуэта волокли, сгибаясь от тяжести, сумки и о чем-то эмоционально переговаривались по дороге. Катя была в чем-то красном, озабоченно осматривала сломанный ноготь, и была, как обычно, на кого-то сердита. Илона была весела, растрепана, очаровательна, и на скуле у нее почему-то была тонкая длинная царапина. Либо с кем-то подралась, либо очередное приключение. Либо и то и другое одновременно. Не забыть им сказать про артиста, подумал Максим. Пропрутся...

– Солнце мое! – сказала Катя, степенно поставив сумку, и одной рукой обняла Максима, а другой отпихнула Илону. – А ты не лезь перед старшими, Илона Юрьевна, очередь соблюдай.

– Катька! – взвыла Илона возмущенно и на всю пристанционную площадь. – Ну, ты стерва! Всегда норовишь мужику первая на хрен наскочить!

И она повисла на Максиме с другой стороны. Проходивший мимо селянин в сдвинутой на лоб кепке, с дубовым от загара лицом, со стаканом мороженого в руке, покосился на их скульптурную группу, сделал какой-то вывод про себя и пошел дальше.

– Это хорошо, – говорила Катя, пока они запихивали вещи в багажник местного такси, – что за границу не надо. А то ж я подумала – в за границу.

– Да, а то ты как сказал "Зеленый мыс", мы подумали, что это где-то на море! – воскликнула Илона. – Ну, Маакс! Такой прикольщик!

– А чем вам заграница не угодила? – осведомился Максим.

– Да ничем, – сказала Катя, и они сели в машину. – Загранпаспортов-то нету. Я ж нигде не была. Эта вот шалава, – она ткнула пальцем в Илону, – была в Израиле. Только без паспорта вообще. Без никакого. Без регистрации и прочих бюрократических ноу-хау.

– Это как? – спросил Максим.

– Да так. Очухалась, дура, в самолете...

Водитель крякнул, ничего не говоря, и переключился на вторую скорость.

– С нашей границей, предположим, понятно, – сказал Максим. – А Израильскую-то ты как пересекала?

Илона пожала плечами, а Катя пояснила:

– А что Израильская. Когда там все наши люди.

– И как в Израиле, хорошо? – спросил Максим, не поверив ни единому слову. Хотя, если вспомнить события последнего времени, все может быть. Принципиально.

Илона снова пожала плечами и мечтательно улыбнулась.

– А что она там видела-то? – сказала Катя, храня полную серьезность на лице. – Кроме койки? Она ж и не видела, что там море есть...

Тут же на Катю обрушился град возмущенных ударов легкой голубой сумочкой.

– Ты зараза, зараза! – завопила Илона. – Ничего подобного, все я видела, есть там море, есть! Я знаю.