Текст книги "Без имени (СИ)"

Автор книги: Ольга Манскова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Манскова Ольга Витальевна
Без имени

Без имени.

"Не трать дыханье на моё имя -

Я обойдусь и так..."

Борис Гребенщиков

Пролог.

Тихо, незаметно, не вовремя прокралась зима, среди осени вдруг завыла между высотных домов ледяным ветром... Косые нити дождевых, стекленеющих на лету, капель хлестали в окна.

Николай в этот вечер долго сидел за компьютером, в социальных сетях. Нужно было работать, писать диплом, но трудно было сосредоточиться на деле. И на душе смутно и тревожно.

Потом...Его внезапно разбудило треньканье плейерфона. Неужели, он заснул? Инстинктивно вздрогнув, Николай автоматически пошарил по столу, где-то рядом с компьютером. Но плейерфона нигде не было! Откуда же шел этот звук, это противное треньканье? Где этот чертов девайс?

Звук внезапно прервался. Что это? И компьютер завис... Со странной картинкой, похожей на разноцветные пятна света, брызги и кляксы. Нехотя, как завороженный, он всматривался в беснующуюся какофонию экрана. И чувствовал, как ему становится не по себе. Но тут монитор и вовсе погас. На некоторое время Николай внезапно провалился в сон. Нездоровый, с бредовыми сновидениями.

Когда он снова приподнял голову, уже светало. Николай огляделся вокруг – и в ужасе вскрикнул.

Это не его комната! Теперь помещение было гораздо меньше... Маленькая конура без штор на окнах, без ковра на полу, и... Но главное не в этом. Он понял, что сидел теперь в низком инвалидном кресле; на нем была клетчатая рубашка и вздутые на коленках "спортивные" трико. А его ноги были теперь худенькие и слабые. Совсем не его ноги! Ужас...

Первое, что пришло ему в голову – это дикая мысль о том, что, похоже, кто-то через компьютер высосал его мозг через трубочку – и шмякнул сюда, в это тело... Бред!

"Я теперь убогий калека. И это... хуже тюрьмы. Нет, не может быть! Как такое могло случиться? Ведь это – всего лишь сон, правда?" – подумал он.

Николай обхватил руками голову и заорал, или, скорее, завыл. Протяжно, на одной ноте...

Тело-тюрьма... Бездна отчаяния и одиночества...

Часть 1. Мария.

Глава 1. Разлад.

Маша открыла дверь своим ключом... Теперь он у неё был, собственный ключ от ЕГО квартиры. Так они договорились: она пришла сегодня сюда, к нему. Они будут жить теперь вместе! Маша шумно вошла, стряхнула дождинки с шапки, стащила узкие сапоги без молнии... Дома, похоже, никого не было. Она сняла с плеча большую сумку с вещами, отнесла коробку с тортом на стол, цветы поставила в вазу. Потом наспех прибрала в комнате, лишний раз привела себя в порядок. Включила электрочайник, заварила чай и стала ждать Николая. Ну, где же он?

Как он может опаздывать в такой день – день её рождения? Куда он мог уйти, не предупредив её?

Долго она просидела, без мыслей и дел. В ожидании и беспокойстве. Не хотелось ни читать, ни включать компьютерные игрушки. Было неуютно и почему-то тревожно.

Когда, наконец, в коридоре послышался звук проворачиваемого в двери ключа, Маша побежала встречать Николая... И увидела, как он грузно ввалился в квартиру.

– Коля! Почему ты так долго? – спросила девушка.

Николай как-то странно на неё посмотрел. От него откровенно пёрло сигаретно-алкогольным перегаром. Маша удивилась: раньше он никогда не курил, он же спортсмен.

– А... Совсем про эту забыл, – пробурчал тем временем Николай, поморщившись, – А меня ж предупреждали...

Он зашёл в комнату и оглядел всё тяжелым, мрачным взглядом. Видать, заметив цветы, тортик и общую прибранность, сказал громко:

– Зря ты старалась! Не фиг сейчас дома сидеть, поедем на одну вечеруху. Там всё будет: и бухло, и танцы. Не поедешь – я один тогда выдвигаюсь.

Маша сознавала, что Николай странно выглядит и странно себя ведёт. Будто это он, и в то же время – совсем чужой и незнакомый ей человек. Тем не менее, она решилась поехать вместе с ним. Быть может, чтобы выяснить всё до конца. Раз и навсегда. Что происходит? Почему он вдруг так сильно изменился? Она была шокирована до полного ступора, и двигалась на автомате... Безэмоционально оделась, натянула узкие сапоги. Шапка где-то потерялась. Наверное, упала вниз, в кучу хлама во встроенном шкафу... Ну и ладно.

Общество, в которое Маша попала вместе с Николаем, было ей совершенно незнакомо. Это был то ли ночной клуб, то ли танцевальная студия, в то же время находящаяся в обыкновенной частной квартире. Вначале они вошли в подъезд, ничем не примечательный, и поднялись по лестнице. Николай позвонил в дверь квартиры и пропустил Машу вперёд, приобнимая за плечи и будто намереваясь ввалиться в эту квартиру, выставив её перед собою.

Дверь им открыла знойная черноволосая кучерявая брюнетка с длинными ногами и необычайно длинными кроваво-красными ногтями. Её глаза, навскидку зафиксировавшие Машу пустотой взгляда и блеснув недобрым фиолетовым огнём в своей глубине, с презрением оторвались от девушки довольно быстро. По всей видимости, она оценила её как не годную себе в соперницы. Зато, Николая брюнетка осмотрела более заинтересованно. И стремительно вцепилась в его руку своей наманикюренной лапкой. Уверенная в блеске своего очарования, она перехватила Николая под руку, и, слегка заплетающимся от принятого спиртного языком, защебетала что-то о своей радости видеть такого замечательного парня в столь скучный и ничем не примечательный вечер. В обществе, где никто не может удовлетворить сегодня её глубоко интеллектуальную душу.

– Кстати, что это с тобой за девица? Простушка, и одета не модно...

Николай, полностью очарованный незнакомкой, только громко гыкнул.

В довольно тесной для собравшегося народа комнате посередине размещался стол с разного рода яствами и напитками, и вся без исключения собравшаяся публика была в той или иной стадии алкогольного опьянения.

– Кстати, я ещё не представилась... Альбина, – и брюнетка улыбнулась натянутой улыбкой, обнажив зубы до дёсен.

– Николай, – представился ей ответно спутник Марии.

– Пойдём, Коленька, потанцуем! Думаю, твоя дама тоже не останется в одиночестве надолго, – предложила Альбина. – Я сейчас поставлю забойный музон!

Маша, присевшая на свободное кресло в углу, откинула с лица выбившуюся светлую прядку волос. Она с ужасом наблюдала, как парень, которого она до недавнего времени любила и который, как ей показалось, любил её, лихо отплясывал... с первой попавшейся ему под руку стервой. Будто чья-то невидимая ледяная рука несколько раз сжала её сердце, а затем оно наполнилось едкой злобой.

"Музон", действительно, был "забойный". То есть, действительно рассчитанный на полный вынос мозга. Казалось, что-то дьявольское и зловещее вплеталось в эту какофонию звуков и перемалывало кости черепа. Танцующие люди казались дрессированными собачками, попавшими под влияние своего невидимого, но властного хозяина, который заставил подчиняться беспрекословно эти безвольные души. Что-то ревело, било, скрежетало и бесилось. И будто большой смерч, образованный этой странной вибрацией, вырвался, наконец, наружу и полностью сокрушал теперь всё и вся, сметая всё светлое вокруг себя на огромном пространстве, разделяя людей и навсегда отбрасывая их друг от друга... Маша поняла, что она и Николай отныне и навсегда разъединены этой мощной, дьявольской силой...

Ей стало страшно. Но главное, что ей было сейчас нужно – это ветер, свежий воздух. Немедленно, поскорей вырваться отсюда! Иначе её, наверное, прямо здесь и сейчас вывернет наизнанку, вытошнит зелёными соплями... Неужели, это именно так, совсем не эстетично, выходит ушедшая любовь? Тошнотворный клубок, сформировавшись, как показалось, в сердце, застыв болью, стал подниматься вверх, к горлу, стало муторно и противно.

Входная дверь квартиры была закрыта лишь на цепочку. Сняв её, Маша открыла дверь и вышла на лестничную площадку.

Ледяной злобой саднило сердце. Комок боли снова подступил к самому горлу. Её, вдобавок ко всему, действительно вырвало, прямо на лестницу. А потом она услыхала снизу шаги и голоса поднимающихся людей. Она глянула вниз, вглядываясь в лестничные пролеты, и разглядела двоих мужчин. Маше абсолютно не хотелось сейчас кого-либо видеть. Тем более что, как ей показалось, незнакомцы направлялись именно в ту квартиру, которую она только что покинула. И она спешно устремилась по лестнице вверх...

Да, действительно, мужчины остановились именно на площадке третьего этажа и позвонили в дверь, только что захлопнутую Машей. Их грубые голоса, – а разговаривали они громко, отчетливо – донеслись до девушки, со смесью матерных выражений.

И вот она на самой верхней площадке лестницы незнакомого дома. Тупик заканчивался дверью: выходом то ли на крышу, то ли на чердак. Никакого замка на дверях не было. Маша рванула на себя эту дверь со злобным остервенением: "Вот и всё. Это – конец наших с ним отношений... Но – почему так гадко на душе? Будто, я разбиваю кому-то сердце, предаю давнего друга. Будто, совершается что-то непоправимое, мир разбивается на кусочки, и вся моя жизнь – вдребезги... Вот и всё... С этой пустой и полутёмной площадки, где нет квартир, дверь ведёт, скорее всего, на крышу... Прыгнуть?". Шальная мысль в миг отчаянья...

За незапертой железной дверью оказался тёмный, захламлённый чердак. Совсем неподалёку, в маленькой постройке, заключённой во внутренности чердака, была лифтёрная с изображением черепа и красной молнии. Над дверями лифтёрной тускло светила всё же не выбитая и не скрученная лампочка. Мотор внутри пустоты за железными дверями в это время загудел и заскрежетал: наверное, лифт в доме был очень старый. Маша вздрогнула от громкого звука.

Она прошла немного вглубь чердака и присела неподалёку, за деревянной балкой или перегородкой, на старый ящик. Здесь, в глубине, было совершенно темно. А на стоявшие напротив фанерные коробки и кучи битой штукатурки падал свет от тусклой лампочки, освещая также пустые бутылки, окурки, пустые пачки из-под сигарет, использованные одноразовые шприцы. Судя по мусору, здесь, на чердаке, собиралась местная шпана. Но Маше сейчас было всё равно. Она сидела и тихо плакала, сдерживая бурные рыдания, но не умея удержать слёзы. Не прошенные, они всё стекали и стекали по лицу потоками, и, отрываясь, падали на куртку.

"Вот так. Всё банально и до одури прозаично. Как там, в поговорке? Все бабы – дуры, мужики – сволочи, и счастье только в труде?"

Незаметно грустные и циничные мысли сменились беспощадными воспоминаниями о тех моментах жизни, в которые она безнадёжно и неумолимо в кого-нибудь влюблялась. Эти воспоминания разных встреч промелькнули в её сознании в считанные минуты, и принесли не облегчение, а затаённую грусть и ещё большую безысходность. Пронеслись мимо, не оставив следа в её жизни, маленькие увлечения, которые увенчались любовью к Николаю. На этом и остановилась теперь память, рисуя картины их первой встречи.

Познакомились они почти случайно. Маша тогда, как и сейчас, была студенткой биофака. Она приехала из провинции, жила в общежитии. А Николай был коренным петербуржцем...

К тому времени, она уже знала, что Питер – город замкнутых одиночеств. И, в то же время, город страстей, чувств и размышлений. А ещё, сплошных и скорбных перетираний этих страстей, чувств, размышлений, обсуждения их повсеместно, везде, со всеми: от лучших подруг и друзей до случайных прохожих. Питер предстал Марии именно таким...

Этот город просто сквозил чувствами, был наполнен привидениями не выраженных эмоций, подавленных в себе талантов. Об этом плакали и кричали стены, об этом шептались и пели люди, и это чувствовалось везде. И одиночество длинными и тихими ночами, в комнатах, напоминающих своею пустотой гробы, и собрания на общих кухнях, под дым сигарет, кофе и пиво, и песни под гитару хором, на застольных вечеринках – всё было переполнено невысказанными и невыраженными чувствами... Ввысь, к далёким мирам и созвездиям, уносились несбывшиеся мечты и воспоминания былого, и, чем большим было реальное расстояние между людьми, тем сильнее были затаённые страсти, громче музыка эмоций. И чем больше было запретов в тотальной Московии, тем ирреальней мечты и сильнее подавляемые чувства.

Отстуканные на клавиатуре компьютеров или нарисованные кривым росчерком на сенсорном экране опусы-дневники, плавающие на просторах Глобального Общего Сознания, тоже, в довольно большом проценте от всего русскоязычного интернета, принадлежали питерцам.

Благодаря появлению ЭМЧ – то есть, как бы переводу некоторых человеческих личностей в "электронный вид" и "проживанию" подобных личностей в системе интернета и строительстве ими новых сфер отношений с "реальным" человечеством, -Глобальное Общее Сознание (как некоторые теперь называли интернет) еще более поглотило в себя интеллектуальный мир. Такое положение дел в некоторой степени вызвало бунт "физического" человечества, его протест против вечного просиживания за компом всего своего свободного времени. Появились "нью-натуралы", декларирующие свою любовь к "натуральным" посиделкам и вечеринкам "вживую", к выездам на природу, спорту и танцам, к чтению бумажных книг и театральным кружкам. Нередко среди нью-натуралов встречались и весьма экзотические культы: нео-язычество, различные эзотерические движения, и даже так называемые "сетеборцы", которые объявили интелов прислужниками дьявола, поскольку они, по их мнению, не имели души.

Вот на одной-то из вечеринок, организованной для культивации живого общения, с приглашением к себе в гости интернет-знакомых, ещё не состыковавшихся в реале, и даже вовсе не знакомых людей, откликнувшихся на объявление о встрече, и привелось случайно оказаться Маше.

Как-то её тётка, петербурженка, которую она звала просто Светкой и которая была старше неё на десять лет, потащила её с собой на подобную вечеринку к своей ещё более сумасшедшей подруге. К Светке же Мария заглянула и вовсе случайно: бродила по Питеру, осваивалась в городе – и заглянула мимоходом. Она застала Светку, даму с резкими, угловатыми чертами фигуры и с вечной косой длинной чёлкой, выкрашенной в фиолетовое, уже в коридоре. Светка красила тушью ресницы перед большим старинным зеркалом в резной деревянной раме. Она собиралась в гости.

– Пойдём со мной, матрона! – предложила тогда Марии Светка, довольно бесцеремонно: это было в её стиле. – Посидишь, поглазеешь. Может, с парнем каким познакомишься. Пора уже!

Конечно, Маша вовсе не собиралась на этом сборище искать себе жениха, но со Светкой спорить не стала: себе дороже, та обсмеёт по полной. Да и почему-то в тот день ей совершенно не хотелось спешить в тесную комнатку общежития, чтобы предаться зубрёжке. Надоело. Так что, можно было и слегка развеяться.

Подругу тётки, к которой они тогда направились, все без исключения звали Тётя Валя. Именно так, а не иначе. С двадцати двух лет: с тех пор, как она приехала в Питер из Тамбова искать работу и новую жизнь, полную приключений на задницу. Тётя Валя была коренастой и плечистой, но с узкими бёдрами: с такой нестандартной для женщины фигурой. Она всегда стриглась сама, очень коротко, под "Бокс". Тётя Валя работала где-то бухгалтером и в одиночку воспитывала сына.

И, как оказалось, эта самая Тётя Валя жила в коммуналке... Самой настоящей, весьма классической. Мария и не предполагала, что такие коммуналки до сих пор существуют: с лепными украшениями в виде кариатид по углам комнаты, с детьми, которые катались на велосипедах по длинным коридорам... Этакий реликт коммунального прошлого, сохранившийся до наших дней.

У Тёти Вали не было никакого кухонного комбайна и прочей "машинерии", как она выражалась. И, как самую молодую из собравшегося за столом общества, она послала именно Машу на кухню мыть чашки и блюдца.

С Николаем, который тоже пришёл к приятелю в гости и как раз выходил из комнаты напротив, Маша столкнулась в коридоре, и при этом чуть не уронила с подноса пойманную Николаем на лету чашку. Почему-то он извинился перед ней (хотя, это она на него налетела) и улыбнулся своей обаятельной улыбкой. Николай вызвался помочь Маше: донес до кухни злосчастный поднос и распахнул перед нею кухонную дверь... А потом он долго развлекал Машу беседой, пока она мыла посуду. Николай как-то сразу ей приглянулся, она почувствовала его надежность, душевную теплоту. Он понравился ей еще тогда, на той самой кухне, когда она постоянно ловила на себе его изучающий, пристальный взгляд из-под чёлки светлых волос. Вскоре вся посуда была весьма тщательно и неспешно перемыта, но поднос с чистыми чашками и блюдцами ещё долго продолжал оставаться на кухонном столе, застеленном невзрачной клеенкой в мелкий цветочек...

Внезапно Машины воспоминания были прерваны неожиданным и грубым вторжением. Дверь, ведущая сюда, на огромный и пыльный чердак, вдруг заскрипела и приотворилась. Послышались грузные шаги и, кажется, те же самые грубые мужские голоса, которые она недавно слышала на лестнице.

Маша затаилась, спиной вжавшись в деревянную балку. И все слова довольно громкого разговора незнакомцев теперь доносились до неё чётко и звонко. Как ни странно, на чердаке была очень хорошая акустика.

– А я сяду в кабри-о-лет, и поеду куда-нибудь, – пропел один из незнакомцев басом. Скорее всего, тот, который был грузный, приземистый и плотный: Маша, когда глядела вниз, в пролеты лестницы, видела силуэты обоих.

– Дурацкая песня, – заметил другой фальшивым тенором. – И где они её откопали? Но водка была хорошая, натуральная, – и он смачно икнул.

– Ну что, Логово, где у тебя здесь нычка? – порывшись немного в карманах и закурив, неспешно спросил "бас".

– Да здесь она, прям в лифтёрной. Там ниша есть, она была всяким хламом завалена, и лифтёры туда по любому не совались: не к чему им там рыться. Я там, по уговору, товар беру. Он брезентовухой прикрыт. А замок на дверях – примитивный, навесной, легко вскрывается. Ведь, кто сюда сунется? Бомжи? Так тут-то не поспишь: лифт рядом с головой будет грохотать.

– Так, это – того... Забираем груз по-быстрому – и в тачку. Клиента видал? Того, высокого, что на девку совсем навис. Это – он. Дозреет – будет на нас пахать. А пока – пусть погуляет ещё маленько на свободке, немножко тело освоит...

– Сомневаюсь я, что план выгорит. По поводу Клиента. На точку, пожалуй, он будет вхож, но вот с мозгами, как я погляжу, у него сплошной трабл. Не наш он. Заморочный больно, хотя интел не должен быть нюней, но этот – совсем потёк. На всех баб вешается – ни одну не пропустил, наверное.

– Это он просто дела ещё не нюхал. А управляемости ему вскоре шеф добавит. Он будет полностью наш. И мозгами, и телом. Интела есть чем к стенке припереть. А что от спиртного вмиг окосел – так хозяин тела спортсмен был, непьющий!

– А всё же, Стерг! Не моё дело, конечно, шефу виднее, но что, если в его, не полностью идентичные натуральным, мозги придёт что-нибудь вовсе нечеловеческое и что он выйдет из-под контроля? Ведь подобных ему ещё не было, не так ли? Не опасно это?

– Разве что – сбой программы если... Но, это маловероятно. Шеф в этом случае сбой отследит. Он считает, что, настроившись на чужую человеческую матрицу, интел получил базу данных для управления чужим телом для дальнейшей своей деятельности. Но немного освоиться должен с управлением.

– Вполне вероятно.

– Ну, на крайний случай, убьём это тело, и получим программу невозврата. Если набедокурит, надо будет его ликвидировать, а то – вдруг дело всплывёт. Жаль, конечно, реального парня, застрянет в "кубе". Хотя, вернуться из "куба" после того, что натворит интел, обратно в тело и отвечать потом за всё – тоже вариантик ещё тот... Но, эксперимент есть эксперимент. Поговаривают, что и интел из "куба" – вовсе не интел... Ну, то есть, не совсем такой, как другие интелы.

– А "куб" – это тот приборчик новый? Черненький такой?

– Вроде. Его еще называли "черный ящик". Похожий на те, куда интелов записывают, но немного другой. Но, харе курить, Логово! Пошли. Открывай! – внезапно скомандовал главный.

Послышался скрежет железных дверей, а через некоторое время эти двое дружно поволокли через порог лифтёрной какой-то тяжёлый груз.

– Чёрт! Я башкой треснулся! – послышался голос.

– Двери здесь низкие – просто мрак! Передохнём немного – рука устала. Опускай!

– Стерг, а ты на этих трясульках девку не видал? Ну, той, что с настоящим была? Помнишь, ещё когда мы за ним следили, так их вместе видели?

– Нет, вроде как. Может, она в туалете или на кухне плакала. Милый другой козой увлёкся.

– Шеф сказал, чтобы мы за ней внимательно следили: вдруг та заподозрит чего... Ещё забьёт тревогу. И сдаст, как человека в неадеквате.

– Это мы ей полный неадекват устроим, на всякий случай, – хихикнул Стерг. – В особенности, если что не так пойдёт. Попадёт к Кроту и его компании...

– В смысле – убьют медики девку? Под видом операции?

– Ну, что ты! Зачем так сразу – и убивать! Может, вырежут только какой-нибудь не слишком нужный орган... Месяцев шесть в себя приходить будет. А за это время дело и сделается. Так – и проще, и с пользой. Орган продать можно. Пошли, что ли? Хватай товар снизу, за тот край!

Когда шаги спускавшихся по лестнице незнакомцев, не закрывших дверь на чердак, затихли внизу, Маша вышла из своего укрытия. Странные и страшные слова и напугали её, и отрезвили одновременно. А также посеяли множество размышлений. Да, что-то неясное, но страшное до озноба почудилось ей в словах незнакомцев. И, хотя и не было в том полной уверенности, но Маша решила, что говорили они именно о Николае, а в конце разговора даже упомянули о ней самой. Что происходит? Чертовщина какая-то...

Глава 2. Фрэд.

Мария спала беспокойно, всю ночь провела, как в лихорадке, и проснулась в холодном поту... Вечером она успела съездить и забрать в квартире Николая свои немногочисленные вещи и перевезти их обратно в общежитие. Сам Николай, к этому времени, еще не вернулся. А девчонки, живущие с ней в одной комнате, к счастью, ещё не заняли её кровать, разве что навалили на неё разные сумки с вещами, привезёнными из дома. И тактично не спросили у неё ничего. Маша, когда она вернулась в общежитие, тут же разобрала вещи из сумки, присела на своей кровати, поставила будильник (завтра нужно будет встать рано, на учебу – в первую смену), и быстренько забралась под одеяло.

Ей приснился страшный сон... Снилось некое обширное помещение на первом этаже, с приоткрытой в него дверью. Там, за дверью, из которой клубами выползал синий дым, была толпа танцующих людей с белыми лицами. И на этих лицах застыло одно и то же выражение злобной, остервенелой страсти.

"Там – Николай!" – подумала она во сне и ринулась вперёд. Но ей преградила вход в помещение одна из танцующих, немного похожая на вчерашнюю брюнетку – и с такими же, крашенными в алое, ногтями. Но одновременно брюнетка походила и на цыганку; тем более, что она накинула на плечи цветастый яркий платок.

– Ты куда? – зловеще спросила эта женщина. – Ты думаешь, что заберёшь его отсюда? – и она громко захохотала. – Он теперь – мой! Но, впрочем, он мне абсолютно не нужен. Хочешь – забирай. Если сможешь, – и цыганка пропустила Машу в зал с танцующими парами.

Но мгновенно этот зал стал абсолютно пуст, тёмен и громаден. От этой пустоты повеяло жутким, могильным холодом. Это был уже совсем не тот зал, в котором только что танцевали пары, а ледяной громадный склеп. Только с окнами, которые всё более увеличивались и устремлялись ввысь: туда, куда удалялся и потолок. Полумрак пустого зала навевал печальные и страшные мысли. Холодный призрак леденящего хохота, озноб, сковавший тело... И – никого, ни души. Холод, пустота... Наступившая, всё поглотившая, тьма и пронизывающий ветер.

Маше стало страшно, и она проснулась.

Проснувшись, судорожно оглядела комнату. Было ещё далеко до рассвета. За стеной барабанил дождь. А на сердце было тяжело. Не отступала неуёмная боль. Как же холодно... Пусто и холодно... На душе. Бывает так: вроде – был друг. И больше его нет. Совсем. Хотя, он и не умер. Друга больше нет, а с ним – нет больше и части души, и прежнего мира. В один момент всё переворачивается навсегда, и рвётся материя прежнего бытия... И ангелы плачут: "Всё не так, как должно было быть. Всё будет вовсе не по божественному плану". И смеются бесы где-то в темноте, и едкое зловоние и злословие наполняет тоскливую комнату. Ведь в мире существуют не только ангелы...

И все мы взаимозаменяемы. Как партнёры по танцам. Нет никакой любви, никакой верности – только чьё-то вечное "хочу". Партнёры по танцу, называемому "жизнь"... Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз... А теперь – поменяйтесь партнёрами... И снова – раз-два-три... Бабочки-мотыльки кружатся в ритме вальса. Им всем хочется впиться своему партнёру в глотку, и сосать нектар. Это – очень злые, хищные мотыльки. Они готовы жить во всю прыть своих усиков и ножек, с удовольствием давя окружающих... Раз-два-три... Один из мотыльков вдруг упал и забился в судорогах... Не беда. Остальные продолжат танец, совершенно не заметив трупа, что валяется у них под ногами. Ведь все – просто взаимозаменяемые партнёры, а кружение не останавливается никогда. И никому нет дела до чужого горя. Выживают сильнейшие и бодрейшие. И всех на этом празднике жизни интересуют только сильные и выносливые. Нет ни привязанности, ни... души. Мотыльков интересуют только те бабочки, которые умеют добывать нектар. Взаимозаменяемая, пошлая до омерзения, жизнь...

Маша зачем-то встала, оделась и вышла в дождь, туман, темноту... Она слонялась по городу до рассвета. По мокрому, сырому городу. А, когда вернулась, снова завалилась в постель. Кажется, у неё начинался жар. Беспокоил надсадный кашель. "Не всё ли равно?" – подумала она, желая снова провалиться в сон, чтобы не видеть этих стен, этого мира, не слушать своё глупое сердце, ноющее о несбывшихся надеждах на любовь и верность... Сон больше не шел. Скоро пора было уже вставать, идти на занятия.

Раздался звонок, и она машинально его приняла.

– Машуля! Ты куда подевалась? Ты мне нужна! – раздался у неё в ушах голос Николая.

Она молчала, тупо уставясь в пространство.

– Машуля! Между нами ничего не было. Ну, с той брюнеткой... Ты – где? Я тебя хочу! Алё... Ты – слышишь?

Маша выключила телефон. "Ага, брюнетка, всё же, ему не далась... Но в этом нет его заслуги, отнюдь. Хорош гусь!" – подумала она. И вдруг, неожиданно для себя самой, зарыдала, уткнувшись в подушку.

"Совсем нервы сдали! – подумала она немногим позже. – Надо хоть как-то отвлечься... За ноутом посидеть, что ли...

Она судорожно вцепилась в ноутбук, примостившись на краю кровати, и набрала в поисковике первое, что пришло в голову...

"Что делать?" – задала она вопрос, просто так. И... с удивлением обнаружила кучу вывалившихся сайтов.

Но она не стала их открывать и читать.

"Мне очень плохо. Эй, кто-нибудь!" – настукала она следом. И... Через несколько минут на экране появилась надпись:

"Здравствуй. Меня зовут Фрэд. Я могу с тобой поговорить".

"Здравствуй, Фрэд. Я – Мария. И мне очень плохо. Я сегодня разлюбила своего парня".

"Никто не умер, и все здоровы?"

"Почти".

"Значит, тебе нужна простая, дружеская поддержка. Советую новое знакомство, фрукты и мороженое. А также, подойти к зеркалу и громко произнести слова: "Я – красавица!" Но это – потом. Хочешь, ты вначале расскажешь мне свою историю, и тебе будет легче. Перейдём на голосовое общение, если тебе так удобнее?

"Да, Фред", – набрала Маша и надела наушники.

– Ну, а теперь – рассказывай про свою печаль! Не бойся: мы, интелы, существа безобидные и не приносим горя тем, кто делится с нами своими секретами. Ведь мы полностью лишены эгоизма, он уходит прочь вместе с телом, – сказал Фред. У него был приятный, чуть с хрипотцой, голос.

– Но, как я слышала, вы иногда любите издеваться над людьми!

– Поверьте, Маша, что только над теми, кто этого заслуживает!

– Понимаете, Фред... Очень трудно передать то, что я чувствую...

– Вы думаете, что ваши чувства уникальны? Знаете, сколько происходит в день подобных трагедий? Да ими просто кричит интернет.

– Я знаю. Но мне от этого не легче.

– Поверьте: и это пройдет. Но это вовсе не означает, что ни о чем переживать не надо. Итак, вы поссорились с молодым человеком?

– Я его вчера потеряла. Навсегда. Николай... Раньше таким не был. Или же, я смотрела на него другими глазами, и не замечала его отрицательных черт, которые теперь проявились так ярко.

– Знаете, Маша, молодые люди часто меняются тогда, когда начинают встречаться с девушкой, которая сильно влюбляется и дарит парню много ярких чувств. Каждый из них начинает ощущать себя этаким мачо. Кроме того, окружающие их женщины тоже хорошо чувствуют удовлетворенность и ухоженность мужчины. А именно такие им нравятся. Вдобавок, многие женщины любят проверить свои чары именно на "занятых" партнерах. Это добавляет им ощущение собственной крутости и неотразимости. И потому... Чем больше вы отдаете, Маша, своей любви, тем больше вероятность, что ваш избранник вам изменит. Лучше быть холодной, как лед, и бесстрастной, как камень. Многие книги пишут о том, что в любви необходима бескорыстность... Самоотдача. Но это, на самом деле, одна из ловушек для человечества. Именно любовь, как самое сильное человеческое чувство, более всего нуждается в подавлении волей и в полной подконтрольности разуму. И чем сильнее этот контроль, тем счастливей человек.

– Я постараюсь впредь не влюбляться, Фред.

– Я вовсе не это предлагаю, Маша! Влюбленность – одно из самых прекрасных состояний души. Но, никогда не допускай, чтобы то, что живет внутри, выходило наружу, не доверяйся полностью чувствам без их проверки, не позволяй им управлять собою: ни хорошим, ни плохим. Безвольные люди часто со временем становятся безобразны.

– Фред! Я не хочу больше любить.

– Ты боишься вновь потерять?

– Не знаю. Просто, человеческие отношения сильно наполнены фальшью. Люди играют в них, на самом деле не замечая и не видя друг друга, как машины или роботы, которые просто исполняют выдуманные ими самими роли. Пробуя одеть на себя ту или иную маску. Сегодня им приходит в голову сыграть роль мужа, а назавтра – любовника или увлеченного своим видом спорта футболиста. И при этом они ни вначале, ни после совершенно не интересовались, что собой представляют люди, которых они якобы любили, а, тем более, что они чувствуют.

– Человеческие взаимоотношения – сложная вещь. И многие, действительно, предпочитают стереотипы.

– Недавно я встретила свою одноклассницу, которую не видала после девятого... Она стала хихикать и тыкать меня в бок пальцем при разговоре, будто мы по-прежнему сидим за одной партой... И воспринимать меня так, будто... Я та же самая, что и раньше. Но я-то совсем другая... Да, все люди воспринимают мир, как набор стереотипов, и большинству нет никакого дела до того, что происходит на самом деле. Их волнует только шаблон поведения в том или ином случае.