Текст книги "Самая правильная ведьма. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Ольга Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 60 страниц)

Ладно, это не столь существенно, важнее было разыскать таблетки от головной боли или настойку какую, а то от боли тошнило. Но ни на кухне, ни в спальне, ни в гостиной ничего похожего Мира не обнаружила и с тоской поняла, что придется идти в аптеку. Подошла к зеркалу, в который раз ужаснулась собственному отражению – волосы дыбом, глаза безумные, красные от недосыпа, как у вампира, завидевшего жертву, на лбу переливается всеми цветами радуги здоровенная шишка, да еще душ смыл тональный крем с лица и на подбородке явственно проступил вчерашний синяк. Мда, что и говорить – Мира выглядела как жертва домашнего насилия, либо как базарная торговка, вступившая в неравный бой за свой товар.

И с этим тоже что‑то надо было делать – завтра ей предстояло явить свое подпорченное личико в участок, а затем – в управление. Мира поломала голову и решила – не пойдет она в аптеку, а наведается лучше к местной знахарке в лавку недалеко от дома. Там и снадобье можно обезболивающее прикупить и зельем, синяки сводящим, разжиться. Уж сколько невезучая ведьмочка на своем веку этих зелий перепила – не сосчитать, пора скидку требовать как постоянному клиенту.

Одевшись потеплее – на дворе было начало июля, но холод с утра стоял неимоверный, в платьице не погуляешь – Мира нахлобучила на голову кепку, надвинула пониже козырек, дабы ее украшения не бросались в глаза, и вышла из дома.

Добралась до знахарки без приключений, и за это была богине Ярости очень благодарна. Войдя в лавку, девушка окунулась как в воду в невероятные ароматы трав, витавшие в воздухе. Можно было учуять засушенный шиповник, аралию и арнику, одуванчик и падуб, на общем фоне выделялись горькие нотки полыни. На прилавке девушка заметила перевязанный синей ленточкой вороний глаз, а также букетик вереска. Витая узкая лесенка из мореного дуба убегала на второй этаж. Большие, от пола до потолка, шкафы со стеклянными дверями были заполнены разномастным баночками и сборами. Отдельно в темном углу стоял шкафчик, где хранились сушеные травы и соцветия, а так же семена и плоды. Здесь царил приятный полумрак, было чистенько и опрятно, что очень многое говорило о хозяйке лавки. Некоторые знахари, державшие подобные магазины, например, не слишком усердствовали в уборке помещений по той причине, что травы и цветы вечно умудрялись осыпаться где надо и где не надо, и даже после часа ползания со шваброй в зубах и выскребания пыльцы и лепестков из углов, результата зачастую не видно вообще.

Не успела Мира сделать и пары шагов, как навстречу ей вышла – из ниоткуда – сухонькая старушка. Сморщенная, как изюм, с блестящими круглыми, вороньими, глазами. Одета она была в чистую сорочку с вышивкой, идущей по подолу и рукавам, подпоясана передником. Седые волосы собраны в аккуратный пучок, на тонких слегка дрожащих пальцах красовались перстни, в мочках ушей висели затейливые сережки – обереги. Это и была знахарка, хозяйка лавки, звали ее Матрена Патрикеевна.

– Доброго здоровьичка, – обратилась старушка к Мире. – Давненько ты, милка, ко мне не захаживала.

Мира привычно огляделась по сторонам – не слышит ли кто – и негромко ответила:

– И вам всего доброго, Матрена Патрикеевна.

– Чавось пришла? Неужто случилось чаво?

– Да вот… – Мира стащила кепку с головы и показала лицо.

Старушка ахнула:

– Да тьфу на тебя, бестолковку такую! В гроб меня вгонишь переживаньями ненужными! Чаво случилось‑то? Говори как есть, на духу!

Мира рассказала как было – все, начиная с неудачного падения перед Шабашом и заканчивая стычкой с вампирами на пустынной улице и недавним происшествием в ванной.

– Ох, ты ж, золотко мое несчастливо – невезучее! Расправы чинят, живота не дати бедому дитяте, злодеи окаянные! Нераденье и небреженье везде! За что ж судьба‑то у тебя такая злодейка! – запричитала Матрена Патрикеевна, прижав сухонькие ручки к груди.

– Да вот богиня только знает, за что, бабушка.

– Охохоюшки… дела богов нам неведомы и темны потому. Ну, милка, давай‑ка глянем, чем подсобить смогу. Надобен тебе, говоришь, сбор от шишек да синяков твоих, так буде.

– Благодарствую, Матрена Патрикеевна, а от головы есть что‑нибудь?

– Ась?

– Настоечку бы мне ту, волшебную, которую в прошлый раз брала, от головной боли.

Старушка закивала:

– А как же, а как же, и это буде.

Матрена Патрикеевна прошаркала за прилавок и скрылась за дверью в кладовую. Вышла уже через минуту, неся в руках две склянки. Протянула первую с наставлениями:

– По капле днем, без объядения токмо. Это от головы твоей дурной. А от шишек – энтот отвар. Егой‑то и за раз весь проглотишь, как домой воротишься. – Посмотрела на Миру пристально, покачала седой головой. – Не любо оно, ох, не любо, голубушка, живется тебе. С богом поспешай до дому, авось поможет те моя стряпня.

Мира поблагодарила, расплатилась за покупку, вновь натяну кепку на уши и вышла на улицу. За то время, пока она находилась у знахарки, заметно потеплело – солнышко вышло из‑за туч и согрело воздух до приемлемой для июля температуры. Мира оттянула пальцем воротник рубашки с длинными рукавами, но снять ее не могла, так как под ней ничего, кроме лифчика веселенькой расцветки, больше подходящего юной девчонке, чем двадцатидвухлетней ведьме, не было. Мира поспешила домой, пряча лицо от прохожих, старательно глядя себе под ноги, словно клад искала.

Дома она первым делом переоделась в шортики и маечку, а затем приступила к лечению. Выпила каплю – как предписано – одного отвара, затем залпом склянку другого. И стала ждать. Точнее стала приводить квартиру в порядок, не забывая при этом периодически смотреться в зеркало. И через пятнадцать минут прыгала от радости, подбрасывая в воздух мокрую тряпку, которой скопившуюся пыль протирала, – синяки начали заметно бледнеть, а головная боль исчезла еще раньше. Взбодрившись от того, что ее проблемы так быстро и легко разрешились, девушка с неописуемым рвением взялась драить полы и прочие поверхности, нуждающиеся в протирке, уборке и полировке.

Кроме того, девушка помыла метлу, задвинутую в угол в прихожей еще после достопамятного полета на Шабаш. Метла была грязная, местами еще и влажная, что совершенно никуда не годилось. Мира вышла на балкон, где расстелила клеенку, на нее положила средство передвижения, рядом поставила тазик с водой и специальное масло. Опустившись на колени, очень тщательно, скрупулезно ведьмочка счищала грязь с прутиков, следя при этом, чтобы ничего не повредилось и не отломалось, не приведи богиня, а то так и в аварию можно попасть в следующий раз.

Сосредоточенно, высунув кончик языка, Мира натирала маслом теплое дерево, когда в ушах зазвенел уже знакомый голос:

«Эй, подруга, соскучилась по мне?»

О, богиня Ярости, опять началось! Мира тряхнула головой и проигнорировала голос, зато скорость протирания метелки возросла на порядок. Попутно огорчилась, что забыла у знахарки спросить снадобье от шизофрении. Старушка, несмотря на свой ангельский вид, была прогрессивна и сведуща даже в таких болезнях, к ней глава города ходил за настойками от цирроза печени в свое время, и ведь помогло! Поставила себе на вид, что завтра перед визитом в участок надо будет Марену Патрикеевну еще разочек повидать, да порасспросить, может, слышала чего про голоса странные, да только тобой и слышимые.

«Да ладно, цыпа, я тут можно сказать за тебя великую битву выиграл, так что не волнуйся, скоро будем с тебя проклятия снимать, дабы работу мне облегчить в дальнейшем, а то за тобой не набегаешься».

От сказал, так сказал, ошеломленно подумала Мира. Это ж надо такое завернуть.

– Сгинь, нечистая сила, – прошептала еле слышно. И на всякий случай через левое плечо поплевала.

«А ты чистая, да? В зеркало на себя глянь, корова, прежде чем обзываться».

– Я – корова? – возмутилась Мира уже громче. – Это я корова? А ты… ты – моя психованная фантазия, так что я приказываю тебе заткнуться. – И даже метелкой замахнулась в сердцах, да только не на кого.

«Какая фантазия, ну какая фантазия? Ты как себя вообще чувствуешь? Головой часом не ударялась в мое отсутствие? Дай‑ка в архиве посмотрю… ну вот, ударялась совсем недавно, когда я на суде показания давал».

– Заткнись, этого не может быть, это все в моей голове.

«Какие ж вы, бабы, прости Истина, упертые дуры, а? Смотри и ужасайся! Ладно, это я прикалываюсь, ничего страшного во мне нет».

Мира вскочила на ноги, выпучила глаза, когда в воздухе, прямо перед ее носом материализовалась мальчишеская голова. Огненно – рыжие волосы цвета взбесившейся морковки вились тугими колечками, нос и щеки были щедро усыпаны веснушками, большой рот улыбался. Над всем этим великолепием полыхал нестерпимым солнечным светом самый настоящий нимб. Все это было слегка прозрачным, но вполне себе реальным.

– Ну что? – спросила голова знакомым голосом. – Признала, голуба?

– Да как… да что…

Мира с размаху плюхнулась на попу – прямо на пол, но даже не поморщилась. Все ее внимание было сосредоточено на этом… ангеле? Нимб‑то есть, значит, ангел. И голос – тот самый, что с ней уже пару дней разговаривает, с ума сводит. Значит, все‑таки ангел? Ангел – хранитель? Вот так номер, вот так поворот сюжета.

Мира сидела, вылупив невероятным образом глаза и открыв рот, не зная, что сказать. Никогда в жизни она не встречала ангелов, даже не задумывалась об их существовании, что было странно для ведьмы. Хотя они, ведьмы, все этим отличались – служили богине Ярости, поклонялись ей, некоторые даже жертвы кровавые приносили, но в бога Жизни и Истины как‑то не верили. Или даже не задумывались о его существовании, так же как о божественном наказании после смерти за грехи и так далее. Словно если проблему игнорировать, она сама собой отвалится, как сантиметровая грязь от борова. Вот и Мира, теоретически об ангелах знала, но до сего момента о них думала – раз или два за всю жизнь – как о мифических существах. И явление перед ней самого настоящего ангела было сравни схождению богини Ярости на землю – то есть незабываемо и трудноперевариваемо.

– Чего, дар речи потеряла, убогая?

– Сам ты… ты – ангел? Настоящий ангел?

– Ну ангел, ангел, ты чего – ангелов никогда не видела?

– Н – нет.

– Эх, темные люди – дети гор, чего с вас возьмешь, кроме анализов, как говорится.

– Ка… каких анализов?

– Проехали, я смотрю, нехило тебя прибило. Как в себя приходить будешь?

– Что? Как?

– В себя, говорю, приди, а то помочь придется. У нас с тобой времени в обрез, надо план действий составить, травок разных закупить, с колдуном договориться и так далее.

– С каким колдуном? Какие травки? Какие планы? – Мира окончательно потерялась, чем разозлила рыжего.

– Да ты, я смотрю, не только убогая, а еще и тупая как пробка. Проклятий, говорю, на тебе висит немеряно, снимать надо срочно, а то копыта отбросишь, никто ж плакать не будет. Кроме меня, естественно, да и то потому, что после такого меня до четвертого ранга уж точно понизят, а это, знаешь ли, не шутки.

Из всего сказанного ведьмочка чисто по – женски услышала только одно – ангел назвал ее тупой.

– Повежливей никак нельзя? – противным голосом пропищала. – Ангел же, не вампир какой.

– И что с того, что ангел? – напыжился рыжий, скосив глаза к носопырке. – Что я теперь, перед каждым встречным расстилаться должен?

– Почему расстилаться? – недоуменно возразила Мира. – Вежливость элементарную соблюдать, ну там не оскорблять, здороваться, прощаться. Как у всех.

– А я весь из себя уникальный и единственный. Другого у тебя не будет, так что привыкай. – Рыжий нагло рассмеялся, показал ведьмочке розовый язык и продолжил. – Ты головой‑то работать начинай, голуба, она у тебя не только для того, чтобы в нее еду загружать. Думай, к кому обратиться можно, чтобы проклятия твои снять, а то не ровен час помрешь, и даже я не спасу.

Тут уж Мира заострила внимание на его словах:

– Про какие проклятия ты говоришь? И при чем здесь я?

Рыжий тряхнул нимбом, отчего тот опасно накренился и съехал на бок, придав ему вид лихой и придурковатый:

– Ты вся – с головы твоей пустой до ножек – кстати, ничего так, стройненьких – проклята, милая моя. Вот о чем я говорю. И проклятия эти, как снежный ком – чем дальше, тем больше и быстрее набирают силу. Несчастия аккумулируются и становятся с каждым разом все глобальнее, пока наконец очередное не прибьет тебя из милосердия. Тоже в силу проклятия. Как‑то так.

Прозвучало это так, будто Мира больна неизлечимой болезнью, от которой нет и не будет лекарства, и выход только один – покорно сдаться на волю судьбы. Девушка сосредоточилась и еще раз прокрутила в голове последние слова ангела – медленно, вдумываясь в каждое.

Так – так – таак… стоп – стоп – стоооп… Ведьмочка не могла поверить, что все это происходит наяву и с ней, что появившийся ниоткуда ангел говорит ей такие страшные, невероятные вещи. Она проклята? И не раз? Кем? За что? Когда? И почему никто раньше этого не видел? И можно ли верить этому рыжему – бесстыжему?

– Подожди, дружочек, – произнесла чуть ли не по слогам. – Давай еще раз и без ехидства. Что там со мной не так?

Рыжий закатил глаза к потолку:

– Ох, ты тупаааа… На тебя наложены проклятия – что непонятного?

– Да все непонятно! – взвилась Мира. – Кто ты такой – не понятно! Откуда взялся на мою голову – еще непонятнее! Про проклятия какие‑то вещаешь – вообще бред!

– Будет тебе бред, когда сдохнешь раньше времени, – проворчал ангел, отворачиваясь от ведьмочки. – Ты уши‑то прочисть, разум, как говорится, открой и внимай моим словам. Я врать не буду.

– Ладно, ладно! Подожди! – Мира сжала пальцами виски и зажмурилась. – Дай мне пару минут.

Поняв, что разом на все вопросы не ответить и наскоком ничего не решить, ведьмочка подошла к делу иначе – поэтапно. Самое главное сейчас – не паниковать и не думать слишком много, не пороть горячку, потому как до добра это еще никого не доводило. Допустим – только допустим! – что рыжий говорит правду. В таком случае надо успокоиться и попытаться определить, что из сказанного ангелом имеет рациональное зерно, а что, возможно, – преувеличение. Второе – выяснить у ангела, какие именно проклятия на ней висят, может все и не так жутко, может мелочь какая‑нибудь, из которой раздули трагедию.

– Ну это я тебе не скажу, я не специалист в этом деле. Зато дружок мой закадычный все доложит, только он занят… а, нет, вот и он. Заходи, Касс, гостем будешь.

Перед Мирой возникла еще одна голова – и это была голова классического в книжном понимании ангела. Белокурый, голубоглазый, розовощекий, с наивным радостным взглядом, милой, доброй улыбкой и обязательным нимбом над головой. Ведьмочка не могла не улыбнуться в ответ. Затем перевела взгляд на своего ангела и нахмурилась – и почему ей досталось чудовище в хранители, неужели всех нормальных до нее расхватали? Чувство сожаления, написанное у нее на лице, было истолковано друзьями правильно, рыжий соизволил обидеться:

– Нет, ну рожа моя ей не нравится, видите ли. Что за шовинизм везде, я вас спрашиваю? Почему рыжих никто не любит? Где справедливость? Вот и охраняй ее после этого, поганку неблагодарную.

– Шовинизм – это немного не то, мой друг, но да ладно. Почему рыжих никто не любит? – возразил ему мелодичным голосом Касс. – Это ты зря на подопечную наговариваешь. Хамил бы ты поменьше, Петр, глядишь, и отношение бы поменялось. И вообще, ты заметил, как снизился уровень культуры в последнее время? Живущие на земле уже не считают зазорным оскорблять друг друга в лицо, произносить вслух бранные слова. Куда катится человечество? Как жить в таком ужасном мире?

– Тебе ж я тоже хамлю, а ты со мной дружишь!

– Я с тобой дружу уже триста лет, еще с пеленок, и знаю, как облупленного, а другие – нет. Сколько раз говорил тебе, что нужно быть добрее к окружающим, снисходительнее к их недостаткам. Где твое ангельское терпение? Где всепрощение и милость? Где искренне желание сделать окружающих лучше?

– Да иди ты со своими проповедями, кралю вон мою проконсультируй и свободен.

Касс повернулся к застывшей от изумления девушке – надо же, то ни одного ангела не знала, а тут сразу два. Это везение или как?

– Простите нас великодушно, – пропел он и очаровательно улыбнулся – на младенчески пухлых щеках тут же появились ямочки. – Кроме того, я заранее нижайше прошу ни с кем о наших беседах не говорить, иначе у нас с Петром будут серьезные неприятности. Видите ли, правилами запрещен прямой контакт с подопечными, так что мы ради вас пошли на грубые нарушения. Уж будьте снисходительны, не выдавайте. А мой друг – он немного невоспитан и диковат порой, но это все от недостатка материнской любви, а не по душевной черствости, уж не судите строго, ведь и ваша матушка в свое время слишком рано покинула вас.

«Но я из‑за этого на людей не бросаюсь, ведь так?» – хотела парировать Мира, но отчего‑то проглотила язвительную реплику, уже готовую сорваться с языка. Может, кроткие глаза Касса гасили на корню все агрессивные порывы?

– Прощаю и обещаю не трепаться о вас никому, – буркнула себе под нос и потребовала: – Ну, говорите, чего у вас там хорошего для меня.

Но Касс еще не все сказал. Его прямой открытый взгляд наполнился укоризной и на сей раз – из‑за Миры.

– Милая дева, – начал он, деликатно откашлявшись, – я позволил себе – с позволения Петра, естественно, просмотреть ваше дело и должен вам сказать, не могу не сказать! – что пренебрежительное отношение к усопшим есть первый шаг к тому, чтобы попасть в услужение к богу Лжи. Нельзя забывать тех, кто дал нам жизнь, даже если их с нами уже нет. Уважение и почитание родителей – есть краеугольный камень вашего, милая дева, будущего. Это, кстати, и твоя недоработка, друг мой. Нельзя оставлять подопечного без поддержки и благостных наставлений надолго. Видишь, к чему это приводит?

Мира отчаянно покраснела, но возражать не стала – он был прав. Но соглашаться или оправдывать свое поведение не собиралась, что бы этот ангел себе ни думал. Тоже мне, воспитатель. Где они раньше‑то были? Петр демонстративно молчал, словно все происходящее не имело к нему отношения.

Белокурый еще раз откашлялся и сменил тему, осторожно поинтересовавшись:

– Я так понимаю, мой рыжий друг…

– Опять рыжий, опять рыжий, чего цепляешься к моему цвету волос? – загундел Петр.

– Друг мой, я не имел в виду ничего плохого, не обижайся, пожалуйста, – перевел на нахала смиренный взгляд Касс. – Миранда, я могу обращаться к вам по имени? Спасибо. Позвольте представиться – ангел первого ранга Кассиопей, можно просто Касс. Теперь по делу, буду краток, а то времени, простите, в обрез. Так вот, я в некотором роде долгое время занимался подобными вещами – имею в виду, проклятиями – и именно я определил, что на вас наложено как минимум пять разных. Проклятие случайностей, неприятностей, одно разглядел родовое – то есть, тут даже не ваша вина, еще одно на физическое тело – ваше, разумеется. Ну и так, по мелочи, еще даже не активированное – черная гниль.

Положа руку на сердце, Мира и половины этих проклятий – хотя ведьмой была – не знала. Про черную гниль никогда не слышала, что такое проклятие случайностей представляла слабо, про неприятности и слыхом не слыхивала. Родовое проклятие – это да, в школе проходили, но видимо, больше мимо, потому как кроме названия, девушка не могла припомнить никаких подробностей. Судя по названию, да и словам Касса, это шло от родителей. Неужели мама с папой ее прокляли?

– Нет, не переживайте так, ради Жизни и Истины. Ваши родители вас очень любили и защищали, как могли. Я вижу на вас остатки материнского благословения, оно и не давало проклятиям войти в силу раньше. Позвольте немного рассказать. Родовое проклятие – это не когда ваши же родители вас проклинают, это проклятие, наложенное на них самих, либо их предков, и после их смерти переходящее на потомков. И сила проклятия увеличивается после каждого переноса, причем в разы. Тот факт, что вы родились, указывает, по моему скромному мнению, на то, что родовое проклятие лежало на ваших родителях – уж на обоих ли или на ком одном – мне неведомо, и перешло к вам по наследству, убив, простите ради Жизни и Истины, своих прежних носителей. Будь проклятыми ваши дедушка или бабушка, вы бы просто не появились на свет.

Мира ахнула, зажала рот ладонью, глаза наполнились слезами. Как? Ее мамочка и папочка погибли в аварии не из‑за плохой погоды, а из‑за проклятия? Но это… ужасно, это немыслимо! Кто мог сотворить такое и почему? И почему именно родовое проклятие? Кто ненавидел Мариссу и Ридьярда Новиковых столь сильно, что заставил и их дочь расплачиваться непонятно за что?

Касс печально улыбнулся, светлый нимб его потускнел:

– Милая девушка, не казнитесь и не терзайтесь понапрасну. Вы не в силах повлиять на ситуацию в данный момент, вам надо лишь остаться в живых, этим вы спутаете злодеям все планы.

– Но… кто? – вскричала Мира вне себя, вперив в ангела свирепый взгляд, не желая бросать эту тему. – Какой негодяй сделал такое? Кому помешали мои родители? Ты знаешь? Скажи мне, я требую немедленного ответа!

Касс покачал головой:

– Увы, я не всеведущ, я лишь вижу то, что есть сейчас, и поверьте мне, милая девушка, вам стоит поторопиться с обращением к колдуну, у вас осталось не так много времени.

– Пять лет? – наугад брякнула ведьмочка, почему‑то вспомнив привидевшийся суд.

Касс вздохнул:

– Пять лет есть конечный срок до того дня, как вас, простите великодушно, опустят бездыханную в могилу. А родовое проклятие набирает силу и придет к максимуму уже через год.

– И что?

– И то, милая дева. Оставшиеся четыре года вы проведете, скорее всего, сражаясь с неизлечимой и жуткой болезнью.

– Какой? – сдерживая внутреннюю дрожь, спросила Мира.

– Если бы я знал… – вздохнул ангел, взглянув на Петра, – если бы я знал…