Текст книги "F 20. Балансировать на грани (СИ)"

Автор книги: Ольга Вечная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Ночью Аля укрыла меня одеялом и легла рядом, потеснив и заставив ее обнять, так как иначе мы бы не поместились на недостаточно широком диване. Все-таки, хорошо, что Аля на моей стороне, она мне обязательно поможет справиться, – думаю, засыпая.

Аля

Первым, что я увидела, когда проснулась, оказались выпученные глаза Олега на расстоянии десяти сантиметров от моего лица. Дернувшись и ударив его лоб своим, я резко села, потирая ушиб, он занялся тем же.

– И тебе доброго утра, – прошипел, – ты что дерешься?

– Не делай так больше.

– Не смотреть на тебя?

– Ты понял, о чем я, – направилась в ванную, где, закрывшись, несколько минут тру лицо, периодически ополаскивая прохладной водой. Медленно оборачиваюсь и смотрю на дневной замок, который закрыла, потому что не хотела, чтобы он шел за мной.

Ко всему можно привыкнуть, подстроиться, принять недостатки мужчины, с которым живешь, когда есть надежда на улучшение, пока в памяти живы воспоминания о том, каким он может быть в период ремиссии, но прятать дрожь, возникающую от его пристальных, наполненных недоверием взглядов невозможно. Иногда он смотрит на меня как на врага, с которым нужно бороться, словно оценивая способности противника, продумывая тактику, отмечая слабые места. И мне становится по-настоящему страшно, против воли возникают в голове предупреждения друзей и родственников о том, что Олег может ненамеренно навредить мне, но я упорно отказываюсь верить в возможность подобного. А как иначе мне с ним жить?

Вечером я обнаружила его на балконе в футболке и домашних шортах. Он, скорчившись, трясся от холода, посиневшие губы были плотно сжаты, в попытке сдержать стук колотившихся друг о друга зубов. Я быстро завела его в комнату, укутала одеялом и обняла.

– Ты что мой хороший, на улице же так холодно, зачем ты сидел в лоджии?

– Мозг нагрелся, я подумал, что смогу его остудить таким образом. Аля, мне так жаль, что больше никогда не смогу лечить людей. В последнее время я часто об этом думаю, вспоминаю годы учебы в мединституте, ординатуру и общение с пациентами. А когда я об этом думаю, мозг начинает плавиться, а если я ничего не сделаю, он окончательно растает, и тогда я сойду с ума.

– О, Боже мой, что же нам теперь делать, – прошептала я, растирая замерзшие широкие плечи, поле чего принесла воды, и он выпил снотворное.

Когда Олег уснул, а я позвонила его маме и договорилась о встрече завтрашним утром. Так больше не может продолжаться, прописанные доктором лекарства ему не помогают, и Олег не в состоянии себя вылечить самостоятельно, мне придется принять меры, я не могу больше верить ему.

Следующим утром Олег вел себя как ни в чем не бывало. Он извинился за вчерашний инцидент, сославшись на новые таблетки, заверил, что больше такого не повторится. Был весел, но от кофе, который я сварила, отказался, сказав, что теперь предпочитает не завтракать. Поцеловал меня в губы и отправился в квартиру, контролировать очередной этап ремонта, а я, подбросив его до остановки, направила автомобиль в сторону дома его родителей. Не скрою, что мне было бы намного удобнее встретиться с Инной Викторовной в городе, но именно сегодня она не работала, а, может, специально ради меня взяла отгул. Что поделать, через полчаса я преодолела черту города и прибыла в небольшой поселок, дом в котором стоил как несколько моих квартир.

Николая Николаевича в то утро дома не оказалось, он проводил срочную операцию в клинике Скорой медицинской помощи, поэтому двухэтажный особняк был в нашем с Инной Викторовной распоряжении.

– Привет, проходи, – пригласила она меня в гостиную. Не спрашивая, хочу ли я что-нибудь, принесла из кухни поднос, на котором располагались две аккуратные фарфоровые чашечки, наполненные черным кофе без сливок и сахара.

– Это очень хороший настоящий кофе, выращивается на Ямайке, в России его не купить. Нам каждые полгода привозит некоторый запас мой двоюродный брат, он большой любитель путешествовать. Ты пробуй, пробуй, потом скажешь свое мнение. А я пока принесу альбом с фотографиями.

И пока я дегустировала крепкий, горьковатый, но действительно невероятно бодрящий и проясняющий мысли напиток, мама Олега сходила на второй этаж и притащила большой альбом. Уселась рядом со мной, открыла на первой странице.

– Вот смотри, здесь его только принесли из роддома.

Было невозможно не улыбнуться, глядя как тепло папа Олега прижимает к себе небольшой сверток. Николай Николаевич, казалось, за тридцать лет совсем не изменился, только волосы в то время были не седые, а просто светлые и коротко остриженные. Такой же собранный, серьезный мужчина, привыкший держать в руках жизни и здоровье пациентов. Рядом стояли изможденная, худая, как трость, но улыбающаяся Инна Викторовна с накрашенными ярко-алой помадой губами, и чем-то недовольная, насупившаяся Катька.

Инна Викторовна медленно листала страницы, комментируя «вот здесь Олег пошел в первый класс», «а тут он получил свою первую грамоту за выигранную школьную олимпиаду»… «здесь он уже закончил школу с отличием», «а здесь ему только исполнилось двадцать, они с Алиной приехали к нам в гости, чтобы сообщить о помолвке». При этих словах лицо мамы Олега помрачнело, она тяжело вздохнула и позволила взять альбом из ее рук. Не могу сказать, что мне было скучно смотреть на детские фотографии Олега, напротив, довольно забавно оказалось искать и находить внимательный прямой взгляд и привычное задумчивое выражение на детском лице, словно Олег даже в пять лет имел свое собственное мнение относительно окружающих его людей, происходящих событий. Смотрел несколько отстраненно, будто обдумывая диагнозы. А вот легкая, снисходительная улыбка была мне незнакома. Если Олег улыбался при мне, всегда делал это широко и искренне.

Фотографии же с Алиной заставили меня вцепиться в альбом и задержать дыхание, я жадно рассматривала эту парочку, пытаясь найти ответы на свои вопросы. На этой фотографии волосы Олега были уже опущены до подбородка, серые глаза смотрели насмешливо, словно он неудачно пытался скрыть свое предвзятое отношение к фотографу. Уголки тонких губ он презрительно приподнял, вздернул подбородок. Весь его вид выражал осознание собственного превосходства, причем Олег выглядел настолько естественно, что хотелось принять факт его величия как истину, и ни в коем случае не обижаться. Рядом с ним стояла невзрачная невысокая девица в длинном светлом сарафане. Первой мыслью было – серая мышь. Тонкие русые волосы она убрала за не проколотые уши, добрая улыбка освещала овальное, непримечательное лицо, на котором затерялись узко посаженные глаза. И если бы не прямая осанка, то Алина бы и вовсе потерялась на фоне обнимающего ее самоуверенного молодого человека. Я прищурилась. Нет, определенно, она была не так проста, как может показаться на первый взгляд, в ней было что-то еле уловимое, способное влиять на людей. Словно в подтверждение моих слов Инна Викторовна сказала:

– Они познакомились на первом курсе, несколько лет дружили, после чего она подстроила обстоятельства так, чтобы Олег на ней женился. Очень хитрая девушка.

– Каким же образом? – удивилась я. – Насколько мне известно, у них не было детей.

– Уж не знаю, каким образом, но это именно она сманила его в сторону психиатрии и уговорила переехать на Украину. Если бы он остался здесь, рядом с домом, то ничего бы не случилось, – Инна Викторовна закусила губу, не отрывая взгляда от фотографии, задумчиво кивнула сама себе, – я допустила ошибку, когда позволила ей забрать его у нас. Еще отца Олега уговорила, чтобы он отпустил сына по-хорошему. Нужно было мне настоять, заставить его остаться в России, тогда бы Олег не заболел.

– Вы не могли предугадать подобного.

– А следовало бы. Он стал звонить все реже и реже, а потом и вовсе перестал. После аварии Олег принял решение ухаживать за ней самостоятельно, отгородился от всего мира. Днем, правда, приходила сиделка или Алинины родители, а вечером и ночью он все делал сам. Заботился о ней, давал лекарства, подбадривал, хотя не было никакой надежды, что она когда-нибудь поправится.

– Она не могла ходить?

– Хуже. Была полностью парализована ниже подбородка. И никакой надежды на улучшение.

– О Боже…

– Когда случилась авария, Олег позвонил Николаю, потребовал, чтобы тот бросил все и немедленно прооперировал Алину, потому что Николай действительно один из лучших хирургов страны, но он не смог прилететь.

– Почему?

– У нас как раз случилась катастрофа, может, помнишь… хотя, откуда… Перевернулся школьный автобус, десять ребятишек попали в реанимацию. Николай две недели не вылезал из клиники, собирая их по частям. Практически всех удалось спасти. С тех пор у них с Олегом начался конфликт.

– Олег считает, что отец предал его?

– А как бы поступила ты на его месте? Как бы поступил сам Олег? Бросил бы умирающих детей, чтобы заняться пациенткой, шансы которой были не более 20 %?

– Я не знаю.

– Никто не знает ответа на этот вопрос, но Николай остался дома, Алину оперировал другой, кстати, тоже талантливый хирург, результат его работы тебе известен. Днем Олег работал с психически больными пациентами, вечерами оставался один на один с парализованной женой. В то время мы напрочь потеряли с ним контакт.

– Дети всегда на первом месте, так скажет любой здравомыслящий взрослый человек. В первую очередь, нужно спасать детей.

– Думаю, что Олег это понимает. Но правда остается таковой. Николай сделал выбор и потерял сына, разум которого не смог выбраться из ловушки, которую поставила ему судьба. Ты бы видела его состояние, когда после вскрытия сообщили, отчего умерла Алина, что в остановке ее сердца виноват именно он. Я думала, он голову себе разобьет о стену, мы понятия не имели, что делать. Прокурор требовал показаний, вызывал его на допросы. Встал вопрос о лишении лицензии. Мы не выдержали и отвели его к психиатру. Лечение заняло несколько лет, после чего он, кажется, стал возвращаться к жизни. А теперь его безумие снова поглощает его, разрушая все достигнутые за это время успехи.

– Вините в этом меня? – закрыла лицо ладонями, не в силах смотреть в глаза сидящей рядом женщины. С минуту она молчала, потом погладила меня по голове.

– Ты должна понять, что его болезнь – это не война, и мы не враги вам.

– Мне кажется, что Олег сейчас каждого считает своим врагом, даже меня.

– Вот взгляни, – Инна Викторовна поднялась, подошла к столу и достала из своего ежедневника белый неподписанный конверт, протянула мне.

В нем оказалась крохотная измятая записка. Косые буквы на неровно вырванном из тетради в клеточку клочке бумаги: «Ты слишком много слушаешь своих демонов. Не убивай больше».

– Что это?

– Записка Пестрова. Ты сказала, что Олегу нужно знать о ней. Хочешь – отдай ему ее сама.

– А может быть такое, – я прочистила горло, – что Олегу стало хуже раньше, до несчастного случая с Алиной? Что он был неспособен правильно рассчитать дозировку именно из-за шизофрении?

– Никто не знает. Поговори с его лечащим врачом. Может, он сможет помочь тебе. Я понятия не имею, что делать. Под замок его сажать бесполезно. В больницу вы его помещать отказываетесь, а я каждый раз чувствую себя монстром, когда настаиваю на госпитализации.

Она говорила тихо, устало потирая лоб, словно сейчас было не десять часов утра, а поздний вечер. Впервые я была так близко к Инне Викторовне и могла рассмотреть глубокие морщины, оставленные возрастом и печалью. Ее благородная внешность, идеально уложенная прическа, сидящий по фигуре костюм восхищали, создавая образ преподавателя, известного доктора, но именно сейчас я увидела перед собой лишь растерянную, лишенную надежды мать.

– Аля, я его уже похоронила. Ты не пугайся моих слов, но иначе я бы не смогла более жить. Я его похоронила тогда, когда в третий раз нашла умирающим в ванной. Я никому не говорила, но… первой моей мыслью было дать ему спокойно умереть, уйти и прекратить эту борьбу, которая медленно высасывает силы из нас всех. Разумеется, в следующую секунду я набрала номер скорой и принялась его откачивать, но эта первичная идея навсегда осталась в моей голове. Словно я простилась с ним в тот раз, в ту секунду.

– Я не знаю что сказать, – растерянно пролепетала я.

– Если в тебе есть силы бороться – борись за него, я сделаю все, что ты скажешь. Помогу всем, чем смогу, но подсознательно я каждую минуту ожидаю известия, что его больше нет.

Моя машина, преодолев трассу, припарковалась у парка, отказываясь ехать куда-либо еще, пока ее хозяйка, то есть я, не придет в себя после разговора. На самом деле, у меня спустило колесо, и пока насос его накачивал, я смогла обдумать дальнейший ход действий. Перечитала на несколько раз записку, словно надеясь, что в ней закодирован способ спасения моего шизофреника. Глупости, откуда этот сумасшедший старик, «Хемингуэй», мог знать, что происходит с Олегом? «Не убивай больше», – эта фраза выбивала из колеи, вызывала холодок по позвоночнику и желание сесть за руль и уехать, куда глаза глядят. Давить на газ, пока не кончится бензин в баке, пока не наступит новый день, приносящий новое решение, новую надежду. Новую жизнь. Наверное, Инна Викторовна права, не следует Олегу показывать эту записку. Вдруг подал голос мой сотовый – меня срочно вызывали на работу. Я закончила чинить колесо и села за руль.

* * *

Задержавшись на работе более чем необходимо, с целью обдумать, стоит ли показывать Олегу записку Пестрова, я не заметила, как стрелки часов подбежали к полуночи. Мобильный и рабочий телефоны молчали, на мою смс о том, что я появлюсь дома поздно, Олег ответить не соизволил. Родившаяся в голове спонтанная мысль – а не сбежать ли мне к маме под предлогом ее плохого самочувствия, которое бы она могла изобразить по моей просьбе, – была решительно отвергнута. Во-первых, шутить со здоровьем родителей не стоит, а во-вторых, такой поступок выглядел бы слишком трусливо с моей стороны, я перестала бы себя уважать. Одевшись и положив перечитанную на сто рядов записку в карман куртки, я покинула офис и направилась к машине. Из-за моего непростительного опоздания на работу, пришлось припарковать автомобиль через квартал от места расположения офиса, так как рядом с Flowers негде было велосипед бросить, не то, что «четырехколесного друга».

В нашем современном мире передвигаться по городу ночью не страшнее, чем днем. Улицы отлично освещены благодаря не только часто установленным фонарям, но и десяткам рекламных вывесок и баннеров. В паре метров проносятся автомобили, то и дело встречаешь поздних прохожих. Именно так я себя успокаивала, когда, свернув в переулок, почувствовала, что кто-то идет следом. Как обычно поступают в таких случаях, я ускорила шаг, мимолетно оглянувшись – крупный мужчина, прятавший лицо под капюшоном, не отставал. И людей вокруг вдруг стало меньше, и небо над головой темнее, а каблуки выше и неудобнее. Глупости, тревожность Олега, кажется, заразна.

Посмеявшись над своими опасениями, я подошла к небольшому парку, раздумывая, сократить дорогу через сквер и добраться до машины за три минуты, или же продолжить идти по улице и потратить на тот же путь не менее семи. Поразмыслив долю секунды, я продолжила путь по тротуару, опасливо косясь за спину. И в тот момент, когда, поддавшись панике, я выбрала более безопасный путь, я испугалась по-настоящему, словно добавив реальности воображаемой угрозе.

За небольшим и уютным сквером располагался старый пятиэтажный дом, во дворе которого я оставляла машину десятки раз, в каждый из которых смело шла через парк, погруженная в мысли о предстоящих сделках или поставках, не оглядываясь. Сейчас же мои колени предательски подкашивались, а сердце учащенно билось. Не без раздражения припомнила, что меня посещала мысль переставить машину поближе к офису, как только начало темнеть, но я поленилась. Тот самый дом, рядом с которым стоит моя машинка, мое спасение, с каждым движением был ближе, я визуализировала, как сажусь за руль, как закрываю замки на всех дверях и еду домой, набираю номер Олега и прошу, чтобы он встретил меня у стоянки. Шаги за спиной слышались все отчетливее, я вздрогнула, когда ботинок преследователя с громким всплеском наступил в лужу, чему последовало невнятное матерное ругательство, произнесенное хриплым голосом. Случившееся спокойствия не добавило.

Поворачивать обратно было слишком поздно – до оживленной улицы расстояние такое же, как и до машины, столкнуться лицом к лицу с незнакомцем не хотелось, доставать телефон я побоялась, так как этот жест мог спровоцировать предполагаемого преступника к более решительным действиям. Где-то уже совсем рядом раздавались шуршание спортивных штанов, бряканье застежки на куртке, изредка кашель. Незнакомец поравнялся со мной и в тот момент, когда по моим размышлениям он должен был меня обогнать, а ведь в глубине души я не сомневалась, что опасность, исходящая от идущего позади мужчины, не более чем плод моего больного воображения, он спросил:

– Почему такая красивая девушка гуляет ночью в одиночестве? – насмешливо и низко.

Вздрогнув от неожиданности, я позволила себе рассмотреть возвышающегося надо мной на полголовы незнакомца, по-прежнему прятавшего под темным капюшоном взгляд или намерения по отношению ко мне. Его черная, неухоженная щетина, мятая одежда и душек перегара завершили образ маньяка-психопата. Шаг я не замедлила.

– Меня встречает муж, давайте разойдемся по-хорошему, – крепче прижала к себе сумку, вспоминая, что ценного в ней лежит и насколько для меня проблемным будет сейчас с ней расстаться. Права, паспорт, кошелек, несколько кредиток, телефон…

– А мне кажется, тебя никто не встречает, поэтому, я с удовольствием тебя провожу. Кстати, я живу здесь недалеко, как насчет того, чтобы зайти на чай?

– Идите куда шли, – грубо ответила я, припоминая, что на лавочках во дворе дома, как раз недалеко от того места, где я бросила машину, часто молодежь ночами общается, распивая пиво, ругаясь с бабушками, живущими на нижних этажах. Подбодрившись идеей, что при свидетелях идущий рядом пьяница не посмеет распускать руки, я добивала: – Отойдите от меня немедленно, а то я вызову полицию, – голос прозвучал уверенно, на пару секунд незнакомец действительно отстал, но потом снова появился рядом, уже с другой стороны, а я видела в пятидесяти метрах от себя свою машинку, освященную скудным светом единственного в запущенном дворе фонаря. Днем этот двор казался мне милым, хоть и неухоженным. Летом утопал в зелени. Он был старым, неубранным, но никогда не виделся мне опасным.

– Да никто тебя не ждет, не выдумывай. Заканчивая ломаться уже, видно, что ты тут не просто так гуляешь, – он открыл лицо и подмигнул мне подбитым глазом, дотронулся до плеча, отчего я отпрянула и практически побежала.

– Да стой же ты, дрянь! – он настиг меня у машины, дернул за руку, поворачивая к себе. – Ну и где твой «муж»? Знаешь, милашка, я не люблю, когда мне врут, – выдохнул мне на лицо смесь перегара, лука и жареного мяса. Запаниковав, я прижала к груди сумку, планируя в следующую секунду вручить ее ублюдку, а самой, достав из кармана ключи, прошмыгнуть в машину. Судя по затуманенному взгляду мужчины, ему нужны деньги на выпивку или наркотики, у меня практически нет наличных, но часы и серьги можно продать неплохо. Лишь бы не трогал меня.

– Пожалуйста, я заплачу, только…

Увы, моя сумка и украшения его совсем не интересовали, по крайней мере, пока. Он прижал меня к машине, я попыталась драться, на что услышала:

– Заткнись, сука, у меня нож, – гаркнул он и оскалился. Сердце провалилось куда-то вниз, а паника парализовала движения, лишая возможности сопротивляться. Этого не может быть, только не со мной. Нет, нет, нет… Я снова попыталась его отпихнуть и вырваться, но он ошарашил новой угрозой разукрасить мою физиономию, если не успокоюсь. В матерной форме.

– Расстегивай куртку, дрянь, если не хочешь, чтобы я тебе ее порвал.

В этот момент, когда мои одеревеневшие пальцы коснулись пуговиц, а мозг хаотично соображал, как потянуть время, что можно использовать как оружие, по стеклу машины постучали, что самое удивительное – с внутренней стороны. И я, и насильник замерли, перевели взгляды на окно пассажирского сидения, за которым четко проглядывалось лицо Олега. В следующую секунду Олег уже выходил из машины, а незнакомец, извиняясь, пятился назад, причем так быстро и умело, что в момент, когда Олег подошел ко мне, тот уже скрылся в тени дома.

– Боже, как хорошо, что ты здесь, – бросилась я к нему, не способная поверить в невероятное стечение обстоятельств, которые привели Олега в мою машину. Судя по заспанному лицу, Олег задремал, пока дожидался меня, – ты не представляешь, как я испугалась, – старалась поделиться дрожью своего тела с ним, отдать свой ужас, наслаждаясь облегчением и его силой, ощущением безопасности. С тех пор, как мы познакомились, Олег стал моей поддержкой, главной опорой в жизни. Учил меня быть счастливой, не обращать внимания на мнения других людей, получать удовольствие от секса, еды, простых объятий. А теперь он спас меня от ограбления и, возможно, насилия.

Воспользовавшись его расстегнутой курткой, я протиснула руки под одежду и обняла его так крепко, что если бы он вздумал застегнуть молнию, мы бы оба поместились под его одежду. От моего напора Олег охнул, но в ответ не обнял.

– Это кто? – спросил он довольно грубо. Недовольство в его голосе резануло по ушам, в это момент я готова была услышать или что-нибудь ласковое, или его крик на тему: какого черта я шляюсь по ночам в одиночестве? Мне казалось, что я заслуживаю и первое, и второе в равной степени.

– Понятия не имею. Прицепился ко мне на улице Стасова и шел следом. Я себе и представить не могла, что он начнет приставать. Вокруг, как назло, ни души. А ты как здесь оказался? Любимый, ты будто почувствовал, что нужен мне, – и снова вцепилась в его плечи, но Олег меня отстранил, на расстояние вытянутых рук.

– Я спрашиваю, кто это, Аля? – ледяным тоном произнес он, – это не Дмитрий и не Сергей, я бы узнал.

– Я клянусь, что не зна…

– Не лги мне!

– Олег, ты не видишь что ли? Меня до сих пор трясет, я не имею ни малейшего понятия, кто этот алкоголик, который приглашал меня к себе в гости. Ты же не думаешь, что я с ним… – я брезгливо скривила лицо, все еще ощущая тошнотворный запах.

– Я не знаю, что думать. Я приходил к тебе в офис сегодня днем – тебя не было в кабинете.

– Мне не передавали.

– Я прождал тебя на улице, у входа в бизнес-центр до девяти, потом решил прогуляться и нашел машину, спрятанную в этом дворе. Ты, видимо, забыла, что я знаю об этом месте.

– Олег, днем у меня были дела, но на работе я появилась в четыре. Понятия не имею, почему ты не видел, как я захожу в здание. Да спроси хоть у кого…у Нины, у охраны…

– Вы все в сговоре! – психанул он, ударив ладонями по машине.

– Да нет же! Днем я была у твоей матери, спроси у нее. Или ты считаешь, что она тоже хочет скрыть мою измену тебе?

На его лице впервые отразилось сомнение в собственных убеждениях.

– Зачем ты ездила к маме?

– Чтобы поговорить о тебе. Олег, может, поедем домой, мне не по себе здесь, – я опасливо оглянулась. Из окна третьего этажа на нас в упор смотрел полный лысый мужчина, голый по пояс. Надеюсь, что по пояс. Олег тоже заметил свидетеля нашей семейной разборки и кивнул, открывая мне дверь, затем уселся рядом, и я вырулила, наконец, с ужасного двора, в котором едва не случились страшные вещи. Завтра утром позвоню в полицию. В голове не укладывалось, что недалеко от оживленного проспекта можно встретить подобных людей. Возможность в любой момент дотронуться до Олега невероятно успокаивала. Я начала храбриться, убеждая себя, что инцидент исчерпан, говорить о нем не стоит. Будет мне уроком на будущее.

– Так зачем ты ездила к маме? – в его голосе звучало недоверие. Дорога была практически пустой, поэтому я могла позволить себе отвлекаться на серьезный разговор.

– Хотела поговорить о тебе. Милый, я вижу, что тебе становится хуже, я очень хочу помочь. Пожалуйста, не обижайся на меня за эту поездку. И перестань думать, что у меня есть отношения на стороне.

Он помолчал некоторое время.

– И что она тебе сказала?

– Да ничего особенного. Показала твои детские и юношеские фотографии.

– Говорили об аварии?

– Немного.

Следующие пятнадцать минут в машине звучали голоса лишь полуночного ди-джея и нескольких исполнительниц нашей и американской эстрад.

Остановив машину, я взглянула на Олега.

– Ну что, идем дом…

Его прищуренные словно в попытке прожечь мою душу серые глаза заставили осечься и замолчать, а в тот момент, когда они встретились с моими испуганными, я почувствовала укол в сердце. Столько энергии, психологического давления было в этом взгляде, что на мгновение я захлебнулась воздухом, запаниковав. Вероятно, еще не отошла от нападения.

– Зачем ты копаешься в этой истории? – ровным голосом спросил он, едва шевеля губами.

– Ты пытаешься меня загипнотизировать? – попыталась пошутить я, с горечью отмечая, что успокаивать и жалеть меня он не собирается. Ему вообще нет дела, что меня менее получаса назад едва не изнасиловали, – применяешь на мне свои «психиатрические» штучки? – улыбка получилась ненатуральной. Ладно, с последствиями нападения справлюсь, обсужу завтра на работе подробности с Ниной, она неплохой психолог. Профессия обязывает. Сейчас нужно разрядить отношения со спасителем. Снова пытаюсь улыбаться, а он продолжает смотреть, словно прорываясь в мой разум, освобождая мои мысли от защитной шелухи, сдирая ее слой за слоем, прорываясь к сердцевине, к самому сокровенному. Это был взгляд профессионала, общающегося с тяжело – больным пациентом. Взгляд человека, пытающегося отделить фантазии от лжи, в моем случае – правдивые мотивы действий от тех, которыми можно прикрыться. Чтобы скрыть истину. Записка жгла карман.

– Почему ты не спросишь у меня напрямую? Зачем эти обходные маневры?

– Я подумала, что тебе неприятно говорить об этом.

– О чем? О том, что на моих глазах, в нескольких метрах от меня машина сбила мою бывшую жену? Или о том, что родители в этот момент порадовались, отказываясь помогать нам? А, может, ты хотела узнать детали дня, когда я совершил убийство? Аля, ты боишься меня? Ты считаешь, что меня напрасно не посадили?

– Нет, Олег, что ты. Я уверена, что это был несчастный случай. Милый, ты говоришь жестокие вещи, твой отец бы обязательно помог, но он был занят на операции.

– Дай угадаю, спасал детей, да? Ха-ха-ха, Аля! Я тебя умоляю, – он потряс ладонями перед лицом, закатывая глаза, – Аля, – вдруг стал серьезным, – жалось к детям и котятам – запрещенный прием. От душещипательной истории с их участием любого на слезу пробьет. Не зря же ты всем и каждому до сих пор рассказываешь, как я откачал девочку у бассейна. Спас невинного ребенка! Герой! Тебе, моей матери, Кате, да всем вам до безумия нравятся подобные байки. Именно из-за того случая ты взяла меня на работу, а потом и пустила в свою кровать, признай.

Я молчала.

– Аля, мой отец не спасал детей. То есть в том автобусе действительно было дети, но они отделались переломами. Мой папа делал операцию водителю и одному из пассажиров. А детские слезы были добавлены, чтобы придать трагичности случившемуся и отвлечь народ от очередного кризиса.

– Но твоя мама сказала…

– Она верит тому, чему хочет верить. А именно, что Николай Николаевич – божество, спустившееся с небес и одарившее ее своим светом.

– Так нельзя говорить про родителей.

– Ты права, я забылся. Аля, – он зажал мой подбородок двумя пальцами и потянул к своему лицу, – перестань собирать информацию. Мне это неприятно. Если тебе нужно что-то узнать – спроси напрямую, обещаю, что отвечу честно. Но я не смогу верить тебе, если ты будешь проводить личное расследование. Хорошо?

Я кивнула.

Олег

Разумеется, я не поверил ни единому ее слову. Она непременно будет выяснять подробности трагедии, повлекшей за собой смерть Алины, но страшило меня другое. Никаких сомнений, в ту ночь Алю кто-то провожал до машины. Мужчина, который, заметив меня, быстро ретировался с места «преступления». У нее роман на стороне? Или интрижка? Или просто ни к чему необязывающий секс?

Бесы, режущие мои мысли подобно шредеру, уничтожающему бумагу, я не могу заниматься с ней сексом, да что там, даже прикасаться к ней не могу, подозревая, что она мне изменяет. Меня трясет от одной мысли, что Аля может принадлежать кому-то, помимо меня. Я умудряюсь одновременно любить ее и ненавидеть за все хорошее, что она делает для меня, за всю боль, которую она причиняет мне.

Застукать ее не удалось ни разу. А мне не хватает самой малости, ее признания или хотя бы одного, крошечного доказательства, чтобы оставить ее. Но отсутствие уверенности в Алиной неверности не позволяет мне расстаться с ней. Я чувствую себя выпрыгнувшем с самолета горе-экстремалом, хватающимся за предложенный судьбой парашют. А шансы, что он раскроется один к ста. И стоило бы уже давно бросить ненужный балласт и готовиться к столкновению с землей, со смертью, так нет же, я изо всех сил, руками, ногами и зубами, хватаюсь за надежду, что Аля действительно принадлежит только мне. Мне больно отпускать ее каждый день на работу, что стало равным объятиям другого мужчины, но я терплю, продлевая агонию, греясь в ее тепле, хотя считаю его фальшивым.

Мы как две ищейки. Она роет под меня, докапываясь до информации о моем прошлом, я слежу за ней, одновременно ожидая и больше всего на свете боясь увидеть ее с другим. А бесы шепчут, что дурак, что я лопух и неудачник. Перекрикивают громкую музыку, которую я начал часто слушать, затмевают вой пилы или рев перфоратора, когда я приделываю плинтуса или вешаю гардины в нашей новой квартире.

* * *

Аренда приносила неплохие доходы. Опасения, что мы глупо выкидываем деньги на ремонт, который никогда не окупится, не оправдались. Кроме того, подобный труд не требовал от меня нагрузки, ответственности и нервов. Снимающие у меня жилье люди не подозревали, что я шизик. Кажется, я нашел свое призвание. Кто бы мог подумать, что оно окажется именно таким. Но любой бизнес намного лучше, чем оригами, по крайней мере, теперь я могу купить в дом продукты, не прося денег у Али, что однозначно придает мне уверенности в себе, которую я совсем растерял в ходе последних событий.

Сдав в очередной раз квартиру в аренду и получив кое-какие деньги, я направился к Flowers, в окрестностях которого отныне обитаю ежедневно. Сижу либо в кафе, либо на лавочке, контролирую Алины передвижения. О, нет, в большинстве случаев свое местонахождение я не скрываю. Частенько Аля берет меня с собой, практически каждый день мы вместе обедаем, она позволяет мне оплачивать счет, якобы, из моих денег, а вечером едем домой. Но иногда я преследую ее тайно. Осознаю, что перекрыл ей кислород, контролирую каждый ее шаг, сопровождаю на встречи, ожидаю в машине у ресторанов, где они вместе с Сергеем или Дмитрием налаживают новые деловые связи. Иногда я заглядываю в окна или сажусь за соседний столик, ну так, чтобы меня никто не заметил. Мне жизненно необходимо выяснить, спит она с кем-то на стороне или нет. Выяснить, чтобы с чистой совестью оставить ее и в одиночку, не торопясь, сойти с ума. Бесы хихикают при этой мысли. Выжидают.