Текст книги "Пламя Луны (СИ)"

Автор книги: Ольга Горовая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Туше, малыш.

Иллия заворожено смотрела на него долю секунды, но, все же отступила, моргая, чтобы разрушить это притяжение.

– И не будь так сердит на Колина. – Девушка попыталась вернуться к предыдущей теме разговора. – Он не столь уж и плохой друг. К тому же, единственный, который все это время у меня был. – Она отвернулась, и вновь пошла к шкафу. Мужчина внимательно следил за ней. – Колин помогал мне отвлечься.

– Охотно верю, что именно для этого он сюда и приходил. – Голос Даниила был спокойным, даже чересчур. Иллия подозрительно посмотрела на него, выглядывая из комнаты, но ничего не сказала.

– Знаешь, – продолжила она, скрытая за шкафом, – я сама долго не могла понять, зачем он приходит. И почему, вообще, Конклав разрешает ему приходить. Пока Колин не проговорился, что Сартан его родич. Думаю, они надеялись, что я выберу его.

Даниил был раздражен, и это было явным преуменьшением уровня его эмоций. Но лицо мужчины не выражало ничего.

– Какой изумительно дипломатический ход со стороны Конклава. – Голос Оберегающего сочился сарказмом. – Но не похоже, чтобы Колин оправдал надежды своего родственника. Или я ошибаюсь, и должен поздравить счастливого избранника?

Иллия появилась в проходе, соединяющем комнату с ванной, на ней был абсолютно сухой набор одежды, полностью повторяющий предыдущий. Черная шелковая блуза, закрывающая девушку от подбородка до тонких запястьев. Такие же черные брюки. И он ничуть не уменьшал ее привлекательности. Девушка вытирала полотенцем мокрые волосы.

– Не стоит, Даниил. – Она твердо посмотрела ему в глаза. – Не думаю, что ты можешь в чем-то упрекнуть меня, после того как исчез, даже не попрощавшись.

Мужчина напрягся. Он чувствовал, как каменеет его лицо.

– Я должен был вернуться, Иллия, еще до того, как ты бы проснулась. Но они не дали. И мне казалось, что подарок, оставленный тебе, говорил об этом лучше, чем любые слова. – Даниил знал, что у них мало времени, но все остальное могло подождать. Пришла пора объясниться раз и навсегда.

– Он только ухудшил мои мучения, Даниил, когда ты не появился. – В ее глазах стояло все, что она испытывала так долго. Иллия прекрасно научилась скрывать чувства, но сейчас у нее не было для этого ни сил, ни желания. Она устала жить с болью предательства. Девушка хотела знать.

Серебро ее глаз скрестилось с зеленью его взора.

– Почему ты оставил меня, Даниил?

Глава 7

– Я никогда не собирался оставлять тебя, Иллия. – Даниил спокойно и серьезно смотрел ей в глаза. – Я просто не мог бы сделать этого. Нельзя оставить свое сердце, и жить без него дальше. Это невозможно, малыш.

Девушка села прямо на пол, опираясь о дверной косяк. Ее веки опустились, скрывая от него обнаженную душу. Она не хотела, чтобы он видел ее эмоции, пока сама не определиться с тем, что чувствует сейчас. У Дочери Луны нет чувств, не так ли?

Но она так легко отбросила свою защиту в этот вечер. Сколько новой боли может еще вытерпеть Иллия, если он обманет ее?

" А надо ли нам терпеть?" – прошептал в ее сознании голос, который все это время был ее собственным разумом. Селена никуда не делась, затаясь и с насмешкой наблюдая за попытками Иллии вернуть власть над своей жизнью. " Мы можем и дальше ничего не чувствовать, мы это так хорошо умеем". О, Селена была достойной ученицей Конклава, девушка не могла не признать этого. Но Илли упорно пыталась проигнорировать ее.

– Если это – правда, что произошло?

Простой вопрос, но Даниил так долго размышлял над ним. Все то время, когда мог позволить своему разуму отпустить ее сознание, не боясь, что потеряет хоть эту призрачную нить. И с горечью признавал, что сам был виноват во всем. Нельзя было верить Конклаву. Как он мог быть настолько доверчивым, зная Килима всю свою жизнь? Как мог поверить, что их так легко отпустят? Хотя, "легко" было не тем слово, которое могло бы описать условие, поставленное перед юношей Конклавом. Но он смог сделать это. Мать свидетельница – и сам Даниил не знал, как у него достало сил на такое. Но он смог, победил…, лишь в последний момент осознавая, что и его победу они обернули поражением юноши.

С тех пор, как возмущенный воспитанник впервые взбунтовался против своего наставника, он каждым своим шагом и действием приближал тот момент развязки. Но тогда Даниил не знал об этом.

Он не слушал учителя, который убеждал его, что таков их путь, у каждого свой, но давно уже – общий, один на двоих. Даниил отвергал понимание наставника, не хотел смотреть на то, что тот показывал ему. Гнев терзал юношу. Он не понимал, как они могли думать, что он сможет сотворить такое с Иллией. А Килим все говорил и говорил, убеждал, призывал, образумливал, лучше самого Даниила понимая, что так терзает юношу и рвет ему душу.

Килим был опытен и мудр, он во много раз превосходил своего воспитанника числом прожитых лун, и давно уже разменял первую сотню лет, но еще не перешел полдень своей долгой жизни. И лучше чем кто-либо из сили"нов, Килим мог объяснить своему ученику самую тяжелую часть посвящения Оберегающего.

– Что так мучает тебя, Даниил? – Задавал свой вопрос Килим день за днем. И не видя у того готовности признать очевидное, сам решился ответить. – Мы знали, что рано назначать тебя Оберегающим, но у Конклава не было иного выбора. Сила Иллии проснулась, она осталось единственной наследницей, а ты был именно тем, кто лучше всего смог бы провести ее через становление. И мы решились, понимая, что, скорее всего, обрекаем вас обоих на страдания. Но с самого начала это был ваш путь. – Учитель замолк на мгновение, но перешел к самому главному, и в то же время, самому сложному вопросу. – Скажи мне, Даниил, что значит для тебя Иллия?

На этот вопрос у юноши был ответ – она значила для него все, но разве могло быть иначе? Последние восемь лет Иллия была частью его самого. Он делил с ней все: ее страхи, боль от потери семьи и физические недуги. Он был рядом с ней всегда.

Разделил любую, самую малую эмоцию, которую испытала девочка. Иногда ему казалось, что их уже невозможно разделить. Даниил не смог бы с уверенность сказать, где заканчиваются его мысли и желания, и начинаются помыслы Иллии. Они, словно, были одним живым существом, просто состоящим из двух отдельных тел. Даже сейчас, разговаривая с наставником, Даниил ощущал девочку, он знал, какие чувства она испытывает, почти мог прочесть ее мысли. И это никогда не казалось ему чем-то ненормальным. Наоборот, он взрослел с удивительным ощущением полноты своей души и полной правильности протекающей жизни. И именно присутствие Иллии дарило Даниилу это чувство. Но юноша промолчал.

– Ты любишь ее, не так ли, мой мальчик? – Килим смотрел на Даниила пытаясь прочесть что-то на том лице, которое сам так долго старался сделать безжизненной маской. – Можешь не отвечать мне на этот вопрос, Даниил. Возможно, ты и сам не понимаешь, что именно любовь к ней терзает тебя сейчас, заставляя бороться против провидения Матери. Ты не первый и не единственный Оберегающий, кто полюбил Дочь. Но в то же самое время, ты первый и единственный, кто получил взаимность. У тебя было то, что никогда не имел ни один из нас – время было твоим союзником. Ты делишь с ней ее жизнь, но еще не начал вести по пути, который Мать предназначила для вас. Никто из Оберегающих не имел такого простого счастья, которым одарила тебя судьба. И нет среди нас ни одного, кто не завидовал бы тебе хоть однажды, видя, как радостно загораются ее глаза при твоем появлении, даже я. Но и плата за такое счастье будет самой тяжкой.

Сложно и мучительно вести наследницу по ее пути, когда твое сердце полно любви к ней, но ненависть возлюбленных отрезвляет Оберегающих. Твой же путь будет горящим пламенем на каждом шагу. Знать, что она любит тебя, и день за днем уничтожать ее чувство, делая Иллию истиной Дочерью. Наблюдать за тем, как любовь в ее глазах сменяется ненавистью, а затем холодным безразличием и полным забвением. И продолжать быть рядом. Видеть, как она выбирает другого, и сгорать от зависти, что не ты касаешься желанной, что может быть ужасней Даниил? Путь Оберегающего страшен и без взаимности хранительницы, ее же любовь – сделает его истинным адом. Не думаю, что хотел бы оказаться на твоем месте, даже за этот миг испытанного счастья.

Даниил не знал, прав ли был Килим, и было ли то, что он испытывал к девочке любовью. Но юноша не собирался проводить ее через становление. И никому не позволил бы этого. Он будет бороться.

Теперь юноша никогда не оставлял Иллию одну. Страх, что Конклав заберет ее, и попробует начать становление без его ведома, поселился в душе Даниила. Парень просиживал ночи напролет на подоконнике в ее комнате, оберегая покой девушки, засыпая тут же; ходил по пятам за ней пока светило солнце. Иллия была счастлива от того, что юноша посвящал ей все свое время, и, казалось, что память о том, что она видела и об их разговоре поблекла и стерлась. Но Даниил чувствовал страх в ней. Он струился по ее сосудам, наполняя сердце, свивался, словно затаившаяся гадюка, клубком в глубине души Иллии, день за днем отравляя ее существование.

Проходили дни, сливаясь в месяцы и годы. И все больше наблюдая за Иллией, Даниил понимал, сколь прав был Килим. Юноша любил ее.

Когда девушка была рядом, Даниил дышал и наслаждался светом солнца и синевой неба, даже холодное касание лучей Матери дарило ему удовольствие, если Иллия была подле него. Но стоило ей выйти из комнаты – и Даниилу начинало казаться, что он заперт в мрачном и душном склепе, и нет для него никакого спасения. Он уже не помнил, кем был до встречи с ней.

Но понимание этого не приносило облегчения Даниилу. А когда он увидел осознанную любовь, пришедшую на смену детской привязанности, в глазах Иллии – страх овладел им, заставляя леденеть сердце. Если Килим был прав в этом, мог ли он ошибиться в остальном? Неужели у них нет никакого иного пути? Неужели они обречены повторить судьбу всех, кто был до них? Юноша не собирался соглашаться с этим.

Он проводил бесчисленные часы в библиотеке замка, устраивал громкие споры с Килимом, кричал, проклинал, бушевал. Но не находил ни ответов, ни облегчения.

И только если Иллия была рядом, счастье перевешивало ужас и бессилие. Когда девушка обнимала его, все казалось возможным…

В миг, когда молодой мужчина впервые поцеловал любимую, ему показалось, что он еще не прожил и одного дня, не совершал ни единого вздоха, не видел ни одного восхода Матери. Все стало для него иначе. И если кому-то могло показаться странным, что Даниил не проводил больше свои ночи, неудобно устроившись на подоконнике, то для них было абсолютно естественным теперь засыпать и просыпаться в объятиях друг друга. Мужчина уже не смог бы отделить их ни в чем.

Они стали едиными в помыслах, желаниях, действиях. Их сердца стучали в одном ритме, а дыхание было синхронным.

Он нарушил традиции сили"нов, выжигая клеймо своей силой, по обычаю гаррунов на коже любимой, чтобы еще полнее связать их. И главная Хранительница силы народа Луны с радостью приняла этот знак. Это была их тайна, то, о чем никто даже не догадывался. Во всем остальном они не имели такой роскоши, но и не стремились скрывать свою любовь.

Конклав смотрел сквозь пальцы на происходящее. Оберегающие не считали себя в праве что-то указывать Даниилу в его чувствах. В конце концов, он сам выкладывал себе дорогу в личное пекло. Никто не сомневался в том, что когда придет время, Даниил исполнит свое предназначение.

И не дано было понимать этим обездоленным и несчастным в своей убежденности Оберегающим, что, единожды познавший взаимность – никогда не сможет отказаться от нее. Никогда не будет в силах предать. Ибо можно стерпеть многое, что причиняют тебе, и самому держать нож, рассекающий твою плоть – но сделать все, пусть и абсолютно невозможное, чтобы даже чья-то мысль о боли любимого тобою существа не коснулась пространства, окружающего Мать.

И вот, когда времени почти не оставалось, и не было другого выхода для них, кроме как подчиниться или оборвать свои жизни, Даниил нашел ответ на тот вопрос, который мучил его последние четыре года. В одном из архивов их народа, которые мужчина так долго просматривал в библиотеке, описывался прецедент: когда-то, один Оберегающий уже выступал против Конклава. И тогда был определен порядок.

Конклав назначал испытание, и если требующий справедливости выдерживал его – Мать признавала его претензии верными.

Соискатель минувших лет потерпел поражение.

Но для Даниила это не имело значения. У него было за что бороться. И не было другого выбора – только победа.

Даниил сообщил Килиму свои требования. Он просто хотел, чтобы их оставили в покое. Тем более что сила Иллии и без становления была огромной, и наследница прекрасно контролировала ее. Народ Луны не был обделен своей Хранительницей, она в избытке дарила силу Матери. Мужчина просто хотел, чтобы им дали идти своим путем, который, так или иначе, дала Мать, соединив в столь раннем возрасте.

Конклав принял вызов. И определил испытание. Даниил должен был бороться с Килимом.

* * *

Даниил ни слова не сказал любимой о том, что планировал сделать. Он успешно скрывал свои приготовления и опасения. С Иллией мужчина был весел и радостен.

Вот только не мог выпустить ее из своих рук. Он должен был прикасаться к ней ежесекундно. Знать, что она рядом, чувствовать ее любовь, ее тепло.

В ночь перед боем, мужчина не мог насытиться девушкой, не мог перестать прикасаться к любимым чертам, нежно обводя их пальцами. Даниил зачерпывал тяжелые пряди ее волос в пригоршни, крепко прижимая уже спящую Иллию к себе, не имея сил выпустить из своих рук. Он думал только о победе. Не пускал даже намек на сомнение в свою душу и разум.

Но разве страху и неуверенности нужно приглашение? Нет, они заходят сами.

Аккуратно, тихо и незаметно, приоткрывают двери наших сердец, просачиваясь в них, и тут же становятся полноправными хозяевами, стремительно сметая бастионы нашей уверенности.

Так было и с Даниилом. Его душу терзало и скручивало, а сердце разрывало от страха за любимую. Мужчина знал, что будет с ней, если он потерпит поражение.

И когда наступил самый темный час ночи, Даниил встал, осторожно укрывая девушку, даже во сне потянувшуюся за ним. Он нежно придержал ее за плечи, ожидая, пока Иллия вновь погрузится в глубокий сон. Постояв минуту, любуясь ее красотой, он достал давно приготовленный подарок из небольшого тайника. Но это был не просто подарок. Нет. Это было предложение…

Кинжал с рукоятью, украшенный лишь серебряным узором, бесшумно лег на подушку, рядом с прядью платиновых волос. Поверх черной кости рукояти вилась тонкая серебряная цепь, в излучине которой висел кулон. Но и в этом он нарушил обычаи.

Традиционная подвеска сили"нов при обручении должна была быть из малого обломка Камня Луны, символизирующего их сущность. Часто на них вырезали герб того, кто делал предложение. Однако кашим не нуждался в гербе и никогда не скрывал от любимой второй своей половины. Красный коралл сливался с камнем Луны, настолько тонко и искусно подогнанный, что невозможно было обнаружить разделяющего их пространства. Такие же разные и в тоже время, столь же неотделимые, как душа кашима. Как их любовь с Иллией.

Коснувшись кончиком пальца кулона, он попытался нагреть холодные камешки. Не удержавшись, захватил прядь волос Иллии, подержал мгновение, и, не смея более задерживаться, стремительно покинул комнату.

Даниил бесшумно шел по пустому спящему замку, не встречая никого на своем пути.

И только во дворе, он столкнулся с Хоресом. Старый дворецкий внимательно посмотрел на мужчину, и Оберегающему показалось, что слуга прекрасно знает, куда он направляется. Это было невозможно. Но отчего в глазах старика стояло такое опасение и грусть? Не обращая на это никакого внимания, Даниил покинул территорию замка.

Солнце лишь начинало окрашивать алым небо на востоке, когда мужчина вошел в священный круг камней. Его уже ждали.

Внутри второго кольца стоял Килим, который кивком приветствовал своего воспитанника. Чуть в стороне находился Арман, который, очевидно, должен был наблюдать за ходом поединка.

– Ты уверен в своем выборе, Даниил? – Килим смотрел на мужчину спокойно и несколько грустно. – Зачем ты борешься с тем, что нельзя изменить, мальчик?

Но Даниил не собирался вновь спорить с наставником.

– Я не изменю своего решения. – Мужчина твердо смотрел в глаза противника.

– Что ж, – кивнул тот, – если таков твой выбор.

Поток воздуха налетел на Даниила, стремясь повалить, сбить с ног, но мужчина сопротивлялся. Он ответил на удар, лишь после этого замечая, что Арман не планировал быть простым наблюдателем. Они обманули его! Конклав не собирался давать ему шансов на победу! Его учителя знали силу мужчины, и не хотели оставлять хоть малейшую возможность своего поражения.

Ярость и гнев охватили Даниила. Все, кому он так долго верил, кого всю свою юность считал непогрешимым – на проверку оказались обманщиками! Не было чести, не было правды! Только слепое следование давним традициям, с полной готовностью пожертвовать для этого любыми идеалами и принципами.

Но, не обращая внимания на свой гнев, Даниил продолжал трезво мыслить. Эмоции погубят его сейчас. Это недопустимо. И твердая рука разума направляла его действия, обращая и ярость в пользу, усиливая возможности мужчины.

Бой против Килима был бы сложным, Даниил прекрасно отдавал себе в этом отчет.

Битва же с двумя сильнейшими воинами Конклава – была уничтожительной. Но они боролись за обычаи, а Даниил за ту, которую любил больше чем себя. И медленно, удар за ударом, он находил уязвимые места своих противников, разя их как можно больнее. Но и сам Оберегающий не остался невредимым. В меру всех возможностей, он старался прикрывая свои слабости, о которых его учителя были великолепно осведомлены, но все чаще пропускал неожиданные удары со сторон обоих. Однако не допускал, чтобы это повлияло на его превосходство в битве.

Одних отчаянье добивает лучше любого врага, другим же придает силы и решительность даже в самой безнадежной схватке. Даниил не относился к первым.

Все яснее становилось, что и совместными усилиями наставникам уже не одолеть своего воспитанника. Арман упал, практически сломленный, едва имея силы продолжать дышать. Килим даже не оглянулся на своего сторонника.

Даниил сосредоточился на том, кто еще стоял. Раскаленный от сталкивающихся сил воздух жег его легкие, покалывал кожу остатками молний и угасающими искрами пламени, которые уже не исчезали полностью после ударов, сильно велика была их концентрация здесь. Он не чувствовал многочисленных ран, мужчина давно не обращал внимания на собственную боль. О, как близка была его цель! Почти ощущалась в воздухе, читалась в страхе и сомнениях, появившихся в глазах его противников.

И Килим не выстоял, упав на колени, опираясь сочащимися кровью руками во взрытую их боем землю. Даниил не позволял радости захлестывать свою душу, но это было сложно. Он победил их! Это было невероятно, но ведь он смог…

Однако что-то не так было в мире, окружающем его. Что-то менялось. Даниил не мог уловить, саму суть изменений, просто ощущал это всеми чувствами. И только поймав злой и торжествующий взгляд размывающегося и исчезающего Армана, Даниил понял, что они, так или иначе, обошли его… Конклав не умел и не собирался признавать поражение!

Все то время, пока Даниил сражался с Килимом и Арманом, остальные Оберегающие меняли пространство для него. Им прекрасно было известно, что кашим не мог в полной мерее овладеть этим искусством. Кровь гарруна мешала ему. И не сумев победить его, они прибегли к этому последнему ходу.

Опустошенный от столь стремительного низвержения со своей вершины, мужчина, не в силах поверить, смотрел на то место, где еще миг назад лежали его противники.

Испугавшись нарушения традиций, и не имея возможности избавиться от нарушителя иным путем, Конклав отверг отступника, выбрасывая его за пределы своей реальности…

Одинокая фигура того, кто почти поверил, что в силах сломить вековой уклад, стояла в центре внутреннего круга священных камней. Тяжелые грозовые облака затянули небо, нависая над ничтожным существом, посмевшим выступить против Матери. Гром рокотал, обвиняя Даниила, и молнии ударялись в землю вокруг отторгнутого, но уже не он вызвал их. Тяжелые, холодные струи дождя хлестали по его лицу, рукам, телу, обжигая своим ледяным касанием свежие раны. Отчаянье зарождалось глубоко внутри Даниила, заполняя его душу и сердце, распирая тело, вырываясь наружу криком полным боли. Он нарушил безмолвие утра своими проклятьями, перекрывая рев бури. Это уже не был крик живого человека, нет, сама безнадежность кричала в Священном круге…

Даниил мог бы попробовать потягаться с одним советником Конклава, возможно, с двумя, в изменении реальности. Но против их всех – у него не было шансов. Они знали об этом.

И хуже всего было то, что Иллия не имела представления о происходившем здесь.

Что они скажут ей? Что сделают с его любимой?

Эти мысли разъедали внутренности Отвергнутого, растекаясь по ним кислотой. Он горел заживо от невозможности что-то изменить.

Но Даниил не был сломлен. Никогда. Сколько бы времени не прошло, что бы он не должен был сделать для этого – мужчина знал, что вернется. Он перевернет весь мир, покорит пространство, сделает его своим слугой и рабом, но он вернется! И они заплатят. Все, до последнего, кто участвовал в этом…

Отверженный поселился среди людей, не скрывая того, кем был.

Люди уже много столетий знали о сили"нах и гаррунах. Но человечество пошло своим путем. Не имея способностей к управлению силами природы, они погрузились в изучение их свойств. Люди развивали науку, совершенствовались в технике. И за последние два столетия, благодаря своим достижениям в этой области, человечество добилось успехов. Дети Луны и Дети Марса признали людей достойными равенства.

Многие народы поддерживали торговые и дипломатические отношения с обеими расами, но не брезговали заключать союзы то с одной, то с другой, для личной выгоды, на словах же, придерживаясь нейтралитета.

Даниил искал того, кто смог бы помочь ему. Он советовался с множеством человеческих ученых, которые, как они думали, разбирались в материи и пространстве. Но те ничем не смогли помочь Оберегающему. Кашим осознал, что все они, вместе взятые, меньше его самого понимают в окружающей их реальности. Но, не обращая никакого внимания на все сильнее охватывающую его безвыходность, мужчина и не думал останавливаться. Никому и ничему, даже смерти, он не позволит помешать ему вернуться к любимой.

Каждая минута его жизни была заполнена мыслями о ней. О ее страхе, ее боли, ее потерянности и непонимании его исчезновения. Что сказали Хранительнице? Чем очернили кашима? Душа Даниила съеживалась от страха за Иллию. Кто защитит ее от врагов, которые окружают наследницу, и чьи личины она принимает за лица друзей?

Одни вопросы, никаких ответов, и едва ощутимые касания ее чувств – вот та реальность, в которой жил теперь мужчина.

Даниил с точностью до мгновения знал момент, когда Конклав начал становление Иллии. И он был с ней в этом. Его рука повторяла узор, который Оберегающие врезали в плоть любимой синхронно с ними. Каждую деталь, малейший поворот острия, самое незначительное усиление давления. Даниил проходил этот путь, делая то, на что еще не решался ни один Оберегающий. Он ощущал все, что чувствовала она. И вот эта часть была самой тяжелой, убивающей, размозжающей его душу осознанием своей вины.

Но на середине пути пришло открытие. Кроме ее боли и ее узора, Даниил получил еще нечто, на что не рассчитывал, и о чем даже не мог подозревать. Сила Матери покорилась кашиму.

Теперь мужчина видел пространство так, как никогда ранее. Оно, в полной мере, стало его рабом. И день за днем, секунду за секундой, каждое мгновение, которое он мог посвятить этому, не боясь упустить Иллию в забвение, Отверженный расплетал узелки ткани реальности, в которую Конклав укутал его любимую.

Наступил момент и его противники осознали это – только для них уже было поздно.

Да, Конклав менял узор ежеминутно, да, каждый из его состава вносил свою, уникальную комбинацию – но это не имело, ровным счетом, никакого значения. Лишь слегка отдаляло неизбежное. С каждой новой комбинацией Даниил становился все сильнее, все легче разгадывал их следующие ходы. Он уже не мог сдерживать свое нетерпение. Мужчина знал, что они осознали свое поражение. И тогда к нему пришел Арман.