Текст книги "Дни и ночи (СИ)"
Автор книги: Ольга Горовая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Глава 8
– Я вас чем-то обидела? – спросила Саша, осторожно отступив, чтобы не задеть стекло.
И с удивлением поняла, что среди осколков валяется что-то, похожее на детский кораблик, только… то ли разбитый, то ли не собранный.
– С чего вы взяли? – с искренним удивлением спросил Тимофей, подойдя так, чтобы стать между ней и столом.
Бутылку, что ли, пытался спрятать? Так поздно уже.
– Возможно с того, что вы и двух предложений не произнесли в мою сторону с тех пор, как вернулись от отца Николая, да и в глаза не смотрите, – заметила она, видя что и сейчас он смотрит в сторону.
Тимофей дернулся, будто хотел что-то сделать. Поднял голову, впервые за весь день действительно посмотрев на нее и, резко выдохнув, сел на стол, сдвинув весь беспорядок, покрывающий столешницу, в сторону.
– Нет. Я не обиделся на вас, Александра Олеговна, – как-то невесело улыбнувшись, покачал он головой, и махнул ей на единственный стул.
Видимо предложил сесть, но Саша не захотела, так она хоть немного сравнялась с ним в росте. А сядет – он снова над ней нависнет.
– Извините, если создалось такое впечатление, – Тимофей опять отвел глаза.
– Да, ничего, – Саша обхватила себя руками, не имея ни малейшего представления о том, что же с ним такое, и как ей достучаться до него. Не приснилось же ей утро, в самом деле?! – Я просто… волновалась, что могла вас чем-то задеть, не заметив этого.
Он вздернул голову и уставился на нее. То и лицо не поворачивал, а теперь даже не мигал, смотрел и смотрел. Саше стало неловко.
– Извините, что заставил вас нервничать, – каким-то странным голосом вновь извинился он.
– Да, что вы все прощения просите?! – не выдержав, Саша всплеснула руками. – И почему у меня такое чувство, что я должна начать извиняться?! – она запустила пальцы в волосы, растрепав и без того не идеальную прическу.
У нее было ощущение, что они ходят вокруг, да около и никто не решается затронуть то, что волновало обоих. А Саша даже уловить не могла, чего же они избегают. Словно в туман забралась.
– Извините, – опять выдал Тимофей и развел руками. Улыбнулся грустно и сам взъерошил волосы. – Я не знаю, почему у вас такое чувство, вам передо мной извиняться не за что, – он отвернулся. – Может, все-таки, завтра поговорим, – глухо предложил Тимофей. – Я…, – он замолк и с силой сжал челюсти, Саша видела как напряглись мышцы на его скулах. – Я не особо адекватен для общения, – почти выдавил он из себя, с силой вжав кулак в стол.
Саша так поняла, что это он о своем опьянении говорил.
Даже странно, но Тимофей вел себя вполне адекватно, как для того количества алкоголя, которое, предположительно, выпил. А откладывать на завтра то, что и сегодня понять не могла, переживать и строить домыслы еще и всю ночь…
Ее это не радовало.
– Я ничего не понимаю, – с каким-то отчаянием резко выдохнула она, отвернувшись от него. И уставилась на полку, где стояли модели корабликов в бутылках. – Ничего, – Саша потерла виски, догадавшись, что за осколки валяются на полу. – Почему так сложно просто сказать, что происходит? Я же мысли читать не умею, – тихо проворчала она себе под нос, испытывая досаду.
Тимофей хмыкнул.
– Да, что мне говорить-то? – как-то насмешливо спросил он и встал со стола, отвернувшись к окну, – разве ваша подруга вам еще не все рассказала? – глухо бросил он со странным выражением. – Или вы решили еще что-то узнать? Из первых уст? – почти зло, с обидой спросил он, так и не повернувшись.
А Саша, наоборот, развернулась и уставилась ему в спину. Даже моргнула и улыбнулась. До нее наконец-то дошло, что именно заставляло Тимофея вести себя, будто дикобраз, выставляя иголки и делая все, чтобы отстраниться. Его задели слова Юли. И он обиделся, наверное, посчитав, что Саша все приняла на веру. Хотя сложно было иначе подумать на его месте. Уж она-то знала, как выворачивает наизнанку шлейф пересудов и шепота за спиной. Неужели и напился из-за злости на это? На нее?
Это расстроило Сашу.
– Юля просила перед вами извиниться, ей стыдно, – сказала она, все еще глядя в его напряженную спину.
– Да, пошло оно…, – он махнул головой, отчего нервно стриженные волосы на затылке легли в полном беспорядке. Ей захотелось их пригладить. – Не нужны мне ее извинения. Без них проживу. Как и раньше жил, – Тимофей полуобернулся. – Идите домой, Александра Олеговна, к подруге. Она вас ждет.
Выставлял все-таки. Только вот она пока не готова была уйти.
– А я ведь и не собиралась у вас спрашивать ничего, – ни с того, ни с сего призналась Саша и все же села на стул. – Просто, и правда, волновалась. Да и пить на голодный желудок, не лучший вариант, это я вам, как врач говорю, – протянув руку, она взяла со стола крышку от бутылки и закрыла ту, подозревая, что сейчас он может наорать на нее за вмешательство.
Если Саша и усвоила что-то за годы брака, так то, что мужчины страшно злятся, когда кто-то «лезет в их дела». А стремление напиться к таким делам относилось всегда.
Но Тимофей промолчал, даже не глянул на бутылку, опять ее рассматривал с тем, почти забытым выражением, словно пытаясь понять, кто же перед ним?
– Что, и никаких вопросов не будет? – скривившись, переспросил он. – Не интересно, как Першин докатился до Андреевки?
Саша не обиделась. Почему-то, она видела, что эти вопросы самому Тимофею причиняют боль, что злится он и на себя, и на свое поведение. Обида и злость и не такое людей говорить заставляла.
– Я сплетнями не интересуюсь, – пожала Саша плечами. – Я сужу по человеку исходя из того, что сама о нем знаю и вижу.
– Вы святая, Александра Олеговна? – Тимофей хмыкнул и скривился с явным недоверием. – Или просто говорите то, что я якобы, должен ожидать от вас услышать?
Она слабо улыбнулась.
– Я не знаю, что вы хотите услышать от меня. Я, вообще, иногда сомневаюсь, что в состоянии понять вас. Вам удачно удается беречь свою личность в неприкосновенности от вмешательства извне, Тимофей Борисович, это я еще в университете заметила, – она подперла подбородок ладонью и посмотрела на полку с моделями кораблей. Никогда бы не поверила, что он их собирает, скажи кто. Да и вряд ли, чтоб кто-то знал. – Просто, я знаю какого это – идти по коридору больницы и слышать шепот за своей спиной. Знаю, что чувствуешь, открыв дверь ординаторской и видеть застывшие на полуслове, виноватые лица коллег. Когда точно знаешь – они говорили обо мне, обсуждая, с кем сейчас изменяет мне муж, и сколько денег мы тратим на лечение моего бесплодия. И знаю, что ощущаешь, когда часть людей жалеют тебя, считая, что ты дура, а часть – злорадно улыбаются, едва зайдут за спину, и говорят, что так мне и надо, чтоб много о себе не думала. И сама я виновата во всех проблемах, и небось меня муж чем-то заразил после всех своих любовниц, или, наоборот, что изменяет мне оттого, что я не могу сделать то, что любая другая женщина может – родить ему наследника, – Саша не смотрела на Тимофей, просто говорила слова в воздух.
В какой-то степени, ей тоже был нужен человек, которому это можно сказать не оглядываясь, не боясь потом услышать очередные пересуды за спиной. Этого она и Юле не говорила, того, как ей больно от этого шепота и злословия. Улыбалась и делала перед подругой вид, что ничего не слышит.
– Я не слушаю сплетни, потому что знаю, как мало в них правда, порой, и потом, на собственной шкуре испытала, сколько боли и злобы, обиды они приносят тому, кого обсуждают.
Замолчав она не перевела взгляда, рассматривала модель какого-то парусника, делая вид, что безумно увлечена. А сама ни черта не видела, ни единой детали – глаза застилали слезы, мешая видеть.
Кто сказал, что понимание и смирение уменьшает обиду и боль? Может, просто, у нее был не тот случай, но Саше и сейчас было противно вспоминать это все. И больно. Она тоже злилась, пусть и понимала, что глупо.
– Он не придурок, он сволочь, если так к тебе относился, если допускал такое, – грубо прошептал Тимофей, прервав молчание минуты через две.
Оттолкнувшись от стола, сел прямо на пол. Уперся локтями в колени и придавил губы кулаком.
Саша передернула плечами. Даже не сделала акцента на изменившемся обращении. Ей не хотелось вспоминать Антона, а никак убежать от него не выходило. Все равно призрак его решений и поступков преследовал ее даже здесь и сейчас, с другим мужчиной.
– Не жалей меня, – предупредила она сквозь зубы, просто чтобы не расплакаться. – Я не для жалости это тебе рассказываю.
Тимофей тихо выругался и спрятал лицо в ладони.
– Прости, – совсем другим тоном произнес он. И впервые за вечер она поверила, что он и правда сожалеет и раскаивается в том, что огрызался. – Прав Николай, мне собака не нужна – я сам, как собака. Бешеная. Из-за своей боли и обиды на людей, бросаюсь на каждого, кто ступит на мою территорию. Тебе боль причинил, просто от того, что боялся – и ты отвернешься, поверишь, как все. Прости.
Он поднял голову и посмотрел прямо на нее.
Саша еле сумела раздвинуть губы в слабой улыбке.
– На собаку ты ни капли не похож, – возразила она. – Дик куда милее и не кричит на меня.
Тимофей тоже улыбнулся. Так же вымученно и криво.
– Точно, он куда милей меня, особенно, пьяного, – со стыдом в глазах согласился он и опять прижал кулак ко рту.
В комнате в который раз за этот вечер повисло молчание. Но Саша не прерывала его. Все что могла – она уже сказала. Но и уходить не хотела. Во всяком случае, пока Тимофей не гнал. Им обоим сейчас общество другого было нужно, пусть и молчаливое, наполненное горечью мыслей каждого. И Саша знала, что он это ощущал так же четко, как и она.
– Меня даже в операционной той не было, Саш, – вдруг, спустя минут десять, тихо проговорил Тимофей, заставив ее вздрогнуть. Она и не ждала, что он что-то будет говорить. – Я не оперировал того больного. Хотя должен был, это был мой пациент. И операция, пусть не простая, но плановая, подготовленная. А тут ректор пришел – сказал, что пациент как раз подходит, можно ему почку пересадить. И орган есть подходящий, и пробы все сходятся. И согласие родственники давали при поступлении в стационар на подобный вариант лечения. Он любил пересадки делать, просто светился, когда потом в новостях свое имя слышал, – Тимофей не поворачивался к ней, точно, как сама Саша, просто рассказывал в воздух. – Я не согласился, и правда спорил с ним на глазах анестезиолога и двух медсестер. Я же вел этого человека, понимаешь? Он лежал в моей палате, доверял мне, согласился на операцию. И я точно знал, что его организм, на тот момент, мог не выдержать такого вмешательства. Его не готовили к этому. Главврач меня выгнал из операционной. Вот так – просто взял и отстранил, сказал, что я ни черта не понимаю, а если боюсь – надо слушать опытных коллег и учителей. И нечего человека два раза на операционный стол гонять, тем более, что и орган подходящий есть, – Тимофей уперся в раскрытую ладонь лбом. – Я ушел. Он заведующий отделением, ректор, доктор мед. наук, академик, светило страны в области трансплантаций. Может и правда зря спорил и не соглашался, да еще и при всех, позорил человека, который меня учил всему, что я знал. А утром, на пятиминутке, меня как пацана начали вычитывать за то, что потерял больного на операционном столе. И знаешь кто? Он. Заведующий, который сам меня отстранил и сам оперировал. Я тогда просто опешил, мне даже не сказали, не сообщили, что больной умер…. Чтоб его, – Тимофей хрустнул пальцами. – Перед фактом поставили. А у него даже лицо не дрогнуло, когда пытался пристыдить меня и рассказывал, что следует слушать опытных людей. Человек, с которым я за годы учебы и аспирантуры проводил больше времени, чем с родным отцом. Он просто прикрылся мной. Использовал и выбросил, потому что ему же нельзя было так ошибиться! Потерять пациента на столе от острой сердечной недостаточности. Он таких ошибок совершить не мог. Не то, что я. И никто, никто не усомнился. А те, кто видел наш спор – сидели и лиц не поднимали, в глаза мне не смотрели, только молчали, соглашаясь с тем, что говорил он. Потому что им тоже лишением мест угрожали, – Тимофей замолк, глядя на свои стиснутые кулаки.
У нее внутри все сжалось в такой тугой, настолько болезненный узел, что Саша и вздохнуть не могла. Про слова и речи не шло.
Господи! Она могла себе представить, что чувствовал Тимофей. Его предал наставник, предали все, с кем он столько лет работал. И его, без сомнения, мучила вина за смерть пациента. За то, что ушел и все же не настоял на своем. И ведь верила. Могли так подставить, разменять, как пешку, чтобы сохранить престиж и статус больницы, университета, самого известного хирурга. Все могли. И не такое случалось.
– И все поверили. Все. Кого я друзьями считал. Знаешь, многие даже посмеивались, говорили, что мне давно пора утереть нос. Что я слишком высоко забрался, вот и упал. А те, кто знал – советовали молчать и не лезть никуда. Нет, ведь, доказательств. Они даже историю переписали заново, просто порвали мою, и завели другую. И что, что почерк не тот? Так студент заполнял, это сплошь и рядом. Мне не с чем было идти хоть куда-то. А руководство – оно друг за друга горой. Им всем такой скандал и позор не выгоден. Я – кто? Молодой хирург? Кандидат наук, подумаешь, моя ошибка не навредит кафедре и университету настолько, – он снова умолк и принялся ерошить свои многострадальные волосы. – Вот и «наказали», отправили сюда, – он криво улыбнулся, так, что у Саши сердце замерло от боли за него.
И знала, что сказать ничего нельзя. Он жалость, как и она не приемлет. Его гордость еще сильнее избита. Даже просто сочувствия не вынесет.
Просто встала со своего стула и села на пол с ним рядом, прижав лицо к плечу Тимофея.
Так и сидели. Минут через десять он повернулся и прижался своим лбом к ее макушке. Осторожно взял ее руку, которой Саша упиралась в пол между ними, и сплел их пальцы.
– Иди домой, Саш, – совсем другим голосом проговорил Тимофей, шевеля словами волосы на ее голове. – Из меня сегодня отвратительная компания. Вот просплюсь, и попытаюсь хоть как-то извиниться, загладить свою вину перед тобой, – повинился он.
Но Саша видела, по глазам и голосу ощущала, что ему стало легче. Просто от того, что она выслушала, и молча сидела рядом. И ей легче было, и от своего рассказа, и от того, что он бушевать перестал.
– Не такой уж ты и плохой, – заметила она со слабой улыбкой.
– Да, – Тимофей скривился. – Просто пьяный вдрызг, – с самоосуждением в голосе признал он.
– Ну, не вдрызг, – рассудительно заметила Саша, – но прилично. А кораблик чем провинился? – спросила она, наткнувшись глазами на осколки.
– Ничем, – он вздохнул. – Неудачно повернулся, смел его со стола, бестолочь пьяная.
– Это ты собирал? – спросила Саша, кивнув головой на остальные модели.
– Я, когда пытался придумать, чем еще здесь можно вечерами заняться, кроме как напиться, – Тимофей поднялся и подал руку, помогая ей.
– Красиво, очень, – Саша наклонилась, чтобы лучше рассмотреть одну из бутылок. – А сегодня, зачем пил? – неуверенно спросила она, не поднимая глаз.
Тимофей хрустнул суставами рук.
– Забыть хотел. Забыться.
– Помогло? – с сомнением спросила она.
– Был шанс, – вдруг усмехнулся он. – Пока ты не пришла и не принялась совесть мою на поверхность вытягивать.
– Извини, – Саша и сама улыбнулась.
Тимофей протянул руку и обхватил ее щеку, легко повел пальцами вверх-вниз. А потом вдруг притянул к себе и уткнулся лицом в шею.
– Спасибо, – еле слышно прошептал он.
У Саши опять слезы навернулись, пришлось отчаянно заморгать, чтобы те прогнать.
– Не за что, ведь, – попыталась она не выдать своего состояния.
– Есть, – так же тихо возразил Тимофей, продолжая поглаживать ее кожу. – Уже только за то, что ты – есть, – добавил он, и с глубоким вздохом отстранился, не дав ей задержать это объятие.
– Пошли, я провожу тебя, нечего по дворам ночью бродить, – проворчал Тимофей, словно и не он только что говорил такое, от чего у Саши сердце замирало.
Подозревая, что ему просто необходимо время, чтобы побыть одному, Саша молча пошла рядом, не сопротивляясь, когда Тимофей взял ее ладонь в свою.
На улице было все так же темно. Только смех и разговоры утихли, видно разошлись уже все по хатам. Зато Дик настырно, пусть и негромко гавкал и ворчливо рычал.
– И не спится же ему, – заметил Тимофей, шикнув на щенка.
Тот тут же кинулся к нему и принялся обнюхивать ноги Тимофея со счастливым визгом.
– У меня такое чувство, что это не моя собака, – притворно ворча заметила Саша, пытаясь сдержать улыбку.
Тимофей крепче сжал ее ладонь.
– Твоя, не сомневайся, – покачал он с такой же улыбкой головой. – Он точно знает, кто его кормит. А во мне – он скорее товарища для игр углядел. Хотя, черт знает, как именно, – потрепав Дика по спине, он пожал плечами.
Стоило им отойти пес вернулся к своему прежнему ворчанию и тявканью.
– Может он светлячков пугает? Или жуков майских? – недоумевала Саша такой ночной активности.
– Рано еще для них, – отмахнулся Тимофей. – Видно коты снуют, или мыши. А может ежи, они часто во дворы ночью забредают.
– Серьезно? – Саша так удивилась, что даже остановилась. – Настоящие?! – она уставилась на Тимофея, пытаясь разглядеть в темноте не шутит ли он.
– Ну, не заводные же, – улыбнулся Тимофей в ответ. – Настоящие, конечно. А что ты так удивилась? Не видела никогда?
– Только по телевизору, – честно призналась она.
– Придется приманить одного молоком, показать, надо же просвещать городское население, – с доброй усмешкой в голосе шутливо пожаловался он.
– Правда?! – испытывая почти детский восторг от того, что сможет увидеть ежа, спросила Саша. – На них посмотреть можно?
– Можно, – кивнул Тимофей. – Завтра попробуем.
– А сегодня? – Сашу вдохновила такая идея. Даже спать не хотелось.
– Нет, – Тимофей покачал головой. – Сегодня я их отпугивать буду, от меня же водкой, небось, за километр несет. Животные хорошо это чувствуют, поймут, что человек рядом, – в голосе опять послышалось виноватые нотки.
Отпустив его руку Саша шагнула вперед и на миг крепко прижалась к Тимофею, крепко обняв за пояс. Уткнулась щекой в грудь, ощутив, как стучит его сердце.
– Завтра, так завтра, – согласилась она, не настаивая. – Только, ты же тогда, завтра, не пей, – с мягкой просьбой в глазах подняла она лицо вверх, почти впритык к его лицу.
– Не буду, – пообещал Тимофей, и легко коснулся ее щеки своими губами. – Иди, тебе хоть немного поспать надо. Рано же вскочила из-за своего сарая, – он подтолкнул Сашу к двери, над которой Юля включила свет.
И нашла же переключатель подруга, подумала о ней.
Ей не хотелось уходить. Так и простояла бы с ним до утра под дверью, словно девчонка на свидании со своим первым мальчиком. Но разум и опыт подсказывали, что лучше все же прислушаться и позволить всему идти постепенно. У обоих было так много в прошлом, что стоило совершать по шагу за раз, а не бежать стометровку сразу. Сегодня они немного больше поняли друг друга, и это уже было здорово.
А завтра… завтра они будут искать ежиков. Что тоже должно быть весело.
Саша улыбнулась ему.
– Спокойной ночи, – прошептала она и погладила его по колючей щеке.
Тимофей только улыбнулся уголками губ, кажется, понимая ее мысли. И кивнул.
Простоял во дворе, пока она не зашла в кухню, Саша видела его силуэт в окне, а потом медленно пошел к своей хате, еще некоторое время задержавшись, чтобы поиграть с Диком.
Глава 9
Несмотря на усталость, она еще долго ворочалась с боку на бок. Может виной всему была хоть и замечательная, но новая и непривычная кровать, да матрас, который не скрипел и не провисал под ее небольшим весом? А может, просто мыслей много накопилось в душе и сознании Саши, прогоняя сон. Да и события дня, вечера, не давали покоя. Она думала и думала о том, что рассказал Тимофей, вспоминала свою жизнь, и пыталась понять, как же так вышло, что этот мужчина настолько быстро отвоевал себе место в ее душе? Причем он большую часть времени ворчал или делал вид, что вообще не видит ее перед собой?
Сложно было сказать, что же это за ниточка такая протянулась между ними.
Любовь?
Саше казалось, что она любила Антона. Да, что там, казалось? Любила. Долго, преданно, вопреки всему. Пока любовь просто не кончилась, не исчерпалась. Но ведь любила же. А было все с ним, с мужем бывшим – совсем не так, как сейчас происходит с Тимофеем.
Между их знакомством и первым свиданием с Антоном – прошло почти три месяца, когда они просто присматривались и приглядывались друг к другу, обсуждали какие-то темы, Саша уже и не помнила сейчас, о чем подолгу разговаривала с бывшим мужем на переменах между парами. Потом было признание родителям «что ей нравится Антон Семченко», одобрение отца, знающего его родителей и довольного тем, что дочь выбрала парня из хорошей семьи, их круга и уровня. Первое свидание, поддержка с обеих сторон, так как обе семьи были довольны такими отношениями. Все развивалось плавно и степенно, Антон ухаживал красиво, с цветами и романтичными прогулками, с походами в ресторан и в кинотеатры на дни испанского или «интеллектуального» французского кино. Со звонками по утрам, чтобы пожелать доброго утра, и томящимися взглядами, которые сопровождали полные достоинства слова «что он ценит ее неуверенность и сомнения, и ни на чем таком не настаивает».
Мечта любой молодой девушки, идеал парня, очаровывающий всех, даже строгих бабушек и деда. И она постепенно влюблялась в него, привыкала к присутствию Антона в каждом дне своей жизни. К тому, что незаметно он становился неотъемлемой частью всех семейных событий и торжеств, даже советов о покупке новой стиральной машины или ноутбука для отца.
Им подарили квартиру, уже не сомневаясь, что дети поженятся. И она не сомневалась. Он был ее первой настоящей любовью. Нет, были увлечения и до Антона, но не то все, не такое. А тут – Саша не сомневалась, что у таких отношений просто не может быть иного исхода кроме свадьбы и совместной жизни до конца их дней.
А все вышло совсем не так. Может она и правда была глупа, что не замечала поначалу измен Антона. А может просто по наивности не видела того, что другим, опытным, более хитрым и циничным сразу в глаза бросалось. Она и поняла то это случайно, уже через год после свадьбы, застав мужа в достаточно однозначной ситуации с одной из лаборанток кафедры. Хорошо, что хоть не в разгар процесса зашла, а уже когда те одевались. Тогда Саша ничего не сказала, просто развернулась и ушла, не слушая объяснений растерявшегося мужа. Приехала домой, собрала вещи и ушла к родителям, собираясь подавать на развод и умирая в душе от боли из-за предательства человека, которого любила. Родители ее приняли, дали выплакаться пару дней, не пуская Антона, который просто взял в осаду их дом. А потом мама зашла в ее комнату и долго разговаривала с Сашей. Говорила, что мужчинам просто надо нагуляться, перебеситься, что они рано поженились, и нет ничего удивительного в том, что Антону захотелось попробовать на стороне, сравнить, оценить. Но ведь вот же – он боится, не хочет ее терять, значит Саша для него важней. И не она первая, не она последняя, кто сталкивается с такой чертой характера любимого мужчины. Решать, конечно, Саше, да только мать не советовала бы ей рубить сгоряча. Это для романтичных и молоденьких девушек любовь и секс неотрывно связанны. А для мужчин такие интрижки – пустяковое дело, не имеющее никакого веса и значения, как сходить посидеть с друзьями в баре, пива выпить. Они и не думают, что совершают нечто предосудительное. И в мыслях не имеют бросать жену. Ведь для них это не любовь, а лекарство от проблем и стресса, от скуки, в конце концов. А своих жен такие мужчины, как Антон – ценят, они всегда внимательны к ним и уважительны, благодарны за комфорт и благоустроенность семьи. За поддержку, которая жена оказывает мужу. Это важнее и существенней мимолетных интриг, те можно и перетерпеть.
Саша помнила, какой шок испытала тогда, слушая маму. Это не укладывалось в ее сознании, как можно было так относиться к подобному? Как можно было расслабляться подобным образом, зная, что дорогого тебе человека это оскорбляет и мучает?
Но мама была великолепным психологом, она знала, на какие точки надо надавить, о чем напомнить. Ведь Саша все равно любила его, да и семьям скандал не нужен, и отношения у всех такие хорошие, ну к чему ссориться? И она через такое проходила, ничего, перетерпела, пережила, зато сейчас отец с ней носится, ценит, уважает, любит. Рано или поздно им надоедает гулять, надо просто дождаться этого момента.
И Саша, будучи на тот момент еще достаточной молодой, послушалась, переступив через себя и свою боль. И не сказать, что Антон обижал или оскорблял ее. Он и правда был предупредителен, дорожил ею. Всегда относился к Саше мягко, спокойно, с пониманием, поддерживал во время лечения, везде был с ней, не настаивал, если она не хотела что-то делать или отказывалась от курса гормональной терапии. Не упрекал. Все тот же идеальный по виду мужчина. Но… но… не хватило ее любви, чтобы перетерпеть.
Может и не много уже осталось, а Саша не дождалась. Только однажды, проснувшись утром и посмотрев на человека, который спал рядом – осознала, что не видит смысла в этом всем. В ней уже не осталось чувств к нему. Да, он был близким и знакомым, изученным до самой последней морщинки и черточки на лице. Она знала, что он сделает, когда проснется, как откроет глаза и скажет ей «доброе утро», как пойдет на кухню, и заварит кофе, если Саше некогда или станет лень. Она знала все и привыкла к нему, даже к изменам привыкла. Только не хотела больше жить в образе жизни той, кем стала ради него. Просто потому, что за эти годы любовь куда-то испарилась. А может и не любовь то была. Не настоящая, раз не вынесла испытания и будней жизни. Многие ценили бы стабильность и уверенность в завтрашнем дне, обеспеченную жизнь, которую она имела с ним, понимание, что как бы там ни было, а никуда Антон не уйдет, всегда вернется. А ей не надо было уже этого всего…
А сейчас с ней что происходило? Саша понятия не имела.
Сложно было поверить, будто она полюбила Тимофея за тот короткий срок, что они общались. Еще и при том, что он действительно делал все, лишь бы оттолкнуть ее. И все же… даже без сегодняшней исповеди она волновалась и думала о нем. Тимофей возбуждал ее и будоражил все чувства. А уж теперь, зная, через что этому человеку пришлось пройти… нет, Саша не жалела его. Она злилась, была в ярости на тех, кто такое сделала, сломил настолько гордого и стойкого человека, которым она помнила его, каким сейчас его видела. Он не был ей безразличен.
И, в принципе, наверное не та уж важно, как называется то, что она испытывает. Кто может с уверенностью заявить, что этолюбовь, а вот топросто увлечение? Саша была научена горьким опытом, чтобы что-то утверждать. Да и потребности не видела. Она хотела быть с этим человеком, пусть пока и только в том, чтобы говорить вечерами и надеяться, что он покажет ей ежиков. И понимала, что он так же сильно нуждается в ней. Испытывает потребность в ее обществе.
Решив, что сейчас такого понимания вполне достаточно, она позволила своему взбудораженному мозгу все-таки заснуть.
В этом селе существовало какое-то проклятие касательно сна по утрам! Однозначно!
Проклиная все на свете, а особенно раннее время, Саша подпрыгнула на своей новой постели. Ортопедический матрас сбалансировал ее прыжок и Тихон продолжил мирно посапывать, проигнорировав хозяйку. А Саша вскочила и босая вылетела из комнаты, столкнувшись в дверях с такой же сонной и растрепанной Юлькой.
– Ты это слышала?? – выговорили они в унисон и уставились друг на друга.
– Да, – так же синхронно ответили.
Саша вздохнула, значит не приснилось и этот хруст вместе с тихим криком был на самом деле. И, разумеется, доносился он со стороны заднего двора и сарая. Может снести его? И тогда Саше удастся выспаться?
– Что это было? – настороженно спросила Юля, с опаской выглянув в окно.
Ей, настолько же непривычной, насколько была Саша несколько недель назад, наверное, было вовсе не по себе.
– Без понятия, – Саша подвинула подругу и сама выглянула, распахнув ставни.
Встревоженно чирикали птицы, уже прижившиеся на ее липе, и за домом, на той стороне надрывался Дик.
Уже хорошо, что-то таки происходило, раз не было привычной тишины и покоя. И тут Саша заметила нечто, заставившее ее сорваться с места и опрометью кинуться к входной двери.
– Саш! – ничего не понимая, Юля побежала за ней. – Саш, что такое?!
– Там лежит кто-то, Юля, – на бегу ответила Саша, уже выскочив на улицу.
Босиком, благо погода все больше радовала теплом, даже таким ранним утром.
Завернув за угол, подруги резко затормозили и удивленно уставились на ребенка, мальчугана лет пяти-шести, который растянулся на земле, подтянув к груди правую ручку и тяжело дышал измазанным курносым носом. Судя по ветке липы, которая все еще раскачивалась прямо над его головой – мальчишка свалился с дерева. Видно и руку при этом повредил. Да и на щеке кровоточила свежая царапина, а губа казалась треснутой. Штаны и футболку почти полностью покрывали всевозможные пятна, а на колене зияла приличная дыра.
Завидев их паренек испуганно сжался, но выставил вперед поцарапанный подбородок. Против воли Саша улыбнулась.
– Привет, ты кто? – спросила она, присев на корточки рядом с мальчуганом.
– Никто, – хмуро отрезал тот в ответ и попытался отползти.
– С дерева упал? – не обратив внимания на воинственность мальчишки, поинтересовалась Саша и протянула руку, хватив его за локоть.
Аккуратно, просто чтобы он не полз. Да и убедиться, что ничего серьезного не случилось.
– А если так, что? – прищурив глаза, все тем же враждебным голосом проворчал мальчик. – Накажите? Или папке пожалуетесь?
– Не накажу, – Саша с улыбкой покачала головой. – Хочу посмотреть, что с рукой у тебя, да и ссадину обработать надо бы, да, Юль? – она повернулась к подруге.
Та с такой же улыбкой кивнула и, подойдя, присела рядом с ними.
– Ты зачем на дерево в такую рань полез, разбойник? – спросила Юля у мальчишки. – Чего тебе не спится?
– А я ранняя пташка, – гордо подняв голову и поджав губы так, словно ему было как минимум лет тридцать, пацан попытался хмыкнуть. Словно заигрывал с Юлей.
Это смотрелось настолько комично, что подруги рассмеялись.
– Ранний, это точно, а вот на пташку – не похож, раз свалился, – заметила Саша, осторожно ощупывая кость.
Ей не понравилось как мальчик скривился, хоть и старался не подать виду, закусывая разбитую губу. Но дернулся. Как бы перелома не было.
