Текст книги "Агнесса среди волков"
Автор книги: Ольга Арнольд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Это ты сама перевела?
– Нет.
– Почему ты мне это прочла?
– Не знаю, почему-то захотелось.
Виолетта слегка покраснела и закусила губу. Если она обиделась, то так ей и надо. Нечего совать свой нос в то, что ее не касается.
– Наверное, несчастливое замужество во все времена одинаково тягостно для женщины, как ты думаешь, Агнесса? Ведь ты тоже была замужем.
– Сейчас можно развестись.
– Ты думаешь, это всегда возможно?
– А разве нет? Конечно, если женщину держат в браке дети, или квартира, или, например, деньги – ну если она боится, что в одиночестве пропадет в этом чертовом рынке…
– Тебе не приходило в голову, что могут быть и другие причины? Что и сейчас женщина может быть рабыней – если она сделает хоть шаг в сторону, то ее просто убьют?
В первый раз Виолетта говорила на эту тему, будучи совершенно трезвой. Мне стало интересно, но в этот момент раздался телефонный звонок, и я поспешила снять трубку. Телефон молчал. Я сказала:
– Ошибка, – и положила трубку на рычаг.
– А ты ждала, что тебе позвонит твой трубадур?
– Трувер, – поправила я. – Я не средневековая женщина и не могла бы жить с одним, а любить другого. Мне нужен возлюбленный и любовник в одном лице.
– И чтобы он слагал в твою честь стихи?
– Ну вот это совсем необязательно.
– Понимаю, тебя бы больше устроило, если бы он появлялся чаще, чем в Москве проводятся рыцарские турниры?
Она ударила не в бровь, а в глаз. Пока я собиралась с силами для ответа, она продолжала:
– Мне очень хочется понять тебя, но это трудно. Я все время за тобой наблюдаю. Кажется, что ты живешь в двух разных мирах: один из них – настоящий, реальный, и ты к нему прекрасно приспособлена. Ты чувствуешь себя в этом мире как рыба в воде: но иногда – это действительно бывает редко – ты отключаешься, уходишь в себя, и тогда кажется, что ты просто присутствуешь физически, здесь твое тело, но тебя нет. Это выглядит так, как будто ты только наблюдаешь за всеми нами со стороны, но не участвуешь в этой жизни. Ты уходишь куда-то далеко, в свой собственный мир. Может быть, в тот мир, где ты – Прекрасная дама, а вокруг тебя рыцари, твои трубадуры и… как их… труверы?
Я была поражена. Мне казалось всегда, что я изумительно приспособлена к реальности. Я никогда не жалела, что я родилась в двадцатом веке. Меня бесконечно раздражают старые девы, называющие себя «тургеневскими девушками» и вздыхающие о том, что не вовремя появились на свет. Я не одну такую экзальтированную девицу вывела из себя, предположив, что в тургеневские времена она могла бы оказаться крепостной у матери ее любимого писателя, которая, как известно, из всех методов обращения со своими рабами предпочитала розги. Я рациональна, я спортивна, я не могу представить своей жизни без компьютера – и тем не менее в Виолеттиных словах что-то было… Иногда полезно взглянуть на себя со стороны глазами умного человека. Она разглядела во мне внутреннюю неудовлетворенность, которую я сама от себя тщательно скрывала. Да, мне чего-то не хватает. Чего? Может быть, игры? Как, одетая в красивое длинное платье, я любила собирать у себя друзей и поклонников, оправившись после развода! Правда, воображала я себя не Прекрасной дамой, а хозяйкой великосветского салона. Нет, все пустое! Любви мне не хватает, вот чего! После Марка не было человека, которого я бы действительно любила и совершала бы ради него глупости и который любил бы меня. Были романы, были увлечения, но настоящего – не было. Взять, например, Петю – разве это можно назвать серьезным чувством? До поры до времени мне с ним было просто удобно… Никакая куртуазная поэзия, никакая самая интересная работа мне любви не заменит. Хотя, когда мы разводились с Марком, мне казалось, что только в одиночестве я смогу по-настоящему расправить крылышки.
Пока все эти мысли пробегали у меня в голове, мы обе молчали. Виолетта глядела на меня в упор. Наконец я пришла в себя и разозлилась: о чем я думаю в свои тридцать четыре? Настоящей любви ей, видите ли, захотелось! Вслух я произнесла:
– Может быть, в чем-то ты и права, Виолетта. Но мне кажется, что мы, женщины двадцатого столетия, не годимся в Прекрасные дамы. Уж больно мы расчетливы. Хотя… Ведь все эти идеальные и благородные возлюбленные поэтов были женами богатых, владетельных сеньоров, ну а платонические их поклонники могли быть и без гроша в кармане.
– И они не претендовали на богатство мужей своих Прекрасных дам, – с горечью добавила Виолетта: видно, это было выстраданное. – Насколько я знаю, в те времена жиголо еще не были распространены.
– Зато нелюбимые мужья были очень ревнивы, и часто романы их жен кончались трагически и для женщины, и для воспевающего ее трубадура.
– Знаешь, Агнесса, тогда речь шла о любви и ненависти: убивали жену за измену, а не за то, что она знает номера счетов мужа в швейцарском банке.
– О чем ты? – Но я не успела закончить фразу: вновь зазвонил телефон. В трубке раздавалось какое-то сопение, явно мужское, но снова никто не произнес ни слова. Я опустила трубку и устало сказала: – Опять то же самое. Пока молчат, скоро начнутся угрозы, потом будут нападать хулиганы…
Виолетта явно встревожилась. Последующие ее слова меня очень удивили:
– Ты думаешь, это те же люди? Но я уверена, что они охотятся не за тобой, а за мной! Мы с тобой примерно одного роста, в одном стиле одеваемся, издали нас нетрудно спутать. Разве сложно было проследить, куда Витя меня сегодня повез? Зачем тебе угрожать, непонятно, кому ты мешаешь? Я – другое дело. Я слишком много знаю. Знаю, например, что происходит с моим мужем, когда он в постели с женщиной. Или, вернее, чего не происходит. Знаю кое-что о его делах, куда больше, чем ему хотелось бы. Отпустить меня он не может – я слишком много знаю. Жить вместе… Ты видишь, что это за жизнь, в какую тоску она меня вгоняет. Но все равно я хочу жить! Ему не удастся со мной разделаться! – Глаза ее вновь запылали фанатичным блеском; я не могла понять, чего в выражении ее лица, в словах, в интонации было больше – страха или ненависти.
Я попыталась ее успокоить, предложила попить чаю, но она вдруг заторопилась, накинула на себя пальто и выскочила на балкон с громким криком:
– Витя! Витя! Поднимайся!
Но потом она сообразила, что охранник ее не слышит, и вызвала его по телефону. Вскоре раздался звонок в дверь, и Виолетта, посмотрев в глазок и убедившись, что это действительно Витя, открыла дверь и поспешила прочь. Напоследок она мне сказала:
– Проверь за мной все запоры и будь осторожна. – И исчезла, оставив меня в смятении чувств.
ИГРЫ В МАФИЮ
Ночью около трех меня разбудил почти непрерывный зуммер. С трудом проснувшись, я наконец сообразила, что это межгород. Действительно, это оказалась мама – как всегда, она не смогла подсчитать, какой час сейчас в Москве, и радостным голосом поинтересовалась, утро у нас или вечер. Но когда я ей сообщила, что на московском меридиане сейчас ночь, она не расстроилась, а продолжала щебетать. Оказывается, она нашла замечательный автомат, из которого смогла дозвониться до меня бесплатно. Мама была в прекрасном настроении – минут сорок рассказывала о своем житье-бытье; в данный момент она находилась не в Цинциннати, а на Великих озерах – поехала проветриться с «друзьями Ньютона», как она сказала. Она в подробностях принялась рассказывать мне, как чудесно там осенью, в каком прекрасном мотеле они остановились возле озера Эри, что завтра они снова отправятся в путь… Меня заинтересовало, кто же сопровождал ее в поездке, но она предпочла выражаться туманно, единственное, что я уловила, что спутников было трое: супружеская пара из университета и профессор по имени Годфри. Почему с ними не поехали родители Юрия, я так и не поняла, скорее всего поездка была затеяна ради мамы и этого самого Годфри. Милая мама, она не стареет – дай Бог ей счастья! И выглядит она сейчас ничуть не хуже меня… Во всяком случае, декольте у ее платьев не скромнее моих, и мужчины до сих пор не сводят с нее глаз – когда она этого хочет.
Я не стала посвящать маму в детали своей жизни и работы, просто порадовалась за нее. Так приятно было услышать ее голос и узнать, что у нее все хорошо! Нельзя сказать, чтобы мы с мамой сильно ссорились, когда жили вместе, но наши отношения существенно улучшились с того момента, как я уехала из родительского дома. А теперь, когда она на другом конце света, я, как ни странно, даже без нее скучаю. Поистине, родительская любовь и забота хороши на расстоянии!
Я долго не могла заснуть после разговора; закрывая глаза, я почему-то видела перед собой маму не на берегу озера, а на фоне географической карты Северной Америки и изрезанных очертаний Великих озер, как мы проходили в школе. Интересно, кто же такой этот Годфри? С мыслями о маме я и уснула.
Встала я поздно, но это не имело никакого значения – мы должны были встретиться с Виолеттой во второй половине дня в «Компике», чтобы оттуда ехать к очередному экстрасенсу. День был солнечный и ясный, и я с удовольствием прошлась пешком, просто не верилось, что в такую погоду на меня могут напасть какие-то бандиты, да и в само существование их, откровенно говоря, не верилось.
Когда я вошла в знакомый особняк на Ордынке, сразу поняла, что что-то не так. Всюду бегали люди, сновали озабоченные охранники, незнакомый мне мужчина в сдвинутом на сторону галстуке орал на вахтера. Было уже полшестого: я поднялась в наши помещения, где в кабинете Юрия обнаружила сотрудников «Компика» почти в полном составе; тут же сидел мрачный Аркадий.
– В чем дело? У кого сбежала жена? – спросила я уже с порога.
– У нас сбежала не жена, а целая фирма, причем со всеми потрохами, – с усмешкой ответил мне Женя.
Дальше они говорили все сразу, перебивая друг друга, но я довольно быстро поняла, что речь шла о фирме, которая арендовала помещения на первом этаже. АО «Пересвет» уже три месяца не платило за аренду, и его генеральный директор клятвенно обещал внести деньги как раз сегодня, но именно сегодня с утра выяснилось, что от «Пересвета» не осталось даже следа. Оказывается, вчера вечером, после того как все сотрудники «Компика» и других фирм ушли домой, приехали дюжие молодцы, сунули охранникам некую бумагу, разрешающую вынос тридцати предметов, и вынесли из трех комнат фирмы практически все – не только ящики с товарами, но и всю мебель, которая сдавалась вместе с помещениями. Директор объединения «Финист», ведущего с «Компиком» жестокую войну за помещения особняка, был вне себя от ярости.
С арендой дело было очень неясное. Вначале и «Компик», и «Финист», и ряд других фирм – тогда еще они назывались кооперативами – снимали помещения у стремительно нищавшего НИИ. Потом институт переехал, и аренду продолжали платить муниципалитету; нет, в то время это еще был райисполком. Потом вмешался Моссовет, арендную плату подняли, кого-то выгнали, но и «Финист», и «Компик» умудрились задержаться на Ордынке. Но у директора «Финиста» оказались связи в мэрии, и постепенно всех старожилов выселили, главным арендатором оказался «Финист»; директор объединения, некий господин Поливанов (тот самый взбешенный мужчина в сбившемся на сторону галстуке) теперь сам распоряжался помещениями – всеми, кроме тех, где издавна поселился «Компик»; Юрий продолжал платить за аренду муниципалитету и надеялся с помощью Божьей и юридической отвоевать весь второй этаж.
Так вот, этот господин Поливанов был далеко не дурак и закрыл на свой замок ту комнату, которую «Пересвет» использовал как склад; тогда мошенники подсунули ему на подпись бумагу о вывозе трех ящиков со скоропортящимися продуктами, а потом дописали лишний нолик. Итак, когда сегодня утром охранники подняли тревогу, то в занимаемых «Пересветом» комнатах не оставалось ничего, кроме забытой десятилитровой канистры с чистым спиртом; конечно, в целости она долго не останется.
Ни Женю, ни Юру это совсем не расстроило, даже наоборот, как не порадоваться неприятностям конкурента? Зато Аркадий Шипелов, который пришел в «Пересвет» по своим делам и наткнулся на совершеннейшую пустоту, был мрачнее тучи. Как он сказал нам, «Пересвет» исчез не только с казенной мебелью, но и с его личными деньгами, правда, сумму он не назвал. Внизу его встретила Мила и привела к нам наверх отпаивать кофе.
Как оказалось, в тот день нас ждал не только кофе – у одного из наших компьютерных богов, Миши, был день рождения, и по этому случаю уже был накрыт стол. До сих пор в «Компике» начальство и подчиненные по праздникам собирались вместе: как психолог, я считала, что это неправильно – очень трудно жестко спрашивать с сотрудника, с которым ты вчера вместе пил, но как человек компанейский, наслаждалась этими чае-, кофе– и прочими питиями.
Тут появились супруги Аргамаковы, и Виолетта сообщила мне, что наш визит к экстрасенсу переносится на вечер, на девять часов. Был конец рабочего дня, и Аргамаковых тоже усадили за общий стол, причем Николай Ильич некоторое время сопротивлялся, Виолетта же согласилась сразу и с удовольствием. Она о чем-то пошепталась с Витей, и он исчез, вернувшись через двадцать минут с двумя бутылками шампанского и тортом «Птичье молоко».
За столом сидели все наши компьютерщики, Мила, Светлана, милейшая девушка с длинной светлой косой, студентка, приходившая к нам убираться, начальство в лице моего брата и Жени и Аргамаковы: Витя скромно устроился в уголке, несмотря на все наши уговоры. Был еще один гость – друг именинника Стас, социолог, приятный парень с немного отсутствующим взглядом, выделявшийся на фоне наших сотрудников своей элегантностью. Расстроенного Аркадия тоже усадили за стол: я заметила, что он постарался сесть от меня подальше – видно, свежая рана никак не заживала.
Застольная беседа, естественно, вертелась вокруг сегодняшнего происшествия, и постепенно разговор перешел на все крупные аферы, случившиеся в последнее время. Очень скоро мы уже говорили о мафии и о том, как трудно в этой среде выжить честному предпринимателю. Нашлись среди нас и сторонники жесткой руки, считавшие, что бандитов надо отстреливать. Тут слово взял Стас.
– Вот вы, Александр, – обратился он к одному из сотрудников, неплохому программисту, но при этом откровенному поклоннику Сталина, – считаете, что с мафией надо разбираться на месте. Я предлагаю вам сыграть в «мафию», и тогда многие из вас на собственном опыте узнают, что это такое.
Все оживились: оказывается, только я из всех присутствующих была знакома с этой игрой. Впрочем, это было неудивительно – многие психологи используют в работе с людьми специальные игры, а я так просто страстная их сторонница. Но эти игры – не просто развлечение, в них часто выявляются те особенности личности, которые человек обычно старается не афишировать; у меня появилась идея, которую мне захотелось проверить.
Принесли чью-то шапку, нарезали бумажки, часть из которых Стас пометил, потом каждый листочек он скрутил и предложил каждому из присутствующих вытянуть по одному и не разворачивать его, пока он не объяснит условия игры.
– За столом нас двенадцать человек, – начал он. – Из них двое – мафиози, один – страж порядка, капитан Копейкин, все остальные – честные люди. Задача честных людей – по каким-то признакам сообща выявлять бандитов и отстреливать их по одному. Решение принимается открытым голосованием большинством голосов. Только мафиози знают друг друга и во мраке ночи расправляются с честными людьми; они особенно стараются избавиться от своего злейшего врага, капитана Копейкина. Впрочем, давайте начинать, в ходе игры вы быстрее усвоите ее правила. Разверните свои бумажки и прочитайте, кто вы. Все успели? А теперь четыре часа дня, и при дневном свете честные люди – а все мы априори честные – пытаются вычислить первого подозреваемого.
Поднялся базар, как всегда, когда в эту игру играют впервые, и присутствующие так и не смогли ни до чего договориться. Более того, Саша даже предложил первым отстрелить самого Стаса, и тот не выдержал:
– Я – ведущий, и если вы меня сейчас отстрелите, игры не будет. Ведущий стоит над схваткой Что ж, придется нам начать с ночи. Вечер, все укладываются спать и закрывают глаза. Только просьба к честным людям – ведите себя честно и не подглядывайте! А теперь полночь, бандиты просыпаются и выходят на свой черный промысел. Мафиози, открывайте глаза и сговаривайтесь, кого вы убиваете, только тихо.
Я открыла глаза и встретилась взглядом с улыбающимся Женей. Стас тоже улыбнулся – когда он увидел бандитов, то, так же как и я, понял, что мафия бессмертна, во всяком случае, на этот раз. Я обвела взглядом присутствующих и остановила свой взор на Миле, потом быстро перевела глаза на Женю; усмехаясь, он согласно кивнул. Насколько я слышала, они в тот день крупно повздорили – у Милы в памяти ее рабочего компьютера пропал важный файл. Оба мы одновременно ткнули в нее пальцем, и Стас тут же продолжил:
– Час ночи. Мафия уходит с охоты в свои норы. (Мы с Женей послушно закрыли глаза.) Четыре часа ночи. На вахту выходит честный страж порядка капитан Копейкин… А теперь настало утро, и все просыпаются. Я с прискорбием должен сообщить, что от рук бандитов этой ночью погиб честный человек Мила, а от рук капитана Копейкина – также честный человек Юра. Что ж, решайте, кто из вас наиболее подозрителен и от кого следует избавиться в первую очередь.
Снова началось шумное обсуждение, причем наиболее громко звучали голоса Саши и успевшего хорошо нагрузиться именинника. Миша считал, что главный мафиози – Аргамаков, потому что все банкиры – бандиты. Тут вступила Виолетта:
– Правильно, такой богатый человек, как мой муж, должен ходить по трупам! – В голосе ее звучало нескрываемое злорадство.
Николай Ильич смутился и, по-видимому, обиделся на жену. После этого он почти все время молчал и ни разу не высказался за смертную казнь.
Мы с Женей вступились за Аргамакова и поспешили перевести внимание присутствовавших на другую кандидатуру. Конечно, мы бы с удовольствием избавились от Саши, но Миша вел себя более шумно, и общественное мнение путем открытого голосования приговорило его к смертной казни.
Когда наступила ночь, мы с Женей, естественно, отстрелили чересчур бойкого Сашу. По иронии судьбы именно он и оказался капитаном Копейкиным.
Далее сообщество праведных граждан отстрелило Аркадия – все понятно, он чужой. Постепенно ряды честных граждан таяли, и они начали нервничать. Мы с Женей вели себя очень мирно, единственный человек, который мог бы всерьез заподозрить меня в связях с мафией, – Мила была вовремя выключена из игры, а загробными голосами по условиям обладали только те, кто был выбит последним и соответственно не имел представления о том, кто же является бандитом. Постепенно нас осталось четверо – мы с Женей, Света, которую даже самый отъявленный кэгэбэшник не смог бы заподозрить ни в чем предосудительном, и еще один парень. Так как Света принципиально не могла голосовать за смертную казнь, даже в шутку, то мафиози праздновали победу.
Результаты борьбы с мафией ошарашили всех, кроме нас со Стасом. Все совершенно естественно – сначала отстреливают самых активных и шумных (Миша и Саша), потом чужих (Аркадий и Николай Ильич), а заодно и лично неприятных (я не могу хорошо относиться к Миле из-за брата, а Саша в тот день крупно поругался с начальством в лице Юры). Но меня больше всего интересовали те нюансы отношений, которые выявляются в ходе игры незаметно для ее участников.
У меня в голове все время звучали слова Виолетты: «Ему не удастся со мной разделаться!» Но в игре именно она предложила своего мужа в качестве очередной жертвы, он же ее имя не называл ни разу и даже пытался ее защищать. Кстати, как бы Аркадий ни был на меня обижен, но тем не менее бросился на мою защиту, будучи уже убитым, так что ему пришлось напоминать, что он лишен права голоса. Я убеждена, что даже понарошку невозможно желать смерти тому, кто тебе близок; так, в этой компании никакие силы не заставили бы меня поднять руку на брата. Убийство в игре – это все равно убийство, хотя и в символической форме, в отношении таких вещей у нас срабатывает система древних архетипов – на уровне подсознания это все равно что действительно хотеть смерти ближнего, то есть строго запрещено, табу. Нет, я не верила, что Николай Ильич может желать зла Виолетте; зато ее отношение к нелюбимому мужу тут проявилось в полной мере. Не за ней охотились настоящие бандиты – это все ее фантазии, – они гонялись за мной!
За разговорами и игрой незаметно пролетело время, и нам пора было поторапливаться. Через полчаса мы уже были на месте, опоздав только на пятнадцать минут – более чем простительное опоздание для красивой и богатой женщины.
Очередного экстрасенса звали Владимир Петрович. Он произвел на меня странное впечатление. Это был мужчина неопределенного возраста – ему можно было дать и сорок, и пятьдесят пять – со спутанной шапкой темных с проседью волос, сквозь которые на макушке просвечивала лысинка, в клочковатой его бороде застряли хлебные крошки. Мятый его костюм явно нуждался если не в химчистке, то хотя бы в платяной щетке. Но каким бы странным он ни был, красота Виолетты поразила и его. Он усадил ее в глубокое колченогое кресло и тут же начал обаять. Речь его была какой-то разорванной, говорил он рублеными фразами, мало связанными друг с другом по смыслу, и уследить за ходом его мысли было непросто, тем более что его мысли витали где-то в заоблачных далях. И это вовсе не метафора – он сообщил нам, что является носителем космической энергии, что прекрасно знает прошлое, но еще лучше предсказывает будущее. Оказывается, он являлся обладателем 119 патентов на изобретения в совершенно разных областях – от скафандра для прогулок по Марсу до гениального способа поддержания мужской потенции. От эрекции он как-то сразу перешел к своему методу ясновидения и стал объяснять нам, каким образом может предугадывать то, что еще только должно произойти. Для этого он пользуется всего-навсего одним выводом из теории относительности Эйнштейна. Тут он схватил лист бумаги и карандаш и стал наглядно показывать нам, как это делает.
– Вот это событие, которое происходит с вами в будущем. – Он нарисовал какую-то загогулину на поверхности круга, который должен был изображать собой земной шар. – Вот тут нахожусь я, приемник телепатической энергии. – На листе бумаги появился примитивный человечек, каким его рисуют дети. – Это событие вас сильно взволнует, и от вас будет исходить особая биологическая энергетика. Это тот же эффект Кирлианов, но в десятки раз сильнее… Если воспользоваться выводом из теории относительности – эти биологические лучи распространяются со скоростью, равной корень квадратный из мс два с отрицательным знаком, – то исходящие от вас лучи обогнут земной шар и придут ко мне раньше, чем это произойдет в вашем времени. Таким образом, я увижу образ того, что еще только должно случиться…
Виолетта улыбалась: ей явно нравился этот чудик с его околонаучной терминологией. Я же для себя поставила диагноз, как много раз делал на моих глазах Рафаил: разорванность мышления, бред изобретательства, идеи переоценки собственной ценности… Словом, шизофрения, как и было сказано.
Впрочем, может быть, я слишком сурова? В конце концов, я же ничего не понимаю в теории относительности! Я сужу только с позиции здравого смысла, но что такое здравый смысл в нашем уникальном государстве?
Владимир Петрович между тем никак не мог остановиться. Он неправильно истолковал улыбку Виолетты и решил, что она сомневается в его способностях, а потому попросил ее подняться, развернул кресло боком к столу и снова ее усадил: после этого он попросил ее положить руку на стол и подсунул под ее ладонь все тот же исчерканный листок бумаги.
– Внимательно смотрите на свою руку, – приказал он, надувая щеки. – Увидите, что сейчас произойдет.
И он стал пыжиться, что-то нечленораздельно бормотать и производить над безвольно лежащей на столе рукой какие-то пассы; через несколько минут он взялся за листок и безо всякого сопротивления вытащил его из-под Виолеттиной ладони, ее рука свободно парила в воздухе в каком-то миллиметре над поверхностью стола.
Виолетта пришла в восторг как малое дитя: я понимала, отчего она так бурно радуется, – наконец-то ей показали чудо, хоть один из так называемых экстрасенсов оказался не шарлатаном!
– А теперь перейдем к делу, – сказал Владимир Петрович. – Вы принесли фотографии, как я просил?
К моему удивлению, у Виолетты в сумочке действительно оказались фотографии. Она разложила их веером на столе. Да, эта женщина никогда не была гадким утенком! Очаровательная девчушка в воздушном платье; очаровательная школьница с бантом в косе; очаровательная девушка в мини-юбке. Потом пошли свадебные фотографии – Виолетта в широкополой кружевной шляпе и полупрозрачном наряде асимметричного кроя, а где-то на втором плане за ней – Николай Ильич. Еще одна фотография: сосредоточенный Николай Ильич с дипломатом и Виолетта в темном платье, выходящая из «мерседеса». Маленькая карточка Аргамакова – явно для загранпаспорта: на ней он выглядел намного моложе, чем сейчас.
– К сожалению, у меня с собой очень мало фотографий, если бы я заранее знала, что они нужны, я захватила бы их из Горького, – извиняющимся тоном произнесла Виолетта.
Но Владимир Петрович ее не слушал. Он брал фотографии по одной и тщательно в них вглядывался, даже обнюхивал их; при этом его губы непрестанно двигались, и слышалось неясное бормотание:
– Какая аура… От этой фотографии пахнет несчастьем… Муж у вас такой замкнутый, у него очень сильное биополе… Его биополе вас подавляет. Понятно, почему вы такая невезучая. Чтобы наладить ваши взаимоотношения, надо заниматься психокоррекцией – надо скорректировать его биополе и привести в соответствие с вашим…
– Неужели ребенок Виолетты умер оттого, что у ее мужа не такая аура? – Я была слишком резка, он этого не заслуживал; я готова была прикусить себе язык, но было уже слишком поздно.
Экстрасенс обиделся и обрушился на меня:
– Да что вы в этом понимаете? Да, именно оттого, что у родителей не совпадают биополя, их ребенок оказался нежизнеспособным! Это на языке малообразованных целителей называется порчей, но это реальный факт! Моя клиентка не сможет жить со своим мужем, пока мы не исправим его ауру – или не снимем порчу, что одно и то же! Вы мне не верите? Так я вам скажу точную дату – ребенок умер 21 ноября 1991 года!
Виолетта молча открыла и закрыла рот; если бы Владимир Петрович на этом остановился, он остался бы в ее глазах настоящим магом и волшебником. Но, к несчастью, он уже завелся, и дальше его просто понесло:
– Вы думаете, что я шарлатан? Вы хотите меня унизить и растоптать? Но это я вас могу растоптать! Я все знаю о вас! Знаю, что вас предал человек, которого вы считаете самым своим надежным другом, а вы об этом и не подозреваете! Знаю, что у вас у самой тяжелая аура! Это именно из-за вас умер ваш отец совсем молодым, а теперь вашей матери грозит рак, если вы ничего в себе не измените! И если вы извинитесь передо мной, то, может быть, я соглашусь исправить ваше биополе – за десять сеансов.
– Боюсь, что моя аура не дойдет до моей мамы – она очень далеко.
– Не так далеко, чтобы я это не увидел. – Он уставился на меня своими немигающими блестящими глазами. – Я сейчас скажу вам, где она. – Он продолжал сверлить меня взглядом и, помолчав, добавил: – Ваша мать в данный момент находится в Цинциннати, штат Огайо, Соединенные Штаты Америки! – В голосе его звучало торжество.
Виолетта смотрела на него как зачарованная, у меня же внутри все похолодело. Еще мгновение назад какая-то часть моей души готова была ему поверить, хотя рациональный разум уже приводил доводы в пользу того, что не так трудно было ему получить кое-какую информацию обо мне и Виолетте. Теперь же я не сомневалась – кто-то снабдил его нужными сведениями, и он мне угрожал. Что это – тоже часть заговора против меня? Но кто бы ни был его информатором, он не мог знать того, что в Москве не было известно никому, кроме меня: моя мама уехала из Цинциннати. Она сейчас путешествует по Великим озерам.
Собственно говоря, я собиралась сегодня рассказать о мамином звонке Юре, но из-за праздничного застолья забыла. Кто же мог дать этому полусумасшедшему экстрасенсу подлинные сведения одновременно обо мне и о Виолетте? Скорее всего кто-то из «Компика». Но кто именно? Очевидно, именно тот человек, который как-то связан с моими преследователями. Кстати, то, что бросил мне в лицо разъяренный Владимир Петрович – а он говорил о близком мне мужчине, который меня предал, – по смыслу совпадало со словами старой цыганки.
Вслух же я произнесла:
– Вы ошибаетесь, и притом ошибаетесь злонамеренно. – Повернувшись к Виолетте, потянула ее за руку и сказала: – Пойдем.
Виолетта сначала было заартачилась, но, посмотрев мне в лицо, встала и пошла за мной. Видно, в тоне моего голоса и в выражении лица было нечто такое, что заставило ее забыть о своей привычке командовать, впервые на моей памяти она подчинилась без звука.
Мы молча спустились по лестнице, и когда уже вышли из подъезда, она спросила меня:
– В чем дело, Агнесса?
– Этот человек – шарлатан и к тому же сумасшедший. – И я рассказала ей о поездке мамы.
– Но все остальное, что он говорил про меня, – правда.
– Обо всем этом мог знать только тот, кто знаком и с тобой, и со мной. Скорее всего кто-то из сотрудников моего двоюродного брата. Кто дал тебе координаты этого Владимира Петровича?
– Хоть ты и имеешь право, Виолетта, считать меня непроходимой дурой, но с того момента, как мы закрыли за собой дверь, я пытаюсь это вспомнить и никак не могу. Я помню, как-то у вас в офисе был общий разговор, и на следующий день мне дали два адреса… Один из них принес Миша – он сказал, что этого экстрасенса посещала его тетка. А второй мне дал кто-то из девочек – то ли Мила, то ли Света… Скорее Света. И при этом сказала, что этот телефон мне оставил кто-то из сотрудников. Дело в том, что я переписала данные в свою записную книжку, а листочки выбросила.
Значит, это мог быть кто угодно… Мы стояли рядом с «опелем», Витя вышел из машины и курил. Мною овладели дурные предчувствия, я пыталась улыбаться, но чувствовала, что у Виолетты тоже портится настроение. В голосе у нее появились столь знакомые мне истеричные, визгливые нотки. Если бы я не была в тот момент занята своими мрачными мыслями, то это должно было бы меня насторожить.
– Хорошо, я понимаю, что он все о нас заранее разузнал. Но моя рука? Она ведь действительно поднималась! Как ты это объяснишь, Агнесса?
