Текст книги "Я Не игрушка для тебя (СИ)"

Автор книги: Ольга Рог

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

69. Щенок. Глава от Матвея

МаргаРита.

– Ааа! – взвизгнула, почувствовав, как что-то холодное и мокрое юлозит по ноге.

Запрыгнула с ногами на кресло и посмотрела на пол. Щенок золотистого окраса трясся от страха и скулил. Небольшая лужица растеклась по паркету.

– Вижу, вы познакомились, – довольный голос мужа.

Мы, с щенком, повернулись к Савелию.

– Помнишь, ты обещала детей и собак, – показывает на маленький ушастый комок. – Ну, вы тут знакомьтесь, я пошел работать.

Похож на спаниеля. Висящие ушки, подрагивали, когда щенок озирался по сторонам. Подошла и взяла его на руки. Мальчик. Погладила, чтобы не боялся. В ответ ушастый, лизнул мою руку. Ну. с, пойдем искать тряпку!

Покормив щенка, пошла в кабинет к Савве.

– Как назовем? – спрашиваю, когда он поднял на меня глаза, оторвавшись от компьютера.

– Предлагай! – улыбается.

Подняла на руках милаху, всматриваясь. Малыш снова описался. Теперь и в кабинете Савелия будет запах.

– Дирти?

– Пакостник! – верно обозначил перевод с английского муж.

МАТВЕЙ.

У вас было чувство всепоглощающей ненависти? Такое, что шевелилось внутри и хотело, как чужой, разорвать грудную клетку, вырваться и уничтожить виновника своих страданий. Эта дрянь снилась мне каждую ночь! Манила и снова исчезала. Я терпел боль и унижения командира, который считал нас дерьмом на палочке. Каждый раз, когда его берц встречался с моими ребрами, я вспоминал ее. Кадый раз стуча зубами от холода в карцере – я вспоминал ее. Я жрал безвкусную кашу, чтобы еще раз ее увидеть. В этом аду я из-за нее! Ненависть моя множилась…

Когда узнал от ее подружки, что сестрица вышла замуж и вся аж светится от счастья… меня поглотила ярость. Ярость топила мой мозг, плавила мои нервы. К ненависти было подмешано еще одно чувство: жуткая ревность, что этой голубоглазой касается мужчина. От одной только мысли, тошнота подступала к горлу. Шлюха! Маленькая сучка позволила себя трахнуть.

Случай для побега выдался подходящий. С очередной проверкой должен был нагрянуть генерал и нас отправили за территорию, вырубать заросли. Мобилу я всегда надежно прятал, соорудив потайной карман в гимнастерке.

– Пойду отлить, – сказал сослуживцу рядом и спокойно пошел к лесу.

Нашел свой тайник, в который еще вчера положил украденное у прапора оружие и заныканные из столовой куски хлеба. Рванул в сторону трассы. Не чувствовал усталости, пробежав километров пять. Злость гнала меня дальше. Из под земли достану эту дрянь! Сейчас только ради этого дышу.

Добравшись на попутках с дальнобоями, я успел заработать, подменяя водилу, пока тот мог выспаться и отдохнуть. Разгружал машины, бортовал колеса… хватался за все, что могло принести мне деньги. Спал, ел на автомате. Я понимал, что меня ждут. Мужик, присвоивший Ритку – не простой обыватель. Он тот, кто сам натянет, кого хочешь. Но мне плевать! Была бы цель! Даже если я сдохну, увидев боль в ее глазах – все не зря.

70. Встреча с Матвеем

Определенно день – говно. Тошнит с самого утра. Щенуль еще заминировал вход и я вляпалась у самого порога в какашки. Савелию было смешно! А я блюю и убираю какашки… в разной последовательности. На улице глотаю кислород, будто меня в пакете держали. Муж выгружает у школы, целуя в щеку. Машу ему рукой и плетусь в этот муравейник, кладезь знаний.

Меня уже только ленивый не спросил: "где Шатрова?". Трубку не берет. В школе ее нет. Соберись, сопля! Штурмую очередной пробный тест. До стобальника мне далеко, но на восемьдесят могу вытянуть русский язык. Где эта Шатрова?! – мысли мечутся и я нервничаю еще больше.

На перемене покупаю в столовой стакан сока и булочку. На телефон приходит сообщение. Так и застыла, с плюшкой во рту.

"Сейчас ты выйдешь из школы и сядешь в мою машину. Попробуй дернуться или сообщить кому-то и твоя подружка умрет!"

Следом приходит фото растрепанной и зареванной Таньки, со скотчем от уха до уха. Не долго думая, пересылаю все Савелию. Пишу, что я выхожу из школы и сяду в машину.

Черный джип Матвея замечаю сразу. Он даже не скрывается особо. Каждый шаг отдается стуком в сердце. Нерешительность? Это не про меня. Матвей ведь не зверь, правда? Должно же быть в нем что-то человеческое? Еще я чувствовала вину перед ним. Это из-за меня он попал в армию. Косвенная, но вина есть.

– Телефон выбрось! Садись, – передо мной открывает двери изнутри. На Матвее толстовка с капюшоном и солнцезащитные очки. Не могу толком рассмотреть его лицо. Делаю, как он говорит: выбрасываю телефон и сажусь на переднее сидение, рядом с ним. Странно, что волнения почти никакого нет…

– Матвей! – тяну руку, чтобы дотронуться до его плеча.

– Грабли убрала! Переломаю нахрен! – цедит и авто срывается с места.

Кидаю взгляд на зеркало. В потоке машин должен быть хвост. Я никогда не бываю одна.

– Думаешь, твой муженек успеет спасти тебя? – хмыкает братец.

– Матвей, ты бы просто мог меня переехать машиной. Мог просто убить сразу. Что тебе нужно?

Королев молчит. Лишь видно, как он сжал руль и вены на руках вздулись.

– Моооть, я беременна. У меня будет малыш, – говорю тихо.

Матвей резко тормозит. Я едва успеваю выставить руки, чтобы не улететь в лобовое. Брат тяжело дышит. Снимает очки и поворачивается ко мне.

– Мне плевать на тебя и твоего ублюдка, поняла? – в серых глазах полыхает ненависть. Жуткая. Испепеляющая ненависть. Он едва сдерживает себя, чтобы не свернуть мне шею прямо сейчас.

– Прости меня, – я чувствую, как по щекам катятся слезы. – Прости за то, что позволила забрать тебя. Прости за то, что не помогла после. Мне говорили, что у тебя все хорошо.

– У меня все з@ебись, сестрица! А будет еще лучше, – кривая ухмылка делает его лицо безобразно отталкивающим.

71. Задержание

МАТВЕЙ.

Ягодный аромат, исходивший от нее, бил по рецеторам, добираясь до мозга. Лепечет что-то про "прости", а у меня крыша едет. Хочу прокусить ее белую кожу и попробовать кровь там или сироп малиновый. Ее подружка предлагала себя, ластилась, заглядывала в глаза. Но у меня не встало. Полгода воздержания, а я бабу не хочу – предел полный. Наорал на брюнетку и заклеил рот скотчем, чтобы не трещала под ухо. Фоткой выманил Ритку. Знал, что малахольная пойдет спасать подружку. Что ж ты, сучка, обо мне так не волновалась? Резало сознание, что я для нее ничего не значу. За подружкой побежала, а на меня забила… Злость скручивала кишки.

Все беды от баб! Сколько раз я представлял, как наказываю ее. Ставлю на колени. Чтобы тряслась от страха и жалобно скулила… а потом. Сам не знал, что потом. Больше боли в глазах потом. Чтобы умылась слезами. И что, в итоге? – кошусь на источник кружащего башку запаха. Страха в ней – ноль! Только, мать его, жалость ко мне. Нахера мне ее жалость?! Бесит, сука.

Беременна она! Приехали, блядь! И тут я понимаю, что ничего не могу. Не потому что она брюхатая. Все не то! Я потерял ее насовсем. Не моя она и никогда не была.

А вот и архангелы подъехали! Нас отцепляют от других машин почти вкруговую. Маски шоу! СОБРовцы выскакивают из автомобиля и направляют оружие на меня.

– Выйти из машины! Руки за голову!

Выдыхаю и открываю дверь со своей стороны.

– Не высовывайся, – кидаю Ритке.

Меня скручивают и кладут мордой на капот. Повернув голову вижу глаза полные ужаса. Я ведь хотел это увидеть! Получите, распишитесь.

– Это брат мой! – начинает орать Ритка и выскакивает из машины. – Брат мой! Не трогайте его!

Ритка пытается вцепиться в бойца, который меня держит. Ее пробуют оттащить. Блондинка продолжает орать, чтобы меня отпустили. Выкручивается ужом. Лупит кулачками. Двинула ногой собровцу в колено, тот от неожиданности отбросил ее от себя. Ритка падает на асфальт. Волосы разметались. До моих ушей доносится стон. Это последнее, что помню из фоновых звуков. В голове что-то щелкнуло. Я рычал и рвался к ней, раскидывая все на своем пути. Дотянулся. Сжал хрупкое тело и прижал к себе. Хлопок. Даже боли не почувствовал. Только дикий страх в ее глазах… за меня.

– Мелкая…, – выдыхаю ей в губы.

РИТА.

Матвей начинает заваливается, как-то глупо улыбаясь. Ужас током прошибает все тело.

– Нет, нет, нет, – шепчу, хватаясь за его голову.

Меня отрывают сильные руки, которые я узнаю не глядя. Не отвожу взгляда от Матвея. Серые глаза закрываются. Брат лежит на дороге. Его переворачивают, подхватывают за подмышки и волокут в сторону… Муж разворачивает и впечатывает в свою грудь.

– Помоги, спаси его! Пожалуйста, спаси его! – меня трясет. Хватаюсь за отворот пиджака и поднимаю глаза. Янтарь жгет. Слышу скрежет его зубов.

– Его увезут в больницу. Жить будет, – обещает Савелий. – Я с тобой поседею, честное слово! – утыкается носом в волосы.

Верю ему. Жмусь ближе. Савелий пытается оградить меня от приехавшего оперативника. Начинаю порыкивать, что готова дать показания…

– Так вы, девушки, утверждаете, что никакого похищения не было? – следователь снова завел волынку.

– Мы все объяснили в письменном виде, – устало талдычу одно и то же.

Шатрова согласно кивает и откровенно зевает, поглядывая на входную дверь. Мы все устали.

– Это была шутка, – вяло поддакивает Танька.

Как оказалось, Таньку Матвей сфотографировал и тут же выпнул восвояси. Шатрова, обидевшись на такое поведение "любови всей своей жизни", забилась дома, отревев все глаза. В это время, дом Королевых просто вывернули наизнанку в поисках "заложницы"…

Мой живот жалобно заурчал, требуя пищи.

– Вы морите голодом беременную женщину, – начинаю наезжать и опускаю руку на животик.

Танька открыла рот и снова захлопнула. Фыркнув: "Я опять узнаю в последнюю очередь".

– Здесь распишитесь, – подвигает нам протокол допроса, гражданин начальник.

Я прочитала сначала свой протокол, затем Танькин и кивнув ей, что можно заверить подписью, вернула следователю.

Злые, растрепанные и ужасно голодные, мы сели в машину, которую выслал за нами Савелий.

– Вези кормить! – даю указание водителю.

72. Рыбка моя

– Ты почему не хочешь на выпускной? – возмущается Танька. – Муж не пускает?

Я поморщилась. Дайте мне аттестат уже и я пойду отсюда. Трехмесячный животик еще не так был виден, но шевеление ребенка я уже ощущала. Вспомнила, как это было первый раз. Проснулась ночью, в туалет. Частые позывы – обычная вещь для беременных. На что это похоже? Во мне, будто рыбка завелась. Непередаваемое ощущение! Легкие касания… Начинаю тормошить Савелия.

– Что! Что случилось? – соскочил, как ошпаренный, готовый отразить любое нападение.

– Шевелится, – беру его руку и кладу на животик.

– Да? – хрипит и смотрит мне в глаза.

Малыш затих. Мы почти не дышали. Сквозь тонкую ткань ночнушки меня пробивало тепло от руки мужа. И маленькая рыбка снова зашевелилась. Удивление. Восторг читаю в его глазах. В душе расцветают цветы. Маленькая "рыбка" бьется в руку своего отца. Мы тянемся к друг другу в объятья. Где-то в груди тянет от переполняющих чувств. Я всхлипываю.

– Девочка моя, солнышко мое ясное, – гладит по спине.

Поглаживания становятся все настойчивее и разрастаются до нижних округлостей. Символ нежных чувств уже упирается мне в живот. Сама пищу и лезу навстречу…

– Ритааа! – возвращает к реальности голос Шатровой.

– А?! – сглатываю слюну, которая чуть не потекла от воспоминаний. И ворчу на подругу, чтобы отстала с выпускным.

После занятий, решаю поехать к Савелию, в офис, без предупреждения, сюрприз сделать. В лифте поправляю растрепавшиеся волосы. Услышав "дзинь" открываемой двери, шагнула на нужный этаж. На меня несется девица, размазывая слезы по щекам.

– Эй, ты чего? – офигеваю, когда она меня отталкивает, чтобы дотянуться до кнопки-вызова лифта.

– Обидел кто-то? – решаю выяснить причину этих слез, ведь бежала она из приемной Нестерова.

– Гад такой! – решила излить обиду заплаканная.

– Кто у нас гад? – уточняю.

– Нестеров, конечно! – фыркает мадама. – Я к нему со всей душой! – выпячивает грудь четвертого размера.

– А он не оценил душевные порывы? – сдерживаю улыбку.

– Говорит, что жена у него, любимая…, – машет руками. Ее явно не останавливает наличие жены.

– Глафира! – слышу ор своего ненаглядного и мы с "душевной" поворачиваем головы на звук. – Уволь, как ее там… эту, которая сейчас была!

– За что, Савелий Николаевич? – слышен вопрос секретаря.

– Нехрен, тут сиськами трясти! – слышна резолюция причины увольнения.

Ты ж моя лапа! – потянуло его увидеть. На скулящую дамочку уже не обращала внимания. Глафира увидев меня, набрала воздух в легкие. Я прижала указательный палец к губам: "молчи". Осторожно открываю двери и просачиваюсь внутрь. Савелий стоит "руки в брюки" и пялится в окно. Потом резко разворачивается. По лицу понимаю, что еще спиной почувствовал меня.

– Ты бы предупредила, малыш, – голос становится мягким и отдает вибрацией в мое сердце.

– Пойдем кушать, – опускаю руку на животик, что мы уже голодные.

– Что сегодня желаете? – оказывается рядом. Одной рукой приобнял за талию, а другую опустил на мою руку, на животе.

– Сладкого хотим и копченой колбаски, – захлебываюсь слюной.

У меня начались вкусовые бжики. Я могла котлету заедать шоколадкой и мне жутко хотелось пива. Пива хотелось так, что начинало трясти и кружило голову.

– Пей! – поставил тогда передо мной большой бокал пива Савелий.

Вопросительно смотрю на него.

– Безалкогольное, – кивает он на пенное.

Трясущимися руками обхватываю бокал и жадно пью. С чем сравнить эту жажду? Только с помешательством. Отбери у меня тогда это пиво – убила бы, честное слово. Но как только жажда была утолена – больше не хотелось, совсем.

73. Роды

САВЕЛИЙ.

Мой маленький бегемотик. Скоро рожать. Сидим, как на пороховой бочке. Ребенок – шустрый. На УЗИ пол не смогли рассмотреть… ни в первый, ни во второй раз. А потом и спрашивать не стали. Ждем "стесняшку", накупив детских вещей нейтрального цвета: бежевый, салатный.

Ждали-ждали, а как оно обычно бывает – неждан подкрался незаметно. Ритуля, мурлыча какую-то мелодию, перебирает вещи в шкафу. Я с ноутом, в обнимку, на кровати. Только слышу ее "ой", хватается за живот и начинает тяжело дышать.

– Сссавелий! – через стон, тянет ко мне руку.

К тому моменту, как у Риты начались настоящие схватки, процесс сборов в роддом, у нас обоих, был доведен до автоматизма. Потому, что уже несколько раз появлялись совсем не слабые «предвестники». И каждый раз ночью. Моя благоверная расталкивала меня именно в тот момент, когда мне снилось что-нибудь особенно интересное и, расширив глаза, трагическим шепотом сообщала: «Все! Рожаю!» И я, зевая и натыкаясь на стены, паковал тапочки, зубную щетку и сигареты. На кой ляд, сигареты? Да, чтоб были! Прогрели машину, доехали до частной клиники, разбудили всех, кого только можно… Ну и что? Схватки утихли, раскрытия никакого, и я, тихо скрежеща зубами, везу бодрую, повеселевшую Нестерову обратно домой.

И вот она, в очередной раз, начинает «рожать», я на автомате доставляю ее по месту назначения, мысленно готовясь везти назад.

«Раскрытие три пальца, воды только что отошли. Сейчас подойдет ваша врач-акушер» – сообщает медсестра.

Захожу в палату, Ритуля бледная, губы трясутся. Я сам, как истеричка, но пытаюсь этого не показывать. Начал нести какую-то чушь, травить анекдоты. В конце концов, рассмешил жену до слез.

Когда схватки участились, стало не до смеха. Мы, с Ритой, ходили по палате и хором дышали по команде врача: раз-два-три-четыре – вдох; раз-два-три-четыре-пять-шесть – выдох. Время от времени она останавливалась и мертвой хваткой вцеплялась мне в локоть: схватка. Большие голубые глаза застилала боль. Я держал ее, молясь, чтобы мне досталась если не вся боль, то хотя бы половина.

Помог ей залезть на этот «трон». Ума не приложу, как это беременные женщины, со своими животами, да еще во время жестоких схваток, забираются туда без помощи мужей. Ласточку свою я на кресло практически поднимал на руках.

– Раскрытие хорошее, надо потужиться! – говорит врач, и смотрит на нас.

Я держу жену за руки, стоя у изголовья. Со стороны все выглядело, наверное, довольно смешно: вроде бы рожает одна женщина, а тужатся четверо – глубоко вдыхают, задерживают дыхание, краснеют, выпучивают глаза… И один из них, заметьте, мужчина!

– Нестеров! В следующий раз сам пойдешь рожать! – рычит моя женщина.

Твою мать! Никогда не забуду ее крика! Каждый ее крик – удар в солнечное сплетение.

– Тужься еще! – кричит врач. – Головка уже пошла!

Моя тигрица рычит и материться… Раздается писк. Поворачиваю голову… В руках акушерки карапуз, перемазанный кровью.

– Мужик! – говорю я. – Это мальчик, – обиженно поправляет акушерка. – А чего он такой красный? – спрашиваю. – Он розовенький! – возмущается врач.

Спорить не стал. Врачу виднее все оттенки красного…

Ритуля выглядела такой счастливой! Усталая, растрепанная, но до того довольная! И красивая, как мадонна. То есть не в том смысле красивая, что хоть сейчас на светский раут, а как будто светящаяся изнутри, такая невозможно волшебная, такая родная. И вся моя. А уж когда нашего мальчишку положили ей на живот, приложили к груди, и он, недолго думая, зачмокал, я, честно говоря, опустился на пол, ноги уже не держали и заревел… Второй раз, в своей взрослой жизни.

Когда мне дали сына на руки – не знал, как держать. Такой крохотный. Такой беззащитный. Включил "папа может!", трепетно прижал к себе. Поднял на нее глаза:

– Спасибо, любимая! – люблю ее, пиздец как люблю… и его теперь тоже.

74. Эпилог

Врач отчитывала родственничков, как детей малых. Тихомировы и Королевы получали выговор, выстроившись вдоль стены.

– Мамочке нельзя: цитрусовые, шоколад, все продукты красного цвета! А вы, что пытаетесь ей передать?

Макар спрятал за спину пакет с апельсинами. Тихомиров-отец что-то записывал в телефон. Гоблин, протер платочком вспотевшую лысину и протянул врачихе коробку конфет, со словами: – Это вам! Даже и не думал…

– Не думали они! Почему без бахил? Без бахил и в верхней одежде не заходить!

Слушаю и смотрю это представление через большое смотровое окно, выходящее на коридор. К родственникам подошел Матвей с букетом цветов и помахал мне рукой.

– Вот смотри, сын! – говорю своему малышу, который сладко посапывал у меня на руках. – Это твои дедушки и дядьки-оболтусы.

Маленькое личико нахмурилось, будто он понимал, о чем я говорю.

"Пиццу хочу!" – отправляю смс Макару. Вижу, как он показывает телефон Матвею. Парни кивают и сматываются добывать ее мне.

Ну вот! От части ходоков избавилась на время. Дедули посюсюкавшись и надавав "ценных" советов по воспитанию дитя, тоже покинули палату.

Егор Савельевич проснулись и начали причмокивать, ища мою грудь. Встала. Опустила жалюзи на окне. Взяв на руки сына, стала кормить. Голову поднимаю, а братишки таращаться, держа в руках эту злощастную пиццу.

– Вашу мать! Вы что, бессмертные?! – шиплю на них. – Савелий увидит, головы пооткручивает!

– Мы ему не скажем, – выдает Матвей и оболтусы продолжают глазеть, как малой начмокивает грудь.

Схватила журнал с тумбочки и закрыла "все интересное" к просмотру.

– А тебе не больно?

– Много молока?

– Нальешь попробовать? – да, они издеваются! И жрут мою пиццу!

– Не понял?! – появляется Савелий и хватает обоих за шкварник.

Силюсь, чтобы не заржать. У братишек лица такие, что их поймали на "горячем" и сейчас будут сильно бить… Надо сказать, что их страх был вполне обоснован. Муж – жуткий собственник. В гневе – просто монстр!

– Да, мы только…, – пытается что-то сказать Макар.

Муж, не слушая, вытолкал одного за другим и захлопнул двери. Выдохнул, спустив раздражение и подошел ко мне ближе.

– Мне можно смотреть, – выдергивает журнал из моих рук и впивается взглядом в чмокающего сына.

– Завтра вас забираю домой. Все уже готово, – проводит кончиками пальцев по моей щеке.

Прикрываю глаза и смакую ласковые прикосновения. Трепетное прикосновение губ к моим. Поцелуи-бабочки заставляют гореть мою кожу. Спускается к шее и второй груди. Освобождает ее от ткани и втягивает сосок. Вздрагиваю. Савелий поднимает голову и облизывает с губ молоко.

– Вкусно, – и снова жадно припадает к груди.

Егор, чувствуя, что на его "запасы" покушаются, начинает кряхтеть и ерзать.

А меня током пробивает от того, что вытворят Савва. Чувствую, что не станем мы выжидать срока "медотвода".