Текст книги "«ХроноРоза» (СИ)"

Автор книги: Ольга Онойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Ольга Онойко
«ХроноРоза»

Глава 1

Символморе лучилось ослепительным светом.

От бледно-лазурных вод свет поднимался вверх, выбелял безоблачные небеса и возвращался к недвижному солнцу. Ветер разгонял жару, но накал свечения был тягостным и гнал по каютам. Все разошлись. Один только Бык сидел на бухте каната под фок-мачтой и глядел на капитана.

Веньета Аладору, владелец и капитан «ХроноРозы» стоял на полубаке, у борта. Край широкой треуголки скрывал его глаза. Только глаза Аладору оставались в тени. Его высокую горделивую фигуру окружало сияние. Самоцветы искрились в перстнях и пряжках, переливалось золотое шитьё камзола, мерцало тиснение на ремнях. Пышное белое перо на шляпе трепал ветер. Казалось, ветер вот-вот сдует с капитана световую мантию, и рядом с Аладору возникнет его блистающее подобие – такое же, как рядом с его кораблём.

Золотой мираж шёл наперегонки с «ХроноРозой».

Мираж служил зеркалом, в котором капитан наблюдал за изменением судна. Тяжёлый торжественный галеон вытягивался в длину, будто разморённая жарой пантера. Уже опустился многоэтажный ют. Точно молодые побеги по весне, на мачтах отрастали новые стеньги. Чистейшей белизной на них вспыхивали паруса, набирая реальность и тотчас наполняясь ветром. Наконец крыльями распахнулись лисели, знаменуя окончательное превращение «Розы» в клипер.

Ветер окреп.

…Бык подумал, что капитан не в духе. Под кем другим на символморе теперь бушевал бы шторм, палубу хлестал град, а вокруг бродили смерчи и молнии. Но когда хандрил Веньета, это всегда оборачивалось такой вот отличной погодой – с давящим выцветшим небосводом и выжигающим глаза солнцем.

Аладору сделал короткий жест и зеркальный мираж начал рассеиваться. Капитан опустил голову. Помедлив, он шагнул вплотную к резному ограждению полубака, тронул пальцами морёное дерево. Режущим сиянием вспыхнул бриллиант в перстне. Бык сморгнул. А капитан лёгким прыжком перемахнул ограду и ушёл в воду, подняв фонтан брызг. Из воды он выпрыгнул уже в облике мегалодона. Носовая фигура «ХроноРозы» изображала этого мегалодона, сжимавшего розу в чудовищных челюстях.

Гигантская акула помчалась по волнам, опережая летящий за нею клипер.

Бык улыбнулся. Без спешки, со вкусом он размял шею и откинулся на спину, подставив под затылок ладони. Он был доволен.

С одной стороны, конечно, стоило послушаться света и уйти в каюту. Ясно же, что капитан хотел побыть один. Но с другой стороны, тогда он не стал бы превращаться в акулу, а по-прежнему торчал на полубаке истуканом и растворялся в сиянии. Это могло продолжаться пёс знает сколько времени – символсолнце не двигалось по небу и настроение Аладору тоже не улучшалось. Прогулявшись под водой в теле безмозглого хищника, капитан перестанет киснуть и тосковать. Бык поступил верно.

– Наконец-то! – донёсся голос Листьи.

Она соскользнула по фоку солнечным зайчиком, повисла на фока-рее длинной каплей искрящейся жидкости и наконец встала на палубе в своём главном обличье – стройной златоволосой девушкой в матросской одежде.

– Могла бы и сама его выпихнуть, – проворчал Бык.

Листья покачала головой.

– Я слишком важная, он не стал бы меня игнорировать, – сказала она безо всякой гордости. – Ты умница, Бык.

– Справедливое слово радует душу.

Листья улыбнулась.

На «ХроноРозе» она значилась старшей помощницей. Бык пока не научился разбираться в сложных взаимоотношениях этих людей и не понимал, кем она приходится капитану. Не возлюбленной, это наверняка, но кем? В разное время – то мудрая советница, то нежная сестра, а не то – суровая воительница, стойкая и бесстрашная… Она нравилась Быку. Что там, они все ему нравились. Они были славные ребята, добрые и отзывчивые, хоть и называли себя «пиратами». Символкорабль не нуждался в матросах. «ХроноРозу» вели по иллюзорным водам шесть офицеров, а пассажирами на ней были полтора десятка найдёнышей Аладору, его воспитанников и учеников.

Бык стал последним по счёту. Время в символпространствах текло причудливо, но по ощущениям Быка прошло месяца два с тех пор, как его подобрали где-то посреди «никогда» и «ничто», измученного и едва живого. Илунна выходила его, а Эфретани начала учить, как остальных.

Едва прикинув, что к чему, Бык вгрызся в науку как во вражеское горло. Четырежды он терял сознание от перенапряжения. Не раз он валялся в койке, накрыв подушкой больную голову, и жевал угол этой подушки, чтобы не выть. Он срывал жилы – но и вперёд продвигался быстро. Вскоре Эфретани отступилась от него: ей хватало забот с менее упорными учениками. По этому случаю на «Розе» устроили небольшой праздник. На празднике Хо Син показал Быку первый боевой приём, а Листья подарила умную пластинку.

Бык очень старался и успел научиться многому. Но чем больше он узнавал, тем ясней понимал, насколько сейчас он слаб и беспомощен.

Он давно отвык быть слабым. Он хотел стать равным. Он знал, что для этого нужно. Он умел трудиться и терпеть неудачи, не отчаиваясь. Жизнь научила его сражаться безо всякой надежды на победу – а сейчас надежда была, звала к себе ясная цель, и любой из людей Аладору с охотой поддерживал Быка словом и делом. Бык видел путь.

Но этот путь был слишком долгим.

Бесконечным.

Станет ли Бык когда-нибудь таким же, как… Капитан Аладору? Об этом и мечтать рано. «Не задирай голову слишком высоко, – говаривал когда-то маленькому Быку старый дядька, – закружится голова, споткнёшься и нос расквасишь»… Но хотя бы таким же, как Хо Син? Йорири? Калли?

Бык вздохнул.

– Что это с капитаном? – спросил он у Листьи. – Он сам не свой.

Листья поразмыслила. Бык видел, как она подбирает слова. Даже и слова не все ещё были ему понятны; Листья должна была отыскать самые простые.

– Он предвидит неприятные встречи и неприятные разговоры, – сказала Листья. – Мы все их предвидим, тут не надо иметь семи пядей во лбу. Но на Вьете – ответственность. Это он должен сделать так, чтобы всё закончилось хорошо. Он составляет планы, ищет пути отхода – и пути спасения, на крайний случай. Мы идём этим курсом не в первый раз и знаем, что чуда ждать не стоит. Хорошего там мало.

– А куда мы идём?

– На Тортугу.

Листья произнесла это так, будто само название всё объясняло, а Бык не мог не слышать его раньше. Бык угадал, что имя места было символом и заключало в себе много смыслов. Но он этого символа не знал. Листья посмотрела на него, поняла и объяснила:

– Какое же море без пиратов? И какие же пираты без собственного острова? «Тортугой» называется пиратский остров. Это так в очень многих смысловых пространствах, поэтому и здесь тоже. Место, где нет правителя. Место, над которым не властно Высокое Начальство.

– В моём смыстранстве этого не было, – пробурчал Бык. Он почувствовал себя неловко, хоть и не видел за собой никакой вины.

Листья ободряюще улыбнулась.

– Нет символа, который бы знали все до единого. Ну вот, теперь и ты тоже знаешь о Тортуге.

– Зачем нам туда? Если хорошего там мало?

– Вьета расскажет тебе, когда придёт время.

Бык не стал спорить.

Дело было в словах. Листья хорошо подбирала слова, но капитан делал это лучше, и она не хотела перебить воздействие его слов, поторопившись.

Из-за них же, из-за слов Бык пока не мог учиться у Илунны. Та была мудрее всех, но от великих знаний своих стала странной и разучилась пользоваться простыми словами. Капитан и команда отлично понимали её, а найдёныши побаивались, хотя Илунна была сама доброта…

Листья села рядом с Быком на свёрнутый канат. Она сосредоточенно думала о чём-то. Бык посмотрел на неё и залюбовался. Он часто любовался ею, безо всяких дурных мыслей. Листья была похожа на княжну О-Филь – такая же белая и золотая, могущественная, но простая в обхождении, юная с виду и древняя, как горы и море. Только княжна О-Филь не умела менять обличья. Зато Листья не умела петь.

– Расскажешь мне что-нибудь ещё? – спросил Бык. – Научишь?

– Вот ты упёртый! – Листья повернулась к нему. Глаза её весело заблестели.

– Рад стараться!

Листья засмеялась.

– Может, попробуешь превратиться? Ещё разок, вдруг получится?

– В кого?

– Придумывай! – воскликнула она. – Придумывай сам!

Едва заметно Листья перевела дыхание – и подле Быка сидела огромная, с него размером, белая чайка. Чайка скосила янтарный глаз.

Бык повесил голову.

С переменой облика у него было туго, а вернее – никак. Поначалу он думал, что сумеет оборотиться быком, раз уж его так прозвали, но – не вышло. Имя оставалось звуком, не обретало плоти. Листья и Эфретани в один голос советовали сначала отыскать образ, который Бык почувствовал бы своим. Он старательно искал – и не находил. Он обдумывал множество образов, но за каждым из них тянулось что-то неприятное, скверное, как дурной запах тянется за гнильём и болезнью.

Бычков забивают или холостят, а на волах пашут. Жеребцов укрощают – и, опять-таки, холостят. Псы дерутся за кость. Оленей стреляют, разделывают и жарят. Волки и вороны – злые твари, что служат Тёмному Господину… Пускай здесь не было никакого Тёмного Господина, но с Быком осталось то, что Листья называла «шлейфом ассоциаций», а Эфретани – «набором коннотаций». Избавиться от этих штук было не проще, чем от самого Господина.

Бык хотел бы превращаться в орла или сокола. Но тут возникала другая, непредвиденная трудность.

Он боялся летать.

Нет, ничто не беспокоило его, когда «ХроноРоза» отрывалась от волн и шла по ветрам, нацелившись в небо. Его не тошнило, когда корабль закладывал виражи. Он спокойно садился у иллюминатора, если «Роза» сворачивала мачты и распускала стальные крылья, и так же спокойно устраивался в ложементе, когда корабль устремлялся вверх на столпе огня. Бык боялся летать только на собственных крыльях.

Это изумляло всех и в первую голову – его самого. Даже Илунна не дала совета, как перебороть такой страх. Его просто не могло быть у созданий изначально бескрылых.

Чайка зевнула огромным клювом, отряхнула что-то с лапы и снова стала Листьей.

– Я принесла тебе новую мысль, – сказала Листья. – Может помочь.

Бык кивнул. Поколебавшись, он пересел на доски палубы, чтобы смотреть на Листью снизу вверх. Он чувствовал, что так правильнее.

Листья склонилась к нему.

– Есть очень сильные слова, – сказала она. – «Тот, кто убил дракона, сам становится драконом». Ты же когда-то убил дракона, Бык. Превращайся в дракона! Это должно быть не очень сложно.

Бык аж поперхнулся.

Сделалось погано во рту и захотелось сплюнуть. Но не при Листье же! Бык потёр губы, покусал язык и кое-как сглотнул.

– Я… – выдавил он, – я не могу.

– Почему?! – Листья вскочила. Качнулся подол широкой белой рубахи, солнечный луч заиграл в пушистых, небрежно заплетённых косах.

– Почему? Ты боишься? Стесняешься? Попробуй!

– Нет.

– Я сто раз видела, как у тебя что-то не получается. Ничего тут нет этакого. Пробовать нужно! Сильные слова могут помочь.

– Нет.

– Почему?

Бык не мог и не хотел объяснять.

Для Листьи «дракон» был просто ещё одним образом, подобно мегалодону Веньеты или её собственной гигантской чайке. Но Бык-то видел дракона вблизи. И задолго до того, как увидеть дракона, он видел то, что творил дракон. Разрушенные сёла. Растерзанные трупы. Изгаженную землю, которую нельзя было уже очистить никакой магией, даже магией Древних. Новые товарищи Быка любили принимать чудовищный облик, но никто из них не становился чудовищем по-настоящему… Кое-чему Бык у них ещё не научился. Не умел он играть в игры с такой лёгкостью и самозабвением, как они.

Листья всплеснула руками.

– Ну пускай! – сказала она. – Превратись хотя бы в кого-нибудь!

– Когда-нибудь я превращусь в старика, – сказал Бык, пытаясь отшутиться, хотя настроения шутить у него не было. – Седого и беззубого. Это точно.

– Это – вряд ли, – Листья похлопала его по плечу. – Разве что смеху ради. Что ж, тогда бери пластинку и мучайся с ней.

Бык скривил такую рожу, что она рассмеялась.

– Именно ею, – сказал Бык мрачно, – я и собирался заняться.

Проклятая пластинка выпила из него всю кровь и принялась за костный мозг. Бык возненавидел её. Но её нужно было одолеть. Не подчинив её, нельзя было двигаться дальше. Бык вытащил пластинку, пробудил её и с отвращением уставился на разноцветные значки. В глазах тотчас зарябило.

– Вот это – сюда, – посоветовала Листья и ткнула пальцем, но как-то так, что Бык не уловил сути. Он сдержал тяжёлый вздох.

Листья сказала ему ещё что-то полезное, но малопонятное, и ушла. Бык сгорбился над пластинкой.

На сей раз он должен был заставить крутиться мельничное колесо: крутиться без запинок и остановок, ровно и сильно, как следовало. Для убедительности пластинка могла показать ему это колесо – а с тем и старую мельницу у ручья, непролазный дикий малинник, лысого суетливого усача-мельника, старательно залатанные мешки… Бык сознавал, что это лишь красивая видимость для развлечения и отдыха глаз, но всё равно чувствовал вину перед нарисованным мельником. С колесом творилась какая-то чертовщина. В лучшем случае оно просто не двигалось. Это хотя бы можно было понять. Но почему оно норовило двигаться рывками? Рывками разной скорости или продолжительности? Почему оно могло безупречно прокрутиться пять раз, а потом заклинить?.. Всё это объясняли последовательности разноцветных значков, но Бык в них путался.

Он мог сдаться, пойти к Эфретани и попросить объяснить задачу. Но он так ходил уже трижды и сам для себя постановил, что хватит. Весь смысл был в том, чтобы справиться самому.

Поэтому Бык пыхтел, кряхтел, вздыхал, переставлял значки туда и сюда, поодиночке и группами, стирал их и писал новые, и снова, снова, снова вызывал картинку в надежде увидеть исправное колесо.

Ему не пришлось мучиться долго.

Хо Сина он заметил издалека.

Всю минувшую жизнь Бык провёл в боях либо в бегах, а потому обладал отлично развитым боковым зрением. Канонир «ХроноРозы» носил свободные штаны и халат из невозможно яркого алого шёлка. Даже сейчас, солнечным полднем, этот цвет царапал глаза. Красные штанины и рукава Хо Сина на голенях и предплечьях крест-накрест стягивались кожаными ремнями – когда-то золочёными, а теперь облезшими. Тяжёлую львиную голову его украшала львиная грива, которая вечно неприбранной торчала во все стороны.

Белые зубы Хо Сина блеснули в улыбке. Он шагал, положив на плечо свой ужасный боевой шест. Не отрывая взгляда от умной пластинки, Бык напрягся.

На «ХроноРозе» не было пушек. Её канонир в одиночку мог разделаться почти с любым противником. Если же в бою недруг одолевал Хо Сина, то в дело вступали Каллимах, штурман, и Йорири, мастер глубин. Они переформатировали «Розу» и уводили её в такие дикие моря, куда лишь безумец отважился бы за ним последовать… Раньше было по-другому. К Хо Сину присоединялся Веньета, «ХроноРоза» превращалась в стальную крепость, и вскоре враг бежал или просил пощады. Мало кто мог выстоять против Аладору в бою. А те, кто мог, не тратили время на глупые драки.

Бык знал об этом по рассказам Листьи и Эфретани. Те времена ушли в прошлое. На «ХроноРозе» появились найдёныши, а капитан оставил вольные странствия и посвятил себя спасению людей. Теперь «ХроноРоза» избегала стычек.

Но и корабль, и люди к стычкам готовились.

Хо Син приближался. Бык сосредоточился и выправил дыхание. Сердце билось торопливо, но ровно, и в горле уже не вставал комок. Бык по-прежнему смотрел прямо перед собой, следя за Хо Сином боковым зрением… и ещё особым, тайным тонким чутьём. Чутьё едва пробудилось, но быстро набирало силу. Канонир снял шест с плеча и крутанул в воздухе: сверкнули золотые кольца, а шёлковые красные кисти очертили причудливые фигуры.

Хо Син не менял облик целиком в зависимости от настроения, как поступали остальные. Менялось только его лицо – становилось более или менее звериной мордой. Но клыки он носил постоянно.

Шест взметнулся.

Удар!

Хо Син целил Быку в глаз.

Если бы только у Быка был меч! Да что меч! Нож. Дубина. Крестьянские вилы. Хотя бы разрешение сойтись врукопашную! Он бы отметелил эту нечисть нечёсаную так, что…

Мучительным усилием воли Бык задержал шест у самого века. Окованный конец шеста коснулся ресниц, но всё-таки остановился. Чувствовал Бык себя при этом так, будто Хо Син беспрепятственно закончил движение. Глаз лопнул в глазнице, а череп раскололся. Превозмогая боль и животный ужас от нестерпимой боли, Бык отразил ещё несколько ударов. Он перестал видеть. Сердце застряло в рёбрах. Казалось, что капли пота на коже кипят и выкипают. Больше кожа не подавала сигналов. Отключился вестибулярный аппарат. Бык не знал, сидит он или уже упал.

Наконец канонир сжалился.

– Молодец! – гаркнул Хо Син.

Бык чуть не взвыл от боли в ушах. Он сумел вдохнуть и выдохнуть, он моргнул и увидел тени и свет, но он совершенно обессилел. Не мог даже пластинку в руках удержать. Бык повалился головой вперёд. Из глаз текли слёзы. Из носа, вроде бы, кровь.

– Десять ударов, парень, десять за секунду! – продолжал канонир. – Не забывай, что у тебя впереди вечность. Ты станешь отличным бойцом. Таким же, каким был.

– Спасибо… – прохрипел Бык.

Хо Син издал бодрый клич, заставив Быка зажмуриться и втянуть голову в плечи, и ушёл, поигрывая шестом.

В каком-то смысле Бык обязан был ему жизнью.

…Когда Бык окончательно пришёл в себя и Илунна передала его Эфретани, в каюту к нему ввалился штурман Калли. Штурман поставил выпивку, сел, встал, сел, помялся и выпалил, что место, где родился Бык, крайне опасно для навигации. И что они вообще не собирались туда идти. Но Хо Син поднял шум, утверждая, что чует человека. В спешке команда созвала совет. Калли признался Быку, что с начала и до конца был против. Илунна и Йорири заняли сторону Хо Сина. Эфретани сказала, что они рискуют жизнями пятнадцати воспитанников ради одной только вероятности найти шестнадцатого, и ценности несравнимы. Листья согласилась с ней. Калли твердил, что лезть в дисфункциональные пропасти ради смутной тени, случайной иллюзии – не стоит того.

Тогда Хо Син объявил: «Человек за бортом!»

Это была клятва: Хо Син поклялся, что заметил человека, а не иллюзию и не тень. Это был призыв: истекло время споров, решение принимал капитан.

Капитан Аладору отдал приказ.

Они сильно рисковали, но они объединили усилия, справились и вытащили Быка. Рассказав всё это, Калли попросил у него прощения. Бык ответил, что сам на его месте поступал бы так же, и пожал штурману руку.

…В вышине побежали облака. Ветер стал прохладнее, тени – глубже. Символсолнце уже не так наотмашь жарило с неба. В воздухе запахло живым морем – не сушёными водорослями и не соляной коркой. Капитан скоро должен был вернуться в добром расположении духа. Воспитанники и офицеры один за другим выходили на палубу. Послышался смех и обрывки бесед. Бык пока не разбирал слов, но звучание дружеских голосов было приятно.

Валяясь лицом вниз и шмыгая носом, Бык подумал, что Хо Син, в своём роде, противоположность Листьи. Листья никогда не причиняла ему боли, она заботилась о Быке и старалась помочь, она была красивой и доброй, и рядом с ней на душе теплело. Но когда она уходила, Бык чувствовал себя ослабевшим и поглупевшим. Хо Син орал на него, лупил безо всякой пощады и даже когда хвалил, делал это так, что у Быка искры из глаз сыпались. Но свирепый канонир делал его сильнее. Каждый раз – сильнее, пусть на самую малую толику.

Головная боль медленно уходила. Бык следил за ней – и за тем, как крепло его сверхъестественное чутьё. Оно становилось острей и надёжней, и распространялось всё шире по символводам, уходя за пределы видимости. Теперь он чувствовал не только ход «ХроноРозы» по морским зыбям и постепенное приближение суши. Он чувствовал, как в тот же порт идут другие суда. Большие и малые, стремительные и тяжеловесные… а иные пловцы обходились вовсе без кораблей.

– А-ай-е! – пропел Йорири где-то наверху. – К нам гости!

Бык поднял голову. Он тоже почуял гостя, но долго не мог разглядеть его и заподозрил, что тот невидим.

Подошла Эфретани.

– Да это же Простынка, – сказала она. – Хакер. В смысле – пират, наш человек, мы его давно знаем.

Бык проследил за её взглядом.

– Больше похож на Одеялко, – заметил он.

– Многие согласны.

Простынка в самом деле выглядел как большое пушистое одеяло. Он был весёленького жёлтого цвета, напоминавшего об одуванчиках. Он вольно вился по ветру, мало-помалу приближаясь к кораблю, а потом точно рассчитанным движением свернул вбок и намотался на грот-марса-рей.

– Наживусь на друзьях! – объявил Простынка, соскользнув на палубу и приняв человеческий облик.

– Ого! – сказала Эфретани. – А что такое?

Простынка ловко обогнул её и запрыгал на одной ножке.

– Капитан! – воскликнул он. – Капитан, дай чечасик!

Эфретани засмеялась. Рядом с ней возникли Калли и Эле. Все смотрели в одном направлении: Веньета шёл к ним навстречу с кормы. Он где-то оставил свою треуголку. С тёмных волос стекала вода, плечи и рукава кафтана вымокли. Теперь капитан улыбался. Синие его глаза блестели. Символсолнце улыбалось ему в ответ, море за бортом пело радостней и сама «ХроноРоза» принялась тихонько поскрипывать – будто мурлыкала кошка.

– Да, – повторил Веньета Аладору, – что такое?

Простынка задрал голову, уставился в небо и принялся раскачиваться с носка на пятку. Казалось, он вот-вот упадёт, но каждый раз он взмахивал руками и снова ловил равновесие.

– Тебя ждут на Тортуге, Веньета, – сказал он со значением. – Очень ждут. Сразу несколько человек с предложениями, от которых ты не сможешь отказаться. Это очень разные люди из очень разных мест. Ну что, дашь чечасик? Капитан! Ну дай, не жмотись!

– Простынка! – ответил Аладору, смеясь. – Ты же ничего нового мне не сказал. Каждый раз меня на Тортуге ждут несколько человек, которым чего-то от меня нужно. Так не пойдёт. Скажи ещё что-нибудь полезное.

Хакер скосоротился.

– Олл райт. Один из этих людей – Веретено. И он хочет зафрахтовать «ХроноРозу».

– Что?! – глаза Аладору широко открылись.

– Ну как, теперь лучше?

– Простынка, что ты несёшь?

– Вот-вот, – хакер затанцевал вокруг капитана, выделывая коленца. – Веретено тебя не любит, ты его не любишь, век бы вам друг дружку не видеть. Меньше всего вы друг другу нужны как подельники. Но это так. И ещё полезное: другой человек – из Высокого Начальства. Они всё знают про Тортугу. Но ему нужен только ты.

Эфретани задумчиво хмыкнула. Калли и Эле переглянулись.

Аладору достал из-за обшлага бумажный квадратик.

– Половина серебряного часа, Простынка, – сказал он. – Вторую половину получишь, если успеешь принести мне ещё что-нибудь важное – до того, как я сам обо всём узнаю.

Простынка изобразил пируэт.

– За что я тебя люблю!.. – воскликнул он. – Другой бы отмахался железо-никелем, но нет, не Веньета, не наш отважный капитан! Серебро! Всё-всё-всё, Простынка уплыл по волнам.

Он прыгнул назад, перекувырнулся в воздухе, встал на руки и снова прыгнул, уйдя за борт.

Быку как раз удалось подняться. Золотистые доски палубы вбирали кровь, накапавшую у него из носа, и вновь становились девственно чистыми. Бык подошёл к борту. От Простынки, конечно, не осталось видимого следа; Бык сосредоточился, стараясь уловить невидимый. Он удивился. Простынка уходил в сторону от «ХроноРозы» с такой скоростью, которой Бык никак не ждал от него. След таял так же необычайно быстро. Бык усмехнулся. Само собой, пират только выглядел придурком, а на деле был сильным и опытным мастером. Другой бы не решился странствовать в одиночку.

– Веретено… – пробормотал Аладору и скрестил руки на груди.

– Зачем ему «ХроноРоза»? – сказала Эфретани.

– Очевидно. Для быстрого рейса куда-то в опасные воды. Меня тревожит другое.

Йорири спрыгнул из «вороньего гнезда» прямо на палубу. Это выглядело так, будто он ничего не весил и спланировал по воздуху, подобно листку бумаги. На матово-чёрном его лице сверкнули яркие серые глаза.

– Да, – сказал Йорири, – другое. Чем он собирается платить?

Аладору помолчал.

– Созовите офицеров. Жду у себя всех.

Он развернулся и зашагал к своей каюте. Йорири сдуло куда-то ветром. Эфретани вздохнула.

Бык не стал вмешиваться.

Когда-нибудь… Ему не стать мудрецом, как Илунна, или терпеливым наставником, подобным Эфретани. Вряд ли он научится считать так быстро, как штурман Калли. И, конечно, он не будет знать всё и уметь всё, как Веньета и Листья. Но однажды Бык сделается мастером глубин, хладнокровным и отчаянным, как Йорири, или сумеет в бою стать плечом к плечу с грозным Хо Сином. Тогда его слово будет иметь вес. А пока он младший из воспитанников, его дело – решать задачки и повторять упражнения.

К счастью, уроки пластинки были не единственным его занятием. Иначе Бык давно разбил бы её обо что-нибудь – да хоть о собственный лоб. «У тебя просто мозги не так повёрнуты, – говорила Листья. – Потерпи, рано или поздно они встанут как надо». Но чутьё-то у Быка работало уже сейчас. Оно работало с самого начала. Хо Син смог заметить его в дисфункциональной буре только потому, что истерзанный, полуживой Бык заметил его первым. Когда пластинка заставляла Быка скрипеть зубами, Бык убирал её подальше и приступал к другим тренировкам. Те часто были болезненными, но боли он не боялся. Боль – справедливая и неизбежная плата за новые силы; так в минувшей жизни учили Быка былые наставники. Это он хорошо понимал. С этим он искренне соглашался. Тут всё было ясно и честно, в отличие от проклятой пластинки, которая совершенно безболезненно сворачивала ум набок и доводила до отчаяния…

Он отложил пластинку, которая мгновенно потухла, и закрыл глаза.

Бык старался выстроить в уме понимание мира. Он должен был отрешиться от видимости и воздвигнуть стену между разумом и органами чувств. Он учился думать о вещах, не имевших облика. О том, что нельзя было ни потрогать, ни услышать – только понять. Для таких, как Листья или Веньета, подобные вещи могли воплощаться в последовательности разноцветных значков, но у Быка было очень плохо с этими значками и много лучше – с представлениями о невоплощённом.

Символморя, по которому летел прекрасный парусник, не существовало.

Самого парусника не существовало тоже.

Не было ни солнца, ни ветра, ни волн.

Был гигантский и одновременно микроскопический Наблюдатель. Он двигался среди неопределённостей, в вероятностном поле, которое почти целиком находилось в суперпозиции. Невообразимо могучая воля Наблюдателя поддерживала существование стабильных конструкций внутри его разума. Самая сложная и прочная конструкция называлась «ХроноРозой». Совсем маленькие, беспомощные Наблюдатели держались за неё и двигались вместе с ней. Сильные и крупные, – но не такие сильные и крупные, как Аладору, – плыли в кильватере.

Близость группы Наблюдателей и их внимание изменяли окружающий мир. Вероятностное поле распадалось на области и течения. Области нарушали суперпозицию и приобретали разные свойства. Течения устремлялись в разных направлениях и с разной силой. Никто в действительности не мог ответить, шла «ХроноРоза» по Морю Вероятностей или само мироздание струилось мимо неё, как река мимо стоящего на берегу. Обе версии становились истиной в зависимости от угла зрения.

Символкорабль, его капитан, шесть его офицеров и шестнадцать воспитанников приближались к огромному скоплению Наблюдателей.

Бык догадывался, что это и есть Тортуга.

Был ли остров реальным?

Бык уже знал, что на вопрос о реальности нельзя ответить «да» или «нет». Подобно температуре, реальность могла быть достаточной для каждого конкретного Наблюдателя (или недостаточной, или чрезмерной). Символсолнцу в небе над «ХроноРозой» хватало реальности, чтобы обжечь кожу или перегреть голову. В символморе под килем можно было захлебнуться. Но и то, и другое создавал разум капитана Аладору и его колоссальная личная сила.

Что до Тортуги, то самым реальным в ней был союз нескольких человек, обладавших такой же силой (вероятно, даже большей; при мысли о ней Бык робел). Некогда, объединившись, они сотворили опору: конкретную точку среди безбрежных океанов неясности. Эта неизмеримо малая точка одновременно была обширным, многократно и чётко определённым пространством. Огромная мера определённости притягивала к себе: вела себя подобно огромной массе в стандартных пространствах.

Высокореальная Тортуга порождала в символморях нестабильности, неоднородности во множестве форматов: сложное эхо, прорехи и пики напряжения, темпоральные шторма, нарушения каузальности и другие дисфункции. Не каждый корабль мог приблизиться к ней без помощи лоцмана. Шлейфы тяжёлых судов, мельтешение лоцманов, чёткие следы независимых пловцов – всё это Бык чуял и распознавал всё увереннее. Сложней всего было отказаться от воображения. Стоило Быку представить себе настоящий морской порт или хотя бы его звуки, и чутьё куда-то проваливалось.

Как устроено его чутьё, Бык не знал. Даже Листья не смогла внятно ему объяснить. Наверно, чтобы понимать это, нужно было обладать знаниями Илунны. Но чутьё было с Быком и прежде, в минувшей жизни. Когда-то очень давно точно так же он чуял дыхание врага в глухой ночи, прохладную жизнь рыбы в мутной воде, приближение непогоды. Чутьё осталось с ним и тогда, когда не осталось ничего больше. Тело Быка, пронзённое мечом, истекло кровью, черви уже примерялись к плоти, а дух покинул землю и устремился в «никогда» и «нигде». Бык пытался видеть и слышать, он искал дорогу, обещанную в загробной жизни, он ждал, когда появятся звёзды… Не было ничего. Силы таяли. Бык понял, что перестаёт мыслить. Ему казалось, что он исчезает, растворяется. Не было ничего – и его уже почти не было.

Но он почуял врага.

Близилась опасность. Она была безусловно реальной, и в душе Быка всколыхнулась надежда. Если после смерти был враг и угроза, значит, что-то после смерти всё-таки было! Пусть не дорога под звёздами, какую обещали мудрецы… Опасность пробудила Быка и собрала его воедино. Он напряг остатки воли, готовясь к сражению.

И Хо Син заметил его.

Это был Хо Син, могучий друг, а не враг. Канонир корабля, на котором не было пушек. Тот, кто поклялся: «Человек за бортом!» Вспомнив об этом, Бык вновь ощутил прилив благодарности.

…И словно всё повторилось. Бык почуял, как за неспокойным бурлением ближних вод встаёт огромная и страшная сила. Она была как гроза над океаном. Невольно Бык вообразил себе эту грозу – чёрную как ночь, полную молний, несущую с собой неистовый шторм, – и вывалился из неопределённости обратно на палубу «ХроноРозы». С минуту он приходил в себя и приводил в порядок пульс и дыхание, потом поднял голову – и увидел грозу.

Новый гость вошёл в символморе.

«ХроноРозу» нагонял гигантский корабль, чудовищный и нелепый. У него было три орудийные палубы, но из пушечных портов вместо чугунных дул торчали вёсла. Вёсла не касались воды. Они бессмысленно мотались в воздухе – плыли по штормовому ветру, будто водоросли по течению. Днище судна тоже не касалось воды. Подняв паруса, корабль летел над волнами, точно экраноплан. Шквал сопровождал его. Шквал нёс его. Тёмная туча клубилась над ним, так низко, что задевала мачты. Парусное вооружение было роскошным и грозным, чёрно-красным. Матросы не сновали по вантам, палуба гостя оставалась пустой. Единственный человек стоял на полубаке, пристально глядя из-под ладони на «ХроноРозу». Бык понял, что это капитан.