Текст книги "Дети немилости"

Автор книги: Ольга Онойко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Демон Таяна.

Непобедимый воин.

Брат.

– Итаяс!

И третий нож оправдал свое имя. Чаар, которому он достался, уже смотрел на нее, уже поднимал лук, он целился – и нож вошел ему точно в глаз, в самый зрачок, навеки вбив в него запечатленную там Неле.

...она вспомнила, как дышать.

Оставалось два ножа и кинжал.

«Теперь там Уарра», – повторил про себя Лонси, и сердце испуганно ёкнуло. Уарра, край, где властвуют силы Бездны; оборотная сторона мира. Неуютно было думать, что вот эта глуповатая девочка когда-то собственными глазами видела то, что Лонси боялся даже воображать. Впрочем, она, должно быть, и не поняла толком, что видит... Она верит в богов и духов; горцы, живущие среди недоброй природы и сами жестокие, подобно ей, населили горы множеством вымышленных злых созданий. Действительное, неподдельное зло навряд ли страшит их больше.

Лонси вздохнул.

...Далеко за торжественным Хребтом Мира, за бескрайними сухими степями, бурьяном и лесным буреломом, за бледными реками, каждую зиму одевающимися в лед, клубится непроглядная мгла Сердцевинной Уарры. Столица империи огромна, как целая страна, и каждая вторая из ее башен принадлежит храму мрачной южной религии. До самого неба доросли хмурые муравейники Кестис Неггела, а в центре его пребывает в своей крепости император Уарры, окруженный некромантами и мертвецами. Он распоряжается о войнах и казнях, и выступают в поход черные танки, и бесчисленные шпионы прокрадываются в дома подданных...

Когда-то Лонси задавался вопросом: понимают ли сами уаррцы, кто они и что их ждет? Краем уха он слыхивал разговоры профессоров – о том, что Имперский Комитет магии в Уарре ни на волос не уступает Королевской Ассамблее Аллендора, разве что традиционные специализации магов на востоке другие. Стало быть, научных знаний об устройстве мире по ту сторону Лациат никак не меньше, чем по эту. Но уаррцы – арсеиты. Маг ломал голову, как можно сочетать одно с другим. Как высокая наука уживается с суевериями семитысячелетней давности?.. А разговоры о защите мира – с делами?

По выжженной траве и осыпающемуся песчанику бежали тени всадников, зыбкие и серые, пропадающие в неистовом солнце. Были цикады, был ветер, был шорох сухой земли, а подо всем этим, точно глубокий погреб под крышкой, ждала тишина – глухая, мрачная. Тысяча лет, как здесь никто не живет; а до того жили...

– Вот, – сказала Неле очень спокойно. – Я говорила. Теперь ты говори.

– Что? – оторопел маг.

Горянка невесело усмехнулась. Лонси, должно быть, решил, что она взялась болтать развлечения ради, а не затем, чтоб отвлечь его от его страха... Пусть так думает. Это все равно.

– Аршет – это кто? – спросила она.

Лонси кивнул и улыбнулся: такого вопроса, конечно, нельзя было избежать. Что же. Экзамен по истории культуры, на котором он выдержал целый диспут с профессором Станирау и цитировал Легендариум не хуже записного арсеита, был не худшим из его воспоминаний.

– Это богиня. Арсеиты верят, что она сотворила мир, людей и духов.

– Да? – переспросила Юцинеле не без иронии.

– Да, – в тон ей продолжал Лонси. – Сначала – духов. Арсет была совсем юной и хотела сотворить что-нибудь красивое. Поэтому духи получились красивыми и вечно юными, но неразумными и жестокими. Потом богиня повзрослела и поняла, что красивое – не то же, что прекрасное. Тогда она сотворила людей. Правда, духи вредили, и поэтому не все люди получились такими, каких она задумывала. Но они станут такими, если немного постараются.

Неле не то пожала одним плечом, не то просто покачнулась в седле.

Они огибали каменистый склон, и лесок, приютившийся меж холмов, скрылся из виду; он близился с каждым шагом лошадей, но просто не видеть его – уже было облегчением. Чалая кобылка заржала, серая сестра отозвалась ей. Лонси снова вздохнул. «Скорее бы», – подумал он и посмотрел на небо. Он старался отвлечься, у него даже получалось, но тревога и страх все нарастали в душе. Скорей бы это закончилось. Он страшно устал, потихоньку начинал злиться – на себя, Юцинеле и обстоятельства – и все сильней завидовал безмятежной горянке. «Неужели она до такой степени ничего не понимает?» – в тоске подумал он. Хотелось, в конце концов, как-нибудь разъяснить дикарке, что происходит. Или просто вывести ее из равновесия. Ее равнодушие уже не успокаивало, а раздражало.

Но говорить об Уарре Лонси боялся и сам.

– А горцы говорят, что вшо родилошь от Отца-Шолнца, – лениво сказала Неле. – И люди, и духи, и горы.

Лонси понял это в том смысле, что поколебать веру Неле в горские мифы – выше чьих-либо сил. Он помнил, что так и должно быть и что нет смысла даже заговаривать с дикарями на эти темы, в особенности если разговор беспредметный. Но разговор у них сейчас был беспредметней некуда, а одна глупенькая дикарка – это не отряд суровых воинов, с которыми цивилизованному путешественнику и впрямь не следует спорить...

– На самом деле никаких духов нет, – очень мягко сказал он.

Неле в очередной раз оглянулась на спутника; мелькнуло ее озадаченное, нахмуренное личико. Лошадь ее мотнула головой, недовольная, что на спине у нее суетятся. Маг в недоумении встретил горянкин взгляд, а потом Юцинеле осторожно сказала:

– Лонши. Мы едем будить великого духа.

У Лонси поджилки затряслись, когда он узнал, что вызван на аудиенцию самим государственным суперманипулятором Аллендора. Перед господином Маджартом он испытывал непреодолимую робость и обмирать от страха начал, едва завидев здание Ассамблеи.

Государственный суперманипулятор, разумеется, не стал тратить время на разъяснение молодому магу подробностей ситуации. Перед аудиенцией с Лонси побеседовал офицер тайной стражи – и еще два часа маг провел в гулком изнуряющем одиночестве в личной библиотеке суперманипулятора, знакомясь с секретными документами. Инкелер Маджарт только выделил несколько минут на то, чтобы еще раз посмотреть ему в лицо и удостовериться, что он в полной мере понимает важность задачи.

– Мой предшественник еще мог сомневаться, господин Кеви, – устало сказал верховный маг королевства, устремив на Лонси красные от недосыпа глаза. – Мне такого счастья не досталось.

Суперманипулятор не был дурным человеком, он никому не желал зла и никого не собирался пугать, он просто был очень, очень занят, по восемнадцать часов в сутки, без единого дня отдыха уже много лет.

– Мы живем в другую эпоху, – сказал он. – В Средние века жизнь была проще, и души – проще. Но сейчас время другое. Легендарные силы – это проблема. С ними крайне трудно работать. – И Маджарт откинулся в кресле, прикрыв глаза.

– А... – невпопад вякнул Лонси.

– Я не смог бы им управлять, – объяснил суперманипулятор. – Это, полагаю, под силу только магу.

– Но... вы, господин суперманипулятор...

– Я, – сказал тот снисходительно, как ребенку, – должностное лицо.

...Лонсирем Кеви, дипломированный маг с практикой в Ройсте, опустил взгляд и поплотней взялся за шершавый, влажный от пота повод. Лошадь помахивала хвостом, отгоняя слепней; вся ее шкура дергалась разом, будто была чем-то отдельным от нее. В начале пути это немного пугало, но теперь Лонси привык. «В конце концов, – подумал он, – в конце концов, ведь ничего не должно случиться... вообще ничего. Произведены расчеты... специалистами... я должен поступить в соответствии с указаниями. И тогда ничего не случится».

– Нет никаких духов, Неле, – сказал он со вздохом. – И Солнце – это звезда вроде тех, что видны ночью. Просто она очень близко. А горы появляются от того, что два громадных острова сталкиваются друг с другом, и камень образует складки...

– А куда мы тогда едем? – не без интереса спросила Неле. – Жачем будить духа, ешли его нет?

Маг устало хмыкнул, разглядывая вновь показавшийся лесок. Тропа стала шире, и горянка даже придержала лошадь, чтобы ехать рядом с Лонси и заглядывать ему в лицо.

– Это не дух, – сказал он. – Это человек, некогда ставший функциональной точкой-ретранслятором реликтового излучения недифференцированной первичной магии...

И прикусил язык.

«Блажной», – со всей определенностью выражали черты Юцинеле.

Неожиданно для себя Лонси обиделся.

– Это очень сложно объяснить, Неле, – сказал он покровительственно и строго. Вышло не очень внушительно, потому что у него ломило спину и чувствовал он себя не на высоте. – В особенности... кому-то вроде тебя.

– Почему?

– Потому что ты... необразованная.

– Это как? – искренне озадачилась горянка. – Это что жначит? Что-то магичешкое?

Лонси засмеялся, скрывая облегчение. Иногда с Неле бывало весело...

– Нет, – сказал он мягко. – Это значит, что ты многого не знаешь, мало что видела в жизни. Сложного объяснения ты не поймешь, а простое будет слишком длинным.

Неле шумно выдохнула, ссутулившись. Глянула на мага, который все пытался устроиться половчей: неуклюже вертелся в седле, мучая себя и лошадь.

– Ешли рышью, то тут уже ближко, – сказала горянка после долгого молчания. – Но ты рышью ехать не умеешь. Поэтому говори длинно. Потому что я уже говорила.

Лонси покосился на нее и отвернулся.

«Ну почему? – в который раз мысленно спросил он. – Почему я? Почему не кто угодно другой... почему мне все время так не везет?»

Почему он, Лонси, все время попадает в какие-то немыслимо абсурдные ситуации? Вот, к примеру, едет верхом по местам пустынным и диким, весь в царапинах от колючек, со стертым задом и больной спиной, и рассказывает щербатой дикарке, которая читать-то толком не умеет, про священное писание арсеитов и чуть ли не про теорию Большого Взрыва... То есть кто-нибудь другой, какой-нибудь авантюрист от науки, наверно, получил бы при этом большое удовольствие. Лонсирем Кеви не был авантюристом. И никто из его предков не был авантюристом. Но отчего-то ни один лихой сорвиголова не оказался в нужный момент в нужном месте, чтобы его заменить...

А самое забавное – если во всем этом есть что-то забавное – то, что просвещением Юцинеле он и должен был заниматься все время пути.

Наставник, искушенный во многих магиях.

И царственная дева.

О да.

В свое время Лонси был примерным студентом и умел дословно запоминать прочитанный текст. За это над ним смеялись, но за способность так же быстро и точно запомнить начертанную схему – уважали. В библиотеке Маджарта пригодилось первое.

«Царственная дева в сопровождении искушенного во многих магиях наставника преодолеет путь от дверей своих покоев до дверей, ведущих к месту сна Меча Выси; отныне жизнь ее будет посвящена Пути, что явится залогом силы и неизбежной победы. Да будет мир с ними и нами». И словесная формула заклинания – без намека на схему. Тот, кто писал манускрипт, был человеком до безумия осторожным. Схема известно упрощает задачу, и даже там, где речь шла о Пятой магии, подвластной единицам, составитель руководства предпочел перестраховаться. Восстановить заклятие по описанию – задача для профессионала высочайшего класса.

Для государственного суперманипулятора.

Это он должен был ехать на серой кобыле по тропе среди злых кустарников, он, лысый как колено господин Маджарт, и сопутствовать ему должна была престолонаследница принцесса Лириния, а не Юцинеле, дикое отродье дикого горского вождя. Но легендарные силы – это проблема, с ними крайне трудно работать, и говоря откровенно, ни Аллендор, ни Уарра совершенно не нуждаются в их вмешательстве.

Даже наоборот.

– С чего начать? – уныло спросил Лонси, уставившись в небо.

– Шначала, – незамысловато посоветовала Неле.

– Хорошо. – Лонси развел руками и едва не потерял повод. – Попробую проще. В мире есть пять магий... Нет, не так. Магия – это особая сила. Я сам – маг, но я мелкая сошка. Если представить, что магия – это вода, то я вроде головастика в луже. А есть моря и океаны.

Неле, обернувшись к нему, посмотрела внимательней. Лонси перевел дух и облизнул пересохшие губы. Все-таки удивительно красивые у горцев глаза. Они красивый народ – таянцы, – судя по тем, которые встречались Лонси в Ройсте. Грустно видеть, как мало природа уделила Неле этой красы.

– Магия управляет движением мира из прошлого в будущее. Она придает смысл времени, – воодушевившись, ляпнул Лонси.

Тут же он сконфузился: обещал ведь объяснять просто. Зачем наивной горянке ученое любомудрие? Неле морщила лоб, пытаясь понять. Носом, впрочем, крутить не стала. Понаблюдав за нею, Лонси немного успокоился и дал себе слово больше университетских конспектов наизусть не зачитывать. Особенно перед Неле.

Лошадь прядала ушами, отгоняя овода.

– Это шудьба, што ли? – негромко спросила девушка.

Маг, уже набравший в грудь воздуха, замолчал и молчал долго.

«Они могут быть мало осведомлены об истинной природе происходящего, – говорил магистр, – но это вовсе не означает, что они глупы. Различие между цивилизованными людьми и дикарями заключается вовсе не в интеллектуальном превосходстве первых. Более того: тому, кто всерьез так думает, лучше не покидать своего кабинета в Ройсте или Аньяре».

– Может, и так, – наконец негромко сказал Лонси и подумал, что образование получил действительно превосходное. Потом он подумал, что с огромным удовольствием не покидал бы кабинета в Ройсте или, на худой конец, в Аньяре, но выбора у него не было. Лицо государственного суперманипулятора – сухое, острое, без бровей и ресниц – вновь, точно въяве, встало перед глазами. «У нас нет выбора», – сказал господин Маджарт, и хотя мгновение спустя он добавил, что господин Кеви, конечно же, волен отказаться от предложения, тот отлично понял, что отказа не подразумевалось. Хотя бы потому, что господин Маджарт, умнейший человек помимо того, что великий маг, не стал бы тратить драгоценное время на того, кто мог отказаться...

Юцинеле ждала.

Лонси решил отложить размышления.

– В природе все происходит по кругу, – сказал он. – Весна, лето, осень, зима, опять весна... Магия – это тоже природная сила, и в ней тоже все происходит по кругу. Только год магии гораздо дольше: много сотен лет. Природный год – это взаимодействие тепла и холода. А магический – двух мировых начал, Выси и Бездны. Я не буду объяснять, что это такое, это очень сложно...

На лице горянки не дрогнула ни единая черта, но Лонси все равно почувствовал себя неловко.

– Во время магической зимы оба начала дремлют, – поторопился он. – А весной – пробуждаются, растут и сталкиваются. Вначале...

«...выделяются активные области, – услужливо подсказала тренированная память, – вспомогательные функциональные точки», – и Лонси мысленно от нее отмахнулся.

– Магия избирает две великие страны, которые станут Королевствами Выси и Бездны, – торжественно сказал он. – И людей, которые будут проводниками Изначальных сил. Во время зимы таких людей двое: великие маги Каэтан и Лаанга. Они бессмертны. Весной с каждой стороны появляются еще трое: Господин, Госпожа и Воин. Они – обычные люди и уходят, когда кончается срок их жизни... Одно из начал по весне пробуждается первым и постепенно распространяет свое влияние на весь мир. Потом перевес оказывается на стороне другого. А потом вновь приходит зима, и люди сами управляют течением событий.

Потом он обнаружил, что Юцинеле его не слушает, и разозлился. Он и так чувствовал себя очень глупо, перекладывая учебник по физике магии в сказку для просвещения дикарки. Она должна была хотя бы старание его оценить.

– Неле! – строго окликнул он.

– Уф-ф! – равнодушно отозвалась Неле. – А куда мы едем-то?

Лонси хватанул ртом воздух и понял, что окончательно разозлился.

– Будить Воина Выси, – процедил он и решил молчать. Его все равно не слушают.

«Ничего не случится», – напомнили земля, солнце и его больная спина; и решимость мага истаяла.

– А жачем? – сказала Неле.

Лонси повесил голову.

– В начале прошлого магического года, – покорно сказал он, уставившись на холку кобылы, – страны процветали, и все жили спокойно и мирно... Потому что Каэтан, Маг Выси, пребывал в своем доме, а Маг Бездны, которого я не хочу накликать, называя по имени, находился в заточении под его надзором и не мог вредить людям. Но потом зло вырвалось на свободу. Оно одолело Воина Выси и погрузило его в тысячелетний сон, похожий на смерть, но это была не смерть – потому что, пока жив прежний Воин, нового не появится... Каэтан успел объяснить тогдашним соратникам, как пробудить Воина. Но потом ему самому пришлось вступить в битву, он был повержен и заключен в Башне Бездны... Теперь началась новая весна магии. Появились Господин и Госпожа Выси и их противники в Бездне. Только Воин Выси спит, потому что Каэтан в плену. И нужно разбудить его, чтобы он защитил нас...

Здесь он запнулся; и оттого, что Неле снова слушала его вполуха, почувствовал облегчение. Но вдруг горянка пристально глянула на него – так, что маг вздрогнул.

– А от Уарры он может жащитить? – спросила девушка серьезно и грустно.

Лонси помолчал; потом так же грустно ответил:

– Дурочка. Где сейчас, по-твоему, Королевство Бездны?

Неле отвернулась.

...Поросший диким волосом кулак чаара мелькнул перед ее лицом. Тускло блеснул кастет. Удар оглушил Юцинеле, и боль не была сильной. Она машинально проглотила кровь, смутно удивившись, что за маленькие камни упали ей в рот. Стены покачнулись, пол и потолок поменялись местами, одинаково грязные, и Неле несильно ударилась плечом о дощатый настил.

Три чаара стояли кругом. Один зажимал рану в плече, глядя куда злее прочих.

Из пяти раз Неле промахнулась только единожды, и еще один бросок оказался несмертельным. Это совсем не плохо. Наргияс похвалил бы ее. И ничего удивительного нет в том, что она промахнулась. Очень глупо было нарекать последний нож собственным именем. Кто она такая? Предпоследний нож тоже лучше было назвать именем великого воина. Так получилось, что Неле начала с перечисления близких – и, не подумав, продолжила тем же. Но Мирале была самой прекрасной невестой гор, светлой как месяц, а она?..

– Это не женщина, – сказал тем временем самый старший из чааров.

– Ты о чем? – спросил второй.

– Больно ловко дралась. Это, должно быть, та бесовка и есть.

– Какая еще бесовка?

– Про которую слух шел. Не слыхал, что ли? Дочка Ариясова. То есть не Ариясова...

И все три чаара хохотнули.

Неле лежала у их ног бревном, неподвижно глядя в прорезанный щелями потолок хижины, даже дышать стараясь как можно тише. Второй попытки у нее не будет, но один из чааров ранен. Если оставшиеся двое увлекутся беседой, она попытается. Она очень быстро двигается, оттого-то и вышел из нее воин – ненастоящий, но неплохой. Чаары худо стоят, совсем рядом, вплотную, но если удастся пронырнуть между ними... дверь выбита, проход свободен...

– Каманарчик таянский как-то с перепою решил, что хорошо бы ему в каманары всех Лациат выбраться, навроде как сам Отец-Солнце в древнюю пору, – исходил желчью старший чаар. – Приревновал, видишь ты, к императору. Но силенки, видишь ты, не те. И решил он помощи просить у горного духа. Но дух – он, видишь ты, не промах!

– Га-га-га!

Дверь выбита, проход свободен. В пустой проем светит солнце. Толстые ноги чааров заслоняют его. Оно светлое, как свобода. Рвануться и вылететь в дверь – и тогда, может быть, окажется вовсе не обязательно умирать...

– ...дух и говорит – одолжи мне, каманар, жену. На пару дней. Я тебе такого ребеночка сделаю, который не то что горы – равнины по обе стороны от гор мечом возьмет.

– Га-га! Дух не промах!

«Если бы ты был здесь!» – безмолвно сказала Неле, смиряя дрожь в груди.

Брат сейчас далеко. Он не спасет.

– В первый раз оно удачно прошло, – разорялся чаар, – но одного Демона каманару мало показалось. Он, видишь ты, второй раз духа призвал. Да что-то не так оказалось, не потрафила, что ли, жена духу. Вместо нового демона родила она не пойми что, не парня, не девку. Зато злое оказалось отродье – только держись!

– Га-га-га! Слышь, Эку, сильно тебя поцарапала? Посильней, чем жена?

Злой чаар совсем озверел, а двое других так и зашлись хохотом, хватаясь за бока. Кажется, то была какая-то история...

...два сапога разом врезались под дых. В глазах потемнело, и Неле не чувствовала, как упала. Она не помнила, били ее еще или нет. Одна попытка у нее была, и все. Чаары слишком ловкие. Чаары славятся как хорошие плясуны, и ноги у них быстрые. Глупо было думать, что она успеет пронырнуть между ними. Но так хотелось, чтобы оставалась хотя бы одна попытка...

Второй нет.

– Ну, – рычал кто-то над нею, – бесовка, ах, бесовка! Да точно ли девка, а? Кто проверит? Кому не страшно?

– Га-га-га!

С нее сдернули пояс с ножнами от кинжала. Потом стянули штаны. Тело было ватным, только горло само по себе, мимо желания Неле, глотало кровь.

Солнце светило в дверях – огненное, недосягаемое. Где-то далеко насмерть бился с чаарами Наргияс, еще дальше, за перевалом, отец и брат, сами страшные как демоны, стояли против страшной Уарры.

Больно было, конечно, но рана от ножа куда сильнее болит. И стрела в плече. И окованным кулаком в живот – это тоже посерьезней... Неле не видела в происходящем ничего особенного. Это же чаары. На ее месте изнасиловали бы и мужчину.

Потом они ушли, сплевывая и гогоча, оставив трупы сородичей лежать в овчарне. Верно, не было между этими чаарами дружбы... Звуки доносились точно сквозь толстую овчину. Неле смутно удивилась, что ее не добили. Опасности от нее, впрочем, теперь не было никакой. Один смех.

Она лежала на грязном полу, глядя остановившимися глазами на ту самую балку, где недавно ожидала чааров, готовясь к бою. В солнечном луче плясали пылинки. В тенях возникали знакомые лица, чтобы тут же уйти, пропасть, не удостоив ее взглядом. Отец, Наргияс, мать среди жен отца, сестры, брат с Мирале в свадебных уборах, красивые... Два года, как здесь никого не рожают; а будь иначе, ни разу в жизни не вошла бы Неле в священную, запретную для мужчин хижину, где крыша стоит шатром, чтобы приплывающей с облаков душе дитяти не было тесно. Два года, как здесь не рождаются и не умирают, а допрежь того умерли десятки и сотни – матери и младенцы, и повитухи, принявшие чудовище; и Неле умрет... Она понимала, что раны вовсе не так серьезны, но не могла шевельнуть и пальцем. Что-то закончилось в ней, и ей стало уже все равно.

...Когда в долине разом грохотнула сотня ручниц, Юцинеле не вздрогнула. Что за дело мертвой до творимого живыми? Вот еще минута-другая, и придет сон.

Но судьба распоряжалась иначе.

Залп повторился, отголоски грохота потонули в лавине отчаянных воплей. Уже не подбодряли себя дикие воины Чаарикама, выкрикивая имя потерянной родины. Иные слова повторялись теперь.

«Эрдрейари».

«Уарра».

На плечах обезумевших, гонимых чааров в Нижний Таян ворвалась армия императора.

Неле не видела того, что творилось внизу. Она и слышала-то смутно, будто сквозь сон. Грохот, вопли, крики умирающих лошадей, кличи боевых рогов – точно все бесы Бездны явились в долину и устроили пляску на погибель миру. Смутно, из каких-то темных глубин, всплывало ненужное знание: Эрдрейари, генерал империи, взял Чаарикам. Арияс думал, что уаррец задержится на захваченных землях, будет восстанавливать разрушенные им же крепости, прокладывать заново дороги и строить мосты. Но Эрдрейари пошел вперед, не останавливаясь.

Он гнал чааров перед собой.

Ропот далекой битвы катил по долине волнами, то поднимаясь до небес и оглушая, то утихая ненадолго, – и вдруг смолк. В пронзительной тишине повис далекий протяжный стон, полный безнадежного, последнего ужаса:

– Та-а-анки-и-и...

Криков больше не было, и заклинания не грохотали, срываясь со стволов, вспахивая истерзанный камень; только стоял отдаленный негромкий гул, похожий на слитый голос десяти тысяч шершней. Танки Уарры вошли в Нижний Таян – значит Нижнего Таяна уже нет.

Осознав это, Юцинеле поняла, что возвращается к жизни. То была мысль воина, а она ненастоящий воин и не может оставаться им после смерти. Холодок пробежал по спине, острее стала режущая боль внизу живота. Ребра ныли. Неле снова проглотила кровь и потрогала языком то место, где были передние зубы. Здоровая дырка и вид, должно быть, гадкий. Что ж, она и так красотой не отличалась... Десны не болели, зато болел нос. У мертвых ничего не болит. Неле подумала, что, будь она настоящей женщиной, ей следовало бы повеситься. Женщине нельзя жить опозоренной. Но она воин, пусть и ненастоящий, а воин должен залечить раны и драться дальше. Так научил ее Наргияс.

Где теперь Наргияс?

Юцинеле резко вдохнула – и беззвучно взвыла от боли. Пришлось долго лежать, дыша осторожно, словно в засаде... Добрый Наргияс. Он мудрый, он не впадает в неистовство, и если бы он сам стоял против Эрдрейари, то мог бы сдаться. Уаррцы берут пленных, а сбежать от них не слишком сложно. Но чаары!

Наверное, он погиб.

Неле подумала об отце. Что же он будет делать без побратима?

«Сколько стоят Лациаты, равнины по обе стороны от них желают править горами, – говорил Арияс. – Но это против установлений Солнца, потому желание их бесплодно. Стоит жителям равнин посягнуть на Хребет Мира, и о маленькие каманы ломают они свои зубы, точно вместо живой черешни укусили выточенную из камня». Так было столетиями; но когти империи вновь потянулись к горам, и были то не сабли и арбалеты, а танки и тяжелые стволы, залп из которых любую укрепленную долину превращал в чашу пепла. Нельзя стало жить по-прежнему, нужно было добыть оружие и объединиться. Наргияс нашел, где взять оружие. Если бы империя перехлестнула горы, Аллендору пришлось бы туго, и король равнин согласился бы на сделку: стойкость и отвага горцев в обмен на творения аллендорских магов.

Но отважные и стойкие были слишком горды, чтобы объединяться.

Чаары смеялись в лицо таянцам – и Чаарикама больше нет. Год назад каманар Кэту признал старшинство таянского каманара – и нет больше Нижнего Таяна, потому что в решающий момент Арияс со своими воинами оказался в Кэту...

Оттуда ему одна дорога – в неприступный, как небо, Верхний Таян.

«Мне надо идти в Верхний Таян», – подумала Неле.

Но сначала надо было встать на ноги.

Юцинеле, превозмогая головокружение и боль, поднялась – и упала без чувств.

Когда она снова пришла в себя, солнце клонилось к вечеру. Было до странности тихо: никто уже не кричал и не бился, и уаррские машины не ревели вдали. Как будто все за стенами исчезло. Цикады застрекотали снова – тихо, словно бы с робостью.

Неле лежала, перекатывая голову из стороны в сторону, и беззвучно скулила от муки. Теперь у нее болело все. Что за нечестное дело! Когда она думала, что надо умирать, тело отчаянно хотело жить, тело всеми силами сообщало ей, что хочет и может; стоило Неле решить, что она будет жить дальше, и тело взялось умирать...

Встать. Мимо войск Уарры и уцелевших чааров пробираться в Верхний Таян. Драться.

Да она не выйдет из этих развалин, вот и все...

Розовый солнечный свет лился снаружи. Ветер стих, становилось все прохладнее, но от холода боль только усиливалась. Неле никогда в жизни не было так больно, даже когда она неудачно спрыгнула со скалы и сломала обе ноги разом. В глазах темнело, рой ос клубился внутри черепа, а в животе ворочался клубок отравленных игл, и как будто все кишки вытягивали наружу. Неле уже стонала в голос и не услышала шагов.

В проеме двери появилась темная фигура.

«Уаррец», – отстраненно подумала Неле. Ей было уже все равно.

Или почти все равно – потому что даже сквозь дикую боль и туман в глазах Юцинеле заметила, что вошедший уаррец что-то уж чересчур худ. Слишком подвижен и легок – словно не человек вовсе, а какое-то полунасекомое, проворное, с невидимыми крыльями за спиной.

Жуткая догадка на миг отогнала боль.

Неле покрылась ледяным потом.

Она замерла, разглядывая уаррца сквозь опущенные ресницы. Всплыла мысль притвориться мертвой, ведь рядом лежат трупы чааров, и... но это была глупая мысль – уаррца не обмануть такой жалкой уловкой. Да и дрожь Неле не могла сдержать. На уаррце не было маски. Смуглую до черноты кожу покрывали богатые, удивительно яркие для татуировок узоры, и в какой-то части сознания Неле, неизмеримо далекой и от этих стен, и от чааров, и от всего мира, родилась мысль, что они, должно быть, нарисованы; а если так, почему не стерлись в бою?.. Уаррец огляделся, спокойный и неторопливый. Его глаза закрывали пластинки из цветного стекла, и невозможно было не пытаться заглянуть под эти пластинки... «Он не солдат», – думала Неле. На плечах уаррца сверкали погоны, грудь его пересекала бархатная лента, празднично-алая, кровавая; вздрагивала золоченая бахрома, и золотом же горели вытканные на бархате буквы, знакомые буквы алфавита риески и знакомые же слова – «Честь и Доблесть»...

Говорил имперский офицер, впрочем, на своем языке. Он что-то сказал и подошел ближе. Кажется, спрашивал, жива ли она. Неле не шевелилась: это было очень больно, отняло бы слишком много сил, а пользы не принесло никакой. Не убежать ей от уаррца, а убить его и подавно не выйдет...

Офицер опустился на одно колено и наклонился к Неле.

Сердце ее остановилось от ужаса.

Знаки были нанесены на его лицо не татуировками и не краской. В замысловатый узор складывались тонкие проволочки из яркого металла, вживленные в иссохшую темно-коричневую плоть. От уаррца исходил довольно сильный запах, но не гнилой, тошнотный, как можно было бы ждать, а травянисто-пряный – наверно, запах бальзамирующего состава...

Мертвый офицер повторил вопрос – мягко, почти заботливо. Неле открыла рот, но только икнула от страха. Собственной смерти она боялась меньше, чем этого.

Уаррец удрученно покачал головой и поднял Юцинеле на руки. Они ничего не могла сделать, звука издать не могла, даже о боли забыла – так сковал ее страх. Солнце нагрело мертвеца за день, и он был теплым, как живой. Он положил голову Неле себе на плечо, чтобы ей было удобней; на нем был мундир с высоким воротничком, поэтому лоб и щека Неле касались ткани, а не мертвой плоти, но руки у девушки были голые, и сухие пальцы уаррца там притрагивались к самой коже. Это было нестерпимо страшно.

Офицер вынес ее из хижины и остановился, вглядываясь в даль. Вечерний туман налился в долину, как в чашу, заволакивая поле боя тонкой дымкой... В долине стояли танки. Словно неповоротливые черные жуки с глянцевыми надкрыльями, стояли они, железные чудовища Уарры, на дорогах и на руинах. Кто-то ходил туда и сюда; Неле не могла различить, завоеватели то или пленные. Убитых тоже не было видно издалека. Вдруг их подняли? Юцинеле задохнулась. Вдруг маги империи пришли сюда с Эрдрейари? Они сделали погибшего Наргияса и других таянцев солдатами Уарры и теперь пошлют в бой...

Офицер повернул голову и что-то сказал. Неле даже не услышала его, умирая от страха и горя.