Текст книги "Евангелие от Крэга"

Автор книги: Ольга Ларионова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц)

Он с некоторой тоскливостью оглядел дружинников, сгрудившихся над кипой старинных звездных карт. Решимость и исполнительность, беззаветная преданность в придачу. Еще бы кроху инициативности…

– Вспомните вашу игру с покойным эрлом Асмуром. Половина колоды у вас на руках, половина – у эрла. Вы одинаково видели изображенные там созвездия?

Хор голосов был скорее удивленным, чем утвердительным: а разве могло быть иначе?

– Но ведь волшебная колода – это тридцать шесть пустых картонок, только и всего. Если вы одинаково воображали, что видите что-то, то это означает… Ну-ка, напрягитесь!

– Что нашими крэгами командовал кто-то рангом повыше, – воскликнул Флейж, опровергая устойчивое заблуждение, что самый задиристый в бою – как правило, самый пустоголовый.

– Вот именно. Кажется, его именуют прокуратором, чтоб ему… прости, дорогая. Надо думать, созвездия он вам подсовывал не случайно, а по обдуманному плану – так сказать, домашняя заготовка. Корабль, который мы захватили, удирая с Джаспера, был брошен прямо со всем грузом – совершенно очевидно, что он побывал в открытом космосе где-то между вашим полетом и экспедицией Иссабаста, иначе его успели бы разгрузить. Но началась заварушка с крэгами – каюсь, не без моего участия, – и на нашу долю таким образом досталось несколько инопланетных амулетов, в том числе и Неоплаканные Звери. Так вот, моя мысль сводится к следующему: я не думаю, что в игре с «командой икс», как я назвал бы пока неизвестных нам путешественников, вышеупомянутый прокуратор стал бы подбирать какие-то новые сочетания созвездий – разве что за небольшим исключением. Так что вам остается…

– Припомнить ход игры! – крикнул Флейж, ударяя себя по колену.

И тут у всех до единого дружинников появилось какое-то отсутствующее выражение… Даже мона Сэниа затаила дыхание. Они снова были там, на Звездной Пристани своей боевой юности, все вдевятером, исполненные воинственного пыла и щенячьего восторга, и магические карты их судьбы рождались ниоткуда, посланные рукой самого прославленного эрла Джаспера, которому еще предстояло назвать себя супругом юной и безрассудной принцессы…

– Первой была Золотая Ступка, – тихо проговорил Дуз. – Ее побили Собачьей Колесницей.

– Нет, – послышался застенчивый, но уверенный голосок. – Эта карта называлась Колесом Златопрялки. Затем – Колесница, Болотный Серв и Кометный Гад…

– Ты все точно помнишь, Кукушонок?

– Конечно. Ведь карты были в руках Гаррэля…

Дальше дело пошло практически молниеносно – во всяком случае, по сравнению с первоначальным вариантом. Были отобраны звезды, у которых имелись планеты, по очевидным или косвенным признакам заселенные человекоподобными (если доверять Анналам) существами. Со всеми допусками таких звезд набралось двадцать две.

– Мы почти у цели, – ликовала принцесса. – Итак, у нас двадцать две планеты, на которые «команда икс» высадиться вроде бы могла – крэги выбирают только ненаселенные миры. Значит, отбираем системы, в которых цивилизация находилась уже в фазе затухания и разумная жизнь могла исчезнуть сравнительно недавно.

Список сократился до семнадцати.

– Ну, этой цифры достаточно для одного похода, – почти беспечно заявила мона Сэниа. – Готовимся…

– Кх-гм, – командор издал неопределенный звук, не поддающийся переводу транслейтора, но прекрасно интерпретированный принцессой. – Это кто готовится? Что-то я припоминаю, что количество детей у нас увеличилось до двух. На кого же ты собираешься их оставить? На нашего старого, доброго по-Харраду?

Мона Сэниа так стремительно повернулась к нему, что старые карты вздыбились на ковре, поднятые маленьким смерчем:

– Всем выйти вон!

Славная дружина шарахнулась из шатра, чуть не сбив с ног уже упомянутого Харра по-Харраду, слонявшегося по изрядно притоптанным колокольчикам в силу своей некомпетентности в вопросах космонавигации. Кукушонок с тихим шелестом последовал за всеми, Шоео тактично скользнул вон на гладком брюшке.

Сцена, разыгравшаяся в обиталище изгнанников между супругами, в джасперянских исторических анналах отражена не была.

Примерно после часовых пререканий командор появился на пороге:

– В нашем распоряжении восемь кораблей, из них один остался на Барсучьем под загрузкой. Я беру три малых корабля и пятерых людей. Эрм и Сорк, вашей зоркости и мужеству я поручаю принцессу и детей. Вопросы есть?

– Шоео с нами?

– Естественно. Ведь нам нужна, во-первых, его планета, во-вторых, человек с его родины, способный нам помочь, в-третьих, если не найдется такого человека, то какой-нибудь захудалый амулетик, уничтожающий заклятие невидимости… ну и в-четвертых, как оптимальный вариант, – сам ет-Хриер-ет. Лично.

– Ну тогда облететь семнадцать шариков действительно можно будет за один поход, – легкомысленно бросил Ких. – Вот Ета придется поискать… То есть его мумию.

Мона Сэниа, как разъяренная фурия, выросла за спиной командора:

– Кто здесь смеет говорить о едином походе? Здесь приказываю я, и вот мое слово: после каждого перелета вы будете возвращаться обратно независимо от результатов. И только я, владетельница Игуаны и ненаследная принцесса Джаспера, буду решать вместе с выбранным мною кругом лиц, куда отправляться в следующий раз. Если таковой вообще будет. Сейчас вам предстоит посетить созвездие, которое в Звездных Анналах носит наименование «Трижды Распятый». Готовьтесь. Я сказала все.

Она круто развернулась и исчезла в глубине Корабельного Замка.

Юрг позволил себе осторожный выдох. Такого тона он от своей жены не слышал ни разу в жизни и, честно говоря, просто не знал, как на него реагировать. Хотя нет – знал, но на это у него просто не было времени. Семнадцать планет. И легкомыслием Киха он не обладал.

– А почему это – Распятый? – вдруг тихонечко проговорил Пы.

В его голосе не было робости, только недоумение: с чего это им начинать с такой поганой планетки, которая невольно ассоциировалась с темно-лиловой картой ночного козыря?

Неужели принцесса забыла, что несчастная масть неминуемо обрекает на гибель одного из участников похода?

– Потому что это – планета белого солнца. И потом, всегда лучше начинать с конца, а это, если я не ошибаюсь, была в игре чуть ли ни предпоследняя карта.

У него самого было другое объяснение: начинать следует с наименее приятного. Потому что от одной экспедиции к другой силы и энтузиазм будут соответственно убывать.

– Ну и ладненько, – уже совсем обыденным тоном проговорил Флейж. Начинаем, как всегда, с проверки обойм и заточки мечей. Эй, сервы!

– Минуточку, минуточку, – раздался голос менестреля, о котором все, на общую радость, совершенно забыли. – А как же я?..

IX. Единожды распятый

Залив, хорошо просматривающийся в донный иллюминатор, был мелководен, а песчаный берег – пустынен. Впрочем, как и все обозримые окрестности.

– Ни малейших следов цивилизации, – буркнул командор. – Может, в Анналах ошибка?

– Они, конечно, составлялись более полутора тысяч лет назад, однако до сих пор никто не жаловался, – ответил Дуз как самый старший и, следовательно, опытный. – За это время, правда, жители могли поголовно вымереть, но остались бы следы.

Три спаянных вместе кораблика снова подпрыгнули, очутившись под заранее выбранным облачком. Метрах в двухстах от залива начинались скалы, сглаженные ветрами и занесенные до половины песком; на них словно нехотя наползал кустарниковый лес, наверняка колючий и непроходимый, тянущийся уже до самого горизонта. Кое-где у самой кромки воды виднелись сероватые валуны, вокруг которых вились некрупные летучие существа – скорее птицы, чем перепончатокрылые.

– Судя по наличию живности, дышать можно, – заметил Юрг. – У вас как, принято брать пробы воды и образцы почв?

– А зачем? – спросил Флейж.

– Да, действительно… Тем не менее я был бы не прочь высадиться на поверхность. Как-то нелепо побывать совсем рядом с чужой планетой и хотя бы не потоптаться на ней.

Дружинники, объединенные широкими проходами, раскрытыми из одного кораблика в другой, выразили полную солидарность – естественно, сесть стоит. Если не потоптаться, то хотя бы облегчиться. Командор чувствовал себя хуже всех – в сущности, он впервые по-настоящему был их командором, без оглядки на опыт и наследственную власть собственной жены. В результате оказалось, что он и команды-то толком отдать не способен – мямлит, как последний слизняк. «Я бы не прочь бы…» В довершение всего самого непредвиденного планета оказалась необитаемой. И он словно чувствовал собственную вину за таковую пакость. Правда, у блеклого лунообразного солнышка насчитывалось еще не менее трех спутников, на которых вполне могли распять неведомого скитальца, чья горестная судьба и определила название созвездия. Юргу совсем не улыбалось на первом же своем шаге врезаться чеканным астронавигаторским профилем в инопланетное дерьмо.

– Садимся возле дюн, – сухо распорядился он. – У них не традиционная форма – возможно, занесенные песком руины.

Дюны, действительно, были какие-то квадратные. И песок сверкал так, словно был смешан с алмазной пылью.

Сели.

– Оседания почвы не наблюдается, – констатировал Юрг.

Замечание не ахти какое глубокомысленное, если принять во внимание, что громадные валуны, то тут, то там видневшиеся на песчаном пляже, красноречиво свидетельствовали в пользу этого хотя бы своей более чем убедительной массой.

Уже без всякой команды с его стороны люк раскрылся, и дружинники попрыгали наружу с легкостью, ужаснувшей командора множественностью вполне предсказуемых трагических последствий.

Но пляж был жарок и пуст, только стайка крыланов торопливо порхнула прочь при виде первого же джасперянина. Из песка выбивались какие-то стеклянисто-прозрачные метелочки, осыпавшие свои сверкающие на солнце семена; их-то и нес по гладкой песчаной поверхности дующий с моря полдневный зефир, вызывая алмазное мерцание. Командор тоскливо глянул на застывшую в жаркой одури гладь залива, и начал прикидывать, как бы не очень резко отказать своим легкомысленным собратьям по оружию, когда они запросятся купаться. Он уже вспотел в своем легком скафандре и высоких сапогах, в которых по желанию можно было включить подогрев. Дружинники же были одеты в их традиционные костюмы, которые они именовали полускафандрами пуленепробиваемые куртки до колен, скроенные, вероятно, из оболочек недоношенных жавров или подобных им болотных гадов. Капюшоны у всех были откинуты, кое-кто уже успел расстегнуться.

Пы вразвалочку двинулся к ближайшему валуну, намереваясь, по-видимому, расположиться в его тени; не успел он сделать и десяти шагов, как «валун» с паническим трубным ревом вскочил на ноги – он напоминал носорога с мордой бульдожки, но без костяных выростов. Гулко впечатывая слоновьи ножищи в плотный песок, он галопом помчался к зарослям, подымая и увлекая за собой дремавших сородичей.

Пляж опустел.

– Так, – сказал Юрг, – с людьми они знакомы. И накоротке. Не мешало бы нам поискать каких-нибудь следов. Пы, держись-ка поближе ко мне. Остальным тоже действовать парами.

Флейж послал шутливый поклон Киху, приглашая его обследовать кромку воды; Дуз и Борб, молчаливо объединившись, двинулись по следам умчавшихся животных. Юрг придирчиво оглядел близлежащую дюну – похоже, ее основанием служили развалины древнего сооружения – подобия ацтекской пирамиды, чьи уступы были немилосердно сглажены ветром и песком. Основание пирамиды казалось не менее ста метров по каждой из сторон; по высота ступеней доходила только до колена, а ширина достигала полутора метров. Даже если бы эта пологая лестница так не располагала к восшествию на ее вершину, Юрг все равно полез бы вверх, движимый исключительно врожденным общечеловеческим инстинктом, повинуясь которому каждый индивидуум, прекрасно отдающий себе отчет в том, что «умный в гору не пойдет», совершает прямо противоположное. Большинство делает это безотчетно, некоторые пытаются найти теоретическое обоснование.

– Знаешь, Пы, – проговорил командор, забираясь на первую ступень, – когда бог создал человека, он предопределил ему движение по горизонтали и предостерег от взгляда вверх. Дьявол не замедлил этим воспользоваться…

«Отсюда-то и появилось выражение: куда тебя черти понесли?» – закончил он мысленно. Смысла в его восхождении не было ни малейшего: они прекрасно разглядели все окрестности сверху. Вероятно, просто хотелось размяться.

– Ладно, я сейчас спущусь, – проговорил он, испытывая неподдельное сострадание к полнотелому крепышу, истекающему потом в своем непроницаемом полускафандре. – Еще пару ступенек… О, четыреста чертей и яйца в майонезе!

А это и в самом деле было яйцо. Зарытое в горячий песок, оно треснуло под ногой и выбросило, как плевок, струйку вонючего желтка. Величины оно было приличной – пожалуй, крупнее страусиного. Какая-то сообразительная птичка а может, и ящерица – заложила здесь кладку, понадеявшись на иллюзорную неприступность пирамиды. И напрасно. Юрг перепрыгнул на следующую ступень, дабы не вляпаться по второму разу, и присел, свесив ноги и соображая, что лучше: попросить Пы перенести его на мелководье или дать яичной корочке подсохнуть, дабы потом она отвалилась сама собой. Инстинктивное тяготение к варианту «само собой» перевесило – видимо, оно тоже было заложено в человеческой сути от Адама. Под таким сумасшедшим солнцем нужно было подождать всего пару минут. Пару тоскливых минут, отнюдь не подслащенных воспоминанием о восторженной готовности ко всем чудесам запредельных миров, обещанных ему Звездными Анналами, по всей видимости, составленными доисторическими фантазерами, дорвавшимися до межзвездных перелетов лишь в силу врожденных способностей.

– Послушай-ка, братец, – спросил он у изнывавшего от дисциплинированности Пы. – А что вы обычно делаете на таких вот планетах?

– Как что? – изумился тот. – Купаемся.

Командор вздохнул. Ни магия, ни подвиги им не светили.

– Ладно, – сказал он. – Можете сигать в воду, только проверьте ее семь раз на безопасность. Я к вам скоро присоединюсь, заодно и обувку помою.

– Эгей! – заорал Пы, рассылая голос веером по всему пляжу. Братцы-первопроходцы, купаемся!!!

В следующий миг он был уже у кромки воды, посеребренной сверкающим просом песчаных метелок. Почти замкнутый залив представлял собой кристально прозрачную лужу без малейших признаков живности. Конечно, могли тут водиться и бесцветные медузы, грозящие смертельно ядовитыми стрекалами, но врожденная невосприимчивость к ядам делала джасперян по-детски беззаботными.

– Щща проверим водичку… – крикнул Пы, прыгая на одной ноге, освобождаясь таким образом от сапога и получая одновременно то несказанное детское удовольствие, какое доставляют прыжки на таких вот небольших планетках с уменьшенной силой тяжести. Вот так безмятежно, по-заячьи прыгать – это все равно как испускать бессмысленные восторженные вопли в солнечном июньском лесу, где каждый шелушащийся от смолистой избыточности ствол рождает серебряное эхо, жадно поглощаемое мхом и зубчатыми трилистниками земляники.

Слева и справа запрыгали еще две пары, и Пы, уже расстегнувший пояс и взявшийся за штаны, небрежно бросил:

– А чего командора-то не прихватили?

– Командора? А где он?

Пы растерянно оглянулся:

– Да вон, на ступенях… – и замер, держась обеими руками за спущенные штаны: командора на песчаной пирамиде не было.

Мгновенный уничтожающий взгляд, которым наградил его Дуз, словно стегнул его одновременно по голой заднице и по розовым вспыхнувшим щекам. Он не в первый раз ощущал на себе не очень-то лестные взгляды своих товарищей, но такое откровенное презрение было для него внове.

Поэтому, растерянный и оскорбленный, он переметнулся на песчаные ступени последним.

– Вот… – он потыкал пальцем в плотный песок, устилавший каменную, подозрительно ровную поверхность. – Вот тут он сидел. А вон там, ниже, в яйцо врюхался… Эк воняет, тухлое было…

– Не мог же он провалиться! – Флейж несколько раз топнул, но неотзывчивость камня неоспоримо свидетельствовала об абсурдности такого предположения.

– Тихо! – велел Дуз.

Все замерли, но кроме легкой, достаточно тошнотворной вони, в воздухе не витало ничего.

– Надо было взять с собой Кукушонка… – скрипнул зубами Дуз.

– Но есть Шоео! Если у него тонкий нюх… – Ких не успел закончить фразу и исчез, ринувшись в обосновавшуюся в центре пляжа трехглавую конструкцию спаянных воедино корабликов.

Дружинники не успели перевести дыхание, как он появился снова с только что разбуженным зверьком на руках.

– Тепло-то как… – блаженно прощебетал пушистый комочек, разворачиваясь и подставляя белым лучам шелковистое брюшко.

– Шоенчик, милый, не время ловить кайф! – Ких опустил зверька на песок. Ты можешь по запаху определить, куда пропал ваш командор? Он только что сидел на этом месте.

Выразительная мордочка сразу как-то заострилась, пушистый хвост напрягся и вытянулся стрункой. Шоео повел головой влево, потом вправо, вбирая в себя целый веер запахов, потом приподнялся, как суслик, и уперся взглядом в стеночку, ведущую к следующей ступени.

– Да тут камень? – досадливо крикнул Флейж и что было силы саданул сапогом в песчаный отвес.

Раздался хруст, слюдяные осколки, покрытые тонким слоем приклеившегося к поверхности песка, обнаружили чернеющую за ними дыру. Борб, стоящий на самом краю неширокой террасы, повторил движение Флейжа – и тут за слюдяным экраном открылся ведущий вниз наклонный лаз. Дружинники принялись молотить по замаскированным окнам, и скоро слюдяные осколки открыли им не менее дюжины отверстий, выстроившихся в ряд, так что ацтекская пирамида разом превратилась в подобие архаичного дота двухвековой давности – впрочем, джасперянам, не знакомым с земными историческими фильмами, такое сравнение прийти в голову и не могло.

– Но не мог же командор сам собой сюда провалиться… – растерянно пробормотал Пы.

– Естественно. Тем более что кто-то задвинул за ним эту заслонку, согласился Дуз. – Шоео, принюхайся – куда нам?..

– Здесь! – зверек, напряженный, как фокстерьер в погоне за уткой, уже ринулся в наклонный лаз, но Дуз успел ухватить его за хвост:

– Хоп! Без команды никуда. Ты еще понадобишься. Ких, ты самый юркий, пойдешь первым; как только очутишься внизу, доложишь обстановку. Чуть что не так – возвращайся. Ну, пошел!

Ких переложил десинтор из кобуры за пазуху, старательно прикрыв, чтобы не запорошило песком, и нырнул в дыру ногами вперед. Некоторое время он скользил относительно плавно, пересчитывая спиной гребенчатые уступчики, позволявшие обитателям пирамиды взбираться по довольно круто уходящей вниз трубе; струйки песка, обгоняя его, успевали, шурша по плечам, умчаться вниз, как бы оповещая хозяев дома о его прибытии. Но когда каблуки его сапог врезались в кучку песка, а всемогущий офит, перейдя на инфракрасное видение, позволил сориентироваться в обстановке, никаких следов владетелей этого подземелья он не обнаружил.

– Глубина – три моих роста, – коротко доложил он, посылая на поверхность свой голос. – Впереди горизонтальный коридор. Пусто. Продолжаю двигаться по направ…

Гулкий, ухающий удар уже не мог быть передан им наверх – но Дуз и Флейж, лежавшие на животе, свесив головы в дыру, отпрянули, когда прямо в лицо дохнуло сухой пылью пополам с ощущением беды. Шелестящий гул песчаного обвала достиг их ушей секундой позже…

Наверное, этот шум, подкрепленный упругим толчком, распространившимся на все подземелье, и привел Юрга в чувство. А может быть, пренеприятнейшее ощущение, когда кто-то пытался загнать тупой гвоздь в синтериклоновую перчатку на его левой руке.

– Не старайся, она непробиваемая, – как-то машинально прохрипел он, одновременно радуясь тому, что горловые хрящи, выходит, не повреждены.

– Врешь, – уверенно отпарировали откуда-то сзади.

В первый миг не было ничего, кроме дошедшего до икоты изумления: голос говорил по-русски. Но, с трудом побарывая непроизвольную пульсацию изрядно-таки травмированного горла, командор, окончательно пришедший в себя, сообразил, что это – всего лишь милость транслейтора. Он рванулся, пытаясь подняться, и не смог: запястья и щиколотки резануло топкими, но абсолютно лишенными упругости путами. Он слегка поерзал спиной по гладкой поверхности того, на чем он лежал, и не без удивления почувствовал под лопатками неширокую доску. Значит, если ему посчастливится освободиться, он еще будет куда-то падать. Что излишне. Так что не мешает срочно выяснить обстановку в тех пределах, в которых его голова способна поворачиваться. В помещении царил скорее полусвет, чем полумрак: окошко в потолке, забранное плетенной из веток решеткой, было затянуто то ли рядном, то ли матовым стеклом и с трудом пропускало солнечные лучи. Вторым ощущением была тошнотворная вонь, приносимая откуда-то издалека равномерными порциями, точно кто-то гнал ее сюда плавными махами крыльев. За головой шелестели и топотали. Уменьшенная сила тяжести – значит, аборигены не должны быть обременены могучей мускулатурой.

Юрг медленно повернул голову влево, к умельцу, все еще старавшемуся загнать какое-то острие в накрепко прикрученную к поперечной доске ладонь. Раздалось раздраженное шипение, и туземец… Нет, все-таки командор ожидал увидеть какое-то лицо, хотя бы издали напоминающее человеческое. Но на него уставилась крайне злобная крупная морда, более всего схожая с кроличьей. Выпуклые красные глаза пуговично поблескивали из редкой бесцветной шерстки; там, где полагалось бы находиться носу, прятались в морщинах и вибриссах множественные крупные поры; полуоткрытая белесая пасть обнажала клыки, вряд ли принадлежащие травоядному, и над всем этим безобразием возвышались кожистые уши торчком, под каждым из которых болталась розовая индюшиная серьга. Красавец, одним словом. Между передними лапками упруго покачивался какой-то свернутый жгут; как только существо заметило, что пленник повернул голову, жгут развернулся и хлестко ударил командора по лицу – прежде чем у него посыпались искры из глаз, командор успел заметить на конце этого хвоста кисточку шевелящихся щупалец. Вот этим-то его и захлестнули вокруг шеи, так что он не смог даже крикнуть и, теряя сознание, только смог порадоваться, что жесткий воротник не позволил сломать шейные позвонки. Хорошее дело скафандр, даже самый легкий: вот и сейчас капюшон, спружинив, спас его от явного сотрясения мозга.

Юрг набрал в легкие побольше воздуха:

– Я приказываю тебе освободить меня, пока на тебя не обрушились кары моих верных слуг! – заорал он во всю командорскую мощь, надеясь не столько на адекватность перевода, сколько на то, что его крик будет услышан дружинниками.

Где-то за головой послышалось хлюпанье, переведенное транслейтером как лающий смех. Шлеп, шлеп – кажется, эти зверюги передвигались короткими прыжками. Да, так и есть: справа в поле зрения возник более крупный абориген, и его движения выдавали в нем родственника исполинского тушкана.

– Я тебе не враг! – крикнул Юрг, с ужасом сознавая, что в Военно-воздушной академии совершенно катастрофически упустили такую дисциплину, как «общение с инопланетными туземцами неканонического вида».

Тушкан бесцеремонно ощупал привязанные ноги.

– Говорливая обезьяна, – промолвил он удовлетворенно. – Мясистая. Жира мало. Тухнуть долго.

Отрывистые фразы, звучавшие как выстрелы-дуплеты, могли бы вогнать в ледяной пот кого угодно; но одновременно всплыл в памяти китайский кулинарный рецепт приготовления «тухлых яиц». Если эти зверотушканы предпочитают пованивающую человечинку, то тут их ожидает непредвиденное затруднение: раскрыть скафандр им не удастся. Для этого пришлось бы набрать двузначный код под клапаном нагрудного кармана… черт, не сообщил этой цифры Дузу! Кретин. И в следующую экспедицию все пойдут в шлемофонах с рациями. Это уж непременно. Но пока надо было как-то выпутываться из сложившейся ситуации, если не сказать – катастрофического положения.

– Каждый, кто попробует моего мяса, умрет страшной смертью! – громогласно пообещал Юрг.

– Обезьяна невежественна. Обезьяна несъедобна.

Ну слава тебе, господи!

– Тогда на кой черт я вам сдался?

– Раздавил яйцо. Снесешь яйцо. Я решил.

Ну и тон – прямо «так говорит Заратустра».

– Пардон, мсье, яйца нести не обучен. – Юргу стало даже смешно.

– Все не.

Где-то за пределами изголовья возникло шушуканье – голосов было не меньше пяти. Удалось различить: «Радость есть» – «Двое много» – «Радость вдвойне» «Уфекалимся зело» – «Всемилостив верховный» – «Нажраться, нажраться…» Все-таки каннибализмом припахивало. И куда подевались верные собратья по разномастному и разнокалиберному оружию?

– Люди! Сюда!!! – заорал он, отталкиваясь спиной от жесткой доски.

– Люди нет. Песок бух. Бух сверху, – проинформировали его.

Разорвать путы снова не удалось. Насчет результативности «бух» он сильно сомневался, но дружинников что-то задерживало. Юрг прикрыл глаза, сосредотачиваясь.

– Обезьяна спит! Сон сказочен! Сон чудорожден! Слава верховному!

Голоса заверещали так, что могли бы разбудить мумию, вздремнувшую веков так пятьдесят назад. Если они считают, что на него снизошел магически наведенный сон, то и пусть себе заблуждаются. Придется копить силы, чтобы потом разочаровать этих тушканов. Хотя уже закрадывалось сомнение в том, кто в конце концов останется разочарованным. Конечно, в защитных силах скафандра сомневаться не приходится, но открытое лицо… Ведь достаточно красноглазым хозяевам проявить капельку гостеприимства и попытаться его накормить бр-р-р… Кстати, они, кажется, именно на жратве и зациклились – гомон, который они подняли, складывался из каких-то писков и хрюканий, звучащих по-разному, но запарившийся транслейтор, не в силах подобрать земных эквивалентов, монотонно переводил: «Еда, еда. Еда, еда. Еда…»

– Я милостив, – снизошел наконец крупный тушкан. – Нажремся вдвое. Потом предадимся.

Уши у него порозовели и выросли сантиметров на десять. Чему он собирался предаться, осталось тайной – вся стая с гоготом двинулась мимо крестообразной дыбы, на которой был распят командор, причем каждый норовил кисточкой на конце хвоста погладить его по лицу. Почти всем это удавалось, и когда шлепающий топоток замер в невидимом для Юрга проходе, вся кожа у него подергивалась от едкой слизи, словно он с размаху врезался лицом в медузу-стрекишницу.

Ну дела. Домечтался о троллях и гоблинах. Так что же предпринять? Он в который раз дернулся, стараясь если не разорвать, то хотя бы ослабить веревки, и снова напрасно. Зато слева послышался едва уловимый стон – так нечаянно выдает себя совершенно обессилевшее животное.

– Эй, кто там?

Надежда вспыхнула – и разом погасла, когда Юрг повернул голову и разглядел то, что до сих пор загораживал от него тушкан с острым шипом, трудившийся над его левой рукой. Да, это был еще один пленник, тоже распятый, с дымчатой шерсткой и бессильно свисавшими вниз ушками, впрочем, ухо отсюда виделось только одно.

– Ты кто, страдалец? Говори, не бойся, все ушли!

– Сын яйца. Яйца черепахи.

– И давно ты здесь?

– Некормлен трижды.

Характерный отсчет времени.

– И как ты думаешь, что с нами собираются делать?

– Засеять отрыжкой.

– Фу, черт! Все равно не понял. Объясни поподробнее.

– Обезьяна глупа, – вздохнул дымчатый хвостатик. – Яйцо расти. Обезьяна питать. Обезьяна протухнуть. Яйцо греться.

Его вдруг заколотило от ужаса прежде, чем память подсказала термин эндотрофное размножение. Комиксы-ужастики, будоражившие детское воображение на продолжении трех веков, вдруг начали приобретать кошмарную, осязаемую реальность. Хотя какая-то часть разума усиленно противилась этому, навязывая вариант бредового состояния (виртуальная реальность исключалась ввиду явного отсутствия цивилизации компьютерного уровня).

Юрг на всякий случай прикусил губу – стало больно. Нет, не сон. Но разум продолжал беспомощно, по-щенячьи тыркаться в поисках альтернативного варианта объяснения всего происходящего.

– Слушай, сын яйца черепахи, я совершенно запутался. Если вот эти красноглазые собираются откладывать яйца, то кто же они – выходит, женщины?

– Женщины – кто? – переспросил пленник, старательно выговаривая явно незнакомое слово.

– Ну вот эти, которые нас сцапали, – это самцы или самки?

– Самцы – непонятно. Самки – непонятно.

– О, черт… Отложим. Сейчас главное: как выпутаться из этой катавасии. Соображай, чей-то сын! Как нам спастись?

– Спастись никак.

И тут снова возникла надежда – на сей раз в форме поросячьего визга. Кто-то катился по боковому, невидимому для Юрга проходу, точно вышвырнутый пинком щенок, и непереводимо голосил. Впрочем, добравшись до пленников, он несколько раз хлестнул себя хвостом по бокам и уже вполне членораздельно пожаловался:

– Мало еды. Не покормили. Говорят – молод. Рыбье дерьмо.

Ага, до изысканных выражений цивилизация здесь уже поднялась.

– Молодой человек, – проговорил командор, прилагая все усилия к тому, чтобы голос звучал как только возможно убедительнее и проникновеннее. – Юрг добрый. Юрг тебя накормит. Накормит сытно.

Пушистое рыльце ткнулось в его плечо.

– Чем, чем?

– Вот что захочешь – то и получишь. Много-много.

– Где, где?

– У меня на животе коробочка… Нашел? Пальчики на лапках имеются? Вот и открой. Доставай, доставай, штука это тяжелая, но для получения еды совершенно необходимая… Так. Вот этот ствол… ну трубочка… палец, если угодно… Ага, понял. Направь прямо в потолок, и еда свалится сверху. Не валится? А, смотри: там видна красная кнопочка… Ягодка, если угодно. Нажимай! Сильнее!

Громыхнуло будь здоров – калибратор стоял на бронебойном разряде. Оставалось только надеяться, что в районе потолочного окна, осколки которого все еще продолжали сыпаться прямо на Юрга, никого из дружинников в этот момент не было. Поросячий визг взметнулся – и затих в том же направлении, откуда появился. И почти сразу же два голоса синхронно рявкнули:

– Командор, не стреляй! Свои!

– Где вас только черти носили, своих-то… – буркнул Юрг, уже не делая попыток освободиться собственными силами.

Встревоженные физиономии Дуза и Борба возникли в потолочной дыре, и Юрг уставился на них с таким восторгом, словно одна рожа принадлежала Венере Милосской, а другая – Сикстинской мадонне. Или наоборот – соображал он сейчас только в одном направлении.

– Да отвяжите вы меня, черт побери!

Джасперяне попрыгали сверху, как кузнечики.

– Если б не разряд – еще сутки проискали бы, – бормотал Флейж, перепиливая веревки. – Кругом заросли стеклянных метелок, даже Шоео не проползти… Готово!

– Десинтор мой поищите, он где-то на полу, – кинул командор, спуская ноги со своего гостеприимного ложа. – О дьявол, до чего же хочется вставить этим тварям здоровенный фитиль!