Текст книги "Планета туманов (сборник)"

Автор книги: Ольга Ларионова

Соавторы: Александр Шалимов,Аскольд Шейкин,Александр Хлебников,Анатолий Томилин,Лев Стекольников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Он пожал плечами и больше не возвращался к этой теме.

В последний вечер островитяне пригласили нас в деревню на праздник. Это был прощальный праздник в нашу честь. На центральной площади, напротив коттеджа вождя, собралось все население острова. Нас посадили на самое почетное место – на возвышение, устланное мягкими циновками. Пир начался с заходом солнца и продолжался до восхода луны.

Когда бледный диск всплыл из темных вод океана и проложил широкую серебристую дорогу к берегу атолла, начались танцы. Гибкие темные фигуры то стремительно двигались в едином согласованном ритме, то застывали четкими изваяниями на фоне искрящейся поверхности океана. Танцам вторило негромкое мелодичное пение. Порой оно затихало, словно задуваемое порывами теплого ветра. Ветер шелестел листьями пальм и увлекал в темноту белые плащи танцовщиц…

Мне вдруг стало очень грустно. Грустно оттого, что это была последняя ночь на чудесном острове, где мы пережили столько удивительных и забавных приключений… А еще грустно потому, что Карлссон так и не пришел на прощальную встречу. Мне хотелось поговорить с ним еще раз перед отъездом. Хотелось, чтобы он объяснил…

Кто-то тихонько потянул меня за рукав. Я оглянулся. Позади сидел на корточках Ку Map. У него тоже был не очень-то веселый вид.

– Ну, что скажешь? – спросил я возможно более бодрым тоном.

– Завтра поедешь?

– Поеду.

– А куда?

– Далеко. Сначала на Гаваи, потом в Америку.

– Зачем?

– Гм, зачем!.. Работать… Надо работать дальше…

– Делать дырки на других островах?

– На островах или на большой земле.

Ку Map вздохнул:

– Так целый жизнь будешь делать дырки?

– Надо работать, Ку Map. Каждый человек должен делать свою работу. Вы здесь ловите рыбу и черепах…

– О, – перебил Ку Map, презрительно надувая губы, – рыба жарить можно, черепаха – суп варить. А твой дырка что?

– Мы с тобой не поймем друг друга, дорогой, – сказал я, обнимая его за плечи. – Люди чаще всего не понимают один другого, и это очень плохо.

– Плохо, совсем плохо, – согласился Ку Map.

– Поедем с нами, – предложил я.

– Зачем?

– Научу тебя работать на буровом станке. Будешь ездить по всему свету и делать дырки. Заработаешь много денег…

– Нет, – серьезно ответил Ку Map. – Не поеду. Мне тут очень хорошо… Здесь мама и бабка Хмок Фуа Кукамару…

– И отец?

– Отец – нет. Он ушел туда, – Ку Map указал в океан, – и не пришел назад.

– Утонул?

– Я не знаю. Никто не знает… Может, утонул, может, ушел Америка. Назад не пришел.

– Так поедем со мной. Может быть, мы разыщем твоего отца. Или, если захочешь, я буду твоим отцом.

– Спасибо, – сказал Ку Map. – Нет, лучше ты приходи Муаи, когда надоест делать дырка. Приходи, пожалуйста…

– А Справедливейший? Если он не захочет принять?

– Захочет. Очень захочет.

– Откуда ты знаешь!

– Знаю. Все знаю, – Ку Map хитро улыбнулся. – Ты два раза говорил с ним и даже ходил далеко туда. – Ку Map постучал коричневым пальцем по циновке, на которой мы сидели.

– А ты сам бывал там, в подводных пещерах внутри острова?

– О, – Ку Map надул губы. – Каждый муаи ходил туда. Мы там ловим рыба. Там всегда самый лучший рыба. А еще там есть школа, и книжки, и машина, которая может делать свет. Много разных вещей.

– Под водой?

– Зачем под водой. Там есть много пещера без воды. Очень хороший пещера. Сухой. Там – на другой сторона острова.

– Где мы сначала хотели бурить?

– Да.

– Понимаю… Почему же сразу никто не сказал, нам об этом?

– Муаи не знал, какой вы все человек. Может, плохой человек?..

– А теперь знаете?

Ку Map широко улыбнулся:

– Теперь знаем.

– Кто же сделал все это: пещеры, школу, свет? Научил ловить рыбу внутри острова?

Ку Map снова улыбнулся:

– Ты знаешь… Он говорил тебе. А пещера всегда был. Такой пещера есть и на других островах, только поменьше.

– А машина, которая делает свет?

– Машина мы привезли с другой остров, – шепнул Ку Map, наклоняясь к самому моему уху. – Есть такой остров недалеко. Там тоже ученый человек делал дырка. Давно… Потом все пропало. Плохой человек все испортил. Муаи привезли оттуда много разный машина, вещи, книга. Хороший книга.

– Это Справедливейший показал?

– Он. Он все показывал, учил. Хорошо учил. Всех учил, и большой и маленький. Муаи теперь все ученый. Ученый и сильный.

– И хитрый?

– Немножко хитрый. Каждый ученый человек немножко хитрый.

– Слушай, Ку Map, но теперь, когда все муаи стали учеными и хитрыми, многие, наверно, хотят уехать с острова на большую землю? И уезжают?

Ку Map отрицательно покачал круглой курчавой головой:

– Нет. Раньше хотел уезжать, когда плохо жил. Как мой отец. Теперь нет.

– Значит, Справедливейший сделал вас всех счастливыми?

Ку Map задумался, сморщил нос и нахмурил брови. Потом сказал:

– Я так думаю: он помогал муаи, учил. А счастливый муаи стал сам. Муаи хотел стать счастливый, научился и стал… Понимаешь?

– Кажется, понимаю. А скажи мне еще, как вы зовете его, когда встречаетесь с ним? Вы ведь часто встречаетесь, не правда ли? Неужели каждый раз, обращаясь к нему, муаи говорят: Справедливейший из справедливых, мудрейший из мудрых, вышедший из синих вод… и как там дальше?

Ку Map звонко расхохотался:

– Нет, это вы его так зовете. Мы так не можем. Долго говорить надо. Если столько говорить, муаи ничего не успеют сделать. Мы его зовем дядюшка Гомби, но те… – Ку Map прижал палец к губам. – Это не говори никому. Он не хочет, чтобы это знали… И никакой другой человек пусть не знает. Обещаешь?

– Обещаю, – машинально повторил я. «Так вот оно что: дядюшка Гомби! Ну конечно, если бы я имел время подумать немного, не грех было додуматься и самому»…

Ку Map шептал мне еще что-то в самое ухо. Я его не слушал. Я думал об этом удивительном и странном человеке… Сила или слабость двигали его поступками? Допустим, что он помог группке островитян стать счастливыми… Но он сошел с избранного однажды пути; встретив сопротивление, сам перечеркнул свои открытия. Отказался от борьбы с несправедливостью. А погибшие товарищи?.. Разве не его обязанностью было рассказать миру правду? Конечно, он гениальный ученый, но, остановившись на полпути, он, кажется, хочет теперь, чтобы люди забыли об его открытиях? Почему?.. Если каждый честный человек, разуверившийся в справедливости современного мира, захочет бежать на далекие острова?.. Уход на Муаи разве не бегство? Фу, черт, я ведь тоже последние дни всерьез подумываю о райской жизни на этих островах… Правда, не сейчас, а позднее. Но не все ли равно!..

– Ты совсем не слушаешь меня, – с обидой объявил Ку Map, отодвигаясь.

– Прости, Ку Map. Я думал немного о разных вещах… Смотри-ка, ветер совсем стих. Стало душно. Пойдем на берег океана.

– Ступай… Приду потом…

Осторожно обходя сидящие на земле фигуры, я вышел на освещенную луной площадь. Два темных силуэта маячили возле веранды коттеджа. На головах у них поблескивали каски. Даже и в этот последний вечер вход в коттедж был по-прежнему закрыт для нас. Интересно, где сейчас Карлссон… то есть Гомби?.. Света в окнах не видно… Наверно, сидит в одной из своих лабораторий, а может быть, плавает в подводных лабиринтах острова…

Я подошел к самому берегу и присел на шероховатый выступ кораллового известняка. Камень был теплым. Он еще хранил остатки дневного тепла.

Волны с легким шелестом набегали на влажный песок и спешили обратно сетью серебристых струй. Начинался отлив… Издали с внешнего кольца рифов временами доносился негромкий гул. Там продолжалась вечная работа прибоя. А в деревне все пели. Теперь в хор включились и мои товарищи. Я явственно различал хрипловатый голос Питера и высокий дискант Джо. Они не прислушивались к общей мелодии и тянули каждый свое. Значит, пальмовое вино начало действовать… Наверно, оно подействовало и на меня, потому мне так чертовски грустно в эту последнюю ночь.

Две фигуры – большая и маленькая – вышли из тени пальм на освещенный луной белый пляж и направились в мою сторону. В маленькой я сразу узнал Ку Мара. А большая?.. Ну конечно, это был Карлссон.

– Добрый вечер, профессор Гомби, – сказал я, когда они приблизились.

– Этот маленький злодей проболтался-таки, – сказал Карлссон, положив руку на курчавую голову Ку Мара. – Цените откровенность!.. Это случилось благодаря его огромной симпатии к вам. Но и я не обманул вас. Карлссон – фамилия моей матери. Я носил эту фамилию в студенческие годы.

– Мы видимся, вероятно, в последний раз. Позвольте задать вам еще один вопрос, профессор… И, поверьте, не из праздного любопытства. Мне хотелось бы разобраться в собственных мыслях и сомнениях.

– Спрашивайте.

– Почему вы отказались от борьбы? Тогда – пятнадцать лет назад?..

– Ах, вот что… – задумчиво протянул он и отвернулся. И он долго глядел в океан, на переливающееся серебро лунной дороги. – На ваш вопрос нелегко ответить, – сказал он наконец. – Вы, вероятно думаете, что я просто испугался, испугался тех, кто поставил целью уничтожить меня и моих товарищей… Но знаете ли вы, что такое ответственность за открытие? Я имею в виду ответственность исследователя. Ведь те, кто прокладывают пути в неведомое, почти всегда идут впереди своего времени… Так вот, жизнь в какой-то момент может поставить перед ученым парадоксальный на первый взгляд вопрос: а не пора ли остановиться? Остановиться потому, что следующий шаг на пути исследований принесет уже не блага, а неисчислимые несчастия миру и человечеству. Вспомните хотя бы об открытии ядерной энергии. Физики ухитрились получить ее лет на сто раньше, чем следовало. А результат – величайшее открытие обернулось миру кошмаром непрестанной угрозы термоядерной войны… Поймите, человечество просто не доросло до некоторых «игрушек», которые торопятся дарить ученые…

Вы вправе спросить, что все это имеет общего с исследованиями геологии океанического дна, которыми занимался некий профессор Гомби, и с открытием кимберлитов на дне Тихого океана. Увы, кое-что общее имеет. На дне океанов таится еще множество поразительных вещей… Мне посчастливилось, а вернее, я имел несчастье, приблизиться к разгадке одной из величайших тайн Тихого океана. Я имею в виду его огненное обрамление – кольцо вулканов, опоясывающее Тихий океан, Что-то пугающее есть в той щедрости, с какой энергия земных недр выплескивалась тут наружу миллионы лет. И потом – открытие кимберлитов… Вообразите себе десятки тысяч кимберлитовых жерл, похороненных под толщей океанических вод. Я начал смутно догадываться, что тут таится ключ к пониманию процессов, происходящих в недрах планеты… И вот настал момент, когда я должен был спросить себя: а не пора ли остановиться?..

Мне удалось доказать, что Тихий океан – это гигантский вулканический кратер – самый огромный кратер нашей планеты. Чудовищным извержением недавнего геологического прошлого из него был извергнут сгусток глубинного вещества, образовавший Луну. То, о чем сто лет назад писал Джордж Дарвин и что впоследствии многие поколения геологов считали фантазией, оказалось истиной. Когда я подсчитал энергию вулканических выбросов Тихоокеанского кратера, мне стало страшно… Страшно за человечество, которое может протянуть руку к этой энергии и, конечно, с ней не справится… А ведь эта энергия сравнительно легко достижима. Вероятно, впоследствии, через сотни лет, энергия земных недр станет благодеянием свободного и мудрого человечества. Но сейчас путь к неведомому энергетическому океану должен был быть надежно закрыт для мира, раздираемого враждой и подозрениями… И вот я сделал то, что на моем месте должен был сделать каждый благоразумный и честный человек Земли. Я утаил от людей свое открытие, а ключи от него похоронил в глубинах Тихого океана. Вот теперь и судите, прав ли был профессор Гомби, когда он решил снова стать Карлссоном?

– Но эта энергия, энергия недр, что она такое? – спросил я, будучи не в силах сдержать свое любопытство.

– Об этом больше ни слова… Она – все то, что притаилось там, в глубинах планеты, чем вздыблены горы и рождены провалы морей… Взрывы величайших вулканов, землетрясения, образование алмазоносных кимберлитовых труб – это ее слабые отзвуки. Энергия недр еще страшнее той дьявольской силы, которая скрыта в смертоносных цилиндрах водородных бомб…

– Значит, взрывы на ваших научных станциях?..

– Нет, нет, то действительно были диверсии. И они лишь ускорили мое окончательное решение. Миру, в котором возможно такое, нельзя завещать новых открытий. Во время катастрофы судна мне одному случайно удалось спастись. Волны выбросили меня на этот берег. И я остался тут. Своим открытием я чуть было не привел все человечество на, край гибели. В искупление этого я решил сделать счастливыми хотя бы немногих-тех, кто населял клочок земли, давший мне спасение. И, кроме того, здесь, на этом острове, я оставался хранителем своей тайны и… тихоокеанского кратера.

– Но один человек практически бессилен… И если кто-то пойдет по вашим стопам в исследовании тихоокеанского дна… Сейчас организуется столько экспедиций…

– Да, конечно… Рано или поздно мое открытие кому-то удастся повторить. И если это сделают в ближайшие десятилетия, мне остается лишь утешаться мыслью, что человечество будет проклинать не меня.

– Но разве нельзя придумать что-нибудь?..

– Я не сумел…

– Это потому, что вы один.

– Я не один, – возразил он, обнимая Ку Мара. – Со мной вот – все они… И, право, мы кое-какая сила!

– Правильно, – подтвердил Ку Map.

– Вы хотите сказать, что если кто-то попытается повторить ваше открытие и приблизится к истине, вы помешаете исследователям так же, как когда-то Алмазная корпорация хотела помешать вам?

Он нахмурился:

– Возможно… Да, возможно, что мы попытаемся помешать. Впрочем, не теми методами, которые использовала Алмазная корпорация. Безумцев надо остановить. Вовремя остановить!.. Если иного выхода не окажется, я готов буду вмешаться… Да-да, я и мы все…

– Но что же вы можете?..

– О, – живо перебил он, – вы недооцениваете наших сил и возможностей. Уверяю вас, кое-что мы можем… Моя сила в знании того, что может случиться… А знать – это значит уметь предвидеть…

– Но одного предвидения событий, даже самого точного, недостаточно, – не сдавался я. – Между предвидением и реальной возможностью противодействия зачастую существует пропасть. Как вы преодолеете эту пропасть? Можно ли вообще преодолеть ее в данном случае?

Он испытующе посмотрел на меня:

– Хотите, чтобы я раскрыл перед вами частицу моих… наших планов? Вам не удастся… Скажу лишь только: время работает на нас. Надеюсь, даже почти убежден, что повторить мое открытие сумеют еще не скоро. И пока я жив, тайна Тихоокеанского кратера будет сохранена.

– А вы не боитесь, что я могу рассказать обо всем этом другим ученым?

– Нет, – очень серьезно ответил он. – Во-первых, потому, что вы обещали мне хранить тайну Муаи, а ведь вы порядочный человек, не так ли?

– Правильно, – снова подтвердил Ку Map.

– А во-вторых, я же не сказал вам ничего, что могло бы… натолкнуть на след. Я говорил лишь о самых общих чертах… А они известны каждому геологу.

– И все же мне кажется, – сказал я, – что вы не совсем правы. Вы могли молчать о самом открытии, но надо было бороться с несправедливостью, добиваться наказания виновников гибели ваших товарищей. Есть же на свете честные люди, даже и в нашей стране. Вас бы поддержали. И надо было рассказать правду о месторождениях алмазов. Они нужны всему человечеству.

– Да поймите вы, – с легким раздражением возразил Гомби, – что все это гораздо сложнее и алмазы – не самое главное… И даже гибель моих товарищей… На карту поставлено большее – судьба человечества…

– Судьб человечества вы не решите, сидя на этом острове. Мне кажется, вы все-таки переоцениваете свои силы… Правда, столкнувшись с нами, с маленькой группкой посланцев большой Земли, вы одержали верх; вы заставили нас поступить так, как считаете сами более правильным и удобным… Удобным для себя. Но ведь есть еще целый огромный мир, и перед ним вы совершенно бессильны, потому что, несмотря на все, вы ужасно одиноки. Вы, профессор, помогли стать счастливыми обитателям этого острова. Это правда. Но ведь вы могли сделать гораздо больше…

– Не знаю, – задумчиво сказал он. – Пожалуй, мы не сможем сейчас убедить друг друга. Будущее покажет… Прощайте…

И он ушел и увел с собой Ку Мара…

С тех пор прошло десять лет. И теперь эта газетная заметка… Муаи больше нет. «Будущее покажет»… Вот и ответ на наш спор… Нет больше Хранителя тайны Тихоокеанского кратера и его маленькой колонии. И Ку Мара нет – Ку Мара, который за эти десять лет успел стать взрослым…

А может быть, кто-нибудь из них все-таки уцелел? Может, они все уцелели, давно разъехавшись по другим островам Тихого океана? Ведь Гомби воспитывал их, чтобы тоже сделать хранителями тайны Тихоокеанского кратера. И может, он сам уже вернулся на Большую землю?..

Нет, пожалуй, я должен повременить с разоблачением. Надо подождать еще некоторое время… Год… несколько лет… Кроме того, если они действительно все погибли, им-то я уже не помогу… И еще неизвестно, как на это посмотрит мое начальство… Ведь я тогда недобурил свою скважину. А мои сбережения невелики. Да и стоит ли сейчас снова привлекать внимание к открытию Гомби?..

Так я думал, сидя над раскрытой утренней газетой. возле чашки остывшего кофе. И не знал: прав я или нет…

А.ШАЛИМОВ
ПЛАНЕТА ТУМАНОВ

НА ВЫСОКОЙ ОРБИТЕ

– Выжидание, бесконечное выжидание, – раздраженно бросил Лар, – кружимся на этой орбите третий месяц – и ничего… Как вы все это собираетесь объяснять после возвращения?

– Ну, до возвращения срок немалый, – Строгов осторожно вращал рукояти настройки. – Кроме того, кое-что выяснили…

– Вы, конечно, имеете в виду ионосферу… Позвольте вам напомнить, Николай Петрович, еще пять лет тому назад профессор Тумов предположил, что у Венеры должна быть именно такая ионосфера: мощная, непроницаемая, окутывающая планету сплошной оболочкой. Он предположил это по результатам полетов ракет-зондов. Ну что же, мы подтвердили его гипотезу. Прилетели и действительно обнаружили ионосферу, не пробиваемую ни одним из доступных нам средств зондирования. А что под ионосферой, что скрывают туманы, застилающие поверхность планеты.? Мы даже не смогли выяснить толщину облачного слоя. Тумов высказал свою гипотезу, не покидая Земли. Стоило лететь лишь затем, чтобы подтвердить гипотезу, высказанную пять лет тому назад на Земле!

– Не горячись, Лар. Проверка гипотез тоже входит в задачу Первой венерианской экспедиции. Разных гипотез… – Строгов умолк, внимательно вглядываясь в экран локатора, потом продолжал: – Ты прав, отражение снова от ионосферного слоя, но не от самой его поверхности, а откуда-то из глубины… Твердый орешек, эта венерианская ионосфера…

– У нас есть еще одно средство, Николай Петрович. Давно пора его использовать! Твержу второй месяц… А вы отмалчиваетесь, уходите от ответа.

– Я тебе уже говорил: надо осмотреться, прикинуть, все взвесить. Это, братец ты мой, не посадка на Луну. Да и туда не сразу сели. Нырнуть на атмосферной ракете в эту молочную муть никогда не будет поздно…

– А если опередят?

– «Опередят», – передразнил Строгов, – кто и как, скажи на милость? Они смогут послать первую экспедицию не раньше будущего года… И, это говорю тебе я – космонавт первого класса Николай Строгов, они не рискнут на атмосферную разведку. Они стали чертовски осторожными после тех катастроф в горных районах Луны… Вот ты второй месяц морочишь мне голову полетами на малых ракетах. А где гарантия, что атмосферные ракеты не исчезнут бесследно вместе с людьми, как исчезали наши автоматические станции, как исчезли перед этим ракеты-зонды, запущенные с Земли? Ведь мы не знаем, что происходит там, в этом непроницаемом тумане…

– В атмосферной ракете полетит пилот. Не автомат, работающий по заданной программе, а живой человек… Если потребуется принять какое-то особое решение…

– Ты можешь просто не успеть… Посмотри сюда, – Строгов провел пальцем по экрану локатора, – эти обрывки спиралей области таких ураганов, рядом с которыми земные тайфуны майский бриз. Если они пронизывают всю толщу венерианской атмосферы, тебя закрутит, как бумажный кораблик в водовороте, и разобьет о поверхность планеты. А ты говоришь – «особое решение»… Да если бы только ураганы… Что мы знаем об условиях атмосферного полета?

– Кое-что мы все-таки выяснили, а кое о чем догадываемся… Догадываемся, что высокие температуры, фиксированные с Земли, – это, в основном, эффект ионосферы; догадываемся по движениям облачного слоя, что планета вращается, и довольно быстро; догадываемся, что под облаками не только суша, но и океаны…

– И что там временами бывает жарковато, – проворчал начальник экспедиции, вставая из-за пульта управления.

– Быть может… Но пора начать проверку догадок, чтобы привезти на Землю не только подтверждение «земной» гипотезы Тумова.

– Повтори-ка всю программу локации, – сказал начальник, повтори на предельной мощности излучателя. Тебя сменит Коро, а после его вахты посоветуемся…

Они собрались в центральном салоне межпланетного корабля-лаборатории – первого из кораблей этого класса, запущенного с людьми в сторону Венеры. Их было четверо. Четверо, впервые совершивших межпланетный перелет такой дальности.

Теперь они кружили по экваториальной орбите на высоте трех с половиной тысяч километров над морем облаков, окутывающих планету. Каждые пять часов – новый виток. Этих витков уже тысячи. За массивными терранитовыми стенами «Землянина» – тьма и холод космоса. Тьма густо утыкана застывшими искрами звезд. Самая яркая голубая звезда – Земля. До нее сто миллионов километров. С каждым земным днем это расстояние увеличивается. Земля и Венера удаляются друг от друга. Через два земных месяца планеты снова начнут сближаться. Тогда «Землянин» отправится в обратный путь. В их распоряжении еще два месяца…

– Это и много, и ужасно мало, – говорит планетолог Коро Ференц, покачивая головой. – Я согласен с Ларом – пора начинать разведочные полеты на атмосферных ракетах.

Коро – самый молодой участник экспедиции; он на несколько месяцев моложе Лара. В день старта «Землянина» Коро исполнилось двадцать шесть лет. Двадцать пять из них он провел в родном Будапеште, а год – на Международной обсерватории «Луна-центральная» в море Ясности. Блестящая диссертация о природе лунных морей открыла Коро путь к участию в Первой венерианской экспедиции.

– Теперь ваше мнение? – начальник экспедиции Николай Петрович Строгов. хмурясь, переводит испытующий взгляд на кибернетика и физика Станислава Порецкого – главного навигатора экспедиции. В непосредственном ведении Порецкого находится вся сложнейшая электронно-вычислительная аппаратура «Землянина».

Порецкий долго молчит, подперев сплетенными пальцами подбородок. Его узкое худощавое лицо неподвижно. Глаза устремлены в иллюминатор… Строгов тоже глядит в иллюминатор. В блестящем металлическом кольце непроглядный мрак: «Землянин» летит сейчас над ночным полушарием Венеры.

– Я много раз анализировал характер ионосферных возмущений, – говорит наконец Порецкий. – В них периодически должны возникать «окна». Понимаете, все-таки не исключен пропуск ослабленных сигналов с наших автоматических станций или с ракет-зондов, запущенных в минувшем году. Надо во что бы то ни стало попытаться поймать эти сигналы…

– Значит… – возмущенно перебивает Лар.

Строгов резко оборачивается, и Лар умолкает.

– Коллега Ларион извинит меня, – покусывая тонкие губы, продолжает Порецкий. – Понимаете, я не против атмосферных полетов… Но поспешность… Если бы удалось получить хоть какие-то параметры приповерхностных условий, полеты атмосферных ракет стали бы более целенаправленными, конкретными, необходимыми и… так сказать…

– Менее опасными, – подсказал Строгов. – Ясно… Двое за, и двое пока против… Тебе придется еще потерпеть, Лар.

– Пока вы не поймаете нужных «параметров», не так ли? Лар с трудом сдерживал закипавший гнев. – В который раз одно и то же. Ждать… Ждать… Столько сил, энергии, средств, мечты вложено в нашу экспедицию, а мы, простите меня, ведем себя, как… – Лар махнул рукой и отвернулся.

– Я очень понимаю ваше нетерпение, Лар, – снова начал Порецкий, обменявшись взглядом со Строговым. – Вас, как геолога, прежде всего интересуют каменные формации там внизу. Мы не имеем о них никакого представления. Четких отражений от поверхности, планеты получить пока не удалось… Сквозь «окна» в ионосфере мы можем поймать такие отражения. Надо искать «окна». Поэтому я имею сделать одно предложение. Можно?

– Разумеется, – закивал массивной квадратной головой Строгов, – разумеется, выкладывай, профессор.

– Сегодня утром я закончил один расчет. Получается, что ионосфера, за пределами которой мы кружим, слоиста. Примерно в тысяче-тысяче двухстах километрах под нами должна существовать зона ослабленной ионизации. Предлагаю перевести «Землянина» на круговую орбиту внутрь этой зоны…

Строгов нахмурился, начал постукивать пальцами в полированную поверхность стола.

– Ниже, непосредственно под нами, окажется зона очень высокой ионизации, – спокойно продолжал Порецкий. – Скорее всего, она представляет собой единый слой, простирающийся до высоты семисот – восьмисот километров над поверхностью планеты. Сквозь окна в нижнем слое легче поймать сигналы автоматических станций, тем более, что их будет отражать к нам верхний ионосферный слой. Сейчас можно рассчитывать только на те сигналы, которые пройдут сквозь оба слоя ионизированного газа. На нижней орбите вероятность получения сигналов резко возрастет, а опасность проникающей радиации увеличится незначительно.

– Радиация для «Землянина» не проблема, – заметил Строгов. – Некоторое время мы могли бы кружить в ионосфере максимальной плотности. Хуже другое: «нырнув» в ионосферу, мы окончательно потеряем связь с Землей.

– Зато не надо будет уделять столько внимания солнечной активности, – быстро сказал Коро Ференц. – Верхний слой ионосферы защитит в случае солнечных вспышек. А для связи с Землей всегда можно выйти на более высокую орбиту.

– М-да… – протянул Строгов. – Все это, конечно, так, хотя может оказаться и не совсем так. Дай-ка твои расчеты, повернулся он к Порецкому, – подумаю… Погружение «Землянина» в глубь ионосферной оболочки не предусмотрено программой. Конечно, оно возможно… Нам запрещено вводить корабль в облачную атмосферу… Если промежуточный слой расположен значительно выше… В конце концов, мы в любой момент можем возвратиться на нашу теперешнюю орбиту.

Прошло еще трое суток, трое земных суток, отмеренных атомными часами «Землянина». По-прежнему велись наблюдения, сменялись вахты у пульта управления. Наконец за обедом, на который собирался весь экипаж, включая и вахтенного, Строгов объявил, что «Землянин» меняет орбиту.

– Мы с Порецким уточнили расчеты, – покашляв, пояснил Строгов. – Попробуем опуститься на полторы тысячи километров к нижней границе промежуточного слоя. Облачная атмосфера окажется в двух тысячах километров под нами. С новой орбиты повторим всю программу зондажа…

– Но атмосферные ракеты… – начал Лар.

– Вот тогда и решим, что делать с атмосферными ракетами, – спокойно перебил Строгов. – Прошу приготовиться к изменению орбиты. Двигатели корабля будут включены через сорок минут.

Полулежа в стартовом кресле, Лар не отрываясь глядит на экран. Непосредственное наблюдение сейчас невозможно. Иллюминаторы кабин закрыты броневыми шторами. Строгов мастерски ведет корабль. Перегрузки почти не ощутимы. Лишь легкая вибрация звуконепроницаемых стенок кабины выдает работу двигателей. По гигантской спирали «Землянин» постепенно приближается к поверхности планеты.

Если продолжать скручивать эту спираль, корабль войдет в молочно-белый туман, окутывающий планету, и через несколько минут глазам путешественников откроются картины неведомого инопланетного мира. Что скрывает белая пелена? Каменистые пустыни, иссеченные гигантскими трещинами, из которых багровыми. змеями ползут вулканические пары и смешиваются с низко нависающим покровом облаков? Или гигантские горные цепи, усаженные дымящими вулканами? Или заросли фантастических растений на бескрайних болотах, дышащих ядовитыми испарениями?

Ответ будет получен не сегодня и не завтра… Скручивание спирали скоро прекратится: «Землянин» снова ляжет на круговую орбиту над серебристым морем тумана; и потекут дни осточертевших «экспериментов издалека», осторожного ощупывания неведомого.

Разумеется, Строгов великолепный пилот космических трасс. За его спиной многие месяцы полетов, сотни миллионов километров, десятки посадок на Луну. Но эта его нерешительность, эта безграничная осторожность, твердое убеждение, что новое можно собирать лишь по зернышку… Он не признает риска… А ведь рассказывают, что когда-то и он рисковал. И еще как! Этим и прославился в молодости… В молодости! Ему и теперь немногим больше сорока. Но на «Землянине» он старше всех.

Слышен негромкий звонок – знак, что маневрирование подходит к концу. Лар невольно поворачивает голову в сторону переговорного динамика. И действительно, из динамика тотчас же доносится хрипловатый голос Строгова:

– Выключаю двигатели. Приступить к выполнению распорядка дня через пять минут после стабилизации гравитационного поля. Внимание, включается искусственное гравитационное поле.

Почти осязаемые волны тяжести бегут сквозь отяжелевшее тело. Ноги наливаются свинцом, потом вдруг словно исчезают; кровь в висках начинает стучать, появляется знакомое ощущение раскачивания на гигантских качелях. Раскачавшись, качели начинают замедлять свои взлеты и падения и наконец останавливаются… Лар открывает глаза. Зеленая лампочка индикатора искусственной гравитации светит, не мигая, мягким ровным светом. Лар осторожно поднимает руку. Ощущение тяжести возвратилось. На этот раз Строгову удалось стабилизировать поле удивительно быстро. Еще пять минут – и можно встать и задвинуть стартовое кресло в стену кабины. Теперь они не скоро изменят орбиту. Все надо начинать сначала…

НА НИЗКОЙ ОРБИТЕ

Удивительная штука – время! Иногда, словно подхваченное неведомым порывом, оно вдруг устремляется вперед с непостижимой быстротой; не успеваешь отсчитывать часы, дни, недели, некогда осуществлять задуманное; десятки незавершенных дел наваливаются, как перегрузки в ускоряющем бег космическом корабле. Но бывает и так, что время словно останавливается… Тогда дни, во всем похожие один на другой, тянутся с медлительностью улитки. Они неотличимы друг от друга, заполнены одними и теми же движениями, словами, встречами, поступками, даже мыслями.

Все плотно упаковано в распорядок дня, утвержденный еще там… на Земле.