Текст книги "Мышеловка для кота (СИ)"
Автор книги: Ольга Николаева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Странное ощущение от того, что тело так ярко реагирует на каждое действие мужчины, а мозг, который должен бы отключиться давно, продолжает фиксировать происходящее, будто со стороны. А хочется просто забыться и все пропустить, сделать вид, что меня здесь нет, и Кир все это не со мной вытворяет…
А Кирилл не видел ничего странного, замечая лишь то, как начинаю плавиться под его руками, сдавая, шаг за шагом, последние рубежи самообладания. Он лишь радостно забирал мое дыхание, вновь вернувшись к губам, ловил его, хриплое, рваное. Довольно, со знанием своей победы, смотрел в глаза. Окончательно убеждая: нельзя мне с ним. Просто поломает. Не заметив трещины, раскрошит на куски, а потом выбросит. Такие, как он, не любят испорченные вещи. И осколки не склеивают. Проще новые купить.
Белье тоже придется новое покупать… Лоскутки когда-то красивого комплекта, истерзанные, свалились к ногам. Вот зачем его, спрашивается, рвать, когда оно замечательно снимается? Можно даже одной рукой, если вторая занята.
Наверное, для того, чтобы не позволить отвлечься на такие мелочи, не дать шансов притормозить.
А мир окружающий не только разгонялся, увлекая с собой и меня, он еще начал раскачиваться и крутиться… Галлюцинации? Нет, это Кир снова куда-то меня поволок, заставив схватиться руками за плечи, ногами – за талию. На самом деле, понятно, куда и зачем, но осталась надежда, что заблудится. А потом отстанет от меня, наконец…
Надежда на освобождение, которая, по идее, умирать не должна, безвременно испустила дух. Как только я спиной горизонтальную поверхность ощутила, так она меня и покинула. Краткий момент просветления в мозгах, давший возможность собраться с силами, закончился тут же.
Кир на секунду замешкался, скинув остатки одежды, и опустился рядом со мной. Прижал телом, отрезая все возможности вывернуться. Моё тут же отозвалось, так естественно, будто мы вместе проводили каждую ночь. И это вызвало новый приступ беспричинной обиды. На глупость и неправильность жизни, на Кирилла и на себя. Почему я так остро на него реагирую? Больше ни на чью близость, тем более, такую, почти невинную, я так не отзывалась. Приходилось настраивать саму себя, чтобы не зря партнер старался. А тут…
Я ведь искренне не хотела так легко поддаваться его желанию! И никто от меня не требовал отчаянно выгибаться лишь от того, что Кир нечаянно пощекотал дыханием какой-то участок тела, а потом процарапал отросшей щетиной жгучий след на губах и щеке… И я так старалась не замечать в том, как он дышит, какой-то исступленно-злой и жадный голод, заводящий намного быстрее, чем тонны бессмысленных и глупых слов, что раньше приходилось слышать от кого-то… Не от него. И губы закусывала до боли, чтобы не показать, как невозможно остро чувствуется… Все – слишком остро и слишком больно от понимания, что все – неправильно…
Я так надеялась, что он быстро дойдет до конца и успокоится, и оставит меня в покое. Ха. Кир, будто угадав мои мысли, задался другой целью. Останавливался, прекращал движения, а затем разгонялся заново, разгоняя меня до последнего предела. Сквозь неплотно сомкнутые веки видела – наблюдает, ждет, не успокоится, пока не добьется своего…
А я так не хотела отдавать ему эту победу… Дело принципа, пусть и глупого, и он его все равно не понял бы, никогда… Но ведь знала же, с самого начала знала – от его настойчивости никуда не денешься, либо он сдохнет от перенапряжения, либо я, наконец, сдамся.
Меня колотило крупной дрожью, все тело, вплоть до кончиков пальцев, болело, требовало разрядки, и спорить с этим уже было невозможно, но… чего-то, совсем немногого, не хватало. Может быть, просто согласиться с происходящим?
Кир, похоже, уловил какую-то перемену, а может быть, просто совпало… Нашел горячими губами мочку уха, прикусил, шепнул "Лиза, давай, расслабься, уже пора…"
Будто ждала этого тихого приказа…Оказывается, удовольствие может быть и таким – граничащим с болью, когда слишком остро и чересчур мощно, и забываешь, как дышать, и веки не слушаются, и новые касания будто жалят уставшую от ощущений кожу, и голову не поднять, от налившейся тяжести…
Осколки сознания вертелись в темноте калейдоскопом, не желая возвращаться на место. Мне нравилось. И я была бы не прочь остаться надолго – вот так, расслабленной и без мыслей.
Но чей-то голос мешал этому, что-то произносил, настойчиво заставляя прислушаться… Кирилл… Даже сейчас не мог угомониться…
– Ну, вот… А ты все пряталась, дразнилась… Зачем? Хорошо же всё… – Он ласково перебирал волосы, видимо, довольный, и собой, и мной.
Приоткрывшиеся, было, глаза снова закрылись. Не было желания его видеть. Молодец. Доказал, наказал, воспитал. Глупую и своенравную девочку Лизу. И доломал до конца жалкие остатки иллюзий, согревавших меня долгие два года. Осознанных выдумок, спрятанных глубоко, даже от себя. Иллюзий, ни хрена не похожих на реальность…
Снова накрыло ощущением неправильности, теперь – неодолимым. Слезы наворачивались долго, надеялась, что спрячу. Не вышло. Потекли, не останавливаясь, горячим ручейком.
Кир запнулся. Рука застряла в волосах, забытая на время. Бросился вытирать, обеспокоенно спрашивая:
– Что? Что не так, Лиза? Тебе больно, скажи? Что я сделал не так?
– Все не так, Кирилл. Все. Зря мы снова встретились. Ни к чему оно… – Отвернулась, закапываясь под одеяло. Не желая больше ни голос его слышать, ни ощущать прикосновений.
Он замер на время, все еще пытаясь обнять, прижаться. Я дернулась в сторону.
– Черт. Как же с тобой сложно, Лиз…
– Потому, что вообще не нужно было связываться. Ни тебе, ни мне.
Глава 4
Редко приходилось просыпаться рядом с мужчиной. С Киром, вообще, никогда не приходилось. Не жалела об этом раньше, и сейчас не расстроилась бы, если смогла бы избежать такой радости. Но деваться мне было некуда. Нужно быть полной идиоткой, или семнадцатилетней восторженной девочкой, чтобы податься в ночи из незнакомого дома в неизвестном направлении. Ни к дурочкам, ни к несовершеннолетним себя не причисляла. Хотя, признаться, был порыв сорваться и убраться подальше. Благо, хватило ума сообразить, что Кирилл догонит, а от себя и вовсе не убежишь.
Потому – порыв погасила на корню, зубы сжала, чтобы не начать хамить соседу по кровати. Все-таки, ругань перед сном – точно, не залог хорошего отдыха. Единственное, на что меня хватило, это попросить его убраться из помещения и не засорять атмосферу своим присутствием.
Кир, как-то, видимо, потерялся. От того, что праздник взятия Елизаветы Вздорной оказался не очень радостным. Был подозрительно тихим и на все согласным. Собрал манатки, выдернул из комода подушку и убрался вон. Проскреблась мыслишка, что в доме, вероятно, больше нет ни одной постели. И комнат нормальных нет. Зато есть диван на кухне. На этом мыслишка убрела туда же, откуда и пришла.
А я провалилась в сон. Как в яму.
Из этой ямы меня бесцеремонно выдернули руки, подтягивающие под бок. К горячему телу, подозрительно пахнущему одеколоном Кирилла. Так-то, сомнений не было, что и одеколон, и руки, и тело принадлежат этому самому товарищу. Но я была к нему повернута затылком, на котором, как известно, нет глаз. И мне отчаянно хотелось верить, что все, произошедшее ночью, приснилось. А за спиной лежит кто-то другой. Согласилась бы даже на Виктора…
Но тот не умеет так нагло будить, бессовестно загребая своими лапами… Хотя, я не знаю, как Витька ведет себя по утрам, ни разу не оставалась…
Лапы, похоже, проснулись вместе с хозяином и характер движений сменился, стал более ласковым, но от того – не менее раздражающим.
Резко дернулась, зацепила, похоже, затылком и локтем Кирилла, он зашипел возмущенно, зато я вывернулась.
Он тут же навис надо мной, опираясь на локти и потирая ушибленный нос.
– Ты зачем дерешься? Доброе утро. – Он мог бы казаться милым, если бы уже не раздражал. Фактом своего присутствия.
– А кто тебе разрешил меня лапать с утра? Сам напросился. И утро не доброе, это тебе спросонья кажется. – Дурное настроение быстро возвращалось.
– Лиз, ты такая смешная с утра… Шипишь, как котенок, которого обрызгали водой, а глаза такие злююючиееее… – Он улыбался, так сонно и мило. И даже, как будто, без тени насмешки… Протянул руку и… пощекотал. Под подбородком. – Ну, давай, помурлычь уже, что ли…
– Ненавижу людей, которые улыбаются по утрам. Как классового врага. Сто пудов, это они придумали начало рабочего дня с восьми и девяти. И будильники – тоже их рук дело.
– Можешь сегодня на работу не ходить. Поспи еще, раз не выспалась. А потом порепетируем побудку еще раз. Так устроит?
– Жаль, что я сейчас лежу. Иначе, бухнулась бы в ноги, ботинки поцеловать, за такую щедрость…
Он перекатился на спину, вздохнул. Закинул руки за голову, еще раз вздохнул.
– Я тебя не понимаю, Лиза. Что нужно сделать, чтобы тебе угодить?
– О! Аллилуйя! Вознесем хвалу Господу и всем святым! Нас благодатью накрыло! Кирилл Владимирович изволил поинтересоваться, отчего хмурятся его раболепные подданные! Нет, Кир. Придется, все-таки, встать, чтобы упасть на колени и бить поклоны… – Я дернулась, чтобы вылезти из-под одеяла. Даже ногу одну успела опустить…
Кирилл не позволил – схватил за руку, прижал, подтянул обратно.
– Интересно, а у твоего яда когда-нибудь заканчивается запас?
– Нет. Я его сама вырабатываю.
Кир устроился поудобнее на боку, подпер локтем голову и уставился на меня, разглядывая, как в первый раз. Улыбка куда-то стерлась.
– Скажи, пожалуйста, что я должен сделать, чтобы ты перестала выпускать коготки и нормально разговаривала?
– А если скажу, ты выполнишь? – Я улеглась в точно такой же позе, лицом к лицу. Отзеркалила, так сказать.
– Постараюсь. Ну, так что?
– Притворись, что мы незнакомы. И не пробуй познакомиться. Все просто.
Он обдумывал мой ответ. А я наблюдала, как он хмурится, кривит губы. Подбородок, зачем-то, почесал… А ему идет такая щетина, хоть я небритых и не люблю.
– Еще варианты есть?
– Если и существуют, я о них не знаю. И тот, что предложила, однозначно – самый лучший. Для всех. Даже для твоего Андерса. Мне кажется, он больше всех будет рад, если я исчезну с горизонта.
– Почему? Попробуй нормальным, человеческим языком объяснить. А я, в ответ, попробую тебя понять…
– Кир, ты меня изнасиловал вчера. Или сегодня, как посмотреть. Я похожа на извращенку, которая жаждет такого общения?
Он напрягся, прищурил глаза. Зубы сжались, кажется, я даже услышала их скрип, губы напряглись в тонкую линию. Вот и вернулся обычный, нормальный Кирилл Янкевич. А я уж, было, растерялась: когда его успели подменить? Не сдержалась, хмыкнула…
– Мне кажется, ты орала в голос, но не от боли. И как-то не очень сопротивлялась. – Господи, как банально… Будто дешевую мыльную оперу разыгрываем. А я по сюжету сейчас должна смутиться, потупить глаза и признать, что, конечно же, наслаждалась. А возмущение – ну, так положено приличной девушке себя вести. Только вот, я уже много лет из-за такой ерунды не смущаюсь.
– Кир, ты изнасиловал мой мозг. И психику. Даже не поинтересовался, чего я хочу. Или не хочу.
– А чего ты хотела?
– Чтобы ты был подальше от меня. Лучше всего – на космической станции. Можно на Луне.
– Да что ты заладила-то?!! Каждый раз возвращаемся к одному и тому же… Почему?
– Знаешь, очень странно вести такие разговоры голышом… Смахивает на фарс. Очень слабенький и не смешной.
– Не уходи в сторону!
– Я никуда не ухожу. Просто отметила, что очень забавная обстановка для серьезного разговора.
– Ну, если тебе некомфортно, давай, оденемся…
– Да переживу уже, как-нибудь… Чай, не в первый раз вижу голого мужика. Справлюсь.
Он снова повернул ко мне голову. Очень непривычный взгляд: осмысленный, внимательный и серьезный. Без угрозы, превосходства, без возбуждения. Будто, действительно, человека во мне увидел. Вопрос: надолго ли?
– Говори, я слушаю. Внимательно. Только, пожалуйста, без твоего ехидства…
– Оно тебя так напрягает?
– Нет. – Он ухмыльнулся. – Я его воспринимаю как вызов, на который необходимо ответить. И отвечаю, как могу.
– Ну, способы у тебя неандертальские, между прочим. Солидному интеллигентному дяденьке не пристало так себя вести.
– Это ты меня сейчас обозвала интеллигентом или польстила?
– Как больше нравится, так и понимай.
Снова – ухмылка. Затем он уселся, засунув за спину подушку. Даже сейчас, неосознанно, старался занять более выгодную позицию, чтобы смотреть на меня сверху вниз. А может быть, и осознанно, или я себя уже чересчур накручиваю?
– Итак?
– Все просто. Я считаю, что нам не стоит с тобой пересекаться, особенно – в личной жизни. Ты мне не нравишься.
– О, как! Сюрприз, однако… – Делал вид, что ему все нипочем, но эта новость его неприятно зацепила. Даже немного жалко. Вот почему так? Всегда расстраиваюсь, когда нечаянно делаю плохо кому-то. Даже такому, как Кир. – И чем конкретно я тебе не угодил?
– Ты эгоист, Кирилл. Махровый. И без надежды на изменения, возраст уже не тот, и обстановка.
– Ты так считаешь? И даже не попробуешь перевоспитать и исправить?
Я перевернулась на живот, уперлась локтями в подушку, для опоры, подняла голову. Предпочитаю разговаривать, глядя прямо в глаза.
– А оно мне надо? Я похожа на наивную дурочку, которая верит, что взрослых мальчиков можно перевоспитать? Готова отдать это право любой, кто будет готов. А я, как-нибудь, в сторонке перетопчусь…
– Значит, ты такая же эгоистичная…
– Не спорю. И что мы сможем друг другу дать?
– Хороший секс не считается?
– Не спорю, хороший. Ты же это надеешься услышать? – Он снова сделал вид, что мои слова не задевают. – Мне этого недостаточно. Не хочу тратить время и себя на бессмысленные телодвижения. Женщины втягиваются в процесс эмоционально. Раскрываются, даже если им кажется, что это не так. Ну, я так раскроюсь, и что? Тебе нужна будет эта привязанность? За каким лешим она тебе, правильно же? Как только пропадет интерес погони, ты сдуешься. Потом начнешь прятаться и отмазываться. Или просто исчезнешь. А я останусь со своими грёбаными эмоциями. Финита ля комедия. Теперь расскажи: на кой оно мне?
– Ты настолько уверена в том, что все именно так и будет… – К Кириллу начала возвращаться насмешка. Лучшая защитная реакция, если к чему-то не готов. – А если ошибаешься?
– В чем? В том, что ты слишком сильно давишь? Даже не замечая, где игра заканчивается, и я отбрыкиваюсь на полном серьёзе… Тебе же абсолютно похрен, что люди вокруг чувствуют…
– Лиза, вот не нужно перекладывать с больной головы на такую же больную. Сама провоцировала. Я тоже не дурак, и прекрасно вижу, когда женщина проявляет интерес, пусть и в такой странной форме.
– То есть, тебе нравятся, когда хамят и посылают?
– Ага. Этакая перчинка в пресной каше обыденности…
– Да ты поэт! От перца изжога наступает, рано или поздно. Ты меня бесишь, и я не могу удержаться от колкостей. Причем тут провокация?
– Да при всем! Зачем ты тогда приперлась ко мне в номер, если уже уволилась на тот момент? Кому и что хотела доказать? Я-то, было, поверил, что несчастная девочка не нашла другого способа получить мою подпись на договоре… – Ну, вот, мы и добрались до самого интересного.
– Любопытно было. Готов ли ты поддерживать амплуа матерого Казановы на деле, или так, просто отмазки на ходу сочинял.
– Проверила?
– Ага. Ты меня убедил, и даже больше. Хорош, ничего не скажу.
– И все это было затеяно только ради проверки? – Вот как ему сейчас правду сказать, не повредив своему самолюбию? И как соврать, чтобы его самооценку не уронить?
– Кир, у тебя бывает такое, что просто хочется с кем-то переспать, без последствий?
– Ну, да…
– Ну, вот и мне захотелось. Не смогла себе отказать.
– Хорошо, а зачем сейчас отказывать?
– Я не отказываю. Не хочу больше. Все, надоело.
– Значит, так?! – В голосе – смесь обиды и угрозы. Только вот, чем еще он будет мне угрожать? Все самое страшное он уже сотворил, если в пределах закона. О незаконном, будем надеяться, не подумает.
– Именно так. Ты уж, извини, что вот так, в лоб, говорю. Но намеков ты, к сожалению, не понимаешь.
И еще многого не поймешь, о чем я ни за что не стану рассказывать…
– Хочешь сказать, что на этом – всё? Баста, карапузики, поиграли и разошлись?
Я перевернулась на спину, умиротворенно прикрыла глаза. Неужели, дошло до него?
– Да, Кирилл, да. Любой фарс нужно уметь вовремя заканчивать. Наш затянулся и начинает тяготить всех участников. Согласись, ты же сам в нем участвуешь только для того, чтобы поставить последнюю точку? Правда? Просто, она должна быть поставлена именно тобой…
– Предположим…
– Ну, вот. Ты её поставил. Я же призналась, что очень тебя хотела. Выпендривалась, чтобы подогреть интерес. Подогрела, пожалела об этом. Дура, конечно же. А ты – мачо. Все.
– И что? Пойдешь к своему Виктору? С ним лучше?
– Нет. К нему я тоже не пойду.
– А к кому тогда?
– Одна буду. Так привычнее и удобнее. Удовлетворен ответом?
– Вполне. Тебя сейчас домой отвезти, или выспишься, а потом поедем? – Он был спокоен, как сытый удав. Холодная отстраненность. Ну, подумаешь, лежим в одной постели нагишом. Так же он мог спрашивать кондуктора в автобусе о следующей остановке… Хотя, где автобус – и где Кир…
Неожиданный результат переговоров. Вроде бы, должен удовлетворить… А в подкорке засело какое-то недовольство…
Лиза, угомонись! Мало тебе экспериментов? Успокоился мужик, и слава богу…
– Нет уж, лучше в родной постели.
– Хорошо. Я пойду кофе сделаю, а ты собирайся пока…
И свалил, кое-как натянув джинсы. Футболку с собой забрал. А как мне, интересно, сейчас собираться, если понятия не имею, где искать ванную с остатками платья и белья?
Посидела немного, в надежде, что этот упырь опомнится и хотя бы намекнет, в какую сторону мне брести в поисках одежды. Мечтать о том, что их Величество шмотки мне принесет, даже не пробовала. А догонять и сообщать о своем топографическом кретинизме – гордость не позволила бы. Хотя, не такой уж и кретинизм: как я могла запомнить дорогу, если меня несли вперед спиной, да еще и в темноте?
В общем, замоталась в простыню, вспомнила детство – получилась неплохая такая тога, повертелась перед зеркалом. Испугалась, само собой. Порадовалась, что Кир, наверное, тоже испугался: лицо бледное, кудри смоляные нечесаные по сторонам торчат, губы потрескались, глаза шальные нездорово… нет, не блестят… Эх, где моя молодость, расческа и косметичка…
Я брела по коридору, дергая за все двери подряд, надеясь, что на голову не свалится какой-нибудь незакрепленный стройхлам. Для полноты ощущений мне не хватало лишь каски. Была бы полная и завершенная красота… Ну, ладно, не совсем и полная, а скорее – недокормленная, в чем свято убеждена Нинель…
– Ого! Что это за нимфы у нас гуляют? – Вот что за нафиг-то? Зачем здесь появился Андерс? И как он мог появиться сзади? Там же нет дверей… Или?
– А ты, друг, случаем, с нами не спал? Может, я не заметила, как ты в ногах примостился?
– Лиза, вы потрясающе выглядите! Вам очень идет белый цвет!
– Ну, точно. Еще один извращенец. Что вы употребляете, вместе с шефом, чтобы по утрам так светиться?
– Так. Я понял. Не договорились, да? Извиняюсь, убегаю, держите, Лиза. – Всунул в руки какой-то пакет.
– Стой. Что это? – Он послушно притормозил. Хотя, готов был рвануть с низкого старта.
– Вещи. Подруга ваша передала.
– Мать твою! – Я откровенно застонала. – На кой хрен вы впутали в это дело Нинку? Что ей сказали? Как нашли её, даже не спрошу, бессмысленно…
– Лиза, мы вчера за вас несколько переживали, когда вы пропали больше, чем на час. И телефон был выключен. Контакты, признаюсь, из Витька вытрясли…
– О, чёрт…
– Не пугайтесь, это я образно. Прекрасная мадам Нина тоже начала нервничать, попросила держать её в курсе…
– Я надеюсь, при муже ей никаких комплиментов не отвешивал, Андерс? Я к нему трепетно отношусь, не хотелось бы, чтобы сел за убийство…
– Ну, что вы, Елизавета. Я же все понимаю. Ни за что не стал бы компрометировать замужнюю женщину…
– А меня, значит, можно, раз я незамужняя? – Что имела в виду, не знаю. Но очень хотелось на него наехать.
От нелогичности претензии блондин стушевался, чего и следовало ожидать. Способ, неоднократно проверенный.
– Ладно, забудь. Каким методом вещи из неё вытряхнули?
– Она предложила сама. Когда я ответил на сотый звонок от неё и сказал, что вы с Киром уехали за город. Вот, позаботилась…
– Понятно. Уверена, что там есть шапка, валенки и шарф. Так, на всякий пожарный…
– Ну, вообще-то, я не говорил, что вы уехали на Север… просто за город… – С удивленного и ошарашенного верзилы можно было бы писать портрет. Жаль, фотика нет под рукой… А кстати… где телефон-то? Я, что-то, совсем расслабилась, про время забыла… А день рабочий, наверное, в полном разгаре.
– Сколько времени, Андерс?
– А? – Ну, что за тугодум попался?!
– На часы, говорю, посмотри. И скажи, что стрелки показывают.
– Лизочка, я не успеваю за вашим полетом мысли…
– Энди… Твоему шефу ничего не обломилось. – Скептический взгляд на простынку заставил поправиться. – В том смысле, что никаких отношений у нас не предвидится. Поэтому, не стоит лебезить. Хочешь нафиг послать – посылай. Предпочитаю откровенное хамство притворной любезности.
– Обижаете, Лиза. Я привык вежливо общаться с девушками. Ваши отношения с Кириллом никак на это не влияют. – Боже мой… сама оскорбленная невинность! Даже неудобно стало. Вроде, обиделся…
– Ну, как знаешь… Я бы, на твоем месте, обложила наглую тетку трехэтажным матом, чтобы не зазнавалась.
– Ни за что не поверю, что вы умеете ругаться матом…
– Как-нибудь продемонстрирую. Не боись.
– Половина седьмого.
– Что? А, спасибо… Слушай, а у вас нормально вскакивать и ходить бодрыми в такую рань? Ты же откуда-то приехал, значит, встал, вообще, черт знает когда?
– Ну, зачем же… Я здесь ночевал…
Ох, провалиться бы мне сейчас сквозь доски пола…
– Тебя же Кир куда-то отправлял?
– Ну, я вещи привез и вернулся.
– Ладно. Не хочу больше знать никаких тонкостей. Где тут ванная? Покажешь?
– Пройдемте вперед, Лиза.
Пара шагов – и желанная комната оказалась передо мной. Все-таки, с топографией у меня проблемы. Как я могла её пропустить?
Дверь за мною Андерс деликатно прикрыл. Мои тряпочки болтались на вешалке, аккуратно собранные в кучку. Платьишку любимому, льняному, полная хана. После стирки и пара, возможно, еще и одену. Только не сейчас. Проще так и ходить в простынке, чем тряпку половую нацепить.
Нинка, умница моя, конечно, удружила: бриджи, топ, балетки, ветровка легкая… Все – свободное и легко тянущееся, плюс-минус два размера в любую сторону, кроме, конечно, обуви…
А еще – спрей от комаров, похоже… Нет. Газовый баллончик. Какая забота! Если бы я еще умела им пользоваться… Но, пусть будет. Если что – хоть перед носом чьим-нибудь потрясти…
А вот с нижним бельем – незадача, конечно. Нежное кружево на атласе превратилось в какую-то хрень на бретельках. В общем, одни бретельки и остались, не вынесло оно такого потрясения, как неадекватный Кир. Жаль, моя психика оказалась крепче. Нет бы: ходить с идиотской улыбочкой, помыкивая что-то несуразное… Да только, с этого гада станется малахольную просто на улицу выставить…
Кухню нашла по запахам и голосам, доносившимся с первого этажа. Мужчины опять о чем-то спорили. Знать бы, о чем..
А впрочем, это уже меня не касалось. После чашки кофе и поездки домой наши пути не должны были пересекаться надолго.
– Кир, начни уже думать головой, а не… – Блондин оборвал свою речь на самом интересном месте, зря я так рано появилась у порога.
– Да брось ты, Энди! Говори как есть, не стесняйся! Все уже почти родные… – Я уселась за стол, в ожидании, что хоть крошка чего-нибудь перепадет. Накануне без ужина осталась, и желудок, притихший в изумлении от происходящего, вдруг решил о себе напомнить.
Кир, до этого сосредоточенно следивший за кофеваркой (что там следить? она же умная, самостоятельная, сразу на две чашки…), поднял недоуменный взгляд:
– С каких это пор вы стали родными, спрашивается? Я что-то пропустил?
– С тех самых, когда твой друг и коллега прослушал все варианты звуков. Сначала – под дверью кабинета. Затем – в этом здании. Звукоизоляция так себе, хромает…
Вообще-то, била наугад… Попала. Светлокожие люди очень забавно и мучительно краснеют. Андерс просто наливался пунцом.
Киру это не понравилось, судя по тому, что его скулы побелели от напряжения, и губы тоже. Взгляд, наверное, испепелял. Но Энди, похоже, к этому привычный: стойко выдержал, не отвернулся.
– Эй, ребята… Может, вы потом в гляделки поиграете? А я бы уже кофе попила… И съела бы что-нибудь тоже…
– Хочешь, капучино сделаю? – Чуть собственной слюной не поперхнулась. Что это с ним? Откуда такая учтивость? Заболел, или по голове его друг ненароком треснул?
– Хочу. Но бутерброд предпочтительнее. Или кусочек сыра, в общем, есть хочу. Кофе не спасет, даже с молоком.
– Андрюх, сделаешь? – Значит, для своих он, все-таки, Андрюха… а понтов-то было, мама не горюй…
Тот кивнул и молча полез в холодильник, мельком увидела, что за дверцей наложена куча съестного.
– Может, не бутерброд, а какой-нибудь творог? А, Лиз? Я бы тоже парочку приговорил…
– Килограммов? В тебя столько влезет? – В принципе, глядя на нехилое такое тело, осознала, что вопрос был глупым. Влезет, без сомнений.
– Лиза, а давай, мы просто молча поедим, а потом я, так же молча, тебя отвезу? – Реплика Янкевича была до того неожиданной, что мы с Андерсом дружно открыли рот, а потом так же дружно его захлопнули. Переглянулись, уставились на напряженную спину… Андерс пожал плечами и снова зарылся в холодильник.
А во мне забурлила до того невыносимая обида… Иметь меня полночи, не спрашивая, можно и с шумом, значит… А утром все должны заглохнуть.
– Боюсь, что не в то горло пойдет ваш завтрак. Спасибо за гостеприимство. – Когда так трясет от злости, лучше бы заорать. Да только не выходит. Лишь ледяные фразы, сквозь зубы.
Очень кстати обнаружилась сумочка, брошенная здесь, на диванчике. Ухватила, не глядя, и рванула на улицу.
Попала туда, конечно же, не с первого раза. Несколько дверей оказались наглухо запертыми, одна, слава богам, поддалась.
Прикуривала уже на пороге, от первой затяжки слегка потемнело в глазах. Знаю, что вредно на голодный желудок… Зато полегчало. И пальцы дрожат – только от никотина, попавшего в кровь, а не от обиды.
Уселась прямо на бетонную ступеньку, к столбу спиной привалилась, прикрыла глаза. Вместе с каждым выдохом выпускала злость и разочарование, вдыхала… дым, конечно же… Но с ним: холодный, прозрачный воздух, чистый, от того почти сладкий… Солнце подрагивало в легкой дымке тумана, еще не жаркое, но гладящее по лицу горячими лучами… Разноголосье утренних пташек… Тишина, ни одного лишнего, постороннего звука…
– Лиза, может, не стоит курить с утра? – Только человек может так грубо разрушить очарование природы. Даже капельки росы на клочках травы перестали блестеть…
– Андерс, уйди по-хорошему. На грубость не нарывайся.
– Лиз, – он присел на корточки, прямо напротив меня. – Я же за тебя переживаю. Вставай, не сиди на холодном. Там кофе готов…
Приоткрыла один глаз. Решила, что смотреть не стоит. Закрыла обратно.
– Давитесь сами своим кофе. Мне расхотелось. И не нужно за меня переживать. Сама как-нибудь справлюсь.
– Зря ты так. Я же тебе ничего плохого не желаю. – Он поднялся, но медлил, уходить не спешил.
– Тогда вызови мне такси и оставь в покое.
– Сюда не поедет ни одно такси. Слишком рано и далеко.
– Потрясающе! Куда вы меня завезли?
– Не могу сказать. Не имею права.
– Ах, ну да! Я ж забыла, что имею дело с бандитами…
– Да с чего ты взяла? И дело совсем не в этом…
– Да какая разница, что я думаю о вас, Андерс? – Теперь уже открыла оба глаза, чтобы оценить реакцию. Морщится. Ему неприятно. Надо же…
– Потому что мы – не бандиты. Неприятно слышать такие вещи в свой адрес.
– Ага. Точно. Вы – олигархи! Так можно?
Андерс молчал. Что-то хотел ответить, но, умничка, предпочел не связываться со злой, раздраженной теткой. Еще и голодной, между прочим. И от того еще более злой.
– Слушай, олигарх… Вам же положены водители? Пусть, хоть один меня отвезет.
– А если нет?
– Ну, придумаю какую-нибудь гадость. Сами потом пожалеете.
– Это угроза снова, что ли?
– Нет. Размышления. На тему: имеют ли право честные олигархи удерживать в неизвестном месте одинокую девушку. Ты знаешь ответ?
– Хорошо. Я сам тебя отвезу.
– Поехали. – Подскочила, будто подбросили.
– Подожди. Ключи возьму и скажу Кириллу.
– Ах, конечно… Царь-батюшка должен быть в курсе… Сходи, отчитайся.
Обернулся он подозрительно быстро. Причины не стала уточнять.
Хотел под локоток взять, по пути в машину, однако, поостерегся. Что-то в моем лице не устроило.
Забралась на заднее сиденье, чтобы не смотреть на рожу, внезапно опостылевшую. Умом понимала, что блондин, в общем-то, не при делах… Но не улыбаться же ему радостно за это достижение? Еще испугается, глядя на мой оскал.
Минут пятнадцать мы двигались в тишине, даже радио не хотело вещать. Сначала потрескивало, в поисках волны, а потом его просто вырубили.
Начала успокаиваться, думая о своем, о девичьем.
– Лиза, что у вас происходит?
– Ничего. И не твое дело. А что? – Образец логического мышления, конечно же. Но перед ним уже поздно выпендриваться…
– Ну, раз не моё дело, не о чем и говорить… – Он протянул эту фразу, затих, лишь молча посматривал на меня в зеркало заднего вида.
Видимо, дожидался, когда я зацеплюсь, по привычке, и что-то отвечу. А мне этого совершенно не хотелось. Тоже мне, нашлась жилетка для добровольного плача.
Андерс понял, что тактика не сработала, когда впереди начали маячить очертания города, трасса потихоньку расширялась, приближаясь к КАДу… Минут сорок до дома моего оставалось, если без пробок, и если я правильно местность узнала.
– Лиза, может быть, вы мне расскажете, что случилось? Вы с Киром ведете себя очень странно. Учитывая, что вам еще вместе работать, не хочется, чтобы дров наломали.
– Андрюш, не переживай. Охранять дверь, пока он меня имеет, больше не придется. Я его доходчиво послала, он категорично ушел. Отношения будут рабочими, мстить ему не собираюсь.
– Что-то я сомневаюсь, что все будет легко и просто, как вы рассказываете…
– Слушай, Андрюх… Разве мы первая пара сослуживцев, которые перепихнулись и разбежались? Как-то же люди работают после этого. Я в себе уверена, смогу. А если у шефа твоего настолько болезненное самолюбие, и он не простит отказа… Я без проблем найду другую работу. Отклики на резюме постоянно прилетают. Если не лучше, то на таких же условиях предлагают.