Текст книги "Любовь как спасение"
Автор книги: Ольга Лобанова
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
– В следующий раз спущу на тебя, урод, – спокойно сказала Марина. Парень кричал ей вдогонку, обещая сделать что-то страшное и с ней, но она его уже не слушала. Поле брани Марина и доблестный Рик покидали победителями – пес сиял от удовольствия.
Они почти бежали по бульвару. Но, поравнявшись с очередной автобусной остановкой, Марина замедлила шаг и внимательно осмотрела столбы. Объявлений не было – ни одного. «Хвала дворникам! Они не зря получают зарплату!» – ликовала Марина. До дома оставалось пройти еще две автобусные остановки, но и на них столбы порадовали Марину первозданной чистотой.
Конечно, она опоздала, и Денис сидел на скамейке возле школы под присмотром воспитательницы группы продленного дня.
– Мама, наконец-то! Как Рик, сдал экзамен? – бросился к ним Денис.
– Рик у нас молодец – и экзамен сдал на отлично, и вообще – герой!
Марина ждала от сына вопросов о вчерашних телефонных звонках, но их не было. Видимо, его сегодняшние школьные впечатления начисто вытеснили вчерашние. Телефон молчал. Она покормила Дениса и героического Рика, себе сварила кофе. Поудобней усевшись на свой любимый кухонный диван и затянувшись сигаретой, Марина стала размышлять о том, как все-таки темна душа человека – будь то знаток немецкой поэзии или недоумок-качок. Ей ли, биологу, этого не знать? Вот и ее собственная душа тоже, оказывается, полна закоулков и тупичков. Темненькие такие местечки, где засели старые страхи с обидами, затаились и ждут момента, чтобы выползти наружу и превратить твою жизнь в сущий ад. И защитить тебя от них некому, потому что они только твои враги, для остальных невидимые и непонятные. Разве что верный пес все расставит по местам, у собак особый нюх и своя логика – тут друг, тут враг, и третьего не дано. Не зря она так хотела эрделя – большого и умного, не зря… Марина ласково потрепала Рика, развалившегося возле ее дивана. Тот открыл глаза и посмотрел на хозяйку: «Все хорошо?» – «Все хорошо!» – Марина лениво потянулась и решила вздремнуть. Ведь если разобраться, не так уж и плоха ее нынешняя размеренная жизнь. Она обязательно скажет об этом Максу, сегодня же вечером.
Третий роман Екатерины
В этом бутике Катерине ничего не нравилось. Как будто специально собрали со всей Москвы тряпки в расчете на провинциальных шлюх! Все блестит, переливается, перья, рюшки – б-р-р! Она не была капризна или избалована, но отличить стоящую вещь от подделки могла безошибочно, во всяком случае, ей так казалось. Катерина и сама не понимала, почему не уходит. Медленно двигалась от вешалок к витринам, возвращалась опять к вешалкам, опять к витринам – и кроме раздражения не испытывала ничего. Раздражаться начали и продавщицы, наблюдавшие за ней с почтительного расстояния – она сразу же попросила ей не мешать.
– Мадам, уже падают листья… – услышала она вкрадчивый мужской баритон у самого своего уха. Катерина отстранилась, посмотрела на нахала и ответила в тон:
– И осень в смертельном бреду!
– Уже виноградные кисти… – нахал оживился.
– Желтеют в забытом саду! Сдаюсь, дальше не знаю, – призналась Катерина.
– Этого вполне достаточно для пароля. – Нахал выглядел вполне интеллигентно – просто и со вкусом одет, подстрижен коротко. И, главное, выбрит – ей не нравилась нынешняя мода на трехдневную щетину. Молодых она делает неряхами, тех, кто постарше, – неопрятными стариками. Но, удивительное дело, как падки оказались мужчины на этот атрибут брутальности! Как будто модой можно обмануть сущность – все-таки неисправимые фантазеры эти мужчины.
– У нас с вами тут назначена конспиративная встреча? И вы проверяете, знаю ли я пароль? – Как ни странно, нахалу удалось заинтриговать Катерину, что удавалось далеко не каждому, кто рассчитывал на ее внимание.
– Есть множество небанальных способов познакомиться с женщиной, я их знаю, но никогда не использую – слишком просто. А вот как с первой же минуты распознать, на каком языке говорит душа незнакомки? – Нахал определенно начинал нравиться Катерине. Лишь бы не сбился на пошлость! – Я увидел, что вы скучаете в этой барахолке, ничего не покупаете и подумал: «А у этой дамы хороший вкус! Если она еще и Вертинского знает, то значит…» – он замялся – то ли не успел придумать, что это может значить, то ли не хотел раскрывать карты.
– И что же это значит? – Они вышли из бутика – под злые взгляды продавщиц – и повернули направо, к кафе под огромным искусственным деревом. Кофе и махито обещали принести быстро.
– Что значит? Значит, что нам не будет скучно вместе – это как минимум. Извините, не представился – Георгий, – он привстал и галантно наклонил голову.
– Гога, Гоша, Жора…
– Ради бога, не огорчайте меня. Не всегда «Оскаров» дают за шедевры.
– Пожалуй! А меня зовут просто – Екатерина, для близких – Катерина.
– Можно я сейчас же примкну к вашим близким? Мне нравится – Катерина, сильно, очень по-русски…
– Да вы нахал!
– Это едва ли, не моя сильная черта, – вздохнул Георгий. – Хотя жаль! Быть нахалом удобно, сокращается путь к желаемому.
– Не всегда, иногда, наоборот, удлиняется. Боюсь, наш с вами случай – именно такой.
– А вы знаете, чего я хочу? – Георгий с удовольствием отхлебнул кофе.
– Догадываюсь! – Катерине кофе тоже понравился, и корицы много – как она любит.
– Ну откуда вы можете это знать, если я и сам не знаю, чего хочу? – раздосадовано выпалил Георгий. – Только не говорите, что все мужчины одинаковые и хотят одного, умоляю вас. Такие желания удовлетворяют совсем другие женщины, и чтобы с ними познакомиться, не нужны никакие пароли. – Он смотрел на нее изучающее, и по тому, как радовались его глаза, было понятно: Катерина ему нравится, очень. – От встречи с женщиной, которая знает Вертинского, ждешь тонкости, волшебства, миража… Это так редко встречается, все проза. Чем вы занимаетесь, Катерина? – Георгий положил свою ладонь на ее, но она отдернула руку и убрала со стола: «Все-таки нахал!»
– Учу детей музыке. Немного в музыкальной школе, немного у себя дома – даю частные уроки.
– Фортепиано? Скрипка?
– Фортепиано.
– А ваш сын? Он уже играет?
– Откуда вы знаете про сына? – удивилась Катерина.
– Угадал! А муж – тоже музыкант?
– Я разведена, уже три года. Он занимается бизнесом.
– У слова business много значений – и дело, и профессия, и предприятие…
– Он торгует станками. А по профессии музыкант, пианист. Мы вместе учились в Гнесинке.
– Причуды нашего времени – пианист торгует станками. Удачно торгует?
– Кажется, да…
– Почему же расстались, если удачно? Вас не интересуют деньги? – не унимался Георгий.
– Просто он стал другим человеком. Этого достаточно? – Катерине не хотелось говорить об этом, и Георгий понял.
– Пойдемте в кино? Здесь же кинотеатр на втором этаже.
– А что смотреть?
– Какая разница!
Разницы, и в самом деле, особой не было. Катерина переживала не лучший период своей жизни, и ей было все равно, где коротать время. После окончания Гнесинки, где они учились вместе с Ильей, встал вопрос – что делать дальше? Катерина мечтала о консерватории, а Илья сразу объявил: с музыкой он заканчивает. В большие музыканты ему не выбиться – не хватит таланта, а связей нет. А тут друзья замутили бизнес, перспективный, и он решил идти с ними. Не получится – не пропадет, руки, ноги, голова – все на месте. Ему надо семью кормить, не до музыки. Катерина ждала ребенка и тоже была вынуждена отложить свою мечту о консерватории. А когда родился Марат – и вовсе о ней забыть. Малыш часто болел – после неудачной прививки развилась астма. Приходилось по несколько месяцев жить то в Крыму, то на Кавказе. Возвращалась в Москву и не узнавала мужа. Она полюбила тонкого деликатного юношу-музыканта, теперь это был мужчина – жесткий и предприимчивый, той самой пресловутой брутальности в нем было даже с избытком. Он все больше и больше становился чужим. Как-то вдруг разошлись их дороги, те внутренние тропки, по которым бродят человеческие души… Коммерсантом Илья оказался удачливым, и чем больше денег он зарабатывал, тем очевидней становилось, что их любовь уходит вместе с нуждой.
Когда Катерина предложила развестись, Илья спорить не стал – действительно, так будет лучше. Снял квартиру, объявил Катерине сумму, которую каждый месяц она будет получать, пока не сможет пойти работать, и улетел белым голубем в свою новую предпринимательскую жизнь.
Ей казалось, что без Ильи она вздохнет легко и свободно, на деле все оказалось сложнее: свобода при наличии маленького ребенка была условной, а легкости не оказалось вовсе. К четырем годам Марат стал меньше болеть, и Катерина смогла отдать его в садик. Нашлась и работа – в музыкальной школе по соседству с домом. Зарплата мизерная, но и занятость необременительная, как ей было нужно, – Катерина старалась забирать Марата пораньше, боялась рецидивов. Как только Илья узнал, что Катерина вышла на работу, размер ежемесячного пособия сократил вдвое – только на» содержание Марата. Но и за эту сумму ей приходилось отчитываться, строго и по пунктам. «Наверное, потому у Ильи хорошо идет бизнес, что он умеет считать деньги», – думала Катерина, пытаясь найти хоть какое-то оправдание столь разительных перемен в объекте своей первой любви. Сводить концы с концами помогали частные уроки – она развесила возле школы объявления, и несколько человек откликнулись.
За три года своей незамужней жизни Катерина пережила два скоротечных романа. И оба, как над печально, с мужчинами, похожими на нынешнего Илью, – тоже бизнесменами. Они были неплохими любовниками, делали ей подарки, приглашали в рестораны, с одним из них она даже съездила в Тайланд на пару недель – и вроде бы грех было жаловаться. Но эту внутреннюю разнонаправленность, как было с Ильей, она начинала чувствовать едва ли не сразу. Поначалу не верила себе. Все пыталась уговорить, смирить, образумить свое недовольство – ну, что тебе, собственно, нужно от них? Получалось плохо – ни тепла, ни радости… Была еще одна причина скоротечности обоих романов – ее новые мужчины Марата в лучшем случае терпели, но всегда давали понять, что хорошо бы отправить мальчишку к бабушке. Сына Катерина предать не могла, и даже если бы влюбилась без памяти и оказалась перед выбором, выбрала бы сына. А уж если без особой любви, а так, от тоски, то и говорить не о чем.
Это лето началось с неожиданности: Илья, в кои-то веки, взял Марата на две недели и уехал с ним в Казань, к своим родителям. Катерина была рада – мальчик скучал по отцу, часто спрашивал о нем, но Илья своим вниманием сына не баловал. Марат уехал, и она осталась совсем одна, и как жить ей в этой пустоте, не знала. В последнее время Катерина часто ловила себя на мысли, что совсем не знает, как ей жить дальше. Чего ждать, на что надеяться? Тридцать лет, и такая пустота…
*
– И все-таки, почему вы подошли ко мне в магазине? – Они вышли из кинотеатра, обсуждать фильм не хотелось, да и нечего было обсуждать. Два часа ушли на то, чтобы хоть немного привыкнуть друг к другу, почувствовать плечо – нужно ли оно тебе? Георгий не купил попкорн и пиво, и уже за это Катерина была ему благодарна. И его близость в темном полупустом зале не была ей неприятна.
– Хотите услышать комплимент? Пожалуйста: вы красивы, но я подошел не поэтому. Не обижайтесь – красивых женщин много, даже слишком. Но в вас… Вы ходили по той барахолке, и мне сначала показалось: вот еще одна скучающая дамочка, не знает, куда деть деньги. И тут – вы проходили мимо зеркала, взглянули в него и поправили волосы под заколкой, – он показал, как Катерина это сделала – плавно, снизу вверх. – В этом жесте было столько женственности. И тоски. Нет, неправильно – столько печали. Вертинский вспомнился сам собой…
– Разве есть разница между тоской и печалью?
– Конечно! Тоска – от лени, от скуки, от несбывшихся желаний. Печаль сложнее – она от понимания несовершенства мира и невозможности его исправить.
Что-то случилось с Катериной в этот момент. Этот Георгий, этот нахал – он коснулся той струны в душе Катерины, которой давным-давно не касалась она сама и не позволяла никому другому. А может, и не было рядом с ней никогда человека, кто знал об этой струне и мог бы бережно ее тронуть, не раня? И эта струна зазвучала…
– Сколько вам лет, Георгий? – Катерина не хотела, чтобы он услышал тот звук, – зачем? Но уже было поздно.
– Вы хотите сказать, что старше меня? Не надо, это не имеет значения.
– А что имеет значение?
– Вы познакомите меня со своим сыном? Как его зовут?
– Марат.
– Его отец француз? Или татарин?
– Татарин, Ильяс, он родом из Казани. А почему француз?
– Это просто: в тридцатые годы татары часто называли мальчиков Маратами – в честь Жана-Поля Марата. Такой вот революционный романтизм, а теперь это имя звучит как исконно тюркское, правда?
– А я не знала. Вы историк?
– Да, преподаю в одном учебном заведении.
– Высшем?
– Выше не бывает. Вот и метро, – Георгий остановился возле буквы «М». – Увидимся завтра?
– Увидимся. У вас, наверное, каникулы? И у меня каникулы, – Катерине не хотелось, чтобы он уходил, но и искать повод задержать не хотелось. – Запишите мой телефон. Завтра позвоните, и мы договоримся. Пока, историк!
Так начался этот роман – третий роман Екатерины, самый странный в ее жизни, словно сон.
Как-то само собой получилось, что они с Георгием стали вместе ждать возвращения Марата. Им было хорошо вдвоем с самого начала – просто и уютно, как будто были знакомы тысячу лет. Но и Марат, появись он в любую минуту, ничего бы не нарушил и не испортил. Напротив, им его не хватало. Георгий уже знал, что Марат мечтает стать путешественником. И не просто путешественником – он мечтает летать на другие планеты. Он уверен, что там живут красивые сильные люди, которые любят детей. И он их обязательно найдет – этих красивых и сильных людей – и станет им лучшим другом.
– Что-то неладно в вашей консерватории…
– Что ты имеешь в виду?
– Если человек семи лет отроду мечтает улететь на другую планету, чтобы найти там друзей, – это что может значить?
– В этом возрасте все дети фантазируют.
– Это правда, но не все мечтают улететь подальше от дома. А может, он не знает, как ему жить между русской мамой и папой татарином, к тому же разведенными? Может, он не понимает, кто же он сам, а потому и ищет третий вариант? Который бы не зависел ни от тебя, ни от Ильяса…
– А ты откуда все это знаешь – про третий вариант? – удивилась Катерина.
– Из личного опыта. У меня мама русская, а отец немец. Родовитый – фон дер Данфельд.
– У тебя так и в паспорте написано – Георг фон дер Данфельд? – вытаращила на него глаза Катерина.
– В паспорте все просто – Георгий Петрович Данилов, русский.
– Жаль, – разочарованно вздохнула Катерина, – Данфельд… Красиво! Можно я буду тебя так называть – фон дер Данфельд?
– Можно, только Данфельд, а то слишком длинно, – усмехнулся Георгий. – В августе собираюсь съездить в Австрию, если получится. Там в Альпах у моего отца фамильный замок.
– А мама? Она тоже в Австрии?
– Нет, они давно расстались, еще до моего рождения. Но отец знает обо мне и ждет, что я приеду.
– Вот это да! Ты барон, наверное?
– Барон, представь себе, – по Георгию было трудно понять, шутит он или нет, но Катерине очень хотелось верить, что и баронство, и замок – правда. – А ты знаешь, что означает имя Георгий? Земледелец, крестьянин…
– Поэтому у тебя такие большие и сильные руки?
– Поэтому у меня такой большой живот, который все время хочет есть. Зайдем? – Они стояли на Тверской возле немецкого ресторанчика. – Что может быть лучше свиной рульки с тушеной капустой и пива? А потом пойдем в книжный – я знаю, что подарить Марату для знакомства. Он же завтра возвращается?
Почему ей так было хорошо с ним? С этим странным человеком, случайным знакомым – то ли крестьянином, то ли бароном, то ли учителем? Она мало что знала о Данфельде, а казалось, что знает все. Катерина никогда не спрашивала, где он живет и работает, – какая разница? Они встречались практически каждый день – и это было главным. По всему было видно, что денег свободных у него нет, – откуда у преподавателя деньги? Но он не скупился на мелочи, и эта его щедрость радовала ее. Чем могут закончиться их отношения, Катерина не думала – боялась, боялась вспугнуть то, что вдруг наполнило ее жизнь. И что вдруг их дороги, те тайные тропочки – разбегутся в разные стороны.
*
Марат вернулся как будто даже подросшим – за две-то недели! Во всяком случае, щеки на бабушкиных беляшах налились и зарумянились. Рассказывал, чем они занимались с папой, куда ходили с дедушкой и бабушкой, неохотно.
– Скучно. Они все время едят и говорят о деньгах, а я ничего не понимаю.
– Это же естественно: папа занимается бизнесом, дедушка работает в банке – о чем же они должны говорить?
– Да… – понимающе вздохнул Марат. – Пойдем завтра в зоопарк?
– Пойдем, – согласилась Катерина. – А ты не будешь возражать, если с нами пойдет один мой друг?
– Кто это? – насторожился Марат. – Твой жених?
– Ну почему сразу жених? Просто мой хороший друг. Он очень хочет с тобой познакомиться.
– Зачем? – еще больше насторожился Марат.
– Да не зачем! Просто хочет с тобой подружиться, он тоже любит путешествовать.
– А как его зовут?
– Георгий. Можно – Данфельд.
– Данфельд лучше. Красивее. Мне его можно так называть?
– Можно.
– А когда он придет?
– Утром.
Он пришел, когда они завтракали. Протянул Марату руку и представился:
– Данфельд, можно на ты. – И подумав секунду, уточнил: – Даже обязательно на ты.
– Согласен, – Марат вдруг улыбнулся во весь рот – так доверчиво. – Мы с мамой идем в зоопарк – пойдешь с нами?
– Еще бы! Там же пополнение у леопардов – привезли двух новых котят. На них надо срочно посмотреть, а то вырастут, и будут как все. Завтракаем быстро!
Тарелка Марата уже через минуту была чистой, и он опрометью бросился в комнату одеваться.
– Положи куда-нибудь, чтобы Марат пока не видел, – Данфельд протянул Катерине огромную книгу, похожую на альбом. – Это Атлас звездного неба. Я подарю ему вечером.
Если бы Катерине сказали еще совсем недавно, что можно быть такой счастливой, она бы не поверила. У нее была семья, настоящая, – она, Данфельд и Марат. Они обошли весь зоопарк, конечно, дольше всего простояли у вольера с леопардами – два пятнистых котенка, грациозных и серьезных, лазали по деревьям, прыгали и резвились, ни на кого не обращая внимания. Их дела – их подготовка к взрослой жизни – были важнее праздного любопытства людей. Марат смотрел на них как завороженный – следил за каждым движением, за каждым прыжком, молча, ни о чем не спрашивая. Потом, также молча, отошел от вольера, словно что-то решив для себя, и сказал:
– Давайте поедим чего-нибудь.
Они уселись за столик в открытом кафе, заказали нехитрую еду.
– Данфельд, а ты долго будешь с нами? – неожиданно спросил Марат.
– Не знаю… Почему ты спрашиваешь?
– Ты сказал, что котята вырастут и станут как все. Вот я и хочу понять – ты как все? Как все взрослые?
– А твоя мама – она как все?
– Мама не считается, потому что она мама. Я про тебя хочу понять, – Марат смотрел на Данфельда исподлобья.
– Если честно, я бы сам хотел это понять. Но, видишь ли, пока не получается, – Данфельд протянул Марату руку. – Давай просто жить, и все станет ясно.
– Давай, – Марат по-мужски, крепко пожал руку Данфельда.
Домой добрались к вечеру. Марат еле держался на ногах от усталости, выпил молоко и собрался ложиться спать. Данфельд остановил его:
– Я хочу подарить тебе Атлас звездного неба. Ты слышал, что готовится полет на Марс?
Марат забыл и о сне, и обо всем на свете. Он взял Атлас, прижал его к себе, как самое дорогое его сердцу сокровище.
– Спасибо! Расскажи про Марс, пожалуйста.
– Обязательно расскажу, только завтра. Понимаешь, это длинный разговор, а мне домой пора ехать…
– Зачем тебе ехать? Оставайся у нас.
– И ты не будешь возражать, если я останусь?
– Не буду. Я не маленький, все понимаю, – Марат, не выпуская Атлас из рук, повернулся и решительно направился в свою комнату. – Спокойной ночи.
– Он все понимает, – Данфельд обнял Катерину.
– Ему лучше. А я не понимаю ничего, – она смотрела на него, действительно не понимая, как так могло случиться, что ее вдруг перестал мучить вопрос – как жить дальше? И не было больше пустоты… – А может быть, ты эльф – дух альпийских лесов?
– Может быть, может быть…
Подготовка к полету на Марс началась с самого утра. Данфельд подробно рассказал Марату, что работы в этом направлении ведутся давно – уже лет сорок. Было несколько попыток запустить специальные аппараты, без людей. Но пилотируемый полет все откладывают, потому что не могут найти подходящего пилота. А что если таким пилотом станет он, Марат? Глаза у Марата горели восторгом и готовностью немедленно сесть в кабину марсолета. Но Данфельд сказал – рано! И они начали серьезную проработку вопроса. Первым делом нашли Марс в Атласе, на звездном небе, потом прочитали в Интернете все, что было выложено на сайтах по этой теме.
– Ты даже не представляешь, Марат, как тебе повезло! – вдохновенно рассказывал Данфельд. – В этом году открылся планетарий. Его ремонтировали целых семнадцать лет, ты только представь – семнадцать лет! Поэтому я ни разу не был в планетарии, только мечтал об этом.
– Мы пойдем с тобой в планетарий? – Марат смотрел на Данфельда с таким восторгом, что у Катерины даже екнуло нехорошее – ревнивое – чувство, но только на секунду.
– Конечно, пойдем. И маму с собой возьмем. Как же без мамы? Ты пойдешь с нами? – повернулся к Катерине Данфельд. В этот момент все трое были уверены, что нет важнее места на земле, чем планетарий.
– Конечно, пойду. Я тоже там не была никогда.
– Вот! Завтра же все и пойдем. А если понравится, можно будет записать Марата в астрономический кружок.
Катерина видела, что еще секунда такого восторга – и сердце выпрыгнет из груди ее сына.
– Все, давайте обедать. Для подготовки к полету нужны силы.
*
На следующий день в планетарий они не пошли – у Марата поднялась температура. Катерина знала, что следом может развиться приступ. Особых причин для болезни не было – не простужался, не контактировал с больными детьми. Разве что нервное напряжение, у астматиков такое бывает. Врач предупреждал Катерину, что сильные эмоции – не только отрицательные, но и положительные – могут вызвать стресс, мальчик впечатлительный. Она понимала, что нужно подождать и прежде всего успокоиться самой, тогда успокоится и ребенок. Данфельд волновался не меньше Катерины.
– Это я виноват, идиот. Что же ты меня не предупредила?
– У него давно не было приступов – утратила бдительность. Успокойся, тогда и он успокоится. Он же от тебя сейчас зависит, как ни от кого другого. Марат, – позвала она сына. – Иди к нам. Посидим в тишине, поболтаем, помечтаем…
Второго приглашения не потребовалось. Они забрались с ногами на диван, укрыли Марата пледом и поплотнее прижались друг к другу.
– Вот скажи, что бы делал, если бы у тебя было много денег? – спросила Катерина у Данфельда.
– Я? – Данфельд посмотрел на потолок, как будто там был написан ответ. – Я бы, конечно, путешествовал. Ну, в полеты на другие планеты меня бы уже не взяли – староват. Я бы путешествовал по земле, переезжал из одной страны в другую. Нет, не по курортам – курорты однообразны и банальны. На них даже море выглядит гламурным водоемом. Я бы выбирал места поинтересней – маленькие городки или деревни, старался бы подружиться с местными жителями, с семьями…
– У тебя бы это получилось, – с уверенностью сказал Марат.
– Ты думаешь? – спросил Георгий тоном человека, уважающего мнение собеседника. – Это хорошо, это бы очень упростило мою задачу. Так вот, я жил бы среди этих людей как можно дольше, чтобы успеть их узнать и полюбить.
– А если бы полюбить не получилось? Если бы они оказались злыми и жадными? – не унимался Марат.
– Так не бывает. Николай Гумилев, лет сто назад, написал удивительные строки: «Все чисто для чистого взора». Какими глазами ты смотришь, то и видишь…
– Ты бы остался с ними навсегда? – ужаснулся своей догадке Марат.
– Я жил бы с ними ровно до того момента, когда бы они стали считать меня своим. Тогда бы я и уезжал, в другую страну, например. Или в другой город. Я могу быть только гостем в чужом мире.
Катерина уже открыла рот, чтобы спросить: «Почему? Почему только гостем», но Марат опередил ее:
– Я путешествовал бы вместе с тобой, если бы у меня были деньги. Ты бы взял меня с собой?
– Конечно, что за вопрос! Хорошая у нас была бы компания! Катерина, а ты?
– Я бы купила себе саксофон. Хороший дорогой саксофон. И научилась бы играть джаз. Я могла бы брать уроки в своей школе, недорого. У саксофона такой голос… Голос настоящей нежности.
– Ну, на саксофон нужны не очень большие деньги, – задумчиво сказал Георгий.
– Но у меня их нет.
– Хоть чья-то мечта должна исполниться!? – судя по тону, Данфельд был готов к решительным действиям.
После этого разговора он не появлялся пару дней. Марат пошел на поправку и без конца спрашивал, о Данфельде, но у Катерины даже не было его телефона – он всегда звонил сам. Потом пришел, рано утром, и выложил на стол три тысячи долларов.
– Ты кого-то ограбил? – первое, что пришло Катерине в голову.
– Собирайтесь – едем покупать саксофон. Надо еще зайти в обменник, – деловито командовал Данфельд.
– Я никуда не поеду, пока ты не скажешь, где взял деньги, – Катерина играла непреклонность, хотя в душе ликовала.
– Они добыты честным путем, не сомневайся. Я похож на грабителя?
– Не похож, но… – Данфельд действительно не был похож на грабителя.
– Мне дала их одна добрая женщина, моя знакомая. Она вдова знаменитого архитектора, очень богата и очень любит помогать людям. Вот я и позволил ей сделать доброе дело.
– И что ты ей сказал?
– Правду. Только правду. Сказал, что у меня больное сердце и для лечения нужны деньги. Она сама дала мне три тысячи, я не просил. И дала их с радостью, поверь.
– А что у тебя с сердцем? – Катерина уже забыла про саксофон, и Марат слушал их разговор, замерев от страха. – Лучше поедем к врачу, а не за саксофоном…
– Даже не знаю, как тебе это объяснить. Мне было лет двенадцать-тринадцать, когда я узнал очень страшную для себя вещь…
– Какую? – выдохнул Марат.
– Что я – потомок древнего рыцарского рода, но никогда не смогу увидеть свой родовой замок…
– Почему? – Марат готов был расплакаться от жалости к Данфельду сию же минуту.
– Потому что у меня нет на это денег, даже на билет. И у отца моего тоже нет денег, только замок и остался. И тот разрушается, я могу не успеть…
Теперь уже была готова расплакаться и Катерина.
– А сердце?
– Вот тогда что-то и случилось с моим сердцем. Врачи не понимают, что именно, но оно все время ноет, болит. И как мне помочь, они не знают. Зато знаю я.
– Как? – Марат и Катерина спросили одновременно.
– Тебе хватит полутора тысяч на приличный саксофон? Думаю, хватит, а на остальные я поеду в Австрию. Там, в горах, все пройдет – я уверен. Ну что, вперед за инструментом?
– Вперед! – Марат был счастлив, что все так просто разрешилось.
– А что это за женщина, вдова архитектора? – первый раз за все время знакомства с Данфельдом в сердце Катерины закралось сомнение.
– Женщина с добрым сердцем. У нее никого нет, – Данфельд рассказывал с явной неохотой. – Я познакомился с ней прошлым летом. Мы подружились.
– Молода, умна, хороша собой? – Катерина понимала, что спрашивает лишнее, но не могла остановиться.
– Молода – не очень, за сорок. Но умна и красива.
– И ты часто берешь у нее деньги?
– Первый раз. Но тебя это не касается, – Данфельд не собирался давать ей отчет. – Марат, ты готов?
Это была первая кошка, пробежавшая между ними. К счастью, небольшая, совсем котенок, и она не оставила следов.
*
В первых числах августа Данфельд улетел в Австрию. Конечно, обещал звонить и обязательно вернуться к началу учебного года. У них с Маратом были большие планы – и планетарий, и кружок… Уже начался октябрь, но Данфельд не появлялся. Сначала Катерина просто ждала его, спокойно считала дни, потом стала волноваться, искать информацию об авариях в Москве и Австрии, об авиационных катастрофах – ничего. К концу сентября вдруг решила: он обычный гастролер, альпийский дух, прилетел – улетел… И ждать его нечего. И незачем. Но она не могла его не ждать. Марат ни о чем не спрашивал, хотя было видно, что он скучает по Данфельду.
Неожиданно часто стал приходить Илья – и по всему было видно, что навещает он не только Марата, но и ее, Катерину. Даже больше ее, чем сына. Приходил с цветами, с ее любимыми пирожными, делал комплименты и даже хвалил Катеринину стряпню, чего не делал даже в их прошлой супружеской жизни. Его мама – вот кулинарка, а жена – так себе, чтобы с голоду не умереть, и вдруг все изменилось. Катерина не знала, радоваться этим переменам или пусть лучше оставит в покое, не бередит ее одиночество. Как-то даже попросил разрешения остаться на ночь, но она отказала – ее постель еще помнила Данфельда.
Она возвращалась из школы, когда позвонил Илья.
– Привет! Как дела? – его голос звенел серебряным колокольчиком, что особенно раздражало Катерину – чему радуется?
– Нормально, – буркнула она в ответ.
– Не возражаешь, если я заеду вечером, деньги привезу на Марата? Приготовь чего-нибудь вкусненького, из баранинки – я такой голодный…
– Приезжай, – старалась говорить спокойно, но в душе все клокотало: «Ну почему я должна ему готовить ужин, почему? На Марата он деньги привезет, а за ужин – за баранинку – кто будет платить? Ненавижу себя за это, тряпка, чистоплюйка… И что ему от меня надо? Девки длинноногие надоели, что ли?»
Но выхода не было – в кошельке скучала последняя купюра, разве что на баранину. Катерина свернула на рынок. Шла между овощными рядами, продолжая ругать себя за бесхарактерность почем зря. До прилавков с мясом оставалось всего несколько шагов, и вдруг – как тогда, в бутике:
– Мадам! – В ее душе ухнуло: «… уже падают листья…» – Мадам! Купите картошку! Своя, с собственного огорода. Сорт «Синеглазка» – подойдет и для супа, и на второе.
Катерина узнала его сразу, она узнала бы его из тысячи таких же обветренных и простецки одетых продавцов картошки – это был Данфельд. Он смотрел на нее и улыбался, совсем не смущаясь своего вида, не удивляясь встрече. Такой чудной – в вязаной шапке, старенькой куртке, небритый, с грязными руками – и все равно фон дер Данфельд! Катерина не знала, что говорить, – просто смотрела на него, не веря своим глазам.
– Жорик, миленький, разбей пятисотку, – крикнула ему справная деваха, торговавшая рядом, и протянула деньги.
«Жорик…» – сжалось Катеринино сердце.
