Текст книги "Любовь как спасение"

Автор книги: Ольга Лобанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Поначалу острый запах пороха, исходивший, как справедливо заметила мама, от всего Лялиного существа, будоражил Боренькину кровь и наполнял неведомым ему до того ощущением непреходящего кайфа. Он не мог оторваться от ее тела, оно было таким трепетным, таким горячим, словно только для того и созданным, чтобы обжигать мужские руки. Но Ляля была неутомима не только ночью, ее страсть распространялась на все, что творилось вокруг. И Боренька, как законный муж, должен был сопровождать ее на все увеселения, которые только попадали в поле Лялиного зрения. Театры, выставки, премьеры, вечеринки – и люди, люди, сотни жадных, восхищенных, завистливых глаз, не пропускавших Лялину красу. Она их словно и не замечала, даже головы не поворачивала в ответ. Но Боренька, стоя рядом, чувствовал, как напрягались ее плечи и бедра под откровенными мужскими взглядами. Ночью он расплачивался за все мужское вожделение…

На исходе первого года своего вулканического брака Боренька заметно притомился. Все чаще по ночам ему хотелось спать, он перестал отказываться от командировок и не возражал, когда неутомимая Ляля уходила одна, без него, на поиски впечатлений. Частенько выручал Вадим, Лялин друг детства, ставший своим человеком в их доме, всегда готовый сопроводить свою подругу в любое интересное ей место. Ляля в первый же день их супружества объявила Бореньке, что ревновать к Вадиму бессмысленно, потому что их отношения – даже больше чем дружба, он ей как брат. Поначалу Бореньку это признание озадачило, он не мог понять, как мужчина может с Лялей дружить – и только. Но поводов для ревности Вадим не подавал, Ляля так горяча и откровенна была с ним в спальне, что Боренька успокоился: друг так друг. Боренька даже радовался вечерам, когда Вадим и Ляля уходили куда-нибудь вдвоем, словно коротким передышкам на напряженной супружеской вахте. Он уезжал к маме. Она кормила его любимыми с детства блинчиками с курагой и ни о чем не спрашивала. За это он был особенно ей благодарен. Она во всем его понимала и всегда была права, его мама.

Весть о Лялиной беременности Боренька воспринял как еще один подарок судьбы, которая в последнее время и так была к нему благосклонна. Они втроем – друг дома Вадим, как всегда, оказался рядом – распили бутылку шампанского. Не столько от вина, сколько от судьбоносного известия мужчины сделались хмельными, целовались и клялись друг другу в вечной дружбе.

Точно в срок и без особых проблем на свет появился Артем. Сын! Боренькино сердце тревожили два весьма противоречивых чувства: непомерная гордость отцовством и почти животный страх перед крошечным существом, перевернувшим всю его жизнь. Переступить порог родильного дома, чтобы встретить жену и первенца, он готовился с не меньшим трепетом, чем если бы оказался перед необходимостью спуститься с космического корабля посредством обычного парашюта. И опять выручил Вадим, изъявивший готовность сопровождать друга в столь ответственный момент. Мама знакомиться с внуком не пожелала. Родители Ляли жили в маленьком городке в южнорусских краях, которые только еще и одаривают мир такими женщинами, да и то редко. Скромные труженики, они обожали свою младшую красавицу-дочь, но вздохнули с облегчением, когда та засобиралась в Москву. Горячее солнце и тучные земли напитали женскую сущность Лялечки мощью, способной смести не только родовое гнездо, но и весь их уездный городок. Они понимали, что их девочке нужен масштаб, не меньше столичного, да и им так спокойнее. Приехать посмотреть на внука они обещали попозже, может, через годик, как скопят денег на дорогу.

Ляля оказалась прекрасной матерью, но заботы о ребенке не охладили ее жадную натуру. При свете ночника в паузах между кормлением и переодеванием Темы Ляля шептала мужу, что задыхается и вянет от тупого однообразия жизни. И только секс разогревает ей кровь и возвращает ясность мыслей. Без этого она погибнет! Боренька был в отчаянии, больше всего на свете он боялся потерять Лялю, но под бременем забот, домашних и производственных, силы его таяли день ото дня.

Помощь пришла неожиданно. В их доме после довольно длительного перерыва снова появился Вадим. И не один, а со своей девушкой, юной и нежной, как утренняя заря. Они стали приходить часто, не только вечером, но и днем, если позволяла работа Вадима. Ирочка с удовольствием возилась с Темой, у друзей детства всегда находились темы для разговоров и даже споров. Ночные вахты Бореньки стали не такими частыми и не столь напряженными, он не мог нарадоваться на жену, заметно похорошевшую и всегда оживленную. Как и прежде, ее волосы тяжелой волной падали на плечи, на губах блуждала улыбка.

В тот день, когда Теме исполнился год, Боренька прилетел домой на крыльях любви к жене и сыну, как потом понял, явно не рассчитав скорость. Гостей не ждали, приглашены были только свои, то есть Вадим и Ирина. Бореньку, увешанного букетами и пакетами, дом встретил абсолютной тишиной. Кто-то незримый (не мама ли?) шепнул ему, что Лялю нужно искать в спальне. Первое, что Боренька увидел среди смятых простыней и разбросанных подушек, были Лялины глаза, горящие зеленым бесовским огнем. Потом волосы, разметавшиеся по плечам, как у последней шалавы. И, наконец, губы, скривившиеся в бесстыжей улыбке. Почему он не видел этого раньше? Он никогда не смотрел на нее со стороны, отдельно от себя.

Вадим встал, не спеша надел брюки, рубашку, завязал перед зеркалом галстук и только после этого вышел из комнаты, нарочитой неторопливостью указывая на бестактность непрошенного мужа.

– А где Тема? – только и смог выговорить Боренька.

– Он гуляет с Ириной.

– Но ведь Ирочка… – Бореньке показалось, что почва уходит у него из-под ног.

– Нет, дорогой, Ирочка – профессиональная няня. Вадим платит ей почасовые. – Ляля гибким движением поднялась с постели. Голос ее звучал деловито, словно речь шла об оплате услуг сантехника.

Она спокойно, без малейшего смущения застегнула свое самое нарядное платье, купленное специально к этому дню, поправила волосы, подкрасила губы. Боренька машинально отметил, что помада на губах была лишней – встреча друзей детства явно удалась, и губы все еще пылали ярче помады. Ляля выглядела собранной и спокойной. Боренька знал, что такой она становилась в одном единственном случае – когда ее страсть удовлетворялась полностью, до самой капельки.

– Ты сам во всем виноват, и не спорь. – Ляля еще раз взглянула в зеркало и улыбнулась: ее жизнь удалась, и это было для нее главным.

Боренька не спорил. Он вообще не умел спорить с женщинами, которых любил, – ни с мамой, ни с Лялей. В тот момент Боренька ненавидел Вадима лютой ненавистью и смертельно завидовал: уж он-то знал, каких сил и какого мастерства стоит такое расположение Лялиного духа. И Ляля, как опытный рефери, присудила победу не ему.

Следующую неделю Боренька пролежал на диване в маминой квартире, повернувшись лицом к стене. Как только он переступил порог, мама поняла, что она, как всегда, оказалась права и сын теперь будет жить у нее. Мама заплатила участковому врачу за больничный лист – теперь Боренька мог зализывать раны без риска потерять работу, которую получил недавно и с большим трудом. В неполные сорок лет мужчина без семьи – холостяк, а без работы – лузер, рассудила мама, а этого она допустить не могла. Она варила своему мальчику бульоны, пекла блинчики, в доме звучали любимые Боренькой вальсы Шопена – и мама по-прежнему ни о чем не спрашивала сына.

Когда Боренька начал подавать признаки жизни и пришел домой, Ляля сообщила ему, что уже подала на развод. Она выразила надежду, больше похожую на уверенность, что он не станет разменивать квартиру. Как только документы будут оформлены, они с Вадимом поженятся и он усыновит Тему. Она уверена, что Боренька любит своего сына и не захочет причинять ему лишние страдания. Тем более что она разрешает ему видеться с ним в любое время, но папой он назовет Вадима. А помогать ребенку материально – святой отцовский долг, который, она надеется, он будет свято выполнять.

Выбора у Бореньки не было, и он согласился на все Лялины условия, с грустью констатировав, что они с Вадимом поменялись ролями. С той лишь разницей, что наиболее приятные функции, которые, судя по всему, все это время выполнял Вадим, его новая роль не предполагала.

За семь лет, прошедших после развода, многое изменилось в жизни Бореньки. Они опять с мамой понимали другу друга с полуслова, он даже женился на женщине, которая идеально соответствовала маминым представлениям о жене ее единственного сына. Удивительно, но Тоня была похожа на свою свекровь – и внешне, и рассудительностью, разве что помягче характером, но любила Бореньку искренне, как умела. Первым делом она научилась печь блинчики с курагой по маминому рецепту. И еще благоразумная Тоня с первых же дней замужества и навсегда усвоила совет мудрой свекрови: не хочешь неприятностей, не задавай мужу лишних вопросов. В день свадьбы счастливая мама сказала, что теперь может спокойно умереть. Сказала и, как всегда, сдержала слово.

Через два года выяснилось, что Тоня не может иметь детей. Но это известие нисколько не огорчило Бореньку. У него был Тема, самый родной и любимый человек на свете. Боренька давно смирился, что сын никогда не назовет его папой и даже никогда не узнает, что он-то и есть его настоящий отец. С Темой они были настоящими друзьями, и это было главным для Бореньки.

…День выдался на редкость жарким, и только вечер принес прохладу. Боренька нехотя возвращался домой. Он так и служил в должности, которую когда-то сохранила для него мама. После развода с Лялей его карьера как-то затихла, ни взлетов, ни провалов. Поначалу топтание на месте беспокоило Бореньку – хотелось работы яркой и интересной, с перспективой, но он ровным счетом ничего не делал, чтобы такую работу заполучить. Потом как-то привык каждый день – годами – делать одно и то же. И даже нашел в этом массу положительного: все эти волнения, тревоги, напряжения, которые всегда сопровождают карьерный рост, пугали Бореньку, заставляли искать и находить убедительные причины, чтобы отказываться от новых должностей, которые время от времени ему предлагали, а потом и перестали. Платят, на жизнь, добровольные алименты и подарки Теме хватает – и ладно.

Гораздо чаще Бореньку огорчала бесцветность его личной жизни. Вот и сегодня как-то уныло было у него на душе. Перспектива еще один вечер провести в обществе Антонины и телевизора не ускоряла его шаг. «А ведь люди живут иначе: горюют при разлуках, радуются встречам. В кафе ходят – просто так, вечерком…» – он с грустью смотрел на нарядный люд, удобно расположившийся за столиками уличного кафе.

– Зайдем? Кофейку выпьем или пивка… – Недоумение, застывшее в Боренькиных глазах, ничуть не смутило высокого господина – именно господина, никак иначе, неизвестно откуда взявшегося на его пути. – Ну же, решайся! Грех в такой вечер на диване сидеть.

– Разве мы знакомы?

– Нет, Ляля нас так и не познакомила. Но я тебя давно знаю – лет десять, а то и побольше. И не просто знаю, мы с тобой в определенном смысле… – Господин замешкался, подбирая слово. – Ну, если не родственники, то уж точно соучастники. Вот увидел тебя сейчас и решил наконец-то поговорить начистоту, без церемоний.

– И в чем же мы с вами, позвольте полюбопытствовать, соучаствуем? – Только сейчас Боренька вспомнил, что несколько раз видел его на Лялиных вечеринках. Она их действительно не познакомила, но Боренька его заметил и так и назвал про себя – господин, так статен и вальяжен он был.

– Как в чем? В главном. Уверен, не только для меня, но и для тебя тоже – в Лялиной жизни. – Господин, по всей видимости, тоже домой не спешил. – Вопрос, как видишь, непростой, так, может, лучше коньячку?

У Бореньки пересохло во рту, утолить жажду такого происхождения действительно мог только коньяк.

– Я с Лялей познакомился года на два раньше, чем ты. Какая женщина, мечта! И что удивительно: чем старше становится, тем интересней. Силу набирает, как хороший коньяк. Будь здоров! – Господин одним глотком осушил рюмку и отработанным жестом наполнил ее снова. – Жениться на ней я не мог. Теща – гарант моего благополучия. Она – хозяйка фирмы, а я ее у нее исполняю директора. Умрет – все мне перейдет, но ведь живет, стерва, и здравствует.

– А сколько ей лет? – Боренька и сам не знал, зачем задал этот вопрос.

– За шестьдесят. Но здорова! Всю контору на себе тянет. – Боренька вдруг поймал себя на мысли, что человек, сидящий напротив, вовсе и не Господин… – Она откуда-то про Лялю узнала и мне сразу сказала: «Начнешь дергаться, пеняй на себя. У моих внучек должен быть отец. Запомни это хорошенько». Я запомнил. Теща – великая женщина, всегда права оказывается… – У Бореньки потеплело внутри. Так бывало всегда, когда что-то напоминало маму. – К тому же жениться на такой бестии, как Ляля, – хлопотное дело, не для меня. Но раза два-три в неделю… Действует, как женьшень.

– А вы что, и сейчас с ней…

– Конечно, а почему бы и нет? Поверишь, у меня до сих пор от нее дух захватывает. Да и связаны мы с Лялечкой на веки вечные. Тема, сын – это не шутка. Я всю жизнь о сыне мечтал.

– Как Тема? – Боренька почувствовал, что у него останавливается сердце. – Это мой ребенок, мой сын.

– Ты, дорогой, на тот момент был ее мужем, но это вовсе не означает, что и отцом ее ребенка. Посмотри на меня, видишь? У Темы мой нос, мои волосы. Он мой сын, нет вопросов. Я хороший отец, люблю его безумно. Все восемь лет деньги Ляле даю на него. Меня упрекнуть не в чем.

Оба замолчали. Пауза тянулась долго, но обоих, очевидно, не тяготила. Казалось, каждый мысленно сопоставлял свой портрет с портретом спорного ребенка. И, судя по довольной улыбке, каждый приходил к утешительному для себя выводу, что главные аргументы на его стороне.

– Вадим знает о ваших отношениях? – прервал молчание Боренька.

– Боренька, тебе пора становиться Борисом. О таких вещах мужья узнают последними, если узнают вообще. Тебе ли этого не знать…

Соучастники опять замолчали.

– Как у вас со слухом? Я имею в виду музыкальный слух. – Мысль, которая вдруг пронзила измученную Боренькину голову, даже рассмешила его.

– В этом смысле глух как тетерев. А что?

– Вот и я тоже, и Ляля. А Тема очень музыкален. Как Вадим… У него мама – оперная певица.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего. Вот уж кто великая женщина, так это Ляля. Да, мама была права, во всем.

– Какая мама? Не понял…? – судя по выражению лица, ответы совсем не на эти вопросы хотел немедленно получить соучастник, но Бореньке это было уже не интересно. Он встал, бросил на стол деньги за коньяк и зашагал прочь.

– Эй, Боренька, погоди? Ну, расскажи же, в чем права-то? Чья мама? – Боренька не обернулся – разве можно рассказать жизнь?

Ночью он долго не мог уснуть. Глядя в черную пустоту, он думал о том, что, конечно же, можно сделать генетическую экспертизу, но что это изменит? Он любит Тему – и только это имеет значение. Боренька бережно перебирал в памяти каждый прожитый с Лялей день. Она заморозила его сердце, пусть так, он давно ей все простил. Но в их встрече был смысл – сын. Пусть Тема носит не его фамилию и не его отчество, но это его сын, он знает это точно. Он любил и, наверное, любит до сих пор эту женщину, только с ней он чувствовал себя мужиком. Лялины волосы, ее шалый шепот в ночной тишине…

Боренька повернулся на бок и уперся взглядом в свою кристально честную жену. Жиденькая серо-желтая прядка упала на то место, где у людей обычно бывают брови. На тонкие бледные губы, полуоткрывшиеся во сне, наехал воротник ночной рубашки, толщиной ткани больше похожей на пальто. «Тоска…» – Боренька покорно вздохнул. Тоня тихонько всхрапнула и тяжело перевалилась к стене. Боренька закрыл глаза – как наваждение, ему улыбались жадные Лялины губы. Элегантный господин прав: он, Боренька, всего лишь соучастник не только в Лялиной, но и в своей собственной жизни. Сынок… По жизни – сынок. Как, впрочем, и господин. Последняя мысль явно понравилась Бореньке и даже успокоила его: он не один такой. Значит, можно жить спокойно. А Тоня… А что Тоня? Ее блинчики с курагой даже лучше маминых.

Найда, родства не знающая

Последние два года утро в моей семье начиналось ровно в шесть часов независимо от времени года, дня недели и личных планов. Ненавязчивый опрос ближайших соседей показал, что не только мы стали жертвой неистребимого трудолюбия и пунктуальности нашей новой дворничихи Зинаиды, приехавшей искать счастья в столицу из вконец обедневшего маленького городка в Сибири. Все тридцать лет своей жизни Зина точно знала, что просыпаться нужно очень рано, потому что первая заводская смена начинается в семь часов. На то, чтобы умыться, одеться, позавтракать, что-то скоренько сделать по дому, нужен час. И еще час, чтобы добраться до завода, раскинувшего свои корпуса за городской чертой. Так жили родители Зины, родители ее родителей, все родственники и соседи. Так жила и сама Зина с мужем и двумя малыми детьми. Три года назад по обычным для нашего времени причинам завод остановился, практически весь город остался без работы, и уже ни у кого не было нужды подниматься с постели ни свет ни заря. Но заведенные раз и навсегда внутренние часы не давали Зине покоя, звали ее к производительному труду, которого в родном городе не было ни для нее, ни для мужа, и, в конце концов, привели Зинину семью в первопрестольную. Здесь много лет назад, еще по лимиту, осели родственники Василия, они-то и помогли молодой паре устроиться на работу в наш ЖЭК, ему – слесарем, ей – дворником. Новая работа давала им не только кусок хлеба, но и бесплатное жилье – однокомнатную служебную квартиру.

Неутомимая Зинаида мела летом и скребла зимой по несколько раз на дню, без выходных. При этом все жильцы точно знали, что не из любви к ним так старается дворничиха, просто она все привыкла делать на совесть, независимо от того, что именно и где. А москвичей, по ее мнению, лентяев и лежебок, она явно недолюбливала, всем своим суровым и неприступным видом давая это понять. Но главными ее врагами были домашние собаки, такие же набалованные сытой жизнью, как и их хозяева. Казалось, Зина была убеждена, что выходят они на улицу специально для того, чтобы осквернить почти стерильную чистоту газонов и тротуаров, нанести непоправимый урон архитектурному совершенству созданных ею сугробов. Однако к многочисленной стае бездомных собачонок – разномастных и разнокалиберных – Зинаида относилась с нежностью, подкармливала и даже в случае нужды лечила, как умела. Чужие беды ей были близки и понятны, а стремление помочь – естественно. Что на самом деле за человек наша Зинаида, толком не знал никто, да и не очень хотел узнать. За два года она завела относительно дружеские отношения с двумя старушками, и только.

Однажды, измученная ранними побудками, в надежде избавиться от головной боли я раньше обычного вышла с собакой на улицу. И прямо у подъезда столкнулась с Зинаидой.

– Здравствуйте, – машинально, даже не рассчитывая на ответное приветствие, выпалила я.

– Ну, здравствуйте, – дворничиха, с плохо скрываемым раздражением наблюдала за тем, как моя собака, ничуть не смущаясь грозным видом дородной дворничихи, принялась делать то, собственно, ради чего ее и вывели на улицу.

Ободренная хотя бы относительной благосклонностью, я решила задать давно мучивший меня вопрос.

– Зина, а зачем вы так рано начинаете работать? Все еще спят, а вы уже метете… Сами бы поспали.

– Как это – рано? – удивилась Зинаида. – Порядок такой: люди на работу идут, надо чтобы по чистому и чтобы я им своей метлой не мешала. – Зина была явно недовольна необходимостью объяснять столь очевидные вещи. – У меня ведь еще и дети, чтоб вы знали. Уберусь и иду их в школу провожать. Они уйдут – я и сосну часок. А вы как думали? Ой, Найда, Найда! – голос Зины заметно потеплел, к ней от другого конца дома со всех ног неслась огромная красавица овчарка. Упитанные бока и лоснящаяся шерсть не оставляли сомнений, что Найда не из дворничихиных подопечных. – Ух ты, на-на скорей! Крестница моя, – с гордостью сообщила мне Зинаида, доставая из кармана старенькой куртки сухарики из черного хлеба, которые она, вероятно, сушила для дворовой братии.

Слово «крестница» по отношению к собаке показалось мне по меньшей мере странным, о чем я и не преминула сообщить Зине.

– И такое в жизни случается. Думаете, только у людей судьба есть? У собак тоже…

Овчарка, весьма довольная оказанным ей вниманием, убежала к хозяйке, одной из тех двух старушек, с которыми подружилась наша малообщительная дворничиха. А Зинаида – то ли хорошая погода расположила ее к разговору, то ли школьные каникулы не звали на очередную вахту – поведала мне удивительную историю – о трех человеческих судьбах и двух собачьих. И еще из этого рассказа я многое узнала о самой Зинаиде.

Трагедия в семье Кочетовых – той старушки, хозяйки Найды, и ее уже немолодой дочери-инвалида – случилась зимой. Вечером, взяв собаку, как обычно, мать отправилась встречать после работы дочь. С самого детства, после перенесенного полиомиелита, ноги плохо слушались Ирину, она постоянно боялась поскользнуться или оступиться. Еще больше дочери этого боялась мать. Случись беда, помочь им некому, одни на белом свете. Поэтому зимой, в гололед и непогоду, старушка со своей любимицей и верной подругой немецкой овчаркой, которая почти десять лет скрашивала невеселую жизнь двух одиноких женщин, всегда встречала Ирину на автобусной остановке. Собака садилась рядом со старой хозяйкой и терпеливо смотрела на противоположную сторону шоссе, где останавливался автобус, привозивший молодую хозяйку. Собака всегда первая видела, как та выходит из огромной дурно пахнущей машины, и тут же сообщала об этом подслеповатой хозяйке радостным ворчанием и повиливанием хвостом. Потом они шли к подземному переходу, откуда тяжело поднималась Ирина, и все трое – всей семьей – медленно брели к дому.

В тот вечер случилось то, чего так боялись обе женщины. Выходя из автобуса и уже коснувшись земли, Ирина оступилась и упала почти под колеса. Выходившие вместе с ней пассажиры заволновались, стали поднимать ее, кто-то побежал к кабине водителя: темно, мог и не заметить, тронуть машину. А когда автобус, наконец, отъехал, собака, не слушая окриков хозяйки, бросилась к толпе на другой стороне шоссе, почуяв своим верным сердцем, что там Ирина, что ей нужна помощь. Машины шли сплошным потоком, слепя друг друга и прохожих фарами. Старушка так и не увидела, какая из них не успела затормозить… Ирина через чужие головы увидела рванувшую к ней собаку, потом услышала всхлип тормозов и ее испуганный – последний – визг. Боль в ноге прошла моментально, Ирина бросилась к дороге. Бросилась…

– Эх, ты бы видела, как эта Ирка ковыляла. Слезы в три ручья, зовет ее, сердешную, по имени. – У Зинаиды самой глаза стали влажными. – Мы с мужем в том же автобусе ехали, все эти страдания видели. Васька мой, муж, на шоссе выскочил, машины рукой остановил, к собаке подбежал – помочь хотел, да поздно было. Я Ирину под руки держу, говорю ей что-то, успокаиваю, а она только: «Мама, мама не переживет…»

Кое-как они добрались до дома, Зина посадила онемевших от горя женщин на скамейку, Василий рядом положил их мертвую подругу. Когда хозяйки начали потихонечку плакать, Зинаида обрадовалась – это хорошо, значит, оживать начали. Дворничиха велела им сидеть и ждать своего возвращения, а сама отвела мужа в дворницкую каморку, где хранила инвентарь. Пока Василий расчищал снег и долбил промерзшую землю, Зина по одной, чуть не волоком, оттащила женщин домой – совсем обессилили. Накапала валерьянки, напоила чаем. Дворничиха с мужем похоронили овчарку за домом, под старой липой.

С тех пор Зинаида взяла шефство над осиротевшей семьей Кочетовых. Старушка всерьез разболелась и не выходила из квартиры до самой весны. Ирина теперь уже одна возвращалась домой с работы, готовила нехитрый ужин из продуктов, которые покупала для них Зинаида, кормила мать, утешала, как могла. Дворничиха от всей души жалела Кочетовых, но их отчаяния после гибели овчарки понять не могла. В том городе, где она родилась и жила, тоже любили животных, но никто не стал бы так убиваться из-за смерти собаки. Человек умер – да, беда. Но собака? Собаки жили на улице, в будках и служили сторожами при домах и магазинах. Никто их членами семьи не считал, да и сами они на это не замахивались, знали свое место. Там, в ее городе, люди были ближе друг к другу, роднее, даже если чужие по крови. А в этой огромной, непонятной Москве живут годами в одном доме, а с соседями незнакомы. Даже не здороваются, не то что помочь кому. Вот хоть бы Кочетовых взять: никто, кроме нее, Зинаиды, даже не заметил их беды. Я слушала и понимала, за что невзлюбила москвичей наша дворничиха.

С первым теплым солнышком появилась на скамеечке похудевшая и побледневшая старушка Кочетова. Зинаида обрадовалась: слава богу, на поправку пошло. А та к Зинаиде с просьбой:

– Ты вот, Зинуша, все собак бездомных кормишь, может, присмотришь нам с Ириной какую-нибудь? – старушка смотрела на Зину как на свою единственную надежду. – Лучше бы молоденькую овчарочку. Уж очень я овчарок люблю, умные они, преданные. – Женщина вздохнула. – Что же делать? Время прошло, успокоилась я немножко, смогу теперь новую собачку полюбить. Присмотри, милая, вдруг какая потерялась или выбросили – всякое случается, мы бы взяли с радостью. А покупать дорого, денег нет.

– Ну, мамаша, повезло вам с Ириной, – Зинаида моментально вспомнила про молоденькую овчарку, дня два как прибившуюся к ее подопечным дворняжкам. Она тогда еще подумала: откуда взялась такая красивая да холеная? – Есть у меня на примете одна собака. Как появится опять, приведу. Не сомневайся, мамаша, приведу.

И действительно, к вечеру в сопровождении важной Зинаиды в квартиру Кочетовых вошла перепуганная и исхудавшая молоденькая овчарка. Вошла и – осталась. Кочетовы вызвали ветеринара, он установил возраст: пять месяцев, собака здорова, на всякий случай сделал прививки. Порода – немецкая овчарка, чистокровная – сомнений не вызывала, видимо, потерялась. Несколько дней Ирина с матерью с замиранием сердца внимательно изучали объявления на всех столбах в округе, но никто пропавшую овчарку не искал. Вскоре успокоились и зажили опять втроем. Женщины повеселели, теперь им было о ком заботиться, кого любить и баловать. Мать с Найдой (как еще назвать найденыша?) встречали Ирину на автобусной остановке, только теперь хозяйка не спускала собаку с поводка – боялась. Найда быстро росла, день ото дня умнела и радовала хозяек. В их дом вместе с собачьим запахом вернулась жизнь. И очень Найда дружила с Зинаидой.

– Я уж было совсем о Кочетовых печалиться перестала, как появилась эта молодуха – Наталья. Ну, нет, ты подумай, чтобы вокруг собак, да такие страсти-мордасти?! – Зина в сердцах всплеснула руками. Ее выразительный жест явственно говорил о том, что самое интересное в этой истории впереди. Так и оказалось.

Как-то осенью в середине дня Зина сгребала листья, даже не допуская мысли, что ее усилия бессмысленны – через час земля снова покрывалась желто-красным шуршащим ковром. Зинаида опять бралась за грабли, засыпающая природа опять сыпала ей вдогонку листву – каждый делал свое дело. Поначалу дворничиха не обратила внимания на молодую женщину, которая как-то странно – бесцельно – бродила по Зинаидиной территории. Потом женщина села на скамейку и так же странно – бесцельно – сидела под моросящим дождем. Не отдыхала, не ждала кого-то – просто сидела, казалось, не замечая ни времени, ни происходящего вокруг. Когда Зинаида почти поравнялась со скамейкой, женщина резко встала и спросила:

– Простите, вы давно тут работаете?

– А вам зачем это знать? – бдительная Зинаида хорошо помнила инструкцию участкового милиционера о подозрительных личностях. – Вы тут ищите кого или как?

– Ищу, только знаю, что не найду. Я уж и так всех потеряла, – женщина как-то неловко уткнулась в поднятый воротник, повернулась и собралась уходить.

– Да подожди ты, не беги, – как всегда быстро перешла на «ты» Зинаида. Столько горя, столько потерянности было во всем облике этой женщины, что отпустить просто так Зинаида ее не могла. – Кого ищешь-то? Может, и помогу чем.

– Собаку ищу, овчарку. Едва ли вы ее видели, а если и видели, то, скорее всего, забыли. Давно это было, в апреле.

– Да что случилось-то, расскажи толком. Собак тут много бегает, я их кормлю, глядишь и твою вспомню. – Зинаида лукавила, она сразу поняла, какую именно овчарку ищет женщина.

Видимо, на роду было написано Зинаиде распутывать последствия дорожно-транспортных происшествий, которые, как ей казалось в тот момент, случались именно на нашем шоссе неподалеку от наших домов. Ту аварию, в апреле, Зинаида помнила прекрасно, хотя сама и не видела. О ней много говорили в ЖЭКе, но подробностей никто не знал. Подробности рассказал участковый: в легковой машине – марку Зинаида забыла, – угодившей под «КамАЗ», ехала семья – мужчина за рулем, женщина и ребенок. Водитель и парнишка погибли сразу – их труповозка увезла, которую гаишники вызвали, а женщину в тяжелом состоянии забрала скорая. Помнила Зинаида, как дома они обсудили это происшествие с Василием, даже за помин души новопреставленных выпили, как положено, по рюмке водки, хотя она это дело и не поощряла. Но появление на своей территории той собачонки, ставшей Найдой, Зинаида с аварией никак не связала. А теперь Наталья, женщина из той самой машины, в одну минуту потерявшая сына и мужа, рассказала, что с ними была еще собака – молоденькая овчарка, почти щенок, они незадолго до аварии купили ее сынишке. Так радовались, первый раз повезли ее на дачу. Наталья сама еле выжила, мужа с сыном схоронили без нее – она в это время в реанимации лежала, лучше бы тоже умерла. Но, видно, не судьба, выжила. Теперь кроме двух могилок у нее ничего нет. Одна надежда – собаку найти. Следователь несколько раз давал ей читать материалы уголовного дела, так там нигде нет упоминаний о погибшей собаке.

– А вдруг жива, бродит здесь где-нибудь, бомжует? – Наталья с надеждой посмотрела на Зинаиду.

– Вот что, Наталья, ты напиши мне свой телефон и ступай домой. Сама я твою собаку не видела, но поспрошаю у других дворников, у жильцов, может, кто и видел. А как что разузнаю, позвоню тебе. Лады?

– Конечно, спасибо вам. Но можно я через недельку приеду?

– Приезжай, коли охота есть, но лучше подожди, я позвоню.