Текст книги "Дочь майора Никитича (СИ)"
Автор книги: Ольга Липницкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Глава 21
– Это Катенька, внучка нашей Зои Павловны, – тут же залебезила директриса, моментально забыв, что у нее все в порядке, – Когда старушка болеет, Катенька помогает. Катенька у нас умница! Студентка, – она обернулась к перепуганной бледной девушке, – Да, Катенька? – уточнила корпулентная дама таким тоном, что в этот момент даже Никитич был готов согласиться с тем, что он Катенька.
– Я… Я… – заикаясь начала девушка…
Из-под дореволюционного хлопкового платка выбивались темные пряди волос, чуть раскосые глаза предательски выдавали явно среднеазиатскую кровь, а пухлые, но бледные губы испуганно дрожали.
Впечатление девушка производила странное. Вроде была симпатичной, но что-то в ее внешности отталкивало, заставляло напрягаться и держать дистанцию.
– Я просто вместо бабушки, – с ощутимым акцентом отозвалась она.
– Вообще, у нас все документы в порядке, – тут же закрыла своей грудью странную девицу директриса, – Если вы желаете, то можете обратиться в отдел кадров. Приемные дни среда, четверг…
– А мы можем с Катенькой, тьфу, с Екатериной сами поговорить? – взял быка за рога Никитич.
Точнее…
Нет. Все-таки быка.
Голос у него был спокойный, но видно было, что шутить майор не намерен.
– О чем? – побледнела еще сильнее девица в синем халате.
Швабру сжала так, что та аж предательски пискнула пластиковой ручкой.
– О личном! – с нажимом произнес Никитич и достал из кармана…
.
– Так, давайте еще раз! Кто, когда, куда, откуда! – раздраженный лейтенант вдавливал карандаш в блокнот, отказываясь понимать эту кашу из слез и отрывочных фраз.
Его собственные нервы были натянуты, как струна – такое дело, двойное похищение, это громко, страшно и очень опасно для карьеры. Не говоря уже о том, что у лейтенанта у самого дома было двое оглоедов пяти и двух лет. И меньше всего на свете он хотел бы сейчас оказаться на месте этой заплаканной женщины.
А Марийка, сбиваясь и постоянно спотыкаясь на одном и том же, пыталась выдать связную картину. Но связности не получалось, в голове был один сплошной оглушительный вой.
«А как будут проводить опознание? – проносилось у нее в голове, пока губы повторяли сухие факты. – Вот найдут… найдут ли? Им просто так отдадут? Или тест ДНК возьмут? А если возьмут, то девочку…»
Сердце сжалось в ледяной комок.
«А мальчика? Мальчик… Сыночек… Он ведь тоже пропал…»
Оба. Пропали оба. И от этой мысли мир распадался на части.
– Соколовский Евгений Андреевич и Соколовская Евгения Андреевна… Близнецы что ли? – нахмурился лейтенант, сверяясь с записями.
– Нет, – совершенно честно, почти механически выпалила Марийка, и тут же поймала на себе тяжелый, оценивающий взгляд. – Девочка… удочеренная. В роддоме отказница, – она подняла на полицейского испуганный, но чистый взгляд, в котором читалась вся правда. – Мы ее как свою оформили. Сразу.
Полицейский нахмурился еще сильнее. История обрастала деталями, и некоторые из них звучали мутно и неправдоподобно, но самым главным сейчас было не копаться в тонкостях усыновления. Сначала детей надо найти. А шансы сделать это таяли с каждой секундой.
– Камеры сняли? – обернулся он к коллеге, сержанту, который только что вернулся с осмотра места.
– Сняли, – тот отозвался таким устало-недовольным тоном, что расшифровывать ответ не требовалось – ничего хорошего.
Но лейтенант продолжал вопросительно смотреть, требуя деталей.
– Черная «Киа Рио», – сержант выдохнул, с силой потер переносицу. – Номера заляпаны грязью. Остановилась ровно на двадцать секунд. Дверь открылась, выскочил кто-то в черном балахоне и с капюшоном, выхватил детей из салона – и всё. Машина рванула с места. Чистая работа.
– Всем постам, всем постам! План «Перехват»! Черная Киа Рио!
– уже диктовал в рацию настойчивый голос.
Отчеканив все, что можно было, лейтенант выдохнул, посмотрел на сержанта:
– Прямо как инкасаторов грабят, – тяжело вздохнул он, – Профессионалы, епрст. Средь бела дня…
– Да вот же ж! – кивнул сержант.
И на мгновение оба молодых полицейских с каким-то странным, невольным благоговением посмотрели на Марийку, сидевшую на обочине. Это был уже не взгляд на потерпевшую, а взгляд на человека, против которого сыграли по-крупному, по-серьезному. И масштаб этой серьезности очень сильно их пугал.
.
– Так, Кадиша, слушайте меня внимательно! – Никитич нервно сделал круг по комнатке, которую им «любезно» предоставила директриса, – Я ничего не записываю, ничего не фиксирую… Мне просто надо понять…
Девица, уже не притворяющаяся мифической Катенькой, всхлипывала, сжимая в руках записку.
«Это твоя дочь» – гласил хорошо знакомый Никитичу текст.
А уборщица молчала.
– Вы написали? – склонился он над молодой казашкой, – Ваш почерк?
Девица только тихо всхлипнула.
– Кадиша! – Никитич уже не мог сдерживаться.
– Так, – встал между ними Евген, – Товарищ майор, – он отстранил Соколовского…
Тот все понял, выдохнул, сел у противоположной стены, скрестил руки…
В комнате повисла пауза, нарушаемая тихим сопением Кадиши – Катеньки.
– Прежде всего, – спокойно начал Евген, – Я хочу сказать, что с девочкой все в порядке. Она жива, здорова, удочерена очень хорошей семьей.
И тут молодая девушка наконец подняла лицо. Взгляд ее в одно мгновенье стал теплым и осмысленным, губы растянулись в улыбке, а по щекам потекли слезы…
Глава 22
– Спроси ее, кто отец!
Никитич наматывал круги по тесному кабинету, как раненый медведь в клетке. Пол под его тяжелыми шагами слегка пружинил. Майор намеренно не смотрел на молоденькую казашку, сидевшую на краешке стула. Смотреть было невыносимо.
Она была, конечно, совершеннолетней. Но сейчас, сжавшаяся в комок, с глазами, полными животного страха, она казалась подростком.
Незамужняя. И в глазах своей строгой, патриархальной семьи – безнадежно опозоренная, принесшая вечный стыд на весь род.
Мысль о том, чтобы оставить ребенка, даже не пришла ей в голову. Собственно, беременность она сохранила лишь по тому же животному незнанию и зашоренности. Она просто боялась куда-либо обратиться. Ни о каком враче, анализах, УЗИ речи, конечно, не шло…
Кадиша молилась, обращаясь к своему Богу. И ее Бог, видимо, услышал и послал ей решение всех проблем в лице незнакомки с деньгами.
– Женщина хорошая, – причитала девушка на ломаном, но понятном русском, заламывая тонкие, как прутики, пальцы. – Добрая! Денег дала! Много! Потом еще обещала!
Ее красота, экзотическая и первозданная, сейчас казалась жалкой и нелепой.
– Так, – откашлялся Евген, чувствуя, как у него сводит скулы от напряжения.
Он был флегматиком от природы, но даже его терпение грозилось лопнуть. – Значит, ребенка вы… продали.
Он с трудом сглотнул ком горечи и брезгливости, подступивший к горлу.
Что уж было говорить о взрывном Никитиче. Майор думал о том же. О том, что их девочку… Их Женечку… Их крошечное, ни в чем не повинное солнышко… Возможно, придется…
НЕТ! – мысленный вопль был настолько яростным, что он непроизвольно сжал кулаки, и ногти впились в загрубевшие ладони. Не допущу! Ни за что!
– Отец-то вообще в курсе был? – рявкнул он, уставившись на Евгена, хотя стоял буквально в полуметре от Кадиши.
Он просто не мог видеть эту… эту недомать. Недоженщину. Существо, так легко расставшееся с частью себя. Где-то на этом этапе он прикусил себе язык до боли, до вкуса крови. Физическая боль помогала заглушить другую – всесокрушающую ярость, грозившую вырваться наружу неконтролируемым потоком. Потому что надо было думать. Оформлять. Действовать.
И осознавать самое ужасное: получалось, что кто-то в их, казалось бы, идеальной деревушке, наладил бизнес. Бизнес по продаже детей. И Никитич даже подозревал, кто. Но доказательств не было. Пока ни единой зацепки.
Лишь мифическая «добрая женщина». Кадиша видела ее дважды, оба раза в сумерках, да и то мельком. Все указания передавались по телефону с неопределенного номера…
И ровно в тот момент, когда майор Соколовский мысленно произнес слово «телефон», его собственный служебный смартфон в нагрудном кармане издал сдержанную, но настойчивую вибрацию.
Звук был таким неожиданным в напряженной тишине кабинета, что все вздрогнули. Никитич машинально, на автопилоте, поднес аппарат к уху.
– Майор Соколовский, слушает! – его голос прозвучал жестко и четко, как по уставу, вымуштрованная годами привычка взяла верх над хаосом эмоций.
На том конце провода кто-то икнул от неожиданности, потом фыркнул, потом откашлялся.
– Старший лейтенант Петров, Пресненский ОВД, – донесся молодой, слегка нервный голос. – Скажите, Мария Соколовская приходится вам супругой?
.
Хорошо, что Никитич был не один…
Он бы совершил что-то страшное. Ужасное. Непоправимое…
– Стоять! Нельзя!
Бум!
Соколовский замер, отшатнулся, потряс головой…
А Евген смущенно растирал кулак…
– Ты че? – выдавил из себя майор… – В спортзале давно не был?
– Ну, вроде ж хватило, чтобы привести вас в чувства, – хмыкнул Евген, который, на самом деле, тщательно рассчитывал силу и траекторию удара.
Кадиша от испуга побелела и вжалась в противоположную стенку, майор, когда рванул к дверям, повалил половину мебели в этом захламленном кабинете…
На шум и крики прибежала директриса.
– Так, ваша уборщица едет со мной!
Никитич чуть не выбил дверь выходя…
– В смысле? Как? Что? Почему это?! – попыталась по привычке подбочениться директриса.
– У меня детей украли! – проревел Никитич ей в лицо, и не удосужившись объяснять что-то еще, выбежал из этого треклятого музея.
Евген почти вежливо указал Кадише на дверь.
Ошарашенная директриса лишь хлопала глазами.
.
Дорога до Москвы была длинной… Или короткой… С какой стороны посмотреть…
– Юрка? Юрка подними вертолет! Чибис, твою ж мать, раз говорю надо, значит надо! Не ори на меня!
– Юрий Петрович, – Евген не выдержал и вырвал трубку у майора, – Сейчас у Марийки из машины детей вытащили. На светофоре. Прокололи колесо и украли детей. Да. Обоих. Черная киа рио седан гос номер…
Почти бесстрастно диктовал вводные данные Евген.
И лишь чуть трясущиеся руки выдавали степень его напряжения.
На заднем сиденье всхлипывала ничего не понимающая Кадиша.
Едва отбили звонок, как аппарат снова ожил.
– ДА! – несмотря на то, что звонили Никитичу, вызов принял опять Евген, – Сань, поднимай и наших и ваших! Скорее всего детей попробуют из города вывезти! Саня! Быстрее! Набери Домбровскому! Да черт, всем, кому можешь набери! Люди нужны, физически люди на каждой дороге нужны!
Никитич шумно дышал, закрыв лицо ладонями. Он пытался придумать, что скажет жене. Сейчас. Он должен был быть с ней. За рулем машины должен был быть он. А он…
– ДА! – снова рявкнул Евген, – Она в участке. Пресненский ОВД. Не можно, а нужно. Даша? – окликнул он жену, – Подними деревенских мужиков. Во-первых, чтобы в саду хотя бы трое были. Просто так! – неожиданно выкрикнул Расков.
Замер, отдышался.
– Во-вторых, – продолжил уже тише, – Учительницу задержать. Не могу объяснить. Нутром чую, что она…
Отключенный смартфон снова полетел на приборную панель.
Внедорожник Никитича въехал в город. До того самого Пресненского ОВД оставалось минут пятнадцать дороги.
Глава 23
– Так, давайте еще раз, – молодой лейтенант, весь вид которого кричал об абсолютном непонимании происходящего, раз за разом спрашивал Марийку одно и то же.
Его ручка с разгрызенным колпачком замерла над протоколом.
– Вы родили одного ребенка, но из машины… – он запнулся, с трудом подбирая слова, – изъяли двоих. Второй… чей?
Он даже не возмущался. Он просто пытался сложить два и два в своей уставшей голове, и простая арифметика наотрез отказывалась сходиться. Цифры расползались, как тараканы.
– Разве это СЕЙЧАС ВАЖНО?! – Марийка вскочила, и стул с противным скрежетом отлетел назад.
Казалось, воздух вокруг нее заколебался от накала отчаяния.
– Найдите их! Сначала найдите, а потом уже выясняйте, кто их мать, кто отец и кем они приходятся моей троюродной тетке!
Она была вне себя. Совершенно. Мир сузился до размеров этого опросника, до лица лейтенанта, который не понимал, и до леденящей пустоты там, где еще час назад были два теплых, сонных комочка.
По щекам текли слезы, но она их не чувствовала. Она бормотала что-то бессвязное, какие-то обрывки фраз, заламывала руки так, что на тонкой коже проступили белые пятна. Но Марийка была бы не Марийка, если бы позволила горю парализовать себя окончательно. Где-то там, на дне, клокотала знакомая, ядреная деревенская решимость.
– Найдите их! – ее голос сорвался на визг, когда она с силой вцепилась пальцами в край стола, будто пытаясь перевернуть его. – Дети в опасности! Вы что, не понимаете?!
– Так, знаете что… – опешивший лейтенант растерянно отодвинулся, явно не готовый к такому накалу страстей.
И в этот момент дверь в кабинет с легким стуком приоткрылась.
– Лейтенант Сидорин! – голос, пробивающийся сквозь гул голосов в коридоре, прозвучал как удар хлыста: громко, властно и не терпяще возражений. – Немедленно доложить обстановку!
– Д-да, товарищ полковник! – Сидорин подскочил, словно получив электрический разряд, и уставился на вошедшего начальника глазами, в которых читался неподдельный ужас. В его карьере явно наступил переломный момент, и Сидорин не был уверен, куда эта ломаная вывернет.
А за широкой спиной полковника, словно тень, возникла еще одна, знакомая Марийке фигура. Высокий, непривычно тихий, с мрачным, лицом.
– Юра! – вырвалось у Марийки, и в этом одном слове был и крик о помощи, и облегчение.
Она не кинулась к нему, нет, ее ноги вдруг стали ватными, но все ее существо потянулось к нему, как к спасительному якорю.
Чибис, не глядя на присутствующих, широким шагом подошел к Марийке, подхватил ее, прижал к себе.
– Найдем.
Одно-единственное слово. Без «постараемся», без «сделаем все возможное». Просто – найдем. И в его голосе была такая непоколебимая уверенность, словно он уже видел малышей в руках матери.
– Вертолеты подняли, – продолжил он, уже обращаясь ко всем. – Всех, кого могли, на улицы вывели, ориентировки разосланы. Найдем.
А начальник отдела, пожилой полковник с усталым, умным лицом, лишь сочувствующе поморщился
.
А простые ППСники, работающие на земле, между тем попросту офигевали от происходящего.
На всех вылетных магистралях, на крупных развязках, на перекрестках вдруг появились парни в черных джипах с оружием под дорогими пиджаками. Они не суетились, не кричали. Их жесты были точными и экономными. Они мягко, но неумолимо направляли потоки машин так, как им это было нужно.
– Мужики, потом разберемся, потом нас по полной оштрафуете, сейчас ребенка ищем! – коротко и дерзко комментировали свое появление охранники крупных фирм и частных агентств…
Большинство из них в прошлом были МВДшники. Систему знали изнутри, сотрудничать с ней умели, играть по их правилам тоже умели.
– Остановитесь для досмотра, пожалуйста, откройте багажник, разрешите осмотреть салон…
Такого количества квалифицированных, хорошо обученных людей на своих дорогах Москва еще не видела.
За час работы нашли семь ранее угнанных машин, задержали трех водителей, находящихся в состоянии алкогольного опьянения, одного, находящегося в розыске, и еще три подозрительных лица проследовали в ближайший отдел МВД для выяснения обстоятельств.
Хотя большинство машин беспрепятственно продолжали движение. После осмотра.
– Счастливого пути, извините за беспокойство, – салютовали водителям проверенных транспортных средств мужики с квадратными подбородками и проницательным взглядами.
И снова взмах жезлом, жест, указывающий на обочину…
Машина за машиной, машина за машиной…
Особое внимание к тем, где за рулем женщины, к тем, где на заднем сиденье видны детские кресла…
– Что происходит! – возмутилась очередная дамочка на ярко-красной мазде, – Почему останавливаете, у меня ребенок плачет, не видите что ли?
Молодой парнишка в пиджаке внимательно осматривал салон.
На заднем сиденье действительно в автокресле заливался младенец. Один.
На заднем.
– А чего не на переднем сиденье люльку установили? В вашей машине же подушка безопасности отключается. Удобнее же, когда рядом.
Дамочка побледнела, распахнула глаза:
– Как муж установил, так я и поехала! Вы долго издеваться будете?
– Да вы успокойте малыша, – миролюбиво предложил молодой парень, сам не так давно ставший отцом.
– Его сейчас не успокоишь, ему подгузник надо менять!
Она огрызалась, судорожно сжимая руль, но не делала ни малейшей попытки дотронуться до своего рыдающего ребенка.
Мужчина в черном пиджаке медленно выпрямился. Его проницательный, холодный взгляд скользнул с разгневанного лица матери на красное от плача личико младенца. Что-то здесь не сходилось.
Парнишка, досматривающий мазду, поднес к губам рацию:
– Александр Дмитриевич, – обратился он своему начальнику, – А детей могли разлучить? Разнести по разным машинам?
Глава 24
Крик «НАШЛИ» и майор Соколовский ворвались в кабинет следователя одновременно.
– Андрей!
Марийка не пошла… Она бросилась на грудь мужу, хватаясь за его рубашку, как за спасательный круг.
– Родная, – стиснул ее Никитич, – Прости, родная… Я…
– На Волоколамке, – резко выкрикнул Евген, – Выезд по дублеру. Около заправки! – четко повторял за телефоном нынешний воспитатель детского сада, а в прошлом – один из лучших бойцов спец подразделения.
– Боже, – выдохнула Марийка, бросившись к дверям.
– Куда? – попытался остановить то ли свидетельницу, то ли потерпевшую, то ли обвиняемую в чем-то лейтенант Сидорин.
Но тут же получил такой гневный взгляд, что забыл, кажется, не только собственное имя, но самое святое для всех работников органов – Устав!
Марийка же, сметая все и всех на своем пути, неслась к выходу.
– Андрей! Быстрее! Они… Он… Она…
Женщина задыхалась, хваталась за стены, чтобы не упасть, захлебывалась слезами…
Никитич, стиснувший зубы, молча подхватил ее, прижал к себе…
Узко было. На руки не поднять. Он приобнял ее, пряча у себя подмышкой, почти вынес на улицу…
– В машину! – скомандовал он зачем-то Евгену, который и так уже распахнул дверь внедорожника.
Марийка, не помня себя, села на заднее сиденье, и…
– Здравствуйте… – еле слышно поздоровалась с ней испуганная казашка…
.
А на Волоколамском шоссе тем временем яростно бесилась пергидрольная блондинка из мазды.
– На каком основании? Что, вообще, происходит! Я что, должна с собой свидетельство о рождении возить?
Женщина была цветом уже почти, как ее автомобиль…
– Не трогайте ребенка! – проорала она в адрес молодого парня, попытавшегося достать из люльки младенца.
Мужчина ее крик полностью проигнорировал, уверенно поднял кричащего кроху, чуть покачал.
Малышу этого хватило, чтобы сначала, квакая, вздохнуть, потом, всхлипывая, чихнуть и… успокоиться.
– Положите ребенка! Я что, должна полицию вызывать? – побагровела женщина.
– Не надо никого вызывать, – спокойно отозвался мужчина в черном пиджаке, – Вон они, уже сами едут, – кивнул на сопровождающую Никитича машину полиции…
И тут с женщиной произошла разительная перемена. Она не просто побледнела, она посерела, как пепел. Ее глаза, еще секунду назад полые ярости, стали стеклянными от паники. Она странно, по-куриному дернулась, бросив взгляд на ребенка, на полицию, на поток машин… И рванула. Резко, с места, не глядя, бросилась через три встречные полосы, прямо под клаксоны и визг тормозов.
– Держи ее! Колян! – рявкнул тот, что держал младенца, но его напарник уже действовал на опережение.
Спортивный, мускулистый мужчина кинулся за истеричной бабой, как пантера. Он не побежал прямо, а метнулся по диагонали, отрезая путь к отступлению, обходя тормозящую иномарку. Еще рывок, и его железная хватка сомкнулась на женском запястье. Дамочка с визгом попыталась вырваться, но боец, используя ее же инерцию, плавно и жестко ее зафиксировал и опрокинул.
– Вы мне нос разбили! – орала женщина, впечатанная лицом в асфальт.
Но ее уже никто не слушал.
Машины сигналили, мужчины орали, сирены выли…
И только младенец, наконец оказавшийся в теплых руках, довольно сопел…
.
– Женечка! – этот крик вырвался из самой глубины души, когда машина еще не успела полностью остановиться.
Марийка буквально выпрыгнула из салона, не видя, не слыша и не чувствуя ничего вокруг. Она не знала, кого нашли. Но вариантов было мало. Это должен был быть Женечка. Или… Женечка.
– Крошечка моя, лапочка, котичка… – бормотала она, подбегая к группе людей у служебного внедорожника.
Ее трясущиеся, почти не слушающиеся руки сами потянулись к маленькому, завернутому в темный пиджак, свертку. Она взяла его, на мгновение замерла, вглядываясь в личико, принюхиваясь к знакомому, родному запаху…
– Что, не ваш? – дрогнувшим голосом спросил боец, увидев ее окаменелое лицо.
Губы Марийки задрожали, и она, наконец, издала тонкий, сдавленный звук, похожий на писк раненого зверька:
– Наш… – она прижала ладонь к крошечной спинке, чувствуя под пальцами знакомые очертания. – Наша…
Прижалась щекой, распахнула губы в немом крике, провела рукой по тельцу младенца…
Это была Женечка. Девочка. Живая, невредимая.
И тут же, словно ножом, сердце пронзила вторая, леденящая мысль: сына тут не было.
Марийка прижала дочь к груди. И молча, не издавая ни стона, ни крика, рухнула на колени. Она согнулась пополам, уткнувшись лицом в теплый комочек, и ее плечи затряслись в беззвучных рыданиях. Это был крик всей ее души, который не мог найти выхода.
– Мария! – дернулся к ней Никитич, сам бледный, с перекошенным от боли лицом, он опустился перед ними, пытаясь обнять их обеих – и жену, и дочь. – Мария, встань. Мы найдем. Я обещаю тебе, мы найдем его.
– Если бы не я… – выдавила из себя Марийка, – То наш мальчик…
Никитич не выдержал, скривился, резко отвел взгляд в сторону, зажмурившись, чтобы не расплакаться самому.
Вокруг царила тягостная, неловкая тишина, нарушаемая только всхлипываниями Марийки и приглушенным гулом магистрали.
– Так, – один из старших полицейских, человек с умными, уставшими глазами, аккуратно вмешался, понимая весь ужас ситуации, но вынужденный следовать инструкциям. – Мы… э-э-э… должны установить родство. Для протокола. Проще всего анализ ДНК. С кем будем делать? Чтобы – кхм – наверняка.
Марийка медленно подняла на него взгляд, полный такой животной паники и недоумения, что у того сердце екнуло. Она посмотрела на мужа, ища в его глазах поддержки, ответа, какого-то чуда.
Андрей поджал губы, опустил подбородок. Его лицо было жестким, но абсолютно спокойным. Он выпрямился во весь свой рост, и его голос прозвучал властно и ясно, разрезая напряжение:
– Вот с ней.
И прежде чем кто-либо успел что-то понять, он развернулся к своей машине, распахнул дверцу и практически вытащил наружу молоденькую казашку.
