Текст книги "Дочь майора Никитича (СИ)"

Автор книги: Ольга Липницкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава 17

– Ее не могли привезти издалека! Попросту не могли! Ребенок был одет как зря, но не очень голоден!

Никитич активно размахивал руками, вытаращив глаза на Евгена.

Уборщица все-таки выгнала их из кабинета, и они переместились в курилку, хоть и были оба некурящие. Горький – сколько не проветривай – воздух, липкий пол, пожелтевшие от никотина стены… И все равно это было самое удобное сейчас место.

Уже давно стемнело, все, кто работал с девяти до шести, разошлись по домам. Из коридора доносились не совсем трезвые голоса задержанных и грубые окрики патрульных.

Никитичу было привычно, даже ностальгией повеяло. Евгена обстановка слегка напрягала, но из равновесия не выводила.

Его вообще мало что могло вывести из равновесия. Он лишь чуть сильнее сжал пальцами виски. Это помогало ему думать.

– Давайте рассуждать логически, в розыске ребенка нет! – Евген выставил перед собой руки, словно что-то держал в них.

Или раздвигал и упорядочивал.

Ну или просто отгораживался от мысли, что кто-то способен взять и просто бросить на улицу ребенка.

– Значит, мать избавилась от ребенка сама, – выпалил Никитич.

Евген помрачнел.

– Нужно найти место, где мог бы храниться шнур семнадцатого века и работать молодая девушка.

– Не обязательно молодая, – пожал плечами Никитич. – Нам с Марийкой за сорок. Вполне себе рожаем.

– Но детьми не разбрасываетесь, – почти с угрозой в голосе пробурчал аналитик майора.

– Давай так, – вскинул к потолку указательный палец Никитич, – это должна быть дама с низкой социальной ответственностью!

– В смысле проститутка? – нахмурился Евген.

– Да иди ты! – фыркнул Никитич. – Одинокая, бедная, беспомощная… – взмахнул он рукой. – Какая-то такая! Дура! Случайно забеременела и…

– Вы же понимаете, что это не единственный вариант, – тихо уточнил Евген.

– Понимаю, – уверенно кивнул Никитич. – Но думать о том, что кто-то способен выносить и родить ребенка на продажу, как-то очень не хочется.

Мужчины замолчали. Почти синхронно тяжело вздохнули.

– Итак, – глядя в пол перед собой резюмировал Евген, – нам нужен музей…

– Скорее всего, захолустный, – перебил его майор.

– Угу. Шнурка в розыске нет, так что да… – согласился Евген. – Полумертвый музей, где среди персонала есть женщины детородного возраста! – выдохнул Женька, округлил глаза.

– Да, – скривился Никитич. – Под эти критерии подходит примерно каждый первый.

– Нет! – покачал головой Женька. – Следы моющих средств на корзине! – он строго посмотрел на майора. – Это не бухгалтерша или экскурсовод. Уборщица, охранница, вахтерша… В общем, – он резко поднялся, – дайте мне ночь.

– Заметано! – пожал руку своему аналитику майор. – Сейчас по домам?

Женька лишь кивнул и обеспокоенно посмотрел за окно.

.

Вечерний воздух деревни был холодным и густым, пах дымом осенних костров и прелой листвой. Нина Аркадьевна поплотнее укуталась в потертую шерстяную кофту, но холод пробирал изнутри. Она брела вдоль темной, плохо освещенной улицы, зажимая в кармане старый, облезлый телефон – свою единственную связь с тем миром, где ее ценили.

«Вот же ж деревня!» – зло думала учительница.

Когда-то она согласилась на эту «командировку», рассчитывая, что провинция – легкая добыча. Провернет пару делишек к Новому году и с деньгами укатит зимовать в Тайланд.

Ан нет! Все пошло наперекосяк. Какие-то тут все… неправильные. Искренние. Друг за друга горой. Детей своих любят до одури, всем миром и сад построили, и зоопарк для брошенных животных сделали. Не деревня, а какая-то идиллическая картинка из старого советского фильма. Тьфу!

В нормальных селах, где мужики с утра до вечера пьют, а бабы ноют, работалось куда легче. Люди сами были не прочь сдать обузу за пару тысяч. Только в прошлом году она так троих малышей в «новые дома» пристроила.

Нина упрямо называла свою работу именно так. «Найти новый дом». Это звучало благородно.

«Младенец, он что? Комочек. Ему все равно, чья грудь теплая и чьи руки держат. А если от пьяницы-слесаря передаешь ребенка в семью олигарха… так это ж благое дело!» – Нина повторяла это так часто, что сама уже поверила.

Тем более, что платили за сделку столько, что сомнений не оставалось – дети точно попадают к богачам. О дальнейшей судьбе этих маленьких, нигде не учтенных человечков она старалась не думать. Это была не ее зона ответственности.

В синдикат Нина попала, когда ее собственная жизнь переломилась пополам. Шестнадцать лет, первая любовь, глупость… и две полоски на тесте. Ее мать, хлопнув дверью, крикнула: «Решай свою проблему и не позорь нас! – грубо ткнула Нину пальцем в живот. – Или его у тебя нет, или тебя у меня!»

Нина написала отцу ребенка. Он что-то даже ответил. Не появился, но ответил. Нина ждала. Тянула до последнего, веря, что он вернется. Дотянула до седьмого месяца, а потом ей рассказали, что он женился.

В тот день мир рухнул. Она поняла, что осталась одна и не то что ребенка – себя не прокормит. Отчаяние было таким густым и черным, что, казалось, им можно дышать.

Объявление она нашла по счастливой – или страшной – случайности. На столбе у женской консультации. «Помощь в трудной ситуации». Цифры телефона были аккуратно выведены шариковой ручкой на обычном тетрадном листочке. Оторвать язычок никак не получалось, и Нина сорвала все.

Ей заплатили наличными. Пачку плотных, хрустящих купюр. Денег было столько, что ей хватило на комнату в коммуналке. Восторгу не было предела! Первый, крошечный, но свой угол.

А потом деньги кончились, и Нина снова пришла в контору. «Давайте я снова…» – предложила она, чувствуя, как горит лицо от стыда. На нее посмотрели как на сумасшедшую, но с холодным интересом.

Увы, пойти проторенной дорожкой не вышло. Отсутствие наблюдения после первых родов дало свои плоды. Нина не могла забеременеть. Но денег хотела. Очень. И тогда ей дали первое задание. «Чтобы мы были уверены в твоей… лояльности». Чтобы привязать ее к синдикату намертво.

С тех пор прошло много лет. Комната в коммуналке давно превратилась в трехкомнатную квартиру в хорошем районе, хлипкая корочка из кулинарного техникума волшебным образом стала дипломом педагогического вуза, а сама Нина Аркадьевна – уважаемым, хоть и строгим, учителем.

Но сейчас вся ее конструкция шаталась. Одна дура, такая же юная и наивная, как она сама когда-то, затянула с решением, а потом и вовсе исчезла вместе с «товаром». Деньги от заказчиков были уже получены, а ребенка нет.

Просто вернуть аванс было нельзя. Утром ей позвонили с неизвестного номера. Молчали несколько секунд, а потом тихий, спокойный мужской голос произнес: «Конец недели. Или вы находите ребенка, или мы найдем вас. Понимаете, да?» Она поняла. Очень хорошо поняла.

Нина Аркадьевна резко остановилась, сжавшись от порыва ледяного ветра. Она утянула на груди кофту и подняла взгляд. Ее глаза, узкие и цепкие, как у голодной кошки, замерли на освещенных окнах одного из домов. Ей нужен младенец. Ей, кровь из носа, нужен новорожденный младенец. А в том доме таких целых два.

Глава 18

Утро в большом красивом доме на окраине Верхних Дол началось с непривычной для майора суеты:

– Достань колготки, уже холодно! – распоряжалась деревенская ведьмочка.

– Миша, фу! Брось! – брезгливо взвизгнула она же, – Рыжий! Заколебал мышей везде разбрасывать! Отнеси в мою каморку! – скомандовала она то ли коту, то ли сыну.

– Леша, ты доел кашу? – почти утомленно спросила она очередного своего сына.

Никитич лишь усмехнулся, спрятав усы в чашке с кофе.

Кашу Леша только что себе доложил. Из братовой тарелки.

– Саша? – оглянулась, вспомнив, что это еще не все ее сыновья, – Саша? Где Саша? АНДРЕЙ!

Марийка собиралась в поликлинику.

Пора было показать младших и открывать календарь прививок.

Майор, как добросовестный отец, конечно, отпросился у шефа, чтобы сопровождать свой драгоценный выводок.

Старших нужно было собрать и отвести к Даше.

Никитич в который раз подумал, что надо предложить Расковым перенести детский сад прямо к ним, к Соколовским в дом. Это всем сэкономит массу времени.

Но пацаны с папой были не согласны. По крайней мере Сашка. Тот уже стоял на крыльце в одном носке, без штанов, но в куртке!

– Колабль вылезать!

Гордо ответил он на вопросительный взгляд отца.

В руке пацаненок сжимал удивительно гладкую для трехлетки чурочку, сужающуюся к краям.

Все ясно… Колька лодочки делает… Ну что ж, по крайней мере уже понятно, что Сашке нравится строгать, а Мишка подает надежды в биологии…

– Миша, откуда перья? – как раз взвизгнула Марийка, и Никитич понял, что пора жену из дома уводить.

– Марий, давай в машину! – подтолкнул он любимую супругу к выходу, – Закрепи пока люльки, я ребятню управлю…

Заявил он жене с абсолютно вселенским спокойствием, натягивая штаны на чьи-то ноги, торчащие у него из подмышки.

Обстоятельный и серьезный Леша доел кашу, поскреб ложкой тарелку, грустно выдохнул и отнес посуду в мойку.

Единственный из трех он не просто умел, а по-настоящему обожал наводить порядок. Тарелку сполоснул, в нужную ячейку сунул, ложку – вертикально в корзинку. Удовлетворенно вздохнул, вытер руки и щеки полотенцем.

Дом жил своей обычной, крайне насыщенной, очень интересной, пронизанной любовью жизнью.

Марийка накинула полупальто, вышла во двор. Осень пахла сладко и холодно. Прелая листва шуршала под ногами, дым костров стелился по огородам, звуки, не сдерживаемые ни травой, ни деревьями, разносились по всей округе ясно и протяжно.

Знахарка улыбнулась, вдохнула полной грудью, пиликнула сигнализацией машины…

Устанавливать люльки было не сложно – всего лишь закрепить на изофикс. Только вот это ж не сделаешь одновременно. Поэтому Марийка поставила люльку со спящей Женечкой на крыльцо, а люльку с неспящим Женечкой взяла в руки и пошла к припаркованной под навесом машине.

.

– Шеф, я тут нашел интересное!

Сашка, сопя и пыхтя, приклеился к Кольке, требовательно глядя на его стамеску.

Лешка с деловым видом ушел зачем-то на кухню, а Мишка с коварной улыбкой замер во дворе. В той же позе, в которой одна из кошек подкарауливала сонную осеннюю птаху.

– Короче, тут буквально в соседнем районе есть музей, – Евген окинул взглядом комнату, наполненную разновозрастными малышами, убедился, что пока все в порядке, и открыл ноутбук, – Так вот, они там совсем недавно проводили выставку Славянской культуры и письменности…

На экране замелькали изображения книг в кожаных переплетах, рукописей, даже, кажется, была одна береста.

– Ну, – нахмурился Никитич, не понимавший, к чему клонит его эксперт.

– А вот, смотрите, эту фотографию! – ткнул пальцем в монитор Евген.

На дисплее замерла группа людей. Одна из женщин, размахивала указкой с абсолютно просветленным лицом, еще человек пять делали вид, что ее слушают.

Ну то есть была сфотографирована не экспозиция, а экскурсовод.

– Вот, у нее за спиной, смотрите!

Евген приблизил так, что у Никитича аж начала картинка разъезжаться…

– Вот! – Расков ткнул во что-то, что вероятно должно было изображать какую-то куклу – оберег.

Тканая, без лица, перевязанная…

– Шнурок! – выдохнул Никитич.

– Ага! – довольно кивнул Евген.

– Адрес! – без лишних комментариев потребовал Никитич.

Евген молча открыл закладку «контакты».

.

– Вы что, одна с двумя? – нахмурившись спросила молоденькая педиатр.

– Ой да, – выдохнула Марийка, – Самой стыдно. Муж с тремя остался, – не удержалась и съязвила та.

Девчушка в белом халате медленно хлопнула ресницами, еще раз внимательно посмотрела в карту, откашлялась…

На самом деле, конечно, Соколовский стоял тут же в коридоре. У него просто не вовремя зазвонил телефон и в кабинет врача Марийка зашла без него.

– Чего-то они у вас на близнецов не похожи, – пробормотала она, разглядывая младенцев.

– Так разнояйцевые ж! – спокойно фыркнула Марийка.

И только майор мог предположить, чего ей стоило это спокойствие.

Педиатр нахмурилась, очень внимательно… на взгляд Марийки, чересчур внимательно осмотрела детей, и выписала направление на первый блок прививок.

– Так-то здоровы, – со странным подозрением протянула врач.

Более опытная пожилая медсестра чуть высокомерно посмотрела на своего доктора, подхватила карты:

– Пойдемте, мамочка, – потянула она прочь из кабинета Марийку… – Не обращайте на нее внимания, – отмахнулась медсестра уже в коридоре, – Своих детей нет, работает первый год…

– Марий, – подхватил люльки Никитич, – Марий, трындец на работе!

– Ну езжай! – расстроенно посмотрела на мужа Соколовская.

– Давай привьем? – подлетел к кабинету Никитич.

– Тут очередь, – вздохнула Марийка.

У Никитича от напряжения аж желваки на скулах выступили. Но молчал.

– Езжай! – забрала у него люльки деревенская знахарка, – Они все равно сейчас в машине уснут! Езжай!

Майор виновато посмотрел на жену, притянул ее к себе, быстро, но жарко поцеловал в губы:

– Позвоню! – выпалил на выдохе, и рванул по лестнице вниз.

А Марийка поставила люльки на пол перед собой и замерла у стены, обмахиваясь картой. И совсем не обратила внимания на пару глаз внимательно наблюдающих за ней.

Глава 19

Где-то в красивом и очень богатом офисе в центре Москвы тем временем обсуждали прием важных гостей.

– Мне нужно подготовить их визит по высшему разряду!

– Ага, все будет, Гох, – кивнул Никитич.

Георгий Михайловский обеспокоенно посмотрел на своего начальника службы безопасности.

Не то чтобы произошло что-то из ряда вон выходящее… Майор Соколовский долго был для юного наследника бизнеса Михайловских чем-то вроде няньки, соратника и вытрезвлятора в одном лице, вот только обращаться панибратски Андрей Никитич позволял себе строго наедине.

– Че стряслось? – кивнув на выход секретарям и помощникам, посмотрел на Никитича Гоха.

– Да не, все норм, вообще… Я это… – майор повел подбородком так, будто рубашка вдруг стала ему тесна в горле.

– А я тебя первый день знаю, да? – скептически искривил бровь Михайловский. – Прям вот даже не первый день, а первые полчаса, – продолжал язвить он. – Можно сказать, вот только познакомились…

Никитич не выдержал и шумно выдохнул, надув покрытые щетиной щеки…

– Да, – свел брови в одну линию, – дети…

– А, ну да, я мог бы и не спрашивать! – моментально отреагировал Гоха, у которого пару месяцев назад забеременела жена.

А Никитич, собравшийся уже просветить шефа по поводу гендерных предпочтений своей супруги и тонкостей решения этого вопроса, замер и виновато потупил взгляд.

– Че стоишь, вали давай! – вдруг почти выкрикнул Гоха.

– В смысле? – округлил глаза майор.

– Мне начальник СБ живой нужен! А я твою жену знаю, ты ее если в сложный момент бросишь, она и тебя, и потом и меня… – и тут ему в голову явно пришла какая-то идея. – О! А ее можно попросить разобраться с конкурентами?

– Гох! – всего в три звука Никитич вложил все нотации, которые читал молодому Михайловскому годами.

– Понял, – поджал губы Георгий. – Жаль, – расстроенно посмотрел на своего сотрудника. – Ответственных назначь и езжай.

– Будет сделано! – по-звоенному кивнул Никитич, поднялся.

Бодрым шагом вышел из переговорной, в которой, собственно, и состоялся этот разговор. Достал телефон, прикидывая, на кого какую часть работы повесить, и тут кусочек металла и пластика сам ожил в его руках!

– Шеф! – почти прокричал в телефон Евген, едва Никитич принял звонок. – Шеф, есть! Попали! В десяточку, шеф!

Никитич замер.

Таким Раскова он не видел еще никогда. В принципе, сейчас тоже не видел, но очень хорошо слышал. Даже слишком хорошо. Кричащий Евген – это было что-то из ряда вон выходящее. Мягко говоря.

– Ты где? – прохрипел он.

– В музее, – выдохнул Евген.

– Жди! – выпалил Соколовский и почти бегом направился в то крыло, где сидела служба безопасности.

Нутром чувствовал, что времени у него очень мало.

.

А Марийка тем временем ворковала, устанавливая люльки назад в машину.

Никитич очень хотел научить жену водить внедорожник. Но, как ни крути, машина им нужна была восьмиместная. Так что пришлось брать микроавтобус.

Поправляя непривычно расположенные сидения, жена майора Никитича разговаривала со своими младшими детьми.

– А кто у нас самый умный?

И тут же отвечала сама себе:

– Ну, конечно, Женечка!

– А кто у нас самый хороший?

И тут ответ был предсказуемый:

– Же-е-е-енечка!

– А кто у нас самый спокойный!

Для тех, кто был не в курсе, могло показаться, что эта женщина разговаривает только с одним из младенцев.

Но нет!

Очень довольная тем, как ее ребятня перенесла прививки, Марийка щедро награждала улыбками, поглаживаниями и поцелуями обоих.

Малыши вдоволь поорали в прививочном кабинете, после чего от души наелись оба, а теперь очень обнадеживающе зевали.

Все шло по плану.

– Ну, – улыбнулась карапузикам деревенская ведьмочка, – теперь можно и домой.

Дверь широкого микроавтобуса, с приятным гулом задвинулась, Марийка, довольная, уселась в водительское кресло, полной грудью вдохнула воздух, пахнущий детским кремом и новым пластиком, перевела рукоять коробки передач в положение «Драйв», тронулась, и даже доехала до ближайшего светофора, как…

– Дамочка! – проорал ей стоящий в соседнем ряду водитель, – Колесо!

Ох!

Она водила эту громадину недавно.

Не почувствовала!

Расстроенная ведьмочка включила аварийку, выскочила из машины, бормоча что-то очень этническое, обошла ее кругом…

Картина была очень впечатляющей и крайне безрадостной: заднее правое почти стояло на ободе. Окончательно и бесповоротно.

– Приехали, – вздохнула Марийка, обращаясь, вероятно, к своим детям.

Закусила с досады губу, нахмурилась, закрыла лицо ладонями, растерла щеки, провела по волосам.

– Ну ладно! Сейчас придумаем что-нибудь!

Она решительно распахнула переднюю пассажирскую дверь, чтобы взять телефон, но…

Ее рука замерла в воздухе, а тело вдруг одеревенело. Она резко дернулась назад, и в следующее мгновение городской перекресток огласил пронзительный, душераздирающий визг!

Провинциальный музей встретил их затхлым, сладковатым воздухом, в котором смешались запахи старой бумаги, воска для паркета и пыли, въевшейся в деревянные витрины еще при Брежневе.

Это было не хранилище истории, а скорее бабушкина квартира, где каждая вещь хранила память, но была расставлена с полным пренебрежением к хронологии и здравому смыслу.

Непрофессионально сколоченные витрины, расставленная «в стиле двадцатых годов» мебель, явно видевшая лучшие дни, и главный «шедевр» – этническая инсталляция, напоминавшая сборную солянку, рожденную от брака благих намерений, тотального недофинансирования и переполненных запасников.

Тут тысячелетние глиняные черепки вятичей скромно соседствовали с расписным глазурованным кувшином, который и сегодня можно было купить на рынке за копейки. Манекен, изображавший крестьянку, щеголял в домотканом полотне с вышивкой, характерной для Поволжья, а на голове у него алел повойник, расшитый бисером на манер народов Севера, с височными подвесками в виде уточек.

Толковый краевед от этого зрелища рухнул бы в обморок. Но директор музея, точнее, директриса, выполнявшая по совместительству обязанности экскурсовода, соловьем заливалась перед единственными посетителями:

– А вот тут у нас стенд, посвященный истории нашего края в период Великой Отечественной… Подлинные письма с фронта!

– Не, не, мне бы что-то более древнее! – глуповато улыбался Евген, с интересом разглядывавший потолок. – Мне бы вот что-то про средневековье! Где у вас тут такое?

Корпулентная дама поморщилась, алый бант ее губ изогнулся в выражении легкого презрения, но она все же обернулась к нужному стенду. В этот момент к ним, согнувшись и тяжело дыша, подбежал Никитич.

– Нашел? – на выдохе спросил он, повергнув директрису в шок своим появлением и тоном.

– Шнурок, – коротко, и совсем с другим, собранным выражением лица отозвался аналитик.

– Шнурок? – нахмурилась директриса, ее брови поползли вверх. – Какой еще шнурок?

– Шнурок! – радостно воскликнул Никитич, и его лицо просияло, словно он встретил старого боевого товарища. – Шнурок! – повторил он уже с неподдельным теплом в голосе.

Он выпрямился, откашлялся и с елейной, почти пасторальной улыбкой повернулся к полной даме, впившейся в него взглядом, полным подозрения.

– А, кхе-кхе… Скажите, голубушка…

Кажется, директриса начала понимать, что у единственных добровольных посетителей ее заведения был какой-то скрытый, и явно не музейный интерес.

– Что сказать? – крайне недружелюбно вскинула подбородок она, скрестив руки на груди.

– Не пропадал ли у вас… – сладким голосом начал Никитич…

– Исключено! – не дослушав, оборвала его обиженная дама, голос ее зазвенел. – У нас строжайший учет! Проверенный персонал, и вообще! Я лично за все отвечаю!

– Кстати, о персонале, – вежливо встрял Евген, потирая руки. – А нельзя ли…

– А вы кто вообще такие?! – вдруг вспыхнула директриса, не щеки покрылись некрасивыми багровыми пятнами. – Я вас спрашиваю!

Евген с Никитичем многозначительно переглянулись, синхронно вздохнули и с одним и тем же усталым жестом достали из внутренних карманов пиджаков удостоверения с красной корочкой. Липовые, конечно. Точнее, просроченные. Но вид у них был внушительный.

Директриса вздрогнула, присмотрелась к фотографиям, потрясла головой, словно пытаясь прогнать наваждение.

– У нас… у нас все в идеальном порядке! – почти прокричала она, но в ее голосе уже слышались панические нотки.

– Да мы и не сомневаемся, – покосился на «средневековую» витрину, где рядом лежали наконечник стрелы XII века и гильза от трехлинейки, майор. – Только вот…

– Не мог ли кто из ваших сотрудников случайно прихватить один шнурок? – словно невзначай, уточнил Евген, – Совершенно случайно! По незнанию!

– В смысле – по незнанию?! – директриса побагровела так, что, казалось, вот-вот лопнет ее тугой крахмальный воротничок. – У нас тут все работают люди серьезные! Ответственные! Даже уборщица! – Она нервно взмахнула рукой, указывая в сторону коридора. – Даже уборщица у нас – бывший учитель истории! Зоя Павловна!

И тут, словно по мановению волшебной палочки, в дверном проеме зала появилась женщина в синем холщовом халате, с ведром в одной руке и шваброй в другой. И глядя на ее лицо, отмеченное не возрастом, а странной, вневременной усталостью, становилось ясно лет ей было, наверное, семнадцать. Не больше.

.

– Она! Украла! Украла! Она!

Этот крик, пронзительный и дикий, разрезал утренний воздух гораздо эффективнее, чем любая сирена. Марийка, с лицом, искаженным ужасом, сидела прямо на бордюре посреди проезжей части, не чувствуя ни холода мокрого асфальта, ни осуждающих взглядов. Ее брошенный микроавтобус с безнадежно спущенным колесом стоял посреди полосы, даже не мигая аварийкой. Распахнутая настежь пассажирская дверь зияла, как незаживающая рана, безмолвно крича о случившейся трагедии.

– Де-е-ети! Же-е-ени! – выла деревенская ведьмочка, но взгляд был пустым и остекленевшим, уставшим в никуда, в какую-то черную пустоту, что поглотила все ее счастье.

Вокруг уже сгущалась толпа – живой, дышащий организм из любопытных и сочувствующих.

– Помешалась? – слышалось смущенное из толпы.

– А вы б не помешались?!

– Полицию вызвали?

– Да вон, кажется, уже едут…

– И скорую бы не мешало, смотрите, как ее трясет.

– Тут же поликлиника в двух шагах, оттуда врача можно…

– Андрей! – снова закричала Марийка, судорожно пытаясь совладать с телефоном.

Пальцы, мокрые от слез и дрожащие, скользили по экрану, не попадая по иконкам.

– Андрей! – это имя звучало как последняя молитва, как спасательный круг в бушующем море паники.

И тут, заглушая гул толпы, на перекресток ворвался резкий, требовательный вой сирен. Первыми, прорезая пробку, на место происшествия прибыли бело-синие машины дорожной инспекции.

– Расступитесь! – гаркнул суровый мужской голос, – Что стряслось? Кто водитель?

На Марийку сверху вниз смотрел очень недовольный лейтенант.

– Что случилось, я вас спрашиваю? – совсем недружелюбно рявкнул он.

Соколовская набрала в грудь воздуха и…

Замерла…

Свидетельство о рождении липовое…

Тест ДНК не подтвердит.

Роддом…

Что ответить недовольному лейтенанту Марийка не знала.