Текст книги "Алтарь (СИ)"

Автор книги: Ольга Велюханова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Выглядело перемещение барсука довольно забавно: коротенькая толстенькая тушка зверя с иногда покачивающимся инородным предметом на спине, старающегося не наступать туда, где были известные ему ходы и прощупать остальное на предмет новых дыр, качалась, ползла, прыгала и будто исполняла ритуальный танец, подбираясь к повалившемуся дереву. Да, барсуки плохо лазают по деревьям, но, как и медведи с собаками, при желании они это могут, особенно если дерево крепкое, не ровное и не вертикальное. И конкретно этот зверь немного неуклюже с виду, потыкавшись в ствол носом, забрался на него с более низкой части. Теперь же, скребя не очень острыми, но крепкими и сильными когтями и с силой вгоняя их в кору, зверек шёл по лежащему стволу, не желая рисковать топтанием по земле вокруг оного. Шёл он к светящимся наростам. Дальше картина стала ещё более забавной, ибо, если подрезал и отламывал он их передними лапами и зубами, то кое-как помещал их в сумку он, приспустив ремень, больше мордой и задней лапой, держась передними и чудом не падая со ствола многострадального дерева. Будь на месте хвостатого мага кто-то лучше разбирающийся в местных животных и не видивший частностей и выходок отдельных представителей – неизвестно, что бы его удивило сильнее. Возможно, сам факт взбирания по деревьям зверья, от природы не являющегося великолепным эквилибристом под стать кошке, но умудряющегося это делать и не падать был бы сочтён странным, но возможным. Возможно то, что данное существо, помимо верхолазанья, умудрялось, пусть и с трудом, но отправить добычу в искусственные дополнения к себе, не смотря на отсутствие органов, предназначенных для подобных действий природой ещё и необходимости держаться за ствол, приписали бы дрессировке или подражанию или посмеялись. Возможно, пронаблюдав эту сцену, кто-то решил бы получше изучить строение конкретной особи... игнорируя мнение об этом самого барсука и не спрашивая дозволения.

Его знакомый остановился где-то на середине пути, стараясь особо не дергаться и не наступать на норы, но обойти их и не попасть в ловушку, скрытую опадом, было не так-то и просто. Точнее даже это было ему сложнее, чем барсуку, из-за размеров, веса и наличия куда более скудного опыта продвижения в подобной местности. Потому, на данный момент, он старался определить следующий свой шаг, да заодно и следить, чтобы его знакомый действительно не упал, а, если бы и упал – то всё-таки был подхвачен его магией.

Но свалиться периодически принюхавшийся местный не спешил. Ободрав павшее дерево, жадный зверь сдал назад, повиливая задом. Да, в незнакомом месте Расс бы не решился на это, особенно без угрозы жизни или ещё чего более важного. Но здесь, во мраке до боли знакомого подсвеченного спорами, крылатыми созданиями и драгоценными грибами места, наполненного такими родными звуками и ещё не исчезнувшими следами знакомых запахов, всё было немного иначе. Барсук постарался прицепиться, разогнаться, и не очень высоко и не очень далеко, но прыгнул на соседнее дерево и заскрипел, стремясь удержаться за кору и подтянуться, найти более устойчивые точки опоры. Прежде они решали эту проблему притаскиванием палок для восхождения по наклонной поверхности или по образовавшейся куче, но Расс не думал, что сейчас у него есть на это время. От собаки барсука отличало многое, и многое роднило его с медведем. Так что крохотный шанс у нервно дергающегося и старающегося воспользоваться любым выступом и наростом в свою пользу, короткохвостого шарика всё же был. А сдаваться он, пыхтящий, фырчащий, сипящий и обдирающий с дерева мох и часто верхнего слоя коры зверь не собирался.

Но не судьба и, добравшись зубами до одного из грибов, зверь, так и не принявший устойчивое положение, на миг потерял равновесие и начал быстро терять точки опоры. Повиснув на краткое мгновение на этом самом грибе, он сорвался вниз, рассыпая в вертикальном полёте сверху вниз красные искорки спор, и, не сдержав недовольного громкого звука, и с хрустом упал на лесную подстилку кверху лапами. Добычу он выронил в полёте, но был покрыт алыми пылинками постепенно потухающих спор.

Не успевший среагировать чародей, отвлечённый тем, что ему показалось (или нет), что со стороны, откуда они пришли, слышаться какие-то подозрительные звуки, досадно крякнул и постарался быстро преодолеть оставшееся расстояние. Это ему, с горем пополам, удалось сделать, попутно, пару раз, едва не свалившись в замаскированные и местами довольно широкие норы.

Наконец оказавшись у деревьев, маг подошёл к барсуку, дабы проверить его состояние. Всё-таки при осознании падения этого существа, фиолетовоглазого охватило неподдельное беспокойство. Хотя и без этого странного, знакомого всего несколько часов зверя в роли провожатого, источника информации, живого приманки или ещё чего, у искателя были неплохие шансы выбраться отсюда. Значило это то, что беспокойство темнокожего странника могло и не быть связано только с сиюминутным практическим расчётом и беспокойством о благополучии только своей шкуры.

3. Тварь.

____________________________________________________________________________________________.

Но всё обошлось. Сумки смягчили падение, и ошарашенный зверь был цел. Очевидно, что-то хрустнувшее и лопнувшее при ударе о землю было в его сумках или под ними, а не в самом животном. Зверь, упавший кверху покрытым короткой чёрно-бурой шерстью животом, с трудом, но перевернулся на бок, качнувшись, медленно поднялся, кряхтя, пыхтя и сопя, отряхнулся, понюхал воздух и прислушался к миру. Что-то ему начало сильнее в нём не нравиться, настолько, что он оскалил зубы, проклиная свою самонадеянность и жадность.

Носитель балахона, позволив себе ненадолго расслабиться и, немного небрежно оглядеться по сторонам, издал тихий облегченный выдох. Но вся его небрежность и расслабленность испарились, как вода, случайно пролитая на раскалившиеся под жарким полуденным летним солнцем каменные плиты храма в далёкой и куда более жаркой, чем эта, стране. И улетучились они по одной простой причине: существо отчётливо почувствовало, что где-то поблизости находится кто-то из зараженных гнилетворной магией существ. Но, пока что, чародею не удавалось определить более точное местоположение, что побудило его вертеть головой в разные стороны, стараясь отыскать взглядом красноватые блик и следы магии.

Барсуку было совсем не странно, что некто в плаще и с хвостом не обнаружил источник проблемы сразу. Опыт Раса говорил ему, что, обычно, большинство двуногих весьма беспечны и привыкли искать врага только на своём уровне. Могли они быть настолько беспечны, что на то, что может находиться у них под ногами и над головами, в последнюю очередь обращают внимание, если обращают вообще. Местный житель понимал, что ни какая тенденция, закономерность не может не иметь исключений и быть абсолютным законом. А значит и это существо не обязано быть столь же невнимательно к тому, что не находится прямо перед тобой. Впрочем, если считать, что новый знакомый полагается на зрение, то, даже без этой губительной черты ему было бы не очень просто определить объекты, находящиеся у себя ногами, но скрытые от глаз слоем растительности и почвы. Обладателям острого зрения и сама местность, сам, сбрасывающий листву, столь же любезно закрывающую обзор, как защищающую от слепящего света, порывов ветра, тяжелых капель дождя и жара, только зимой лес не спешил ему помочь. Мерзкая, противная жизни магия, рассеиваясь в тоннелях, просачивалась из ходов и сквозь землю, не выдавая точного местоположения, да и гнилостный запах – тоже, искажались и звуки. Но звуки и тряска с поверхности заставили нечто в глубине их нор пробудиться вновь, пошевелиться и завонять сильнее, с трудом, но выдавая себя искажёнными звуками и более сильным запахом на более слабом фоне. Вот только рассчитать передвижение и истинное местоположение этого нечто мог разве что тот, кто, хотя бы приблизительно, знал карту брошенного городища. Да и полагаться на это могло быть ошибкой, ведь прошло немало времени с последнего визита сюда живых разумных барсуков.

– Уходим, тихо, – процедил зверь почти неслышно, косясь в сторону одной из нор и медленно сдвигаясь, прикидывая безопасный путь.

Решив, что накопившиеся вопросы, так ныне неуместные, подождут, знакомый Расса коротко кивнул и сделал несколько шагов, вставая за спиной зверя. Искатель огляделся по сторонам, ожидая, когда барсук рассчитает самый безопасный путь, способный хотя бы относительно безопасно вывести парочку от четырех деревьев и нор. А в недрах последних полугнилое нечто, потревоженное чужим присутствием, уже не только зашевелилось, но и начало уверенно двигаться к одному из многочисленных выходов на поверхность. Кто это мог быть? Жертва? Кто-то из гиблых?

Немного странный вопрос с учётом места, времени, запахов, звуков, магии и нервозности местного.

Да и зачем чужаку было так сильно беспокоиться. Он, со своими длинными ногами, хорошим зрением и большим ростом, к тому же умеющий перемещаться, по его словам, имел все шансы уйти из ловушки, подстроенной по недосмотру самому себе из-за своего беспокойство за зверька. Зверю было это всё немного сложнее, ведь прежде родное место уже не было столь знакомым, ибо всё меняется немного.

Барсук, сделал пару тихих медленных шагов. Да, он пробежит, вот только там где его вес чуть более, чем в пол барана и четыре лапы удержались бы, новый знакомый мог и провалиться.

– Оно внизу... – произнёс зверь и побежал что есть мочи, зигзагами, прыгая через дыры, стараясь резко менять направление и не дать находившемуся под землёй ужасу выскочить на него.

Что же касается двуногого, то он какое-то время ещё постоял, понаблюдав за движениями своего спутника, и только потом решил, что всё-таки легче будет использовать перемещение, да и не только на себе. Мысленно прицелившись на достаточно удалённое от нор место, чужак исчез в туманной вспышке слабого света. В первый раз он переместился, оказываясь точно там же, где, на данный момент, находился Расс. Гость из далёкого места наклонился к зверю и, прикоснувшись к его спине, в следующий момент, уже вместе с ним, переместиться к намеченному, казавшемуся более безопасным, месту, оставляя уже вылезающего из нор кадавра позади.

Ошарашенный таким спасением зверь споткнулся, кувыркнулся, шарахнулся в сторону и врезался в дерево. И некоторое непродолжительное время отряхивался, оглядывался и пытался прийти в себя. Страх, усиленный внезапным воздействием магии, не отпустил сразу, да и сориентироваться не помог.

Вылезшее из нор нечто отдалённо напоминало весьма потрёпанного, тощего, плешивого и извалявшегося в падали Барсука. Выглядело оно куда лучше, чем недавно встреченный олень, и могло бы даже сойти за живого, но больного зверя, если бы не почти полностью содранная плоть на хребте, передних лапах и морде и не горящие в глазницах и пасти странные огоньки. Пока двое живых стояли на месте, оно добежало до последней норы, самой ближней к ним, остановилось, начало водить головой, будто принюхиваясь или присматриваясь, издало глухой рык с примесью сипения и с пронзительно громким визгом и скрылось в норе прежде, чем его атаковали.

Ушло ли оно? О нет, оно вышло в другом месте и решило тихо подбираться оттуда, демонстрируя совсем не барсучье поведение.

Нужно было либо принимать бой, либо уходить из этого места, минуя пораженного гнилью барсука, старавшийся быть незамеченным, но, увы, его уже выдала мощная аура магии.

Искатель артефактов безмолвно указал в ту сторону, откуда старался зайти их полумертвый противник, источающий тошнотворную магию. Этим действием маг старался сказать барсуку, что именно там нежить и находится. Странник надеялся, что барсук не лишился способности мыслить. Однако, понимая, что, возможно, он не правильно будет дальше понят своим новым знакомым, мужчина, как можно тише вопросил, смотря попеременно, то в глаза зверя – то в сторону, где двигался его сородич.

– Добить его или лучше уйдём отсюда, как можно скорее? Решай, – после этих слов, странник на какое-то время перевёл взгляд на разумного зверя с выжиданием, а потом обернулся вновь в сторону потенциальной опасности.

Звери, имеющие большую радужку глаз и не имеющие явного белка, редко используют движения глаз в невербальном общении в указующих целях. У большинства животных, прямой взгляд глаза в глаза означает нечто вплоть до прямого вызова, так что подозрения искателя по поводу неверного понимания были не напрасны. Смотреть в глаза барсуку действительно было, не самым умным вариантом, ибо шумно дышащий, старающийся успокоиться и собраться с мыслями, зверь зажмурился и отвернул голову, борясь с очередной вспышкой инстинкта и устраняясь от этого раздражителя. То, что по меркам кошек и некоторых других зверей это был жест расслабления и благорасположения, а по меркам человеков – крайнего презрения, Расса не волновало.

Как назло, гиблая тварь, отличавшаяся от прошлой, в том числе, по ощущаемым силе и некоторым оттенкам магии, двигалась так, что с каждым шагом всё ближе оказывалась к стороне, диаметрально противоположной той, откуда тянуло гнилью. Благо, до того, чтобы оказаться напротив нор и зажать живых между ними и собой, мёртвому животному было ещё далеко.

Живой зверь всё-таки пришёл в себя и принюхался. В принципе, уши и нос тоже частично выдавали местоположение и движение, пусть и размыто. Благо, чем глубже в лес – тем более стоячим был воздух и, пусть ветерок хуже доносил запахи – но и смазывались они слабее, да и посторонних звуков от потоков воздуха было меньше. Он знал, что, пристав, эта тварь может очень долго не отставать. Что сюда могут прийти и другие, если, так или иначе, не избавиться от бывшего сородича, – барсук тоже знал. И, он не на словах, знал, что, даже простая нежить способна превзойти живого в силе и выносливости, пока тело не развалится от перегрузки и износа, а это существо было чем-то похуже и покрепче обычной нежити.

Странные (по мнению барсука) двуногие создания, считающие себя цивилизованными, развитыми, духовными и культурными, очень часто испытывали странную сентиментальность к умершим сородичам, часто не испытывая её, однако, к представителям других видов. Понять это для Расса было трудно. Мёртвое тело – мясо, кости, шкура да потенциальный источник заразы, ни души – ни разума там больше нет. От такого убеждения этим животным, собственно, и было особенно жутко от факта демонстрирующей признаки разума и прежней жизни падали, не пригодной ни в пищу – ни для чего ещё в силу агрессивности и заразности при отсутствии должных средств воздействия и методов защиты. Местные барсуки старались закопать или унести своих мертвецов подальше от своих жилищ в основном именно из-за риска заразы и лишних запахов, хоть это и не значило, что без ушедших, особенно если погибла твоя пара, не было грустно. Вот только проку от ращения в себе этой грусти тоже не было, и они забывали, жили, радуясь тому, что выжили.

Избалованные умением защищаться и сотрудничать, двуногие, подчас, с трудом принимали превращение близкого существа или сородича во врага или кусок мяса, особенно когда судьба охраняла их от возможностей такого, лишь усиливая итоговые боль, страх и злость. Барсукам, сколь нерадостной не была причина этого, мягко говоря, не ограниченная тем, что люди обозвали бы бескультурьем, в этом плане было проще. В то же время, у них, по тем же нерадостнымпричинам и в силу недостатка времени существования и правда, не было каких-то явных религии, политики или идеологи, способных оправдать чем-то что-то и облегчить принятие труднопринимаемого, зачастую делающих принятие этого всего только тяжелее. А выявление того, было ли у них некое подобие всего вышеописанного, потребовало бы достаточно большое время и достаточно широкий взгляд на тему.

Но они давно научились приспосабливаться к изменениям, пусть и небыли столь гибки, как некоторые другие виды. И принять факт того, что мёртвое и заражённое стало врагом, было не очень сложно. В конце концов, в тех случаях, когда кто-то не излечивался от того, что люди звали бешенством и подобных болезней, и начинал кидаться на других – от него избавлялись, стараясь не получить ран.

Больной либо выздоровеет – либо умрёт, но эта тварь не сгнила и надеяться, что её не станет, было глупо. Надежда на излечение? В памяти барсука не было и намёка на то, что исцеление от гиблости возможно.

Не странно, что, в сложившийся ситуации, вопрос был не в том, 'надо или не надо?', а в том, 'возможно ли вообще?'. В прошлые разы, у местных не вышло приемлемым образом справиться с попавшимися тогда гиблыми. Уничтожить или обезвредить их вышло, но привело к большим потерям. На одного поверженного врага оказались заражены и заболели, погибли или обратились несколько своих и несколько просто пропали. Бежали выжившие звери в прошлый раз просто потому, что не смогли справиться, посчитали, что проще уйти, чем ждать, пока ЭТО погубит всех, а не потому, что просто испугались. Хотя, безусловно, это было страшно, и запах противоестественности, жути, смерти... усиливал страх, взывая к самой сути.

Если бы здесь были только сородичи Расса – они бы давно бежали, пытаясь сбить со следа, заманить в ловушку и не вступали в бой, ибо единственный доступный им бой был ближним. Но, возможно, его новый знакомый сможет, пока здесь нет других крупных живых и других кадавров, справиться с нацелившимся на них чудовищем.

– Не подпусти, не дай задеть – тихо выдохнул зверь, по звукам и запаху сделав вывод, что сиюминутно подкрепление нежити не появится.

Маг кивнул и вновь проявил на своих руках светящиеся и, будто бы, слегка источающие зыбкий летучий белый дымок, трещинки и прожилки, готовясь к нападению неживого противника, собиравшегося вот-вот появиться из засады, предположительно не зная о том, что о его положении узнали... Или всё-таки зная? Впрочем, даже если агрессор их понимает и умеет говорить, им он всё равно не скажет, тем более что, в этом случае, элемент неожиданности, столь важный в его предполагаемом плане, будет безвозвратно упущен.

Гнилой зверь по ту сторону укрытий напрягся, принюхиваясь и подготавливаясь к предстоящей атаке, в то время как его сородич и его спутник по другую сторону оных готовились обороняться всеми доступными средствами.

Двуногий от напряжения слегка пригнулся. Он знал, что, как бы мал не был противник на вид, но он был подвижен и, что более противно и опасно, заражен тем, что прескверно отразилось бы даже на его, мага, собственной шкуре и здоровье. Сделав глубокий вдох, странное для многих людей существо, сгибая свои удлинённые пальцы, сложило кисти, образуя между пальцами и ладонями некую полуклетку. В центре этой клетки-гнезда, почти касаясь кожи пальцев и ладоней, Собрались, пульсируя и сплетаясь и вздрагивая и постепенно разгораясь и сплетаясь воедино, сгустки магии. Проявившись в недоступном многим спектре, он, наращивая силу и яркость, в считанные мгновения зажегся и в полном спектре излучения, продолжая опасно пульсировать и вздрагивать в руках создателя. Преждевременная подготовка разряда потребовала куда больше сил и сильно увеличила расход магической энергии, но это же сделало её более опасной и по нестабильности и про разрушающей силе, но, главное, это выигрывало немного столь важного в бою времени. И именно время было важно – в битве, не редко, считанные мгновения решают, на чьей стороне будет победа.

Но мёртвый зверь что-то почувствовал, хотя и не совсем понятно: как. Он замер и не нападал, будто выжидая. Очевидно, поняв, что её заметили, и идти в лоб эта нежить не собиралась. Возможно даже, гиблая тварь ждала их атаки и намеревалась уворачиваться от того, чем в неё могут кинуть, особенно если эффект неожиданности и шока не сработает. Затем пока не приступивший к прямой атаке на живых агрессор снова стал смещаться. Неизвестно, знал ли чужак, а вот Расс знал эту их тактику: уходить, заходить сзади и с боку, загонять в ямы и к Гиблому Месту, измотать, дождаться момента невнимательности или слабости и появления других, если у нежити не выйдет справиться с целями самостоятельно.

– Может быть, можно как-то уйти? Не похоже, чтобы оно собиралось атаковать в лоб... Как бы других не ждало, – предложил всё так же тихо носитель капюшона, не сводя своих глаз с того места, где, предположительно находился противник. Не стоило искушать судьбу. И врага тоже не стоило искушать...

Зверь повертелся, ещё раз потянул носом и наморщился. Он знал, что можно было попытаться уйти, вот только им это не дадут, по крайней мере, не всем, если судить по тому, что он помнил.

– Можно, но очень быстро. Нужно убить – тихо профыркал барсук, медленно оборачиваясь к твари – и быстро убегать.

Нежить ненадолго замерла в кустах и продолжила движение, на этот раз в обратную сторону, отходя и снова заходя со спины.

Расс напрягся, поёрзал на месте. Он всё решил. Оставалось надеяться, что он не ошибся в возможностях чужака и себя. Сейчас для него было главным успеть, резко затормозив, повернуться и побежать обратно, и, что ещё важнее, не дать себя задеть.

– Бей! – взвизгнул барсук и, резко развернувшись, кинулся навстречу снова подобравшемуся к ним врагу.

Провокация сработала, и нежить рванула из кустов ему на встречу, широко раскрыв пасть и надрывно визжа. Едва заслышав звуки резкого движения впереди, живой барсук постарался развернуться и побежать обратно, но его занесло и, в итоге, он побежал по дуге в сторону, но бывший собрат с каждым движением всё сокращал расстояние между собой и ним. Со стороны можно было увидеть даже некую красоту в этом действе, но Рассу было не до этого.

Сбоку что-то вспыхнуло – маг вновь "зажег" на своих руках жилы и "капилляры", чтобы послать во врага заряд, предварительно рассчитав место, примущее его в следующий миг. В первый раз вышло не очень точно, но к счастью, это было всё-таки во вред мёртвому, а не живому барсуку. Сгусток магии, настроенной исключительно на телесный урон, каким-то чудом попал в вытянувшуюся на тот краткий миг назад заднюю лапу нежити. Удар снёс её прочь, разорвав плоть и сломав кости, а заодно и заставив пошатнуться и сам живой труп. Пусть чуть отклонившаяся от своей изначальной траектории преследования цель продолжила движение, почти не остановившись, потеря одной из лап её немного замедлила, что и позволило чужаку совершить последний, добивающий удар, гораздо мощнее первого. Мощнее, ибо магу крайне не хотелось и на сей раз промахиваться и, следовательно, рисковать, ведь от этого, возможно, могла зависеть жизнь обоих.

Кадавр от удара отлетел, начал падать, сносимый в сторону, но ещё в полёте с ним стало всё кончено. Издав при ударе очередной визг, дёрнувшись и изрыгнув из всех отверстий небольшое количество смрадной жижи, нежить, через миг, разлетаясь на кусочки. Что странно, раздробленные разбросанные части её не спешили истрачивать остатки тлетворной магии и даже пытались конвульсивно дёргаться, где это было механически возможно. Но толку от этих конвульсий было мало. Для этой нежити всё было кончено – теперь она не могла ни чего им сделать, если они сами к ней не прикоснутся. При достаточном умении и желании, можно было заметить изобилие в брюхе нежити посторонних костей и кусков мяса разной свежести, помимо своих почти сгнивших и высохших потрохов и кусочков гнилой растительности.

Расс, подгоняемый взрывом, но им же сбитый с намеченной траектории, пробежал ещё немного, почти не слыша взрывов от шума своей же крови. Затормозив только встретившись боком с кустами, зверь замер в них, шумно дыша. Только через несколько мгновений смог выбраться, принюхался и прислушался, пытаясь оценить обстановку.

– Грибы ещё будешь собирать, или как? – вопросил стоящий поодаль от кусочков бывшего барсука искатель, с интересом наблюдая, как магия цепляется за остатки разорванного зарядом существа, заставляя некоторые из них дергаться и даже пытаться совершить какие-либо 'осмысленные' действия. Увы, но этим скорбным останкам данное состояние уже не могло этого позволить.

Чуть полюбовавшись конвульсией разорванного на части трупа, колдун прошёл к своему знакомому, обогнув место, где гиблого настиг последний удар, пристально смотря на живого барсука, цепляясь, почти что за каждую мелочь его внешнего вида.

– Ты цел? – наконец спросил странный маг с некоторым беспокойством.

Зверь, вполне способный, встав на задние ноги, достать этому двуногому макушкой до пояса, отряхнулся, повертелся, махая коротким хвостом, пытаясь себя оценить ощущениями и нюхом и напоминая при этом маленького глупого щенка. Потрёпанный и помятый зверь, ни чего странного или особо болезненного не ощущал и надеялся, что его действительно не задело.

– Да, – ответил живой и явно целый барсук. Правда, было совершенно непонятно: на какой из двух вопросов он ответил. Зверь не пояснил – пошёл вокруг нового знакомого, пытаясь обнюхать и его. Затем остановился и добавил: – Она не помешает. Другие могут прийти – решил-таки просветить зверь нового знакомого.

– Значит, уходим? – после этой фразы фиолетовоглазый совершил неопределенный жест головой, более всего похожий на кивок, однако им не являющийся. Он думал. Думал он не очень долго, но сумел взвесить за это время были все за и против, связанные с пришедшим в голову возможным предложением для Расса. Пока что, по мнению искателя, 'за' было куда больше. Но одно-единственное оставшееся 'но' весило куда больше всех вместе взятых 'за'. Посему маг спросил: – Что, если есть быстрый, но не совсем стабильный способ тебя поднять к этим грибам?

Барсук замер в некотором недоумении и удивлении, затем ненадолго задумался и спросил:

– Тот же, что может их собрать без меня?

– Хмм... – протянул в ответ на миг инициатор идеи, взвешивая эту мысль и этот вариант подхода к решению проблемы. – Так тоже можно. Так значит, то, что ты ищешь – светящиеся грибы, верно? – чужак повернулся к дереву и подошёл к нему поближе, ища взглядом то, ради чего, судя по всему, сюда и отправился барсук.

Похоже, иногда некоторые разумные звери мыслили несколько лучше некоторых двуногих.

– Именно эти... грибы... – ответил местный, проследив за хвостатым двуногим и снова принюхавшись и прислушавшись к миру вокруг. Затем, будто только вспомнив, Расс добавил. – Только... тот, кто до тебя... чесался и чихал.

– Я постараюсь не дотрагиваться до них, – ответил потирающий переносицу странник, после чего сделал ещё несколько шагов в сторону деревьев, находя, наконец, тот подходящий гриб.

Всё ещё оставшись на значительном расстоянии от деревьев, маг вытянул вперед руку, совершая жест, похожий на жест, используемый при взятии предметов. Предмет, бывший его целью, слабо дернулся, оторвался от дерева и направился к Рассу, подтягиваемый магией. Как и сказал маг, полёт сей не отличался стабильностью: гриб-то мотало, то он чуть не падал, а, в один прекрасный момент, и вовсе описал безумную мертвую петлю и был пойман в самый последний миг, у самого провала одной из нор. Всем присутствующим стоило порадоваться, что это гриб так мотало, а не барсука, куда более крупного, тяжёлого и менее безразличного к встряске, чем грибное плодовое тело.

Зверь, обернувшись на новый запах, с трудом, но заметил движение зелёного пятна с сильным новым запахом и искажённым запахом гриба, рассыпающего при каждом резком движении красные искры, делающие с точки зрения обоняния происходящее ещё расплывчатее. Барсук смотрел, нюхал, слушал. Наблюдал он до тех пор, пока, в очередной раз, резко сместившийся в пространстве гриб, не стукнул его по носу и не упал, заставив и самого зверька чихнуть, разбрызгивая фонтан быстро гаснущих спор. Впрочем, громко фыркнув ещё раз, Расс утёр нос лапами и о лапы и, недолго думая, сцапал гриб и убрал его в мешок уже известным новому знакомому методом.

– Мои извинения... Да, безумием было предлагать тебе такое, – светящееся существо усмехнулось и моргнуло третьим веком, качая головой и смотря за тем, как гриб исчезает в одной из сумок зверя, а затем спросил. – Ещё нужен?

По логике, это был неплохой улов, тем более что не приходилось за ним карабкаться, пыхтеть и, тем более, падать. Зверь снова ответил не сразу, почесавшись задней лапой. Он знал, что свежие грибы лучше, но бегать сюда снова и снова, особенно в ближайшее время, он не собирался, да и сохранить плодовые тела – не проблема. С другой стороны, сюда, в любой момент, могли явиться новые незваные гости. По этой причине барсук произнёс, посвящая нежданного помощника в очевидные, по его мнению, истины:

– Нужно, сколько можно. Возвращаться скоро – опаснее... – он снова к чему-то прислушался и принюхался и добавил. – Интересный способ. Мы ставили... палки, тот, кто был до тебя, сбивал их, и ещё... и мы собирали... – он снова на миг прислушался к чему-то. Почему-то, зверь не упомянул способе отделения грибов от коры прошлым гостем этих мест – сбивании путём неприцельного увесистой палки вверх, с надеждой попасть в гриб и не попасть под падающие кусочки коры, гриба и ветки. Промолчал он и о том, что прошлый, готовый сотрудничать двуногий помогал себе магией в этом деле и кидал, стоя почти под самыми деревьями, и, иногда, его снаряд или сбитый объект, падал вниз, в том числе кому-то на голову, в том числе самому двуногому. Барсук, сделав вывод из звуков, спросил совсем, казалось бы, сторонний вопрос. – Что ты ешь?

– Когда что. В основном, растительную пищу... Плоды там, травы, порой корни, меньше – мясо, – ответил ему продолжающий манипуляции с очередным грибом маг, стараясь делать так, чтобы предмет захвата мотало в стороны поменьше, чем в первый раз. Увы, особого успеха эти старания не дали.

Через какое-то время, и этот гриб был около барсука, на сей раз того не задев, а просто зависнув в воздухе на расстоянии чуть более длины человеческой ладони, но в зоне, доступной не сходящему с места телу, подрагивая. Хватка того, что кое-кто охарактеризовал бы заумным, но неизвестным в этом мире словом 'телекинез', и что, подобно многому другому, имело в каждом регионе, языке и школе своё название, перестала действовать только тогда, когда гриб оказался в лапах разумного зверя. Только заполучив желанный объект, искатель задал встречный вопрос:

– А что?

– Сырые? – вместо ответа, снова спросил зверь, решив не заострять внимание на том, что, если бы чужак грибы просто посбивал или сорвал и позволил собрать с земли – мучений и времени это потребовало бы несколько меньше. Он намекал. Намёк не привел, по его мнению, ни к чему, и зверь решил, что это не его дело. Если чужак хочет продолжать себя мучить тасканием грибов по воздуху, сколь бы откровенно мучительным для мага это действие ни было, судя по его запаху и поведению – у странного существа должны быть для этого веские причины. И причины эти, по мнению Расса, так же были личным делом путешественника.