Текст книги "Алтарь (СИ)"

Автор книги: Ольга Велюханова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Сев и почесавшись правой задней лапой, зверь процедил:

– Не нужна смерть – уходи отсюда, пока не принёс ещё больше вреда – с этими словами, разумный обитатель нор встал и намеренно медленно поковылял по намеченному пути, ожидая реакции нового знакомого.

– К юго-западу отсюда есть весьма неприятное скопление магии и гнили. Если ты об этом месте – то, едва ли, мне хочется добровольно туда идти, – ответил незнакомец. На некоторое время странник задумался, поднимая взгляд к тёмному небу, озаренному множеством звёзд, похожих то ли на рассыпанные драгоценные камни, то ли на капли росы, блестящие на невидимой паутине, искусно раскинутой неведомым ткачом по всему небосводу, а затем спросил: – Что там находится? Что источник болезни леса?

– То, что ты и сказал... – медленно ответил нехотя остановившийся зверь тому, кто, по его мнению, знал нечто важное о подобных вещах. – Мор, гниль, зараза, боль, страх... магия, сильная, неприятная. Встретился ближе – уже ни чего не расскажешь – станешь тем же... – голос его совсем стих. Немного помолчав и думая о своём чём-то, зверь поджал хвост, шерсть местами встала у него дыбом. Затем он резко обернулся и, в прямом смысле, прорычал в ответ, скалясь, морща нос и оглашая округу слишком громкими звуками. – Думаешь, первый сюда пришёл, такой умный?! Был до тебя один... – спустившись с громкого рыка на тихое невнятное рычание, зверь смолк, встопорщившиеся шерстинки медленно опустились, и барсук снова продолжил. – Ходил, вынюхивал, выспрашивал, просил проводить, сулил не пойми что. Потом пропал, и всё стало ещё хуже... – то ли барсуку было не с кем больше поговорить – то ли накипело, но он и сам не заметил, как выдал кое-что важное и, увы, явно проявил агрессию, неуважение и нарушил тишину.

– Я ничего не думаю. Ни о том, что я первый – ни о том, кто был до меня, – прищурил глаза, отвечая несколько холодновато, путник, сверкая из-под капюшона своей мантии фиолетовым светом. Хоть тон барсука ему не слишком-то и понравился, однако же, безусловно, у оного на такое обращение, очевидно, были причины. Ну и, тем не менее, из слов зверя существу удалось почерпнуть немного интересной информации. – Меня не нужно ни куда провожать, и сулить хоть что-то я не имею привычки. Да и, вряд ли, найдётся тот, кто захочет меня проводить.

"Ну, а ты, если в тот раз это был ты, вряд ли во второй раз захочешь следовать к эпицентру этой жути..." – Уже у себя в голове закончил не самый сильный из магов этого мира.

Зверь чихнул, дёрнул маленькими круглыми ушами, поднял вверх носом голову, водя им и внюхиваясь в лесные запахи. Через несколько мгновений он, почему-то, оскалился и снова взъерошился на миг. Промедлив ещё немного и принимая решение, он всё-таки не пошёл дальше и предложил:

– А хочешь, я тебе кое-что покажу?

О чём он говорил, можно было понять, только если знать: о чём он думал, или заметить то же, что почувствовал он сам. Ему теперь не нужно думать: стоит ли проверять нового знакомого и на чём и как того проверить. Зверь сейчас не поведёт странника туда, где источник гнили, но это и не нужно. Случай без особых сложностей проверить чужака подвернулся как-то слишком быстро и удачно. Кое-кто крайне неприятный уже сам шёл к ним.

2. Олень и грибы.

_________________________________________________________________________________________.

К ним шёл некто не очень большой, по меркам людей (и, увы, довольно крупный для барсука), и не очень опасный по меркам, как привыкших местных (к чему только не привыкают существа) – так и магов. Некто лишь сравнительно безопасный и достаточно неприятный и мерзкий, чтобы либо проверить:, а вдруг этот чужак что-то сможет – либо отбить у того всякую охоту тут оставаться, создавая минимальный риск сильного вреда светящемуся существу. Барсук ощущал того, кто приближался всем своим существом, а не только слухом и обонянием, и только память о гораздо худшем позволяла относительно спокойно воспринять двигавшуюся к ним угрозу. Если чужаку повезёт не пострадать – для Расса, да и не только для него, при любом поведении станет ясно: чего стоит этот собиратель магических штук. Но что, если чужаку не повезёт и тот не сможет, ни победить, ни убежать? По мнению барсука, если чужаку не повезёт – он сам постарается как-то это исправить. Несколько самонадеянно, он зверь надеялся, что он сможет, сделать то, что получалось сделать прежде. У Расса получалось отвлечь относительно слабого гиблого от цели, правда только один раз, да и встречался с подобным он не часто.

Гиблые твари были разные и по-разному реагировали на раздражители и влияние, но отвлечь то, что пришло на их звуки, а позже – и запахи, исходя из опыта местных, было не трудно, как и сбить со следа, загнать в ловушку и помочь самоустраниться.

Пришелец повернул голову в сторону, откуда веяло крайне неприятной магией. Ни её, ни её источник не надо было даже видеть, чтобы даже от смутного ощущения рассеянного и ослабленного изучения самого чародея нервно передёргивало от смеси отвращения и подсознательного страха, усиленного вполне обоснованным осознанным опасением. И, даже с такого расстояния и воспринимая только самым примитивным образом, на полубессознательном уровне, путешественника не только передёргивало. У него, повидавшего не мало неприятностей и опасностей за свою, не такую уж и длинную, по меркам его народа, жизнь, появлялось навязчивое желание уйти подальше, в более безопасное место, лишь бы не чувствовать этого "магического смрада". Но разумные существа отнюдь не всегда поступают соразмерно своим желаниям и инстинктам, как, впрочем, и не всегда следуют логике здравому смыслу, посему собеседник разумного зверя вновь поднялся на возвышенность, дабы посмотреть на нечто, что двигалось в их направлении.

Вид с вершины небольшого холма открывался на множество кустарников и кустиков с вкраплениями невысоких деревьев и небольшое количество стволов довольно высоких, пусть и молодых древ. В этой зелени, густой, пышной и непроходимой только на первый взгляд с большого расстояния, ещё недавно возилась мелкая местная живность, но сейчас почти вся она либо затаилась – либо поспешно покинула это место, чувствуя то, что чувствовали искатель и барсук. Сквозь эти заросли к ним и шло, теряя попутно на колючках частички собственной гниющей и источающий ужасный запах разложения плоти, существо, более всего по виду своему близкое, к небольшому молодому оленю.

Но мертвый полуразложившийся олень выглядел бы куда лучше, чем то, что шло в сторону барсука и странника, пока что, неизвестного происхождения. Почему лучше? Он, по крайней мере, не передвигался бы и не оставлял всюду "частичку себя". К тому же трупы, обычно, не имеют такого ужасающего сочетания почти разложившихся и ещё почти не тронутых тленом и гнилью участков да вздувшихся в одних местах и асимметрично усохших в других частей. Гнилые трупы смердят, но в них кишат личинки, подтачивающие самую гнилую плоть и ускоряющие распад тела, попутно уменьшая долю заразы.

Раньше подобные создания редко отходили далеко от Гиблого Места, не говоря уже о том, чтобы выйти за пределы старого леса. Но этот кадавр зашёл неожиданно и непривычно далеко от породившего его источника болезни, подтачивающего их лес, и это было неожиданным и тревожным признаком. Впрочем, чужак всех этих нюансов и положения дела не знал, да и ни ему – ни барсуку сейчас было не до рассуждений на эту тему.

Качаясь, оступаясь и, иногда, даже врезаясь во что-то, цепляясь за деревья единственным уцелевшим рогом, капая гнилостными выделениями изо всех отверстий, этот живой труп нелепой марионеточной походкой упорно двигался в их сторону. Двигался он, хрустя и шурша листвой и ветками, стуча рогом, копытами и местами оголёнными костями, шлёпая плотью о стволы, ветви и землю. Хруст, стук и хлопанье неловкого движения было лишь частью шума. Ситуацию ухудшало то, что внутри у трупа всё сипело и булькало. Казалось, что олень пытается продолжать дышать гнилыми легкими и издавать свойственные живому зверю звуки. И эта какофония адовой музыки дополняла вид и запах. Казалось, будто кто-то извращённый намеренно создал все эти отторгающие и противоестественные детали и совместил их, преумножая, в своем стремлении увеличь ужас, отвращение и вызываемые приступы паники и тошноты.

К тому же, что-то не так было не только в облике, но и в ментальной структуре нежити, но с этим ещё предстояло разобраться, а сейчас была насущная проблема: немёртвая тварь постепенно ускоряла шаг.

Барсук медленно сдал задом в сторону очередных кустов и оврага. Он стремился уйти с линии прямого удара всё ускоряющейся и уже не столь нелепо движущейся твари, стараясь ни звуком, ни резким движением не привлекать внимания. Небольшое раздражение вызывало то, что, сколь бы это ни было мерзко, стоило держаться так, чтобы ветерком тянуло в его сторону, а не от него, чтобы потоки воздуха двигались не на гиблого. Казалось бы, чем мёртвая плоть может чуять запах, но, как ни странно, прятать свой запах побуждал не только инстинкт, но и вывод из наблюдений и горького опыта. Драться с этой тварью Рассу не хотелось, но и он постарался не спешить бежать. Он знал пути отхода и способы заманить оленя туда, откуда тот не сможет быстро выбраться и он уже чётко их представил. Но, пока что, говорящий зверь решил посмотреть: что же такое предпримет этот, не сбежавший, несмотря на то, что явно и сам ощутил всю жуть, опасность, чуждость, мерзость и угрозу, исходящие от идущего прямо на него гнилого тела, чужак.

Последний, прекрасно понимая тот факт, что, почти что мертвечина собирается его таранить или кусать, нахмурился, отступил на шаг назад, делая легкий упор на правую ногу, напрягся, выгадывая подходящий момент, дабы нанести удар пошатывающейся и всё сильнее, отчаяннее, усерднее, надрывнее булькающей твари. Расстояние ускорено сокращалось, и, когда оно стало достаточно коротким, чтобы не промахнуться и не перегрузить себя лишним количеством зарядов, зашедший в лес искатель артефактов проявил на своих руках тонкую сеть голубовато-белых капилляров, реже – трещинок, что уже через миг запылали ярче. Чужак выбросил руки, посылая довольно сильный, достаточный по мощности для задуманного, заряд точно в голову нападающего.

Разлагающееся заживо животное даже не успело издать ни каких звуков, кроме влажного треска ломающейся кости и рвущейся гнилой плоти. Короткое неприятное булькающее шипение, хлопок, и почти всё содержимое черепной коробки нежити поджарилось и разлетелось. Испускающие гнилостный пар брызги и осколки понеслись во все стороны и застыли чёрно-коричнево-серыми, ещё исходящими паром пятнами и кусочками мрачно-праздничного наряда траву и ветви на несколько шагов вокруг. Тело, практически лишившись своей головы, упало вперед и в бок, истекая липкой вязкой чёрно-коричневой жижей, раньше именовавшейся кровью.

Местный представитель разумной живой фауны наблюдал в сторонке, оценивая то, что позволяли оценить его чувства. Барсук уже был готов закричать во все лёгкие и попытаться изо всех сил кинуть в сторону нежити веткой, когда заряд, наконец, сорвался с чужих рук и снёс гнилую голову неживому оленю. Конечно же, не факт, что он смог бы попасть, да и при попадании ущерба его ветка и крик не нанесли бы, да и не с его лапами метать что-то куда-то, но он рассчитывал просто отвлечь внимание и немного 'сбить прицел' не успевшему сильно разогнаться трупу. Заодно это, по мнению барсука, заставило бы вставшего на месте и напрягшегося искателя отпрянуть прочь с линии удара. Почему барсук думал так? Потому, что именно так бы повёл себя на его месте, если бы кто-то сделал что-то внезапное в момент напряжения. Разумеется, зверь мог ошибаться и его действия могли бы привести к плохим последствиям, так что, наверное, и к лучшему, что он помедлил.

Чужак обезвредил мёртвого оленя одним ударом, не сходя с места. Наверное, такое точное исполнение трюка с остановкой несущегося на тебя крупного и тяжёлого тела – это та ситуация, когда следовало бы поаплодировать. Следовало бы, но этот человеческий жест был не свойственен, да и не очень-то доступен коротким толстым лапкам зверя, особенно с учётом мозолистых подушечек и мощных когтей. Так что зверь только принюхался и громко чихнул, оборачиваясь к чужаку мордой, после чего потопал к нему, волоча рядом с собой, удерживая зубами, так и не использованный кусок мёртвой замшелой ветки.

– Часто ты так можешь? – спросил Расс деловым тоном, садясь недалеко от нового знакомого и со столь же деловым видом сосредоточенно раздирая когтями передних лап свежеприобретённый кусок дерева и выковыривая оттуда пульсирующее нечто. То, что, менее чем в паре полноразмерных шагов от него, находился труп, способный, в теории, ещё что-то вытворить, барсука явно не беспокоило.

– Когда того требует случай, – ответил гасящий свои почти что чёрные руки маг, а потом и подходя поближе к трупу животного, дабы понаблюдать за тем, как пары жуткой по ощущениям магии выходят из упокоенного столь неизящным способом тела. Ну что ж, по крайней мере, зверь, предположительно, более не будет мучить себя и других. – А он периодически требует. Иногда в степени большей, иногда – в меньшей. Но не думай, что я ограничиваюсь только швырянием разрядов во врага, – он усмехнулся и отошёл от отравленного гнилью создания, чтобы вернуться к своему новому знакомому.

Агрессии чужак по-прежнему к нему не проявлял, а плохое зрение всё равно бы мало помогло, так что особого смысла следить за собеседником и глазами дальше всё равно для барсука пока не было. Жаль только, что эта демонстрация расслабленности и доверия к находящемуся рядом существу двуногими обычно толковалась, как оскорбительное невежественное пренебрежение и неуважение. Но вспомнил Расс об этом запоздало, да и ему это изрядно надоело ещё в городе, так что менять поведение в угоду человекам снова он не спешил, тем более что новый знакомый отличался от них, судя по виду и запаху, и не слабо. Заодно по изменению тона запаха можно будет сделать вывод и о том, свойственны ли и новому знакомому эти глупые нелогичные правила поведения.

– А, если б их было больше, если б они умнее, сильнее, крепче, быстрее и подвижнее? – всё так же сосредоточенно выковыривая из древесины внушительных размеров личинку жука, продолжил местный. – Если бы устроили засаду, преследовали, выжидая, когда забудешь, устанешь, уснёшь, не заметишь? – Говорил зверь, явно намереваясь произвести эффект. Пытался он запугать, проверить, предупредить, отговорить, но что из этого уловит собеседник, он не знал.

Потревоженная разрушением своего укрытия, личинка попыталась укусить барсука за нос своими мощными челюстями, но тот чуть отдёрнул голову и сам раскрыл пасть, демонстрируя довольно острые крепкие зубы всеядного животного с плотоядными корнями. Пасть раскрылась и схлопнулась на пульсирующем бескостном теле, её хозяин зачавкал. Личинке уже ни когда не станет жуком.

– Я, при случае, тоже могу быть подвижнее. В моем арсенале есть маскирующие чары, перемещение, ещё кое-что. Засаду я могу заметить: от подобных существ всегда разит магией и исходит своеобразное свечение. Ты, возможно, его не видишь... Ну, а что же касается усталости... то тут уж у меня есть "Последний шанс", на экстренный случай, – уклончиво ответил пришелец, наблюдая за бесславною кончиною личинки. Ну что ж. В природе, да и в городе: 'кто кого'. – Интересные вопросы. Особенно учитывая, что я не горю желанием углубляться в гниющую часть леса.

– Она и сама ползёт в живой лес – чуть помедлив, кивнул в сторону обезглавленной падали местный. – Но молодец, что не хочешь туда лезть. После того, как другой, такой же, со своими вонючими штуками, пропал, вонять оттуда стало куда сильнее... – выковыряв ещё одну личинку и с сожалением поняв, что там не осталось ни чего вкусного, зверь отшвырнул поленце, почесался, отряхнулся и встал. – Будет хорошо, если не стоять долго на одном месте, – сказал он это не просто так. Да, ему нужно было идти, но и без этой нужды были причины не оставаться здесь. Шум привлёк бы внимание ещё кого-то, и, раз гиблые стали заходить и сюда, то за одним мог прийти и другой, и не факт, что такой же слабый, и зверь это знал.

– Так ты говоришь, что тут уже был такой же, как и я? И что он не вернулся из центра леса? – склонил голову на бок мужчина, отходя в сторону, противоположную нежелательному направлению. – Интересно... с чего он решил соваться в подобное место?

Ещё один взгляд был брошен в сторону барсука, как бы вопрошая: 'мы идём?' и 'куда мы идём?'.

– Ну... как, такой же... – продолжил местный житель, пытаясь сообразить: как описать тому, кто, судя по всему, полагается на зрение, другого знакомого и стоит ли мучиться с попыткой описать запах на языке тех, кто плохо в них разбирался. Пытаться сравнивать с тем, с чем чужеродное существо могло быть не знакомо, тоже было не лучшей идеей. – Пах иначе, не светился, и... – зверь, ненадолго смолкнув, широко распахнул маленькие глазки и, потянувшись мордой к собеседнику и чуть покачиваясь, всмотрелся в чужака. Затем наморщился совсем по-человечески, и что-то вспоминая. – Морда пушистее, без хвоста, ночью не ходил – спал. Чудак... – у барсука были свои дела в лесу и, по этой причине, он, поводив головой, потопал пусть не прямо в сторону Гиблого Места, но вглубь леса, продолжая говорить: – Говорил, что пришёл изучать. Выспрашивал, не было ли тут чего и кого раньше, нет ли чего странного или просто большого, или каменного, и про разрисованные штуки, что мы иногда находили в земле, рисовал их, просил приносить. Потом оживился и говорил, что может решить проблему Погибели...

– Наверное, кто-то из какой-то людской гильдии магов, – подумав, ответил его спутник, решивший, что будет лучше держаться рядом с тем, кто лучше знает эту местность. Это помогло бы избежать многих проблем, да и определенная выгода из нахождения рядом с разумным зверем тоже была. – У некоторых из них прямо рвение к изучению... но, порой, это идёт в ущерб чувству самосохранения, так что, часто, они становятся жертвами того, что изучают... – гость пожал плечами и вновь глянул на барсука.

– Его отговаривали, водить не хотели, предупреждали. Не ходи, не тронь, не пей, не ешь... Пытались вывести к другим, как он... – продолжал тем временем мнимо беспечный зверь, будто случайно заворачивая то в одну – то в другую сторону. – Вернулся злой, долго злился... Обещал больше сбора, что неудач, засух, мора и голода не будет. Не знаю, сам он пошёл или отвёл кто... однажды, мы не нашли его и вещи, и те штуки, что он просил показывать. И из... ммрсьст... Гиблого Места стало сильнее вонять. Мы их не нашли. Наши пытались туда ходить и разобраться... Лучше бы не ходили... Тогда оттуда бы меньше лезло. Наших – так точно... – под конец зверь опять стих и спустился к тихому скулежу, будто становясь меньше, хоть и не сжимаясь, затем вздохнул совсем по-человечьи и, замолчав, пошёл чуть быстрее. Возможности мимики звериной морды или голоса, да и жестикуляции и поз остального тела, не могли передать, на людской манер, всей палитры его эмоций, но что-то можно было уловить. Уловить можно было, что от гнева и раздражения от наболевшей раны он сошёл к скорбной, тяжёлой грусти, пытаясь теперь её отогнать. Грусть эту можно было, даже не читая по запаху, при некотором опыте, сообразительности и внимательности можно было если не ощутить или заметить – то предположить.

Обладатель сумки с магическими вещами ещё какое-то время, во взаимном молчании, шёл рядом с разумным барсуком, переваривая всё услышанное и увиденное за время, столь "удачно" проведённое в этом 'чудном' месте. Вывод из всего напрашивался только один, во всяком случае, для него самого, и именно эту мысль темнокожий и попытался выразить.

– Нужно как-то решать эту проблему. Да, я говорю очевидную вещь, соглашусь. И всё же... Это, как с омертвением: чем скорее отсечешь или излечишь гибнущую часть, пока она ещё мала – тем будет лучше для всего организма, – закончив проводить сию аналогию в попытке наиболее доходчиво донести мысль и обосновать свои слова, двуногий замолчал. Пройдя несколько минут в тишине со своим новым знакомым, чужестранник добавил: – Так ведь было не всегда...

Сколь не легко чужаку было говорить об отсечении заразы, с его возможностями и успехами недавними, вряд ли его новый знакомый мог разделить его отношение к ситуации. Опыт барсука говорил о том, что всё это не так. Справиться даже с некоторыми гиблыми самим местным ох, как трудно, особенно с теми, что смышленее недавнего оленя, остановить разрастание пятна и появление новой нежити нечем. Попытки ходить в Гиблое место всегда завершались болезнями и слабостью, а после последнего раза ещё и привели к большим потерям и стали началом засилья гиблых тварей. Помощи же барсукам просить было не у кого. Ближайшие соседи реагировали на разумных барсуков со страхом, агрессией и жадными огоньками в газах. Давняя попытка притвориться лесными духами и говорить с соседями, не показываясь, привела к тому, что появились какие-то странные личности в металле и с оружием, ещё более агрессивные, и пришлось прятаться. Да и попросту их соседи и не почешутся, пока нежить не начнёт расхаживать по их деревне среди бела дня. А когда это случится – будет уже поздно.

Впрочем, про всё это зверь, пока что, смолчал – было не самое подходящее для жалоб время и место.

– Что ты предлагаешь? – как-то тихо спросил говорящий барсук, почему-то остановившись и настороженно водя мордой.

– У всего есть источник. И, если узнать, как он появился и какова его природа – можно найти средство для его уничтожения. Звучит оно-то хорошо. Вот только на деле это может быть более чем проблематично, – тихо произнес странник, оглядываясь и стараясь уловить явные следы пребывания тут агрессивно настроенных отравленных магией животных. – За чем конкретно ты ходишь в эту часть леса?

– За тем, что только здесь – уклончиво ответил зверь, совсем не желавший мучить себя и собеседника долгими разъяснениями и описаниями слепого глухому, и медленно пошёл вперёд, принюхиваясь, прислушиваясь.

*_*_*

За это время лес совсем сгустился. Те растения, что не исчезли, стали темнее и выше. Сильнее запахло сыростью, прелой подстилкой, грибами, цветами, ягодами, помётом, гнилью и кровью. Ветви скрыли засыпанный алмазами звёзд чёрный бархат ночного неба, а вокруг стало как-то тише и глуше. Больше мха, лишайников и ползучих, вьющихся растений, взбирающихся по чужим стволам к свету. Бугорки плодовых тел грибов, поднимающие кое-где подстилку многолетнего древесного опада и образующие странные наросты на стволах стали появляться чаще. Стало больше опавших веток и павших деревьев, ещё больше многолетников среди трав, далеко не во всех местах полностью прикрывающих лесную подстилку, слишком изобильную, чтобы полностью разложиться в этих условиях до конца. Да и сами деревья здесь были выше, хотя и не все из них были старше тех, что росли на краю леса. Здесь они имели меньше живых ветвей, доступных стоящим на четырёх оленю или коню, или поднявшему руку человеку. Стало куда больше разновозрастных растений, при этом много старых. Это был уже именно лес. Но тишина была какой-то странной для леса. Ветер в кронах, листва, шуршащая под ним, насекомые в почве, древесине, на них и в воздухе, но, почти, ни каких звуков птиц и крупных животных и запах мерзкой магии пусть и доносился в основном с боку, стал сильнее.

Спрятаться, продолжая идти, тут было труднее, хотя теперь было куда больше мест, пригодных для укрытия. Множество просветов, ям, нор, овражков под, за и между корнями деревьев и кустами, и в каждое из них можно было попытаться залезть, забиться, забраться, особенно если немного расширить, поработав лапами. И не всегда стоило опасаться того, кто уже успел облюбовать это укрытие. Но Расс ещё помнил то, из-за чего им пришлось спешно бросить прошлое собрание логов. Это была не наглая лиса, выживающая своими омерзительно пахнущими телами и ещё более смрадными метками чистоплотного зверя – с этими пронырливыми длинноногими наглецами они давно научились бороться коллективно, когда те совсем теряли чувство такта. Это было то, что заставило его порадоваться, что он не заделал капитально образовавшийся со временем из-за ошибки в расчётах при рытье чёрный ход, а остальных – что из-за плотного соседства множества барсуков их многочисленные норы давно соединились во многих местах. Да, возможно, у росших сейчас только здесь грибов была замена, но Расс, пока что, её не нашёл, и они по-прежнему были нужны для их здоровья.

Опавшая листва и ветви, как и мох да трава, успели прикрыть, вероятно, кое-где уже обвалившиеся отверстия их нор за это время, образуя опасные ямы. Чуткий нос давно улавливал смесь родных, отчасти почти выветрившихся, и чуждых, но печально знакомых запахов, в том числе искомый аромат. И ориентируясь именно на знакомый приятный запах, влекомый им, зверь и брёл, зная, что ни с чем его не спутает. Напоминая отдельными нотами много чего, в полном букета ароматов этот запах был абсолютно уникален. Пряный, прелый и самый что ни на есть грибной, было в нём и то, что люди бы назвали повышенным содержанием магии определённого типа, но местных эти сложные наименования не волновали. Недалеко было их городище – близко были и желанные грибы, и вот уже не только их запах, но и слабое знакомое барсуку статичное свечение древесных грибов стало заметно.

Рядом послышался шумный выдох – гость этого места прикрыл глаза, шумно и тяжело выдыхая, а после и открывая их, стараясь, как будто бы приглушить свет своих узоров да глаз, чтобы не привлекать лишнего внимания. А внимание в этой части леса, как известно, не нужно было совсем. А лес казался ему полностью вымершим, ведь не слышал он шуршания и скрежета насекомых под ногами, не чуял их запаха. Вновь взгляд был кинут в сторону источника неприятной всему существу его магии. Пока что, никого не было видно и не ощущалось. Но надолго ли это?

Разумный зверь с трудом сдерживал желание броситься к знакомому месту, игнорируя примесь чуждых запахов. Вот, наконец-то оно! Четыре высоких дерева. Одно из них повалилось на бок, но продолжало расти, пока хоть часть корней питала крону, покуда хоть часть листьев могла ловить свет из образовавшейся прорехи и до тех пор, пока в стволе да ветвях было достаточно питательных запасов. Но это, павшее древо уже погибало, ибо соседи почти затянули живительный просвет своими ветвями, слишком мало питания могли дать чудом не утратившие связь со стволом остатки корней. Да и ставшая рыхлой, давно разрушенная мицелием паразита и подтачиваемая новыми инфекциями, древесина не могла дать достаточно питания, чтобы пустить новые корни и снова прорваться к небу ветвями. Старое дерево пало, но, на место павшего, к небу уже поднимались решившие принять участие в гонке за свет, узкие, тонкие и высокие молодые деревца. Некоторые из них бесцеремонно пробивали себе путь через омертвевшую и стремительно разрушающуюся под влиянием жуков, грибов и гнили часть павшего дерева и впивались в неё корнями, черпая жизнь из чужой смерти. Возможно, одно из этих молодых деревьев, успеет догнать исполинов прежде, чем просвет затянется окончательно и, обрекая отстающих на увядание или замирание в ожидании нового шанса, займёт место погибающего сородича. Но примечательны были не сами эти молодые и старые деревья, а зеленоватый свет, исходивший от неких объектов на старых ветвях и стволах. Похожие на ёжиков или пушистые шары небольшие клубочки плодовых тел древесных грибов светились зелёным и вспыхивали красноватым свечением спор, когда ветерок или насекомое всё же касались их. Казались они обманчиво тёплыми и мягкими, на деле же их плоть была упругой и влажной, а местами даже жёсткой. Грибы отчасти напоминали знакомые большинству магов виды. Некоторые из подобных наростов использовались, как ингредиенты. Годились они для пополняющих резерв мага составов или краски, другие – для яда или лекарств, или использовались, как специи. Не взирая на их наиболее полезное применение и истинные свойства, у людей одни из них считались лекарственными, условно съедобными или обладающими какими-то мистическими свойствами, отсутствующими у них, при детальной проверке. Но плодовые тела, проступившие сквозь кору именно здесь, несколько отличались от ранее известных. Немного отличались они не только от привычных темнокожему страннику и его сородичам, но и от только знакомых ему по описаниям и спискам ингредиентов, но несколько отличалось от остального мира немалая часть живущего в данном лесу. Лишь специфический опыт да чуждость данных мест для хвостатого мага могли объяснить причины, способные не позволить ему сразу же осознать то, сколь чудовищно некоторые из встреченных им явлений необычны и неправильны или просто странны для растительной и животной жизни, должной для этой природной зоны. Зоны, включающей в себя и этот лес, с государством, на территории которого он находился, и часть некоторых соседних.

Барсук, тем временем, остановился и постарался сделать несвойственный животным останавливающий жест лапой в сторону своего спутника, хотя вышло не очень. Он помнил и опасался, опасался того, что могло спрятаться в их бывших норах и ждать. И оно, ждало, если ещё не сгнило окончательно, конечно, в чём зверь сомневался.

– Ты, кажется, нервничаешь, – заметил тихо оставшийся на месте искатель, осматривая печальный на вид пейзаж и наблюдая, как по нему пробирается зверь, обвешанный сумками с травами. Если уж он нервничал – то это значило, что собираясь собирать светящиеся грибы, он подвергает себя повышенному риску. – Может статься, я могу тебе как-то помочь? – он постарался сказать это довольно тихо, чтобы не привлекать лишнего внимания. Впрочем, говорил не слишком тихо для слуха барсука.

Расс не знал, что ответить. На краткий миг, ему пришла в голову мысль спросить о том, сможет ли новый знакомый выжечь всё находившееся в их городище. Это помогло бы убедиться, что там ни кто не сидит и уничтожило бы то, что могло там спрятаться. Но он понимал: это погубит деревья, может не помочь и привлечь лишнее внимание, так что отбросил эту идею. Другие варианты помощи в скорейшем достижении деревьев или в уничтожении потенциальной угрозы пока малопонятным существом, упирались в те же проблемы и нежеланные последствия.

– Не свались в нору – едва слышно выдохнул зверь, придя к решению. Сколь бы цинично это не прозвучало, местный рассудил, что не повредиться и не привлекать внимание – отличная помощь по принципу 'не сделать хуже'.