Текст книги "Сокровище троллей"
Автор книги: Ольга Голотвина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Эшуаф оживился, глаза заблестели.
– Пойдем, Пузатик, поглядим, – сказал он и сбежал с крыльца под бодрое чавканье своей зверушки.
Челивису было совершенно не интересно, за что хозяин наказывает своего работника. Он обернулся к Намиэлу, хотел спросить, что тот думает о странном поведении укротителя… но не произнес ни слова.
Намиэл был бледен, словно очутился на льдине в ледоход. Остановившимся взглядом смотрел он на приближающуюся к воротам карету, которую сопровождал всадник на вороном коне.
– Я… – выдавил из себя юнец. – Меня здесь нет и не было!
А карета уже влетела в ворота. Всадник спешился, подошел к правой дверце, чтобы ее распахнуть, но задержался, заговорив с кем-то в карете.
Левая дверца тем временем отворилась сама. Из кареты вышла девушка в дорожной мужской одежде. Медно-рыжие волосы рассыпались по плечам. Не оглядываясь на карету, она пошла к крыльцу. Голову держала высоко, руками при ходьбе не размахивала… королевская осанка!
Челивис задохнулся от восторга.
В первый миг ему показалось, что перед ним та соблазнительница из Фатимира, что стащила его самый крупный в жизни выигрыш. Но тут же игрок понял, что ошибся. И черты лица у прибывшей барышни тоньше, и глаза больше, причем не просто синие, а с зеленью, как вода южного моря.
– Ты – здешний хозяин? – небрежно бросила она Челивису, замершему у двери.
Восхищение сменилось обидой: Сына Рода приняли за трактирщика!
Но игрок не показал девушке, что ее слова его задели. Ответил учтиво:
– Что ты, светлая госпожа! Будь я здешним хозяином, я бы для такой гостьи раскатал от крыльца до кареты ковер. Наррабанский.
Уловила скрытую насмешку – и отозвалась:
– Мой господин – торговец коврами? Но я не буду ничего покупать.
– А чего так? – весело удивился Челивис. – Неужели молва преувеличила богатство Жервила-и-Винниграя?
Он уже понял, с кем повстречался. Наверное, сейчас из кареты выйдет такая же красавица. Как расточительны Безликие – творить чудо дважды!
Девушка сдвинула брови:
– О-о! Господин знает, кто я?
– Слава о красоте сестер из Рода Винниграй обгоняет их на несколько дней пути, – поклонился Челивис.
Его любезность пропала зря: девушка уже сообразила, в чем дело.
– Значит, этот негодяй здесь, – сказала она задумчиво. Прекрасные глаза сердито сузились.
Обернувшись к карете, девушка крикнула:
– Аймара! Выходи скорее! Мы его поймали!
* * *
Жуткое это было зрелище: пустые, мертвые дома наполовину ушли в землю. Словно высокий берег внезапно стал жидким, как кисель, и деревня утонула в нем.
Вот черный дом, трухлявые бревна, лежит почти на боку, окна с распахнутыми ставнями пустым взором глядят в небо. Вот полузанесенная снегом верхушка плетня. Вот крыша сарая. Вот громадный домище – самый, наверное, богатый в деревне – просел углом, накренился, навеки замер – словно в попытке устоять, удержаться…
– В этот дом можно забраться, если через окно, – негромко сказала бабка Гульда. – И переждать в нем бурю или укрыться ночной порой от зверья. Но никто здесь не прячется – ни бродяги, ни разбойники… Ты бы туда полез?
Дождик вздрогнул.
– Да ни за что! Бабушка, что тут случилось?
– Деревня умерла.
– Ох… и люди?
– Ушли. И скотину угнали. Но деревня все равно мертва. Деревня – не только люди.
Дождик коснулся темного промерзшего бревна – и отдернул руку.
– Пойдем отсюда, бабушка.
– Пойдем, – кивнула старуха.
Некоторое время шли молча. Наконец юноша решился:
– Что там было? И когда?
– Уже внуки выросли у тех, кто это помнит.
– Это связано с тем, что случилось с рекой, – твердо сказал Дождик.
Молчание старухи яснее слов подсказало парнишке, что он прав.
– Ты знаешь, что было с рекой?
– Может, и знаю, – неохотно отозвалась Гульда.
– Расскажи!
– Если расскажу, то не видать тебе этой речки вовеки. Сам разузнай, что с нею сталось и как этому горю помочь.
– Бабушка!.. Что ты сказала, бабушка?! Значит, есть надежда, что я смогу… сумею…
– Конечно. Ты же остановился на постоялом дворе Кринаша.
– Ну и что?
– «Посох чародея» – место особенное. Проклятие на нем, – усмехнулась Гульда. – Здесь случаются самые невероятные совпадения, происходят удивительные встречи. Здесь человек может встретить женщину, созданную Безымянными только для него, а может напороться на врага, от которого скрывался много лет. Может найти ученика, о котором давно мечтал, и на старости лет обрести волю к жизни. А может увидеть свою душу во всем ее безобразии и утратить желание жить. «Посох чародея» – это перекресток судеб. Может быть, мой мальчик, ты – судьба речки Безымянки?
* * *
Челивис не мог без ухмылки глядеть на то, как рыжие сестры взялись за беглого жениха.
Каждая старалась не оставлять Намиэла наедине с соперницей. Каждая умиленно вспоминала детство и дружные игры. Каждая прихорашивалась и улыбалась так, что у Челивиса сердце словно срывалось в пропасть.
И обе совершали, на взгляд Челивиса, непростительную ошибку.
Да, философствовал игрок, женщина может вести борьбу за мужчину, который ей нравится. Но делать это она должна так, чтобы мужчина был уверен: это он добивается любви женщины. Мужчина должен быть охотником, а женщина – дичью. А если красотка идет на своего избранника, как таран на ворота замка, то избранник в лучшем случае опешит, в худшем – даст деру. Исключение составляют матерые развратники, которым все равно, чье именно мягкое, теплое тело рядом в постели…
Похоже, они не знали об этом, милые девочки, выросшие на корабельной палубе.
Ни ради каких кладов Челивис не согласился бы пропустить такой спектакль. Тролли стерегут сокровища уже пятьсот лет? Вот и еще пару деньков постерегут.
Именно это и заявил игрок недовольному его бездействием Дабуншу. И добавил, что намерен проследить за главным соперником – Намиэлом – и выяснить, не известно ли тому что-то сверх того, что указано в копии документа.
Дабунш недовольно заворчал. Тогда Челивис перешел в наступление и потребовал карту. Он, мол, намерен более вдумчиво изучить указания пути.
Дабунш скорчил гримасу, но карту отдал. И Челивис с полным правом – вроде как человек при деле! – продолжал лодырничать и незаметно приглядываться к рыжим красоткам.
Он быстро обнаружил, что Эшуаф тоже очарован творящимся действом. Крутится вокруг, охотно встревает в разговор, а зверушка на его плече трясет бурым брюхом да чавкает.
Когда Аймара, умиленно чесала Пузатику бок, Эшуаф сказал негромко (Челивис, делавший вид, что углублен в чтение, услышал эти слова):
– Ясная госпожа, ваша сестрица предложила вашему жениху прогулку по лесу.
А позже Челивис заметил, как Эшуаф что-то шепчет на ушко Маринге (игрок уже научился различать близнецов). И Маринга при этом кинула на сестру выразительный взгляд.
Укротитель их подзуживает? Развлекается так, да?..
Когда солнце медленно начало путь к вершинам сосен, Эшуаф заявил, что посидит у себя в комнате. И вдруг предложил Намиэлу составить ему компанию – перекинуться в «радугу», поболтать.
Замученный жених вцепился в предложение, как тонущий моряк – в обломок мачты.
Сестры, которые не могли без приглашения сунуться в мужскую компанию, разочарованно остались в трапезной.
Впрочем, вскоре Аймара повеселела: вернулся сотник Литисай и поинтересовался: не хотят ли девушки послушать о том, как он ездил в деревню Топоры и что там узнал про троллей и Подгорных Тварей.
Аймара согласилась, но потребовала, чтобы беседа шла во дворе: трапезная ей успела надоесть. Сотник счел это отличной идеей. А Маринга фыркнула, заявила, что лучше почитает у себя в комнате, и поднялась наверх. Аймара показала ей в спину язык, сдернула с гвоздя у двери свой плащ и, выскользнув за дверь, застучала каблучками по крыльцу. Весьма довольный Литисай отправился за нею следом.
Челивис улыбнулся, пересел поближе к жестяному светильнику в виде рыбки и развернул свиток. Но мысли его уплыли от извилистых линий на пергаменте и направились путями еще более извилистыми.
Вокруг него, Челивиса, тоже порой крутились женщины. Тоже ревновали, злились, даже дрались меж собой… когда у него водились деньги.
А эти – тоже из-за денег? Ой, вряд ли! Упрямство – да. Нежелание уступить сестре – да. Ох, дурехи, с вашей красотой да с вашим приданым можно добыть мужа куда лучше этого запуганного суслика!
А он, Челивис… сможет ли он когда-нибудь накопить столько денег, чтобы посвататься к хорошей девушке и зажить спокойно и мирно? Вряд ли! Судьба ведет его на поводке. Подбросит выигрыш – и сразу отберет. А без денег – кому он нужен, бродяга-игрок? Всю жизнь в скитаниях, всю жизнь постоялые дворы, всю жизнь полутемные трапезные… жестяные светильники… светильники…
* * *
Разумеется, Челивис задремал. Иначе услышал бы, как она подошла и села рядом на скамью.
Игрок встрепенулся, сон разом пропал. Как они близко, эти глаза с сине-зеленым отливом!
Девушка смущенно сказала:
– Я не хотела беспокоить господина. Собиралась только зажечь от светильника свечу. Она погасла, а служанка куда-то убежала.
В Челивисе тут же пробудилась галантность:
– Что ясной госпоже Маринге угодно приказать мне? Зажечь свечу, чтобы барышня не обожгла пальчики? Или сходить на поиски служанки?
– О-о! А почему господин решил, что я – Маринга? – лукаво удивилась красавица. – Может быть, я – Аймара?
– Вот этот жест… госпожа левой рукой отбрасывает волосы назад, – объяснил Челивис. – А барышня Аймара теребит ожерелье. Правой рукой. У вас обеих агатовые ожерелья. Полагаю, вы нарочно одеваетесь одинаково и носите одинаковые украшения. Но спутать вас нельзя.
Маринга растерянно коснулась агатового ожерелья.
– И в самом деле… Какая наблюдательность! Но служанку, спасибо, искать не надо. Она наверняка там же, где и кучер. Он сразил нашу Бириту своей отвагой, когда на нас налетели разбойники.
Челивис уже слышал, что на карету по пути к постоялому двору напали грабители. Он захотел услышать подробности – и Маринга охотно начала рассказ. Повествовала она весело, ничуть не хвалясь своим героизмом, но Челивис с каждым словом все больше восхищался бесстрашной девушкой. Ему вспомнился рассказ Намиэла о двух девочках, сумевших справиться с шайкой похитителей.
– А мой господин здесь проездом? – спросила Маринга, окончив рассказ.
– Нет, я приехал поохотиться.
Маринга вскинула остренький подбородок и скорчила гримаску, которая умилила бы Челивиса, не будь она такой насмешливой.
– В здешних краях? Я-то думала: Намиэл – идиот, что сюда для охоты приехал… Выходит, ошибалась? Ах, какая я глупая!..
Терпеть издевательские нотки в голосе красавицы было немыслимо. Челивис позабыл об осторожности.
– Я охочусь на дичь с золотой шкуркой, – сказал он веско. И пальцы, незаметно для него самого, коснулись лежащего на столе пергаментного свитка.
– О-о, – весело пропела Маринга, – желаю удачи!
Даже не попыталась ни о чем расспросить! Конечно, Челивис ничего бы и не рассказал… но так приятно было бы отбивать атаки на свою тайну.
Девушка повертела в пальцах толстую восковую свечу.
– Я и забыла, зачем пришла.
Челивис учтиво взял у нее свечу, встал, потянулся к светильнику.
Тонкие пальчики коснулись его запястья.
– Ах, не стоит, господин мой. Я передумала. Лучше постою на крыльце, подышу свежим воздухом – крепче буду спать…
Игрок, словно завороженный, глядел, как она пересекает трапезную, как снимает с гвоздя плащ, как распахивает дверь. На дворе еще не стемнело, и стройная фигурка после полумрака трапезной на миг показалась облитой светом.
Дверь затворилась за Марингой. Челивису показалось, что до этого время стояло на месте – а теперь побежало вновь. Нахлынули с кухни запахи готовящегося ужина, уютно зажурчал неразборчивый разговор Дагерты со служанками.
Игрок криво усмехнулся, вновь сел на скамью и протянул руку к пергаментному свитку.
Точнее, к месту, где только что лежал свиток.
Челивис непонимающе поглядел на опустевшую столешницу. Нагнулся, заглянул под стол – не уронил ли?..
Когда Челивис поднялся на ноги, лицо его было бледным и яростным.
Простофиля! Идиот! Второй раз наступить на те же грабли… развесить уши при виде рыжих прядей и синих глаз… Дабунш убьет его – и будет прав!
Челивис вылетел на крыльцо – и почти столкнулся с поднимающейся по ступенькам Аймарой. Лицо у девушки встревоженное, губки подрагивают, правая рука вертит агатовые бусины ожерелья.
– Не видел ли господин моей сестры? А Намиэла – не видел?
Игрок сдержался, не выплеснул слова, клокотавшие в горле. Учтиво, хотя и сухо, ответил, что Намиэл не выходил из комнаты укротителя. А где сестра госпожи – об этом он, Челивис, понятия не имеет.
Аймара кивнула и юркнула в дверь. А Челивис хотел было сбежать по ступенькам, но вовремя заметил, что возле конюшни Дабунш беседует с плечистым батраком. Значит, нельзя суетиться, дергаться и вообще показывать, что случилось неладное.
Игрок неспешно спустился с крыльца: прогуляться господину захотелось, что ж такого?
Если Аймара разминулась с сестрой, значит, та успела скрыться за домом…
Не торопясь, с рассеянным видом гуляющего бездельника, Челивис обогнул бревенчатый сруб.
И тут он испытал второе потрясение.
На скамье под навесом сидели двое. Сотник Литисай что-то с удовольствием рассказывал. Рыжеволосая девушка рядом с ним вся превратилась в слух: розовый ротик увлеченно приоткрыт, правая ручка теребит агатовое ожерелье.
Можно держать пари, что эта парочка беседует тут уже давно, позабыв обо всем на свете.
Ну Маринга!.. Ну лиса!.. Ну хитрюга!.. Чтобы не быть пойманной за руку на крыльце, притворилась собственной сестрой!
Теперь хоть догоняй, хоть не догоняй… Красивая воровка наверняка уже у себя в комнате. И что прикажете делать? Ломиться в дверь к богатой и знатной девице? Орать на весь постоялый двор, что она у него украла… а что, собственно, украла? Ах, карту, на которой – путь к сокровищам?
Но даже если сделать такую глупость… если потребовать обыска… У рыжей гадюки хватит ума не прятать пергамент в своей комнате, а засунуть на бегу в какую-нибудь щель – тогда ищи его…
Удрученный Челивис вернулся в трапезную, соображая по пути, как объяснить Дабуншу пропажу карты.
Рассеянно повернул к той же скамье, на которой только что беспечно дремал…
И принялся негромко и восхищенно поминать всю родню Хозяйки Зла до седьмого колена.
Потому что на столе лежал пергаментный свиток.
Значит, не украла? Значит, пробежала глазами и вернула? Должно быть, у девчонки крепкая память.
Ну, эта беда – не беда. Тайну клада знают не только Челивис с Дабуншем.
Но какая девушка! Во имя Безымянных, какая девушка! Каких дел бы мог натворить Челивис с такой напарницей!
Какая досада, что она – богатая наследница. И достанется какому-нибудь толстому олуху вроде Намиэла.
Впрочем, Маринга может сделать олуха и простака из любого мужчины. Например, из него, Челивиса, игрока, живущего своей хитростью… Нет, какого дурака он свалял!
Приоткрылась дверь на кухню, раздался веселый голос Дагерты:
– Недотепка, беги, зови всех на ужин. Айки, доченька, давай на стол собирать!
* * *
На игру, идущую вяло и по мелочи, скучно было бы глядеть со стороны. Но со стороны глядеть было некому, кроме Пузатика, лениво колыхавшегося на плече хозяина.
А сами игроки не скучали.
Раз за разом падали из коробки костяшки. Раз за разом выигрыш Эшуафа увеличивался на несколько медяков. Когда долг Намиэла достигал серебряной монеты, юноша чинно доставал из кошелька на поясе серебрушку и без досады вручал ее Эшуафу, приговаривая с ноткой гордости:
– Ну и невезучий же я!
Стола в комнатушке не было, играли прямо на кровати, положив между собой дорожный сундучок Эшуафа и бросая костяшки на него.
– Мой господин даже вещи не распаковывал? – лениво поинтересовался Намиэл.
– А я в дороге особо не раскладываюсь, – рассеянно отозвался укротитель Подгорных Тварей. – Мало ли что случится… Алмаз, кинжал, дракон!
«Чего он опасается? – удивился про себя юноша, встряхивая коробку перед броском. – Ждет нападения на постоялый двор, что ли? Или погоня за ним?»
Но вслух ни о чем не спросил.
– Кинжал, две подковы… ну до чего же я невезучий!
Эшуаф не протянул руку за коробкой. Он, прищурившись, глядел на собеседника. Что-то про себя прикинул – и решился:
– А мой господин хотел бы, чтобы ему всегда и во всем везло? Не только в игре?
Намиэл вежливо улыбнулся:
– Мой отец любит говорить: «Удачу не купишь».
– Купить можно все. Конечно, удача – удовольствие не из дешевых, но наследник Рода Жервил может позволить себе многое. Причем я, заметьте, не обманщик, который торгует чем-то невидимым и неосязаемым. После сделки мой господин сможет для проверки сыграть с кем-нибудь в «радугу», и если проиграет – я верну деньги. Или можно с кем-нибудь ударить об заклад. Неважно, на что.
Намиэлу все еще казалось, что собеседник шутит.
– А если побьюсь об заклад, что луна с неба упадет прямо сюда, на постоялый двор?
– А вот этого не нужно, – очень серьезно ответил Эшуаф. – И лучше без споров про конец мира или войну демонов.
Намиэл перестал улыбаться. Может, этот человек мошенник или безумец, но уж точно не шутник.
– А если мы вдвоем сядем играть в «радугу»? – спросил юноша тоном дотошного покупателя. – Ты удачлив, я удачлив – что же, нам одинаковые расклады будут выпадать?
– Ты не понял… – Эшуаф тоже оставил почтительное словечко «господин». – Я свою удачу продаю. Собственную.
«Ну точно, мошенник», – подумал Намиэл и спросил:
– А зачем тебе свою удачу продавать? Ты же на одной игре в «радугу» отлично заработаешь.
– Денег у меня и без того хватает. А когда ты расплатишься за покупку – смогу спокойно жить-поживать до старости. А удача… с нею хлопот много.
– Хлопот?
– Ну да. Вот она, моя удача! – Эшуаф поднял руку к плечу, почесал бурый бок. – Эта зверушка за кормежку расплачивается с хозяином везением. Ее надо носить при себе. Ничего страшного: элегантная причуда знатного и богатого юноши. Ручной зверек, какого нет больше ни у кого. Еще и в моду войдет таскать при себе всякое зверье. Тем более что Пузатик и вправду знает много забавных трюков.
Даритель удачи задергался меж шести тонких ножек и довольно захрюкал.
Намиэл без симпатии глянул на тварюшку, которую ему предложили сделать предметом зависти столичных щеголей, и недоверчиво поинтересовался:
– И как же это он мне удачу приносить будет?
– А просто. Ты кормишь Пузатика – и тебе во всем везет. Вот только жрать, зараза, хочет постоянно.
– А что он ест? – Во взгляде Намиэла на бурый мешок без глаз, ушей и рта была уже не брезгливость, а интерес.
Эшуаф чуть помолчал – и признался:
– Он питается ложью, предательством, жестокостью. Среди людей этого корма хватает, он дармовой, на прокорм зверя не растратишься. Если кругом война, какие-нибудь дворцовые интриги или попросту семейные ссоры, то и без твоих хлопот он будет сыт. А если все тихо да мирно – ну, тут приходится подталкивать людей на всякие скверности. Твоя-то ложь или злость ему не по вкусу, ему чужую подавай.
Намиэл перевел изумленный взгляд с лица укротителя на тварь.
Вспомнил кое-что из увиденного и услышанного сегодня.
И поверил.
– Ну, что? – спросил Эшуаф деловито. – Сколько тебе надо времени, чтобы принять решение?
Времени Намиэлу не понадобилось совсем.
Зря, зря лихой Вайсуэл, бывший капитан «Пьяной акулы», сокрушался, что единственный сын его растет мямлей и тряпкой.
Юноша вскочил на ноги и схватил за ручку лежащий на кровати дорожный сундучок. Брызнули по полу рассыпавшиеся костяшки, а Намиэл с маху двинул искусителя по башке.
Вернее, целился по башке. Эшуаф увернулся, удар угодил ему в плечо. В то самое плечо, на котором до этого сидел Пузатик. Тварь оказалась проворной: спрыгнула на пол и бросилась в угол, испуганно вереща.
– Сволочь из меня сделать хочешь? – рявкнул Намиэл отцовским, капитанским голосом. – Чтоб я ради своей удачи других на подлость толкал? Да чтоб тебя Многоликая в тине утопила вместе с твоей поганой тварью!
Швырнув в угол, в Пузатика, сундучок, юноша вылетел из комнаты и хлопнул дверью.
* * *
– А мне все равно эта речка понравилась.
– Но от нее же бедой веет!
– Еще как веет… Она… ну, будто человек все слезы выплакал – и глядит перед собой, ничего не видит, горе его каменным сделало. И так хочется его утешить…
– Что ж, Дождик, попробуй.
– Для начала бы узнать, что там случилось. Ты же, бабушка, рассказать не хочешь!
– Спроси у того, кто знает больше моего.
– Стариков в деревне поспрашивать?
– Ты уже к пасечнику Авипрешу сунулся – и много узнал? Из его сверстников в деревне только один остался: Сарторш Южный Камень, дед Хиторша. Суровый и крепкий старик. Он тебе попросту по шее даст.
– А у кого же тогда…
– У воды, внучек. Вода все знает.
– Ты про хозяйку Тагизарны?
– Умница, внучек.
– Она же вчера меня чуть не убила!
– А завтра мы к ней вдвоем пойдем. Я как берегом хожу, так всегда присаживаюсь с нею поболтать. Авось не откажет в помощи старой подруге… Прибавь-ка, внучек, шагу, а то к ужину опоздаем. В «Посохе чародея» уже за стол садятся.
* * *
В «Посохе чародея» уже садились за стол. Дагерта как раз собиралась послать Недотепку за двумя отсутствующими гостями, когда наверху, на галерее, распахнулась и тут же захлопнулась дверь.
По лестнице ринулся вниз Намиэл… вернее, попытался ринуться, но споткнулся на верхней ступеньке, кубарем покатился вниз, поднялся, опираясь на перила.
И заговорил. Горячо, бессвязно…
Но его поняли. Сразу. И сразу поверили. Потому что все чувствовали: рядом творится что-то непонятное и скверное.
– Мы, значит, весь день его тварь кормим? – воскликнула одна из сестер.
– И перессорились! – гневно подхватила вторая.
– А мне худые советы давал! – возмутилась Дагерта.
– Что, и тебе тоже? – удивился Кринаш.
Тут наверху открылась дверь, из нее осторожно выглянул Эшуаф с Пузатиком на плече.
Все разом замолчали.
Наступившая тишина ввела Эшуафа в заблуждение. Он решил, что все обошлось, мальчишка промолчал… И двинулся вниз, чтобы присоединиться к трапезе.
Уже на нижней ступеньке он заметил пристальные взгляды и дернулся было назад. Но стоящий у лестницы Хиторш сцапал его за шиворот.
– Это из-за твоей твари мне от хозяина досталось? – гаркнул он и так тряхнул Эшуафа, что тот едва из куртки не вылетел.
Пузатик брякнулся на ступеньки – и тут же рядом с ним растянулся дрессировщик.
Оба сразу вскочили и помчались по лестнице на галерею к своей комнате – прятаться. Улепетывали они с проворством, наводящим на мысль о том, что бьют их далеко не впервые.
Но Эшуаф и его питомец опоздали. Мстительные рыжие барышни по второй лестнице взлетели наверх и почти столкнулись с укротителем у дверей.
Эшуаф даже не попытался прорваться в комнату мимо разъяренных девиц: глаза выцарапают! Заметался по лестнице между близнецами и гневно ожидающим внизу Хиторшем: парень не погнался за укротителем, поняв, что тому все равно некуда деться.
Дрессировщик хотел было сигануть через перила, но увидел внизу Дагерту с ухватом и в отчаянии застыл на месте. У его ног, вереща, топтался Пузатик.
Маленький Нурнаш не понимал, в чем дело, но визжал от восторга.
И тут грянул хозяйский, непререкаемый, спасительный глас:
– А ну, не трогать! Не трогать, я сказал! В «Посохе чародея» гостей не бьют. Вот вышвырну его сейчас за ворота – тогда с ним и толкуйте, если догоните.
Эшуаф пискнул:
– Темнеет уже!
– Ничего, до деревни до ночи доскачешь, – безжалостно ответил Кринаш. – А нет – так что тебе ночных тварей бояться? Ты же, ясно-понятно, везучий!
* * *
А на сеновале над конюшней служанка Бирита, напрочь забыв про оставшегося в столице дружка-десятника, выражала кучеру Джайчи свою благодарность за спасение от грабителей. Крепко так выражала, сердечно, темпераментно и уже второй раз. Причем со взаимным удовольствием, потому что бывший боцман «Седой волны» был хоть и не молод, но силен. И на нежные женские чувства ответить мог так, что потом самому вспомнить не стыдно было.
Когда вторая вспышка благодарных чувств утихла, служанка хотела высказаться как раз в том смысле, что иные моряки зрелых лет могут поучить городских молокососов обращению с женщинами. Но тут кучер приподнялся на локте и спросил:
– Что там за гам?
Служанка тоже услышала шум и с любопытством вскинулась:
– Ой, глянем!
Оба подобрались по сену к крошечному оконцу и приоткрыли его.
– Да это ж тот гость… со зверушкой. Чего это он на ночь глядя уезжает?
– А чего все столпились и шумят?
– Да кто ж так седлает коня, а?
– Едет… А что это… ой! Дагерта ему вслед – поленом!
– Ты глянь, попала! По башке! Во ручка у бабы…
* * *
– Врал он насчет удачи, – хохотнул певец Арби. – Вон как его госпожа Дагерта поленом проводила. Это везение, да?
– А ведь он куда-нибудь прискачет… – тревожно вздохнула Дагерта. – И опять за свои пакости возьмется!
– Ясно-понятно, возьмется! – повел плечом хозяин. – Ну и что? Один он, что ли, бродит по свету, наживается на людской злобе да подлости? Всей-то разницы, что другие – без зверушки.
* * *
За поворотом дороги Эшуаф заново переседлывал наспех оседланную лошадь. Норовистая вороная злилась и боком теснила хозяина в глубокий снег.
Эшуаф поднял руку, потрогал затылок и громко возмутился:
– Больно, демоны меня сожри! Если б не шапка, так бы башку и пробило… А всему ты виной, паучище разжиревший!
Из-под крышки стоящей в снегу корзины донеслось презрительное похрюкивание. Разжиревший паучище явно не сочувствовал хозяину.
– У, брюхо шестиногое! Куда с тобой ни сунься, везде побить норовят! А как до трепки дойдет, так про хозяина забываешь, всю удачу на себя тратишь… чтоб тебе не перепало чем тяжелым… у, тварюга ненашенская!
Судя по звукам, доносящимся из корзины, ненашенская тварюга веселилась вовсю.
– И все бы тебе жрать, утроба ненасытная! Я и не живу вовсе – знай тебя кормлю. Деньги есть, а себе на радость их и потратить некогда: для тебя еду добываю, мерзость ты пузатая!
Пузатая мерзость распрыгалась в корзине так, что чуть ее не перевернула.
– А эти… эти… сразу драться! Можно подумать, я их силой заставлял что-то скверное делать! У кого в душе грязь была, у того она наружу и вылезла, а колотят почему-то меня!
Эшуаф снова потер затылок там, куда угодило брошенное от всей души полено.
– Нет, ну почему этот прохвост, что мне тебя всучил, не предупредил, что тебя можно только продать? Не бросишь тебя, не потеряешь… даже убить не получается, такая ты сволочь везучая!
Везучая сволочь по-поросячьи завизжала в корзине. Она была целиком согласна с хозяином: не бросишь, не потеряешь, не убьешь!
– Да и удача от тебя скверная – кривая, гнилая… И ни семьи у меня, ни друзей – когда их завести? Я ж только и знаю, что встречных-поперечных на дурное подбиваю. Одно родное существо и есть, чтоб оно сдохло! У-тю-тю, Пузатик… тварюшка-лапушка, столько трюков знает, так славно публику потешает… у-у!..
Не удержавшись, Эшуаф дернулся отвесить по корзине пинка – но промахнулся, с маху ударил ногой в мягком сапоге о спрятавшийся в снегу древесный корень. И с воплями и бранью запрыгал на одной ноге под несущееся из корзины довольное хрюканье.
* * *
Утро, ласковое и ясное, тихонько пришло в «Посох чародея».
Словно чувствуя себя виноватыми за недавние злые мысли, все были приветливы и добры друг к другу.
Кринаш, которому вчера Эшуаф посоветовал выгнать Недотепку из дому («Какой с нее прок, только хлеб жрет!»), похвалил девочку за то, что догадалась постелить в трапезной чистые тростниковые циновки, и пообещал заказать ей у топоровского сапожника новые башмаки.
Дагерта к завтраку состряпала любимую мужем кашу с кусочками копченого мяса. А на добродушно-ворчливое «Балуешь ты меня!» – ответила нежно: «Да как же тебя не кормить, хозяин ты наш, весь дом на тебе держится!»
Даже Хиторш, досадуя, что позволил заезжему прохвосту собой командовать, догнал у ворот идущую по воду Айки и выдавил из себя: «Ты… это… не злись».
Просить прощения Хиторш не привык и не умел, но умница Айки оценила его порыв. Вместо того чтобы отвернуться и поспешно пробежать мимо, ответила мирно: «Да ладно!..»
Вот такое это было утро…
А две сестры у себя в комнате вовсю мирились.
Вчера они допоздна выясняли, кто из них глупее выглядел в этой истории. Так и уснули, наревевшись, обидевшись на весь мир и чувствуя себя глубоко несчастными.
А проснулись с желанием сладко каяться и объяснять сестре, что все на свете мужчины – не причина для ссоры близких людей.
Именно это они наперебой говорили, заботливо причесывая друг друга.
– Да кто он вообще такой, этот Намиэл?
– Слизняк.
– Тряпка.
– Только от него и толку, что про этого мерзкого Пузатика всем рассказал.
– А давай прямо сейчас к нему пойдем. Вот причешемся и пойдем. И пусть скажет, на ком из нас он женится.
– Да-да, а другая отступится без обиды.
– Было бы из-за кого обижаться!
– А я еще кое-что придумала! Давай не сразу вернемся домой. Я узнала такое… интересное!
– Ой, я тоже тебе хотела сказать…
– Нет, я, я первая!.. Вот послушай, что ты об этом думаешь: «Меж Барсучьим Хороводом и Зубами Реки отыщи Улыбку Рыси…»
– Откуда ты знаешь?.. «Ступай туда, куда смотрит Рысь…»
– Да ты… ты… Тебе господин Челивис рассказал, да?
– Какой еще… Ах, который с Эшуафом в «радугу» играл? Он-то тут при чем? Я из нашего женишка вытряхнула правду. Клады сюда приехал искать, оболтус!
– О-о! Да единственный клад, который он может заполучить, это ты или я.
– Верно. Пойдем?
– Подожди, я тебе воротник поправлю… вот! Идем!
Обе пошли к комнате Намиэла.
Дверь была приоткрыта, и сестры сразу поняли, что момент для своих требований они выбрали неудачный. Жених был не один.
Из-за двери донеслось:
– До чего же я устал! Они меня рвут на части! А я и выбрать не могу. Они ж одинаковые, даже в глазах рябит…
* * *
Сотник Литисай и Челивис сидели в комнате Намиэла, пили вино, которым он их угощал (лучшее из того, что нашлось на постоялом дворе), слушали жалобы наследника Жервила-и-Винниграя, но не могли проникнуться трагизмом его положения. Ну, не казалась им такой уж невыносимой жизнь здорового, богатого, избалованного юноши, которому предстоит жениться на красивой и славной девушке. Тоже, кстати, богатой.
А Намиэл тосковал:
– Они меня рвут на части! А я и выбрать не могу. Они ж одинаковые, даже в глазах рябит!
Челивис не стерпел такого наговора и поклепа:
– Одинаковые? Да что ж господин такое говорит! Очень даже разные. Госпожа Маринга – яркая, хитрая, отважная, с великолепным характером. А сестренка ее – та попроще…
Тут не выдержал сотник Литисай:
– Попроще? Госпожа Аймара? Да вы поищите вторую такую! Она же умница! И золотое сердце! А что до отваги, так много вы видели девушек, которые бы прыгнули с моста в реку, чтобы спасти тонущего щенка?
Намиэл не обратил внимания на эти горячие слова. Он тупо и измученно глядел перед собой.
