355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ольга Дашкевич » Шаман (СИ) » Текст книги (страница 7)
Шаман (СИ)
  • Текст добавлен: 8 мая 2020, 21:00

Текст книги "Шаман (СИ)"


Автор книги: Ольга Дашкевич



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Мы обошли здание по узкой дорожке, выложенной терракотовой плиткой, и вышли на широкий асфальтированный задний двор ресторана. Кроме мусорных баков, тусклого фонаря и парочки темных автомобилей, там ничего не было. И ни души.

– Вот блин, – Иван огляделся. – Пошли отсюда. Надо идти на стоянку – придут же они к машинам, никуда не денутся.

Это было разумно. Действительно, единственно место, куда Тошка с Нэнси, вместе или по отдельности, должны были прийти наверняка, это муниципальная стоянка, где остались наши автомобили. И мы пошли туда, невольно ускоряя и ускоряя шаги, но не решаясь признаться друг другу в том, что неизвестно почему все больше нервничаем.

Проходя мимо винтажной лавки с печальными манекенами, одетыми в нарочито безумные наряды, я поежилась: манекены выглядели как-то неожиданно зловеще в полуосвещенных витринах. Один из манекенов, – лысая красотка в полуспущенных чулках с широкими кружевными подвязками и сбившейся набок шляпе, – вдруг напомнил мне Нэнси. Я обернулась на нее, проходя, и мне показалось, что она мне подмигнула нарисованным синим глазом с криво приклеенными накладными ресницами.

Улица на другой стороне уходила на мост через реку Делавер. Мост вел в Ламбертсвиль, маленький викторианский городок на том берегу. По нему, несмотря на поздний час, довольно густо двигались автомобили и мотоциклы, и я услышала сердитые сигналы – видимо, какой-то подвыпивший идиот умудрился забрести с отгороженной пешеходной дорожки на проезжую часть. Разглядеть, что там происходит, я не могла, но Иван внезапно остановился, вглядываясь, и вдруг молча бросился через улицу к мосту, не обращая внимания на красный свет. Не успев сообразить, что к чему, я побежала следом. И, добежав до противоположного тротуара, увидела Антона. Он шел по мосту со стороны Ламбертсвиля навстречу движению, пошатываясь, как пьяный, и не замечая отчаянно гудящих автомобилей. Длинноногий Иван, далеко обогнав меня, выскочил на мост, схватил друга в охапку и поволок через ограждение на пешеходную дорожку. Группа людей на тротуаре с опаской наблюдала за происходящим.

– Наркоман, наверное, – равнодушно сказала высокая девушка в длинной майке и велосипедных шортах. – Развелось их тут…

Задыхаясь, я подбежала к Ивану, который тряс Тошку за плечи и яростно повторял:

– У тебя что – крыша поехала?!.. Куда ты вылез? Ты пьяный, что ли?..

– Не тряси его!.. Тош!.. Ты цел? – я схватила моего мальчика за руки и тут же отшатнулась. – Иван! У него кровь!..

Иван, чертыхаясь, подтолкнул друга к свету уличного фонаря, и я в ужасе увидела поперек Тошкиной правой ладони очень глубокий, длинный и сильно кровоточащий порез. Края раны вывернулись наружу, как сердцевина разрезанного плода.

– «Скорую» надо, – Иван, одной рукой поддерживая Антона, сунул другую в карман и достал мобильник.

– Не надо, – сказал Тошка глухо. – Нэнси… ищите Нэнси.

Он начал садиться прямо на тротуар, и я опустилась на колени вместе с ним.

– Тош, ты чего?..

– Я звоню 911, – Иван выпустил Тошкино плечо, и тот сразу откинулся на ограждение и закрыл глаза.

– Тош?..

– Да он отрубился, Вера, ты что, не видишь?.. Алло, алло!..

Иван быстро говорил что-то в трубку мобильника, а меня начало трясти, как в лихорадке, я тупо смотрела на кровь, тяжелыми каплями скатывающуюся на серый асфальт, и тщетно пыталась заставить себя прекратить панику.

«Скорая» подъехала минут через пять, впрочем, я не уверена – может быть, прошел год. Патрульная машина оказалась на месте еще раньше – видимо, кто-то из водителей успел позвонить. Полицейские задавали мне какие-то вопросы, но я не обращала на них внимания, и они переключились на Ивана. Иван был бледен до синевы, хотя и старался выглядеть спокойным. Мне было наплевать и на него, и на полицейских, и вообще на всех окружающих. Я даже забыла о Нэнси. Весь мир для меня сомкнулся на Тошкиных закрытых глазах, на его лице, на носилках, на прозрачном пластиковом пузыре капельницы, которую держал над его головой медбрат. Я не понимала, почему он потерял сознание. Ну, да, порез был глубокий, и крови было много, но ведь мой мальчик не институтка, валящаяся в обморок от вида крови, – он солдат, и не просто солдат, он Джи Ай… До приезда медиков я ощупала его со всех сторон, ища другую рану, более серьезную. Но ее не было. А Тошка так и не пришел в себя.

Женщина в синей униформе подсадила меня в «скорую» следом за носилками и убрала выдвижную ступеньку.

– Вера! – крикнул Иван. – Возьми Анюткин мобильник! Позвонишь из госпиталя!

Я молча протянула руку и взяла телефон. Дверцы закрылись, «скорая» тронулась и почти сразу запела сиреной: фельдшер, нагнувшись к носилкам, приподнял Тошкино веко, вгляделся и что-то тихо сказал водителю.

Я стиснула зубы, чтобы они стучали не так сильно.

– Что он принимал? – хмуро спросил фельдшер, разматывая аппарат для измерения давления.

– В каком смысле? – я еле разжала рот.

– Какие наркотики?

– Какие наркотики?!.. – тупо повторила я. – Вы с ума сошли. Он не принимал никаких наркотиков.

Фельдшер неопределенно хмыкнул и до самого госпиталя больше не произнес ни слова. А в госпитале Тошку сразу укатили все на тех же носилках с колесиками в отделение интенсивной терапии, куда меня, естественно, не пустили, и я осталась в большом, ярко освещенном и почти пустом приемном покое с несколькими горемыками, у которых среди ночи неожиданно схватило живот, сердце, печень или что там еще. Вокруг них неспешно двигались медсестры в бледно-зеленых робах и белых кожаных сабо, измеряли температуру и давление, куда-то уводили и увозили страдальцев, на их место со «скорой» прибывали новые… ночь тянулась, близился рассвет. Я бездумно сидела на жестком пластиковом стуле, время от времени выходя на улицу, чтобы покурить. Один раз позвонил Иван, и я сказала ему название и адрес госпиталя. Он обещал подъехать, как только найдет Нэнси. Но время шло, а он не появлялся и больше не звонил. Под утро меня позвали к стойке, и со мной поговорил немолодой доктор-индус. Речь шла о наркотиках.

– Он ничего не употреблял, – твердо сказала я. – Мы весь вечер были вместе…

– Он был наполнен ими под завязку, – доктор устало повел затекшей шеей, не глядя на меня. – Мы его еле вытянули. Не понимаю вашего упрямства, мисс.

– Мы действительно были вместе весь вечер, – у меня на глаза навернулись слезы. – В ресторане с друзьями. И… мы пили только сухое вино! Он был в порядке. Танцевал. Только…

Доктор внимательно взглянул на меня.

– Да?..

– Понимаете, мы потеряли друг друга, когда вечер закончился. Мы… думали, что Антон с Нэнси… Нэнси – это моя подруга… что они ждут нас на улице. Но их там не было. Мы решили пойти на стоянку, где оставили автомобили. И на мосту увидели Антона. Он был в таком состоянии… Я думала, ему плохо.

– Ему плохо, – доктор серьезно кивнул. – Похоже, когда вы разделились, он где-то принял лошадиную дозу. Убийственную дозу, я бы сказал. Вы живете в Нью Хоупе?

– Нет. В Филадельфии. Мы приехали… просто погулять.

– Погуляли, – доктор позволил себе улыбнуться краешком рта. Улыбка вышла невеселой. – А что у него с рукой?

– Я не знаю, – сказала я безнадежно. – Этого не было…

– Наркотиков не было, пореза не было… – доктор вздохнул. – Впрочем, это не мое дело, мисс. Мое дело – поставить вашего друга на ноги.

Внезапно мне в голову пришла одна мысль.

– Доктор, – спросила я медленно. – А как он принял дозу? Я имею в виду – это был укол или…

Тот нахмурился.

– Еще одна странность, мисс. Вены у него чистые. Единственный след от укола… на шее.

– На шее?.. Так почему вы решили, что он сделал это… добровольно?

Доктор пожал плечами.

– Мы ничего не решили, мисс. Мы предположили самое простое – передозировку наркотиков. Согласитесь, она крайне редко случается у тех, кто наркотиков не употребляет.

– А если спросить у него самого?

Доктор как-то странно посмотрел на меня.

– Эээ… мисс… вы сами спросите у него, когда он придет в себя. Пока он… не в том состоянии, чтобы что-нибудь сказать.

– Я могу его увидеть?

– Если только через стекло.

У меня опять застучали зубы. Доктор бросил на меня сочувственный взгляд и мягко предложил:

– Может быть, вам стоит выпить кофе? Я попрошу сестру Вейнмар…

– Спасибо. Я хочу его увидеть.

– Хорошо. Вас проводят.

– Спасибо, доктор, – зубы у меня так стучали, что я начала заикаться. – Было очень приятно с вами познакомиться.

Эта вежливая формулировка отняла у меня последние остатки сил. Мне показалось, что я не смогу подняться с этого жесткого больничного стула и так и умру здесь, не увидев Тошку. В руку мне ткнулся теплый пластиковый стаканчик с кофе. Я подняла глаза и увидела над собой блеклое стертое лицо пожилой медсестры с профессионально-сочувственным выражением.

– Меня зовут сестра Вейнмар, мисс. Выпейте кофе, вы сразу согреетесь. Эти кондиционеры… мы тоже все время мерзнем. Выпейте, выпейте. И я провожу вас к вашему другу.

– Спасибо, сестра.

Я отхлебнула жидкий невкусный кофе, и в этот момент мобильник, висевший у меня на запястье, зазвонил. Чуть не расплескав содержимое стаканчика, я подхватила телефон, откинула крышечку и прижала мобильник к уху.

– Алло?..

– Уууу… – раздалось из мобильника. Казалось, воет какое-то смертельно испуганное животное: – Ууууу… Ве… Вееераа…

Я не сразу узнала голос Нэнси и не успела ничего сказать – она отключилась, телефон дзынькнул и погас.

– Секунду, – сказала я медсестре, холодея, и та, кивнув, отошла.

Я набрала номер мобильника Ивана, забитый в память, и кусала губы в ожидании его ответа. Про кофе я забыла. Жуткий голос Нэнси, незнакомый и дикий, продолжал звучать у меня в ушах.

– Иван! – я старалась говорить как можно тише. Горло у меня сжималось, и звуки получались какими-то рваными. – Иван, мне только что звонила Нэнси. Беги в полицию, пусть они определят, с какого номера она звонила. Сейчас же!..

– Погоди! Она звонила?.. Что она сказала? Где она?..

– Она ничего не сказала. Она… кричала и… выла. Скорее, Иван, миленький. Я тут с Тошкой. Мне сказали, что он принял убойную дозу наркотиков… Он в реанимации. Скорее, Иван. Ищи Нэнси.

Он отключился, я спрятала телефон и, стараясь твердо держаться на ногах, кивнула медсестре. Она молча повела меня к лифту, потом по длинному коридору вдоль остекленных отсеков с высокими кроватями, окруженными медицинской аппаратурой.

За стеклом одного из них – не знаю, которого по счету, – я увидела Тошку.

Я подошла поближе и прижалась к стеклу. Наверное, этого нельзя было делать. Наверное, медперсонал не одобрял таких жестов, потому что ладони оставляют на стекле следы, которые потом приходится вытирать салфетками. Но я прижалась к стеклу ладонями и лбом, потому что прижаться к Тошке не могла, – и сестра Вейнмар мне ничего не сказала. Я стояла там и смотрела на своего мальчика, наверное, год, или два, а он меня не видел. Потом я отняла ладони от стекла, к которому прилипла намертво, и ушла, хотя никогда бы не поверила, если бы мне сказали, что я смогу это сделать.

Глава 5

– Вера!

Иван просигналил мне из своего «крайслера», не заглушая мотора. Он только что подъехал к самому входу в госпиталь и уже открывал для меня переднюю дверцу. Лицо у него было бледное и измученное, волосы обвисли тусклыми прядями, но в глубине глаз горел злой огонек.

– Садись. Курить будешь?

Я кивнула. Сигареты у меня кончились два часа назад, и я вытащила одну из протянутой пачки, щелкнула зажигалкой и с жадностью затянулась.

– Ну, что?

Иван хмуро качнул головой и стал выруливать к воротам.

– Ничего. Телефон, с которого она звонила, принадлежит какому-то Кевину Томпсону из Ламбертсвиля. Копы с ним связались, и он заявил, что телефон забыл вчера в баре. Ну и все. У них нет к нему претензий. Они даже отказались дать мне его адрес. Адрес я все равно узнал… в телефонной книге Томпсонов в Ламбертсвиле аж восемь штук, но этого Кевина там нет, я проверял. Зато, отираясь в участке, я успел заглянуть в компьютер, когда они пробивали телефонный номер. Адрес там был, и я его запомнил. Копы даже не заметили – может, думали, что ничтожный иммигрантишка компьютера в глаза никогда не видел… В общем, адрес у меня есть, и я уже наведался в Ламбертсвиль к этому Кевину Томпсону.

– Ты с ним встретился? Кто он вообще такой? – я нервно стряхнула пепел.

Иван пожал плечами.

– Богатенький буратина. Самого Томпсона я не видел – ломиться в дверь в четыре часа утра все-таки не стал, побоялся, что он в полицию позвонит. А вокруг походил, пригляделся. Старый дом, ухоженный, большой участок, профессионально оформленный ландшафт. Подвал. Отдельный гараж. Все, как надо, короче. Не похоже, чтобы такой респектабельный придурок занимался похищениями красоток, но кто его знает…

– Едем туда. Сейчас уже не так рано. Не до церемоний. Я не знаю, что они там с ней делали… но голос у нее был такой, точно ее живьем расчленяют. И этот порез у Тошки на руке…

– Ты думаешь, это связано? – Иван мрачно смотрел на дорогу, его пальцы на руле побелели.

– Еще как думаю, – я с силой затушила окурок в пепельнице и отвернулась к окну, глядя на пролетающие мимо невинные усадебки и одинаковые жилищные комплексы.

Мы уже подъезжали к Ламбертсвилю. Иван притормозил на заправочной станции, и, пока он заливал бензин, я вошла в стеклянную коробку сервисного центра и купила два стаканчика относительно свежего, горячего, и даже довольно крепкого кофе. Было около семи утра, посетителей в центре почти не наблюдалось, только у стенда с картами для путешественников стояла тощенькая блондинка в розовых шортах и листала глянцевый атлас дорог. Она мельком взглянула на меня и отвернулась, а мне вдруг почудилось нечто неуловимо знакомое в ее лице, и я взглянула попристальней. Где я видела этот характерный поворот головы, эти сложенные сердечком губы, эту высушенную диетами и тренажерным залом фигуру не слишком молодой, но очень ухоженной женщины?.. У меня прекрасная память на лица, но после стресса и бессонной ночи, полной беспросветного отчаяния, я все-таки соображала довольно туго, поэтому так и не вспомнила.

Когда я расплатилась, получила сдачу и вышла на улицу, Иван уже сидел в машине. Я села рядом с ним и сунула его кофе в подставку для стаканов. Он молча вырулил на дорогу, и я краем глаза заметила, как давешняя блондинка торопится от сервисного центра к серебристой «ауди», за рулем которой тоже кто-то сидел. Водителя я не разглядела сквозь тонированные стекла. «Ауди» выехала со стоянки и двинулась за нами следом. Иван не обратил на это внимания, а я почему-то решила на всякий случай поглядывать, не увяжется ли за нами блондинка. Однако «ауди», ловко обогнав нас, унеслась вперед, и я подумала, что у меня, кажется, начинается паранойя.

Дом Томпсона царил в конце тенистой улицы, застроенной старинными особняками, – именно царил, потому что его участок был больше и красивее прочих, да и сам дом по размерам и архитектуре напоминал небольшой замок. К тому же, он был выстроен так, что на нем улица городка заканчивалась – позади не было никаких домов и виднелась зелень запущенного парка, а фасадом он был обращен к основанию улицы, так что остальные усадьбы находились от него на некотором отдалении, и дорога обрывалась как раз у старинных кованых ворот. На обочине было достаточно места для парковки, и Иван пристроил машину у тротуара, заглушил мотор, вышел и окинул взглядом дом, приветливо сиявший чисто промытыми окнами.

– Хорошо живут буржуи, – заметил он не слишком радостно и оглядел свою помятую и несвежую белую рубашку. – Хотелось бы, конечно, в дом попасть. Но, чует мое сердце, нас дальше порога не пустят.

– Посмотрим. – Я решительно направилась ко входу.

Невысокая каменная стена, обрамлявшая усадьбу, венчалась декоративным кованым ограждением, выполненным в том же стиле, что и въездные ворота, сбоку от ворот в стене виднелась изящная калитка. Калитка была заперта, и я нажала на кнопку звонка.

– Да?.. Чем могу быть полезен? – раздался из переговорного устройства приятный мужской голос, чуть искаженный техникой, и я, кашлянув, вежливо сказала:

– С добрым утром. Простите за беспокойство, но мы хотели бы поговорить с мистером Томпсоном. По очень важному делу.

– Входите, прошу вас, – голос был вполне любезен. В замке зажужжало, потом щелкнуло, я нажала ручку и, не раздумывая, шагнула на вымощенную красноватой плиткой дорожку к дому. Иван вошел следом за мной, и калитка за нами захлопнулась, точно вежливый капкан.

Дорожка вела вдоль подъездной аллеи, вкруговую огибавшей пышный цветник, прямо к центральному крыльцу. Дубовая дверь, обрамленная витражными стеклами, была чуть приоткрыта, и мы, не задерживаясь, вошли в просторный, изящно обставленный холл. В конце холла виднелась распахнутая французская дверь в залитую солнцем гостиную и угол белого рояля с откинутой крышкой.

– Доброе утро, – из боковой двери навстречу нам вышел невысокий сухощавый и подтянутый человек в летних бежевых брюках и легкой, по виду очень дорогой рубашке. Он стоял на сверкающем медовом паркете босиком, слегка шевелил пальцами ног и приветливо улыбался, держа в руке красивую керамическую чашку с дымящимся кофе. Его редеющие светлые волосы, еще влажные после душа, были тщательно причесаны, но чуть топорщились надо лбом, светло-голубые глаза за стеклами очков в тонкой металлической оправе смеялись. Он производил удивительно приятное впечатление, ему хотелось улыбаться в ответ и болтать о разных пустяках. Но нам было не до пустяков.

– Здравствуйте, – Иван чуть отодвинул меня в сторону легким успокаивающим движением. – Вы мистер Томпсон? Меня зовут Иван Латышев, а это Вера Воронцова. Можно просто Иван и просто Вера. Мы к вам по делу… – он запнулся, но взял себя в руки и продолжил: – Вчера вечером пропала моя жена Анна, а ночью она позвонила Вере на мобильный с вашего телефона…

– Да-да, – голубые глаза посерьезнели. – Мне звонили из полиции около трех часов утра. Я вам очень сочувствую. Но, видите ли… к сожалению, я ничем не смогу вам помочь. Как раз именно вчерашний вечер я провел в баре… Я иногда выбираюсь туда по выходным, и вчера был как раз такой случай. И, поскольку я невероятно рассеян, я, кажется, забыл там свой телефон. И даже ни разу не вспомнил о нем, можете себе представить? Только когда мне позвонили из полиции, я спохватился, осмотрел все карманы и пришел к выводу, что, скорее всего, оставил телефон еще вечером на стойке. Его мог взять кто угодно. Это невероятно прискорбный случай, и мне очень жаль. Может быть, я могу предложить вам чего-нибудь выпить? Для спиртного сейчас, конечно, еще рановато, но вы не спали всю ночь, так что, может быть, кофе?.. Я варю довольно приличный кофе, научился, когда был в экспедиции в Африке. Арабы готовят этот напиток совершенно изумительно, только нужно правильно поджарить зерна…

Он слишком много говорил. Но его глаза светились таким неподдельным сочувствием, что мы с Иваном как-то размякли и согласились выпить кофе. Просторная кухня, отделенная от столовой неширокой барной стойкой, вся пропахла этим кофе, и запах был действительно умопомрачительный. Томпсон усадил нас в уютные плетеные кресла у маленького круглого стола и вручил каждому по чашке. На стол были поставлены серебряная корзинка с кексами, такой же изящный молочник и сахарница. Хозяин устроился на высоком стуле у стойки и, слегка болтая, точно мальчишка, босой ногой, принялся участливо и деликатно расспрашивать нас о подробностях вчерашнего вечера. Его любопытство, как ни странно, не выглядело неуместным. Он явно искренне сопереживал Ивану, потерявшему жену, и старался его успокоить. Но, несмотря на симпатию, которую вызывал хозяин особняка, несмотря на кофе и кексы, мы с Иваном, не сговариваясь, помалкивали о подробностях. Мы ничего не рассказали, например, о странном случае с оплаченным столиком в ресторане, а о Тошке Иван упомянул вскользь, сказав только, что нашему другу внезапно стало плохо и его увезли в госпиталь.

– Может быть, вы хотите позвонить в госпиталь и узнать, как он себя чувствует? – участливо спросил Томпсон, машинально набивая ароматным табаком небольшую деревянную трубку. – Ах, да, вы можете курить, пепельницы справа на полке. У меня есть сигары и сигарильи, если вы предпочитаете их.

– Спасибо, – отказался Иван, – если вы не возражаете, мы покурим свои… знаете, так привычнее. А в госпиталь мы подъедем попозже, мы ведь только что оттуда, так что ничего нового нам не скажут.

Томпсон не стал выяснять, что именно нам сказали врачи, и я подумала, что он, возможно, вовсе не так любопытен, как мне показалось. Вообще-то, его неожиданное гостеприимство должно было бы нас насторожить, но оно почему-то не настораживало. Рассеянно оглядывая кухню и думая о том, как хозяину удается сочетать в ней безупречный стиль, уют и респектабельность, я бросила взгляд в наполовину занавешенное окно-фонарь за спиной Ивана. Это окно выходило на задний двор и там, за деревьями…

– Что это? – Я не удержалась от возгласа, увидев вдали над пышными кустами роз мраморную крышу чего-то, весьма напоминавшего склеп.

– Что, простите?.. – Хозяин удивленно приподнял бровь и перегнулся на своем стуле вперед, чтобы выглянуть в окно. – А, вы, должно быть, имеете в виду кладбище?.. Я давно привык, не замечаю… Оно очень старое, на нем уже давным-давно никого не хоронят.

– А вам не бывает неуютно от такого соседства? – спросила я, не отрывая глаз от мраморной крыши. – По ночам… Или осенью, когда тут все голое, и деревья не скрывают могил?

– Да нет, – Томпсон пожал плечами. – Я же говорю – я привык. Вы знаете, это даже поэтично выглядит, особенно при полной луне. Начинаешь чувствовать себя персонажем готического романа.

Он рассмеялся и подмигнул мне. Я улыбнулась в ответ и подумала, что наш хозяин, похоже, обладает легким бесстрашным характером и с ним, наверное, хорошо водить дружбу, лазать по горам и опасным ущельям и предпринимать рискованные путешествия в разные экзотические страны. Впрочем, он ведь и упоминал экспедицию в Африку… Наверное, он ученый.

– Вера, нам пора. – Иван поставил на стол опустевшую чашку и потушил сигарету в пепельнице, вырезанной из цельного куска какого-то темного камня. – Было очень приятно с вами познакомиться, – он пожал руку хозяину, легко спрыгнувшему со своего насеста. – Извините нас за беспокойство и большое спасибо за гостеприимство.

– Никакого беспокойства, – заверил Томпсон, провожая нас в холл. – Держите меня в курсе, вот моя визитная карточка, на ней есть телефон… если вдруг вам понадобится какая-нибудь помощь…

Иван взял плотный прямоугольничек черного картона, поблагодарил и засунул визитку в карман джинсов. Пока он это проделывал, я машинально взглянула в овальное зеркало, висящее у входной двери, чтобы поправить, наконец, свои кудряшки. В зеркале отражался кусок гостиной с роялем, а у рояля, вполоборота к нам, стоял с бокалом в руке вчерашний пианист из «Одиллии».

Глава 6

Я не завизжала от неожиданности. Наоборот, опустила глаза. А когда подняла их снова, пианиста в зеркале уже не было.

Мы, наконец, распрощались с мистером Томпсоном, который проводил нас до самых ворот и подождал, пока мы отъедем. Я смотрела в зеркальце заднего вида, как он удаляется по направлению к дому – легкий, стремительный и худощавый, просто Джереми Айронс, – и раздумывала, как лучше сказать Ивану о том, что я видела в холле. Я не сомневалась, что он немедленно повернет назад, чтобы потребовать у Томпсона объяснений, а этого, мне кажется, нельзя было делать вот так, с бухты-барахты. С другой стороны, Нэнси оставалась неизвестно где, и копы нам не звонили ни с какими вестями. Поэтому нужно было спешить, пока еще не поздно. Думать о том, что, возможно, уже поздно, я решительно не хотела.

И я еще должна обязательно сказать Ивану, что его жена ушла с этим киногероем, блондином, даже имени которого мы не знаем… впрочем, я совсем не уверена, что она ушла именно с ним. Когда я их видела в последний раз, они собирались танцевать. Что было дальше, неизвестно. Просто мы больше не видели Нэнси.

– Иван, мы в госпиталь?

– Да, – мы уже миновали окраины Ламбертсвиля и двигались в сторону Доллистауна. – Глянем на Тошку и будем думать, что делать дальше.

– Иван… Послушай.

Иван бросил на меня настороженный взгляд.

– Что?..

– Мне кажется, нам надо вернуться.

– Почему? Ты что-то заметила там, в этом доме?

– Да.

Я глубоко вдохнула, потом выдохнула и быстро рассказала ему и о пианисте, и о том, что в последний раз видела Нэнси рука об руку с блондином. Пока я рассказывала, он свернул, и теперь мы возвращались назад параллельным курсом. Иван даже не обругал меня за то, что я тянула с объяснением. Он молча смотрел на дорогу перед собой, и у меня сердце заныло от жалости.

– Иван…

– Помолчи, Вера. Я думаю.

На этот раз он припарковал машину на другой улице, у самого края кладбища, заглушил мотор и сказал:

– Значит, так. Ты сейчас пойдешь к Томпсону и отвлечешь его на некоторое время. Скажешь, что нам позвонили из полиции и… я не знаю, что-нибудь придумаешь. А я подберусь со стороны кладбища и осмотрю задний двор и сад. Попробую… попробую заглянуть в подвал. Нет, стоп. Это опасно. Сиди в машине. Я сам. Если ты не обозналась, и это был действительно пианист, тогда… слишком много совпадений.

– Иван, я пойду к Томпсону, – я решительно открыла дверцу. – Ты обязательно попадешься, если отправишься туда без прикрытия. А я его отвлеку.

– Сиди, я сказал! – Иван слегка повысил голос. – Если мы попадемся оба, будет лучше?

– Да что он мне сделает среди бела дня?..

– Не знаю. Что угодно. Дом далеко от других, кричи – не кричи, никто не услышит. Нет уж, сиди.

И я осталась. А Иван вышел из машины и, оглядевшись по сторонам, пропал между деревьями на кладбище.

Я сидела и ждала, машинально наблюдая за перекрестком, и мне показалось, что прошло уже больше часа, когда появилась серебристая «ауди». Законопослушно притормозив на перекрестке, водитель медленно тронулся по параллельной улице в сторону дома Томпсона. Я не сомневалась, что «ауди» направляется именно туда, потому что в том конце не было больше ни одной усадьбы. Всего пара минут у меня ушла на то, чтобы убедить себя в том, что мне просто необходимо подобраться к дому. Теперь я вспомнила блондинку из «ауди»: она была вчера в «Одиллии», именно там я ее и видела!..

Мне несказанно повезло: калитка оказалась закрытой неплотно. Видимо, уходя, мы с Иваном не защелкнули замок. А значит, я могла не звонить и не карабкаться через ограду, которая вполне могла быть снабжена сигнализацией, а проникнуть на территорию усадьбы без лишнего риска. Миновав калитку, я не пошла по дорожке вокруг цветника, а сразу свернула в сторону и, прячась за кустами ухоженных роз, подкралась к дому со стороны террасы. И тут мне повезло второй раз. Французская дверь, ведущая в дом, отворилась, и на террасу вышли все четверо: мистер Томпсон, пианист, блондинка и ее спутник – холеный парень лет двадцати пяти, похожий на итальянца. Блондинка нервно курила вонючую сигарилью. Итальянец показался мне знакомым. Не он ли торговал в лавке с горгульями?.. Но разглядеть его более внимательно я, конечно, не могла.

Я забралась под прикрытие роскошного рододендрона, чьи ветки опускались почти до земли, затаилась и стала вслушиваться.

– …в Доллистауне? – спросил Томпсон.

Итальянец что-то ответил, но я не разобрала.

– Мальчишка в коме, – вмешалась блондинка. У нее был резкий голос, и говорила она довольно громко.

– Это сегодня, – лениво заметил пианист и стряхнул пепел своей сигары через перила почти мне на голову. – Завтра он может прийти в себя.

Томпсон что-то сказал.

– Да клянусь тебе, – пианист мотнул длинными волосами и повернулся ко мне спиной. – Я видел собственными глазами. Дамасская сталь!.. – он понизил голос. – Щенок поймал кинжал голой рукой.

– И?

– И клинок сломался пополам.

– Не верю, – Томпсон подошел поближе – его стало лучше слышно. – Может, вы с Рыбаком купили кинжал по дешевке в какой-нибудь мусорной лавке?

– Да нет же, – блондинка обиженно взмахнула сигариллой. – Это папочкин кинжал. Родовой. Настоящий! И, к твоему сведению, Пасечник, это была не просто дамасская сталь…

– Отказываюсь верить, – голос Томпсона стал тяжелым, как грозовая туча. – Я отказываюсь в это верить, Плотник. Он же не… тьфу!.. Да что вы мне пытаетесь сказать?!

– Что было, то и говорим, – пианист пожал плечами. – Рыбак разложил девицу на алтаре. Она уже ничего не соображала. Рыбак поднял кинжал, и тут мальчонка подставил руку. Правую. Мы-то были уверены, что он… мммм… витает в облаках – им еще в ресторане понемногу капали в вино, а на последнем танце Магда заставила его выпить с нею на брудершафт. В бокале, ты сам понимаешь, была хорошая доза.

– Я не понимаю, зачем вы его вообще потащили с собой? Я велел вам взять девку. Вам что – было мало девки?

– Спроси у Магды. Это она его захотела. Парень экзотический, ты же его видел. Хотя можно было с тем же успехом любого другого китайчонка взять, их теперь развелось…

Томпсон задумчиво побарабанил тонкими пальцами по перилам.

– Да нет. У Магды настоящее чутье. Парень не китаец.

– А кто же? – я услышала, как недоверчиво хмыкнул пианист. – Ну, чарли. Или полукровка.

– Нет, и не японец… Ты не забывай, Плотник, я все-таки этнограф. Магда, ты была у него в госпитале?

– Была, – каркнула Магда.

– Ты его осматривала? – небрежно спросил Томпсон.

Я прикусила ладонь, чтобы не выдать себя.

– Да, – помедлив, ответила блондинка.

– Нет ли у него татуировок на теле? Узоров? Необычных родинок?

– Татуировок нет, – сразу ответила Магда. – А родинки – да. Под левым соском. Несколько… ммм… небольших темных родинок образуют правильный треугольник. Я сразу обратила внимание. Даже подумала сначала, что это тату. Но это не тату.

– Тэнгэрийн-тэмдэг? – непонятно сказал Томпсон. – Да нет, не может быть. Но, с другой стороны, дамасский клинок… Вот что… – он задумался, потом слегка хлопнул ладонью по перилам. – Магда, кто там у нас в госпитале?

– Дункан, он дежурит завтра. И сестра Вейнмар… но она…

– Я знаю, что она не посвященная, – перебил Томпсон. – Но завтра может быть поздно. Мальчишка должен умереть сегодня ночью. В другое время я бы не отказался получить его живьем. Но вы все испортили… Плотник, скажи Рыбаку, пусть придет. Я ему оборву… короче, пусть придет.

Пианист молча кивнул и скрылся в доме. Блондинка пошла было следом, итальянец поднялся с плетеного кресла и потянулся за ней, но хозяин остановил их властным жестом.

– Магда, ты меня поняла? Не будить, не шевелить, ничего. Пожалуйста, без твоих обычных штучек. Мальчик может оказаться очень опасен, и ты с ним не справишься.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю