Текст книги "Шаман (СИ)"

Автор книги: Ольга Дашкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Ты правда так хочешь поехать в этот Нью Хоуп?

– Угу. Правда. Я просто хочу поехать с тобой – куда-нибудь. С тобой. Только не говори, что я могу поехать с Иваном и Нэнси на их машине. Я хочу с тобой, Тош.

Он усмехнулся и притянул меня поближе к себе. Он всегда такой теплый, прямо как печка. Мой теплый мальчик. Я прижалась к нему и замерла, зажмурившись.

– Хорошо, – сказал он мне в волосы. – Поедем. Вечером, да?.. Машину возьмем, или они за нами заедут?

– А ты как хочешь? – я говорила невнятно, потому что уткнулась губами в его шею. – Тебе удобней самому вести, или пусть Иван?..

Он слегка пожал плечами.

– Я бы на нашей поехал. Нэнси меня терпеть не может, ты же знаешь. Потом, у них с Иваном ноги длинные, они вечно отодвигают сиденья до предела. Тебе-то ничего, ты же пигалица, а я куда должен свои мослы девать?.. Давай на нашей.

Наша старенькая серая «шеви-малибу», которую Иван сторговал для Тошки у своего босса буквально за копейки, бегала пока вполне достойно, а до Нью Хоупа от нас всего-то с полчаса езды по холмистой дороге, на которой то и дело попадаются, переходя друг в друга, маленькие городки графства Бак – предместья Филадельфии. Там много русских – Бакс Каунти модное место, и земля в нем дорогая, однако наших снобов это не останавливает. Глядя на их особняки с бассейнами, американцы только удивляются, откуда у этих людей с резким славянским акцентом деньги на такие хоромы. А вот меня эти хоромы не привлекают: уж очень помпезны. В Нью Хоупе таких практически нет – там старые дома, узкие улочки, да и русские почти не живут: даже успешным программистам это не по средствам, Нью Хоуп очень дорогой город, город-заповедник, вроде Манхэттенского Гринич Вилледжа.

Вообще-то, у меня есть мечта – купить старый викторианский особняк в Филадельфии возле парка. Мы однажды ездили гулять в парк, и я увидела этот дом, с высокими узкими окнами, с эркером и мансардой, старый-престарый дом из потемневшего от времени красного кирпича, увитый плющом и окруженный двором со столетними вязами и каменной скамьей под ними… Но у нас на это нет денег – и никогда не будет, я думаю.

– Тош…

– Ммм?..

– Ты бы хотел купить дом? Ну, чтобы жить в своем доме, а не на съемной квартире… чтобы двор… чтобы деревья…

– Ты про тот красный? С плющом?

Интересно, откуда он узнал? Я ему точно ничего не говорила. Тошке наплевать, где жить. Мне иногда кажется, что он способен жить в картонной коробке под мостом, настолько все это не имеет для него значения. А про тот дом я и Нэнси-то не сказала – она подняла бы меня на смех, ей нравятся белые виллы с огромными парадными окнами и бассейном на заднем дворе.

Но Тошка вот догадался. Я уверена, что мой рассеянный мальчик умеет читать мысли.

– Правда же, он сказочный?

– Правда же. Свари еще кофе, а?

Я оторвалась от него с трудом, как будто выбираясь из теплого уютного гнезда в ледяную ночь, и пошла варить кофе, потому что ему нравится мой кофе, и даже нравится смотреть, как я его варю: он однажды сказал, что это у меня получается очень красиво. «Ты так грациозно все это делаешь», – сказал он, и я с тех пор каждый раз, крутясь у плиты, думаю о том, что я, оказывается, делаю это «грациозно», и старюсь соизмерять каждый свой жест, чтобы он получался плавным, изящным и, по возможности, сексуальным.

Антон поднялся с кровати, пришел на кухню и встал, прислонившись плечом к притолоке и наблюдая за мной.

Я насыпала кофе в джезву, где уже слегка поплыл на огне тростниковый сахар со специями, чуть-чуть убавила огонь и сказала, не оборачиваясь:

– Я тебя люблю.

– И я тебя люблю, – ответил он серьезно.

– Я тебя больше.

Конечно, конечно, я ждала, что он будет спорить. Даже дыхание затаила.

Но он промолчал.

Глава 2

– А кабаре там сегодня нет?..

Нэнси нетерпеливо переступала с ноги на ногу рядом с Иваном, рассматривающим программку ресторана «Одиллия». В «Одиллии» несколько раз в месяц устраивалось кабаре-шоу, и склонная к неумеренной роскоши в быту Нэнси никак не хотела упустить возможность провести вечер шикарно и с размахом.

– Нет, – с сожалением сказал Иван, – сегодня только пиано-бар. Но это позже. Можем пока погулять.

На Мэйн-стрит было, как обычно, полно народу. Бледные готы в шнурованных ботинках и драных чулках, панки с трехцветным хайром, стареющие хиппи, свободные художники, байкеры в кожаных жилетках и разноцветных банданах, роскошные девки в джинсовых шортах, обрезанных по самое не могу, добропорядочные буржуа обоего пола, и обязательный символ викторианского туристического шика: лошадь с белой каретой, лениво цокающая по узкой мостовой.

В главном соборе Нью Хоупа был устроен отель с рестораном и танцзалом, столики в саду, помпезная провинциальная роскошь. Когда я впервые увидела превращенную в ресторан церковь, я была в шоке. Ну да, ну да, не мне, русской, говорить – коммунисты вообще устраивали в церквах общественные туалеты и склады с гнилой картошкой. Но ресторан… Я не могла бы, наверное, объяснить, почему мне кажется, что это еще хуже сортира. Может быть, из-за денег? Церковь и деньги кажутся мне еще более несовместимыми, чем церковь и дерьмо. Может быть, потому, что в случае с коммунистами налицо было страдание за веру. А в случае с капиталистами – извлечение прибыли из того, что когда-то было верой. А может быть, у меня действительно, как считает моя дорогая подруга, как-то неправильно устроены мозги. В любом случае, ресторан в соборе вызывает у меня отвращение. Нэнси потащила было нас туда, но я уперлась, как мул, – один из тех ушастых сереньких трудяг, что до сих пор таскали на веревках по древнему каналу не менее древний речной трамвайчик. Изображения мулов здесь попадались на каждом шагу – в виде фресок, статуй, садовых скульптур. Разрисованные всеми цветами радуги – в горошек, в полоску, в цветочек, – они очень украшали Мэйн-стрит и прилегающие к ней тихие улицы.

– По-моему, готических задниц стало заметно больше, – пробормотала Нэнси, рассеянно оглядываясь по сторонам. – Скажи, Верочка?.. Когда мы были здесь в последний раз, я что-то не видела такого засилья черных ногтей и бледных физиономий. И вон та лавка с горгульями, видишь? Мне кажется, в прошлый раз ее не было.

– Да брось ты, тут бизнесы должны появляться и исчезать со скоростью света, – отмахнулся Иван. – Золотое дно. Один прогорел – пять новых возникли… Пойдемте лучше кофе выпьем. Или еще можно пройтись через мост до Ламбертсвиля и там поужинать в какой-нибудь французской кафешке. Там есть одна, я помню…

– Нет, ужинать мы будем в «Одиллии», – твердо заявила Нэнси. – Я хочу пиано-бар и легкий флирт под звуки музыки. Для чего я красилась два часа, по-твоему? Мы так редко куда-нибудь выбираемся, имею я право оторваться на полную катушку?

– Ты уже отрывалась, – напомнила я. – В Нью-Орлеане. Помнишь, чем кончилось?..

В Нью-Орлеане все кончилось плохо, этого даже Нэнси с ее чувством противоречия не могла отрицать. С другой стороны, если бы не наша поездка туда прямо в канун урагана и наводнения, я никогда не встретилась бы с Антоном. А Нэнси с Иваном, вполне возможно, так и не пришло бы в голову пожениться.

– О, каамоон! – Нэнси беспечно махнула рукой. – Я теперь перед выходом из дома всегда смотрю прогноз погоды. И беру с собой зонтик.

Мы неторопливо двигались в толпе, иногда заглядывая в ярко освещенные лавки, полные экзотических вещиц, серебряных украшений, статуэток, стилизованного под старину оружия. Мой утонченный мальчик надолго застревал в крохотных арт-галереях, меня тянули к себе антикварные магазинчики с их древним барахлом, пахнущим пылью и временем. Нэнси с Иваном дружно западали на каждую лавку, торгующую кожей, неважно, что цены в Нью Хоупе кусались почище нью-йоркских, и мы все равно не могли позволить себе купить даже завалящий бумажник из лайки, даже нефритовую фигурку Будды величиной с мизинец, даже треснувшее китайское блюдце изумительного прозрачного фарфора. Денег у нас было в обрез, раз мы собирались провести вечер в таком респектабельном месте, как «Одиллия».

Быстро темнело, и городок стал еще нарядней от множества ярко освещенных витрин, свечек в стеклянных бокалах, горящих на столиках в каждом уличном кафе, от подсветки фонтанчиков на лужайках маленьких гостиниц. И толпа стала еще гуще, особенно у баров, где клубился дым коромыслом и стоял крепкий пивной дух. Все столики в открытых кафе по обе стороны улицы были заняты, и мы решили, что следует поспешить, если не хотим остаться без ужина.

– Смотри, какой роскошный кадр! – Нэнси подтолкнула меня локтем и быстрым движением сигареты, которую курила на ходу, указала направо. Там, на открытой веранде пивного бара, сидел действительно потрясающий парень: высокий поджарый блондин в калифорнийском стиле – ровный загар, широкие сильные плечи, выгоревшие пряди, белоснежные зубы, узкие бедра, синие глаза и мощная ширинка породистого жеребца, подчеркнутая классически потертыми джинсами.

– Голубой, конечно, – вздохнула Нэнси, с большим сожалением оглядываясь на этот идеальный образчик мужского шарма. – Вот беда. Что ни красавчик, то гей. Разбазаривание генетического материала…

– Ну, не обязательно, – вступилась я неуверенно, понимая, что Нэнси, скорее всего, права: так выпячивать свои достоинства позволяют себе в этой стране всеобщего ханжества и стерильной бюргерской морали только геи. Приличные отцы семейств носят мешковатые штаны, скрывающие скучные задницы клерков, и просторные майки, не скрывающие, увы, вопиющих пивных животов.

– На кого это вы там загляделись? – ревниво поинтересовался Иван, подхватывая Нэнси под руку. – Пошли, пошли! Надо Тошку вытаскивать, что-то он застрял в этом подвале!

Он толкнул дверь, и мы оказались в лавке, стилизованной под мрачное подземелье.

Здесь торговали якобы предметами искусства, но явно готической направленности: со стен пялились ужасные морды сатиров и горгулий, на специальных подставках висели амулеты разной степени мрачности. Уроборос во всех мыслимых вариантах – от браслетов до вышивки на шелке – непрерывно свивался в кольцо, пожирая собственный хвост. От благовоний, курящихся в каменных вазах, воздух казался плотным, тяжелым и приторно-сладким. Ритуальные ножи устрашающих форм лежали под стеклом прилавка, висели на стенах, и пламя светильников, искусно выполненных в виде факелов, оставляло на их лезвиях кровавые отблески. На отдельной полке у стены стояли книги – и новые, и довольно потрепанные. Я пробежалась глазами по корешкам: «Библия проклятых» Вендри де Савьери в двух томах, «Мистерия Темной Луны» Тимоти Родерика, Папюс, Ошо, «Записная книжка дьявола» Шандора Ла Вея, еще, разумеется, Алистер Кроули, несчастный сынок религиозных фанатиков-протестантов и папа сатанизма, почему-то скандинавские мифы и даже Гурджиев в переводе на английский. Там были еще какие-то книги, названия которых мне ни о чем не говорили, и огромное количество дешевых изданий в мягких обложках – похоже, пособия по оккультизму для начинающих.

– Ого, – со смешком сказал Иван, останавливаясь у полки. – А «Гримуар Папы Гонория» у вас имеется? Нет? Жаль, жаль!..

Он рассмеялся, а мне показалось, что темные глаза продавца, пауком притаившегося за прилавком, странно блеснули.

– А что это за «гримуар» такой? – рассеянно полюбопытствовала Нэнси, изучая кольца, покрытые замысловатым узором. – Смотри, Вера, шайтанский агат!.. Может, мемуар? Воспоминания?

– Гримуар – учебник черной магии, – тихо произнес Тошка за моей спиной. Я вздрогнула – он всегда ходил неслышно, как кот. – А «Гримуар Папы Гонория» до сих пор считается самым зловещим из них. Ты бы так не шутил, Иван. Или хотя бы, если уж болтаешь, болтай по-русски. Мне это место не нравится.

– Да ну, брось, – Иван пожал плечами. – Ты что, мало таких лавчонок видел? Все, что требуется для легкого щекотания нервов тупого обывателя. Сплошные подделки. Ничего страшного.

– А ты-то откуда знаешь? – Нэнси недоверчиво уставилась на него. – Тоже мне, продвинутый… магистр черных дел!

– Ну, не магистр, – Иван, кажется, слегка обиделся и даже убрал руку с плеча Нэнси, в то время как Антон незаметно, но решительно подталкивал нас к выходу из лавки. – Но я в колледже брал курс «История культов». Просто так, для общего развития. Один семестр только… Это, конечно, было давно, но кое-что помню.

– Пошли, пошли отсюда… образованный ты наш, – Тошка слегка двинул его плечом, и мы, наконец, выбрались на свежий воздух.

– Что тебя туда понесло? – упрекнула я Антона, машинально отряхиваясь, как будто стараясь смахнуть приторно-тяжелый запах неприятной лавки со своего светлого полотняного платья.

– Не знаю, – он неопределенно пожал плечами. – Понесло что-то… Иван, мы не опаздываем в вашу «Одиллию»?

Нэнси посмотрела на часы и ахнула:

– Опаздываем!.. Блин! Я так и знала. Там уже точно сейчас все забито под завязку. Если только чудо…

Чудо случилось: столик для нас нашелся, и, когда профессионально томный и профессионально рассеянный пианист уселся за рояль, мы как раз сделали заказ и попивали аперитивы, разглядывая публику. А там было на что посмотреть. Такого количества нарядных ухоженных женщин и лощеных мужчин я давно не видела в жизни – только на экране, в голливудских фильмах из жизни бомонда. Я украдкой оглядела нашу компанию и подивилась, как нас сюда пустили – ни я, ни Нэнси, привыкшие к тому, что американцы ходят в джинсах даже в оперу, не надели вечерних платьев и выглядели натуральными золушками на фоне блестящего общества, оккупировавшего столики в «Одиллии». Про наших парней я вообще молчу – тогда как добрая половина мужчин в зале красовались в смокингах, Тошка с Иваном ввалились в блестящий ресторан одетыми как лохи какие-то. Впрочем, на Иване была хотя бы его любимая белая рубаха в стиле латинского мачо, а вот мой раскованный мальчик так и поехал развлекаться в черной майке с иероглифом на пузе.

– Нэнси, – сказала я тихонько и показала глазами на роскошную публику: каждый официант выглядел как лорд, а гости напоминали приближенных к королевскому двору.

– Угу, – она угрюмо кивнула, потом вызывающе выпятила грудь и пожала плечами с нарочитой беспечностью. – Ну и плевать. Мы все равно здесь самые красивые.

Она-то, конечно, была самой красивой везде, где бы ни появилась. Ее черные волосы и ярко-синие глаза, не говоря уже о бесконечно длинных ногах и роскошных титьках, моментально привлекали к себе восхищенное и завистливое внимание. Для поездки в Нью Хоуп Нэнси выбрала белую юбку с нескромным разрезом, белые босоножки и ярко-синий шелковый топ, а на мне было простенькое платье из небеленого полотна и такие же эспадрильи. Правда, я надела коралловый браслет, который очень любила, но это жалкое украшение ни в какое сравнение не шло с бриллиантами здешних дам.

– Да нет, – я пугливо оглянулась по сторонам. – Меня беспокоит то, что нас вообще сюда… Нэнси! Ты посмотри, здесь же обязательно должен присутствовать фэйс-контроль: вон, видишь, парочку завернули!.. Нас не выставят, как ты думаешь? Спохватятся и…

– Не парься, – Иван пригубил свой бокал и одобрительно цокнул языком. – Если пустили, то уже не выставят. Все же солидное заведение.

– Сдается мне, что тут сегодня какая-то приватная вечеринка, – Антон нахмурился. – Могут и попросить на выход, Вера права.

– Ну, хватит каркать! – Нэнси с досадой хлопнула по столу, и на этот хлопок моментально подскочила девица, выглядящая как ожившая кукла Барби. В руках у куклы Барби был серебряный поднос, на котором россыпью лежали сигары, пачки сигарет и жестяные плоские коробочки с тонкими ароматизированными сигарильями для любителей изящного.

– Сигареты? – спросила она с ослепительной улыбкой. – Сигары? Сигарильи?..

– Сигарильи, – решительно произнесла Нэнси. – Попробуем, Верочка?

Она ухватила с подноса золотистую жестянку и мило улыбнулась официантке.

– Включите в счет, пожалуйста, – Иван небрежным жестом отослал куколку, и та тут же исчезла. – Хм… сервис на грани фантастики. И это во времена бескомпромиссной борьбы с курением в общественных местах. Тошка, что скажешь?

– Мне это не нравится, – тихо, но твердо сказал мой осторожный мальчик. – Как-то все это странновато выглядит, ага.

– Нет, вы посмотрите! – Нэнси подняла коробочку с сигарильями повыше, чтобы мы все могли рассмотреть надпись на ней. «Smoking kills», – было написано на золотистом фоне огромными буквами. – Это название у них такое, да? – Нэнси хлопнула ресницами и перевернула коробку. – А тут еще прекраснее, смотрите: «Smoking can cause a slow and painful death». Вот тебе твоя борьба с курением, Иван. Умилительная рекламка. Но пахнут приятно.

Она открыла коробочку и понюхала изящные коричневые сигарильи. Иван тут же выудил одну и щелкнул зажигалкой. Ароматный дым поплыл над столиком, смешиваясь с легким флером женских духов, дорогого одеколона и дразнящим запахом горячих блюд, разносимых официантами.

– Тошка, не тупи, – сказал Иван и выдохнул сизое облачко. – Вечер только начинается!

Глава 3

До конца вечера было еще далеко, когда Нэнси, подавшись вперед над своей тарелкой, сделала мне страшные глаза:

– Верочка! Ты только посмотри, кто пришел!..

Я проследила за ее взглядом и обнаружила в проходе между столиками воплощение наших девичьих мечтаний – давешнего блондина. Правда, теперь он был в смокинге, сидящем на нем идеально, как на манекене, но это был он, вне всякого сомнения. Выгоревшие золотые прядки поблескивали в свете ламп, синие глаза сияли на фоне загара, идеальные зубы сверкали – портрет киногероя в расцвете славы. Этот оживший символ о чем-то болтал с дамой за соседним столиком, пленительно улыбался и притягивал к себе взгляды всех окружающих почище любого магнита. Справедливости ради надо заметить, что наш Иван почти ничем не уступал ему во внешности, тем более, что тип у них был, в принципе, одинаковый – рост, фигура, только у Ивана волосы были чуть темнее и немного другого оттенка.

Тем временем пианист, вернувшийся в зал после небольшого перерыва, сел к роялю и заиграл нечто страстное и томное, как расплавленный тростниковый сахар с корицей и перцем. Блондин изящно склонился, приглашая даму за соседним столиком танцевать. Несколько пар тут же последовало их примеру. А танцпол в «Одиллии» был хорош – в сверкающем дубовом паркете отражались фигуры танцующих и огни хрустальной люстры. Похоже, нравы участников этой вечеринки были достаточно свободными, потому что дамы, не чинясь, сами выбирали себе кавалеров – мы с Нэнси в этом убедились, когда две роскошных девицы в умопомрачительных вечерних туалетах одна за другой продефилировали к нашему столику и увели у нас из-под носа Тошку с Иваном. Нэнси захлебнулась от возмущения, а я отставила тарелку – все равно уже наелась, – и, попивая из своего бокала ледяное белое вино, с ревнивым интересом наблюдала, как мой бессовестный мальчик скользит по натертому паркету. До этого мне ни разу не представилось возможности посмотреть, как он танцует, я не знала даже, умеет ли он танцевать вообще. Оказалось – умеет. Его движения завораживали, он походил одновременно на птицу и змею, ловящую птицу. Впрочем, долго наблюдать мне не пришлось: ровно через две минуты передо мной возник некто вполне симпатичный, гладко выбритый и хорошо пахнущий, и я тоже оказалась посреди танцпола, мгновенно отделенная от Нэнси, которую увел какой-то лощеный пожилой казанова. Машинально двигаясь под музыку, я снова подумала о том, что наша компания явно выглядит неуместной среди этих людей, похоже, хорошо знакомых друг с другом. Но долго задумываться мне не пришлось: вечеринка становилась все более оживленной, танцы продолжались, мой нестриженный, плохо одетый мальчик пользовался бешеным успехом у холеных сучек в бриллиантах – возможно, благодаря своей экзотической внешности. В этом зале он был единственный, в чьем лице откровенно присутствовала Азия с ее миндалевидными глазами и высокими скулами, с ее самурайской невозмутимостью и гладкой медовой кожей. Я не успевала следить за сменой его партнерш, и не могла понять, получает ли он удовольствие от всего этого – дамы не давали ему вернуться к столику, перехватывая друг у друга еще до окончания танца. Да и нас с Нэнси то и дело приглашали какие-то подчернуто вежливые улыбчивые типы, так что посидеть и отдохнуть было совершенно невозможно.

– Вера, – задыхаясь, окликнула меня Нэнси, когда мы случайно оказались рядом, – я больше не могу!.. Пойдем освежимся, они тут все какие-то, блин, заводные! Может, мы попали на вечеринку этих… лауреатов международных конкурсов бального танца?..

Мы дружно извинились перед нашими партнерами и упорхнули в прохладную мраморную пещеру дамской комнаты.

– С ума сойти, – Нэнси уселась на край умывальника и скинула босоножки. – Что это за дела, подруга, как ты думаешь?

– Понятия не имею, – я устало прислонилась к холодной стене, борясь с желанием разуться и постоять босиком на мраморной плитке. Ноги у меня гудели. Нэнси открыла кран, смочила вспотевший лоб, похлопала влажной ладонью по шее, задрала топик и освежила свою восхитительную грудь и не менее достойный животик.

– Если я еще полчаса потанцую, я упаду, – призналась она.

– Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли? – я через силу оторвалась от стены и тоже склонилась над умывальником. – Мне и получаса не протянуть. Как парни выдерживают такой темп, не понимаю…

– Ну, Иван хитрый, он просто топчется и потихоньку тискает этих дур, – Нэнси придирчиво изучала в зеркале свои губы. – Танцевать-то практически не умеет, хотя музыку чувствует. Я за ним понаблюдала – он даже не вспотел. А вот Тошечка твой отрывается на полную катушку. Я даже не знала, что он такой… – Нэнси задумалась, подбирая слово, чтобы ненароком не признать за Тошкой хоть какое-то достоинство.

– Классный танцор, – подсказала я и горделиво улыбнулась. – Вообще-то, я тоже не знала. Но мне приятно.

– Приятно? Я бы его убила на твоем месте.

Нэнси поправила мизинцем идеальные брови.

– Ну, ты же Ивана не убиваешь, правда? За то, что он, как ты изящно выразилась, потихоньку тискает этих дур.

Нэнси фыркнула.

– Иван развлекается, его все это забавляет. А Тошка танцует страстно… ты присмотрись! Такое впечатление, что он или успел выкурить косячок, или его действительно так сильно заводит женское общество.

Я призадумалась. Заводит ли Тошку женское общество, я не знала. Выкурить косячок он бы не успел, да и не было у него никаких косячков… Но тут мне в голову пришла еще одна мысль, и я немедленно ее озвучила:

– Слушай-ка… А с какой это стати мы-то с тобой ни разу не отказались от приглашения, а?.. Я устала, ты устала… устала ведь? А каждый раз улыбаемся и, как миленькие, идем плясать. Это что – гипноз какой-то?

Нэнси уставилась на меня.

– А и правда, мать, – протянула она и сдвинула брови. – Что нам мешает отказаться? Типа, сенкью, айм ту тайред?.. А? Вер?

Я пожала плечами. Меня хлебом не корми – дай порассуждать о психологии, я вечно читаю всякую околопсихологическую чушь для продвинутых домохозяек, поэтому ответ у меня уже был:

– Наверное, мы чувствуем себя среди этих людей какими-то парвенюшками с улицы, и поэтому подсознательно считаем, что должны исполнять их невинные прихоти?

Нэнси тряхнула головой.

– Ну уж нет! Пусть они задавятся со своими брюликами и исподним за двадцать тысяч! Лично я теперь исподнего не ношу вообще, – в доказательство своих слов она высоко задрала юбку, демонстрируя безупречно выбритый гладкий лобок с несколькими кокетливо-невинными черными завитками в самом низу, – и не считаю себя хуже них на том основании, что…

– Браво, – ленивый голос от входа в дамскую комнату заставил меня вздрогнуть, а Нэнси – резко обернуться.

Давешний блондин стоял в дверях и совершенно бесстыдно улыбался ослепительной улыбкой кинозвезды. В пальцах у него дымилась длинная сигара, каким-то непостижимым образом добавлявшая ему сексуальности и шарма. Возможно, он ожидал смущения, растерянности, гнева, однако не на ту напал. Смутить Нэнси было решительно невозможно.

– Ты извращенец? – спросила она, и не подумав опустить подол. – Какого черта ты вперся в женский даббл?

– Случайно, – блондин пожал плечами. – Простите, леди. Задумался. Но, пользуясь случаем, хочу пригласить вас на танец. Надеюсь, вы мне не откажете на том основании, что на мне трусы от Келвина Кляйна? Это вполне демократичная фирма.

Нэнси на мгновение задумалась и неохотно одернула юбку.

– Мне плевать, какие на тебе трусы, – сообщила она хмуро. – Важно то, что находится под ними. Ты не гей? Потому что с геями я не танцую принципиально.

– Нет, я не гей, – парень продолжал ослепительно улыбаться, и я должна была признать, что его улыбка может свести с ума кого угодно. – Если ваши спутники не будет возражать, я мог бы даже доказать это… но пока я прошу только потанцевать со мной.

– Ладно, – снизошла Нэнси. – Так и быть. Вера, пойдем.

Мы вернулись в зал, причем блондин пропустил вперед нас обеих и держался на безупречно-вежливой дистанции в один шаг, пока мы шли к нашему столику. Он отодвинул для меня стул, подождал, пока я усядусь, и только после этого предложил Нэнси руку и повел ее на середину зала. Я успела услышать, как Нэнси спросила:

– Скажи хотя бы, как тебя зовут.

Ответа я не расслышала, поискала глазами Тошку – он увлеченно танцевал с изящной дамой неопределенного возраста в умопомрачительном алом платье, – и только взяла свой бокал, как у столика возник Иван. Его глаза блестели, волосы слегка растрепались, по лицу блуждала дурацкая улыбка.

– Классно тут, да? – он рухнул на стул, вытянув длинные ноги, и залпом осушил бокал, стоявший возле его прибора. – Анюта пляшет? – он обвел глазами зал. – А ты чего сидишь? Устала?..

Ко мне действительно вот уже пять минут никто не подходил, это было довольно странно, если учесть, что предыдущие час-полтора мне не давали отдохнуть ни минуты. Я подумала о пианисте – за это время он должен был стереть пальцы о клавиши до костей, – и, точно в ответ на мои мысли, музыка стихла, стали слышны смех, голоса, легкое шарканье шагов по паркету, пары рассыпались и, переговариваясь, двинулись к своим столикам. Наблюдая за ними, я вдруг увидела, что многие, не задерживаясь, направляются к выходу из зала. Высокая фигура пианиста мелькнула в дверях, ведущих в глубь ресторана. Он оставил инструмент – следовательно, танцы кончились. Через несколько минут официант, подошедший к нашему столику, подтвердил мою догадку.

– Извините, господа, – сказал он, наклоняя идеально постриженую голову, – вечер окончен, мы закрываемся.

– Спасибо, – кивнул Иван, – принесите, пожалуйста, счет.

Бровь официанта чуть-чуть приподнялась.

– Сэр?

– Счет, пожалуйста, – повторил Иван, доставая бумажник и отодвигая опустевший бокал.

– Простите, но вечер полностью оплачен. Мы благодарим вас за посещение нашего ресторана.

Холодная вежливая фраза заставила нас с Иваном переглянуться в замешательстве.

– Это ошибка, – произнес Иван растерянно. – Мы…

– Никакой ошибки, – официант позволил себе перебить его. – Ваш столик был оплачен, следовательно, вы находились в числе приглашенных гостей. Еще раз спасибо за ваш визит, желаю вам доброй ночи.

Он опять наклонил голову заученным жестом и удалился.

– Иван… – Мне стало сильно не по себе, впрочем, Иван, кажется, чувствовал себя не лучше. Нэнси бы в этой ситуации, конечно, только расхохоталась: «Халява, сэр!». Но Нэнси не было видно. Куда, интересно, она пропала? Неужели действительно отправилась изучать содержимое трусов от Келвина Кляйна?.. От моей сумасшедшей подруги всего можно было ожидать.

– А где Анютка? – Иван точно подслушал мои мысли, и я невольно покраснела.

– Не знаю… может, в туалет зашла? Я сейчас ее поищу! – я вскочила, чтобы Иван не заметил моего смущения, и быстро пошла по направлению к дамской комнате. Чертова Нэнси… хорошо бы, она действительно оказалась в туалете, иначе Иван ужасно разозлится…

Но ее там не было.

Глава 4

Когда я вернулась, Иван стоял у столика с озабоченным видом, хмурился и оглядывал стремительно пустевший зал. Несколько официантов убирали со столов остатки ужина и грязные приборы.

– Что, ее там нет? – спросил он, увидев меня. – И Тошка куда-то подевался… Может, они на улицу вышли? Пойдем, ты же видишь, тут все уже закрывается. Они, наверное, нас у входа ждут. Анютка свою сумочку оставила, вот балда. А у нее тут мобильник.

Он пока не особенно беспокоился, а вот у меня внутри шевельнулся червячок тревоги. Тошка, конечно, не ангел, но с какой стати он оставил меня одну в ресторане и ушел?..

– Идем, – Иван решительно подхватил белую сумочку, которую Нэнси, растяпа, действительно забыла на столе, и мы вышли из ресторана на свежий воздух. Было уже очень поздно, и большинство заведений успело закрыться, только у нескольких пивных баров толпилась нечесаная публика – в основном, байкеры, – да по улицам еще слонялись отдельные кучки пестрых тинэйджеров и припозднившиеся парочки.

У входа в ресторан ни Нэнси, ни Тошки не было видно.

– Интересно, куда они усвистали? – Иван мрачно выбил сигарету из пачки. – Будешь?.. Давай покурим, может, они куда-то отошли и сейчас появятся.

– А может, они подумали, что мы ушли раньше, и отправились нас искать? – предположила я и взяла у него сигарету.

– И что теперь делать? – Иван раздраженно огляделся. – Ну, Анютка совершенно безбашенное создание, но Тошка мог бы и подумать, что проще всего встретиться у входа… И мобильник. Если бы она не забыла сумочку, мы бы сейчас просто позвонили ей и выяснили, где они находятся.

Я молча курила. В отличие от Ивана, у меня не было уверенности в том, что Антон и Нэнси где-то вместе. Но Иван же не знал, что в последний раз я видела Нэнси в обществе призового калифорнийского жеребца.

Я чувствовала себя странно. Голова слегка кружилась, и все краски выглядели немного более яркими, чем обычно. Если учесть, что я за весь вечер выпила неполный бокал сухого вина и при этом много танцевала и с аппетитом поужинала, это опьянение казалось загадочным. Да и у Ивана как-то необычно блестели глаза. Не могу сказать, что ощущение было неприятным, но…

Пока мы топтались у входа, в ресторане погасли все люстры, широкие окна теперь были темными и безжизненными, и только два кованых фонаря над крыльцом отбрасывали круги бледного света на широкие ступени. Персонал, видимо, покинул «Одиллию» через заднюю дверь, ведущую на паркинг.

– Может, они с той стороны, на парковке? – безнадежно предположила я, не глядя погасив окурок о край урны с песком.

– Мы же пешком пришли! Наши машины на муниципальной стоянке… – Иван пожал плечами. – Ну, пойдем, посмотрим, все равно тут торчать больше не имеет смысла…