Текст книги "Калиостро. Великий маг или великий грешник"

Автор книги: Ольга Володарская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Глава первая
НАСТАВЛЕНИЕ ФИЛОСОФА ПО ИМЕНИ ФИЛОТОМ

Калиостро мог бы быть назван самым оскорбляемым и ненавистным человеком в Европе.

Кеннет Р.Х. Маккении

Кто он – мошенник или святой?

Мирабо о графе Калиостро

Адепт был посвящен в жрецы Озириса. Если он был египтянин, он оставался при храме. Чужеземцу же дозволялось иногда вернуться на родину, чтобы основать там новый культ или выполнить ту или иную миссию. Но прежде чем отправиться в путь, он давал торжественный обет сохранять абсолютное молчание относительно всех храмовых тайн. Он не должен был выдавать никогда и никому то, что видел и слышал, полагалось раскрывать учения Озириса не иначе как под тройным покровом мистерий или мифологических символов. Если он нарушал клятву, роковая смерть настигала его рано или поздно, где бы он ни был, тогда как ненарушенное молчание становилось щитом его силы.

Эдуард Шюре. Великие Посвященные

«Эти строки, которые должны будут послужить вашему образованию, ваш друг начертал в тюрьме для преступников, в подвалах инквизиции. Думая о неоценимых преимуществах, которые вам должны доставить эти дружеские записки, я чувствую, как смягчаются ужасы заточения, столь же долгого, сколь и незаслуженного… Мне доставляет удовольствие думать, что в окружении стражников, отягченный кандалами, раб все еще может возвысить своего друга над могущественными монархами, которые правят этим местом заточения.

Вы проникнете, мой дорогой Филошат, в святая святых высших наук; моя рука поднимет для вас непроницаемую завесу, скрывающую от глаз обычного человека дарохранительницу, святилище, куда Всевышний поместил тайны Природы, которые он предназначил лишь для немногих привилегированных существ, для избранных, которых его Всемогущество создало, чтобы Видеть, и чтобы, вознесясь вслед за ним в бесконечности его Славы, направить один из лучей, чье сияние окружает его золотой трон, на род человеческий.

Пусть пример вашего друга будет для вас полезным уроком, и тогда я благословлю долгие годы испытаний, посланных мне по воле злых людей.

Два подводных камня, одинаково опасных, постоянно будут встречаться на вашем пути; один из них попирает священные права каждого индивидуума: это Злоупотребление властью, которую БОГ доверил вам, а другой будет причиной вашей гибели: это Болтливость… Оба рождены от одной матери, оба обязаны своим существованием Гордыне, а человеческая слабость вскормила их своим молоком; они слепы; мать ведет их; с ее помощью эти два чудовища донесут свое дыхание до сердца Избранных самим Всевышним. Горе тому, кто злоупотребит дарами неба для потакания своим страстям. Всемогущая рука, подчиняющая ему все Элементы, сломит его, как слабую тростинку; вечных мук не хватит, чтобы искупить его преступление. Духи ада будут с презрением смеяться над слезами существа, чей грозный голос столько раз заставлял их дрожать в глубине огненных пропастей.

Я набрасываю эту устрашающую картину отнюдь не для вас, Филошат; друг человечества никогда не станет его мучителем… по болтливость, сын мой, эта властная потребность вызывать изумление, восхищение, – вот бездна, которой я опасаюсь для вас. БОГ предоставляет людям заботу наказать неосторожного служителя, позволившем взгляду профана проникнуть в таинственное святилище; о Филошат, пусть мои несчастья всегда приходят вам на ум. И я тоже зная счастье. Осыпанный дарами Неба, окруженный столь великим могуществом, что оно было недоступно человеческому пониманию, повелевающий духами, которые правят миром, счастливый от того счастья, которое я давал, я в лоне обожаемой семьи вкушал то блаженство, которое Всевышний дарит своим дорогим чадам. И одно мгновение все разрушило, я заговорил, и все исчезло как дым. О сын мой, не ходите по моим следам… Только бы суетное желание блистать в глазах света не вызвало и вашу погибель… Думайте обо мне, ваш друг пишет вам из тюрьмы, и его тело раздавлено пытками. Филошат, подумайте о том, что рука, пишущая эти слова, вся в шрамах от оков, ее отягощающих… Бог наказал меня; но что я сделал жестоким людям, которые меня преследуют? Какое право они имеют допрашивать слугу Всевышнего? Они спрашивают меня, каковы доказательства моей миссии: мои свидетели – чудеса; мои защитники – мои добродетели, непорочная жизнь, чистое сердце; что я говорю, разве есть у меня еще право жаловаться? Я заговорил. Всевышний отдал меня, лишенного сил и могущества, во власть беснований алчного фанатизма. Рука, которая раньше могла уничтожить целую армию, сегодня с трудом может поднять цепи, ее тяготящие.

Я заблуждаюсь, я должен быть благодарен вечной справедливости, мстительный бог простил своего кающегося сына. Дух воздуха проник сквозь стены, отделяющие меня от мира, осиянного светом; он явился передо мной и определил срок моего заточения. Через два года мои несчастья окончатся; мои палачи, войдя в мою темницу, найдут ее пустой; и вскоре, очищенный четырьмя элементами, чистый, как дух огня, я вернусь в славную когорту, куда я был поднят Божественной добротой, но как далек еще этот срок! Какими долгими два года кажутся тому, кто проводит их в страданиях и унижениях! Мои преследователи, не удовлетворенные тем, что подвергли меня самым жутким мучениям, применили более верные и более отвратительные средства; они обрушили бесчестье на мою голову; они опозорили мое имя. Дети, случайно приблизившись к стенам моей тюрьмы, в испуге пятятся; они боятся, что сквозь узкое отверстие, пропускающее, словно с сожалением, луч света в мою темницу, просочатся смертоносные испарения. О Филошат! Это самый жесткий удар, который они только могли мне нанести…

Я еще не знаю, смогу ли я передать вам это послание… Трудности, которые мне встретятся при попытке передать его из этой юдоли страданий на волю, я оцениваю по тем, которые пришлось преодолеть, чтобы его закончить. Лишенный всякой помощи, я сам сделал все, что мне было нужно. Огонь моей лампы, несколько монет и немного химических веществ, ускользнувших от пристального взгляда моих палачей, позволили мне изготовить краски, украшающие этот плод досуга узника.

Воспользуйтесь указаниями вашего несчастного друга, они столь ясны, что заставляют меня опасаться, предполагая, что это писание может попасть в другие руки, а не в ваши; помните только, что все должно послужить вам. Одна только строка, плохо объясненная, один пропущенный знак помешает вам приподнять завесу, которой рука Создателя укрыла Сфинкса.

Прощайте, Филошат; не жалейте обо мне; милосердие Всевышнего равно его справедливости. На первой же тайной ассамблее вы вновь увидите вашего друга. Приветствую вас в Боге. Очень скоро я поцелую моего брата с миром».

Мы позволили себе полностью процитировать три страницы, предваряющие загадочный Труаский манускрипт под названием «Святейшая Тринософия». В качестве пояснения, что это за рукопись, приведем строки английского теософа Мэнли Палмера Холла, который в 30-х годах XX века выпустил как приложение к издававшемуся в Адьяре Международным теософским обществом альманаху «Феникс» текст ее французского оригинала с репринтным воспроизведением заставок, виньеток, иллюстраций и инициалов, украшавших этот оригинал, с параллельным переводом на английский язык, снабженным ценнейшими справочными материалами об истории рукописи и ее авторстве, комментариями и толкованием текстов, а также выполненной ученым-специалистом расшифровкой вставок на древних и редких языках. М.-П. Холл пишет: «Представленная в этой книге первая публикация и перевод (на английский язык)„ Святейшей Тринософии“ является первой возможностью получить в свое распоряжение труд, отображающий в привычно завуалированной и символической манере эзотерические учения Сен-Жермена и его учеников.

„Святейшая Тринософия“ – это рукопись с шифром MS 2400 во Французской библиотеке в Труа (Troyes). Труд невелик по размеру, он состоит из 96 страниц, исписанных только с одной стороны. Почерк писца превосходен. За вычетом некоторых погрешностей в пунктуации и диакритических знаках, его французский является академически правильным и драматически выразительным, кроме того, текст украшен многочисленными рисунками и фигурами, хорошо прорисованными и блестяще раскрашенными. В дополнение к иллюстрациям на титульном листе имеются также маленькие символические значки в начале и конце каждого из разделов. Внутри французского текста вкраплены буквы, слова и целые фразы на нескольких древних языках. Некоторые из находящихся там символов и фигурок напоминают египетские иероглифы, а некоторые из слов – значки клинописи. В конце рукописи есть номера страниц, написанные причудливыми цифрами, возможно, это код, использовавшийся в тайной общине Сен-Жермена. Работа, вероятно, выполнена в последней четверти XVIII века, хотя большая часть материала восходит к относительно более раннему периоду.

Об истории этой рукописи, к сожалению, известно очень маю. Знаменитый мученик-масон, граф Алессандро Калиостро, захватил эту книгу с собой в свою злосчастную поездку в Рим. После заключения его в крепость Св. Льва (Сан Лео) следы манускрипта на время теряются. Каким-то образом литературные труды Калиостро попали в руки генерала наполеоновской армии, а после смерти этого офицера„ Святейшая Тринософия“ была приобретена по номинальной стоимости библиотекой города Труа. В своей книге „Музей колдунов“ французский ученый Грийо де Живри утверждал, что сей том, написанный изящным почерком, был найден при распродаже вещей Массена, и на нем были пометки, сделанные рукою философа по имени И.Б.К. Филотом (J.B.C. Philotaume), из которых явствовало, что этот манускрипт является единственной сохранившейся копией знаменитой „Тринософии“ графа де Сен-Жермена, оригинал которой сам граф уничтожил во время одной из своих поездок. Эта рукопись принадлежала в свое время Калиостро, ученику Сен-Жермена, который был арестован инквизицией в 1789 году в своем доме в Риме; тогда же была конфискована и эта рукопись».

Перевод этой книги на русский язык уже опубликован, но следует сказать еще раз лишь о том, кто скрывается под псевдонимом И.Б.К. Филотом. Здесь мнения исследователей разделяются. Нам же наиболее вероятным представляется толкование, приведенное французским исследователем масонства и эзотеризма Патриком Ривьером в его книге «Тайны и мистерии оккультизма: Сен-Жермен и Калиостро»: « Мы не думаем, как Рене Алло, что речь идет о коллективном творчестве. Мы четко различаем „Philothaume“ и „J.B.C. Philotaume“. Мы считаем, что человек, назвавшийся тем же именем – переработав свое произведение в творческой манере писателя Филотома (Philothaume), – создал текст „Святейшей Тринософии“. Точно таким же образом Калиостро позаимствовал канву своего „Египетского Ритуала“ в загадочном произведении „Sethos“, написанном в 1731 году аббатом Террассоном…

И если бы это сходство обнаруживалось на более глубоком уровне, было бы, конечно, более заметно общее происхождение этих компиляций, как если бы это исходило от одного и того же человека: J.B.C. Philotaume становится, таким образом, Жозефом Бальзамо, он же Калиостро „любитель чудесного“ (буквально)!

Ученик, конечно же, мог посвятить этот шедевр„ Герметического Масонства“ своему учителю, графу де Сен-Жермену…»

Французские авторы П. Монлуан и Ж.-П. Бэйар (P. Montloin и J.-P. Bayard) не колеблясьутверждают, что Калиостро написал это произведение в своей камере: «Не для того ли, чтобы отвлечь себя от ужаса и страданий заключения, написал он эту „Святейшую Тринософию графа де Сен-Жермена"? И в самом деле, все подтверждает это предположение: виньетки, раскрашенные в египетском стиле, напоминают о том, что когда-то Бальзамо расписывал веера; символическое описание путешествия, написанное в стиле Книги Мертвых, вызывает в памяти посвящение в Египетский Ритуал; и наконец, берущие за душу советы, адресованные ученику, на первых страницах манускрипта, кажутся исходящими от настоящего узника".

Это утверждение до сих пор не доказано, однако многим представляется весьма вероятным. И тогда глава первая "Святейшей Тринософии" может быть прочтена как драматическое изложение конца земного пути и прощальное напутствие того, кого Европа конца XVIII столетия знала и восторженно почитала как "божественного Калиостро".

Глава вторая
ПРАВДА И ВЫМЫСЕЛ О ПРОИСХОЖДЕНИИ КАЛИОСТРО

Само имя Джузеппе Бальзамо, если его прообразовать при помощи каббалистических методом, означает – «Тот, кто был послан», или «Данный», а также «Господин Солнца», – показывает, что оно не было его истинным родовым именем. Как отмечает Кеннет Р.Х. Маккензи, член Теософического Общества, к концу прошлого столетия среди некоторых теософских профессоров того времени установилась мода транслитерировать в восточной форме любое имя, которое давалось оккультными братствами своим ученикам, предназначенным для работы в миру.

Е.П. Блаватская

Конечно, вслед за Ривьером было бы заманчиво отождествить печального узника застенков инквизиции, знаменитого мага, масона и оккультиста графа Алессандро Калиостро с уроженцем сицилийского города Палермо авантюристом Джузеппе Бальзамо, ибо таково, как принято считать, его настоящее имя. Правда, есть небольшая нестыковка: по-итальянски это имя пишется как Giuseppe Balsamo. Можно возразить: Джузеппе – итальянская форма имени Иосиф, данного младенцу при крещении, по-французски это библейское имя произносится как Жозеф и пишется, как Joseph. «Святейшая Тринософия» написана по-французски, автору логично было бы написать свое имя в принятой в этом языке форме. И тогда инициалы J.B.C. логично будет прочитать как Joseph Balsamo Cagliostro.

Вот только далеко не все думают, что Джузеппе Бальзамо и граф Калиостро – одно и то же лицо. Есть сторонники версии, что это совершенно разные персонажи. И биографии у них разные. Так считает, например, английский исследователь У.-Р.-Г. Троубридж, который в своей книге "Калиостро. Блеск и нищета Мастера магии" (1910) приводит довольно убедительные доказательства своей точки зрения. Как пишет о Калиостро Мэнли Палмер Холл," вне всяких сомнений, граф Калиостро является самым оболганным человеком в современной истории".У.-Р.-Г. Троубридж горячо отстаивает «доброе имя» графа Калиостро: " Подозрение, которое всегда внушали таинства и магия, сделало фантастическую личность Калиостро легкой мишенью для клеветы. Поэтому о нем сложилось превратное мнение и сведения, дошедшие до нас, так искажены, что узнать этого благородного человека трудно. Больше сотни лет его репутация раскачивалась на виселице бесславия, и всякого, кто пытался вынуть ее из петли, ждали проклятия. Его судьба была его славой. История его помнит не столько за то, что сам он сделал, сколько за то, что с ним сделали".

Граф Калиостро не имел близких друзей или корреспондентов, с которыми мог бы поделиться сведениями о своем рождении и ранних годах. Делиться ими он избегал. Если такие сведения подчас и проскальзывали в беседах с почитателями или любопытствующими, они были весьма скудны и загадочны: «Тайна моего происхождения, неразрывная связь с моим неведомым отцом, навсегда останется тайной; тот, кто раскроет ее, поймет меня и одобрит».О своей родине он высказывался еще более туманно: "Мое отечество там, где я оставил свои следы… Я не прошу у государей ничего, кроме того, чтобы быть принятым в их владениях, и, поскольку это право мне обычно предоставляется, я приезжаю и творю добро вокруг себя; но я везде проездом. Я просто знатный путешественник".Говоря о своем имени и титуле, он изрекал многозначительные фразы типа: "Когда я погружаюсь в мои мысли, устремляясь к высшей форме существования, бесконечно далекой от вашей жизни, тогда я становлюсь тем, кем желаю быть… Я назвал себя графом Калиостро по высшему повелению, это не мое настоящее имя. А выше ли это имя или же ниже нынешнего, это, быть может, узнают все, но позже". Вынужденный оправдываться на процессе по делу об ожерелье королевы Марии-Антуанетты в 1786 году, где его обвинили в преднамеренном мошенничестве, граф Калиостро заявил: " Мое имя – это имя, данное мне и исходящее из меня; то, которое избрал я, чтобы показаться среди вас. Имя, коим звали меня при рождении, то, кое дали мне в юности, те, под которыми в иные времена и в иных местах меня знали, я эти имена оставил, как оставил устаревшие и ставшие ненужными одежды".

А имен этих, как водилось в осьмнадцатом столетии, было немало: что ни страна или город, то новое звучное имя. Вот их неполный перечень: Ахарат, Зиче, Малиссе, Мелина, Тискио (а может быть, Тишио или Чико?), маркиз Пеллегрини, маркиз д’Анна, маркиз Бальзамо, граф Феникс, граф де Гарат, сэр Балтимор, синьор Бельмонте, и даже Фредерико Гвальди или Фридрих Гвалдо, как он отрекомендовался в свое время в Митаве семейству Медем.

Но дважды, представая перед правосудием, граф Калиостро был вынужден рассказать о себе более подробно. Сначала в мае 1786 года, когда его допрашивал парижский суд по ставшему известным на всю Европу громкому делу об ожерелье королевы. Эти показания Калиостро, озаглавленные "Mémoire pour le comte de Cagliostro, accusé, contre M. Le Procureur-Cénéral accusateur", называемые для краткости "Мемуар графа Калиостро" или "Записки графа Калиостро", были немедленно выпущены отдельной книжечкой, которую тут же расхватали жадные до сенсаций парижане. Записки эти сразу же вышли и в русском переводе под названием "Мемориал графа Калиостро против господина генерал-прокурора, обвиняющего его. Писанный им самим. В Москве, в типографии Пономарева, 1786".

Знаменитый кудесник начинает свое жизнеописание так: "Яи место рождения моего, ни родители мои мне не известны. Различные обстоятельства жизни моей родили во мне сомнения, догадки, кои читатель со мною делить может. […]Первое время во младости моей проводил я в городе Медине в Аравии: там я был воспитан под именем Ахарата, именем, которое сохранил я в путешествиях моих по Африке и Азии. Я имел жилище в чертогах муфтия Ялахаима (другое чтение этого имени – Салахаим). Совершенно помню, что имел при себе четырех человек, наставника лет пятидесяти или шестидесяти, именуемого Альтотас, и трех служителей, одного белого, который был моим камердинером, и двух черных, из которых один день и ночь был при мне безотлучно. Наставник мой всегда говорил мне, что осиротел я на третьем месяце от моего рождения и что родители мои были благорожденные христиане; но он никогда не упоминал ни об их имени, ни о месте моего рождения. Некоторые слова, неосторожно им произнесенные, заставили меня подозревать, что я родился на Мальте".

Обладавший изрядными познаниями в ботанике, физике и медицине Альтотас развивал ум и способности вверенного ему воспитанника, прежде всего уча его " признавать Бога и любить ближнего". Еще учитель неустанно твердил подопечному о необходимости истинно веровать и почитать законы тех стран, где ему доведется жить. "Я носил, как и он, мусульманскую одежду, и мы по наружному виду исповедовали магометанскую веру, но истинная вера была запечатлена в сердцах наших", —поведал Калиостро. Сам владыка, Ялахаим, нередко призывал к себе мальчика или посещал его, милостиво с ним обходясь и весьма почтительно обращаясь к Альтотасу. Мудрый наставник научил питомца многим восточным и древним языкам, часто рассказывал ему о египетских пирамидах, о пространных подземных пещерах, "ископанных древними египтянами, дабы хранить и защитить драгоценный залог познаний человеческих от времени, все истребляющего". Когда же мальчику исполнилось 12 лет, наставник объявил, что пришло время покинуть гостеприимный кров владыки Медины и начать странствия. Путники отправились в Мекку, где остановились в чертогах шерифа (царя Аравии). Шериф повелел облачить отрока в богатые одежды, а на третий день их пребывания в Мекке призвал к себе и оказал юному страннику необычайно радушный прием. " При взгляде на этого властителя, – пишет Калиостро, – несказанное смятение овладело всеми могши чувствами; глаза мои наполнились благодатными слезами. Я ясно видел те усилия, какие он должен был над собой делать, чтобы тоже удержать слезы. Об этой минуте я никогда не мог вспомнить без сладчайшего душевного умиления".

Заронив в душу читателя смутные догадки о причине столь нежного отношения, Калиостро продолжает, что любовь к нему шерифа возрастала изо дня в день. Мальчик пытался расспрашивать наставника и прислужников, но Альтотас сурово обрывал его попытки что-либо выяснить. Однажды ночью из разговора с темнокожим прислужником-арабом, спавшим в его покое, отрок узнал, что если он когда-нибудь оставит Мекку, то ему "грозят величайшие бедствия" и ему " наипаче должно опасаться города Трапезонта". Так прошло три года, и настала пора наставнику и его воспитаннику покинуть Мекку. Шериф, нежно обняв отправляющегося в путь, заклинал его всегда хранить веру в Предвечного, заверяя, что если юноша выполнит завет, то сделается счастливым и "познает свой жребий". На прощание владыка прослезился и воскликнул: «Прости, несчастный сын природы!»

Шериф снарядил для юного путешественника и его наставника особый караван, и они отправились в Египет, где египетские жрецы водили его по храмам и сопровождали в такие места, куда " обычный странник проникнуть не может",а затем путники проехали " главнейшие государства Африканские и Азийские".О подробностях бывших с ним таинственных приключений Калиостро в рассказе умалчивает.

В 1766 году юноша и сопровождавший его Альтотас «прибыли на Родос»,где сели на французский корабль и отправились на Мальту. Там судно, вопреки правилам, не подверглось карантину, а путники были приняты самим гроссмейстером графом Пинто, который отвел для них " покои в своих палатах"подле лаборатории. Пинто попросил кавалера д’Аквино, брата князя Караманико, стать опекуном юноши и наблюдать за тем, чтобы ему всюду оказывались подобающие знаки уважения. "Тогда-то я, —утверждает далее рассказчик, – вместе с европейским платьем принял и европейское имя – графа Калиостро".На Мальте преобразился и наставник, явившийся к своему подопечному в духовной одежде "с крестом Мальтийским".Гроссмейстер Пинто, знавший о настоящем происхождении юноши, предложил ему вступить в орден и принять посвящение, однако склонность к путешествиям и " врачебной науке"побудила его отвергнуть предложение. Тогда же юный граф Калиостро лишился своего дорогого наставника и духовного отца Альтотаса. Умирая, благородный старец не открыл своему воспитаннику тайну его рождения, но дал последнее наставление: " Сын мой, имей всегда пред очами своими страх к Предвечному и любовь к своему ближнему, и скоро ты познаешь истину всех моих поучений".После кончины наставника Калиостро покинул Мальту и вместе с д’Аквино отправился на Сицилию и затем по Средиземного морю в Неаполь, где они и распрощались. Путь Калиостро лежал в Рим, к банкиру Беллони. В столице католического мира граф хотел сохранить инкогнито, но явившийся к нему секретарь кардинала Орсини просил его пожаловать к его преосвященству, и Калиостро не смог отказаться от приглашения. Кардинал Орсини принял Калиостро с великими почестями и познакомил его со знатнейшими дворянами, в том числе с кардиналом Ганганелли (будущим папой Климентом XIV), а затем юноша получил возможность лицезреть тогдашнего папу Климента XIII, с коим он впоследствии «многократно беседовал».

Эти детали биографии Калиостро не имеют (да и не могут иметь!) никаких документальных подтверждений, что заставило современников счесть их пустыми выдумками и красивыми сказками. Естественно, простодушным читателям и в голову не могло прийти, что речь идет не о действительных событиях, а о беллетризованном описании нового символического рождения после посвящения, обретения нового имени, раскрывающего его истинное предназначение, прохождении этапов пути духовного просветления неофита и приобщения к Высшим Тайнам…

Алессандро Калиостро. Неизвестный художник

Далее Калиостро рассказывает о фактах: своей женитьбе на Лоренце Феличиани (принявшей затем имя Серафина), о своих многочисленных странствиях по Европе, о благодеяниях, оказанных им бедным, о безвозмездной раздаче лекарств и исцелении тысяч стекавшихся к нему больных и страждущих, приводит свидетельства известных лиц в подтверждение содеянных им чудес и т. д.

Конечно, все рассказанное графом Калиостро его недоброжелатели тут же сочли небылицами, достойными насмешек и пародий. И в 1786–1787 годах в разных странах не замедлили появиться друг за другом несколько разоблачительных сочинений о нем, как вышедших из-под пера знавших его, так и памфлетистов, никогда не встречавшихся с графом лично и высмеивающих "чудеса" и "мистические бредни": "Confessions du comte de Cagliostro avec l’histoire de ses voyages en Russie, Turquie, Italie et dans des pyramides d’Egypte" ("Исповедь графа Калиостро…"), "Mémoire authentique pour servir à l'histoire du comte de Cagliostro" ("Подлинные записки, дабы служить к истории графа Калиостро"), "Cagliostro démasqué à Varsovie ou relation autentique de ses opérations alchimiques" ("Каллиостр, познанный в Варшаве, или Достоверное описание химических и магических его действий, производимых в 1780 году; Москва, 1788"), "Ma correspondence avec М. le comte de Cagliostro" ("Моя переписка о графе Калиостро"), "Nach richt von des berüchtigten Cagliostro Aufenthalt in Mitau im Jahre 1779" ("Описание пребывания в Митаве известного Калиостра на 1779 год и произведенных им там магических действий, собранное графинею Медемскою. СПб., 1787")… и пр. и пр., где правда причудливо перемешана с вымыслом и хватает всяческих нелепиц о происхождении графа и его похождениях.

В вышедшем в 1791 году в Венеции анонимном произведении "Correspondenza segreta sullа vita pubblica et privata del contedi Cagliostro" ("Секретная переписка о публичной и частной жизни графа Калиостро") тоже хватает чудес и расхожих литературных штампов, но есть и некоторые интересные подробности, под которыми угадывается скрытый аллегорический смысл, подразумевающий, что сей автор тоже не чужд сокровенных тайн, ведомых посвященным, хотя и пересказывает их в насмешливо-язвительной манере. Автор "Писем" определяет юного Калиостро под покровительство некоего вельможи в Лиссабоне, который, в свою очередь, поручает его наставнику (имени его не называется), и тот вместе с Калиостро на судне капитана Бальзамо (перекличка с тем именем, под которым родился на свет "авантюрист") отправляется в путешествие. На море их захватывают тунисские пираты и увозят в Бизерту, где Калиостро попадает ко двору бея, а оттуда в Египет и далее в Аравию, где ему удается отыскать окруженный хрустальной стеноп город царицы Савской, в центре которого произрастает древо добра и зла. Жители города владеют тайны ми науками, и Калиостро остается с ними, дабы изучить секреты древней магии. После десяти лет штудий он удостаивается посвящения и становится преемником верховного жреца (Великого Кофты), и тот дарует ему печать с изображением пронзенной стрелой змеи, держащей во рту яблоко, что означает – "Мудрец обязан хранить свои знания в тайне, недоступной никому".

Покинув заветный город, Калиостро посещает озеро, где отражается луна, увеличенная в шесть тысяч раз, встречается с королем Саламандр, на горе Арарат осматривает остатки Ноева ковчега, посещает гробницу Магомета и, как было условлено, возвращается к воротам Зиден, где его ждет капитан Бальзамо. Капитан везет его сначала в Тунис, а потом на Мальту; там капитан заболевает и умирает в лазарете, а Калиостро берет себе его имя и становится членом семьи Бальзамо, которая отдает его в монастырь ордена милосердных братьев в Кальтаджироне… На этом автор, удачно сплавив воедино миф о Калиостро и историю Джузеппе Бальзамо, завершает свой рассказ.

Отдельная история посвящена и змее с яблоком во рту, ставшей эмблемой Калиостро и использовавшейся им на личной печати. Змея сия явилась магистру в видении, посетившем его в пещере Фолкстонского леса в Англии. То ли во сне, то ли наяву перед ним предстала огненная колесница, коей управляли два неземных существа, сотканных из ярчайшего света. Поклонившись им до земли, Калиостро сказал: "Я пришел, я готов, что мне надобно делать?" "Ты не тот, кем кажешься, и не кажешься тем, кем станешь", – ответил голос. "Так кто же я? – вопросил Калиостро. – Открой мне эту тайну!" "Еще не время, – произнес голос. – Тебе предстоит увидеть видения невидимые, постичь арканы непостижимые, свершить дела несвершаемые. Ты тот, кто ты есть, и Енох и Илия пребудут с тобой. Ты придешь первым, и эмблемой твоей станет змея, пронзенная стрелой и сжимающая в пасти своей яблоко". И увидел Калиостро змею, державшую в отверстой пасти яблоко. И существа, источавшие свет, сошли с колесницы, приблизились к нему, и вновь услышал он голос: "Не бойся змею, возьми у нее яблоко, съешь его, и обретешь дар чревовещания. А когда настанет час изрекать пророчества, постучи легонько по чреву твоему с левой стороны, и внутренности твои заговорят, и Дух пророческий выйдет из тебя, и многие примут его в свое сердце и будут почитать тебя как Великого магистра". И взяли светлые существа змею с яблоком за хвост, и открыла змея пасть, и выпустила яблоко; и тогда существа отпустили змеиный хвост, и шлепнулся аспид на землю и, сверкнув чешуей, с шипением уполз. Поднял Калиостро яблоко, и голос сказал ему: "Съешь это яблоко, и постигнешь тайны жрецов египетских, и маги станут почитать тебя своим магистром!" И съел он яблоко, и тотчас очутился в самом центре земли, где встретили его Енох и Илия. И сказали ему Енох и Илия: "Да будет будущее для тебя столь же ясным, как настоящее, да будешь ты возрождаться заново, и всякий, кого изберешь ты, тоже станет возрождаться, и назовут тебя другом человечества, и будешь ты продлевать жизнь людей и облегчать страдания". А потом раздался страшный грохот, и Калиостро вновь очутился в пещере, в чаще Фолкстонского леса…

Истолкование встречающихся здесь символов дает известный мистик Элифас Леви в своей книге "История магии". Он пишет о Калиостро и его печати: "Этот адепт никоим образом не может быть обойден в истории магии; его печать столь же значительна, сколь печать Соломона, и говорит о его посвящении в высшие тайны науки. Согласно каббалистической трактовке имен Ахарат и Альфотас, они выражают главные характеристики Великого Аркана и Великого Делания. Это змея, пораженная стрелой и представляющая букву Алеф, символ союза между активным и пассивным, духом и жизнью, волей и светом. Стрела эта принадлежит Аполлону, а змея – мифический Пифон, зеленый дракон герметической философии.