Текст книги "Игрушка (СИ)"
Автор книги: Ольга Резниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
– И что? Понесешь на пару?
– Если нужно, то понесу, а будешь себя плохо вести – потяну.
– Браян – ты урод.
– А ты – тупая. Так что собирай манатки – и на модуль, иначе тебя точно исключат.
– А я не «против».
– Зато я «против». И неужели ты хочешь так быстро вернуться к своим истерическим родителям, которые тебя за такой пролет съедят заживо?
– Нет, истерические родители – это зло.
– А вот довольные дочерью – просто прелесть, так что – мигом.
Обижено показала язык. Все же он прав.
Да, вот за такое я и люблю своего Вейса. Когда мой мозг выключается, то включается его. Мы как сиамские близнецы: с одним серым веществом на двоих.
***
НЕТ? НУ, РАЗВЕ ТАК МОЖНО?
Я приползла на этот, какое бы «цензурное» слово подобрать, модуль, а преподаватель, видите ли, поменял планы и великодушно перенес его нам на вторник. Нет, ну ни урод? Нет?
***
Сумасшедшие дни. Болезненные ночи.
Сны. Ненавижу сны. Они слишком реальны. И в них я слишком… счастлива. А от этого намного болезненней потом,… потом, когда возвращаешься в реальность.
Там мы любим друг друга. Там я вместе с ним...
А здесь…
Открываю глаза – и все проходит, улетучивается, хотя и оставляет по себе глупое чувство того, что все это было настоящим, реальным… Это остается во мне, остается, как никогда… а еще горький привкус разлуки, такой реальной разлуки, грусти и не желания жить… Жить в таком мире… Мире, где его нет.
И снова я плачу.
И снова реки горьких слез.
Удивительно, несмотря на то, что сны такие размытые, и я не вижу его лица, все же знаю, кто это. Знаю, что это мой Эмиль меня обнимает, что это мой Эмиль мне шепчет на ухо, что это мой Готье пытается меня нежно, ласково, заботливо воспитывать, шутить и злить. Что это мой Эмиль меня целует.
И не важно, что я его не вижу. Он есть, он рядом. И он меня любит.
Но это лишь сон.
Фух.
Выдохнуть.
И не вдыхать, дабы задушить слезы.
Проглотить последнюю соленую каплю и собраться с духом.
Учеба.
Меня ждет реальность. И пока приходиться в нее окунаться.
Прошло уже две недели. А я так и не решилась сходить к Гудвину. Я даже не решилась прийти к нему на уроки физкультуры.
Не могла. И все.
Даже в дни «Великой злости» на спорт, я себе такого не позволяла.
Обычно со скривившейся рожей приползала на пару и валяла там дурака, лишь иногда выполняя указания уже взбешенного Хойка.
А теперь. Теперь все иначе. Мне тяжело. Слишком тяжело. И те физические мучения, что были раньше, не вкладываются и в десятую часть уровня нынешних, душевных.
***
– Ты снова не идешь? – вкрадчиво прошептала Мелани.
– Не иду.
***
Я брела по пустынному коридору. Всматривалась в окна. Но они закрывали от меня мир, показывая лишь меня саму.
Уже давно стемнело.
Почернело и у меня в душе.
Снова вечер.
Снова близиться ночь.
И снова будут сны.
Надеюсь, что о нем.
Надеюсь, и корю себя за такую надежду.
Но он – моя боль. Моя сладкая, жгучая боль…
А может… проще умереть?
Я апатично зажала кнопку лифта и почему-то боялась ее отпустить.
Сумасшедшая.
Не хотелось идти в общагу.
И не хотелось находиться здесь.
Раствориться.
Идеальный вариант: пуфф – и нет.
Двери отворились.
Ненавижу, когда в лифте уже кто-то есть.
Предпочитаю ездить в одиночестве, чем с незнакомцами.
Когда-то бы я сказала, что этот парнишка невероятно красив, но сейчас единственный тип мужчин, которые мне могли понравиться, так это вылитые копии Эмиля.
Нет. Только Эмиль.
Зачем мне копия?
Я обреченно облокотилась на стенку лифта и снова погрузилась в свои мысли.
Попутчик любезно повторно нажал кнопочку первого этажа.
Двери закрылись. Поехали...
Время тикало.
Секунда, еще секунда, еще… и еще.
Вдруг неожиданно лифт дернулся.
Остановился.
Застрял.
Но едва я смогла понять, что происходит, как в то же мгновение незнакомец оказался рядом, так быстро, так невероятно быстро, …и так близко.
Осознание происходящего ко мне пришло слишком поздно, поздно…, его руки уже ухватились мне за горло и грубо, резко, сильно сжали, так что едва могла дышать.
Всматриваясь своими черными дьявольскими глазами в мои, он глубоко вдохнул мой запах, от чего я еще больше поежилась.
Немного послабив хватку, нестоящий зверь в человеческой плоти зарычал мне в лицо:
– Кто твой хозяин?
– Что?
Страх опутал меня с ног до головы, лишая права нормально соображать, понимать, дышать...
Горло болело от той невероятной силы, с какой сдавливали его. Казалось, я захлебывалась своими собственными гландами.
Он слегка попускал хватку, давая вырваться моим словам наружу, но едва получал «неправильный» ответ, как снова сдавливал мое горло со всей дури, едва не ломая мне позвонки и не сплющивая горло в блин.
– Кто?!! Отвечай!!!
– Я не понимаю… – хрипела я, на сколько это было возможно.
Едва дышала. Едва он позволял мне дышать.
– Отвечай, иначе я сам!!! – дико зарычал маньяк.
В глазах все стало мутнеть. Едва голова не шла кругом.
– Не понимаю…
И снова неправильный ответ.
Сорвался.
Моментально его лицо скривилось в оскал, а затем резко, неожиданно, верхние клыки выдвинулись вперед.
Дико зашипел.
Руки разжались, но едва смогли выпустить мое горло из объятий, как обхватили за плечи и еще сильнее сжали, прижали к груди. Мои кости едва не рассыпались на мелкие куски.
Еще мгновение – и я почувствовала дикую боль в горле. Неистово жгло, пекло, разрывало на части.
Я хотела кричать, но от оцепенения не могла пошевелить даже языком.
Оставалось лишь ждать. Внутренне, немо изнемогать от бешеной боли, изнемогать, терпеть и ждать.
Что это?
Боже!
Тошнота сдавила горло.
Фу.
Оно начало зализывать свой укус?
Я немо плавилась от ужаса и страха.
Буквально еще секунда, и вампир отдернулся от меня, а затем, еще раз взглянув в глаза, резко отшвырнул от себя.
Улетела в угол, словно тряпичная кукла.
Развалилась на полу.
Боялась даже дернуться.
– Эмиль Готье. Что же, мило, очень мило. Передавай привет.
Едва я смогла моргнуть, как вдруг лифт снова дернулся и поехал.
Вампир уже стоял в другом конце грузовой кабины и, с искренне непринужденным видом, всматривался в дверь.
Необходимо было встать.
Я не понимала, что происходит.
Но, так или иначе, никто не должен узнать, что произошло.
Никто из людей.
Я поспешно зашевелилась на месте, пытаясь выровняться на своих дрожащих ногах.
Неужели он меня отпустит?
Не убьет?
А как же тайна?
Готье.
Готье.
При чем тут Готье?
Хозяин?
Все еще испуганно поглядывая на вампира исподлобья, пыталась поднять с пола разбросанные свои вещи.
Судя по всему, все закончилось.
Я косилась на него взглядом. Было страшно сделать вдох.
Едва слышно сопела в две дырочки и молила о конце этой долгой, ужасной поездки.
Лишь бы он не передумал оставить меня среди живых.
Снова скачок кабины.
Остановились.
Еще секунда – дверь распахнулась, и вампир вразвалку вышел наружу.
А я, я все еще стояла прижатая к стене, боясь шевельнуться.
Двери уныло смотрели на меня, прося уже их отпустить, дать им закрыться.
Робкий шаг наружу.
Я вытолкала себя из лифта.
Жива.
***
(Гудвин)
Я сперва не поверил своим глазам.
Смотрел и боялся пошевелиться.
Боялся каким-то своим неуклюжим движением или словом сделать еще больней.
Но она стояла у дверях, не шевелясь.
Слезы обреченно срывались с ее ресниц и диким ручейком котились по щекам вниз.
Ребята в зале стали косо посматривать.
Нужно что-то делать.
– Ребекка, проведи до конца разминку, а дальше за мячи и отработайте броски в корзину с права.
– Хорошо.
Я закусил от боли губу.
Невыносимо ее видеть такой, но все равно придется резать по живому.
Подошел ближе.
Глубоко вдохнул и… решился.
– Привет.
Молчала. Молчала и плакала. Удивительно, но даже не взглянула на меня. Ее взгляд был пустым и отстраненным.
– Пошли ко мне в подсобку, поговорим.
Я обнял ее за плечо, пытаясь ненавязчиво, без грубой силы развернуть ее в нужном направлении.
Буквально секунда оцепенения, а затем она дрогнула, но все так де не поднимая на меня взгляд, развернулась и сама пошагала в нужном направлении.
***
Я зашла. Дверь захлопнулась.
– Присаживайся, – послышался растерянный голос Гудвина.
Подчинилась.
– Габи, я рад, что ты все же решилась и пришла.
Да уж.
– Я понимаю, как тяжело тебе дался этот поступок. Но он все же был необходим. Я сам пытался не раз начать с тобой разговор, но…
Подняла на него взгляд, уставилась в глаза. Что но?
– Но я знаю, как тяжело видеть того, кто неизменно напоминает…
– Все в моей жизни напоминает Эмиля.
Гуд понимающе кивнул головой.
Но действительно. Я смотрела ему в лицо, а видела рядом лишь своего Готье. Своего Эмиля.
– Я знаю, что тебе он рассказал про меня. Мой секрет.
Резко отдернула взгляд в сторону.
Тяжело сглотнула.
– Да ничего, я заранее об этом знал и дал добро.
Удивленно взглянула на него.
Никогда не замечала, какие у этого… человека грустные, добрые, отзывчивые глаза.
– Габи, я готов ответить на все твои вопросы, рассказать, что тебе необходимо знать.
Знать?
– А также готов выслушать то, что наболело. Я готов.
И в подтверждение закивал головой.
Я смотрела ему в глаза… и верила.
Удивительно, как я могла до этого ненавидеть? Но может, все это лишь обман зрения и слуха? Ложь?
В дверь постучали.
Гудвин подскочил на месте, словно вор.
Если бы не его дикая бледность вампира, то точно бы покраснел.
– Да.
Деревянное полотно дрогнуло.
Вошла Мелани. Моя Мел.
– Мистер Хойк, двадцать минут до конца пары. Можно мы уже пойдем в раздевалку?
– Да, … да, конечно. Идите. Только свет в зале выключите и захлопните дверь.
– Хорошо.
Ее взгляд вопросительно заплясал на мне.
– Тебя ждать?
Ждать?..
– Нет.
– Но уже поздно.
– Сама дойду.
– Я проведу, – неожиданно встрял Гудвин.
Наши с Мел взгляды встретились. Ее брови все еще были застывшие в удивлении, а глаза с ужасом молили объяснить.
– Да, иди, все нормально, – нехотя выдавила из себя я.
– Ладно, – растеряно прошептала Мел и робко захлопнула за собой дверь.
Гудвин торопливо подскочил к замку и защелкнул его на пару оборотов.
– Что бы никто не отвлекал, – попытался оправдаться Хойк и, все еще с растерянным видом и неловкостью предстоящего разговора, присел рядом на стул.
Я молчала. Молчала и послушно глотала слезу за слезой.
– Габи, мне жаль, что все так вышло. Честно. Очень жаль.
– Меня сегодня укусил вампир, – апатично прошептала я, перебивая его заговорочные бредни.
Снова тошнота в горле. Снова отвращение.
– ЧТО? – едва слышно прошипел Хойк. Глаза широко распахнулись от удивления, тело вмиг напряглось и застыло.
– Он напал на меня в лифте, – слезы с новой силой стали вырываться наружу. Я чувствовала, что уже нарастает настоящая буря, что вот-вот взорвусь. – Он пил мою кровь, – снова спазм тошноты, снова боль в горле. Я все еще чувствовала, отчетливо помнила, как он это делал. Он… оно,… оно, это гадкое существо …
– Как он выглядел? – голос Гудвина переменился. Стал жесткий, злобный, требующий.
– Не помню.
– Габи, это очень важно, – не унимался Хойк.
Ну, вот,… вот…, подкатила волна. Истерика стала безжалостно сжимать мою грудь, сжимать мое горло, сердце и душу. Разрывать и топтать.
Мир окончательно скатился в пропасть, оставляя по себе руины абсурда. Полного абсурда, который я не хочу принимать.
Все детские сказки о вампирах в миг превратились в настоящий кошмар. Кошмар без права на окончание, исчезновение, едва придет утро. Сны стали явью.
Теперь я отчетливо понимала, что все, что со мной случилось в лифте, – правда. Я теперь осознаю, что происходило, что он сделал со мной.
Вампиры. Теперь уж точно я знаю, что они существуют. Точно.
Сегодня я чувствовала дыхание смерти, я была в ее объятиях, а я отдавала ей свою кровь…
Но не успел вырвать первый крик из меня, первый писк, визг, как Гудвин ухватился мне за плечи и резко встряхнул.
– Габи, Габи, солнышко, не сейчас, милая, не сейчас. Ты должна собраться. Приди в себя. Как он выглядел?
Сквозь рев и сопли, я пыталась выдавить из себя внятные слова:
– Высокий, смуглый, волосы средней длины, темно-коричневые, бородатый. Карие,… черные глаза.
– Он что-то говорил тебе?
Снова спазм, снова гадкий комок в горле.
Я качнула головой в знак согласия.
Пыталась дышать.
Но невозможно…
Снова истерика. Снова визг и плач.
– Милая, – нежно прошептал Гудвин и неожиданно обнял. Ласково, трепетно, заботливо. – Не плачь, прошу, Габи. Габи.
– Он что-то про Эмиля говорил. Хозяина... ПРИВЕТ ПЕРЕДАВАЛ. – Это была последняя капля. И все… мир поплыл перед глазами. Я больше не могла остановить все то, что так долго рвалось наружу.
Не то хохот, не то дикий визг,
не то плач, не то сумасшедший крик.
Завыла. Завыла изо всех сил, изо всей ненависти, боли, обиды, отчаяния. Я выла, задыхаясь, захлебываясь болью.
Но ставало легче.
Казалось, что наконец-то из меня начало выходить, вырваться все то, что горело, кипело, рычало внутри все эти две недели.
Все, что было, что скопила, – отдала…
Гудвин молчал. Больше не требовал от меня ничего. Заботливо прижимал к груди, и просто понимающе молчал, молчал и ждал.
Ждал.
***
Объятия.
Странная штука.
Я уткнула свой нос ему в грудь и пыталась успокоиться. Но чем больше попыток – тем сильнее рыдания нарастали и взрывались одни за одними.
Чем больше жалел он меня, тем больше жалела и я себя.
Тем сложнее было остановиться.
Но и оторваться, вырваться я не хотела.
Было так спокойно. Беспечно.
Безопасно.
Я тонула в его объятиях, и черные краски начинали стираться. Темно-серые. Серые. Светло-серые.
Я пыталась больше не думать о плохом.
Гудвин и я.
Враг, который оказался мне другом?
Едва ли не единственным настоящим другом.
С тем, с кем я могу поговорить обо всем, не боясь за его и свою жизнь.
Ставало легче…
***
– Ты как?
– Нормально, – качнула одобрительно головой, и тут же пристыжено оторвалась от него. Вырвалась из тепла и ласки.
Его руки расслабились, нехотя сплыли с моих плеч.
Пристыжено улыбнулся.
– Я рад, что тебе легче.
– Я тоже.
И снова это обжигающее переживание в его глазах.
– Что? – решила первой переступить ту черту, которой так боялся теперь Хойк. – Я готова все с тобой обсудить. И постараюсь без слез.
– Хорошо.
Тяжело сглотнул. Глубоко вдохнул и замер. Замер на мгновение.
Выдох.
– И так, как я понял со всего тобой сказанного, так это то, что это был все же Ромул.
– Ромул?
– Да, Ромул. Ромул ди Стефано. Наш давний знакомый. Плохой знакомый. И очень давний. Я познакомился с Эмилем уже в те нелегкие времена, когда Стефано и Готье сражались, соперничали между собой. Власть, и не важно над кем и чем. Город, страна, мир. Это было постоянной игрой, игрой жеманства и холодной войны. Острота разума, коварность ловушек, хитрость боев. В общем, не мало прошли эти два вампира. Их ненависть друг к другу настолько выросла, что цапаться они стали даже за крохотные мелочи.
Им, просто, уже настолько стало тесно существовать в этом мире вдвоем, что были готовы воевать даже за букашку, лишь бы не досталось другому. Раз не убить врага, то хотя бы не дать ничего. Ничего, что ему важно.
В общем, время шло. Цели менялись, но суть оставалась прежней. И вот последняя их встреча привела к соревнованию за Игрушку.
– Игрушку?
– Игрушку, – Гудвин обижено закусил нижнюю губу. – Прости, но я скажу как есть.
– Давай.
– В общем, давно уже вампиры приняли тот факт, что невозможно жить отдельно от человеческого рода, отдельно от людей. Что, так или иначе, судьбы двух миров будут пересекаться, а значит нарушение Главного закона о таинстве так или иначе приговорено на вечное существование. Не знаю с кого это пошло, да мне и никогда не было интересно, но каждый вампир теперь может выбрать себе в «пользование», сосуществование любого… человечика. Условно мы называем их Игрушками, но это совсем не означает, что этот человек ничего не значит для вампира-Хозяина. Наоборот, в основном в этот статус возводили близких людей. Игрушка – это приближенный к вампирам. Меченый. Но и привязанный к своему Хозяину. И последний несет полную ответственность за поступки своего «чада». Это очень важно. Ладно, я не об этом сейчас. Выбрав цель, вампир клеймит ее – ставит печать Смерти. Иероглиф… на плече…
И на последнем слове он пристально уставился мне в глаза.
Внутри меня ойкнуло. Сердце сжалось. Дикий холодок побежал по коже.
Я ошарашено заморгала, а затем и вовсе отвела взгляд.
– Да, Габи, то самое клеймо, которое у тебя на плече. Печать. Эмиль сделал тебя своей Игрушкой. Но не из-за прихоти. И не для себя… Нет. Он сделал это ДЛЯ ТЕБЯ и только. Так он лишил возможности всех остальных вампиров читать твои мысли, лишил возможности воздействовать гипнозом, официально стал твоим хранителем.
– Гипноз? Вампиры обладают гипнозом?
– Да, – коротко отрезал Гуд. Тяжело сглотнул и застыл в ожидании моей реакции.
Я молчала.
Отвел взгляд. Снова задергались его зрачки из стороны в сторону, снова подбирал нужные слова…
– Клеймив тебя, Эмиль стал чувствовать твое местоположение, он с легкостью может отыскать тебя в любой точке планеты. И главное… что останавливает большинство вампиров от решения завести игрушку – он переживает боль, твою боль, как свою. Так что делая больно тебе, они делают больно и ему. В моральном и физическом плане. А если убить игрушку – довольно-таки сильно ранишь Хозяина, ослабишь, а иногда едва ли не убьешь его самого. В общем, иметь такой «багаж» очень опасно, сложно и часто неудобно и нецелесообразно.
– Но Эмиль обратил меня и бросил на произвол судьбы. И теперь каждый…
– Нет. Не так. Понимаешь, когда Мастер далеко от своего детища, то, согласно общепринятому закону, ни один вампир не имеет право даже коснуться Игрушки, иначе его ждет неминуемая смерть от других вампиров. Это равносильно выдать тайну существования нашего мира.
– Но меня,… меня этот Ромул…
– Габи, мне очень жаль, что я не рассказал тебе все это раньше, вовремя. Есть еще одна вещь, которую ты должна знать. Игрушки – это предмет зависти, эталон роскоши и самоуверенности вампира. Это – признак могущества. Знак угрозы остальным. Так что естественно, что первое, что они хотят знать, едва видят Игрушку, – Кто Хозяин, кто их потенциальный враг. И дабы не было лишних ссор – ты обязана назвать истинное имя Мастера. Соврешь или промолчишь – вампир имеет право узнать правду сам. И как ты поняла, для этого ему придется выпить крови. Крови Игрушки.
– И что, когда узнает?
– Одни это спрашивают по привычке, для того, что бы быть в курсе событий, а так же чтобы знать, кто его окружает. Другие – дабы вычислить и убрать конкурента.
– А Ромул?
– Ромул. Два года назад Ромул был здесь. Он что-то напутал, но, в общем, не важно, что и как случилось по началу, а главное то, что он принял флирт Эмиля с Матильдой за чувства. Глубокие чувства. И тут его задело. Задело не то слово. Мол, как это Эмиль счастлив. И вот оно – пари на «любовь». Выбора особого не было. Сыграл. Сыграл и проиграл. Искренняя любовь Матильды все же досталась ему, но вот Игрушкой она стала Ромулу. Обратил и вышвырнул. Уехал туда, откуда и приехал. Уехал и забыл.
– Эмиль любил Матильду?
– Если честно, то было у него к ней какое-то чувство. Интерес, привычка, не знаю… Но он так и не смог сделать первый шаг вовремя, а затем, затем… она стала меняться, портиться… и тем вовсе отпугнула Эмиля от себя. Меняться, или просто раскрылась с настоящей стороны. А затем появилась ты. Так резко, неожиданно и все перевернула в его жизни с ног на голову. И те твои нападения на Игрушку. Ты причиняла ей боль, и тем самым причиняла неудобства Ромулу. Ты напомнила ему о его кукле. И вот Ромул приехал. Что, в принципе, и ожидалось, судя по последним событиям. Но он не приехал ее спасать или оберегать. Нет. Зная Стефано, я готов клясться, что он приехал освободиться от своего груза. Прикончит… и все.
– Прикончит?
– Да, как хозяин, он имеет на это право.
– А что… иначе никак,… никак не освободишься?
– Есть. Всего три способа, как снять клеймо – смерть Игрушки, смерть Хозяина или целый ритуал, болезненный для двоих.
– Но не смертельный?
– Не смертельный.
Облегченно хмыкнула.
– Но Ромул не из тех, кто будит напрягаться ради кого-то. Ни друзей, ни любви. Там просто нечего искать. Одна чернота. Чернота и Ложь.
Ясно.
– Но почему Эмиль,… почему меня бросил? Что я сделала не так? Он уехал из-за Матильды?
Насмешливая улыбка коснулась его губ. "Пухленький бантик" вмиг превратился в красивую змейку.
– Нет. Он понимал, что едва Ромул вернется, едва увидит тебя, тебя, Игрушку врага, то снова загорится желанием воевать, соперничать и сражаться. Предотвратить его приезд Эмиль не мог, а потому решил поступить иначе. Решил сам исчезнуть. На время. Пусть все кажется так, как будь-то ты ему не нужна. Просто забава. Кукла. Подобно тому, что Матильда значит для Ромула. Стефано покрутится, повертится вокруг тебя, а затем, не имея больше интереса, драйва, азарта и соблазна, снова исчезнет в свой мирок политики, властвования над людьми и их использования. В свою Италию.
– И Эмиль вернется?
– Да. По крайней мере, на это рассчитывает.
– И он вот так пересидит все где-то там, неизвестно где, пересидит, позволив Ромулу убить Матильду?
Снова улыбка.
– А ты ее уже жалеешь?
– Нет, не то что бы, но … Она… она же – человек. Она – живая.
– Габи, ему предстоял выбор. Нелегкий выбор. И догадайся, кого он выбрал.
Меня.
– А он не пытался его… убить?
Последнее слово мне тяжело далось, но все же выскользнуло из меня на волю.
Снова усмешка.
– И не раз. Но они стоят друг друга. И пока счет ноль-ноль. Я знаю, о чем ты, наверняка, подумала, почему я не помогу Эму, или почему сам не убью. Я слишком молод, чтобы пытаться быть наравне с такими вампирами, как они, а насчет помощи… Не будь наш парень Эмилем Готье, если в бою примет помощь. В общем, в этот тупик мы с ним не раз заходили. Я готов, давно готов рискнуть существованием ради всего, но вот курносая гордость нашего Эмиля это не переживет.
Понимаю.
Понимаю.
***
Я лежала на кровати, всматривалась в потолок.
В моей голове еще никогда не было такого бардака. Еще никогда не казался мир, в котором я живу, настолько абсурдным и дурным.
Я бы не поверила в слова Гудвина. Нет. Не смогла бы.
Но поступок Ромула перечеркнул все «не».
Перечеркнул, уничтожив на корню.
Теперь лишь оставалось все разложить по полочкам и переварить.
Переварить, принять и свыкнуться.
– Габи, – робко позвала Мел. – Ты спишь?
Вырвалась из сумасшествия мыслей.
– Нет.
Тишина.
– Мел, я слушаю, – перевернулась набок. Уставилась на нее.
Девушка все еще лежала на кровати, боясь пошевелиться. Всматривалась в потолок.
– Габи, – снова робко позвала.
– Да.
– Я… я снова была с Браяном.
Ну да. Ой.
Ай.
– Я снова я ним переспала.
– Ясно.
– И я думаю, что… ну, что,… что я… мы… что у нас…
– Вы не пользовались презервативом?
Тяжело сглотнула, так что я даже это услышала.
Я понимала, как ей сейчас тяжело, тяжело все это вспоминать, понимать, произносить, признаваться. Тем более в силу ее скромности, воспитанности и некой замкнутости.
– Пользовались.
– Порвался?
– Нет. Не то…
– А что?
– Я… я н-не, – нервный смешок вырвался из ее груди.
– Не бойся, можешь мне рассказать, все как есть. Ты же знаешь, я никогда над этим не буду смеяться или осуждать. Мел.
– В общем, он спал.
– Спал?
– Слез, провалился. Ну, я не знаю.
– Вы его достали?
– Да, но только…
– Ясно, ты думаешь, что все равно все, что нужно и не нужно попало вовнутрь?
– Да.
– И это была средина цикла?
– Средина. Вот именно, что средина. Блин, вот я – дура…
– Перестань. Никакая ты – не дура. А задержка?
– Пока еще рано говорить. Может, я успею еще какие-нибудь таблетки выпить? Что бы… не…
– А когда это было?
– Шесть дней назад… Уже семь.
– Не знаю даже, я схожу завтра к нашему гинекологу. Спрошу.
– Спасибо.
– Да не за что.
Мне то уже точно не будет стыдно показаться там. Единственный, с кем я и могла все «это» замутить, сбежал от меня в неизвестном направлении.
Так что без лишних покраснений смогу расспрашивать врача на эту больную тему.
Урод.
Я перевернулась на спину. Снова в потолок. Снова дурные мысли.
– Но ты не переживай, все будет хорошо. Я верю, что обойдется.
– Надеюсь.
Да уж, Мелани – мама. Нет, это нормально, логично и даже очень-очень правильно. С ее характером это будет превосходно.
Но Браян? Браян – отец? Нет уж, это будет полный залет.
Его самого нужно пеленать… лет так десять еще, как минимум…
Я в шоке.
Долбаный кроль.
__________________________
Глава Восьмая
Верю. Не верю
__________________________
Утонув в своих мыслях и переживаниях, я брела по узкой тропинке к медкорпусу.
Все валиться из рук, все выскальзывает и разбивается вдребезги. Жизнь, любовь, мечты.
– Габи, – услышала я за своей спиной голос Гудвина.
Обернулась.
Приветливо улыбнулась.
– Привет.
– Здравствуй. Ты как?
– Доктор сказал, что жить буду.
Гуд улыбнулся. Снова бантик растянулся в две тонкие кривульки.
– Ты зайдешь сегодня ко мне после пар?
– Зачем?
Замялся на месте.
Улыбнулась.
– Зайду.
Не знаю, что он хочет. Поддержать? Уж лучше мне его не видеть. Уж лучше забыть все, как страшный сон.
– Ладно, мне пора.
– Ты в медпункт? – удивленно вздернул бровями.
– Да.
– Что-то случилось?
– Да. Добровольно иду сдаваться в психушку.
Брови нахмурились.
– Мистер Хойк, – передразнила я своего нового друга, – успокойтесь. Все хорошо. Мне просто нужно туда зайти.
– Ладно, – коротко улыбнулся Гудвин. – Тогда до вечера.
– До вечера.
***
Едва я освободилась от надзора Хойка, едва завернула за угол, едва смогла забраться на крыльцо медкорпуса, как вдруг снова… меня кто-то позвал. Да уж, прямо день приемов. Неужели мне нельзя спокойно сходит к гинекологу? Нет, каждый сейчас отметит, что я была здесь.
– Габи.
Обернулась. Скривилась.
Браян.
– Габи. Ты не видела Мелани?
– Утром видела.
– Она меня избегает.
Да уж.
– Не хочет со мной говорить. Я не понимаю.
Шаг ближе. Я спустилась вниз, подошла ближе. Обняла за плечо.
– Ей сейчас тяжело. Просто будь рядом. Не доставай, не требуй объяснений. Когда она будет готова, то сама тебе все скажет. Хорошо?
– Я сделал что-то не так?
– Не думаю.
– Но я не понимаю, Габи.
– Потерпи пока. Прошу.
– Ты думаешь?
– Уверенна. Ладно, мне пора.
Оторвалась от плеча друга, развернулась и пошагала наконец-то к доктору.
***
– Габриелла, понимаешь, у таблеток есть отрицательная сторона, о которой забывать никогда не стоит. В организм одномоментно вводится большое количество гормональных препаратов, что совершенно не является физиологичным. Гормоны – это сильнодействующие вещества. И вводить их в женский организм надо очень осторожно, с учетом показаний и противопоказаний. А иначе... увы, даже от однократного приема ударной дозы, какую рекомендуют для предупреждения возможной беременности, могут быть серьезные быстрые или отдаленные последствия. Это может иметь результат, как и в ближайшее будущее, так и через годы.
– И что теперь делать?
– А когда был половой акт?
– Семь дней назад.
Тишина. Удивление. Разочарование.
– И почему так долго тянула?
– Сомневалась,… сомневалась и боялась, – неуверенно прошептала я.
– В первые сорок восемь часов еще есть смысл бороться, а дальше… Дальше… Я могу тебя сейчас осмотреть, но толку-то. Теперь остается ждать. Через неделю сделаешь тест, если не хочешь сюда приходить. И даже если отрицательный будет результат, желательно повторить. Проконтролируй свой цикл. В общем, не волнуйся. Главное, не запускай. Держи все под учетом и строгим контролем. А если будет положительный,… и ты все еще не выбросишь из головы мысли об аборте, если не поменяешь решение, если будешь уверена на все сто процентов, что стоит делать аборт, то до шести недель от момента зачатия можно провести миниаборт. Это не так уж страшно, но риск тяжелых последствий всегда велик. Но я все еще настаиваю на том, что бы ты хорошо подумала. Что бы ты одумалась. Рожай, рожай, тебе же не пятнадцать. Хотя и в пятнадцать рожают хороших, крепких, здоровых малышей.
– Спасибо. Спасибо за советы.
Встала со стула.
– Ты главное не переживай. И, если честно, тебе уже стоит все это обсудить со своим парнем. Что бы не случилось, что бы не говорили подруги и родители, вам самим стоит все это обдумать и решить. И потом, вы уже не дети. Сами пересекли эту черту. Так что стоит думать уже по-взрослому. Сейчас оступишься, а через пару лет можешь начать о всем жалеть, жалеть до слез, дикой боли и крика, но ничего уже не вернуть и не изменить. Габи, дети – это дар, а не кара.
– Знаю, – тяжело дыша, прошептала я.
Закусила губу от боли.
Бедная моя Мелани.
Лишь бы все оказалось по-другому.
– Спасибо, до свидания.
– Пока.
***
Я выползла из кабинета, едва чувствуя свои ноги, чувствуя себя.
Мелани. Мелани. Девочка моя.
Мне так тебя жаль.
Мелани.
Я представляю, какую истерику, скандал, мозгоправку устроят ей родители.
Я представляю, через какой ад придется пройти девочке из-за них, их принципов, планов и грез.
Они ее долбят за тройку, они готовы ее прибить за пропущенный визит к стоматологу.
А ребенок.
Ребенок в ее восемнадцать явно не входят в их распорядок ее жизни. В ее «судьбу», в «план» ее жизни. План, которому стоит строго следовать: ни шаг вправо, ни шаг влево.
Они ее под конвоем поведут на аборт.
Игрушка.
Бедная моя Мели. Она для них как домашний зверек, кукла. Самая настоящая кукла. Они пишут ее судьбу, даже ни разу не спросив, что хочется именно ей. Нет, для самооправдания и успокоения они интересуются ее мнением, но все равно ответ не слышат. А зачем? ИМ ВИДНЕЕ.
Хреновы кукловоды.
Завели бы себе попугая, а не рожали ребенка.
Вчера они выбрали ей колледж и специальность, завтра выберут мужа. А послезавтра – судьбу для ее детей.
И когда тогда ей жить самой?
Или это не важно? Ах, ну да, им же видней…
***
– Габриелла Грейс, – неожиданно меня позвали.
Точно день приемов.
Только голос я не узнала.
Завертелась по сторонам.
Застыла. Застыла в ужасе.
– Привет, – торопливо отозвался, едва приблизился ко мне. – Пожалуйста, не убегай.
Как я могу?
Заклякла от страха. Прикипела к месту. Едва дышала.
Ромул.
– Я с миром, – радушно улыбнулся Стефано. Он застыл от меня на расстоянии трех метров. Всматривался в глаза. – Прости за то, что было… Просто… я,… в общем, все сложно так сразу объяснить.
– Я, действительно, не понимала, что ты от меня хотел.
– Да я понял… уже. Просто тогда, на нервах. Я так переживал насчет Матильды, родственницы, что какой-то вампир причинил ей боль. А тут ты явилась. Меченая. Вот я и сорвался. Прости.
– Родственницы?
– Да, она… хм, как бы глупо не звучало, но она – праправнучка моей племянницы. В общем, она одна из тех немногих родных, кто у меня остался.
– Матильда Роне?
– Да. Ты ее знаешь?
– Было дело.
Чувствую, что краснею.
– Ну, так как, мир? – ступил шаг ближе. Протянул мне руку.
