Текст книги "Аристократия духа"
Автор книги: Ольга Михайлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Глава 8. «У него в глазах – страдание, но там есть и душа..»
Мисс Рейчел Ренн хорошо знала свою кузину, и нисколько не была удивлена тем, чему стала свидетельницей в этом сезоне. Сама она ещё в детстве воспылала романтической любовью к приятелю своего брата Гордону Тираллу, и это увлечение оказалось прочным. Правда, после Кембриджа Гордон несколько изменился, стал основательней и как-то серьезней, при этом – чуть потолстел и, как заметила Рейчел, постепенно становился копией своего отца-эсквайра, но все эти перемены не затронули его сердца: когда-то, едва ему минуло шестнадцать, Гордон сказал ей, что когда вырастет – женится на ней, и эти его планы были неизменны.
Повзрослев, Рейчел заметила, что её брат Альберт, после первой несчастной юношеской любви, в последний год оказывает явное предпочтение мисс Энн, сестре Гордона, и это обстоятельство ничуть её не огорчило: Энн нравилась ей, и когда она поняла, что чувство брата взаимно – Рейчел была готова увидеть в Энн сестру.
Общие занятия в детстве связали её дружбой с Мелани Хилл, веселой хохотушкой, но – особой добросердечной и совсем неглупой. Юность, однако, открыла в ней ещё одно свойство – насмешливое кокетство и влюбчивость. За первый сезон в Бате мисс Хилл влюблялась пятикратно. По счастью, у девицы хватало ума делиться своими склонностями и увлечениями только с доверенными подругами, и даже – внимательно выслушивать их советы и замечания. Сама она считала, что чувства не подчиняются разуму и не объясняются им. Любовь, по её мнению, была настолько неопределённым чувством, что ею могло оказаться всё, что угодно, и часто повторяла Ларошфуко: «Любовь покрывает своим именем самые разнообразные человеческие отношения, будто бы связанные с нею, хотя на самом деле она участвует в них не более, чем дож в событиях, происходящих в Венеции…»
Когда она впервые влюбилась в племянника полковника Корниша – девицы только посмеялись: юноша понравился ей умением держаться в седле. Впрочем, вразумлять Мелани им не пришлось, ибо уже на следующий вечер она забыла это мимолетное увлечение и воспылала новой страстью – к молодому Арчи Хатчинсону, который покорил её своим искусством танца. Но он не смог удержать своих позиций в сердце ветреной красавицы, и через неделю мисс Хилл пленилась молодым Джорджем Армстронгом – покорителем дамских сердец, остроумным повесой. «Любовь не рассуждает. С крыльями и без глаз, она эмблема слепой опрометчивости…»
Её подруги не очень-то обеспокоились этим обстоятельством, убедившись за минувшее время, сколь быстротечны влюблённости мисс Мелани. Так и случилось, её избранниками через несколько дней стали два светских льва, причём, сердце девицы вмещало в себя все больше любви, потому что она умудрилась влюбиться в обоих одновременно.
Но вот уже почти месяц мисс Мелани ни в кого не влюблялась, и на вечере милорда Комптона, мисс Рейчел заметила это, мисс Хилл и вовсе была несколько скована и смущена, не поделилась с подругами своими впечатлениями о бале, ничего не сказала о молодых людях, наперебой приглашавших её, не сказала и о том, какое впечатление произвело её новое платье на публику. Но Рейчел знала, что подруга наделена открытым, живым нравом – и непременно завтра же обо всем расскажет.
Что до Эбигейл, то её сердце весь сезон оставалось абсолютно свободным, между тем странно росло её влияние в свете. Появившись в обществе впервые в числе многих красивых девиц, она не привлекла к себе особого внимания. Но вскоре, благодаря безупречному такту, умению держаться и уму она была признана одной из первых красавиц Бата. Эбигейл никогда не поднимала глаз на молодых людей, но предпочитала общество особ зрелых и разумных, и не потому, что такова была её тактика – ей подлинно было интересней с леди Блэквуд и леди Кейтон, чем с молодым Чарльзом Митчеллом, говорившим только о себе и своих лошадях. Но на некоторых глупцов равнодушие девицы к их блестящим достоинствам – почти провокация. Чарльз Митчелл, хотя до этого начал ухаживать за мисс Джоан Вейзи, остановил выбор на мисс Сомервилл.
Увы, ему отказали.
Спокойное безразличие в начале знакомства – безошибочный способ не только привлечь глупца, но и добиться уважения умного мужчины. Джозеф Прендергаст и Джордж Армстронг сразу обратили внимание на мисс Сомервилл, а так как реномэ девицы в глазах столпов общества было безупречным, матери обоих молодых людей одобрили выбор сыновей. Увы. Мистер Прендергаст был сочтен девицей транжирой – всего навсего из-за упоминания леди Блэквуд о ночных кутежах последнего, а мистер Армстронг был назван ловеласом – ему поставили в вину волокитство за несколькими девицами, среди которых была и мисс Вейзи.
Безусловно, как извечно существовали причины войн и то, что становилось поводом к ним, так и в делах любовных причина отказа может лежать весьма далеко от произносимых слов. Мисс Сомервилл не сумела полюбить ни одного из своих поклонников. Тётка тихо замечала ей, что если девица чересчур долго и придирчиво перебирает принцев на белом коне, рано или поздно будет довольствоваться конём без принца… Эбигейл кивала. Вообще-то она предпочла бы принца и без коня, лишь бы в нём было что-то, подлинно волнующее сердце…
Мистер Арнольд Хардинг тоже был влюблён в неё, но помятуя об отказах девицы предыдущим поклонникам, так и не решился сделать предложение. Его нерешительность была здравой – мисс Сомервилл не находила в мистере Хардинге ничего, заслуживающего внимания, однако, сам он, влюбившись, стал весьма невнимателен к мисс Вейзи, которой он, а точнее, его немалый доход, был весьма по душе…
Следующий поклонник не взволновал, но отравил ей сердце, ибо в мистере Джастине Камэроне поминутно проступала низость натуры, двуличие и развращённость. К несчастью, эти черты сочетались в нём с упорством в достижении желаемого, а мисс Сомервилл затронула его сердце вполне серьёзно. Приданное девицы, весьма солидное, никак не влияло в данном случае на Камэрона, и, понимая это, сам он считал, что его наклонность чиста и бескорыстна. Любая страсть толкает на ошибки, но на самые глупые толкает любовь. Он досаждал мисс Эбигейл своим вниманием и ухаживаниями, однако, смог добиться только того, что его едва терпели.
При этом у мисс Эбигейл Сомервилл были и другие проблемы. Её возненавидела мисс Вейзи, которая считала, что эта корчащая из себя умную горделивая особа отбивает у неё лучших женихов. Настоящая леди выражает своё отношение к сопернице лишь взглядом, но мисс Вейзи не относилась к их числу, и часто досаждала Эбигейл глупейшими язвительными замечаниями. Особенно мисс Джоан была рассержена тем обстоятельством, что все, делавшие Эбигейл предложение или ухаживавшие за ней, прежде были её почти официальными поклонниками, кроме того, все они были старшими сыновьями, а это обстоятельство всегда было для неё весьма значимым. Пожалуй, самым значимым.
…Сейчас, возвращаясь домой вместе с Эбигейл, Рейчел заметила, что подруга, всегда спокойная и безмятежная, чем-то расстроена. Она, закусив губу, всю дорогу молчала, глядя в ночь за окном, на мелькавшие фонари и огни карет, но, похоже, ничего не видела.
– Что-то случилось, Эбигейл?
Мисс Сомервилл поплотнее укуталась в шаль и улыбнулась.
– Нет, что могло случиться?
– Кого ты пытаешься обмануть? Я же вижу, что ты огорчена… Опять Джоан?
Мисс Эбигейл вздохнула и покачала головой.
– Да нет, она не досаждала. Меня… меня несколько беспокоит мистер Кейтон. Он испугал меня сегодня. В нём словно проступил Мефистофель.
– Он не нравится тебе? Ты, как и Джоан, находишь его некрасивым? Она даже сказала сегодня, что у него «завораживающее уродство»…
Мисс Сомервилл нахмурилась. Обычно она довольно безмятежно относилась к сказанному мисс Вейзи, не очень-то вслушиваясь в её слова и почти не замечая её самое. Но переданное Рейчел рассердило её.
– Джоан глупа, – раздраженно бросила она, но тут же и смягчилась. – У него в глазах – страдание, но там есть и душа. Знаешь, я все чаще замечаю, что у некоторых неординарных людей на лице – словно знак, печать избранности. Словно Бог отмечает души, сугубо дорогие для Него. Это, наверное, ложная мысль, ведь Господь любит всех, но все равно – есть ведь избранничество Иова, пророков, душ, истинно предпочтённых…
– Ты считаешь, что он – кто-то из них? – мисс Рейчел не скрывала улыбки.
– Я считаю его необычным, Рейчел. Но сегодня он расстроил меня. Помнишь, утром на пикнике твой брат сказал, что мистер Кейтон написал в какой-то работе нечто странное. Я спросила сегодня у Альберта, что именно там было написано. Кузен сказал, что аристократия, по мнению мистера Кейтона, есть проявление высоты мышления, а плебейство – его низости. Они делят на две неравные части душу каждого. В себе самом, считает мистер Кейтон, можно за день семикратно вычленить черты аристократа и столько же раз увидеть черты плебея…
– Ох уж эти умничающие мужчины! О чём это он? Ты понимаешь?
– Да…Это значит, что мистера Кейтона поминутно то вразумляет ангел Господень, то искушает Мефистофель… Сегодня он был во власти последнего…
– Бог мой, Эбигейл, прекрати ты это! Ведь слушать страшно!
Мисс Сомервилл вняла словам кузины и замолчала. Но это вовсе не означало, что она перестала размышлять. Однако теперь её мысли были чуть более приятными.
…С первой минуты встречи этот странный молодой человек, вобравший в себя черты отрешённого от суеты монаха, колдуна Мерлина и мрачного Мефистофеля, понравился ей. Она вдруг почувствовала, что он способен понять её. Он заговорил – и его чарующий глубокий голос околдовал её. Суждения его были глубоки, умны и серьёзны, и мистер Ренн тоже сказал, что мистер Кейтон – весьма умён. Она видела, что он чувствителен и восприимчив, и заметила, что бестактность мисс Вейзи задела его много сильнее, чем он показал. Он так побледнел тогда…
Позже, на пикнике, он держался со спокойным достоинством, не унижался ни до пошлых комплиментов, ни до праздного волокитства. Был искренен и прям, не старался понравиться или подчинить свои суждения общим правилам, ничуть не лицемерил… Он был непохож на людей света, неизменно скучных, воспитанных, лощеных и серых…
Но этим вечером он испугал её. Она увидела его случайно, на лестнице, по которой поднялась в столовую, с трудом отделавшись от мистера Камэрона, в поисках тёти, леди Блэквуд. Лицо мистера Кейтона было искажено и подлинно страшно. Она поняла, что он либо смертельно уязвлён чем-то, либо в ярости. Но что могло произойти? В танцевальной зале его не было – она несколько раз оглядывала танцующих. Он не танцевал. Что же могло произойти?
Эбигейл терялась в догадках. В столовой, обрадованная вопросом леди Кейтон, она постаралась сказать ему несколько приятных слов, но позже заметила, что это совсем не успокоило его. Он страдал. Что с ним? У неё заныло сердце. При этом мисс Сомервилл поняла, что подобный интерес и беспокойство о чувствах и огорчениях едва знакомого ей человека не может быть случайным. Она влюбилась в него? Трезво всё обдумав, сделала вывод, что весьма заинтересована этим мужчиной. Он понравился ей. Поняла она и другое – то, что с ней происходит – неразумно.
Но разве любовь имеет что-либо общее с умом?
Глава 9. «Ты же сам заметил, что я склонен к одиночеству…»
Энселму хотелось уединиться в своей спальне и спокойно обдумать двойственные события дня. Но едва он проводил мисс Сомервилл к Реннам, леди Блэквуд – к её карете, и сел в экипаж вместе с тёткой, у него снова стеснилось дыхание. До их дома было всего пять минут езды, но он испугался этих минут наедине с леди Эмили. Боялся её комментариев и суждений – резких и недвусмысленных. Он не хотел и слышать о мисс Вейзи.
Комментарий, тем не менее, последовал. Хоть и несколько странный.
– Бога ради, дорогой племянничек, не будь идиотом.
Глаза леди Кейтон и её племянника на мгновение встретились – и Энселм опустил глаза. Ему показалось, что он понял, о чём она, но едва оказался у себя, подумал, что чего-то не уразумел.
Если после первого афронта он злился, то сейчас чувствовал просто гнетущую тоску. В гостиной снова развернул рисунок мисс Сомервилл. Это был, безусловно, он: правильно схвачен абрис лица, безошибочно уловлена линия носа, устремленные куда-то глаза задумчивы. О чём он думал тогда? Он не помнил. Положив рисунок на каминную полку, Энселм прошёл в спальню. Полог кровати манил забвением, но он понимал, что его снова ждёт бессонная ночь.
На душе было пакостно. Он сам знал, что никогда не будет любим. Эта мысль угнездилась в нём с отрочества, с первых признаков пробуждавшейся мужественности, с первых же сравнений с ровесниками. За годы взросления он смирился с уродством, решил выбрать академические стези, ибо любил одиночество и погружение в полуночную мудрость тяжелых библиотечных фолиантов. Там, под готическими сводами оксфордских порталов, он полагал найти душевный покой, но внезапная смерть от воспаления легких старшего брата Льюиса вынудила его изменить свои намерения. Он стал старшим и единственным сыном, обязанным продолжить род и управлять огромным поместьем отца. Второе было просто: Кейтон имел деловую хватку, быстро разобрался в азах управления, и вскоре говорил с управляющим на равных.
Но категорически отказался оставить университет и жениться. Он ещё молод, неизменно заявлял он отцу.
Отец, человек властный и умный, не возражал тому, кто остался ему единственной опорой, но Энселм видел, что милорд Эмброз недоволен его решением. С высоты шестидесяти лет отцу казалось, что все молодые люди привлекательны, – уже тем, что молоды, и спорить с ним было бесполезно. Зимой между ними состоялся тяжёлый разговор. Отец настаивал на его женитьбе. Льюис тоже откладывал брак – и вот… Эта мысль убивала отца и он, часто в ночных кошмарах видя внезапную гибель последнего оставшегося ему сына, не мог понять причин его отказа от женитьбы. Энселм же, понимая, что не сможет сказать отцу то, что сказал тётке, молчал или отделывался второстепенными причинами, настаивал на желании закончить учебу, и лишь потом – избрать себе невесту.
Он видел, что расстроил отца, и удивился, когда узнал, что милорд увеличил его содержание и личные расходы в Мертоне едва ли не вдвое. Это был жест мягкости и великодушия, завуалированная просьба прислушаться к нему и постараться понять. Энселм мог устоять против любых угроз, они лишь окаменили бы сердце, но не против доброты, доброта всегда обезоруживала его. Но на сей раз Кейтон был скорее огорчён, чем умилён отцовским вниманием: оно требовало жертв, которых Энселм принести не мог. Колледж с его сословными предрассудками не унижал его достоинства, там он был равен остальным, а кое в чём и превосходил многих, но свет… Свет оценивал мужчину не только по его положению и состоянию, но и по первому впечатлению, которое он производил на женщин, ибо именно они создавали репутацию мужчины в обществе. И тут он проигрывал, а был болезненно самолюбив и проигрывать не любил.
И все-таки он внял просьбе отца и приехал на каникулы в Бат к тётке, – главным образом, чтобы убедиться в своей правоте. Он не собирался искать невесту, полагал втихомолку ублажить голод плоти, ставший в последнее время нестерпимым, посмотреть на высшее общество, убедиться, что смотреть там не на что, после чего – вернуться в Мертон. Но всё это, полагал он, даст ему возможность сказать отцу, что он старался исполнить его просьбу – но не получилось.
Но в итоге не получилось что-то совсем другое…
Мерзость дешевого ублажения похоти, и раньше-то угнетавшая, теперь и вовсе омерзела. Запах противной эссенции шлюшки Молли мерещился ему бессонными часами ночи, вплывал Бог весть откуда ядовитыми миазмами отравительницы Локусты. Общество же показалось занимательным: здесь были достойные и здравомыслящие люди, беседа с которыми, он чувствовал это, была бы ему интересна. Здесь куда как было на кого посмотреть, голова сразу пошла кругом, плоть взволновалась, затрепетала душа. По сравнению с этими женщинами грязные шлюхи, коими он вынужден был пробавляться, показались и вовсе отвратительными. Он алкал и жаждал красоты этих недоступных ему девиц, одурманивающей и щемящей, и, ощутив свою зависимость от неё, был тем сильнее унижен пренебрежением красивейшей. Он не закрывал глаза на то, что мисс Вейзи, видимо, дурно воспитана и не очень-то умна, но не скрыл от самого себя, что начал вожделеть её, едва увидел. Тем больнее было произошедшее у Реннов, и тем сильнее саднило душу от случившегося у Комптона.
– Мистер Кейтон, у меня нет права… Но, Бога ради, будьте осторожны. Мне показалось… чтобы вы там не декларировали… Мне кажется, что вы… Как это выразилась мисс Сомервилл? «Если доброта не удержит вас, пусть ум подскажет, что есть обстоятельства настолько ничтожные, что можно лишь рассмеяться…» Добряком он себя куда как не считал, это было просто нелепо, а ум подсказывал ему совсем иное… Ничтожным произошедшее ему не казалось. Он не умел делать небывшим то, что причиняло боль, а пренебрежение – открытое и явное – унижало достоинство. Умный человек может пренебречь чужим пренебрежением, но при чем здесь ум, когда саднит и кровоточит душа, когда задето самолюбие, и без того больное?
Забылся сном он только на рассвете.
В четверг, во втором часу пополудни, истомлённый и измаявшийся, Кейтон направился на прогулку к Лэнсдаунскому холму, долго бродил по огромному саду возле Бекфордовой башни и, наконец, поняв, что прогулка не успокаивает, но ещё больше утомляет его, присел на скамью. Начала болеть голова, давило на глаза, сковывала слабость. Энселм запрокинул голову – но ему не полегчало, наоборот, спазмы усилились. Несколько минут он просто тихо сидел, откинувшись на спинку скамейки, надеясь, что боль отступит. И казалось – голова начала проходить.
Вдали вдруг послышались голоса, показавшиеся Кейтону знакомыми. Точно. Мисс Мелани Хилл в той же темно-зеленой амазонке, в которой она была на пикнике, шла по аллее. Её сопровождал мистер Остин Роуэн, который тихим и размеренным голосом выражал категорическое несогласие с её мнением, уверяя, что она абсолютно неправа. Выражение лица мисс Хилл было двойственным, чувствовалось, что она злится, но почему-то не решается возразить.
– Только безупречное поведение, сторого следование приличиям и безукоризненный такт создают девице репутацию твердую и беспорочную, любое же, даже минимальное отклонение от предписанных норм осуждаются. Посмотрите на мисс Сомервилл. Вот образец поведения.
Мисс Хилл пожала плечами.
– Эбигейл – само совершенство. С этим никто не спорит. Но мне непонятно, почему вы, мистер Роуэн, не скажете этого ей самой, а вместо этого высказываете мне ваше собственное неудовольствие моим поведением. Если хотите, я непременно передам мисс Сомервилл ваши комплименты по её адресу, но кто дал вам право порицать меня? До этого вы крайне резко отозвались о поведении мисс Вейзи, а теперь взялись за меня? Но кто поставил вас судьей?
Остин был несколько смущен.
– Я вовсе не осуждаю вас. Я сказал, что поведение мисс Вейзи бестактно, и не думаю, чтобы вы сами придерживались на этот счет другого мнения. Она совершенно не умеет считаться с чувствами окружающих, эгоистична и глупа. В равной степени я отметил, что ваша подруга мисс Сомервилл держится безупречно. И только.
– Да, вы это сказали. А потом до конца вечера изводили меня бестактными замечаниями – уже на мой счет. И улыбаюсь-то я слишком часто, и платье мое ужасно, и танцую я плохо, и вести себя не умею! Что ж, приличия требуют, чтобы мы спокойно выслушивали суждения на свой счет. Будем считать, что я вас выслушала. Благодарю. А теперь, простите, мистер Роуэн, мне нужно в лавку. – Разозленная юная леди быстрым шагом направилась по аллее в сторону Ферри-стрит.
Мистер Роуэн, однако, хоть и был обескуражен, не позволил сбить себя с толку.
– Я вовсе не говорил того, что вы мне приписываете. – Он торопливо догнал мисс Мелани. – Я, возможно, выразился излишне резко, но я не имел в виду ничего дурного…
Их голоса затихли в прогале аллеи. Кейтон ещё около четверти часа сидел в молчании, но голова не проходила, в висках кололо, трудно было даже дышать. Только что увиденная сцена не задела его самолюбия – о нём не было сказано ни слова, но сама свобода Роуэна в обращении с юной леди, за которой, как понял Кейтон, он намерен был ухаживать, раздражила. Он себе такого позволить не мог.
В глубине сада он неожиданно снова заметил Остина Роуэна, теперь с Ренном. Кейтон понял, что Роуэн проводил мисс Хилл домой и там, видимо, встретил Альберта. Не видя его, они взволнованно беседовали о чём-то, причём, как заметил Энселм, Роуэн был огорчен чем-то, Ренн же пытался его успокоить.
– Да нет же, Остин, ну что ты! Это тебе мерещится. В помине того нет.
Роуэн покачал головой.
– У меня есть глаза.
Ренн доброжелательно и мягко улыбнулся.
– С этим я не спорю, но видят они то, чего нет.
Тут по саду гулкими волнами прокатился бой часов аббатства, пробило два, и Остин попрощался с Ренном. Кейтон понимал, что если Ренн двинется к дому, то обязательно столкнётся с ним, но не стал уклоняться от встречи.
Он заметил, что при виде его на лице Альберта проступило всегдашнее мягкое выражение, странно нежное и чуть виноватое, неприятное Кейтону своей заискивающей слабостью, но он был слишком больным и безразличным, чтобы рассердиться. Ренн поприветствовал его.
– Рад, что встретил тебя. Я хотел было зайти к леди Кейтон. Сегодня вечером у мисс Хилл вечеринка, мисс Мелани настаивает, чтобы ты пришёл. – Он протянул ему приглашение.
Кейтон бесстрастно взял карточку.
– Не обещаю. Я не спал ночь и мне не по себе.
Альберт бросил быстрый взгляд на приятеля, заметил тёмные круги под глазами и бледные губы Кейтона, поняв, что тот не солгал ему. Несколько минут молчал, размышляя про себя, но все же, судорожно вздохнув, сказал:
– Я хотел попросить у тебя прощения за понедельник, Энселм. Не думаю, что ты не понял сам… Мисс Вейзи – особа весьма вульгарная, и лишь её отдаленное родство с миссис Хилл заставляет мисс Мелани и мою сестру терпеть её общество. Но пока я здесь – вход в мой дом ей будет заказан.
Кейтон высокомерно усмехнулся.
– Это за то, что назвала меня уродливым троллем? Она просто непосредственна и естественна, Ренн. Меня даже пленила её безыскусная простота и прямолинейность. К тому же, она, видимо, просто честнее прочих и говорит вслух то, что другие думают про себя. За честность нельзя укорять, дорогой Альберт, скорее, она достойна похвалы.
Ренн вздохнул. В этом был весь Кейтон, изломанный, кривляющийся, извечно искажающий слова и перекашивающий их смысл ложными значениями. Альберт понимал, что слова сокурсника скрывают боль унижения, но предпочёл бы откровенный гнев этому кривлянию.
Но на такую откровенность Кейтон способен не был. Между тем сам Энселм хотел было расспросить Ренна о мисс Сомервилл, но припомнив, как та настойчиво пыталась в тот день утешить его и её слова на балу, поморщился и ни о чём не спросил. Он снова почувствовал себя напряжённым, больным и усталым, и уже пожалел, что не избежал встречи с Ренном.
– Энселм… – Ренн помедлил, собираясь духом, и наконец решился, – мне бы хотелось… За эти годы как-то не получилось…Я всегда хотел… Мне бы хотелось, чтобы мы… были друзьями. Чтобы доверяли друг другу.
Кейтон смерил его недоброжелательным взглядом и пожал плечами. Дружбы не просят. Она или складывается, или не складывается.
– Ты же сам заметил, что я склонен к одиночеству. – Он резко поднялся. – Мне пора. Не обещаю, но может, вечером зайду, – бросил он на прощание, стараясь чтобы на лице не проступила злость.
Слова Альберта разгневали его. Обвинить его в недостатке доверия! Им ли говорить о доверии! Идеально вежливые девицы, прекрасно воспитанные молодые люди…которым абсолютно наплевать на него, но которые упорно делают вид, что весьма рады видеть его! Доверие! Какого доверия Ренн ждёт от него? Неужели он может думать, что Энселм когда-нибудь откроет душу этому простаку? По дороге Кейтон остановился у Бювета. Везде сновали разряженные женщины и холёные мужчины, смеялись, шутили, чуть заметно флиртовали.
Он поморщился. Голова мучительно болела, давило виски, тяготила боль под грудиной. Надо успокоиться, что с ним, в самом-то деле? Казалось, в голове вращается огненный колючий шар и перекатывается в мозгах… Будь всё проклято, горестно подумал он.
В эту минуту Кейтон вдруг увидел мистера Джастина Камэрона, который шёл с утончённой девицей в платье цвета лепестков шиповника. Шляпка девицы закрывала лицо. Кейтон хотел было подойти поздороваться, но передумал, заметив нервный и напряжённый взгляд приятеля на девушку. Было видно, что эта встреча важна для него: руки его нервно дергались, он что-то торопливо объяснял, сыпал словами, то и дело ударяя себя пальцами в грудь, но девица походила на мраморную статую и молча слушала его, держа в руках изящный серый зонтик. Кейтон залюбовался тонкой фигуркой в нежно-розовом платье, оттенённом серыми пояском, ботинками и зонтом. На серой шляпке розовело перышко. Изысканная прелесть костюма заставила его желать увидеть и лицо девицы, но они удалялись в сторону собора, и вскоре затерялись в расфранченной толпе.
У Камэрона хороший вкус, вяло подумал Энселм, и снова почувствовал, как наваливается на него свинцовая тяжесть головной боли, о которой, наблюдая за ухаживаниями дружка, на время сумел забыть. Тяжело поморщился и решил вернуться домой. Может быть, снова удастся заснуть?
Энселм поплёлся напрямик к дому через небольшую улочку с изящными фонарями, и тут замер, сжав зубы. Что за искушение, ей-богу… Центр Бата был небольшим пятачком, столкнуться здесь с кем угодно было весьма просто, но почему он не мог обойти квартал? Навстречу мистеру Кейтону шла мисс Вейзи с какой-то особой средних лет, одетой дорого, но довольно безвкусно. По счастью, право поздороваться и тем признать знакомство принадлежало леди, а не джентльмену, мисс же Вейзи не утрудила себя приветствием и, бросив на него презрительный взгляд, прошла мимо. Несколько минут Кейтон смотрел ей вслед, потом опомнился и поспешил домой.
Дома со стоном повалился на постель. Виски сжало кольцом и стягивало, как гароттой. Он не выдержал и застонал, трясущейся рукой вцепившись в одеяло. Тёткин дворецкий, видимо, сказал хозяйке, что вернулся молодой господин, и она появилась в гостиной. Одного взгляда леди Эмили хватило, чтобы переполошить весь дом. Забегали служанки, Энселма заставили откинуться на подушку, наложили на голову горячий компресс, начали чем-то отпаивать. Сопротивляться у него не было ни сил, ни желания, он плавал в вязком мареве полусна-полубреда, потом – неожиданно уснул.
Пробуждение было блаженством. Солнце клонилось к закату, он проспал несколько часов, и проснувшись, ощутил холодную ясность головы и легкость дыхания. Ничего не болело. В гостиную заглянула тётка.
– Ты напугал меня, малыш. Ничего не случилось? Ты был бледней мертвеца.
– Просто что-то с головой. Я не спал ночь.
Она смерила его спокойным и чуть укоризненным взглядом, словно говоря, сколь глупо с его стороны страдать бессонницей и мягко спросила:
– Может, тебе прогуляться?
Кейтон с сомнением посмотрел за окно, потом вспомнил, что приглашён Ренном к мисс Хилл. Вечеринка без затей – это то, что надо, подумал он, и сказав леди Эмили, что зван сокурсником к мисс Мелани Хилл, приказал подать сюртук.
Он не сомневался, что его не ждут, но был только рад этому, ибо не хотел привлекать к себе внимания. Блаженная безболезненность проступила в нем коротким умиротворением, он надеялся скоротать время до ночи в тихом обществе.
