Автор книги: Ольга
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Ветви деревьев больно хлестали по лицу, и она несколько раз споткнулась, едва не растянувшись на мокрой земле. Дождь в первую же минуту насквозь промочил всю её одежду, но Женя не обращала на это внимания, сосредоточившись на извилистой тропинке.
Все тело болело, но она старалась заглушить дискомфорт, думая лишь о том, как ей выбраться в город. Впереди замаячила дорога, но девушка сомневалась, что встретит ночью хоть одну машину.
Выбежав на трассу, Женя остановилась. Вся радость от удачного побега испарилась, ведь она даже не знала, где находится. Не знала, в какую сторону ей идти, ведь вокруг был лишь густой лес.
Лес и липкий страх, который поглотил ее с головой.
========== Глава 26. ==========
Она сходила с ума.
Мокрая одежда плотно облепила тело, а ледяной ветер хлестал не хуже розги. Казалось, что она уже не чувствует ни холода, от которого тряслось все тело, ни голода, от которого желудок скоро прилипнет к позвоночнику, ни усталости. Женя продолжала переставлять ноги, продвигаясь все ближе и ближе к городу.
Светало. Дождь наконец прекратил свой бешеный пляс, а ветер чуть-чуть угомонился, но все равно заставлял вздрагивать от каждого своего порыва. Больше всего на свете ей сейчас хотелось придти домой, принять душ, поесть и лечь спать, но вместо этого она продолжала идти вперёд, мысленно уговаривая себя не сдаваться.
«Сдаются шлюхи и квартиры, а ты, дорогая моя, не относишься ни к первому пункту, ни ко второму!»
Она повторяла это каждые пять минут, чувствуя, что вот-вот станет либо шлюхой, либо квартирой, прости господи, лишь бы сесть и вдоволь нареветься. Она до чертиков устала, и теперь все было похоже на дурной сон.
Ей даже пришлось попить из лужи, лишь бы заглушить этот зуд в глотке. Чуть позже она усмехнулась тому, что не стала козлёнком, как в сказке, хотя была бы не против. А что? Очень даже неприхотливая животинка, которая в любой момент может подкрепиться травой.
Чтобы успокоить себя, Женя начала вслух перечислять все то, что съест в первую очередь, как окажется в городе.
— Отбивная, салат из морепродуктов, гамбургер, фри со спайси соусом, большая мясная пицца, куриный суп с лапшой, — она запнулась, чувствуя, что сейчас захлебнётся слюной, если продолжит. — Херов ты говнюк, Шитов, я с тебя вытрясу все до копейки, а потом наемся так, что не влезу ни в одно платье!
Злость придавала ей сил, поэтому она старалась не переставать думать о том, что эта скотина сделала с ней и с другими людьми. Сколько жизней эта гнида поломала, чтобы жить так, как угодно ему! Женя мысленно проговаривала каждое слово, которое хотела бы выплюнуть в его наглую рожу, когда его посадят в тюрьму. Иногда она высказывалась вслух, но першение в горле останавливало ее от гневных тирад.
— Коз-зел!
Она пнула камень под ногой и села на поваленное дерево, чтобы отдохнуть несколько минут. Ее ноги тут же благодарно загудели, и девушка застонала от облегчения, ведь она даже и не представляла, насколько сильно вымоталась вынужденной пешей прогулкой.
К сожалению, мимо не проехало ни одной машины, если не считать ту, на которой ее перевезли в домик к Шитову. Приходилось прятаться в кустах, пережидая момент, когда машина скроется из виду. А после этого она вздрагивала от любого мелкого шума, будь то ветка под ногой или птица, решившая переместиться на соседнее дерево.
Выглянуло солнце, и стало немного теплее, что не могло не радовать девушку. Но оно так же и слепило в глаза, из-за чего приходилось щуриться. Деревья по обе стороны дороги будто двигались вместе с ней, и Женя решила, что точно свихнулась.
А ещё болел живот. Этот старый пройдоха неплохо попинал ее в подвале, и теперь она чувствовала, как волнами накатывает боль. Видимо, какое-то время она ее просто не воспринимала, находясь в состоянии шока.
Все было таким ярким и одновременно туманным, что это сводило с ума ещё больше. Звуки были слишком громкими, солнце слишком лучистым, а ветер насыщенно пах хвоей. Женя нашла дорожный указатель и села около него, чтобы в очередной раз перевести дыхание и дать уставшим ногам немного отдохнуть. Новая обувь, как назло, натерла болючие мозоли, и поэтому Женя с облегчением сняла с себя кеды, чувствуя, как ветер щекочет босые ступни.
А дальше все по–новой. Снова дорога, тёплое июльское солнце и запах влажного асфальта.
Она шла, не чувствуя ног, лишь сильную усталость и головокружение, поэтому сначала подумала, что это лишь мираж. По правой стороне от дороги показался домик, плотно скрытый деревьями. Сморгнув несколько раз, Женя со всех ног бросилась к нему, чувствуя, что рухнет на землю в следующую секунду. Один раз она и правда упала со всей силы на сырую траву, усыпанную бисеринками росы, что на миг вышибло дух, а боль отозвалась эхом во всем теле. Пару секунд она просто лежала, пытаясь восстановить дыхание, а потом встала и вновь побежала, радуясь тому, что домик никуда не исчезает, что это не плод ее воображения.
Она с силой влетела в дверь, дыша при этом как паровоз, и начала громко по ней барабанить кулаками, едва не смеясь от счастья. Спустя пару минут, за дверью послышались шаркающие шаги и чьё-то бормотание, щелкнул замок, после чего она ввалилась внутрь дома, не успев вовремя отлипнуть от деревянной поверхности. Перед глазами были чьи-то ноги в резиновых тапках, и она подняла взгляд выше, натыкаясь на суровый мужской взгляд из-под кустистых бровей.
На этом ее организм издох и она почувствовала, как наливаются свинцом ее глаза.
***
Женя открыла глаза, фокусируя взгляд на яркой люминесцентной лампе, которая наполняла помещение своим мерным гудением. В горле нещадно першило, от чего хотелось пить, и она постаралась проглотить этот противный ком. Все тело ломило от усталости, а голова по-прежнему кружилась, стоило ей немного привстать на локтях.
Она сделала вывод, что каким-то образом очутилась в больнице, ведь к ее правой руке была подсоединена капельница с бесцветной жидкостью. Почувствовав облегчение, она расслабленно выдохнула и улыбнулась в потолок, ощущая теперь себя в полной безопасности.
Она смогла!
Больше всего на свете она боялась не выдержать и умереть прямо на той трассе после того, как ей удалось сбежать. Теперь, когда все осталось позади, она чувствовала невероятное облегчение, пусть ее тело и болело от каждого шевеления.
Она вздрогнула, когда дверь в палату открылась, после чего в неё вошёл доктор средних лет.
— Вы очнулись, — констатировал он с легкой улыбкой и прошёл к стулу около ее кровати. — Замечательно. Вы помните, что с вами произошло?
— Да, — просипела она и откашлялась, чувствуя, как сковывает горло, будто в него вонзили сразу сотню игл. — Да!
— С минуты на минуту приедут ребята из полиции, вам придётся дать показания, ведь у вас множественные ушибы и гематомы. К тому же, мужчина, который вас привёз, сказал, что вы были в ужасном состоянии и потеряли сознание на пороге его дома.
— Господи, все так и было! — Женя стыдливо прикрыла глаза ладонью и горько усмехнулась. — Этот мужчина уже ушёл? Я бы хотела поблагодарить его.
— Ушёл, — врач достал из тумбы какие-то бумаги и продолжил. — Давайте, пока не приехала полиция, мы с вами заполним документы на госпитализацию.
Женя кивнула и начала отвечать на стандартные вопросы. Все документы находились в ее сумочке, которая потерялась, поэтому ей приходилось диктовать все по-памяти. Что-то она помнила, а где-то пришлось оставить пустые строки.
Вскоре приехала полиция и она обо всем рассказала. Рассказала об убийстве Радулова, с которого все началось, о Виолетте, о своей матери, о вчерашнем нападении. Слова лились бурным потоком, и ей приходилось делать перерывы лишь на то, чтобы откашляться или выпить воды. Она старалась говорить четко и по делу, будто она не на больничной койке лежит, а даёт показания в мировом суде.
К вечеру у неё поднялась высокая температура, что заставило поволноваться врачей, которые ей занимались. Женя находилась на грани сознания, то падая в беспокойный сон, то пялясь немигающим взглядом в потолок. Голоса доносились как через плотный слой ваты, и она почти не обращала на них внимания, находясь в состоянии транса. Вокруг мелькали чьи-то лица, но Женя не могла сосредоточиться на них, улавливая лишь призрачные силуэты и голоса.
Ее знобило.
Казалось, что ее окунули в ледяную прорубь и после этого вытащили на промерзлую землю, укутанную снегом. И ещё вокруг будто завывал колючий ветер, заставляя ее трястись как осиновый лист.
А потом было жарко так, словно ее опустили в ванну с кипятком. Она обливалась потом и неразборчиво шептала в пустоту, чтобы они перестали над ней издеваться.
У неё были странные сны, в которых она много летала и убегала от недоброжелателей. Все ее видения были пропитаны ужасом и беспокойством, из-за чего она часто просыпалась, пытаясь отогнать от себя настойчивые картинки.
День, ночь — она потеряла счёт времени, пытаясь набраться сил, чтобы вынырнуть из пучины в реальную жизнь, в которой у неё было много незавершенных дел. Она чувствовала себя бесполезной и виноватой, будто что-то упустила, но не могла понять, что именно. Это чувство царапалось внутри неё, крутилось навязчивой строчкой в воспалённом мозге.
И ей все же удалось вынырнуть из пучины странных снов, кашля, жара и озноба. В один из дней она проснулась от тихого разговора в ее палате, в ходе которого узнала, что у неё выявили пневмонию и большую часть времени ее держали на антибиотиках, обезболивающих и снотворных. Этим объяснялось помутнение рассудка и странные сны, которые мучали ее на протяжении всего времени.
Следующим утром она проснулась на удивление бодрой и ясной, но чувство тревожности так и не пропало. Оно все так же зудело под кожей, отрицательно действуя на нервные клетки.
— Как вы себя чувствуете? — спросил врач, едва зайдя в палату.
— Лучше.
И это было правдой. Да, горло все ещё болело, а надрывный кашель все ещё заставлял сжиматься изнутри, но теперь она чувствовала себя вменяемой. Больше не было озноба с жаром, а неясные картинки снов стали такими далекими, будто это было не с ней.
— Очень хорошо. Надеюсь, вы готовы принять посетителей, потому что они уже вторые сутки топчутся в коридоре и смущают медсестёр взятками.
Женя хмыкнула и кивнула, представляя, как заставила всех побеспокоиться. Ещё после прихода полиции, она дала мобильный номер Таси, чтобы девушку оповестили о случившемся. Изначально она планировала дать номер мамы, но потом вспомнила, что та сама лежит в больнице, и лишние переживания ей ни к чему.
Но когда через десять минут врач открыл дверь, Женя тут же увидела свою маму.
— Разве ты не должна отлеживать бока в больнице? — усмехнулась Женя, после чего зашлась диким кашлем.
— Моя палата этажом ниже, — ее глаза блестели от подступающих слез, но она старалась сдерживать себя при дочери. — Я уже была здесь, но ты все время спала. А сегодня утром ко мне зашёл твой лечащий врач и сказал, что перестал давать тебе снотворное, и ты вскоре должна прийти в себя.
— Неугомонная женщина, — Женя слабо улыбнулась и перевела взгляд на дверь. — Кажется, врач сказал о посетителях в множественном числе?
— Если ты интересуешься о Марке, то он отошёл в буфет пятнадцать минут назад, — Вера Ивановна лукаво улыбнулась, наблюдая за тем, как щеки ее дочери покрываются румянцем. — А ещё через часик приедет Тася. Кстати, я почти обиделась из-за того, какие новости я узнаю именно от неё! Почему ты не дала мой номер?
— Не знаю, я была слишком уставшей и не понимала, что делаю, — Женя беззаботно пожала плечами, сказав матери полуправду.
Вера Ивановна провела ещё немного времени с ней, после чего ее отправили обратно в свою палату. Пообещав навестить ее вечером, она удалилась, с улыбкой пропуская внутрь палаты Марка.
— Ты меня продинамила, Одинцова, — усмехнулся он, присаживаясь на краешек ее кровати. — Я приготовил такой потрясный ужин, а ты предпочла общество старикашки?
— Печорин, я тебе сейчас организую место в соседней палате, если не перестанешь нести чушь, — она легонько стукнула его кулачком в предплечье и улыбнулась. — Кто тебе сказал, что я в больнице?
— Алевтина Викторовна. Она очень… эксцентричная дама, как оказалось, но мне это нравится.
— Что? Как ты вышел на бабулю? — удивилась она, округлив глаза.
Марк усмехнулся и начал свой рассказ с того, как долго ждал ее дома, пока не нашёл ее записи. Рассказал, что собирался уже ехать и искать ее, а в этот момент пришла Алевтина Викторовна.
— И тогда она сказала, что нарыла кое-что очень любопытное на ресторан Тарковского, — продолжил он, а Женя слушала его не перебивая. — В документации были небольшие несостыковки с поставщиками и денежными переводами. Как оказалось, через ресторанный бизнес отмывались неплохие деньги за контрабанду наркотиков и проституцию.
— И она все это узнала? — восхитилась она, вспоминая, как изначально обиделась на бабушку, когда та отказалась ей помочь.
— В тот же вечер мы поехали в ресторан, чтобы прижать Тарковского, но он, сыкливый говнюк, сразу признался, что большую часть документации ведёт его партнёр. Признаться честно, я очень удивился, когда он назвал фамилию Шитова.
— Ур-род! — воскликнула Женя, не сумев справиться с эмоциями. — Этот старикан запер меня в сраном погребе и приковал наручниками к трубе!
Взгляд Марка тут же стал злым, а руки крепко сжались в кулаки.
— Он ответит за каждую гнилую мысль о тебе, будь уверена. Лучше расскажи, как ты выбралась! Я слышал лишь цензурную версию.
— Это было нечто!
Женя принялась во всех подробностях описывать своё заключение и побег, прибегая к непечатным словам, за которые точно получила бы от мамы шлёпок по губам. Но перед Марком можно было не сдерживать слова и эмоции, поэтому она во всех красках расписала все, что с ней произошло за те сутки. Рассказала про холод, про голод и чувство злости, которое заставляло ее двигаться вперёд. В какие-то моменты Марк хмурился и ругался матом, обещая Шитову сладкую жизнь, а в какие-то смеялся.
— Ты вкатила ему по шарам, а потом ещё и по лицу? — он одобрительно хмыкнул и в неверии покачал головой. — Одинцова, ты — чума. С тобой опасно связываться, ты же знаешь это?
— Обижаешь, — фыркнула она и лукаво в улыбнулась. — Бойся моего гнева, Печорин!
Марк на это лишь рассмеялся, надеясь на то, что никогда не отведает праведного гнева в исполнении Евгении Одинцовой.
***
Все приходило в норму.
Суд над Шитовым длился около двух месяцев, и Жене каждый раз приходилось присутствовать на заседаниях и смотреть на его наглую рожу. Шитов умудрялся быть таким безмятежным и спокойным, что это наводило на мысль, что он всех их обводит вокруг пальца, а не собирается на нары. У Жени каждый раз чесались руки, стоило ей хоть мельком увидеть его ленивую ухмылку.
И все же это закончилось.
В середине сентября ему вынесли приговор, и это было подобно камню с души. В тот вечер Женя собрала вокруг себя компанию из близких людей, и все они завалились в кафешку.
Среди приглашённых был Марк, разумеется, Тася, Мирослава и Маша Вознесенская. С последней они начали тесно общаться после того, как Жене пришлось рассказать, что никакая она не Вера. Но Машу это, казалось, вообще не беспокоило, потому что она была до чертиков рада, тому, что нашёлся убийца ее сестры. Пусть Шитов и убивал не всегда своими руками, вины на нем от этого меньше не было.
Вместе с ним под статью попали и его шестерки, одним из которых оказался Иван Никулин.
Дарина была разбита, ведь из-за громкого скандала пришлось закрыть всю сеть ресторанов, а также в ходе следствия была выявлена ее тайная связь с Радуловым, о которой Тарковский ничего не знал. В итоге она потеряла и жениха, и семейный бизнес, и брата с отцом.
Однажды она позвонила Жене и назначила ей встречу в многолюдном парке, и Женя согласилась на это лишь потому, что в случае чего ей помогут. Не станет же Дарина мочить ее среди множества людей?
Но все оказалось иначе. Она попросила у неё прощения за то, что была косвенно виновата в нападении на ее мать и на саму Женю, ведь это она рассказала своему отцу о том, что приходила некая Вера и выпытывала у неё подробности об убийствах и прочем. А далее Шитов уже действовал самостоятельно, пробив ее мобильный номер, выяснив, где она живет. У него была лишь черно-белая фотография Жени, которую он взял с видео с камер наблюдения. Так как снимок был не ясным, его человек принял Веру Ивановну за Женю.
Выслушав ее, Женя сказала, что не станет держать на неё зла, но впредь пожелала ей держаться подальше от таких родственников.
На этом они распрощались, с обоюдным желанием никогда больше не видеться, за исключением судебных разбирательств.