Текст книги "Одиссея Хамида Сарымсакова"

Автор книги: Олег Сидельников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Фрицы ушли влево вверх, а Туганов, схитрив, лихо, по-истребительски, развернулся вправо. И вновь воздушным пиратам пришлось догонять «пешку». А в воздухе в это время творилось невообразимое: с обеих сторон подходили все новые и новые истребители. То и дело рушились в угрюмое Баренцево море самолеты, окутанные дымом и пламенем... Все небо заляпали разрывы зенитных снарядов, распороли трассы эрликонов и крупнокалиберных пулеметов. Белые и разноцветные купола парашютов с висящими под ними на стропах сбитыми летчиками опускались в ледяные, убийственные волны...

Упрямая пара «мессеров» вновь пристроилась к хвосту «Петлякова». Хамид вспомнил, что в его распоряжении теперь имеется «кафетерий» – новое приспособление для отпугивания, а возможно, и для поражения нахальных «мессеров». Перед войной Хамид был на стрелковых соревнованиях в Москве и как-то заглянул в автомат-кафетерий на Лубянке. Бросишь жетон в щель – в стакан наливается кофе, опустишь в другую щелку жетон – и видишь через выпуклое стекло, как пирамидка разложенных на полочках пирожных вдруг опускается, и вот уж «трубочка» у тебя в руках.

Вот примерно такого устройства был и «кафетерий» на Пе-2. Только на полочках лежали не пирожные, а гранаты, снабженные парашютиками.

Хамид нажал на спуск, и из «кафетерия» вылетела граната... другая, третья... Три взрыва перед самым своим носом ошеломили ведущего фрица, и он инстинктивно отвалил. Но тут же вновь кинулся вдогонку, стреляя экономно. Должно быть, берег боеприпасы.

Теперь в распоряжении Сарымсакова был крупнокалиберный пулемет. Но штурман также экономил боеприпасы.

«Петляковы» возвращались проверенным маршрутом – в сторону полюса. Однако пара «мессеров», надо полагать, прилетела к месту воздушного боя, имея подвесные баки с горючим, и теперь не опасалась истратить весь бензин и бесславно рухнуть в воду.

– Командир! – крикнул штурман. – Давай бреющим, может, утопим?

Бомбардировщик понесся над свинцовыми, с белыми гребнями, волнами неспокойного моря. Не самолет, а прямо-таки торпедный катер!

Однако и немецкие истребители оказались не из слабаков. Они виртуозно управляли своими узкотелыми, похожими на щук, машинами, не пытались «поднырнуть» под отпугивающие очереди Хамида. Прикрывшись правым килем руля поворота «Петлякова», стали вести пушечный огонь. Бомбардировщик Туганова-Сарымсакова летел замыкающим. Ждать помощи неоткуда!.. Дело принимало неприятный оборот.

Вдруг штурмана осенило... А, была не была!..

– Командир! – крикнул он, ликуя и страшась собственной мысли. – Командир!.. По моей команде давай свечей вверх, как истребитель!

– Ты что?.. – хрипло отвечал летчик. – В своем уме?.. Мигом снимут!

– Всего на три-четыре секунды. А потом опять на бреющий. Иного выхода нет. Они нас уже дырявить начали.

– Жду команды, Хамид!

Штурман мысленно прикинул прицел и, сконцентрировав всю волю свою, все внимание, крикнул:

– Пошел!..

Взревев моторами, «Петляков» круто, с опасностью свалиться в штопор, рванулся вверх и вбок. Преследователи замешкались буквально на секунду, другую. Но этого было достаточно. Сарымсаков длиннющей очередью, не опасаясь уже вывести из строя пулемет Березина, резанул точно по кабине ведущего «мессера». Видимо, удар пришелся по летчику: вражеский истребитель как-то нелепо, с боковым креном взмыл вверх и тут же, свалившись на крыло, рухнул в море.

– Спекся, гад!!! – в восторге завопил Хамид.

– Молодца, штурманок!! – завопил в ответ Туганов и вновь перевел «Петлякова» на бреющий.

В азарте победного боя Сарымсаков попытался расправиться также и с ведомым фрицем, но промазал. Оставшись в одиночестве, ведомый «мессер» круто развернулся и улетел восвояси.

... Из двенадцати самолетов майора Сыромятникова, участвовавших в разгроме морского конвоя противника, на базу вернулось семь.

Задание командования было выполнено. В летной книжке штурмана X. Г. Сарымсакова появилась очередная лаконичная запись: «25.07.43. Тип самолета – Пе-2. Взлет-посадка – 03-03 – 04-40. Бомбоудар с пикирования 60° по транспортам противника в р-не Варде».

Это был ночной удар. Но какая же ночь в июле за Полярным кругом!

Летнее полярное незаходящее солнце запутало все понятия о времени. Летчики ориентировались по талонам в столовую. Вот и сейчас Хамид, глянув на очередной талон, увидел штампик: «Завтрак». Но до завтрака было еще далековато. Показался Семен Лапшенков, разгоряченный после боя, по лицу струйки пота... Туганов затеял было уставной подход с докладом. Семен Васильевич отмахнулся. Обнял всех членов экипажа «очка» (номер 21), сказал:

– От души поздравляю с двойной победой! Всех, но особенно Хамида. Во-первых, это он точно вывел самолет на цель и летчик, по его команде, засадил две ФАБ-250 в транспорт, во-вторых, он же ликвидировал «мессера», третьего на его счету. Наконец, поступило разведрадиосообщение: транспорт погорел, погорел, да и ушел на дно!.. И последнее... Поздравляю Хамида Сарымсакова... с днем рождения!.. Двадцать два годика исполнилось. Дай-ка обниму тебя, сын знойного Узбекистана!

Комэск, как был в кожаном реглане, неповоротливый, медвежеватый, с силой сжал в объятиях младшего лейтенанта, ставшего к тому времени штурманом звена, расцеловал.

– Долгих тебе лет, Хамид! И с победами, и с днем рождения тебя!

А немного погодя в кают-компании состоялся завтрак-ужин. Виновнику торжества выдали за две победы две порции «наркомовской» и еще одну – по случаю дня рождения. Но Хамид отказался от добавок. Он и так был счастливо пьян от результатов боя. И еще – печально было на душе. Пять экипажей не вернулись!.. Вечная слава героям, совсем еще молодым, но бесстрашным героям. Они пришли в полк недавно. И уже их нет. Ушли в бессмертие.

Вспомнился Хамиду и прошлогодний день рождения. Ведь первый свой боевой вылет в Заполярье он совершил тоже 25 июля. Но тогда вылет окончился неудачей. Помешала непогода. А командир полка Сыромятников (Хамид, теперь уже наученный боевым опытом, понимал, что «батя» не стал рисковать «салажатами» – пусть немного облетаются, притрутся к Заполярью. А мог бы и заставить в кромешной мгле выйти на цель. И еще неизвестно, чем бы все это кончилось!) приказал: «Возвращаться на базу!»

В кают-компании появились истребители Каюм Мельдизин из 20-го истребительного авиаполка, командир эскадрильи 2-го гвардейского истребительного авиаполка Василий Адонкин и штурман того же полка

Александр Шипов. Все трое также отличились в бою. Раскрасневшиеся, шумливые. Подошли к Хамиду, тяжко стали похлопывать по плечам.

– Молоток, парень!

– Давай-давай!..

– Ну и хитрюга!..

И тут же разгорелся спор: прав ли был Хамид, дав «дикую» команду летчику поднять на «дыбки» пикировщика. По правилам – вроде плохо. Показать бомбардировщика в плане – лакомое блюдо для «мессера». С другой стороны – фактор неожиданности. Фашисты опешили. Потеряли секунду, две – и порядок! Спор свелся к тому, что, мол, к чему копья ломать, победителей не судят.

Хамид с любовью смотрел на своих «ангелов-хранителей». Что-то их ожидает впереди! Славные ребята[16]16
  Каюм Мельдизин, совершив ряд подвигов, погиб при выполнении боевого ведения. Герой Советского Союза Василий Адонкин погиб в бою 17 марта 1944 г. Капитан Шипов Александр Павлович впоследствии стал генерал-майором авиации. Герой Советского Союза. Умер в 1971 году.


[Закрыть].

Дни и ночи, свернутые в один бесконечный день... Ночи и дни, закрученные в черное покрывало бесконечной ночи...

Бомбоудары, разведка, лидирование новых авиачастей, подготовка новичков, проверка после ремонта материальной части, облет самолетов...

Наша североморская авиация уже ощутимо чувствовала себя хозяйкой полярного неба. Но все же несли и мы потери.

И наконец настал день, когда поступил приказ: 29-й авиаполк отправить на переформирование. Не осталось в полку исправных самолетов. Да и среди летного состава можно «стариков» пересчитать по пальцам.

Хамид в числе героев воздушно-морского сражения 25 июля был удостоен нового еще совсем ордена – Отечественной Войны Первой степени. Из первых тысяч орден ему достался. Парень и рад был, и горестно ему... Стольких товарищей потерять!

Перед мысленным взором его проходила плеяда простых и замечательных, в сущности, парней... Сгибнев, Орлов... Дорогой командир и друг Лапшенков,

Кобзарь, Вильчинский... Из тайников памяти возникла скромная любительская фотография... Еще на Ленинградском фронте это... Высоченный Женя Кожевников. Он первый «оскоромился»: надел сухопутную гимнастерку и командирскую портупею с массивной бронзовой бляхой-звездой. В пилотке. Из-под отложного воротника гимнастерки все-таки выглядывает широкий воротник вязаного морского свитера!..

На фотографии надпись: «В дни боевой работы.

В местечке С. 5 июня 1942 г.».

А 7 июня Женя погиб вместе с экипажем при нанесении бомбового удара.

Рядом, пониже ростом, Ваня Корнюшкин. Он еще повоевал. А погиб 20 июля 1942 г. в Заполярье во время пикировочного удара по вражескому конвою...

Потери, потери... Потери дорогих людей.

ГЛАВА Х. «БАРХАТНЫЙ СЕЗОН»

Поскольку лететь в городок Б. на переформирование было не на чем, всех, кто уцелел, отправили из Заполярья поездом. В Москве Хамиду удалось на несколько часов заглянуть к отцу Тани. Постучал в дверь (звонок не работал), дверь отворилась, и он увидел... Таню. Она, оказывается, уже жила в Москве. Наконец-то их небольшая семья воссоединилась. Таня воевала под Новороссийском. Тяжелое ранение и контузия сказались. Девушку демобилизовали. Она собиралась учиться, но пока что приходилось лечиться.

Не думали, не гадали молодые люди, что это будет их последняя встреча.

...А оказывается, в приволжском городке зима ничуть не мягче, чем в Заполярье! Трескучие морозы, то поземка, то завьюжит. Только вот нету северного сияния. Да и питание похуже, поскольку Б. глубоко в тылу.

Полк принял майор Цецорин, которому затем присвоили звание подполковника. Прибыло много молодых летчиков, штурманов и стрелков, а также авиаторов со стажем, но необстрелянных. В их числе оказался старший лейтенант Петр Маширов. К нему в экипаж и назначили Хамида.

Несколько суховатый по складу характера, службист, командир был лишь внешне «недоступной персоной». Хорошим, душевным человеком он оказался. И начал он командовать экипажем так.

– Вот что лейтенант. Как там дальше – не ведаю, а все же должен вам сообщить, что я кадровый военный, ценю и уважаю уставы. Поэтому отношения наши должны быть уставными. В служебное, разумеется,] время. Но это вовсе не означает, что я буду командовать, лишь бы показать свою командирскую власть. Я уже пять лет летаю, но боевого опыта у меня, к сожалению, нет. Все трубил на Дальнем Востоке. Рапорты мои с просьбой отправить на фронт вызывали у начальства гнев. Мне читали лекции на темы дисциплины, необходимости защищать Дальний Восток и так далее. Теперь же я добился, меня сюда направили в качестве стажера. Надеюсь и вовсе здесь обжиться. Поэтому буду благодарен, если вы меня, штурман, подучите, поделитесь боевым опытом.

И как-то незаметно, исподволь, строго официальные, уставные отношения между командиром и штурманом перешли в товарищеские, дружеские, и – о ужас! – они стали говорить друг другу «ты» даже при исполнении служебных обязанностей, в полетах. А их было изрядно, этих полетов. Осваивались полеты по горизонтали с бомбометанием по учебным объектам, бомбоудар с пикирования (с различных высот), полеты по радиокомпасу, ночные полеты – последний элемент учебы – наследие погибшего комэска Семена Лапшенкова.

Стрелок-радист Миша Шаталин, веселый, общительный паренек лет девятнадцати, считал себя уже «воздушным ветераном». Он окончил школу воздушных стрелков и в чине старшего сержанта прибыл еще в Заполярье. Там он принял участие в шести боевых вылетах и даже подбил одного «мессера», который, однако, оставляя за собой дымную струю, сумел удрать восвояси. Полковые остряки подначивали, дескать, что ж ты, Мишенька, зеваешь? Иди, требуй себе половинку медали «За отвагу». Миша не обижался, отшучивался.

– А что мне торопиться? Вот пущу из второго фрица дым – целиком медаль получу!

28 марта полк получил приказ вылететь по маршруту: Б. – Саранск – Орел – Белая Церковь – Харьков – Сокологорная – совхоз «Каучук».

– Живем, товарищи офицеры! – шумно радовался Миша. – Нас же на курорт, в Крым посылают!

– Вот уж поистине бросает меня судьба, – подумал Хамид. – От льдов Ледовитого океана до Черного моря. В самом деле курорт. И время наступает курортное.

Было, однако, не до курортных нег. Хамид Сарымсаков, штурман звена, в поте лица передавал молодым экипажам боевой опыт. Полеты, полеты, полеты... К вечеру так изматывался, что даже на фрукты смотреть не хотелось. Попить бы холодной водички – и спать!

В середине июня, наконец, в основном закончилась учеба. Полк перелетел в Крым. Уже больше месяца, как фашистов выбросили из Крыма. Советская Армия на юге продолжала развивать стремительное наступление. А 29-й полк, вошедший теперь в состав 13-й пикировочной авиационной дивизии, которой командовал Герой Советского Союза полковник И. Е. Корзунов, все еще (и в Крыму!) продолжал учебу. Стали осваивать полеты с подвесными бензобаками – значит, подумалось Хамиду, полк, дивизия готовятся к дальним полетам. Порт Констанцу наверно придется бомбить. Опять, значит, над морем летать. Благо хоть теплое и «бархатный сезон» наступает.

В Евпатории экипажи по вечерам купались в море. Ходили на пляж по строго обозначенным коридорам. Да и на пляжике крутились на «пятачке». Все остальное заминировано и пока мины не обезврежены. Но все равно купаться было приятно.

Вдруг новый приказ: перелет Крым – Одесса – аэродром А. И не успели экипажи опомниться – приказ самого комдива: четверо суток на окончательную отработку. Запрещены все отлучки с территории аэродрома.

И наконец грозный и рождающий ликование в душах приказ...

В летной книжке X. Сарымсакова записано коротко: «20/VIII... Б. удар с пикирования по эсминцам в порту Констанца».

Позволю себе процитировать труды специалистов, с фотографической достоверностью описавших это грандиозное воздушное сражение. А потом уже постараюсь «обратиться» в Хамида Сарымсакова и рассказать о его впечатлениях.

«20 августа 1944 г. ... Самыми памятными событиями в деятельности авиации в августе 1944 г. были удары по Констанце и Сулине... В них участвовало 317 самолетов...»[17]17
  А. П. Дорохов. Горой черноморского нова. Воениздат МО СССР, Москва, 1972 г., стр. 128 – 129.


[Закрыть]

«Главный удар по военно-морской базе нанесли два полка пикирующих бомбардировщиков по 29 самолетов в каждом... Истребительное сопровождение включало пять групп непосредственного прикрытия, группу расчистки воздушного пространства и две группы воздушного боя... Впереди ударных групп на самолете Пе-2 летел командир соединения Герой Советского Союза полковник И. Е. Корзунов...

... Первая ударная группа (40-й авиаполк, ведущий подполковник С. С. Кирьянов) нанесла удар с севера, вторая ударная группа (29-й авиаполк, ведущий подполковник А. П. Цецорин) действовала с южного направления.

Во время захода пикировщиков на удар два прорвавшихся Me-109 пытались их атаковать, но были отбиты истребителями Авдеева. Один «мессершмитт» получил повреждения, другой с резким снижением ушел в западном направлении...

В результате действий авиации были потоплены две подводные лодки, эсминец, танкер, 5 торпедных катеров, несколько барж и более 20 других плавединиц, а также взорван склад горючего, разрушены портовые сооружения. Повреждения получили 3 подводные лодки, канонерская лодка, минный заградитель, два эсминца и другие корабли.

Наши потери составили два самолета: бомбардировщик Пе-2 и истребитель Як-9...»[18]18
  «Авиация ВМФ в Великой Отечественной войне». Авторский коллектив. Москва, Воеииздат МО СССР, 1983 г., стр. 1 50 – 133.


[Закрыть]

«В 9 час. 41 мин. 20 августа со своих аэродромов произвели вылет главные силы 13-й пикировочной авиадивизии во главе с командиром дивизии Героем Советского Союза И. Е. Корзуновым...

Второй колонной шел 29-й авиаполк (ведущий подполковник А. П. Цецорин). Каждую колонну полка замыкали ударные группы истребителей прикрытия...

Удар пикирующих бомбардировщиков производился шестерками с высоты 3000 метров при скорости 320 км/час».[19]19
  П. Н. Иванов. Крылья над морем. Воениздат МО СССР, Москва, 1973 г., стр. 210—211.


[Закрыть]

Об этом налете сообщило и Совинформбюро.

Маширов вел себя в высшей степени достойно. Страшная, многослойная зенитная оборона никак не смутила его. Он был воплощение невозмутимости, воинского долга. Хамид украдкой поглядывал на его лицо – суровое, сосредоточенное. «Выдержка у товарища! – удовлетворенно подумал штурман. – Вокруг такое творится, а он вроде и не замечает ничего. Опять мне толковый командир попался. Опять повезло».

Нет, не так уж хладнокровно воспринял Петр Маширов свое боевое крещение. Внутренне он волновался и очень сильно. Он только внешне не выдавал своего волнения. Да и мудрено было не испытывать страха. Все небо в разрывах зенитных снарядов... Вот по курсу вспухает огненно-черный ком... второй... третий!.. Руки так и просятся повернуть штурвал в сторону, изменить курс... А нельзя! Полк возглавляет подполковник Цецорин, надо следовать за ним. Приказ – бомбоудар с пикирования. Высота 3000 метров.

Держаться... Во что бы то ни стало держаться заданной высоты!..

Пот заливает лицо, по спине – шустрые ледяные струйки...

– Подходим к Констанце, командир! – раздается в шлемофоне голос штурмана. – Будем пикировать сразу после шестерки Цецорина...

– Два «мессера» справа, со стороны моря! – передает по СПУ стрелок Миша Шаталин.

– Если справа, то почему же со стороны моря?.. – удивляется Маширов и тут же осекается. Как же это он так опростоволосился? Ведь нашему полку приказано атаковать порт Констанца с юга. Все-таки сильно волнуюсь. Забыл даже, что полк пролетел мористее Констанцы и развернулся на сто восемьдесят!.. – Как там «мессера», что молчишь, Шаталин?!

– Ложная тревога, командир. Их наши ястребки погнали. Один дымит.

– Порядок.

С высоты три тысячи метров констанцский порт выглядит игрушечным. И кораблики в нем тоже игрушечные, совсем с виду не страшные. Но эти «игрушечки» исполосовали небо разноцветными трассами, белыми, черными шапками разрывов зенитных снарядов. Порт и город изрыгают море огня.

– Командир, – успокаивающе говорит Хамид, хотя и сам весь в испарине. – Ихние зенитчики зря гитлеровские пайки лопают. Шуму много, а...

– Не отвлекаться, штурман! – приказывает командир.

– Есть – не отвлекаться! – отзывается Хамид и мысленно добавляет: «А ты все-таки не железный, командир. Волнуешься».

Над портом завеса дыма, гари, языки пламени. Тут уже поработал 40-й полк. Надо только добавить. 40-й пришел с севера, у него короче путь. В кабине явственно ощущается запах гари, взрывчатки зенитных снарядов, рвущихся вокруг пикировщиков. Кораблики расползаются в разные стороны в тесном порту, иные сталкиваются...

Головная шестерка командира полка Цецорина начинает пикировать...

– Приготовиться! – говорит Хамид, приникая к прицелу «ОПБ-1МА» – этакой метровой трубе, вмонтированной в днище пилотско-штурманской кабины.

– Решетки, командир!..

Пе-2 устремился в почти отвесное пике. Стрелка альтиметра стремительно убегает влево... 2500... 2000... 1500 метров...

– Сброс, командир!.. Жми... Жми на кнопку сброса!

Маширов, спохватившись, нажимает на кнопку... Самолет с воем выходит из пике.

– Разворот сто восемьдесят! – подсказывает штурман. Он понимает, что опытный летчик выполняет свой первый боевой вылет. Нервы напряжены до предела. Иной раз происходит какое-то внутреннее замыкание, человек не сразу уразумевает команду. Поэтому Сарымсаков и подал команду «сброс» на секунду раньше. Первый боевой!.. Вот пройдет время, накопится опыт, тогда все станет на место. Главное, что командир с характером.

Новые клубы дыма заволокли порт... Какой-то корабль горит... Кто его?.. Черт его знает... Еще один... Ага! Начали рваться бензохранилища! Порядок!

– На обратный курс, командир... Все нормально... Правее. Станем замыкающими в правом пеленге, а там переключимся на внешнюю связь.

...Маширов вел на базу «Петлякова» и улыбался. Хоть и устал донельзя, а настроение восторженное.

... Вечером, после ужина, перед тем как лечь спать, Хамид сказал Маширову:

– Спасибо тебе, командир.

– За что? – не понял Петр и от неожиданности даже приподнялся с топчана.

– Все делал, как полагается. А ведь первый боевой! Нервы у тебя как канаты.

Маширов тихо рассмеялся.

– Ничего смешного я не сказал.

– Да у меня, Хамид, все тряслось внутри, как заячий хвост. Просто вида не подавал. Все как в тумане. И тебя слышал, словно уши у меня ватой заложены.

– А ты думаешь, что я не боялся? Только психически ненормальные люди ничего не боятся. Чувство страха каждому человеку от природы дано.

– Это верно, Хамид.

– А ты держался просто здорово. Работал как часы.

– Со сбросом бомб замешкался.

– Какую-то секундочку. Так я ее и учел.

– Ну и хитрюга ты, Хамид! – воскликнул Петр и рассмеялся. – Значит, все же заметил, что меня мандраж одолевает?

– Мандраж – это когда человек за свою шкуру трясется. А ты ведь за экипаж тревожился, как бы нас не угробить. А это не мандраж, а волнение, вызванное чувством ответственности. К тому же первый боевой.

– Знаешь, Хамид, я сейчас себя совсем другим человеком чувствую. Ну служил я на Дальнем Востоке. Понимал: нужное дело. Всякое может произойти на Тихоокеанском побережье. А совесть все-таки грызла. Там, на Западе, твои товарищи-бомберы кровью умываются, а ты в тылу прохлаждаешься!..

– Кому-то надо и дальние рубежи охранять, Петр.

– Но почему именно я должен, а?

– Ты же ревнитель Уставов. А что в них сказано, а?.. Приказ начальника – закон для подчиненного! – Хамид лукаво улыбнулся.

– Да ну тебя! – отмахнулся Петр. – Я же от души... Делюсь с тобой.

– Уж и пошутить нельзя.

– Тебе бы все шутить! – Так вот, скажу по-дружески: если бы не удалось на фронт вырваться, я... Я даже не знаю, что бы со мною сталось! Ну как людям после войны в глаза смотреть?!.. Добро бы больной, увечный какой, а то сил ведь некуда девать!.. Одно смущает. Я ведь в полку стажер, практикант, так сказать. Кончится стажировка, станут назад отзывать... А не поеду – и все тут!

– А как же Устав? – вновь не удержался Хамид и рассмеялся.

Рассмеялся и Маширов.

– А есть еще документ, превыше Устава – Конституция. А в ней сказано: «Защита Отечества...» и так далее. Останусь в полку – и баста!

– Оставайся, командир, оставайся. Я лично – «за».

Петр Маширов положил на тумбочку папиросу, которую так и не закурил, увлеченный взволнованной его беседой. Сказал:

– Однако пора и на боковую. Рано утром опять вылет на Констанцу. Разведка погоды, промер ветра. Спать, спать, штурман, ветеран полка!