Текст книги "Начальник Дикого Порта"

Автор книги: Олег Серегин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

НАЧАЛЬНИК ДИКОГО ПОРТА

Если уехать в горы и пересечь водораздел, проходящий по высшим точкам хребта, то ночами уже не будет захлестывать небо негаснущий свет Города. Когда плотные тучи отпрянут от остро заточенного лезвия Йинд-Тхир, и небо усыплют светила, найдешь среди них Сетайю и Чрис’тау. Их ни с чем не перепутать, такие они яркие. Между ними, видимая только из мощного телескопа, и светит с дальнего края Галактики маленькая звезда.

Кругом нее, изумрудная и лазоревая, убранная белыми облаками, обращается планета Хманкан. Там фонтаны, бьющие светом, там гигантские лестницы уходят в морскую глубь, там города цветут как цветы, и надменные жители улыбаются с высот своего могущества.

Если взять старый корабль, никогда не принимавший на борт трусливых; если оплатить полный ремонт и купить хорошие энергеты, то за тридцать пять условных дней полета приблизишься ко Хманкану. Когда останется один день, встанешь от анабиоза и наденешь броню деда, сплошь изукрашенную насечками – памятью по убитым врагам. Возьмешь ножи прадеда, иззубренные о крепкие кости.

Ты приблизишься ко Хманкану и выберешь самый большой город. Снизишься, входя в сладкую и легкую атмосферу, дыхание роскоши изнеженной расы.

И выключишь двигатели.

Через восемь секунд после того, как твоя плоть станет пеплом в раскалившейся, расплавившейся кабине, старый корабль, никогда не принимавший на борт трусливых, грянется оземь. И тогда умрут сто миллионов х’манков.

То-то славно.

Но никто не подпустит твой корабль к изумрудной и лазоревой планете, драгоценному сердцу владык Галактики. Да и нет денег, чтобы залатать его ветхое нутро, и на зарядку аккумуляторов тоже нет. Их вообще нет.

Потому ты и сидишь здесь, предаваясь дурацким мечтаниям.

***

Рихард Люнеманн вышел на крыльцо и закурил. Элегантное ограждение из косо стоящих пластин зеркального стекла причудливо искажало образы. Ты; пол-тебя; кусок пролетающей машины, узорчатая дверь дорогого кафе; огромная голограмма, стоящая над элитным районом. Вид на голограмму рассекала надвое одна из пластин: Only – далее мрачная рожа Рихарда Люнеманна по кличке Ариец – umans.

“Только для людей”. Алые горящие буквы на фоне темно-синего, почти фиолетового неба Дикого Порта. С улиц элитного района, принадлежащего человеческой расе, голограмму, разумеется, видно не было.

Отсюда до границы Ареала человечества свет шел многие века. На всерасовой пиратской планете доминирующая раса Галактики формально не была таковой. Тем не менее, другой подобной надписи на поверхности неба никто не выжег. Голограмма пылала в надменном одиночестве, как будто весь город и вся планета предназначались only for humans.

Курящему вторую крепчайшую сигарету Люнеманну эти соображения были фиолетовее местного неба. У него горел рейс стоимостью в миллиард.

Дома, в Ареале, капитан Люнеманн считался бы Кроликом Роджером. То есть человеком, который, совмещая функции владельца, капитана и первого пилота, занимается чем-то помимо перевозки грузов. Это могла быть разведка новых пригодных для жизни планет в очень удаленных областях, возня с туристами-экстремалами, гоняющими по этим самым удаленным планетам, еще какие-нибудь одобряемые законом занятия.

Дикий Порт называл Арийца прямо – пират.

Не то чтобы он находил это занятие делом жизни. Люнеманн не побрезговал бы любым хорошим контрактом. Если он будет легальным – прекрасно.

Ариец смотрел на голограмму, и буквы в него в глазах превращались в цифры.

Миллиард.

1 000 000 000.

С планеты, у которой нет ни названия, ни номера, которая существует только в реестре лаэкно, да и в него занесена как безатмосферная, через половину условного часа вылетал грузовоз с контрабандным товаром. На Терру-без-номера шел левый биопластик, украденный у русских; его было много.

На миллиард.

Может, больше. Миллиард двести. Полтора миллиарда.

Ариец не знал.

Ему хотелось выть. Во всем мире только он один, кроме самих контрабандистов, знал о невидимом рейсе. Родной брат Арийца, Гуго Люнеманн, устроился техником на золотой грузовоз; о родстве было известно только родственникам, как водится у пиратов.

И вот алмазный рейс срывался по глупейшей, абсурднейшей, обидной до детских слез причине.

У Рихарда не было второго пилота. Болван и остолоп Джонни не далее как два дня назад сел. В тюрьму Дикого Порта. За карманную кражу.

Пилот-корсар обчищает карманы. Это что? Это же плач и рыдание горестное. Конечно, бедняга Джонни страдал клептоманией, но попасться так глупо и не вовремя – надо было суметь.

И что еще хуже – именно сейчас у Рихарда, сгорающего от страсти к биопластиковому миллиарду, не было денег. А на Диком Порту без предоплаты никто не работал.

И капитану корабля, приписанного к Дикому Порту, никто не давал кредита.

Поэтому Ариец курил уже третью сигарету, обоняя едва уловимую нотку успокаивающей нервы травы тий-пай. Не помогало.

Средств доставало только на подготовку к полету. Мелкий ремонт, запасы и кое-какие штучки. Без кое-каких штучек можно отправиться возить придурков, руду или древесину, но брать штурмом грузовоз контрабандистов голыми руками не выйдет.

Свободная сумма выходила всего ничего. Пять тысяч.

Минимум, который потребует самый хреновый пилот – в два раза больше.

У Арийца оставалось два выхода: либо пойти к левому кредитору и согласиться на грабительские проценты, либо искать такого пилота, чтобы пошел за сумму вдвое меньшую, чем обычно.

Будь Ариец железно уверен в обретении миллиарда, он бы, не задумываясь, взял кредит. Но Люнеманн был немолод и неглуп. Опытный пират прекрасно знал, что такое абордажный рейс. Можно вовсе пролететь как напильник к Альфе Центавра. А если с пилотом, оставшимся без зарплаты, еще есть шанс договориться, то кредиторы разберут тебя на детали и заформалинят – для науки будущим поколениям.

Поэтому Люнеманн озлобленно затушил окурок прямо о зеркальное стекло, которым так изысканно было декорировано главное здание банка, и направился к “крысе”.

Он ехал в Зверинец.

Найти в Зверинце пилота – найти иголку в стоге сена. Или чью-нибудь сверхсекретную военную базу. То есть ты даже уверен, что она есть, но где искать, как, и не огребешь ли ты по ушам после того как найдешь – неведомо.

Когда-то Зверинец был мирной биржей труда. Но очень давно. Когда над планетой еще не горела алая голограмма. Теперь помимо этого Зверинец, занимавший поистине огромную площадь, – благо, в площади недостатка не наблюдалось, – был рынком, городом развлечений, улицей красных фонарей и даже тюрьмой. Потому что войти в Зверинец легко, а вот выйти, если власти планеты не хотят видеть тебя в числе граждан, – практически невозможно. При известной сноровке в Зверинце можно прожить весь отмеренный тебе природой срок. Или не прожить и часа, если кто-нибудь наймет хорошего убийцу. Зверинец – как раз то место, где можно спокойно нанять хорошего убийцу.

Убийцы Рихарду были без надобности. Он и сам умел.

Ариец собирался зайти в пару-тройку знакомых баров. Еще вывести на цель могли два хороших парня: близнецы, бывшие коллеги Рихарда, они открыли в Зверинце казино. На крайний случай оставался один товарищ, содержавший бордель с мальчиками. И не вообразить, кто там порой оказывался в числе персонала.

От последней перспективы углы капитанского рта тянуло в дурацкую улыбку. Бисексуальный Рихард замечал за собой странную особенность: в космосе он предпочитал исключительно собственный пол. Не только потому, что женщина в изолированном пространстве корабля сразу пыталась свить гнездышко и организовать с Рихардом семью, чего ему совершенно не было надо. Ариец полагал, что у него что-то творилось с биотоками.

Спустя четыре часа Рихард снова курил. Драгоценный рейс уже стартовал. Времени не было. Либо отказываться от идеи – от миллиарда! Миллиарда, летящего прямо в руки! – либо отправляться за кредитом.

Он шел пешком от служебного входа казино к стоянке, где оставалась “крыса”. Уже стемнело. Напротив возвышалось здание закрытого клуба, где занимались черт знает чем, чуть дальше – еще неведомо что в доме с глухими окнами. Фасад казино выходил на одну из самых пристойных улиц Зверинца, но задворки гляделись нехорошо.

“Хрен с вами!” – озлобленно думал Рихард. – “Пират я или нет?”

Он храбрился. Он уже почти решил взять кредит.

В конце концов, Люнеманн сам был исключительно хорошим пилотом. В фатальных обстоятельствах можно будет продать “Элизу”, на оставшиеся улететь в Ареал и там наняться на официальную работу. Продать “Элизу”, его единственную истинную возлюбленную. Работать без законного сертификата, то есть практически не иметь прав. Гнусная судьба. Но игра стоит свеч.

Последняя мысль взбодрила Арийца. Взявшись за дверцу машины, он тряхнул седеющей головой и оглянулся по сторонам.

Невдалеке на ступенях сидел высокий длинноволосый парень. Спиной к Рихарду. Роскошная шевелюра цвета молочного шоколада падала до самых камней, но даже за этой завесой было заметно, какая великолепная у парня фигура. Мечта. Картинка. Даже если лицом длинноволосый страшнее гражданской войны, все равно картинка. В ракурсе с тыла… Две тонкие косички поверх гривы. Сидел парень как неживой или крепко отъехавший на каком-нибудь дурмане, то есть, не шевелясь, поэтому Рихард его и не заметил раньше.

Собственно, а какого хрена он тут делает? Ошиваться здесь запрещено. С минуты на минуту выйдет охрана и поломает красавцу какую-нибудь часть тела. Охрана в заведениях Зверинца суровая. В душе Люнеманна шевельнулись побуждения, которые с натяжкой можно было назвать альтруистическими.

Что-то в ссутулившейся фигуре казалось Арийцу странным. Но свое “ты чего тут сидишь?” он сказал раньше, чем понял, что именно.

Парень обернулся стремительно. Так стремительно, как не способен не то что человек обдолбанный, но даже просто – человек.

Человеком парень и не был.

– А ты чего спрашиваешь? – ответил он на безупречном SE, Space-English (Sucker’s English, Sonofabitch’s English – в некоторых вариантах). Почти без акцента. Только голос ниже, чем средний мужской, но и такие голоса – не редкость.

– Сейчас охрана выйдет, – мрачно буркнул Рихард, кляня свою тупость и ненаблюдательность. Вот эту тварь он от телесных повреждений спасать определенно не стал бы.

Если бы мерзкая зверюга с шоколадными кудрями выдала что-нибудь вроде “Тебе какое дело?” – Люнеманн сел бы в машину и уехал, не опускаясь до ответа. Но зверюга миролюбиво ответила:

– А я к ним на работу попрошусь.

Люнеманн невольно фыркнул.

– Да кто ж тебя возьмет?

– Не возьмут, – согласилась зверюга.

– А что сидишь?

– Я у них денег попрошу, – с нечеловеческой честностью ответила тварь. – Они дадут. Может, даже пять кредитов. Им нравится, когда я прошу.

Две войны. Сотни миллионов погибших. Неутолимая ненависть. Книги, фильмы, песни; дети во дворах играют в Великую войну, но никто в этих играх не изображает врага. Все свои, а эти должны появиться вот-вот, вынырнуть из черноты космоса на непревзойденно маневренных кораблях, и нужно готовиться, чтобы удержать оборону…

Перед Люнеманном сидел представитель прежней доминирующей расы Галактики.

Ррит.

Хотя после первой, Великой войны их осталось немного, на Диком Порту была довольно большая колония. Их пираты не нападали на корабли людей, но прочие расы стоном стонали от близких контактов с лучшими воинами Млечного Пути.

После второй войны численность упала, пиратов истребили правительственные войска. Больше в космосе рритских кораблей не было. Оставшиеся твари околачивались в Зверинце. Там их не трогали, пока они не мозолили глаза кому не надо; и тихо вымирали своим ходом – от простого, бесхитростного голода.

– Я не для себя, – вдруг торопливо сказал ррит, прижав уши. – Сестре… у нее… дети…

Еще бы. Только мать или сестра может заставить рритского воина засунуть гордыню в узкое место.

Люнеманн сам не знал, что заставляет его стоять тут и разговаривать с тварью. Многолетняя общечеловеческая ненависть к зверюгам, кажется, никуда не делась, но вместо положенного огня выдавала какое-то смутное тление. Вероятно, в силу откровенно униженного положения врага. Бывшего врага. Или в силу неистребимой склонности к эстетству, которой Люнеманн в глубине души чрезвычайно стыдился, но поделать ничего не мог. “А вот если бы из людей парень с такой фигуркой”, – подумалось Арийцу, – “и волосами… я бы его на борт взял, да…”

Представить, что случилось бы дальше, Рихард не успел. Потому что его настигла самая бредовая в его жизни идея.

– Ты воевал? – неожиданно резко спросил он.

Ррит вздрогнул.

– Все воевали.

– Кем?

– Зачем тебе это знать?

– Сначала ответь.

– Пилотом, – и добавил с внезапно проснувшейся гордостью, – я командовал одним из отрядов резерва. Доволен, х’манк?

Ариец был без шуток доволен. Оставался последний вопрос, но Рихард был практически уверен в ответе. Он хорошо знал историю второй войны.

– Ты умеешь водить корабли людей?

Ррит наклонил гривастую голову.

Ну да, их же всех учили. Враг нашел способ управлять человеческими кораблями. Сражаться с людьми их собственным оружием. Но люди все равно одержали победу.

Кто бы мог предположить, чем все это закончится. Небрежным вопросом капитана Люнеманна по кличке Ариец:

– Пойдешь ко мне вторым пилотом?

Левое ухо зверюги чуть дернулось.

– Я должен засмеяться? – осведомился он. Такого издевательства даже в теперешнем положении ррит сносить не хотел. Люнеманну это почти понравилось.

– Я говорю вполне серьезно.

– Тогда ты безумный х’манк.

Это тоже было сказано вполне серьезно.

– Не исключено. Так мне идти дальше, или еще поговорить с тобой?

Зверюга приподняла верхнюю губу, но это явно был не оскал, а некое подобие улыбки.

– На каких условиях?

– На тех же, что и вся команда. Подчиняться капитану, не брать с собой вызывающие привыкание и просто сильные наркотики любого рода. И оружие. Ты способен расстаться с ножами?

– А ты видишь при мне ножи?

Действительно, вопрос прозвучал глупо.

Ррит по-звериному склонил голову набок. Вид у него был почти лукавый.

– Знаешь, что бы со мной сделали, явись я сюда с оружием?

На слове “явись” его голос дрогнул, и Рихарду почудилась под внешним спокойствием чужого такая бездна отчаяния, в которую уже давно низверглись и злоба, и ненависть, и жажда мщения, что мурашки пробежались по коже.

– Ты не боишься, х’манк? – продолжила тварь, не дожидаясь ответа.

– А ты собираешься меня убить?

– Нет.

– Ррит не сумеет обмануть человека, – усмехнулся Рихард. – Ты говоришь правду. Кроме того, тебе же нужны деньги. Я оплачу твою работу.

– Хорошо, – безмятежно сказал ррит, – какова цена?

Рихард помедлил. Это не укрылось от собеседника, и в желтых глазах вспыхнул голодный огонек, тут же тщательно придушенный. Десять тысяч за рейс стоил паршивейший пилот-человек, которому только полный отщепенец рискнул бы доверить свою жизнь. Неквалифицированный опустившийся пьянчуга с просроченной лицензией. Наркоман, цепляющийся за самый дешевый курс лечения.

– Две тысячи, – сказал Рихард.

Он предполагал, что для твари это много. Но все равно изумился. Потому что сумма поставила тварь на грань потери самообладания. Он подался вперед, глаза чуть расширились, в них блестели неверие и надежда.

Рихард мысленно сплюнул.

Да этому бы и пяти сотен хватило.

– Согласен, – очень тихо выговорил ррит и тотчас же повторил, – я согласен!

Сейчас бы и сказать, кажется: “А вот хрен тебе, я пошутил”.

Но Рихард удовлетворенно кивнул.

– Тебя как зовут… пилот?

Зверюга смотрела почти преданно.

– Л’тхарна.

– Местер Рихард. Но лучше – просто кэп.

***

Первое воспоминание: по колонии идут экстрим-операторы.

Тебе еще не понятны эти слова, не известно, кто это такие; ты совсем маленький и воспринимаешь мир главным образом через запахи. Ребятня возится во дворе, мальчишки постарше затеяли какую-то игру, но ты еще и игры этой не поймешь, ты просто сидишь, смотришь, чувствуешь, как пахнут разгоряченные тела, азарт и веселье. И вот в этот славный запах вплетается запах х’манков – молочный, безобидный, запах вкусного мяса, в которое хочется впиться зубами. Их ужасающее оружие, клацающее когтями по выщербленному дорожному покрытию, не пахнет ничем. Вообще. Поэтому ты не можешь понять, отчего все разбегаются, жмутся к стенам, почему от взрослых вместо благожелательного внимания веет страхом и задушенной злобой…

Все попрятались. А вы – не успели. Ты сидишь посреди двора вместе с совсем маленькой девочкой, которая еще не может сама встать.

Одна из х’манок останавливается рядом. Ее нукта нюхает вас и оскаливает клыки – каждый длиной в твою руку.

Это потом ты узнаешь, что х’манкам не свойственно вот так покачивать головой из стороны в сторону, вот так ходить, словно пронося за собой хвост, равный по длине собственному телу. Перед тобой не обычный х’манк, – это страшная тварь, экстрим-оператор, одно существо в двух телах. И они двигаются одинаково: маленькая слабая х’манка с огромным крепкобронным чудовищем.

Ты не боишься. Еще не умеешь.

Потом ты узнаешь, сколько сил взрослые кладут на то, чтобы дети воспитывались так же, как тысячу лет назад. Чтобы понимали, в каком в действительности положении находится раса только тогда, когда знание уже не сломает их, а породит ярость в молодых сердцах…

Тебе не понять, о чем говорят самые страшные враги человечества, глядя на вас.

А одна из х’манок сказала товарке:

– Смотри, вот враг и мать врагов.

– Брось, – со смехом ответила ей другая, – смотри, какие славные котята.

И эта другая х’манка погладила тебя по голове.

Ладошка х’манки нежная, как лепесток. Она вкусно пахла, ты с удовольствием нюхал ее. Х’манка ждала, не отнимала руку.

И крохотный враг лизнул её пальцы.

Ты сделал это вовсе не из желания приласкаться. Ты пробовал на вкус, и тёрка на языке ободрала тонкую кожицу х’манки мало не до крови. Но зрелище так насмешило всех х’манок, что и эта простила глупого малыша.

Они ушли, веселясь.

Это потом ты узнал, что в тот раз они никого не убили.

***

Несметной казне, ждущей капитана Люнеманна в утробе невидимого грузовоза, долго еще предстояло плыть по чужому космосу. Время у него было, хотя и в ограниченных количествах. Он выдал второму пилоту аванс (полторы сотни – в средней руки ресторанчике пообедать) и согласился подождать час, пока тот отдаст деньги семье. Рихард никогда не думал, что морда ррит может выражать такие чувства. Он, как большинство людей, полагал, что в основе поведения зверюг лежит агрессия, а все остальное к ней прилагается по минимуму. Выражение устремленных на него золотых глаз изумляло, но было приятно. Капитан все более уверялся в правильности своего решения. Еще вопрос, кто окажется надежней в ином случае – человек или вот эта злосчастная тварь.

Кстати, в этом самом ином случае результативнее ррит может быть только боевой дракон. Но дракона достать нереально.

И грива шоколадная радовала взор, и четкий рельеф нечеловеческих мускулов под одеждой. И татуировка, обнаружившаяся на левой икре – замысловатая арабеска в четыре цвета, вроде стилизованной орхидеи.

Только пасть портила картину.

На пасть Рихард старался не смотреть.

Вопреки звонкому прозвищу, Ариец отнюдь не был “наци”. Один из трех техников принадлежал к расе нкхва, и вот как раз этот нкхва по имени Хкасо и был самым популярным на корабле разумным, ибо обожал кулинарию и пользовался у нее взаимностью. Сухим пайком “Элиза” питалась крайне редко. Помимо нкхва, пару рейсов в качестве штурмана на “Элизе” отлетал цаосц, и тоже все прошло хорошо.

Но сейчас расовое происхождение нового члена экипажа вызывало у Рихарда беспокойство.

Он заранее отписал всем короткие сообщения, созвав команду на корабль. Они сидели в кают-компании, за общим столом, ожидая капитана. Как всегда. Штурман, техники, программист, инженер, врач и пятеро крепких парней без определенной профессии. То есть функцию их все понимали, только вслух об этом говорить считалось плохой приметой.

Рихард сжал зубы.

Ррит остановился за его плечом, бесшумный и напряженный. Человек чувствовал его спиной. Жаркая тень. Л’тхарна не мог спрятаться за ним, потому что просто был выше, хоть и ненамного, где-то на полголовы. Но очень хотел спрятаться. Ощущение было своеобразное.

Капитан поймал себя на мысли, что впервые назвал тварь по имени.

На них пялились. Кто-то присвистнул. Кто-то сказал “Ё!”

– Знакомьтесь, джентльмены, это наш новый пилот.

Повисло молчание.

Долгое.

– Никакой культуры общения, – вставил шпильку Ариец. Он понимал, что сейчас начнется выяснение деталей, и собирался в нападение вместо защиты.

Команда молчала.

– Ну? – с неудовольствием бросил Рихард: этот речевой паралич начал его раздражать.

– Кэп! – наконец сдавленно сипнул Джига.

– Что?

– Это же ррит!

– Да? – удивился Рихард. – А я думал, нкхва.

– Мне тоже сначала показалось, – ернически квакнул Хкасо, но осекся под тяжелым взглядом.

– Прошу любить, но потом не жаловаться, – стандартная капитанская фраза прозвучала по-новому. – Л’тхарна. Мы поднимаемся через час, так что приветствия и пожимание рук прошу уложить в минимум времени.

Конечно, никто не шевельнулся.

Люнеманн уже собрался хлопнуть в ладоши и объявить “Джентльмены, идем на старт”, когда его инженер снова заговорил.

– Рих, – тихо сказал Джига, – не знаю, где ты упал и чем ушибся, но это не смешно. Выставь ЭТО с “Элизы”. Сейчас. Я люблю твой корабль. Ты меня давно знаешь. Я прошу.

И Джига сглотнул, потому что голубые глаза Рихарда побелели. Перед ним встал уже не славный парень Рих, которого Джига знал без малого двадцать лет.

Пират по кличке Ариец.

– Джентльмены, – слова падали как свинцовые чушки, – мы сейчас пойдем в рейс. Это будет такой рейс, которого вы в своей жизни еще не видели и не увидите больше. Время не ждет. Мне нужен второй пилот. Если здесь сидят “наци”, то пусть они платят мне неустойку и выметаются.

Рихард чувствовал себя идиотом из-за того, что приходится защищать зверюгу от своих. Но что ему оставалось? Не устраивать же коллективную травлю, это, во-первых, глупо, во-вторых, гнусно, а в-третьих, Л’тхарна все-таки ррит. Мало ли что он выкинет, если его довести. Да, в этом смысле есть некоторая опасность, но доводить-то зачем?

Он не видел, какими глазами смотрит на него тварь.

В ответ – полное молчание.

Один из пятерых сделал Рихарду знак – им все равно.

Хоть что-то хорошее.

– Я остаюсь, – хмуро сказал Джига. – Но моя каюта рядом с каютой Джонни. Рядом с этим я находиться не желаю.

– Майк, – сказал Рихард, – переедешь в джонниевскую нору?

Медик кивнул. Его каюта располагалась в конце коридора. Второй шла капитанская.

– Все высказались? – почти злобно поинтересовался Рихард. – Джентльмены, идем на старт.

Мирно, не торопясь, шел контрабандный биопластик к нежному капитану Люнеманну.

Только после старта Ариец доложился команде о планах. Так водилось. Во избежание утечки сведений. Команда была впечатлена по самое не могу; особенно когда Рихард специально оговорил, что делиться добыча будет по обычной схеме. По обычной схеме каждому доставались такие миллионы, что сертификат законопослушного гражданина и дом с садом на Древней Земле ждали тех, кто решил бы закончить на этом деле пиратскую жизнь. Нкхва получал практически столько же, человеческие деньги вполне конвертировались в нкхварные.

Зверюга, разумеется, при докладе не присутствовала. Находилась на рабочем месте.

– Да, – сказал Джига, когда они с Рихардом вдвоем пили коньяк в кэп-каюте, – я теперь понимаю, почему ты такое отчебучил. Я бы тоже хоть черта из пекла пилотом взял. Уважаю.

Ариец только ухмыльнулся.

Л’тхарна вел себя послушно. И тихо. Конфликтов с командой не было, потому что команда с ним не общалась. Наотрез отказывались даже передавать распоряжения капитана, так что беседовать с тварью Рихарду всякий раз приходилось самому.

Нельзя сказать, чтобы это его тяготило. Видеть, как у кого-то при виде тебя глаза загораются радостью, всегда приятно. Даже если это желтые глаза одного из тех, кто до сих пор считается самым страшным врагом человечества. Страшнее не видывали…

А пилотом он был хорошим. Очень. Даже неуютно делалось. У ррит реакция впятеро лучше, чем у людей, соревнование в скорости Рихард однозначно второму пилоту проигрывал, и сетовать на это было так же глупо, как на то, что родился человеком. Люди – доминирующая раса Галактики, в конце концов. Но Арийцу все равно не хотелось распространения этой информации в среде экипажа.

Он и не опасался распространения. Кто бы рассказывал?

Грузовоз уже засекли. До сближения оставалось девятнадцать условных суток. Вроде, все шло тихо. Ариец прислушивался к собственной интуиции: полное отсутствие дурных предчувствий было бы плохим знаком, но дурные предчувствия у Люнеманна имелись. Смутные, бесформенные и непонятно к чему относящиеся.

Лучший вариант. У всякого человека есть впереди какая-то гадость, но неудачный рейс обыкновенно Ариец видел внутренним взором ясно, как в кино.

Настроение у него стабильно держалось хорошее. Потому однажды, дойдя до двери кэп-каюты, он бросил взгляд в конец коридора и подумал, что интересно бы посмотреть, чем занимается на досуге второй пилот.

Предупреждать о появлении себя начальство не стало.

Л’тхарна сидел на полу и плел косички. Увидев капитана, он вздрогнул и так и остался сидеть с недоплетенным шнуром собственных волос в пальцах.

Людской мебелью он, видимо, принципиально не пользовался. На корабле все было складное-разборное, так вот ровным счетом ничего второй пилот не собрал. Ни кровати, ни стола со стульями, ни полок.

Рихард ободряюще улыбнулся ему.

Вместо того чтобы встать, как сделал бы человек, ррит наклонил голову – доплетенная коса скользнула на пол с плеча – и прижал уши. Жест показался Люнеманну потешным. Впервые. Обычно люди над ррит не смеялись. Над кем угодно смеялись, но не над ррит.

Что ему, собственно, здесь понадобилось, и что сказать, Ариец не знал. Поэтому сказал первое, что пришло в голову:

– На чем же ты спишь?

– На полу, – послушно ответил Л’тхарна, чуть удивившись. И, помедлив, спросил, – А х’манки на чем?

Рихард прошел мимо него, отбросил настенный щиток и, щелкнув пару кнопок, разложил кровать. Стандартная корабельная мебель, жесткая, но довольно широкая – все равно складная, места много не займет.

– Вот.

– А зачем х’манки спят на полках?

– Теплее, – пожал плечами Рихард. – Уютнее.

Ррит моргнул. Золотые глаза; черные, словно подведенные края век.

– А зачем?

– Что – зачем?

– Теплее. Можно привыкнуть. Стать слабым.

Люнеманн усмехнулся свысока. То-то вы, сильные, гроши у охраны выпрашивали...

Кто бишь сказал-то это, вроде, даже и не человек. Анкайи, насколько ему вспоминалось. “В противостоянии воина и торговца торговец побеждает не сразу. Но всегда”. Ррит представить не может, с каким остервенением можно защищать свою слабость и зависимость.

– Х’манки слабы? – спросил человек.

Л’тхарна молча склонил голову. Нетвердыми пальцами начал доплетать косичку.

“Не нужно так его дразнить”, – подумал Рихард.

“Я недоумок”, – подумал Л’тхарна. – “Этот х’манк еще самый лучший из них, а я его злю”.

– Х’манки правят всем, – ответила зверюга. – Я больше не стану говорить глупости. Местер Рихард, прости меня, – и неожиданно добавила. – Я теперь тоже буду спать на полке.

Рихард рассмеялся. И вдруг, протянув руку, погладил ррит по голове. По шоколадной гриве, гладкой и прохладной на ощупь, по бархатистому уху с медным кольцом серьги.

Очень страшный враг. Особенно вот с таким выражением морды.

Люнеманн впервые стоял так близко к представителю самой враждебной человечеству расы. Раньше он не знал, что ррит пахнут. Довольно заметно даже для слабого человеческого обоняния; приятно. Сладкий, темный, теплый запах, а сравнить его не с чем – на Земле таких нет…

Разве что кемайл напоминает.

***

Детство. Сквозь все, что хранится в памяти, проступает одно, неистребимое: подводит живот.

Голод.

Еды мало, плохой, и той не всегда. Но взрослые словно не понимают этого. Ты состоишь из костей и мышц, воинский наставник безжалостно гоняет вас, свору мальчишек, которая мало-помалу становится отрядом; ты – маленькая молния, до безумия гордая своими метательными ножами на поясе и медными кольцами в ушах. Взрослые женщины смотрят на тебя и улыбаются.

Они редко улыбаются. Взгляды их тяжелы, не всякий мужчина осмелится посмотреть им в глаза.

Ты помнишь, как твой наставник спорит с Цмайши, главой женщин. Долго. Она уже рычит на него, но он по-прежнему стоит на своем, и тогда она бросает с сердцем:

– Ты можешь сколько угодно печься о своей чести. Но сначала убей детей, которые хотят есть!

Наставник, ничего не сказав, поворачивается и уходит.

Вечером будет пир. Много еды, неописуемо вкусной, настоящее мясо, а не гадкие заменители, от которых болит живот и нет силы в мышцах. Это враг может есть траву, зерна и испражнения животных, а люди питаются мясом. Ты даже не замечаешь, что взрослые почти не едят сами, кормят вас.

А наставник сидит в стороне, молча, черный от мрака в душе, и Цмайши хлопочет над его свежими ранами.

Ты прихватываешь со стола кусок и подходишь. Детской наивности хватает, чтобы спросить сочувственно:

– Почему ты хмурый, наставник? Ты проиграл сражение?

Наставник медленно переводит на тебя глаза. Узнает не сразу.

– Нет, – тихо отвечает он. – Если б я проиграл, пира бы не было…

– Тогда почему ты в унынии? Это же почетные шрамы.

И от взгляда наставника тебе становится страшно.

– В ЭТИХ шрамах, мальчик, нет ничего почетного.

Потом тебе шепотом объяснят, что такое гладиаторские бои.

***

– Джентльмены! – сухо сказал Ариец. В глазах его стояло неподвижное пламя. – Через два часа наши денежки прилетят в зону схождения. Я всем сердцем надеюсь, что вы любите их так же, как я, и не отступите перед трудностями.

– К насильственной стыковке корабль готов, – отозвался нкхва и, не удержавшись, добавил, – бедная “Элиза”…

– Сейчас станет богатой, – хохотнул Джига.

Нервы команды звенели, как струны. Тонкий лязг оставался в воздухе. Кто-то помянул, что неплохо бы было сюда дракона: это соображение всех уже достало, и помянувшего обругали. Сканеры различили в фоновом сигнале бортовой номер грузовоза. “Элиза” сменила курс: не в меру разумная пиявка тихонько подбиралась к киту.

Чатак, инженер, принял местную передачу от капитана грузовоза. Тот здоровался и спрашивал, почему борт H-67805, многоцелевая шхуна модели “PrincessLeya-4F”, идет таким странным образом, космос, что ли, тесен?

“Элиза” не ответила.

Десантная пятерка, штурман, инженер и два техника ушли в стыковочный отсек.

В рубке остались пилоты. Оба. Иначе никак: такую сложную операцию, как насильственная стыковка, в одиночку не проведешь. Два пилота, человек и не человек.